Первый спор
Пилота звали Тедом. У него были еще значащие наименования — Теодор Лендер, Тед, пилот, напарник, алкаш и еще несколько, и если часть из них рыжему была понятна, то логику возникновения других он даже и не пытался уловить. Люди странные. Это данность. Важно, что в режиме «здесь и сейчас» программа вычленила наименование «Тед» как наиболее часто употребимое для обозначения объекта, ранее идентифицируемого как «пилот-напарник-алкаш-Теодор-Лендер-Тед». Своя логика в подобной замене была — имя Тед намного короче и более удобно как в произношении, так и в восприятии.
Разные люди в разных компаниях присваивают друг другу разные наименования. Эти вот, например, предпочитали идентифицировать друг друга по именам, а не по фамилиям, должностям или кличкам. Принято как данность. Если рыжий хочет быть среди этих людей своим и не вызывать подозрений и отторжения — он тоже должен играть по принятым у них правилам. И в первую очередь перестать думать о себе как о рыжем-киборге-DEX’е или сорванной «шестерке». У него в этом социуме есть собственное наименование.
Дэн.
Короткое, удобное, не вызывает негативных эмо-реакций. Не паскуда, не тварь, не жестянка, не рыжий урод, не тупое ебло, не… самое страшное, запрятанное глубже прочего — не DEX. Дэн. Просто Дэн. С небольшими вариациями.
— Дэнька, ну че ты в самом деле, ну какие астероидные потоки?! Да сроду я в том секторе не видал ничего, крупнее крысиных орешков!
Ну или вот — Дэнька. Одна из вариаций. Приемлемо. Одобрено. Занесено в память. Хорошо. Есть еще Денис. Так называл его капитан в разговоре с доктором. И это тоже хорошо — имитация личности работает лучше, если есть в памяти конкретный образец для подражания. Денис Воронцов, навигатор — хороший образец. Пока — лучший. Потом можно будет выбрать другой. Если возникнет необходимость. Потом. А пока — Денис. Дэнька. Дэн.
Дэн посмотрел на Теда, изогнув левую бровь — так обычно делал навигатор на «Черной звезде», если был с чем-то не согласен, но при этом не собирался ни отстаивать свою точку зрения до победного конца, ни отказываться от нее. Подходящую фразу подсказала та же программа:
— Значит, тебе везло. До сих пор.
— Ха! Так и я же о том! Я вообще везучий. Значит, и дальше будет везти!
— Может быть.
— Вот же зануда! И далась тебе эта Л-25, до нее же лететь почти в два раза дальше!
— Зато на выходе ближе.
— Ха, на выходе! Так это еще когда будет! А сейчас-то дальше. И скучнее, ну сам посмотри, ну глушь же редкостная эта твоя элька, там наверняка не с кем будет даже и рядом-то полетать!
Рыжий осторожно пожал плечами, но отвечать не стал. Не потому, что пилот злился и ругался — как ни странно, но делал он это почти беззлобно, с минимальной агрессивностью. Более того — в процессе перебранки агрессивность почему-то не возрастала, как ей было положено, а падала. Это было странно и нелогично. Противоречило всему накопленному опыту. Но при этом — полезно. И приятно. Настолько, что очень хотелось продолжать.
Только вот за их разговором уже несколько долгих секунд наблюдал капитан, закончивший ругаться с доктором и неслышно вышедший из медотсека. Теперь он стоял у входа в пультогостиную и сверлил Дэна ненавидящим взглядом. И вот его-то агрессивность ничуть не снизилась во время ругани с доктором. Да и сейчас только росла — с каждым услышанным словом.
Молчание в такой ситуации было оптимальным вариантом поведения.
Раздосадованный пилот рубанул рукой по вееру вирт-экранов, заставив их недовольно заколыхаться, дернул себя за выбившуюся из-под красной банданы челку, крутанулся в кресле — и наконец-то тоже заметил капитана. Обрадовался.
— Дэнька, а давай капитана спросим, пусть он решает! Капитан, у нас тут как раз вопрос возник…
Теперь Дэн и сам мог повернуть голову и рассмотреть человека, от которого в ближайший месяц будет зависеть его жизнь. Раньше не было возможности сделать это в достаточной мере естественно и ненавязчиво. Теперь есть. Можно смотреть. Анализировать. Делать выводы. Главное — держать типовое выражение лица номер четыре. Легкий спокойный интерес. Просто легкий спокойный интерес. Ничего более.
А что при этом давление зашкаливает и сердце колотится о стиснутые зубы — этого все равно не сможет заметить ни один человек.
Ничего экстраординарного, просто паническая атака. Нормальная реакция человеческой составляющей на близость потенциальной опасности. И полезная: стимулирует выработку нужных гормонов без перехода в боевой режим и лишних затрат энергии.
Капитан. Бывший космодесантник. В неплохой физической форме для человека его хромосомно-возрастных стандартов. Злющий, как крысопаук в период гона, на Селесте от них спасения не было. Агрессивен и до ушей залит норадреналином, это даже пилот почувствовал, подобрался и перестал хохмить через слово. Опытный. Умный. Сдержанный. Смертельно опасный. Капитан. Главный на корабле. Тот, от кого зависят все и вся, чье слово закон. Уже это само по себе делает его одним из самых опасных членов экипажа. В чем-то даже опаснее пилота. К тому же — злой, агрессивный, раздраженный, готовый вот-вот взорваться. Змея, стоящая на хвосте и способная в любой миг нанести смертельный удар. Киборг в боевом режиме.
И все-таки…
И все-таки — не стопроцентный максуайтер. Потому что доктора так и не ударил. Умеет сдерживаться. Когда считает это нужным. Становится ли он от этого менее опасным? Лишний вопрос.
Конечно же нет.
— Капитан, как вы думаете?
Пилот крутится в кресле, сияет улыбкой. Словно специально провоцирует капитана, усиливая и так немалое раздражение, и совершенно не замечает этого. Он, наверное, действительно был везунчиком и никогда не встречал настолько опасных людей. Потому и не знает, как хрупка стеклянная ярость, от которой у капитана вымораживаются не только глаза, но и все лицо костенеет. Как легко она может взорваться веером смертоносных осколков.
— Дэн предлагает Л-25, но до нее дальше лететь.
Капитана аж перекашивает. Промолчать. И весь удар, если вдруг что, достанется пилоту как провокатору и основному раздражающему фактору…
— Зато выйдем ближе. В итоге часа два сэкономим.
Голос нейтральный. Насколько возможно. Программа категорически не советует, раз за разом сообщая, что оптимальное решение — промолчать. Рыжий блокирует ее — раз за разом. Не рыжий. Дэн. Дэн знает, что прав. Это сработает. Хотя и не понимает, почему. Но глупо не пользоваться тем, что работает, только потому, что не понимаешь — как оно работает. Нерационально. Нелогично. Неправильно.
— Зато до Д-3 — по прямой, меньший расход топлива!
— Зато там район повышенной метеорной угрозы.
— Да я там отродясь ни одного куска крупнее… хм… ореха не видел!
— Хочешь увидеть?
Она действительно работает, эта странная перебранка, так похожая — и так не похожая на ссору. Агрессивность снижается не только у пилота — у капитана тоже. Хотя он не участвовал, только слушал. Но — снижается. Это хорошо. Плохо, что лететь придется все же через Д-3. Агрессивность капитана снизилась достаточно, чтобы он вспомнил, на кого она была направлена изначально. Не на пилота. Заранее понятно, чью сторону он примет в споре. Дэну в общем-то все равно, только вот почему-то очень не хочется лететь именно через эту конкретную станцию гашения. Наверняка этому есть какие-то логические объяснения, и если покопаться, он бы их обнаружил. Было бы время. Может быть, даже удалось бы заставить капитана передумать. Хотя агрессивность его от этого наверняка бы возросла…
— Давайте через Л-25, — бросает капитан сквозь зубы. Злится. По мышцам его лица при этом проходит судорога, словно он лизнул незаизолированный вывод аккумулятора под умеренным напряжением. Но, вопреки опасениям, агрессивность возрастает не сильно — намного меньше, чем успела снизиться.
— Ну вот, — раздосадовано тянет Тед, разворачиваясь обратно к пульту. — А я-то надеялся погонять… Что там у тебя с параметрами подхода?
— Лови.
Дэн тоже смотрит на вирт-экранчики. Ему вовсе не обязательно смотреть на капитана, чтобы ощущать его недовольство. Этого выражения лица нет в базе типовых, и Дэн заносит его туда под номером 162 и условным обозначением «за что мне это?!». Он не понимает, как эти слова соотносятся с выражением, но именно их капитан так и не произнес вслух, закатывая глаза. Только губами наметил. Дэн умел читать по губам — и для этого ему вовсе не надо было смотреть человеку в лицо.
Капитан еще некоторое время помялся за спиной, попереступал с ноги на ногу (агрессивность его при этом колебалась, но все же демонстрировала легкую тенденцию к снижению, а вот смущение росло). Потом недовольно буркнул:
— Ну, вы работайте, работайте…
И ушел к шлюзу — встречать пассажиров.
Дэн вознаградил себя ложкой сгущенки — его предварительный анализ все-таки оказался верным. Капитан, конечно, опасен. Но не запредельно. Максуайтерность повышенная, да, но не зашкаливает. Есть шансы, что и в открытом космосе ничего не изменится. Главное — реже попадаться на глаза и не злить лишний раз. Это все равно не надолго. Выдержать несколько прыжков. И сойти на первой же подходящей планете, на которой не будет филиала DEX-компани. Похоже, выжить тут будет не так уж и сложно…
Свою ошибку Дэн осознал через одиннадцать минут и двадцать три секунды — когда появились пассажиры. Но было поздно.
Смутные подозрения возникли у Лиссы еще тогда, когда технолог представился. Но опознать в молодом парне, пусть и в профессиональном прикиде, легендарного разработчика оказалось трудновато. Проще было поверить в случайное совпадение имен. А наличие серебристого комбинезона объяснить тем, что парень получил его на время стажировки.
Биографию Андрея Ветрова без запинок мог пересказать любой гражданин Федерации. Знакомить с его разработками детей начинали едва ли не с четырехлетнего возраста. Но на всех фотоснимках, голографиях и трансляциях виртуальных конференций известный изобретатель выглядел как мужчина сорока лет, выше среднего роста, умеренно широкий в плечах, с четким мужественным профилем, высоким лбом, орлиным взглядом и сантиметровым ежиком пепельных волос. Ветров был стопроцентным и совершенно недостижимым идеалом – он всегда идеально выглядел; умел идеально организовать свой график; идеально совмещал работу, отдых, спорт и социальную активность; и с идеальной пунктуальностью выдавать на-гора новые открытия, книги и научные статьи. Правда, особо не скрывалось, но и не афишировалось, что представляемый повсеместно образ всего лишь аватар – но это объяснялось тем, что даже гений, является гражданином и имеет право на обычное существование, не омраченное назойливыми толпами поклонников и фанатов. Зато сведения о профессиональном развитии и научных открытиях соответствовали истине до последней буквы. Двадцатидвухлетний Андрей мог это подтвердить.
Он действительно разработал антигранный пояс, с помощью которого можно подняться на высоту до десяти метров. Сконструировал мобильный кухонный комплекс для домохозяек. Придумал четыре модели топомических ящиков для хранения различных продуктов – идею тут же приняли в производство два крупнейших изготовителя домашней еды. Скомпилировал универсальную обучающую программу для равнозначного развития обоих полушарий мозга. Усовершенствовал бытовой комбайн, расширив спектр выполняемых им операций от девятнадцати до шестидесяти четырех. И еще любезно презентовал обществу четырнадцать полезных и интересных изобретений для различных отраслей производства, жизнедеятельности, образования. Правда, никто не подозревал, что в изобретательство молодой технолог подался от безысходности и элементарного желания выжить.
— Андрей, если ты не соврал… — голос Лиссы предательски дрогнул, — да нет, верю. Но что теперь будет? Ведь когда вскроется…
— А у них мозгов не хватит переломать мою прогу, — технолог пренебрежительно усмехнулся. – Так что не бойся – за соучастие в антисоциальных деяниях тебя не загребут.
— Я не к тому… — Лисса окончательно запуталась. – Слишком много всего случилось, надо это как-то осмыслить, — девушка скомкано попрощалась и ушла к себе.
Андрей пожал плечами – ему тоже хотелось обдумать и проанализировать и свои действия, и неожиданное знакомство с соседкой, и ситуацию в целом. Впрочем, с племянницей Юлия Морского технолог был знаком уже давно. Заочно: по книгам, творческим страничкам, по рассказам ее дяди. А еще по переписке, которую она вела со своими поклонниками на форуме фанклуба. Заглянуть даже в закодированные разделы для умелого технограмиста не составляло труда, тем более, что большую часть программного обеспечения написал он сам. По просьбе Юлия. В течение одной ночи…
…Ночи, которой предшествовали два мучительных года в спецучреждении для случайных детей, от неблагонадежных или в чем-то провинившихся родителей. В официальных отчетах все то, что вытворяли над малолетками, благозвучно именовалось «процессами первичного и вторичного воспитания, с темпераментной и адаптационной социализацией». А на деле относилось к категории «моральных и физических издевательств повышенной жестокости». Этих детей никто не ценил, не жалел и не любил. Многие из них вообще не должны были появиться на свет, так как их родители не смогли заслужить право на рождение малыша, а «ликвидацию плода» по медицинским, психологическим или иным причинам сделать было категорически нельзя.
С Андреем было еще хуже. Если документально лишний ребенок попадал в этот ад с момента рождения, следовательно, не видал ничего иного и не узнал нормального обращения, то и приспособиться ему было легче. Ветров попал в приют в семилетнем возрасте, и потому отлично помнил свою прежнюю жизнь…
…Ксандру Ветрову, сыну действующего военного, на момент знакомства с Кристианой Сонцевой было семнадцать. Девушка на год старше. Дети из примерных семей, с предрасположенностью к теоретическим и прикладным наукам, проживающие в соседних модулях (у Кристианы на военной службе состояли и мать, и отец). Несовременная подростковая дружба, случайно вспыхнувшие чувства, постельные отношения, приправленные страстью и скрытностью, — весь цикл, на который у иных людей уходит вся жизнь, у ребят занял от силы полгода.
Кристиана чувствовала себя прекрасно, светилась от счастья и любви, а разовое плохое самочувствие списала на переутомление и стресс из-за учебы и двух рабочих проектов. Но объяснить резко округлившийся живот хорошим аппетитом не получилось. Скандал был жуткий и многоэтапный, сначала в семье Сонцевых потом в модуле Ветровых, и под конец переросший в совместное выяснение отношений и поиск виноватых. Признаться в том, что не уследили за собственными детьми – для обеих семей значило поставить крест на карьере и нормальной жизни, а будущим родителям вообще грозило пребыванием на дисциплинарной зоне. Вычистить плод тайком, у промышлявшего нелегальным бизнесом медика, тоже не выходило – допустимые сроки были безвозвратно профуканы.
Подробности тех двух недель, пока ругались и определялись что делать, — Андрею ни папа, ни мама не рассказывали. Но он знал, что в итоге на общем совете порешили Кристиану и Ксандра спрятать до поры до времени под каким-либо удачным предлогом (подготовка научный работы по теме «Косвенные и обратимые изменения в структуре личности в период социальной изоляции») а там уж потихоньку избавиться от новорожденного и зажить прежней жизнью. Согласно придуманной легенде, ребят отправили на заброшенную базу (радиационные показатели были в минимальных пределах нормы, но до начала нового эксплуатационного срока оставался еще год) – Георгу Ветрову удалось выбить разрешение на проведение такого опыта. Обеспечили необходимыми продуктами, вещами и сухпайками, и прекратили с ними всяческие контакты на условленные пять месяцев.
Непростые условия жизни, отсутствие бытового комфорта и привычного времяпровождения помогли молодым людям не только сблизиться в психологическом плане (хотя, согласно данным генного и гендерного тестов, совместимость у них не превышала двух процентов), но и изменить свои взгляды на многие вещи. Ребенок родился семимесячным… Ксандр, принимавший роды и измученный даже больше роженицы, бережно держал в ладонях маленький теплый комочек с изумленно распахнутыми глазами. Вместо того, чтобы всадить малышу усыпляющий укол, выкинуть тельце в утилизатор, паковать вещи и радостно сигналить родным о своем возвращении, Ксандр вытер новорожденного дезинфицирующими салфетками, сложил из термоодеяла мягкий конверт и аккуратно пристроил туда ребенка. Сверток положил рядом с одурманенной обезболивающими женой. И пошел греть воду, делать самодельные пеленки-подгузники, и стерилизовать порционные бутылки от витаминной воды, которую Кристиана ненавидела за мерзкий вкус, но пила в больших количествах.
Детеныш тихонько вякнул, и Ксандр неумело, но старательно принялся укачивать кулек. Радуясь, что перед отъездом они забили планшетники под завязку информацией о беременности и родах, и что среди этих гигов случайно оказались сведения об уходе за новорожденными, которые они от скуки прочли и просмотрели. Кристиана пришла в себя и, не обнаружив рядом ни мужа, ни ребенка, почувствовала приступ такого бешенства, что смогла самостоятельно встать, пройти через всю комнату, и выйти в смежную. За время своего вынужденного затворничества ребята успели наговориться на сто жизней вперед, но тема «ребенок и что с ним делать» в их разговорах не промелькнула ни разу. И вот теперь молодая мама заподозрила, что парень поступил в точности с первоначальным планом, и готова была разорвать его на части голыми руками. У возникшей на пороге девушки был настолько жуткий взгляд, что Ксандр, едва не протоптавший траншею в полу от хождения взад-вперед с монотонным «тише-тише», споткнулся на ровном месте. Кристиана бросилась вперед, но заметив обескураженно-виноватое лицо названного супруга и сверток у него на руках, тормознулась и тут же погрузилась в глубокий обморок.
— И вот представь, — со смехом рассказывал Ксандр сыну спустя несколько лет, — стою я такой растерянный и не знаю, кого хватать. То ли маму твою ловить, а тебя ронять. То ли наоборот: тебя держать, а Тине дать возможность по полу поваляться. В итоге кое-как ее за рубашку подцепил, тебя под мышку перехватил и поволок вас обоих на постель. Дотащил, сгрузил, не успел вздохнуть с облегчением, как смотрю – из одеяла какая-то струйка подозрительная потекла. Метнулся туда-сюда, второе принес. А в комнатке уж и запах такой, неоднозначный появился. Тут я вообще за голову схватился, а мама наша лежит, вся такая не при делах…
Юмористический пересказ истории своего рождения Андрей помнил слово в слово, но подозревал, что на деле родителям приходилось совсем не весело. Продуктов у них было еще на два месяца, графы наблюдений и описаний (по большей части выдуманное, но с претензией на правдоподобность) научного эксперимента успешно заполнялись. Но неопределенность и безвыходность так давили на психику, что не будь ребенка, ребятам впору было бы разделить тот укольчик на двоих.
Наблюдать за малышом было интересно и радостно, и новоявленные родители с каким-то фанатичным отчаянием ухаживали за сыном, почти все время таская того на руках. И даже спорили друг с другом за право убаюкать младенца.
— Знаешь, сынок, — часто повторяла Кристиана, — ты у меня отъявленный везунчик.
Повзрослев, Андрей и сам понимал, что ему несказанно повезло. Первый раз, когда на второй день (молодые родители уже отчаялись, придумывая чем и как кормить малыша), у Кристианы появилось молоко. По негласному уговору, девушка стала съедать полторы порции из рассчитанных на оставшееся время пайков, Ксандр довольствовался оставшейся половиной. Второй – когда в убежище ребят с незапланированной проверкой нагрянул Георг. Приближался срок завершения «эксперимента», и военный, зная мягкий характер своего сына, захотел самолично убедиться, что у ребят все в порядке. До базы он добирался обходными путями, не оставляя следов. И, едва переступив порог, понял, что приехал не напрасно.
Быстро разобраться с «проблемой» Георгу не дали. Кристиана еще не оправилась после родов, а Ксандр вообще не умел драться к тому же от вынужденной диеты несколько ослабел, но на разгневанного их неповиновением Ветрова-старшего налетели с таким отчаянным остервенением, что умелый, владеющий приемами, боец в течение шести минут не мог с ними справиться. Расшвыряв ребят по углам в очередной раз, Георг двинулся к ребенку, лежащему в переделанной из упаковочной коробке кроватке, с твердым намерением свернуть малышу шею. И именно в этот момент полуторамесячный Андрей научился улыбаться, и радостно подарил свою первую улыбку склонившему над ним человеку. Лицо Георга перекосилось – убить своего внука, повинного лишь в бестолковости собственных родителей, он не смог.
А дальше Ветров долго и муторно добивался продления эксперимента, доказывая, что пять месяцев – слишком малый срок для глобального научного исследования. Две недели сам, в одиночку, нянчился с внуком, пока Кристиана и Ксандр, едва поднявшийся на ноги после тяжелого сотрясения мозга, ездили на конференции и советы представлять промежуточные результаты. Но самым сложным для Георга оказалось успокоить собственную жену и уговорить-запугать-урезонить чету Сонцевых, которые готовы были заживо закопать и ребенка («ломающего их девочке жизнь»), и Ксандра («тупоголового идиота, который не смог даже озаботиться нужной контрацепцией»), и самого Ветрова («который негодяй и потворствует этому преступному безобразию»), и даже любимую дочку («дрянь этакая, хоть бы про отца и мать подумала»).