Гуманизма как-то поубавилось, и я вдруг осознал, что милосердие к животным имеет свои пределы — то есть голодную живность я покормлю, но не собой. На это я как-то совершенно не согласен. Не то чтобы я себя слишком ценил, но я у мамы единственный сын, пожил немного, и очень старался, чтобы ненароком наследников не завести. А вот сейчас, дрожа от страха и холода — и фиг пойми от чего больше, на дне котлована, — чего-то об этом пожалел. Вот, допустим, если меня сожрут, то даже стакана воды никто не подаст. Мне, впрочем пить-то и не хочется. А моей маме? Да и она всегда о внуках мечтала, года два точно спрашивала. Решено, если выберусь целым — заведу, пусть порадуется.
Подходящего орудия для какой-либо защиты поблизости не наблюдалось. Зато валялась метровая трубка пенопласта, которыми прокладывают швы между плитами. Подхватил ее, красочно представляя как удивится волк, когда дубинка раскрошится о его башку, и стал пробираться к источнику звука.
Выл мой старый знакомый — вернее, незнакомый мне голый парень, который не представился, но с которым мы уже мило так пообщались. Сидел голым задом на снегу и выводил рулады, запрокинув голову.
— Ты себе там ничего не отморозишь? — поинтересовался я издалека, раздумывая как бы потактичнее перевести разговор на то, что он тут вообще делает в такое неурочное время.
— Кррхм, — печально кивнул незнакомец.
— Так… а сказать ты можешь что-нибудь? Ты меня вообще понимаешь? — я судорожно припоминал умеют ли немые писать, если да — то проблема была бы частично решена. Снега тут много, а буквы выводить можно и пальцем.
Парень снова хмыкнул и пожал плечами.
— Допустим, а почему ты не можешь говорить?
Незнакомец ткнул себе я рукой в горло и выразительно кашлянул.
— Млин, ядреный корень, — я даже ругнулся, — так ты совсем замерзнешь, если не выберемся. Можно было бы поступить по джентльменски и предложить этому мерзляку свою телогрейку, все-таки у меня под ней был свитер. Но понижение температуры чувствовалось, и отрицательно влияло как на проявление джентльменских качеств, так и на выражение человечности в любой форме. если откровенно, то я тоже замерз, и понимал что без телогреи долго не протяну, а этот вроде бы даже ничего такой. И цвет синеватый, позитивненький. Был бы он хоть девушкой, тогда, хрен с ним, отдал бы телогреею. А так…
Выразив свое честное мнение обо всех голых маньяках скопом и отдельно к тем. кто в ночь глухую шляется по стройкам и смущает принципиальных охранников своим непотребным для зимы видом, я принялся раздеваться. По правде говоря, не хотелось. Сильно. Даже пальцы плохо слушались и пуговицы расстегнулись медленно и далеко не с первой попытки. Но я ведь упертый: если принял решение, то доведу дело до конца, каким бы идиотом я себя при этом не чувствовал. Все-таки телогрею стащил и уже намного быстрее выковырял себя из свитера, протянул свитер парню. Тот взял и вместо того, чтоб надеть, принялся обнюхивать. Мне даже как-то обидно стало: утром принимал душ, дезиком мужским всегда пользуюсь, да и сам свитер только вчера из стирки, причем стирался он по всем правилам — на положенном количестве оборотов и с выставленной по инструкции температурой и режимом.
— Да надевай ты уже, — пробормотал, торопливо кутаясь в телогрею. Вроде и пробыл без одежды меньше минуты, но по ощущениям, заледенел досконально.
Незнакомец пофыркал, но натянул свитер. Глянул на меня выжидательно и выдохнул нечто среднее между есть-месть-честь. Первая и вторая трактовка мне совсем не понравились. Насчет третьей я не возражал — может, для него дело чести поносить мой свитер? Уточнять, впрочем, что парень имел в виду, я не стал, предчувствуя, что его объяснение мне будет не по вкусу. Да и вообще, что мы тут в котловане засиделись, я точно, — надо выбираться.
Сдался я после шестой попытки. Отходил почти к самому краю, разгонялся и с короткого разбега пытался покорить стенку котлована. Но каждый раз постыдно скатывался вниз. Незнакомец наблюдал за мной с таким трепетным вниманием, словно я был редкой зверюшкой в цепких пальцах фаната-ботаника. Последняя попытка оказалась самой неудачной: проехался голым пузом, и кажется, содрал кожу.
— Вр-ерррррр-ххххх! — парень бесшумно — и это по скрипучему снегу! — подошел, участливо потыкал меня ногой в бок. И, видно специально для меня, указал пальцем в небо.
Я вспомнил, как меня доставали из отстойника, и обреченно согласился. Уже лучше пролететь эти пятнадцать-двадцать метров, чем куковать тут всю ночь с этим силачом, опасливо глянул на незнакомца и зажмурился, но ничего не происходило. Со всей возможной предосторожностью приоткрыл один глаз и буквально охренел от увиденного: парень спокойно взбирался по скользкому склону котлована и уже успел подняться на пару метров.
— А я? — от подобной несправедливости вопрос у меня прозвучал в виде такого душещипательного вопля, что парень остановился, спустился чуть пониже и… протянул мне ногу.
Ну, я парень простой, не капризный, да и не слишком-то переборчивый, привык брать что дают — поэтому подпрыгнул и ухватился за конечность обеими руками. Еще и посильнее постарался вцепиться для надежности, чтобы точно не стряхнули на полпути.
— Крр-еееех, — с чем-то не согласился незнакомец, но шустро полез наверх, а я волочился следом, изображая саночки.
Когда мы выбрались из котлована, моей радости не было границ: я перекрестился и истово возблагодарил всех богов и их представителей комплектом, чтобы никого не пропустить. Я даже был готов пообнимать и расцеловать этого странного парня, но тот от моей благодарности почему-то уклонился. Настаивать я не стал — надо было помаячить перед камерами. И поэтому я бросился обегать периметр со всех ног.
За спиной аккуратно пыхтели. Не останавливаясь — а то вдруг догонят, — я обернулся. Незнакомец бежал за мной ровной рысью, не пытаясь сократить дистанцию. Осознав, что увидят охранники во время контрольного просмотра, я рухнул на колени и уткнулся фэйсом в грязный снег. И вот как я смогу объяснить, что патрулировал территорию, а не убегал, спасаясь от козлоногого педика? Мне ж никто не поверит! Я бы себе тоже не поверил в данной ситуации.