— Тепло ли тебе, девица? – спросил Морозко, и холодные искры в его глазах блеснули то ли хитро, то ли зловеще.
«Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего».
— Тепло, дедушка, тепло, Морозушко.
Озноб шел из подвздоха, от него разъезжались губы. Рядом щелкнула ветка, потом вторая – потому и говорят: «трескучий мороз». От него зашлось дыхание.
— Тепло ли тебе, девица? Тепло ли, красная? – захихикал Морозко и наклонил голову, глядя прямо в лицо.
«Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас».
— Тепло, дедушка, тепло, Морозушко.
С ветки упала птица – смешно кувыркнулась в сугроб, только лапки остались торчать вверх. К ознобу добавилась икота – тоже со стороны смешная, на деле мучительная, болезненная.
— Что, и теперь тепло? – озадаченно, с обидой спросил Морозко.
«Сами предложат и сами все дадут».
— И теперь… — еле-еле прошелестели губы.
Он накинул ей на плечи одеяло – и озноб вдруг прекратился, замерла икота, — пригнулся и крепко поцеловал в губы. Горячим поцелуем в холодные губы. Не прошло и минуты, как сонное тепло полилось по телу. Расстелились в санях пуховые перины и собольи шубы, зазвенела бубенцами тройка белых коней, понесла расписные сани по лесной дороге, все дальше и дальше в царство красавицы русской зимы, к сказочному терему изо льда. К покою и вечности.
Автор публикации
