По всем параметрам январь регулярно получал у меня звание — «самый мерзкий месяц года». Особенно противным он становился после девятого-десятого числа: как раз заканчивались все праздники, пресловутой фанерой пролетали выходные и каникулы, в кошельке дул сплошной ветер, и впереди меня поджидали две кровопролитные недели сессии. И эта канитель продлится еще год. Не то чтобы я ненавидел учебу, а она в лицах многочисленных преподавателей и ректора испытывала ко мне взаимные чувства, просто я не успевал учиться. То работка, то подработка, то просрать честно в поте спины заработанное.
Да и в голове уже года два крепла мысль, что не выйдет из меня ни журналиста, ни редактора. Мои одногруппники чуть ли не с первого курса ухитрились прибиться к каким-то редакциям, творческим командам, завести блоги и сшибать неплохие деньги на рекламе, а я то устраивался то одним менеджером, то другим. Зато за четыре года я снабдил всех в универе отличными моющими пылесосами — пусть и сомнительного происхождения, но с огрызком трубы или куском шланга за мной никто по коридорам альма-матер не гонялся. Наоборот, благодарили и просили еще парочку для друзей и знакомых — а то! Продукцию я брал на черном входе авиазавода: там парни ваяли из труб, отходов и остатков движков такую технику, что ревела громче взлетающего самолета и сосала мусор с энтузиазмом атакующего истребителя. А моющий: просто чтобы всадить механизм в небольшой корпус, приходилось со всех сторон подрезать и подпиливать и скорее всего где-то подтекал халадогент, — так что пылесос во время уборки еще и распространял по помещению чудесную зимнюю свежесть.
Еще я часто приходил на занятия с огромной спортивной сумкой наполненной разноцветными и разнокалиберными кусками мыла, изготовленного кустарно силами одной знакомой. Девочка тренировалась к конкурсу, чтобы предоставить в мыльном кусочке настоящие цветы или замки. А я предприимчиво сбывал брак — под маркой бренда и полного эксклюзива. Попутно я продавал мышиные коврики, средства для похудения, которые работали весьма эффективно — по словам покупательниц, но вызывали сильнейшую диарею даже от кусочка яблока. Так что дамы худели и хорошели, но средство покупали только перед новогодними праздниками и пляжным сезоном, чтобы влезть в любимое платье или специально купленный на пару размеров меньше купальник. Эликсир стройности я, между прочим, готовил сам по собственноручно разработанному рецепту, а главным компонентом была ударная доза слабительного.
А еще я впахивался на ручной мойке для элитных машин, и подряжался сторожем на стройке мега-гипер-пупер-центра возле общаги. Но денег все равно не хватало, вернее за начало января все честно накопленное за декабрь и ноябрь разлеталось даже не помню куда и на что. Благо напарник — суровый глубоко семейный, причем многодетный, мужик — постоянно просил меня подежурить в одиночку, зато откупался котлетами с макаронами домашнего приготовления. Поэтому на обходы — камер нехорошие люди понатыкали, я бегал два раза в час, сначала в своей телогрее, потом в бушлате сменщика для записи. А тот, ночью нянькался со своими младшенькими, а утром заваливал с очередной порцией жратвы. Всем удобно, вот только знали бы вы, как не хочется из бытовки где все-таки плюс двенадцать, выскакивать на мороз, где полноценные минус двадцать.
Бодрой трусцой я бежал вдоль периметра, специально стараясь попасть в глазки камер. Тулуп я накинул, даже застегнулся на все пуговицы, и шапку натянул чуть ли не до подбородка, но все равно мерз. И еще оскальзывал кроссами на утоптанных тропинках. А ведь когда покупал — то эта рыночная морда меня клятвенно убеждал, что моим ногам в них будет теплее, чем возле печки, что не скользят совершенно и будут надежные и долговечные, как китайская стена — безбожно соврал по всем трем пунктам. Ноги мерзли, скользили и подошва уже грозилась отклеиться — хотя таскал я их только второй месяц. Ноги разъехались в очередной раз, и я от всей души пожелал этому продавцу-мошеннику самому всю жизнь ходить в его товаре. Искренности способствовало еще и то, что я крепко приложился копчиком о торчащий, словно меня подкарауливал, из снега кирпич. Кое-как поднялся и пошкандыбал дальше — стройку надо было обойти всю.
Оставалась самая неудобная часть маршрута — по краю котлована, да еще и тропинка уходила круто под уклон. Но я уже мечтами был в бытовке, где смогу снова завалиться на раскладушку под ватное одеяло и подремать еще целый часик до очередного обхода. И тут я снова поскользнулся. Помахал руками, пытаясь удержать равновесие, но, кажется только придал себе ускорения и покатился вниз…
Оказывается сочиняют все писаки и киношники про то, что за мгновение перед смертью пролетает перед глазами вся жизнь! Безбожно врут для красного словца. Ничего не пролетает перед глазами, кроме ошметков строительного мусора, осколков кирпича, заледеневших комков грязи и еще чего-то не опознаваемого. Пока катился, судорожно пытался вспомнить: закрыли ли строители арматуру в подушке или так и торчит? Насадиться на железные прутья как-то менее приятно, чем просто разбиться вдребезги. Энергичный спуск закончился эпичным приземлением — я жарнулся так, что на черном небе моментально увидел кучу вспыхнувших звезд. А две самые большие и наглые приблизились к моему лицу, зачем-то подышали на меня теплом и насмешливо фыркнули.
Болело все тело, словно на мне прыгал батальон стриптизерок с лошадиными подковами. Однажды я подрядился на фестивале костюмированным героем побегать — и все бы ничего: работы на пару часов, платят нормально, — но мне выпало изображать заднюю часть лошади. А на лошадке должна была скакать и танцевать девица, обряженная в сексуальный ковбойский прикид. К рубашке в облипочку и минишортикам никаких претензий у меня не было, а вот ее ботильоны с гигантскими каблучищами, любой маньяк побоялся бы нападать, мне сразу не понравились. И не зря: девица выплясывала, частично раздевалась, и энергично притопывала ножками на моей спине. А еще жутко пиналась и пыталась меня пришпорить, когда я спотыкался и сбивался с шага. Удержаться мне удалось на ногах лишь потому, что мужик, который изображал переднюю часть лошади, любезно позволил обнять его за бедра и так почти висеть на нем весь выход. Так что про ощущения, как могут прыгать стриптизерки в подковах, я знаю не понаслышке. Но по сравнению с тем разом — сейчас все было намного хуже. Даже не хотелось открывать глаза. А при мысли о том, что придется встать, вообще поплохело.
Мороз был злым, кусачим и настойчивым. Сначала на милость двадцатиградусного сдались утепленные джинсы, вскоре очередь дошла и до телогреи. Кроссы даже не пытались сопротивляться. Впрочем, шапка и варежки тоже быстро капитулировали. Так что со стонами и ругательствами пришлось переворачиваться на бок, подниматься на четвереньки — и валиться обратно. На вторую попытку я был не способен. Пускай мороз получит свою жертву — и бессердечный работодатель, требующий ежечасно обходить всю территорию, найдет утром мою обледеневшую тушку, честно выполнявшую трудовые обязанности до последнего матного вздоха.
Изящной патетики не вышло — все испортил горький и отчаянный скулеж. Я нормальный парень, но я не могу спокойно слушать, когда рядом скулит и ноет кем-то обиженная псинка или кошатина. Так бы и прибил. Обидчика животины в смысле. Просто это реально отголосок маминого воспитания: на тему, что это живые существа, а ты разумный (надеюсь!) человек, и нельзя обижать беспомощных. Ну, я и не обижал, подбирал всякую фигню лохматую на улице, притаскивал в дом — мать уже и сама была не рада, но не ронять же родительский авторитет! Выхаживала и потом пристраивала по подругам. В общем, привычка творить добрые дела осталась. Только теперь, чтоб самому не возиться, если подбирал котика-собачку, я быстренько искал девушку с доброй душой и огромными наивными глазами и оставлял живность ей, со словами, что только она сможет позаботиться о дорогом моему сердцу существе. Между прочим, мой метод оказался намного эффективнее, и даже мать периодически звонила и просила пристроить очередного найденыша. Ибо у нее подруги, готовые обласкать очередного блохастика, уже закончились.
Автор публикации
