— Давай, Врам, давай! Жми! Бей, Колон! Врам, на сдавай! Колон, жми! Ногой его, ногой! Зубами!!! Колон! Врам! Пни! Жми! Дави! Бей!..
Два полуголых борца топтались на окруженном вопящими зрителями пятачке, стискивая потные тела друг друга огромными мускулистыми руками в некоем подобии братских объятий. Состязания давно уже перешли в ту стадию, когда наблюдатели и болельщики распаляются не меньше самих участников, подогретые обильными закусками и молодым вином. Таким разгоряченным людям все труднее оставаться простыми зрителями, и вот уже вспыхивают на вытоптанном пятачке посреди двора короткие поединки, совершенно не предусмотренные первоначальным списком состязаний. Хорошо еще, что шли поединки борцовские, без использования благородной стали, а большинство местных аристократов считают этот вид соревнований «черным», неподходящим для знати, что несколько охлаждает их пыл. А то, пока шли бои мечников, двое восторженных юнцов успели-таки отличиться, с воплями прорвавшись в круг и бросив вызов двум разным победителям. Первый в результате получил рукоятью меча по затылку от одного из Драконов, второму же повезло меньше. Меч громилы из свиты мелкого местного короля, имени которого Конан не запомнил (и почему это так всегда бывает – чем меньше у короля королевство – тем больше и пышнее его свита?!) не вовремя соскользнул, и теперь опытный местный лекарь где-то внутри замка зашивал то, что осталось у несчастного юноши от левой ладони.
Подремать, как он грозился, Конану не удалось. И вовсе не потому, что прямо над ухом постоянно орали, а меньше чем в десятке шагов надсадно хэкали поединщики и гремело друг о дружку разнообразное оружие. Когда хотел, Конан мог, конечно, довольно крепко заснуть и не в такой обстановке. Например – на «Тигрице» во время нехилого шторма, он, говорят, храпел так, что порой перекрывал раскаты грома и грохот горообразных волн о скалы. Ну, во всяком случае, так ему когда-то говорили соратники…
Просто у местных паланкинов были жутко неудобные очень низкие кресла.
Во внутренний двор – три высоких лестничных пролета и длинный коридор гостевого крыла – Конана, конечно же, доставили именно в нем. В паланкине, то есть. И это уже почти что и не вызвало у него раздражения – то ли привыкать потихоньку начал, то ли общая тревожность не позволяла более отвлекаться на подобные мелочи. Хуже было другое – во дворе покинуть неудобное кресло Конану так и не позволили. Он надеялся, что по прибытии к ристалищу пыхтящие и обливающиеся потом под непомерным весом носильщики перегрузят его персону в другое кресло. Более удобное. Или хотя бы на скамеечку с ненавистной подушечкой, как уже было в пиршественном зале. Скамейка та, по крайней мере, была вполне нормальной высоты, и позволяла выпрямить ноги, в паланкиновском же креслице Конан буквально скреб коленями уши. Или наоборот. Короче – имел полное основание желать как можно скорее оное креслице покинуть.
Но не тут-то было!
Потные слуги проволокли носилки — вместе с жутким креслицем и трясущимся в нем Конаном — по всему двору и водрузили на расположенную в месте лучшего обзора специальную подставку. После чего быстренько отогнули передние занавески, закрепив их на решетчатой крыше и превратив до этого закрытую со всех сторон коробочку паланкина в некое подобие ложи. Ноги Конану заботливо укутали теплым шерстяным пледом, после чего он окончательно и затосковал, поняв, что выпрямить их ему сегодня вечером, похоже, так и не удастся. От Конана явно ожидали, что смотреть увлекательнейшее действо он будет не двигаясь с места. Что ж, неудобное кресло – далеко не самое страшное испытание, выпавшее Конану на протяжении его длинной и бурной жизни. Как-нибудь и это перетерпится.
Тем более что место было хотя и неудобным, но весьма почетным – справа от конановского паланкина разместился сам его асгалунское величество Зиллах со свитой и охранниками. Охранников было шестеро. Четверо – вполне обычнее люди, сопят, с ноги на ногу переминаются, один вон даже со служанкой перемигнуться успел и теперь сияет, как свеженадраенная бляшка его же собственных доспехов – его казарменная постель этой ночью, похоже, будет не такой уж неуютной и холодной. А вот двое…
Конан пригляделся к этим двоим странным охранникам повнимательнее – не в упор, конечно, пригляделся, краем глаза, стараясь даже головы в их сторону лишний раз не поворачивать.
Конечно, если бы не слова Квентия, сам Конан вряд ли заподозрил бы в этих стражниках цыгу – ни тебе ритуальных черно-желтых многослойных одежд, ни клановой раскраски на лицах, ни даже традиционно выставляемых на показ длинных косичек с вплетенными в них свинцовыми шариками или даже острыми как бритва обсидиановыми лезвиями. Обычная форма обычных стражников. Косы, даже если они и есть, убраны под кожаные шлемы. Слишком, пожалуй, маленький рост для стражников, да морды явно рассветные, с желтоватой кожей и узким разрезом глаз, а так – ничего необычного.
Впрочем, нет, Даже не будь слов Квентия, Конан все равно обратил бы на них внимание. Слишком уж отличалось их поведение от поведения остальных стражников.
Они стояли совершенно неподвижно, словно две невысокие скульптуры, поставленные зачем-то чуть сзади и по бокам тронного кресла Зиллаха. У них не двигались даже глаза, устремленные, казалось, в какую-то немыслимую даль. Слухи утверждали, что именно такая каменная неподвижность и отсутствие конкретного объекта сосредоточения для глаза позволяет цыгу видеть не что-то одно, а сразу все вокруг – даже то, что происходит у них за спиной. Конан не был уверен, что слухи не преувеличивают, но знал, что по той или иной причине пока еще никому не удавалось застать цыгу врасплох, подкравшись к ним с тыла. Своих драконов, стоящих позади паланкина, Конан видеть не мог, и ему оставалось только надеяться, что они выглядят хотя бы вполовину так же безупречно, как личные охранники Зиллаха. Впрочем, Квентий — стражник опытный и человек умный, должен был позаботиться…
— Ваше величество, я бы советовал тебе проснуться и склонить сюда свое королевское ухо. Иначе завтра, может статься, тебе уже нечего будет склонять.
Легок на помине!
Квентий протиснулся откуда-то сзади и теперь присел на каменную ступеньку чуть ниже паланкина. Лицо его выражало презрительную скуку. Ни дать ни взять – утомившийся стоять придворный решил слегка отдохнуть поблизости от своего короля. Наверняка близкий к трону придворный, может быть, даже и фаворит – не зря же расселся так уверенно, знает, что король его не прогонит. А, может, старый король просто спит и не замечает, что на ступеньках его трона прочно обосновались разные выскочки… Сквозь слегка прижмуренные веки Конан заметил несколько оценивающих взглядов в их сторону, но понять, о чем именно думали смотрящие, не смог – слишком далеко.
Квентий поерзал, устраиваясь поудобнее. На борцов он поглядывал с ленивым неодобрением. На Конана же не смотрел вообще, только морщился и тихо шипел в его сторону, а подергивающиеся при этом губы издалека вполне могли сойти за гримаску общего недовольства. Конан внутренне напрягся, еще больше уйдя в кресло и опустив голову чуть ли не ниже коленей.
— Срочное сообщение от конфидентов Гленнора. Ты был прав – опять Шушан. Они собираются убить Зиллаха – завтра, во время торжественной церемонии, прямо на площади.
Может показаться странным, но услышанное Конана успокоило. Подлость одного из местных королей была привычной и понятной, с ней можно было бороться. Значит, не зря был этот ознобный жар по позвоночнику — не разучился еще определять надвигающуюся опасность коронованный выходец из дикой Киммерии. Вот оно.
— Идиоты! – выдохнул Конан почти беззвучно, представив залитый кровью и заваленный обрубками тел торговый город Асгалун. Бывший торговый город, если намеченное убийство завтра действительно произойдет. Потому что десяток пошедших вразнос после смерти хозяина цыгу – это не просто страшно. Об этом и через десятки зим будут рассказывать жуткие легенды долгими зимними вечерами своим правнукам — те, кто выживет. И будет их немного. Выживших, а не жутких легенд… — Идиоты… Или – умные сволочи.
Квентий еле заметно кивнул головой, продолжая презрительно морщиться.
— Именно. Войска нашего дражайшего Селига в дневном переходе от города. Завтра с самого утра они тронутся в путь. Официально – чтобы принять участие в церемонии, пусть и не с самого начала. Все просчитано – они придут в Асгалун к вечеру. Через несколько часов после убийства Зиллаха
Ловко.
К вечеру. Когда в городе уже почти не останется живых, а израненные и уставшие цыгу сделаются вполне доступной добычей. Те из них, которые к тому времени не будут убиты и не покончат с собой, как делают многие из них, отомстив за убитого командира. К приходу шушанских «освободителей» в Асгалуне не останется боеспособных стражников и действующего правительства – об этом цыгу позаботятся в первую очередь. А уцелевшие жители на руках будут носить любую армию, избавившую их от подобного кошмара…
— Возможно, они узнают о трагедии еще днем, от беженцев. И будут очень торопиться. Но все равно опоздают…
— Ловко.
— Соседи не смогут возразить – он не захватчик, он освободитель. И, к тому же, – он не против объединения Шема под властью достойного короля – он так и объявит, сразу же, завтра вечером. И сразу же разошлет гонцов – думаю, письма уже готовы. Он не захватчик, он – освободитель, и готов передать власть в руки нового законного короля…
А вот это может и сработать. Человек, захвативший трон и тут же во всеуслышание от него отказавшийся, вызывает невольное уважение. Черни такое понравится. Да что там черни! Даже самые знатные купеческие семейства проглотят – и не подавятся. И его же мгновенно обратно и выдвинут. Еще и торопиться будут – кто быстрее. А если еще и есть среди этих семейств пара-другая, для кого все эти события вовсе не окажутся такой уж неожиданностью…
Не просто может сработать – сработает обязательно.
— Конан, проснись! Надо что-то делать!..
Селиг Первый, Верховный Король всего Шема…
Конан покатал мысленно такое титулование, разглядывая его с разных сторон. А что? Не такой уж и плохой правитель может получиться… Молодой, ретивый… Атенаис он вчера, вроде бы, по душе пришелся. Да и она ему, похоже, не противна, весь вечер вокруг нее увивался…
— Как его убьют?
— Арбалет. С крыши одного из окружающих площадь зданий. Они используют не простые болты, а стрелы типа «драконий язык» или «черный веер», чтобы уж наверняка…
Неплохо. «Драконьим языком» назывались стрелы, которые при попадании в цель взрывались внутри тела жертвы сотнями острейших лезвий и превращали внутренности в кашу. От таких стрел ран не бывает, любое попадание смертельно. «Черный веер» добавлял каждому осколку еще и капдю мгновенно действующего яда. Предусмотрительно. Даже, пожалуй, слишком. Но кто сказал, что крайняя предусмотрительность – это плохо?.. Молод, ретив, решителен, предусмотрителен и умен – вон какую штуку задумал и уже почти что провернул! Если, конечно, сумеет он сам уцелеть в завтрашней мясорубке…
Автор публикации
