«Коктейль «Игривый» — 75 коп.
Коктейль «Запретный плод» — 1 руб.
Напиток «Радости Востока» — 60 коп.
Коктейль «Аромат зари» — 3 руб
Новинка сезона:
Коктейль «Блеск юности» (кровь девственников обоего пола, по выбору) — 1 руб.
(из меню ресторанчика «Клыкастая улыбка»)
— Привет! — Лина как ни в чем ни бывало махнула подопечному рукой, маскируя отвратное настроение, и потянула со стола булочку, — Уже проснулся?
— Привет, — односложно отозвался Алексей, не поворачивая головы.
Выглядел он плохо. Запавшие глаза, обведенные синью, просто кричали, что усталость не дала ему покоя, что тяжелые мысли доставали его и во сне. Черт…
Надо было все-таки помягче с ним. Может, дело все ж было в яде… Ну, что сделано, то сделано!
— Завтрак.
— Вижу… — как-то напряженно кивнул юноша и остро взглянул на шантажистку, — А девочки?
— Получат свое, когда ты доешь, — если врать, то без зазрения совести, так?
— Хорошо…
Алексей неловко оперся на руки и, пошатнувшись, встал. Замедленные, скованные движения напоминали старческие. Что это с ним?
Лина подняла бровь… и тут же выругала себя дурой (мысленно, конечно). Давно не имела дела с людьми, все забыла. За три, нет, уже четыре месяца этой почти неподвижной жизни форму утратит любой. А она прогнала его вчера через весь стандартный набор упражнений.
Ха, у него, наверно мышцы не просто ноют, а кричат во весь голос.
А толку от обезболивающего сейчас … как от волколака перьев!
Лина пометалась по путям возможного решения проблемы. Выходы были, но… с последствиями. Нельзя ей быть мягкой! Никак! Н-н-ну ладно!
Дождавшись, пока первая тарелка опустеет, девушка телепортировалась в «детскую».
Сияющие чистотой девчонки с аппетитом уплетали завтрак, вполне спокойно поздоровались и даже отважились на несмелые улыбки, что хорошего настроения Лине не прибавило. Кто в здравом уме улыбается фениксу? Может, ей попались ненормальные? Хотя… какой подопечный, такие и заложницы.
Вдобавок она осознала, что у нее теперь четыре подопечных вместо одного!
Ладно, Алексей, за это ты мне сейчас заплатишь!
Оказавшись снова перед подопечным, Лина позволила своему плохому настроению превратить улыбку в хищную усмешечку:
— Вставай! Сегодня у нас развлечение!
О… Кажется, она выбрала не то выражение…
На слово «развлечение» у Алексея выработалась вполне определенная реакция, вполне заметная: его просто передернуло, а взгляд стал очень замкнутым… холодным.
Причины, Лина, конечно, поняла, но ей что, теперь каждое слово подбирать?!
Да и не получится: демонский словарь «развлечений» оч-ч-чень обширен и каждое третье слово может напомнить подопечному пережитые кошмары…
Нет, ничего она подбирать не будет. Ему надо учиться с этим жить. Нежное растение ей в борьбе против Вадима не поможет. К тому же с Алексея причитается за его вчерашние фокусы.
Додумывала она уже в новом помещении.
Не выпуская на всякий случай руки подопечного, Лина осмотрела небольшой круглый зал.
Так. Перемены сказались и здесь.
Вместо нарядных росписей празднично-золотого цвета с алыми драконами — стены, обитые черным шелком. Дракон на шелке теперь тянулся по всей окружности стен, скаля зубы прямо над дверью. Вышивку «Тысяча путей» заменила впечатляющая коллекция хлыстов, тисков, и прочего пыточного инструментария, производившая очень угнетающее впечатление. Пол и часть стены — в пятнах, заметных даже на черном.
А стол, привезенный специально из Китая, «украсили» наручники, ременные петли и пара цепей.
И никого.
— Лю! — позвала Лина, но когда эхо вернуло ей собственный голос, она уже знала, что ответа не будет. Ни в зале, ни во всем доме, не было ни души. Значит, и Лю тоже. Ну что ж… Теперь, придется самой… руки пачкать.
Из потайного шкафа феникс достала свежее полотенце( черно-красное) и смахнула тонкий слой пыли на столешнице. Обернулась к подопечному:
— Раздевайся и ложись на стол.
— Что?!
— Снимай рубашку, джинсы и ложись на стол, — раздельно, отчеканивая каждый слог, произнесла Лина.
Алексей ответил уже знакомым — совершенно затравленным — взглядом. На миг в его глазах сверкнул гневный протест, губы судорожно сжались.
Лина заинтересованно вскинула брови: вот таким подопечный нравился ей куда больше. Правда, одобрение она высказывать не спешила, а весьма красноречивым жестом указав на стол, сложила руки на груди. Многозначительно пропустив между пальцами рыженький локон из тех, что вчера прихватила после стрижки малявок.
Лицо юноши дрогнуло. Узнал. И понял. И вздохнул: коротко, резко, точно ему не хватало воздуха…
Я-не-должна-быть-мягкой…
Алексей скользнул взглядом по наручникам, по коллекции инструментов на стене… На тонком лице мелькнули боль, отчаяние, обреченность. А потом исчезли. Почти мгновенно. Словно их выключили. Эмоции скрылись за непроницаемой маской. Такое лицо феникс уже видела — в день казни, — и непрошеное воспоминание кольнуло ее, снова заставив ощутить себя садисткой. Это оказалось неожиданно неприятно, даже… больно?… Ей? Да…
И когда Алексей с отстраненным выражением поднял руки к горлу и потянул вниз застежку-молнию, девушка поспешно отвернулась и прошлась по залу, вспоминая…
Лю никогда не держал свои орудия на виду, зато в стенках, за шелковыми занавесями, было немало тайничков. Где же тот, который ей нужен?
Ага. Вот. В нише за скользкой прохладной тканью лежал знакомый ларчик. Лина порылась среди игл, флаконов и ножей, выбирая нужный… выжидая, пока стихнет шорох за спиной. Все?
Наконец она обернулась. Алексей уже лежал на столе, с тем же отстраненным видом разглядывая потолок. Одежду он сложил прямо на полу. Очень аккуратно свернул. Словно сегодня она ему уже не понадобится… Х… характер, одним словом.
— Повернись, — Лина намеренно не допускала в голос интонаций.
— Что?
— На живот. Спиной вверх.
Алексей на миг сжал губы, но повернулся без слова протеста. Лина кивнула и достала ларчика резную коробочку. Ножи металлически лязгнули, и юноша невольно напрягся.
— Руки, — скомандовала она, быстро смазывая собственные.
Алексей, чуть помедлив, вытянул руки вперед и свел запястья у вделанных в изголовье наручников. Мимолетно Лина порадовалась, что не видит его лица.
Может, хватит над ним издеваться? Что с ней такое сегодня?
Просто… просто эта жертвенная покорность бывшего светлого мага моментально вывела ее из себя.
Но это же не еще не повод!
— Нет, не к браслетам!… Просто сложи их под головой. Вот так. Ну, держись.
Покрытые маслом руки скользнули вдоль проступающей дорожки позвоночника (Алексей вздрогнул), прошлись по напряженным мускулам… И с силой легли на плечи. У подопечного вырвался приглушенный стон, но сильные пальцы уже заскользили, разминая сведенные судорогой мышцы. Массаж — полезная штука, если его умеешь делать. Лина умела.
— Что ты делаешь?! — ахнул Алексей.
Лина улыбнулась. Все равно он не видит.
— Как — что? Пытками занимаюсь, разумеется, — заговорщически понизила голос феникс.
— Что?
— Тебе же больно, разве нет?
— Но… — начал совершенно сбитый с толку парень, но Лина почти игриво шлепнула его по плечу:
— Лежи тихо!
Алексей умолк, но расслабился под ее руками далеко не сразу…
Но помалкивал, чему она в глубине души порадовалась. Девушке было как-то не до того, чтобы сейчас объяснять подопечному что бы то ни было, а тем более свои поступки. Самой бы разобраться, что творится! Ладно. Разберемся.
Ну что, Лина, кажется, ты соскучилась по своим новым знакомым — психиатрам. Значит, что получается: если подопечный не слушается тебя, ты злишься. Если слушается, ты бесишься. Может, все-таки определишься, чего тебе от него надо?
Нет, ей впору самой себе телеграмму отправлять со старым приколом: «Привет, я уже в пути. Твоя крыша.».
Плохо на тебя подопечный влияет, очень плохо! Мама была бы недовольна. Лина представила лицо матери, увидевшей как лучшая убийца клана Феникс, ее собственная дочь, делает массаж светлому, чтобы светлому не было больно… нет, на такое никакого воображения не хватит!
О, наконец-то! Мускулы под ее ладонями перестали пружинить, а словно бы «потекли», расплавились. Пальцы свободно погружались в сплетения мышц, снимая боль, унося усталость… Алексей, наконец, перестал сопротивляться, перестал ждать от нее очередного подвоха. Расслабился, просто отдавшись моменту. Вот и хорошо. Горького ты еще хлебнешь, парень, а пока отдохни. Немного…
На этот раз подаренная Вадимом сила была потрачена со смыслом: массаж спины, ног и рук, расслабляющий, бодрящий, точечный… Времени на все про все ушло немало, но куда им спешить? «Почтовый ящик», ее надежда на связь с Сопротивлением, пуст… Раньше завтрашнего дня ответ не появится, да и будет ли он завтра? Если бы Триш была жива! Она держала связь между всеми группами: и только что обнаруженной группой Лиги, и демонами… Без нее остается только ждать. Неизвестно, сколько еще ждать…
Ну вот, парень, теперь ты как новенький.
Включаем «стерву». Прости, подопечный, иначе никак. Пока.
— Подъем!
Алексей вздрогнул, рывком поднимая голову. Глаза растерянные, какие-то ошалевшие. Он вздохнул, приподнялся на локтях, сел. Слегка шевельнул плечами, удивляясь отсутствию боли.
— Вставай-вставай! Долго валяться собираешься? Что, стол понравился? Хочешь, используем по прямому назначению?
Юношу передернуло. С отвращением посмотрел на наручники и тут же отвел взгляд, словно даже вид «браслетов» был… невыносимым.
Но на ее вопрос он не ответил. Наоборот, машинально, по старой привычке, растирая запястья, задал свой.
— Лина… Почему?
Так и знала! Вот они, последствия. Ну нет уж.
— Почему — что? Зал? Стол? Погода?
Мда, за такой тон лично она выдала бы нахалу по первое число. Нахалке.
— Или ты о массаже? А что остается делать?
Лина лицемерно вздохнула :
— Так хочется подраться, размяться, а тут…Парень, ты двигаешься, как черепаха, дряхлая от старости, и к тому же с крепкого похмелья! Посмотри на себя! Кожа да кости! Чем я с тобой могла заняться? Отрабатывать прием «Дунь, и противник упадет?»
Алексей молчал, но смотрел как-то странно… Девушка усмехнулась:
— Хотя… Размяться и по-другому можно.
Придвинулась поближе и пальчиком-ноготком этак неторопливо прошлась по его предплечью, локтю, чуть выше… Неизвестно, что там подумалось бывшему ангелу, но отдернулся он, как от одного человеческого изобретения. Кажется, шокером называется. Соскользнув на пол, он поспешно склонился над своей одеждой. С сомнением покосился на свои блестящие от масла плечи:
— Здесь есть душ?
— Наглец, — прокомментировала она.
— А что, нельзя?
— Во-первых, я ненавижу ждать, во-вторых, так интереснее драться. Хотя с тебя хватит первой причины. Давай руку, «противник»!
Тренировка сегодня удалась куда лучше, чем вчера.
Правда, сначала Алексей, которого неожиданный массаж здорово выбил из колеи, как-то сдерживался, не нанося ударов, а лишь обозначая. Через пару минут Лина с изумлением осознала, что он просто не хочет ее бить! Ее!
Феникс покрутила головой, не зная, то ли рассмеяться, то ли оскорбиться. Конечно, он на две головы ее выше, но… Неужели она выглядит настолько слабой?! Да, с ним точно не соскучишься… Пришлось применить пару подлых приемчиков, после которых подопечный довольно долго пытался отдышаться. Полностью от неожиданного джентльменства это его не вылечило, но заставило быть поосторожней.
Вдобавок сегодня свалил ее каким-то новым приемом, а когда заинтересованная ведьма потребовала поделиться секретом, в уплату выторговал для малявок детские книжки(!)
Да-а… Что тут скажешь. Эти «ангелы» неисправимы!
Но это не так уж плохо, наверно. Настроение у нее уж точно улучшилось!
Пока подопечный смывал с себя масло, Лина решала проблему, куда его деть. Ей надо разобраться с парой-тройкой дел, а оставлять его одного она больше не рискнет…Вдруг милая сестрица таки нагрянет в гости. Тогда Алексею даже зомби не позавидует.
Взять с собой? Исключено. Не в этот раз. В демонятнике, куда она собиралась, людям вообще делать нечего, а уж ее подопечному и вовсе показываться не стоит. Алексей слишком многим наступил на та-а-акие мозоли!
Попробовать «закрыть» камеру? Не выйдет. Сила не та… Создать еще одну? Как для заложниц… Стоп!
Когда Алексей вышел, на ходу застегивая рубашку, Лина встретила его ехидным:
— Наконец-то! Я уж подумала, ты там корни пустил или тебя в слив утянуло. В следующий раз будешь мыться под наблюдением. Шучу. Вот что: раз уж ты сегодня такой… пай-мальчик, можешь получить награду за хорошее поведение.
— Да? И какую?- Алексей старался сохранять невозмутимый вид. Получалось пока не очень.
Лина помедлила, наблюдая за лицом подопечного. Чего это он так занервничал?
— Кажется, кто-то хотел повидать детенышей?
А чего он ждал? Пирожного с ядом? Очередного «развлечения» за его счет? Но уж точно — не такого подарка.
Юноша наклонил голову, кажется, пытаясь справиться с собой… и вдруг поднял на нее потемневшие, очень серьезные глаза.
— Спасибо…
— Дядя Алексей! — завопила Ужин, тут же бросая увлекательное занятие — поездку верхом на Завтраке, — Тетя Лина!
— Лина, а ты нам сегодня что-то принесла? Вкусное? — включилась Обед, строившая башню из кубиков. И детеныши с надеждой уставились на феникса. Даже слегка апатичная Завтрак.
Нет, ей точно попались ненормальные дети! Бракованные экземпляры…Ну как тут быть грозным фениксом, а?
— Дядю Алексея принесла,- вздохнула девушка.- Хотите его съесть?
Малявки захихикали, и даже у подопечного мелькнуло что-то такое в уголках губ.
— Не хотите, — подвела итог феникс, — Ладно, он пока побудет с вами. Я скоро вернусь.
— В спортивном зале, — пояснила Лина, быстро закрепляя косу.
Как же давно она здесь не была… Уже года полтора… Нет, больше. Сейчас зал, как и многое другое, оказался заброшен. Стоило сделать шаг — и в солнечном луче, пробивающемся из разбитого стекла, весело затанцевали пылинки.
— И что мы здесь делаем? — Алексей засунул руки в карманы и испытующе смотрел на шантажистку.
— Ты сказал, что сделаешь все, что я захочу. — Лина намеренно слегка преувеличила. — Мне нужен спарринг-партнер.
Уже через несколько минут феникс поняла, что задуманной тренировки не получается.
Получается избиение.
Если бы она своими глазами не видела, как подопечный умеет драться, то сейчас, по этому «бою», ни за что бы не поверила! Алексей двигался скованно, неловко, как-то неуклюже. Не получалось ни сгруппироваться как следует, ни… черт, сейчас защиту бывшего мага не пробил бы только ребенок. А о нападении оставалось только мечтать.
Что с ним?
Ничего из той отточенной техники боя, ничего из завораживающей, плавно-стремительной легкости движений, что так запомнилась ей…
Он пропускал удар за ударом. Она уже подумывала снизить скорость…немного. Все равно от такой «тренировки » никакой пользы. Да что ж ты делаешь, парень, кто ж так блок ставит?! Совсем не…
И тут до нее дошло, что Алексей притворяется. Точнее, поддается. Ах, ты…
Лина внутренне зарычала.
И когда подопечный, в очередной раз сбитый ее ударом, прокатился по пыльному полу, встала над ним, с трудом удержавшись от того, чтобы не добавить ногой по ребрам.
— Алексей, ты что вытворяешь?! По пинкам соскучился?!
Юноша приподнялся на локтях, тряхнул головой, прогоняя из глаз непрошеный искристый туман… и вдруг улыбнулся. Чуть-чуть, краешком губ, и без радости — зло и дерзко.
— А что, тебе не это надо? Я думал, как раз это тебя «порадует», ф е н и к с !
На секунду Лина ощутила, что даже где-то понимает Вадима… Ее подопечный точно умеет достать любого, как хочет. Себе на горе. Всего пара фраз, а желание врезать ему как следует стало почти непреодолимым.
Алекс, ну зачем ты меня злишь? Не можешь сдержаться? Или снова — проверяешь? Или целеустремленно нарываешься именно на избиение, чтобы избежать… чего? Чего-то, что, по-твоему, пострашнее боли?
Что я там такого ему наобещала? Вроде ничего конкретного…
Она встретила взгляд подопечного, и вспышка злости, налившая тяжестью руки, вдруг испарилась. Кроме гнева и вызова, в его глазах было такое отчаяние! Черное…
Лина представила себя на его месте и поняла, как он чувствует себя сейчас. Загнанным в угол, вынужденным выполнять приказы бессердечной стервы. С абсолютной беспросветностью впереди… Стоп! Нельзя его жалеть! Нельзя. Злость — вот что нужно, чтобы вызвать в нем решимость снова встать против Вадима. После всего, что было… Злость. Ну, это я умею.
И феникс пренебрежительно-насмешливо проговорила:
— Парень, прочисть мозги! Мне нужен спарринг-партнер! Пока, по крайней мере.
Когда потребуется покорная жертва или мальчик для битья, я тебе скажу. И, знаешь, при таком поведении долго ждать тебе не придется! А ну встать!
И сделала вид, что таки собирается врезать по ребрам.
Нога встретила пустоту.
Алексей откатился с неожиданной легкостью, пружинно развернулся и рывком встал на ноги.
Так-то лучше.
Лина шагнула назад и поманила его рукой:
— Нападай.
Алексей медлил, испытующе глядя на нее.
Лина презрительно скривилась:
— Ангел! Вот что, парень, в поддавки играть мне неинтересно, давай договоримся: хоть раз свалишь меня — детеныши получат что-то вкусное.
— Что? — изумился подопечный, но глаза его уже оценивающе прищурились. Быстрая у него реакция.
— Постарайся как следует — и малявкам сегодня достанутся пирожные!
— Игрушки, — неожиданно среагировал юноша. Поймал ее удивленный взгляд и пояснил:
— Нельзя им сейчас пирожные, феникс, они долго голодали, не видишь? Им игрушки нужны, ясно?
Лина представила, как она, феникс, будет разыскивать детские игрушки в столице магического мира, и, видимо, лицо ее стало не слишком добрым, потому что Алексей поспешно ушел в защитную стойку.
— Идет, — ледяным тоном проговорила феникс и противники, чуть пригнувшись, осторожно пошли по кругу, приноравливаясь к движениям соперника, оценивая, примериваясь…
Алексей на ходу несколько раз встряхнул руки, разминая плечи. Так-так, уже хорошо, теперь, кажется, дело пойдет куда интересней. А ну-ка, попробуем…
Шаг, бросок, удар — Алексей блокирует и проводит ответный. Не вышло, парень? Надо двигаться быстрее!
Он словно услышал ее — движения юноши резко ускорились и вдруг обрели ту стремительность и точность, что стали последним зрелищем в жизни множества демонов. Обманный финт, подсечка, рывок — ну нет, не выйдет, вот!
Алексей рухнул, отброшенный на спину ударом ноги.
— Слишком просто. Тебе не помешает несколько уроков. Урок первый, — безжалостно изрекла феникс, глядя, как подопечный судорожно пытается глотнуть воздуха, — следи за лицом. По твоему мысли не то что читать — смотреть можно!
Алексей, наконец, смог вздохнуть. Медленно распрямился, встряхнулся, повел плечами, проверяя, как работает тело… и бросился в атаку.
На этот раз Лина даже не успела понять, что и как он сделал — просто пол вдруг взлетел из-под ног и больно ударил в спину. Второй удар обрушился сверху. Алексей вжал ее в «ковер» весом своего тела, надежно блокировав обе руки. И Лина увидела, совсем близко, его лицо. На нем не было победы.
— Довольна? Хватит? — горечь и злость пронизывали каждый звук его голоса .
Помедлив, он выпустил ее, встал. И отвернулся. Плечи устало опустились.
Это ты зря, парень!
Лина пружинисто распрямилась, крутнулась волчком; выброшенная широким махом нога подсекла Алексея, и, не успев опомниться, молодой светлый снова был сбит с ног, буквально впечатан в пол, а феникс кошкой прыгнула сверху, придавив ему горло своим коленом.
— Урок второй, — наставительно проговорила она распластанному под ней бывшему магу, — врагов надо добивать.
Подопечный дернулся, но она была наготове, пресекла попытку вырваться и продолжила, демонстрируя ровное, не сбившееся с ритма дыхание:
— Поворачиваться к врагу спиной — глупость, понял?
— Понял, — сдавленно выдохнул юноша, и Лина быстро ослабила нажим, — Это все?
Характер!.
Молодая ведьма чуть раздвинула уголки губ. Получилась не то улыбка, не то оскал.
— Не так быстро, ангел! Я еще не наигралась.
Посмотрела на разом насторожившегося Алексея и, сжалившись, добавила:
— Расслабься. Не с тобой.
Убрала захват, птицей взлетела на ноги и кивнула подопечному на ярко окрашенную дверь:
— Пошли. Там тренажерный зал и полоса препятствий. Пора побегать. С твоей охраной у меня не мышцы, а кисель. Растренировалась вконец.
Зал, конечно, был заперт, но кого из демонов это остановит? Оказавшись внутри, Лина осмотрелась. Ну что… Пыльно, конечно, но все цело. Неплохо. Молодая ведьма сбросила кожаную безрукавку, проверила, как заколки держат волосы. Обернулась — Алексей устало прислонился к стене, даже глаза, кажется, закрыл.
Почувствовав ее взгляд, он быстро поднял голову. Феникс прищурилась:
— Что стоишь? Вперед, на дорожку!
— Я?
— А что, думал, я тебя одного оставлю? Двигай, ангел! Будешь впереди, и я с тебя глаз не спущу.
Дыхание у него сбилось еще на первом круге. Что-то было не так и с правой рукой — то ли она сейчас не рассчитала силу, то ли это последствия какой-то травмы. Присматриваясь к подопечному, Лина задала вполне посильный, даже щадящий темп, но все равно, к концу дорожки волосы Алексея стали мокрыми, майку можно было выжимать, а в отрывистых, рваных вдохах-выдохах отчетливо слышались хрипы.
Но он держался, пока Лина не сошла с круга. Потом тяжело соступил с дорожки, пошатнулся и поспешно согнулся, уперся руками в колени, восстанавливая дыхание…В глаза ей юноша не смотрел. Ну ясно…
Феникс дала ему пару минут, чтобы придти в себя, и потащила на тренажеры.
Ужин ей пришлось есть одной: вымотанный подопечный уснул, как только выбрался из-под душа. Присел на диван и уснул… Прямо в банном полотенце. Да-а, снотворное ему сегодня вряд ли понадобится.
Покачав головой, Лина стащила мокрое полотенце, представила лицо Алексея, если бы он ее сейчас увидел…(стоит только вспомнить его реакцию, когда она объявила себя суккубом-ведь покраснел с головы до… до ног, в общем ) и, усмехнувшись, прикрыла сухим, точно таким же. Хватит с него стрессов на сегодня.
Ну что ж… Итог дня: подопечный, хоть и против воли, но выполняет все ее указания — испытания в спортзале это доказали. Она таки добилась послушания от Алексея Соловьева! Кому сказать — не поверят. Ага, зло напомнил внутренний голос — и чуть не угробила при этом его рассудок. То, ради чего старалась.
Лина еще раз попыталась понять, где она ошиблась, почему простая угроза, да еще незнакомым, вызвала такую … полную потерю самообладания. М-да, интересный он человек, ее подопечный.
А насчет лица она зря на него наезжала: лицо он держать умел, не всегда, конечно. Нужно доставать его до тех пор, пока это умение — всегда держать эмоции под контролем — не станет естественным, как дыхание. Тогда ее… м-м-м, их будущий союзник имеет шанс прожить подольше. И помочь…
Хорошо бы еще отучить его от вредных привычек: жертвовать собой, к примеру. Лина прикинула шансы: нет, не выйдет. У светлых это в крови. Но попробовать можно.
Со спортзалом удачно вышло… На эту тренировку ее вообще-то толкнула злость. Но получилось неплохо. И ей, и ему занятия не повредят.
К тому же теперь ей придется прятать его от всех. Стоит Вадиму узнать, что брат пришел в себя, и «воспитание» начнется заново. Алексея заберут, и с надеждой на его помощь придется распрощаться…
Лина поежилась. Вадим и Торн не успокоятся, пока не сломают его… или не убьют. Так что — как можно меньше сидеть в этой клетке, никому не попадаться на глаза и тренировать на скрытность и т.п. Спортзал — то, что надо. Люди в Темные кварталы не ходят, а демонам нечего делать на тренажерах…
— Равняйсь! Смирно!
Мы стояли в полуразвалившемся здании космопорта, прикрученного к почти захиревшей военной базе. То ли здесь долго и усиленно бомбили, то ли пытались сделать капитальный ремонт, но энтузиазма хватило лишь на то, чтобы все поломать.
— Расслабьтесь, парни. — Командир вдруг улыбнулся нормальной человеческой улыбкой. И это было неожиданно: железная выправка, спокойное лицо, ровный голос — скорее напоминали кибера, чем живого человека. — Вы попали в ад. Дальше нашего отряда смертников высылать вас некуда, а за смертью мы и так ходим регулярно. И это она нас боится. Так что давайте, сучьи дети, кусайте ее в хвост и в гриву, пусть она от вас бегает. Да и вообще, вас отправляют сюда умирать с пользой для армии, а вы, назло всем, постарайтесь продержаться… А сейчас… десант! Слушай мою команду! Выполнить задание и выжить! К бою, сучьи дети!
Замечательно, когда есть кто-то, с кем всегда можно спорить. До сорванного голоса, до разбитого в кровь носа, до смертельной обиды, которая проходит сама собой через час. Плохо, когда этого человека больше нет. Ни рядом, ни вообще. И не будет. Больше никогда. И в это надо поверить, с этим научиться жить. Но, могу поклясться чем угодно, лучше бы мне самому руку отрезали или ногу. Потому что нельзя жить одной половиной. Нельзя жить в ополовиненном мире. Единственное радует, что долго этот кошмар не продлится…
…— У меня больше нет сына, — отец даже не орал. Он умел говорить тихо, но так, что пробирало до печенок. — Сын военный — это позор, и я от тебя отрекаюсь.
Игнат зло молчал, из разбитой губы стекала струйка крови. В лицо ему засадил отец — увидел карту военного и взбесился. Несколько минут спокойно уговаривал, расписывая прелести любой гражданской работы — вплоть до оператора уличных робоуборщиков, которым надо задавать программу и определять координаты, а по вечерам проверять — нормально ли самоочистился отсек для мусора, а если забилось, то пошурудить там специальным ежиком. Потом отец пообещал оплатить обучение на любую специальность, какую брат выберет. Но тот молчал. Упрямства у него было похлеще, чем у бати. И тогда отец ударил. Игнат поднял брошенную отцом на пол карту и вышел.
— Извини, пап, но у тебя нет обоих сыновей…
Мы потом поругались с Игнатом. На военную службу я не хотел, мне нравился геймдизайн, и я даже немного тренировался в обкатке персов. Но мы всегда и во всем поддерживали друг друга. Поэтому наутро я тоже пошел подавать документы в академию и успел в последний час приема, ругаясь, что заведение реально отсталое — ведь во всех остальных местах все можно сделать дистанционно. И даже биометрию не требуют предоставлять лично — достаточно переслать сканы. Игнат меня ждал на крыльце академии, нервно курил, вышагивал взад-вперед. А когда узнал, что у меня приняли документы и допустили к тестированию, бросился обнимать.
Нормативки за меня сдавал брат. У нас даже биометрические показатели отличались на единицу, что вполне могло сойти за ошибку сканирования. Впрочем, физнагрузки я демонстрировал сам. С Игнатом мы часто дрались, и получать люлей не хотелось, да и в боевые секции ходили на пару.
Отец не разговаривал ни со мной, ни с братом. Деньги переводить тоже перестал. Игнат предложил дежурить в клубе — человека-охранника могли себе позволить только элитные релакс-центры, а уж двух охранников-близнецов…
…Ночь была мрачной и глухой. Собственно, это помещение даже не «губа», на которой мы за время учебы насиделись прилично. Просто полупустое помещение продсклада. Даже полки откидной не было, куда можно прилечь. Пришлось устроиться на ящиках с провизией — лег бы и на пол, но он холодный и сырой. Не то чтобы простыть боялся — завтра станет вообще пофиг, но ненавижу сырость и холод. Даже в казарме Игнат отдавал мне свое одеяло, второе не полагалось, а термопледы считались причудой неженок. А я стучал зубами по полночи и никак не мог согреться…
… Оценки в академии у нас не сильно отличались: Игнат помогал, проверял, подсказывал. Мне было скучно и неинтересно, а он просто горел тактикой, стратегией, рукопашкой. И тогда брат предложил соревноваться. Азарт стал хорошим стимулом, я подтянулся по учебе, но часто, падая без сил на кровать, думал: почему я такой дурак не потянул брата в то, что было интересно мне?
Мы отслужили срочную на тихой-мирной планете, где из всех развлечений — пятничный мордобой. Что там надо было охранять и зачем туда пригнали три сотни человек — никто так и не понял. Но мы честно отслужили, получили очередные нашивки и собрали вещи, чтобы лететь домой. Я уже мечтал о том, как куплю курс и уже Игнату придется за мной тянуться.
В ночь накануне отъезда брал пришел под утро и пьяным, бросил мне планшет с открытым бланком договора.
— Ты со мной?
Я думал, что его убью, он почти не сопротивлялся. Но нас разнимали пятеро и никак не могли растащить — этот придурок подписал контракт…
…По низу ящиков что-то прошуршало. Надо же — супер современная армия, а грызуны как жрали провиант тысячи лет назад, так и теперь стачивают зубки о жесть консервных банок. Представление, наверное, устроят с утра. Когда озвучивали приговор, заявили же прямым текстом: чтоб другим неповадно было. Однажды под обстрелом Игнат рассказывал, что в древности провинившегося солдата проводили через строй, и каждый, что стоял в ряду, обязан был его ударить палкой. Мы тогда все посмеялись, а я еще и подколол брата, что, мол, он начитался всякой ерунды. А вот теперь сам убедился — нихрена не изменилось…
…Игната ранили в первом же бою. Настоящем. Я тогда впервые почувствовал запах смерти — она пахла жженой резиной, раплавленным пластиком и ржавчиной, как подсохшая кровь. И от этого запаха подташнивало, он забивался в ноздри и забивал глотку. Хотелось даже прополоскать рот, но воды было мало и ее сказали беречь.
После того боя нас стали внешне различать: Игнат начал прихрамывать, хотя бегать и воевать рана в бедре ему не мешала, а я поседел. Даже по военной стрижке, когда на голове лишь полсантиметра волос, и то стало заметно, что виски белые. Просто когда тащил брата, то даже готов был молиться, если бы умел и знал как. Но разрывать контракт Игнат не стал, подлечился и вернулся в подразделение. Мы перестали разговаривать на два месяца. И снова помирились. Может, ему когда-нибудь надоест воевать и мы сможем заняться тем, что хочу я? Тем более что Игнат всего лишь на десять минут меня старше — так что это всего лишь формальность…
…У нас одинаковые награды. На двоих две золотые звезды, два багровых сердца. Игнат всегда лез в самый ад, словно хотел что-то кому-то доказать. А я шел следом и вытаскивал его раненого — брат ловил плазму за двоих. Но я точно знал, что пока мы вместе, с ним ничего не случится. Про себя никогда не думал…
…Наша последняя боевая операция не задалась с самого начала: нас с братом разделили, дали каждому по небольшому отряду и поставили задачу. Зачистка флангов и поддержка центральной группы. А то, что мы всегда и во всем вместе, никто не посчитал важным аргументом. Даже Игнат небрежно отмахнулся: расслабься, все путем, зажмем этих мудаков в клещи и прищемим как положено.
План вроде бы и хороший, но только отцы-командиры не учли, что эти мудаки не станут сидеть и ждать, пока их начнут зачищать и щемить, а сами рванут в атаку под прикрытием с воздуха. И бить станут не в центр, а по флангам.
Нам приказали отступать, а мне лично — прикрывать. Со мной вызвалось двое добровольцев. Кому-то же все равно надо погибнуть, чтобы ушли остальные. Но я даже подумать не смел, что этим кем-то окажется Игнат. Я набрал его позывной, чтобы попрощаться. А в ответ пришла информация о том, что отряд на левом фланге уничтожен….
… Даже сейчас я не раскаиваюсь в том, как поступил. Единственное, что изменил бы, если бы мог, не позволил парнишке из добровольцев рвануть следом за мной. Его сняли моментально очередью, а первого из вызвавшихся выбил снайпер. Если подумать, то один боец сделать ничего не может против техники и плазмы, но мне в тот момент было не до трезвых размышлений — надо бы добраться до брата и попытаться его вытащить. И про приказ, про то, что я должен прикрывать, отход просто не думал. Все ушло на второй план. Может, если бы парни не погибли сразу, а выполнили задачу, то было бы не так критично… Но под огнем не бывает условных критериев…
…Странно, я не скрывался и не прятался, просто рвался вперед изо всех сил, но даже дроны противника меня не трогали. Рядом рвались пауки, воздух горел от комков плазмы, а я просто бежал через этот ад — целый, невредимый, даже комбез не тлел. Наверное, если бы в тот момент мне кто-то попытался заступить дорогу, то убил бы не задумываясь. И плевать, кто бы это был: свой, чужой, кибер.
Тело брата я нашел почти сразу — словно меня вели и указывали, куда поворачивать и где искать. У Игната были теплые руки и пустые невидящие глаза, слипшиеся от крови волосы и огромная запекшаяся рана на груди. После такого выстрела не выживают даже киберы. Уже можно было ничего не делать. Опуститься рядом на колени, обнять брата и чуть покачиваться. Так делала мать, когда хотела утешить, успокоить — обнимала и слегка покачивалась. А когда мы были маленькие, она нас так по очереди баюкала. Но после сна человек открывает глаза, а у брата глаза были открыты, а взгляд застывший, мертвый.
Я вдруг понял, что хотел сказать отец: быть военным — это не позор. Позор умирать в крови и грязи на планете за тысячи световых лет от родного дома. Позор быть беспомощным — ведь унизительно знать, что ничего не можешь сделать, что у тебя ничего нет, что нечего противопоставить смерти. Позор пропускать удар. Интересно, а плакать — это тоже позор? Я коснулся окровавленной рукой щеки — сухая, удивительно даже: глаза горят, и внутри все как будто выкручено болью. Наверное, если бы заплакал, стало б легче, но слез не было. Только мертвая пустота в груди, словно эту рану получил я.
Отдал бы что угодно, чтоб только поменяться с братом местами. Игнат бредил военной карьерой с детства, мечтал о космических рейдах, боевых операциях с тех пор, как увидел фильм «Звездный десант». А я мечтал рисовать игрушки о героях космических рейдов и тех, кто выходит победителем из боевых заданий. У нас была общая тема для постоянных разговоров, только я представлял, как буду рисовать и анимировать героя, а Игнат — себя на месте этого героя.
В том бою выиграли наши — подоспел второй десант, и через полтора часа пошла третья высадка с центральной базы. Этих шестипалых отжали сначала до их укрепрайона, а потом стали чистить и сами блоки. Победа была полной, с привкусом гари, с хлюпающей под ногами смешавшейся красной и черной кровью, с четким ощущением холода смерти и онемевшими руками, когда кажется, что уже не осталось сил не то чтобы поднять бластер, но даже нажать сенсор.
Я стоял на коленях, держал в объятиях умершего брата, а вокруг уже работали бригады, подбирающие раненых. Быстро проверяли сканерами жизнеспособность, небрежно отпихивали мертвых в сторону, а иногда даже просто ходили по мертвецам — не до церемоний, успеть бы подобрать тех, у кого еще билось сердце. Трупосборщики пройдут следом с черными герметичными мешками…
Мертвых собирали обычно киберы: тела и их фрагменты сразу сортировали по мешкам: один мешок — один погибший; и сразу снимали биометрию, отправляя файл командиру. Когда такой кибер попытался забрать брата, меня сорвало. Я выпустил из рук мертвое тело, вскочил и набросился на кибера. Очевидно, что у него я опознавался как свой, к тому же лейтенантские нашивки… Кибер застыл в позе для наказания, а я бил его, не глядя, куда попадают удары, и не чувствуя сбиваемых рук и ног. Пока я избивал машину, второй кибер сложил в мешок Игната, а я даже не заметил, настолько быстро это произошло, и не попрощался. Подоспевший оператор отдал приказ — меня зафиксировал второй кибер, а тот, которого я бил, остался лежать на земле. Наверное, я первый человек в части, который умудрился сломать кибера голыми руками…
Открыть мешок и проститься с братом мне не дали, отволокли в передвижной медблок. Там силовыми наручниками приковали к носилкам. Когда бешенство отпустило, я готов был выть от дикой боли в разбитых в кашу кулаках, ступнях, локтях, коленях. Кто-то из докторов, услышав, как я стал скрипеть зубами, обколол обезболивающим. Потом меня долго закатывали в гипс — врач сказал, что оперировали пять часов, — даже умудрились надеть механические калоши — хрень, работающая по типу экзоскелета для ног, только крепится к бедрам. Ходить помогает, но не побегаешь. На руках тоже были механические перчатки, но с отключенной опцией движения — фиксирует руки надежнее силовых браслетов.
Через день со мной заходили пообщаться из военной инспекции. Нарушение приказа, дезертирство с боевой позиции, погибшие по моей вине бойцы… И как раз когда мне зачитывали обвинения, вошел солдат в черном комбезе и протянул мне плоскую коробочку со сплавленным в комок пеплом и военную карту-чип брата. Полагающиеся соболезнования выражать было глупо — и парень из похоронки просто положил мне в руку коробочку и чип, взял под козырек и молча вышел. Инспектора отводили глаза, но все-таки дочитали обвинения и приказали споровожающему их киберу меня арестовать и проводить в камеру. Подходящего каземата не нашлось, поэтому меня после коротких пререканий впихнули в один из складов и заперли.
— Ты понимаешь, что будет, или прикидываешься придурком? — Майор пришел проведать, вправить мозги и наставить на путь истины. —
— Из-за того, что ты сдернул… там ребята погибли!
— У меня погиб брат! — Говорить не хотелось, особенно повторять про смерть Игната. И так всю ночь лежал на ящиках и пытался представить, что Игната больше нет и не мог в это поверить.
— А у них тоже братья, сестры, дети, жены, матери! — Майор остановился, схватил меня за комбез, встряхнул.
— Ну, прости, что не умер!..
Победу обозвали знаковой, тут же примчались какие-то верхние чины с поздравлениями и напутственными словами за честь и славу землян. Между торжествами состоялся и суд надо мной. В начале заседания я послал всю эту компанию инспекторов, представителя военной прокуратуры и прочих присутствующих сортировать мешки с мертвецами, чтобы своим носом понюхали, как пахнет смерть. И собственными чистыми ручками покопались в запекшейся крови и обожженном плазмой мясе трупов.
Меня приговорили к расстрелу. Исполнение приговора назначили на завтра. Прав оказался майор: из меня решили сделать страшилку для своих — вот как быть трусом, не выполнять приказы и бросать товарищей. Пусть и выглядит утрированно, но, если бы я промолчал, то скорее всего дали бы десять-пятнадцать лет военной тюрьмы, а так… А так у меня последняя ночь, какая-то шуршащая дрянь. И в руке коробочка с пеплом брата и его военный чип.
Утром меня привычно отконвоировали в сортир, а потом принесли стакан «плазмы»: «типа, выпей, братишка, не так страшно будет». От обращения братишка меня передернуло, и я случайно сжал руки — так, что стакан из прочного пластика, который держал между запястьями, смялся и треснул, как бумажный стаканчик.
Было не страшно, наоборот, едва сдерживался, чтобы не расхохотаться от пошлого лицедейства. Собрали всех бойцов, выстроили полукругом. Впереди с важным видом топталось местное и прибывшее начальство. Неловко по пять раз переставляли в бластерах батареи трое бойцов — тоже, очевидно, проштрафившихся в чем-то. Меня поставили перед ними метрах в десяти, стали зачитывать приговор. Мне, наверное, можно гордиться — я первый за десять лет в космодесанте расстрелянный своими, остальные погибают от выстрелов врагов, чужаков, противников, оргов, сепаратов. Как ни называй, но бластеры у всех примерно одинаковые и плазма хорошо прошивает тело.
— Целься!
Пригнанные на зрелище солдаты замерли. Хотя что тут необычного: сами каждый день стреляют в живых людей или ксеносов, и сами умирают, и тела друзей носят в утилизатор. Здесь то же самое — просто пристрелят еще одного придурка. Я не смотрел на расстрельную команду — у них и так лица были застывшие, бледные до синевы, а у одного вообще руки тряслись так, что бластер ходуном ходил. А вот рассматривать собравшуюся толпу было интереснее — такой спектр эмоций, от раздражения и злости до сплошного равнодушия и брезгливости. Захотелось спросить: а если бы рядом умирал ваш брат, вы бы продолжали соблюдать приказ или рванули спасать?
Раздалась новая команда. Время почему-то замедлилось, и я отчетливо видел, как в стволах бластеров заклубились комки плазмы, устремляясь мне навстречу. И тут я заметил Игната. Брат широко и быстро шагал ко мне прямо сквозь толпу, сквозь людей и вдруг резко остановился возле кибера из нашего отряда и словно толкнул его вперед…
Никто сразу не сообразил, что произошло. Просто стоящий в первой круге зрителей кибер вдруг прыгнул вперед на линию выстрелов. И три луча прошили его спину. Кто-то охнул, где-то выругались. Кибер упал на землю, дернулся, затих — стреляли ведь на полной мощности.
Люди опомнились, задвигались, забегали, заговорили. Кто-то из прибывших требовал продолжить процедуру и привести приговор в исполнение, но его быстро заткнули — дважды не расстреливают, не по уставу. Майор крикнул, что у кибера сработала программа защиты хозяина. И тут же капитан отвалил парням из нашего отряда несколько нарядов вне очереди — просто так, для острастки. Оператор киберов получил выговор. Начальство совещалось, что же со мной делать: простить, если казнить не вышло?..
А я стоял над телом расстрелянного кибера, смотрел на исчезающий в воздухе силуэт брата и думал о том, как подкупить администратора, чтобы подменил документы. С этого дня больше не будет Игоря Чернова, он погиб вместе с мечтой о геймдизайне. Остался только Игнат Чернов — мечтающий стать крутым космодесантником.
Пока Джеймс не остался один в управлении, он до конца не понимал, как необходимо ему одиночество. Удачно получилось, что о размещении инструктора никто не позаботился заранее, да и сегодня вспомнили уже под вечер.
Правда, тут же начали наперебой предлагать раскладушку на кухне (Глеб), диван в гостиной (Рита — с уточнением, что он мягкий и удобный), надувной матрас в кладовке (Невидимка — с уточнением, что там есть терминал с выходом в инфранет) и даже трехспальную верхнюю кровать над компьютерным столом (Пабло — «Для братьев делал, но они все равно раз в год приезжают»).
Хорошо, что про дежурства полицейские заговорили немного раньше, выясняя, чья очередь сегодня спать на диване в кабинете начальника участка: выделить никого из пятерых сотрудников на прием звонков по горячей линии еще и по ночам Глеб не мог, как и назначать полноценных дежурных с предоставлением следующих суток под отсыпной отгул, иначе днем в полиции просто некому было бы работать. В итоге пошли на компромисс — по ночам дежурили все по очереди, в том числе и капитан. Но имели право спать, если не случится никакого форс-мажора.
Вот Джеймс и предложил подежурить сегодня — все равно выспался на полгода вперед в спасательной капсуле и на космодроме. Заодно и в инфранете посидит, новости почитает — если остальные, конечно, не возражают.
Остальные, конечно, возражали — в том смысле, что неудобно обременять целого майора тем, с чем легко справляется младший констебль. Но возражали не так чтобы очень активно, и Джеймсу легко удалось их переубедить.
И вот теперь все двухэтажное здание в его полном распоряжении. На целую ночь. На втором этаже нет ничего интересного, только камеры, в одной из которых отсыпается Таффер. Но Джеймс не жадный, ему и первого хватит.
Тихо. Спокойно. Не нужно принимать немедленные решения и ежесекундно высчитывать слова и поступки с наименьшей угрозой разоблачения и ликвидации.
Хотя одно решение принять все-таки надо, и прямо сейчас. Остаться или бежать? Удобный случай. До утра его не хватятся.
Нет. Неразумно. Немедленное разоблачение ему не грозит, он же не какой-нибудь DEX, чтобы срывы устраивать. Уйти надо по-бондовски аккуратно, лучше всего — имитируя собственную смерть. В идеале — добыв паспортную карточку на другое имя.
Джеймс съел принесенные Ритой пончики («Вы же наверняка голодный, а я ваш телохранитель и должна заботиться!»), запил их крепким сладким кофе с молоком из ее же термоса. И понял, что уже принял решение.
Он остается на несколько дней. Это разумно и правильно со всех точек зрения.
И конечно же, он вполне отдает себе отчет в том, что ему доставляет удовольствие возможность еще немного побыть рядом с людьми, которых возмущает избиение киборга. С искренностью от девяноста двух до девяноста восьми процентов. Это обстоятельство — приятный бонус, не более. Его решение остаться целиком и полностью основано на логике, рациональности и расчете. А бонус… что ж, бонус тоже входит в этот расчет.
— А майор-то молоток! — сказал Пабло, уже садясь во флайер. — Не тянет одеяло на себя, не выпендривается и не зазнается. Думаешь, он с его навыками не смог бы и сам этого гаденыша вычислить и арестовать? Ха! Но не стал, дал Степану отличиться.
Хлопнула дверца.
Джеймс двумя этажами ниже поспешно отшагнул от раскрытого окна, хотя это и было не слишком рационально: вероятность того, что его интерес заметят люди на крыше, стремилась к нулю.
Дежурство обещало быть спокойным. Капитан Ржаной уже объяснил, что пьяные драки, хулиганство, вандализм и прочие мелкие правонарушения — вне их компетенции. Этим занимаются отряды охраны порядка. А сигнал в управление идет только по поводу чего-то серьезного.
Джеймс шел по полутемному коридору. На его пути загорались маленькие лампочки — и гасли за спиной. Спать не хотелось. Территорию он уже изучил: скачал план здания. Вот сейчас, кстати, слева чулан с шоаррским роботом-уборщиком. Жаль, он не выяснил код замка. Можно было бы взглянуть, что там за проблема такая в его настройках. А на всякий случай надо запомнить, какой системы тут замок. В будущем может пригодиться.
Джеймс взглянул на дверь… и лицо его непроизвольно приняло каменное «типовое выражение номер два». Как у DEX’а.
Кусок проволоки, согнутый петлей. Другой кусок проволоки — в форме крючка. Крючок вставлен в петлю.
Это — замок?! Но как это может быть замком?!
Может быть, это часть системы сигнализации? Тронешь нелепую вещицу — и…
Киборг тщательно просканировал все вокруг и решительно приподнял крючок.
Дверь открылась, одновременно вспыхнула маленькая лампочка, освещая силуэт низенького робота и еще какое-то оборудование в гнездах на стене. Но Джеймс не сразу отдал роботу команду выйти из чулана. Он анализировал полученную информацию. Этот крючок на двери помещения с материальными ценностями много сказал ему о планете.
Наконец он глянул на код, написанный на корпусе робота, и четко произнес:
— РУ-12, выйти в коридор.
Робот завертелся на месте, тычась в стены: искал выход. Он был похож на смешного, нелепого человечка. Джеймс как-то видел на стене детский рисунок мелом: туловище — продолговатым овалом, вроде огурца, голова круглая, руки похожи на ветки. Такое впечатление, будто дизайн робота разрабатывал тот ребенок, только он догадался закончить конечности уборщика насадками-щетками, а вместо ног поставить его на гусеницы.
Наконец шедевр шоаррской инженерной мысли выбрался в коридор.
— РУ-12, ознакомь меня с инструкцией, — приказал Джеймс.
Робот завис. Джеймс хотел переформулировать приказ, но робот вдруг ожил. Над его головой открылось вирт-окно с полосками строчек.
Джеймс углубился в непролазные словесные дебри, кишащие фразами вроде «работай радость сердце в хозяина» и «команда голоси чистота сверкай». Вскоре он понял, в чем проблема. Никто из полицейских не сумел продраться сквозь изящный перевод с шоаррского. Ему-то, Джеймсу, это пустяки. Что-то вроде простенького шифра.
— Ну-ка, проверим, — сказал Джеймс застывшему на месте роботу. — РУ-12, драть-мыть половая поверхность совсем!
Не помедлив ни секунды, робот плавно заскользил вдоль стены. За его гусеницами оставались чистые влажные полосы. Доехав до конца коридора, он повернул и поехал назад, кладя новый чистый след параллельно первой полосе. РУ-12 работал безукоризненно — словно дорвался до любимого дела, которым ему мешали заниматься.
Как просто! Бедняга был настроен на приказы, переведенные с шоаррского каким-то креативным переводчиком. А команды, отданные новыми хозяевами, кое-как понимал по ключевым словам. Тормозил, конечно…
— Что, парень? — с невеселым сочувствием сказал Джеймс. — Они толком приказать не умеют, а в результате ты — тупая жестянка? Ладно, хватит…
РУ-12 даже не повернул головы на звук его голоса. Ключевых слов не было…
— РУ-12, в отсек место вертайся в зад весь и помер, — отчеканил Джеймс слова из инструкции.
Робот тут же скользнул в чулан и притих там. Джеймс торжественно запер за ним дверь на смешной крючок.
***
А вот с базой данных пришлось повозиться долго — почти четыре минуты.
И теперь киборг с интересом изучал личные данные полицейских. Глеб Ржаной, как Джеймс и предполагал, побывал на войне. Планета Бестия, охрана арсенала. Запросить в инфранете данные по Бестии… Ага, ясно. С людьми капитану сражаться вряд ли приходилось, а вот опасного зверья на его долю хватило. Не тихое тыловое местечко, но и не передовая…
Степан, оказывается, служил на Бестии под командой Глеба Ржаного. Должен был попасть в штрафбат за дисциплинарное нарушение (рукоприкладство по отношению к некоему лейтенанту Волобуеву), но остался в роте по ходатайству и под строжайшую личную ответственность капитана Ржаного, а также с учетом вскрывшихся смягчающих обстоятельств. И после войны вместе с ним прилетел на Нереиду. Семьи нет… понятно. Одинокий человек, фронтовая дружба. Ржаной, значит, был хорошим командиром. Надо учесть.
У Санчеса и Флавье почти одинаковые биографии. Оба родом с платформ: Пабло — с Южной, Рита — с Урожайной. У обоих большие семьи. Оба подались в Столицу, оба поступили в полицию… В досье Риты была приписка Глеба Ржаного: «Занималась айкидо. Очень хорошо стреляет, даже лучше Степана». Кстати, у Степана в досье никаких приписок не было. Видимо, капитан и без того прекрасно знал своего давнего подчиненного…
А изучить дело Адама Шталя киборг не успел.
Сработал датчик: в единственной занятой камере уровень шума превысил норму. Джеймс смахнул вирт-окна с делами полицейских и вывел «картинку» из камеры.
Незадачливый снайпер сидел на койке, обхватив колени руками и низко, страшно выл.
***
В аптечке нашлось успокоительное, а зайти в камеру было не опасно: оружия у арестованного нет, а с голыми руками на Bond’а — пусть попробует…
Впрочем, Таффер и не попытался напасть на вошедшего полицейского. Вскинул на него полные муки глаза. Прервал вой. И выдавил из себя так, словно что-то мешало ему говорить:
— Они меня загрызут.
— Кто? — деловито уточнил Джеймс.
— Они. Черная птица выклюет мне глаза. Багровый скелет меня задушит… Я не сумел…
И закашлялся, будто слова причиняли ему боль.
Тут бы и сделать ему укол, но Джеймс медлил, рассматривая скорчившегося на узкой койке человека. Его поразила разница между бредовым содержанием слов и той уверенностью, с какой они были произнесены. Датчики не обманешь. Таффер был хоть и до полусмерти напуган, но — в сознании. И говорил правду. Поправка: говорил то, что искренне (на 89%) считал правдой.
— Не загрызут, — твердо пообещал Джеймс. — Я им не позволю.
И ловко прижал инъектор к руке Энди.
Снотворное подействовало быстро. Джеймс стоял над обмякшим на койке человеком и озадаченно хмурился.
Сумасшедший? Но кто мог послать на серьезное задание сумасшедшего? Может, его никто и не посылал? Или послали какие-нибудь слышные только ему одному голоса, а винтовку, даже с оптическим прицелом, на этой мирной планете охотников и рыболовов раздобыть не проблема…
Но тут Джеймс вспомнил слова Пабло про шрамы от нейрохлыста на спине Таффера.
Никто его не посылал? Ой, вряд ли!..
— Добро пожаловать… Рады вас видеть… О, как замечательно, что вы почтили нас своим визитом… Это большая честь принимать вас в нашем доме… Приятно, что вы приняли приглашение… Как мило с вашей стороны… Чудесный вечер, правда… Проходите, вы не пожалеете, что приехали… Какое счастье, что вы почтили своим присутствием эту вечеринку… — Вежливость уже вязла на языке липким комом, а от приторных улыбок-оскалов немели губы, но надо было доиграть роль радушного хозяина до конца. Тем более что потерпеть осталось всего ничего — до рассвета. — Проходите, ваше присутствие сделает этот вечер божественным…
Алерд также приветствовал гостей, но не у входа, а в зале, заодно исполняя роль услужливого бармена. Он искренне не понимал, зачем нужны эти расшаркивания и ритуальные фразы — все-таки двадцать третий век на дворе, а не кровавое средневековье, когда на балы собиралась сплошная знать, у которой даже не родовые древа, а целые клановые рощи можно вычерчивать. Теперь все стало намного проще и банальнее, а вычурность, увы, не способствует выживанию. В прежние времена вампира можно было убить лишь ценой нескольких человеческих жизней — даже будучи раненым и ослабленным, никто бы не стал лежать и дожидаться, покуда забьют в сердце осиновый кол, или стоять на одном месте, позволяя получше прицелиться в себя серебряной пулей. А теперь практически любой человек, знающий, как нажать на курок, способен пришить даже взрослого сильного вампира. Наверное, человечество именно с этой целью и изобрело мини-огнеметы и серебряные баллончики.
Наполнив поднос бокалами, Алерд снова стал обходить гостей, рекомендуя напитки. Им с Ксандром повезло — удалось заполучить на вечер самого лучшего бармена. Безумно дорого, но таких коктейлей больше никто не делает во всем Найбладе. Шикр смешивал кровь не только с алкоголем и разными наполнителями, но и разных групп. И было приятно ловить возгласы восхищенных гостей, когда они получали в руки высокий стакан с двенадцатью слоями различного алого цвета — фирменный напиток Шикра. Почувствовав раздражение партнера, Алерд направился к дверям — Ксандр действительно уже изнемогал от своей роли.
— Тебе осталось потерпеть четверть часа, — Алерд, ловко балансируя подносом на ладони левой руки, правой со спины обнял кровника. — Еще не прибыли двое приглашенных, но они никогда не опаздывают. Сумеешь продержаться?
Ксандр кивнул, расслабляясь от прикосновения. Пятнадцать минут поулыбаться, перекинуться вежливыми репликами с теми, кто подходит поболтать, вручить фотокарточки с моделями вечеринки — это не сложно. Тем более что потом будет награда…
— Вот и молодец. — Алерд нежно провел рукой по напряженным плечам Ксандра, скользнул вверх по шее и выше, поиграв прядями светлых волос. И, резко сжав руку, дернул голову партнера к своему плечу. — Ты же постараешься…
Ксандр улыбнулся — Алерд тем и был хорош, что никогда не знаешь чего от него ждать: ласки или боли. Алерд уловил реакцию партнера, усмехнулся, легко царапнул клыками шею.
— Встретишь последних и проверь, как там десерт.
— Хорошо. — Ксандр почти успокоился. Он ненавидел скуку и однообразие, презирал ритуалы, а праздник Первой жертвы считал глупостью, но клан отмечал эту ночь почти пять столетий, и в этот раз глава выбрал их с Алердом дом. С одной стороны — это почетно и дает неплохие шансы повысить свой рейтинг, если вечеринка понравится старшим. С другой — он бы все равно согласился на пытку деловым костюмом и приличный вечер, после которого буквально хочется убивать, ради кровника. Алерд по-настоящему счастлив: он охотно занимался подготовкой, придумывал фишки, да и теперь лавирует среди гостей, словно всегда был в этой стихии. Ксандр усмехнулся: мальчишка, который еще не разменял первую сотню лет после перерождения и который до кровавого причастия промышлял тем, что выполнял заказы разных господ. А вампиром стал на грани жизни и смерти: нарвался на слишком строптивого клиента. — Иди, развлекайся.
Алерд ускользнул обратно в зал. Ксандр постоял немного у входа, потом поднялся на террасу — гостей он и отсюда увидит, а спуститься — раз плюнуть, достаточно перемахнуть через перила. Но зато здесь не так сильно доставала музыка, да и никто из гостей еще не возжелал освежиться. А ночь была такой свежей, чистой и открытой, словно трепетная девственница в ожидании ритуала, раскинувшаяся на накрахмаленных до хруста простынях.
Ксандр встретил последних приглашенных, проводил в зал и сдал на руки кровника. Теперь можно и самому немного отдохнуть и развлечься. Он быстро обошел танцующих, вслушиваясь в эмоции — все отлично, всем все нравится. И ведь еще не было главного сюрприза вечера! В смежной комнате уже было все подготовлено — мобильный бассейн приветливо мигал расположенными вдоль стен алыми гирляндами. Ксандр проверил, активирован ли встроенный в середину фонтан — да, компактное устройство было готово разбрасывать веером брызги, только следовало добавить на дно немного жидкости. Теперь дождаться условного сигнала и открыть дверь, чтобы гости оценили изящество идеи и красоту исполнения. Ксандр медленно двинулся вокруг бассейна, касаясь пальцами прикованных к бортику людей. Они с Алердом действительно постарались, выманивая и отлавливая таких красоток и красавцев. Десерт был на любой вкус: брюнетки и блондинки, шатены и русые, зеленоглазые и кареглазые, синеокие и альбиносы — всех групп крови с первой по четвертую, с идеальными фигурами и аппетитными формами. Сто двадцать человек, зафиксированных за запястья и лодыжки в специальных скобах, с намертво заклееными пластырями ртами (кому из гостей захочется слышать стоны жертвы, тот сам и сорвет), с такой шикарной палитрой взглядов: от сумасшедшего страха до огненной ненависти… Ксандр даже облизнулся — такие эмоции хотелось пить даже сильнее, чем теплую солоноватую кровь. Он снова прошел вдоль ряда, поправлял волосы жертвам, поглаживая груди, животы, бедра, иногда даже сам прижимался к дрожащим телам — ему нравились люди. Нравились своим теплом, мягкой податливой кожей, своей слабостью и беспомощностью. Людей можно подманить и брать голыми руками, можно ласкать, чтобы они потом сами, будто пребывая в трансе, подставляли шеи или запястья. А можно ломать, чтобы боль выжигала разум, чтобы человек превращался в обезумевшее животное, которые уже ничего не соображает, но готово тянуться к рукам своего палача за облегчением и спасением от мук.
Замечтавшись, Ксандр едва не пропустил условный сигнал, но спохватился вовремя — пультом убрал перегородку между комнатами, включил гирлянды. И отступил чуть в сторону, жестом радушного хозяина приглашая гостей насладиться чудной картиной. Вампиры замерли, потрясенные волшебным зрелищем — да, они чувствовали живых людей, и коктейли были из свежесцеженной крови, но красные всполохи мигающих ламп на светлой коже, дергающиеся в фиксаторах тела, украшенные цепями или ремнями, волны страха и истинного ужаса, разливающиеся от пленников, — все это сводило с ума.
— А вот и десерт, прошу вас. — Алерд выдал одну из своих лучших улыбок, демонстрируя чуть увеличившиеся клыки. — Наслаждайтесь, но помните, что это еще не все, и вас будет ждать еще один сюрприз.
Гости приблизились к бассейну с угощением, стали осматривать и выбирать себе жертву. Наконец-то кто-то первым полоснул ногтями по груди прикованной девушки, следом другая вампирша рванула зубами шею рыжего парня. Вампиры, словно получив сигнал, набросились на людей, получая свои удовольствие и кровь. Кто-то рвал тела жертв, причиняя дополнительную боль. Кто-то просто жадно пил — реалии современного мира не позволяли вампирам до отвала насыщаться на улицах города, приходилось хитрить и выкручиваться с охотой. Кто-то, желая в полной мере насладиться жертвой, а не только чувствовать приглушенные стоны и хрипы, сорвал с губ лейкопластырь.
Алерд зло улыбался — гости самозабвенно пили, не обращая внимания на брызгающую во все стороны кровь, на то, что их дорогая одежда пачкалась, на то, что по сигналу с пульта заработали потайные камеры, расположенные по периметру помещения. Вечеринка удалась на славу, — развороченные тела, вспоротые животы и шеи, разорванные клыками руки, потоки крови — и наконец-то с тяжелым всхлипом заработал фонтан, разбрасывая алую капель на ужинающих вампиров… Ксандр весело глянул на своего кровника и слегка презрительно — на сосущих кровь гостей: те, позабыв про элегантность и манеры, жадно хлебали кровь, даже бросались на пол бассейна, где смешивались кровавые ручейки, захлебывались и пили аж до тошноты.
«Надо будет следующим вечером снова выйти на охоту», — подумал Ксандр. Не самим же, в самом деле, убирать эту кровавую кашу и отмывать обляпанную кровью и внутренностями комнату…
— Хорошего вечера! Кто не спит в эту черную ночь? Ну-ка отзовитесь! Как вы еще не умерли и не попали в ад? Тогда слушайте новую тему — сегодня у нас будет кулинарный вечер. Так что пускай святоши поют свои хвалебные гимны, шепчут охранные молитвы и развешивают на дверях и окнах обереги, но мы-то знаем, что они все равно бесполезны, если вампир назначит вас жертвой охоты, — а мы тем временем поговорим о чем-нибудь вкусном. Например, как вы относитесь к копченной крови?
Ведущий популярной программы «Heavenly blood» выразительно, чтобы слушатели уловили движение языка и губ даже через радиоэфир, облизнулся. Это был его первый эфир, и очень хотелось произвести впечатление на публику. Почти год, вплоть до вчерашнего вечернего эфира, программу вел человек, который имитировал, что он вампир. Кто-то знал правду о прежнем ведущем, кто-то чувствовал в нем человеческое, но он был мега популярен. Ключевое слово здесь был, а теперь его нет. Выпили. И этот эфир уже другой, и дальше будут другие эфиры. Прежнего не будет, но популярность дама капризная и ей надо приносить жертвы.
— Мм-м-м, копченая кровь… Мне лично такое блюдо очень нравится. Хотите знать, как его можно приготовить? Я сейчас расскажу. Сначала надо выбрать жертву. Мне по вкусу парни, но если кто-то предпочитает девушек — то сгодятся и они. Если выбрали, то потом надо устроить небольшую прелюдию. О-о, не спешите кривиться, это обязательное условие. И да засуньте свои предубеждения себе а зад — людей не обязательно сразу хватать и кусать, все становится намного интереснее, если узнать человека поближе.
Он и сам не пропустил ни единого эфира с человеком. В том парне была харизма, одержимость, он умел притягивать внимание и держать аудиторию полтора часа. А на сегодняшний эфир у него по плану был разговор о человечности и подлости. Но будут рецепты, тупые и прикольные. Будем завоевывать авторитет стандартными приемами — он ведь не человек, а вампир и у него есть будущее и перспективы.
— Вот только себе представьте: вы знакомитесь, сначала традиционно на каком-нибудь сетевом ресурсе, обмениваетесь поначалу ничего не значащими сообщениями. Но с каждым новым ответом вы чувствуете, что ваша жертва к вам привязывается, что она или он начинает без вас скучать и тосковать, и все чаще про вас думает. И надеется, что именно с вами устроит свою судьбу на вечер или на несколько месяцев, а еще лучше на несколько лет. Но при этом даже не подозревает, что именно с вами она останется до конца жизни. До конца своей жизни. — Сделать многозначительную паузу, позволяя слушателям оценить шутку.
Конец жизни… наверное, плохо закончить ее на холодных камнях набережной с перерезанным горлом и выпитым досуха. Интересно, кто будет вспоминать этого парня ведущего через месяц? Да, сейчас приходят сообщения из категории «привет с того света», но прошло слишком мало времени. Завтра уже вряд ли кто-то станет писать и сожалеть, что человека все-таки «сожрали», а через неделю уже мало кто и вспомнит, что тут был другой ведущий.
— Поэтому не торопитесь, ведь не зря гурманы и опытные кулинары твердят — спешка портит вкус настоящего блюда. Но и не стоит затягивать, иначе продукт испортится, скинет, переключится на кого-то более доступного и решительного. Так что выдерживайте того, кого выбрали, но не перемаринуйте. Когда понимаете, что пора встречаться, то назначайте свидание в романтической обстановке. Да, не забудьте выучить такие слова, как: «мне хочется провести этот вечер необычно!», «давай уйдем куда-нибудь прочь от суеты и городского шума!», «представь себе, во всем мире только ты и я, и больше никого нет!», «выбирай такое место, чтобы мы там смогли побыть только вдвоем!». Запомнили, или для самых недалеких и торопливым мне надо повторить? Если что, можете писать в мессенджер — проконсультирую индивидуально.
Историю пишут победители. Рейтинговые ведущие получают прайм-тайм. Люди — кормовая база, и даже если какой-нибудь кролик и высунется из своей норки, то его участь — цилиндр фокусника и пять минут аплодисментов, а потом все равно на жаркое. Это закон жизни, детка, правда выживания. И нечего размазывать виртуальные сопли и нести графические цветочки к нарисованному мемориалу. Вампир скрипнул зубами — ссылку на ресурс, где вампиры-слушатели канала решили почтить память ведущего кто-то прикрепил прямо в комменты под окном прямого эфира. И на той страничке было действительно много людей и хороших слов.
— Итак, смотрите в чем прелесть этих фраз — вы сразу настраиваете свою жертву на нужный лад и исподволь намекаете на уединение на природе. Да, обязательно на природе… Ну и плевать, что там комары и муравьи, и вообще неудобно! Вы туда зачем идете? Не валяться в травке с дурацкими поползновения, а готовить, так что будьте любезны, соблюдайте рецепт! И зарубите на своих носах: использовать этот рецепт в городских квартирах нельзя, и даже на крышах небоскребов нежелательно. Потому что прожжете нахрен покрытие крыши, потом от штрафов за порчу государственного имущества и нарушения общественного порядка блевать будете. Короче, записывайте дальше.
Соревноваться с мертвым ведущим было паршиво — выпитый человек выигрывал по рейтингу. Этот эфир набрал лишь девятнадцать процентов от показателей прошлых программ. Но человек проиграл и просто умер, чтобы кто-то насытился его кровью. А проигравшие жизнь не могут выиграть в битве рейтингов. Человек более слабый — и он всегда проиграет вампиру в прямой схватке. Но просто еще ни один вампир не сражался с мертвецом за популярность.
— Вот вы пришли на природу и предлагаете разложить огромный костер, чтобы до утра любоваться огнем, взлетающими в черное небо искрами, и глазами своего любимого человека. Какой дебил там уже ржет? Да, я даже в студии слышу этот глупый смех — эй, кто там, а ну кончай скалить клыки, а то мигом обеспечу недокомплект. Здесь нет ничего смешного — это стратегия. Потому что вам потребуется очень большой костер, и да, разумеется, вампир сильнее человека, но таскать в одиночку дровишки скучно. А размер охапки что у человека, что у вампира не сильно-то и отличается. Так что да, внушайте своей жертве, что вы собираетесь провести с ней всю ночь возле костра. Вешайте лапшу на уши насчет искр и звезд, и сияющих глаз, в которых будут отражаться отблески пляшущего пламени. И, кстати, вы при этом ни единым словом не соврете.
Хотелось вмазать кулаком по столу, чтобы разбить экран. Хотелось что-то сломать, расколотить. разорвать в клочья. Даже на странице, где собрались почитатели памяти, было больше посещений, чем у страницы прямого эфира.
— Все будет: и отблески в глазах, и ночь у костра, только ваша добыча проведет ее в несколько неожиданной для себя позе. Значит, дровишек собрали, костер развели, и, пока огонь прогорает, можно пообнимать жертву, приласкать, наговорить всякой всячины, даже дать обещания и клятвы — люди глупы по своей природе и ужасно доверчивы. Когда жара станет достаточно — как проверить? Подержать руку над огнем, сделать вид, что греетесь. Так вот, когда жара станет достаточно, вам надо будет связать руки и ноги вашей жертвы. Да не силой, вот где перерождают и обращают таких придурков, что шлют в прямой эфир такие тупые вопросы?! Смотрите томным взглядом на вашего человека, говорите с придыханием о том, что для вас важно, чтобы ваш партнер полностью вам доверял. И что вы не сделаете ему ничего плохого. Ну разве что сожрете. Три ха-ха.
Кто-то на скорую руку сляпал группу и стал туда выкладывать записи с прошлых эфиров. Еще один говнюк притащил фотки человека-ведущего. Интересный парень — глаза пронзительные, во взгляде вызов, улыбка слегка насмешливая, такая полуулыбка, резкий в движениях — на видео особенно четко заметно. Решительный. И эфиры у него были живые… вампир натужно рассмеялся.
— Действительно, не пожалейте времени на уговоры, потому что когда ваша жертва осознает, что ее ждет и сначала не поверит, потом будет просить и умолять ее отпустить, станет повторять ваши слова про любовь и верность… а потом испугается. И этот момент перехода — он стоит часа пустопорожней болтовни, потому что вы поймаете такие ощущения, что мама дорогая. Да, веревки лучше не использовать — могут прогореть и тело шлепнется в костер. А вам потом поднимать его обратно, и дрова сгребать. Чтобы обойтись без таких казусов, лучше заранее запаситесь двумя парами наручников. Дебилы, одни для запястий, а вторые для щиколоток. И да, большую. палку, способную выдержать вес человека, и пару рогулей, на которые вы подвесите палку — вам тоже придется подготовить собственноручно. И эти заготовки до поры до времени лучше не показывать человеку, а то мало ли что он или она там себе вообразит или начнет задавать лишние вопросики, вот как некоторые слушатели сейчас.
На самом деле вопросов не было. Рецепты никого не зацепили. А вот под фотографиями выпитого тела более миллиона просмотров меньше чем за десять минут. Пальцы непроизвольно сжались в кулак — ну ладно, парня выпили, хотя столько крови ни одному вампиру не надо, могли и оставить в живых. Но вот зачем оставлять на теле свои метки, а еще синяки и засосы на плечах и груди? Это уже как-то мерзко, и отдает пошлостью похлеще «рецептиков»…
— Короче, наручники и рогули подготовили, лучше металлические — между прочим, я видел неплохой комплект в магазине «Охота» и ценник нормальный, — жертву заболтали, конечности сковали. А потом большую палку продеваете в кольцо рук и ног. И подвешиваете. Да, подвесить надо с таким рассчетом, чтобы огонь не сжигал сразу, а медленно и основательно подпекал. Когда жертва осознает, что вы не шутите, вы получите незабываемое зрелище, где будет море мольбы, слез, соплей, воплей. Ну или даже гордого молчания и презрения поначалу, но это максимум минут пять-десять. Больше никто не выдержит, так что шоу будет в полном объеме. Когда надоест слушать вопли, можно жертве заткнуть рот. Всемогущий, ну почему меня слушают такие идиоты? Нет, кляпы заранее брать не обязательно — на вашей жертве ведь есть одежда, так что можно использовать ее. И, заодно, советую жертву раздеть — голое извивающееся и дергающееся человеческое тело выглядит намного вкуснее, чем в ошметках полыхающей одежды.
Надо было говорить — вот он и нес какую-то чешую, потому что прямой эфир. Потому что прайм-тайм. Потому что популярная программа. Потому что нет ничего хуже памяти, которая даже нельзя залить алкоголем: на вампиров спиртное не действует, а был бы человеком — пошел бы и нажрался до тошноты.
— Когда местами начнет пузыриться и лопаться ожогами кожа — это для вас знак, что блюдо готово. Можете снимать жертву с огня и, не развязывая, начинать пить. Поверьте, кровь будет совершенно иного вкуса — более пикантная. Кстати, если середи вас, дорогие друзья, есть любители человеческой свежатинки, то можно сразу с тела напластать кусочков и зажарить. Или полоснуть по горлу, почти отрезая голову, и выцедить всю кровь до капли в какую нибудь емкость и тут же сунуть в угли, чтобы запекалась — и вы получите шикарную кровяную колбаску. А можно вспороть живот, выскрести внутренности и просто дожарить вашего человека целиком. Что значит «зачем внутренности и кишки доставать»? Чтобы с говном не жрать, недоумок. Да, на такой пикник можно позвать друзей, но заранее вашей жертве их не стоит показывать. Пусть для человека они станут сюрпризом.
Вампир мельком глянул на таймер — еще тридцать секунд пытки, но да уже можно прощаться. Он выдержал, эфир не провален. Может быть, и к нему со временем привыкнут и полюбят. И будут включать волну, чтобы потрындеть о всякой херне, когда не надо думать. А может быть, у него и не получится, и руководство станет искать другого. Но это сейчас не важно, да и вообще ничего уже не играет роли. И он тоже больше не будет играть. Завтрашний эфир будет о человечности, и плевать — даст эта тема нужный рейтинг или нет.
— В общем, приятного аппетита и отличного вам вечера на природе. Да, не забудьте написать, как вы воспользовались рецептом и какие впечатления получили. А в пятницу я вас порадую новым блюдом — расскажу как правильно замариновать человека. До скорой встречи, упырьки!
Все. он справился. Ведущий коснулся сенсора, отключая микрофон.
— Ты выиграл. — Эта фраза не предназначалась для аудитории. Он произнес ее для одного человека, который никогда ее не услышит. Впрочем, он ведь больше и не может соревноваться. Но этот человек и так выиграл своей жизнью и своей смертью…
По скрипучей лестнице я поднимаюсь один, Лия завернула на кухню с чашками, спеша воспользоваться отсутствием Алека. Но тихо порадоваться хотя бы получасику одиночества в лаборатории не удается — над моим столом склонилась невысокая женщина в длинном плаще, голова в мелких кудряшках чуть покачивается, тонкие пальцы перебирают бумаги.
Вздыхаю.
— Здравствуй, ба. А я думал, что ты еще не вернулась…
Моя бабушка Ференциата, урожденная Фейри-Ке, а ныне — ушедшая в вечность бессмертная, не собирается нас покидать. Во всяком случае — надолго. Сейчас она молчит, даже головы не поворачивает в мою сторону, только губы поджимает. Острый черный ноготь намекающе постукивает по пустой странице рабочего журнала.
Понятно.
Один из самых строгих преподавателей теормага за все годы существования Университета не собирается тратить время на разговоры с разгильдяем, не сподобившимся даже заполнить отчет о проведенном эксперименте. Спорить бесполезно, проще смириться и выполнить.
Снова вздыхаю, подтягиваю стул ближе к столу, сажусь и начинаю писать:
«… День тридцать шестой (рабочий).
Конечный результат — отсутствует.
Промежуточный результат: рост симпатии.
Коэффициент симпатии реципиента — 9 эмо по шкале Мелвис-Грина, динамика — стабилен. Коэфициент симпатии донора — 7, динамика положительная. Блокаторы не задействованы. Сила лютока на максимуме — 0,03 Дж., нарастание мощности — по отрицательной экспоненте, амплитуда эмоциональных колебаний — в пределах от 0,9 до 0,4. Доля остаточных психонормиков в плазме крови на момент начала эксперимента: донор… (беру со стола стеклянную плашку, слизываю подсохшую бурую капельку, задумчиво катаю на языке, анализируя, хотя я и по запаху считать могу, но зачем отказывать себе в маленьком удовольствии?) — пожалуй, 9,8%, реципиент — 0,1%. Аллергическая реакция на окситоцин — отрицательная у обоих.
Рекомендации к дальнейшей работе — окситоцин на слизистую за двадцать минут до начала эксперимента. Дозировка…»
Откладываю вечную ручку. Окситоцин должен сработать, штука мощная, на себе проверял — почти сутки потом такой добрый был, что аж противно. Хотелось немедленно поделиться со всеми всем, что имею, кого-то спасать, куда-то бежать… Хорошо, что заранее попросил Рриста меня запереть в подвале, причем обе двери закрыть снаружи, чтобы уж точно никак не выбраться. Оставалось только валяться на диване и скулить от неразделённой любви ко всему живому и неживому миру, независимо даже от наличия у его представителей хвостов. Я был готов полюбить даже этого блохастого кретина, пакость какая! Даже стихи писал, вот же стыдобища. Первые часов шесть-семь особенно сильно крутило, потом полегче, а как за десятый перевалило — отпускать начало. И я заснул. А проснулся уже абсолютно здоровым, да тут и Ррист дверь открыл, почти не опоздал, всего-то часа на полтора, для него просто поразительная точность.
Но ощущения я запомнил, и не сказать, что они особо приятные были. Неужели люди так себя всегда ощущают? Они ведь этот окситоцин сами вырабатывают, пусть и немного, но всё же… жуть какая! Как они выживают-то вообще? Я под этой дрянью искренне всех любил и готов был ради любого из них, даже совсем незнакомого, наизнанку вывернуться, себя на куски порвать, и совершенно не жалко было. Страшная штука. Вот и думаю теперь над дозировкой.
И над тем, почему не сработали психонормики, на которые я еще неделю назад возлагал не меньшие надежды. Они ведь тоже должны были сработать! Они делают послушными одинаково всех, и нас, и людей, и хвостатых, разве что дозировки разные, а еще фра Энхельми писал, что послушание — достойная замена любви.
Мои ассистенты под их воздействием действительно были послушны — оба, что характерно. И старались угодить — Лия вон всю неделю посуду мыла, как заведенная, хотя терпеть этого не может. Но мыла, и молоко мне греть пыталась, пока Алек ее с кухни не выгнал окончательно и бесповоротно. Причем все это — без просьб и даже напоминаний с моей стороны, просто из внутреннего желания, спровоцированного подправленной биохимией. Вот и сегодня на кухню пошла, хотя биохимия тут уже вроде бы и ни при чём, уровень в крови меньше десяти процентов от максимума, вряд ли такая низкая концентрация может сколь-либо заметно повлиять. Но — уже закрепилось на подкорке в качестве правильного действия, доставляющего удовольствие, уже привычка. Рефлекс.
Однако же не сработало. В смысле качественной замены любви для гарантированного очеловечивания реципиента, подвергнутого последовательно всему спектру обцеловывания со стороны биохимически корректированного донора.
Почему?
У бабушки с первого раза получилось, ей вон даже и пробовать не пришлось, и безо всяких усилителей… Может, все дело в том, что она — из наших? А Ррист — нет. Может быть, у хвостатых иная резистентность? Интересно… И еще интересный вопрос — связана ли резистентность с полом? И если связана — то как? Может быть, будь Лия мужчиной, а Ррист женщиной, пусть даже и с хвостом, — поцелуй бы давно сработал? Дед-то как раз мужчиной был… Чей поцелуй мощнее? Не лишний вопрос.
Женщины по природе склонны заботиться о потомстве, а что такое забота, как не проявление альтруизма, а что такое альтруизм, как не любовь к тем, кто не является тобой? Интересно…, а что, вполне может быть. Только как это выглядит на уровне биохимии? Что искать? Заниженный порог чувствительности вазопрессиновых рецепторов — или повышенную выработку гормона?
Хорошо, что есть у кого спросить. Только спрашивать надо правильно.
Концентрируюсь.
— Ба, как ты думаешь, существует ли вариабельный полиморфизм и межгендерный дрейф, или же вазопрессиново-окситоциновая рецепция четко коррелирует с полом объекта?
Несколько секунд она смотрит на меня довольно пристально и вроде как даже сочувственно, потом пожимает плечами:
— Определенная корреляция, конечно же, присутствует, но, Терри, детка… я бы не стала на твоем месте упоминать в данном контексте именно гендер, ибо гендер — это пол социальный, а не физиологический, и потому вся фраза звучит довольно глупо, понимаешь? Все равно как сравнивать твердое с кислым или измерять вкус в сантиметрах.
Будь я человеком — я бы, наверное, покраснел. Моя бабушка уже шестое десятилетие читает курс по теории экстремальной магии в Королевском Университете, и если бы я искал причину держаться подальше от его гостеприимных стен, мне пришлось бы серьезно подумать, чтобы найти более весомую, чем эта.
Сдаюсь.
— Почему у тебя все получилось? И сразу! Потому что ты была девушкой, да?
Она рассматривает калибровку альтрометра и морщится — то ли от настолько примитивной формулировки вопроса, то ли я опять напортачил со шкалой. Но все-таки отвечает:
— Ерунда. Просто, наверное, мы с твоим дедом тогда слишком сильно хотели. Оба. Хотя и разного. А потенциальное поле никто не отменял, вот и выстрелило. Постулаты разумного эгоизма пробовал?
— Ха! Да первым же делом. По нулям.
— По нулям или в минусе?
— А это имеет значение?
Теперь она смотрит на меня почти укоризненно. Качает головой:
— Ох, Терри, Терри… был бы ты моим студентом…
Вот она — веская причина никогда им не становиться.
— Что использовал в качестве дофаминового блокатора?
— Галаперидол. Одноразово.
Она снова морщится:
— И как только этого уговорил, они же не терпят ошейников, тем более химических.
— Объяснил, что одним из побочных эффектов является увеличение члена, он сам руку подставил, да еще и добавки просил.
— Неплохо. Об остальных побочных, конечно же, умолчал? На свой страх и риск?
— Обижаешь. Я же осторожно. И недолго.
— Все равно. Галаперидол — старье. Почему не взял что-нибудь из атипичных антипсихотиков? Эффект тот же, возможных осложнений на порядок меньше, да и профиль у них мультирецепторный.
Но тут меня не собьешь, я сам не один день голову ломал, что выбрать:
— Вот именно что мультирецепторный, вместе с дофаминами гасят и сератонин с адрено-группой, и что на выходе? Вялый вконец обседативненный овощ, неспособный ни получить, ни доставить удовольствия. Какая уж тут любовь! Мне активность нужна. Сама же про потенциальное поле говорила. К тому же у людей многие из этих атипичных еще и депрессию провоцируют, а оно мне надо? Мой людь и так на грани.
— Ну тогда взял бы зипросидон, он на депрессию как раз дает инверсию эффекта, получил бы весьма деятельного и гиперактивного маньяка.
Это она шутит так. Вежливо смеюсь — раз препод изволит шутить, значит, зачет сдан. Пусть даже это вовсе и не твой препод и что за зачет — тоже не совсем понятно. Скрипит лестница, в дверь заглядывает Лия, обводит взглядом помещение:
— Ты… один?
Забавно, но люди своих ушедших не видят. Совсем.
— Нет. Бабушка вернулась. Она у окна.
Лия улыбается кривовато и неуверенно, чуть мимо, кланяется, произносит в пространство преувеличенно громко:
— Доброе утро, мэм!
Она так и не решила, как следует относиться к моей ба — как к реальному существу и моему родственнику, или же как к не совсем удачной подзатянувшейся шутке, пусть и скверного пошиба, но тоже моей. Бабушка морщится и ответа не удостаивает, людей она любит ничуть не больше, чем оборотней. Даром что сама почти семьдесят лет прожила человеком. Рассматривает Лию с брезгливым интересом. Наконец осведомляется:
— Почему бы тебе не использовать ее напрямую? Попроси алека, он тебе не откажет. Медленно, зато надежно, и через девять месяцев тебе было бы что предъявить Королю. А лучше бы и сам, давно пора.
Будь человеком — точно бы покраснел. Мотаю головой.
— Временное переключение симпатии эффективнее и быстрее. И перспективнее. И у нас уже почти получается.
Бабушка смотрит все с тем же брезгливым интересом теперь уже на меня. Тянет задумчиво:
— И в кого ты таким недотепою уродился? Словно и не нашего рода вовсе. В твоем возрасте я уже более четверти века как очеловечилась, а ты все упираешься. Когда-нибудь все равно придется это сделать, почему не сейчас? Девочка вполне симпатичная, в твоем вкусе. Не ври, что она тебе не нравится. А главное — тебя-то она уже любит, безо всяких переключений. Спорим, что первый же поцелуй сработает?
Бессмысленный разговор. И надоевший до оскомины. Она ничего не понимает, и никогда не понимала. И она совсем не знает Алека, если думает, что он бы согласился, предложи я ему подобное. Могу себе представить, что он бы мне ответил… Нет, не могу. Потому что об этом даже думать не хочется.
Мотаю головой. На все сразу — и на предложенный спор, и на саму идею. Вечное наше с нею непонимание, она все никак не поверит, что я не желаю бессмертия такой ценой. Я, может быть, и вовсе его не желаю, бессмертия этого.
Я просто хочу понять — как оно работает?
И почему.
***
— Передай этой исключительно красивой, но не очень умной женщине, что ее последняя формула — полный бред. Она не будет работать.
Дед сидит в кресле-качалке напротив открытой двери — на своей территории. Одет как всегда безупречно, словно только что вернулся с королевского приема, хотя на самом деле не выбирался в город больше месяца.
— Ба, он со всем уважением просит отметить, что твоя со всех сторон великолепная формула не лишена неких незначительных недостатков, которые могут слегка воспрепятствовать ее успешной работе.
— Терри, детка, передай своему слишком нетерпеливому деду, — кстати, так и не закончившему университет и исключенному за неуспеваемость с какого бишь курса? С третьего, кажется? — что профессор этого самого университета будет ему очень признателен за обнаруженные недочеты, особенно если услышит что-то конкретное, а не общие и совершенно бездоказательные претензии.
Бабушка расположилась на моей половине мансарды, в том большом кресле, из которого я обычно наблюдаю за проводимым экспериментом. Моем любимом кресле, на минуточку. Больше посадочных мест в лаборатории нет, и поэтому я полустою-полусижу в открытой двери — боком, опираясь спиной об одну притолоку, а ногой — о противоположную. И лишь поворачиваю голову влево-вправо — в зависимости от того, кому сейчас передаю. Я бы мог, конечно, сесть и в кресло. Вместе с бабушкой. Вернее, сквозь нее.
Нет уж, увольте, лучше постою.
— Дед, она просит тебя уточнить.
Они отлично слышат друг друга. И видят — не зря же дед сдвинул свое кресло-качалку так, чтобы оно располагалось как раз напротив двери. Но отвечают только на то, что передаю им я. С тех самых пор, как я научился говорить. А я-то, наивный, все понять не мог, чего это родители так радуются моему младенческому лепету. Интересно, над кем из них дед с бабкой издевались до меня? Или над обоими поочередно? И не потому ли они оба так часто норовили сбежать в экстрим-туры? Родители, конечно, а не дед с бабкой, им-то и тут хорошо. Особенно когда есть через кого разговаривать. Ругаться то есть.
— Да что там уточнять! Любому мало-мальски грамотному индивидууму сразу должно быть понятно. Все, что после квадратного корня и до руны хагалас — будет активно лишь по четвергам и после обильных осадков.
Передаю.
— Терри, детка, передай моему невнимательному мужу, что как раз перед упомянутой им руной расположено инверсивно-ретроградное кольцо, на долю секунды превращающее любой день и час в послеосадочный четверг и тем самым замыкающее на себя…
Вообще-то, в моем стоянии есть нечто от вызова. Или даже протеста. Я ведь мог бы и сесть, бабушке это бы ничуть не помешало — ушедшие в вечность обладают совершенно иной плотностью, почти неощутимой, чтобы обрести хотя бы подобие материальности им приходится прикладывать довольно существенные усилия, а бабушка сейчас расслаблена. Некоторые из наших даже находят в совмещении с ушедшими особую прелесть. Я пробовал — очень странное и довольно-таки неприятное ощущение. Не люблю. А потому остаюсь стоять, только поворачиваю голову и передаю. На этот раз — слово в слово, потому что почти ничего не понял.
— Из пушки по воробьям… — дед саркастически хмыкает, качает головой. У него полно таких выражений, непонятных, но красивых. — Даже нет — баллистической ракетой по инфузории. Сработать-то сработает, да…, но стоило ли городить такой огород ради простого приготовления яйца в мешочек? Передай, пусть она глянет…
На этот раз молчу — но отрываюсь от притолоки. Потому что передать надо не слова, а листочек, криво выдранный из блокнота и исчерканный убористыми закорючками. Судя по неровности отрыва — листочек бабушкин, дед бы отрезал аккуратно, как он все делает. Забираю протянутый лист, рассматриваю, пока несу. Летящим бабушкиным почерком с кучей клякс и зачеркиваний заполнен почти весь лист, и лишь внизу — полторы строчки сильно отличаются, значки аккуратные, оквадраченные и основательные, словно впечатанные в бумагу.
— Дай сюда!
Рука у бабушки вполне материальна, выхватывает лист, чуть не порвав, я еле успеваю разжать пальцы. Пока она вчитывается, я возвращаюсь на свой пост и замираю в ожидании. Но бабушка молчит. Мое восхищение дедом растет с каждой минутой тишины: заставить замолчать бабушку — это дорогого стоит. Обернувшись на легкий шорох, вижу, как опускается на стол брошенный листок. Моя лаборатория пуста.
В этом вся бабушка — она никогда не признает поражения, и если не может одержать верх, то просто ускользает.
— Поздравляю, дед! Победа чистая — противник бежал!
— Ну да, ну да… Спасибо, конечно… — он вздыхает, ворчит что-то себе в усы. Почему-то он совсем не выглядит довольным.
Странные они все-таки оба.
***
С этой озабоченной дурочкой надо что-то делать. И срочно.
У неё же мозгов нет, одни рефлексы. Так и живёт, от одного рефлекса к другому.
Если мой зайка в понедельник устроит ей второй сеанс, как обещал — новый условный рефлекс закрепится окончательно. Как у собачки Павлова. Пока ещё он только намечен слегка, но после повторного положительного стимулирования закрепится намертво.
И эта стервь моего хомячка уже никогда не отпустит.
Кончится Вовочка, свободный человек и даже в некотором роде оригинально мыслящая личность. Останется лишь Вовочка-Агнессина игрушка. Такая сумеет, ручки цепкие. Он этого не понимает пока. Везло мальчику, не доводилось близко сталкиваться с подобными. Но я-то таких насквозь. Вот и встаёт во весь рост извечный русский вопрос, не дававший покоя ещё Николаю Гавриловичу — что же делать?
Можно, конечно, отказаться ему помогать. Но Вовочка — мальчик умный и сообразительный, многое мог запомнить с первого раза, память у нас хорошая, жаловаться грех. Плюс врождённое чутьё, развитая интуиция и извечная привычка ракообразных защищаться нападая. Он у нас рачок, по гороскопу-то, так что мои ассоциации с отшельником и раковинкой были очень в тему. А у раков нападение — способ защиты, они всегда сторонники превентивного удара — просто так, на всякий случай, пока не началось. Хомячок ранее так не защищался именно потому, что хомячком был, а сейчас броню нарастил, по крайней мере кое-где, и наверняка поспешит ею ударить, чтобы до мягонького пузика не добрались. Он пока еще не понимает, что тут как с болотом или липкой лентой для насекомых — чем больше суетишься и трепыхаешься, тем больше увязаешь. Да и рефлекс у объекта уже выработан, его только закрепить и осталось, сама Агнесса в предвкушении, обстановка тоже в плюс сработает…
Может и получиться.
Даже без меня.
И вот тогда точно кранты…
Надежды на то, что Агнесса не удержится и нарушит уговор — ни малейшей. Второй день страдает издалека, исправно шарахается от нас, старательно держит оговоренные три метра. И при этом смотрит глазами побитой и выпрашивающей прощение собачонки — типа ну посмотри, как я стараюсь! Ну похвали же меня! Так и хочется вмочить с ноги под призывно откляченный задик…
Такая не сорвётся. Ей до чёртиков в библиотеку хочется.
И мозгов не хватает понять, что стоит лишь перетерпеть недельку, от силы две, у всех по-разному — и ломка кончится. Горний кайф всё же не наркотик, физиологических изменений в организме не происходит, чистая психосоматика и несдержанность. Привычка мгновенно удовлетворять любое возникшее желание и совершенное неумение и нежелание ограничивать себя хоть в чем-то. Как у двухлетнего ребенка или той крысы с электродом в мозгу. Если электрод заблокировать или реле убрать — крыса вполне способна вернуться к нормальной жизни и получать свои маленькие крысиные радости. Но сама она остановиться не может — так и будет жать на кнопку, продлевая удовольствие, пока не умрёт от голода и жажды. Всегда полагала, что даже самый глупый человек всё-таки немного умнее крысы. Ну хотя бы чуть-чуть! Но, глядя на Агнессу, начинаю в этом сомневаться.
С другой стороны нет худа без добра.
Я всё голову ломала — как бы и с кем бы моего хомячка стравить. Теперь же это из разряда невыполнимых миссий перешло в категорию вопросов времени. Нашему милому альфику Жорочке обязательно донесут о неподобающем поведении его пассии. Если уже не донесли. Ну и если он сам слепой на оба глаза. И на этот раз провокация не сработать не может — вся школа свидетель, такое на тормозах не спустить.
Пыталась ускорить неминуемую стычку, словно случайно шляясь по коридорам — Агнесса ведь так и таскается следом, соблюдая три оговорённых. Вот я и хотела, чтобы альфик сам непорядок узрел и наехал. Но он как сквозь землю провалился. Только к вечеру вспомнила — у выпускных же по пятницам и субботам профориентация на подшефном заводе. Не судьба поторопить, стало быть.
Ладно, не горит.
Доживём до понедельника. Жорик всё равно у нас в кармане.
Придумать бы только, как потом избавляться от самого кармашка…
Вопросик.
А, плевать.
Над этим вопросиком я подумаю завтра.
Тем более, что завтра воскресенье, это даже удачно вышло, пожалуй, с воскресеньем-то.
Последний шанс. И я буду последней дурой, если его не использую. Дуррой, как ныне по новым правилам положено, всё никак к ним не привыкну. Ну вот ею и буду.
***
– Именем короля Сабатеи, откройте!
Они вламывались в дома – иногда преодолевая вялое сопротивление хозяйской охраны, и тогда в дело вступали «драконы» или закарисовские гвардейцы. Иногда хватало упоминания о королевском приказе.
Как вот сейчас, например.
– Мы чтим нашего короля! О, Иштар милосердная, за что нам такое разорение?!
Сухонький управитель, напоказ бьющий себя в грудь и рвущий седые редкие волосёнки посреди дворика, был не прав – никакого разорения они не творили. Просто осматривали дома и подвалы, особенно – подвалы. А так – даже на женскую половину не лезли, хотя королевский приказ позволял. Попробуй, не пусти такого, с приказом да десятком вооружённых до зубов головорезов!
Рушили и ломали тоже довольно редко – пока всего в двух домах, а дело близилось уже к полудню, и осмотрено более сотни. По притихшему городу ползли странные слухи – разрушали лишь те дома, в которых оказалось много павлиньих перьев.
Сперва горожане не верили. Но когда после ожесточённого, но быстро подавленного сопротивления был захвачен дом достопочтенного Эребуза, знаменитый своими «павлиньими мостками», да и другими многочисленными украшениями в «павлиньем» стиле, а по доносящемуся изнутри грохоту стало понятно – ломают! – город дрогнул. И те горожане, которых пока ещё не коснулась карающая рука, поспешили домой, чтобы немедленно повыкидывать «эту пакость», ставшую вдруг залогом несчастья.
Успевали, правда, не все.
– Конан!
Голос у Квентия был такой, что король Аквилонии сам предпочёл выйти во двор.
– Чего тебе?
Выглядел Квентий тоже не очень – бледный и с расширенными глазами.
– Мы нашли жреца.
– Точно – жреца?
Они уже ошибались. Дважды.
– Точно, – Квентий хмыкнул и зябко передёрнул плечами. Пояснил – У него подвал… это видеть надо. И перо… только это тоже надо видеть!
***
Перо действительно было особенным. Мягкое, переливчатое, словно из тонких драгоценных паутинок сотканное, отливающее то золотом, то синевой. Но главная особенность была не в этой переливчатости. Главной особенностью пера был глаз.
Натуральный, почти человеческий, только крупнее. Со всем, что глазу положено – веками, ресницами, чёрной точкой зрачка и переливчатой радужкой, отливающей то золотом, то синевой. Глаз располагался на конце пера, в самом широком месте, и с немой укоризной смотрел в затянутый «павлиньим» шёлком потолок.
Конана передёрнуло.
– Это что за пакость? – он поддел пальцем перо, повертел по столу. Глаз выглядел настолько настоящим и объёмным, что казалось – вот-вот моргнёт. Но – только казалось. Перо оставалось плоским и неподвижным, глаз – тоже. Только шевелились под сквозняком длинные ресницы.
– Вот, значит, как оно выглядит, настоящее перо Золотого Павлина Сабатеи… – задумчиво произнёс Эрезарх. Добавил буднично, – Что ж, хотя бы будем знать на будущее, что именно искать.
Ему было чем гордиться – это его личные стражники, а вовсе не доблестные гвардейцы Конана или Закариса, первыми отыскали нужного жреца.
– Где хозяин?
– В подвале. Мы решили, что нет смысла тащить его куда. А криков не слышно – двери толстые.
– Умная мысль. И давно?
– Да сразу же, как обнаружили. У одного из моих стражников девять зим назад этой птичке скормили жену. Беременную. Он вызвался, а я… не стал удерживать.
Конан кивнул понимающе – он бы тоже не стал. Но всё-таки – простой стражник? В этом деле специалист нужен. Что, если единственный найденный жрец умрёт под излишне усердной пыткой, так ничего и не сказав?
– Но сможет ли простой стражник?..
Эрезарх усмехнулся жёстко, качнул головой:
– Этот – сможет. Он учился – все девять последних зим. Одновременно на палача и лекаря. Говорил, эти занятия очень похожи. Для обоих главное – не дать человеку умереть раньше времени.
Из глубины дома донёсся еле слышимый крик. Если бы Конан не прислушивался – не услышал бы, несмотря на весь свой хвалёный варварский слух. Эрезарх вот не услышал.
– Думаю, ещё до вечера мы всё узнаем и вернём твою… дочь, – король Сабатеи бросил на Конана тревожный взгляд. – Может, ритуал ещё и не начинали. Павлина кормят раз в полторы-две луны, не чаще…
***
Эрезарх ошибся – жрец продержался менее одного поворота клепсидры.
На этот раз по стене Конан полез сам.
Никаких узких окон наверху не предвиделось, – на втором ярусе шла украшенная аркадой галерея, не то что порядочного киммерийца – водного жеребца целиком затащить можно, ежели сил хватит да верёвки не лопнут. И потому от попыток гвардейцев задвинуть драгоценную королевскую особу в более приличествующие для неё задние ряды Конан просто отмахнулся. Даже спорить не стал. А с наиболее активно возражающими поступил просто – отослал на другую сторону, к парадным дверям. Пусть стучат там себе да вопят «именем короля!», внимание отвлекая.
Засыпанные мусором улицы Сабатеи в это еще далеко не вечернее время были пустынны. Люди бежали из города с той же панической целеустремлённостью, с каковой ещё вчера рвались под защиту городских стен. Те же, кто не покинул пределы города, старались не покидать и пределов собственных домов. Редко-редко прошмыгнёт кто от одного дома к другому, да хлопнет где поспешно закрываемая дверь. А так – только ветер гуляет по улицам, вороша странный мусор.
Нигде и никогда Конан не видел столько павлиньих перьев – перепуганные горожане на всякий случай спешили избавиться от опасных украшений.
Верёвка с металлической «лапой снежного барса» на конце легко зацепилась за колонну, подъём не доставил ни малейших затруднений. С кинжалом, на время подъёма зажатым в зубах, Конан выпрыгнул на внешнюю галерею, одновременно выхватывая длинный меч из заплечных ножен. Но предосторожности оказались излишними – галерея была пуста. Краем глаза отметив, как быстро и бесшумно заполняется тянущийся вдоль всего фасада узенький балкон карабкающимися через невысокую балюстраду фигурами бойцов, Конан осторожно прошёл сквозь высокую арку в нечто вроде зала со ступенчатым возвышением по центру. Зал тоже был пуст. Оно и понятно – снизу смутно доносились невнятные крики и шум. Конану даже показалось, что он разобрал далёкое: «Именем короля Сабатеи!».
Охраны у трёх ведущих в глубину дома дверей не было тоже.
Беспечный народ эти жрецы! Заходи, кто хочешь, бери, что хочешь…
По внутренней лестнице возглавляемые королем Аквилонии гвардейцы спустились, не встретив ни малейшего сопротивления. Потому что вряд ли можно всерьёз поименовать настоящим сопротивлением юного и отвратительно вооружённого нахала, по какой-то нелепой причине вообразившего себя воином. Юнца отключили лёгким ударом копейного древка в висок, даже не позволив ему обнажить свой смехотворный меч. А вывернувшейся откуда-то и уже совсем было собравшейся заорать служанке зажали рот широкой воинской ладонью. А потом ещё немножко потискали – уже несколькими ладонями, быстро, по деловому, но очень эффективно. Так, что оставленная с приоткрытым ртом девица напрочь позабыла, для чего она этот самый рот открывала, и только смотрела вслед гвардейцам с восторгом и надеждой.
Первого настоящего охранника встретили у выхода во внутренний дворик. Преклонного возраста шемит в белой жреческой хламиде до пят мало походил на воина, однако бойцом оказался искусным. Увидев нападающих, он не стал сразу стискивать зубы и бросаться в атаку, как тот глупый мальчишка на втором ярусе.
Он сначала завопил – громко и пронзительно.
А потом уже стиснул зубы и в атаку бросился, размахивая сразу двумя длинными кинжалами. И успел поранить двоих, прежде чем Клавий нанизал его на длинную пику. Но Конан узнал об этом уже потом – ему некогда было задерживаться.
Тем более, что белая хламида этого охранника была перехвачена переливчатым сине-золотым поясом.
Такие пояса – знак приближённых. Не просто рядовых охотников или даже кормильцев, а охранителей сна, высшей касты жрецов птички с почти живыми человеческими глазами на перьях. Золотой Павлин был тварью ночной. Днём он спал в специальном подземном убежище, будучи совершенно беспомощным, и высшие жрецы ревностно оберегали его покой.
Но, если уж тот жрец не соврал в этом, то не должен был соврать и в такой мелочи, как расположение входа в подземное дневное убежище кровожадной твари. И располагалось оно вовсе не во внутреннем дворике, как во всех приличных домах. Потому-то Конану и некогда было отвлекаться на всяких жрецов, завязавших в этом дворике драку с гвардейцами…
Он влетел в угловую комнатку левого крыла, на три-четыре шага опережая воинов. Одним ударом опрокинул тяжёлый стол, ногой отшвырнул к стене длинноворсный роскошный ковёр вендийской работы.
Так и есть!
Большой квадратный люк, прикрытый цельнокаменной плитой с бронзовым кольцом-рукояткой.
Конан рванул за это кольцо так, что успел даже перепугаться – а ну как вылетит непрочно закреплённый штырь? Но штырь не подвёл – видно, вмурован был на совесть. И то сказать, не для себя старались. А для такого божества попробуй что не на совесть сделать – вмиг следующей ритуальной жертвой окажешься! И к друидам ходить не надобно, догадаться чтобы.
Крышка взлетела легко, словно и не была вытесана из камня толщиной в локоть и длиной по каждой грани не меньше человеческого роста. Вниз вела крутая каменная лестница. Широкая – можно троим в ряд пройти – и ярко освещённая. Но не факелами или там масляными лампами, а необычной магической дрянью навроде крупных кристаллов, собранных по нескольку штук в плетеные сеточки и на равном расстоянии развешенные по каменной стене. Так хозяйки вешают в погребах на зиму сетки с луком, чтобы не пропал – разве что лук не светится. Впрочем, в этом «погребе» хозяйки не водилось. Если не считать таковой мерзкую птицу.
Но водились жрецы.
Трое в подпоясанных синим золотом белых хламидах устремились навстречу непрошеным гостям, воинственно размахивая уже знакомыми длинными трезубыми кинжалами, толкаясь локтями и чуть ли не спихивая друг друга со ступенек в стремлении добраться до врага первым.
– Живыми! – рявкнул Конан своим и чужим гвардейцам, дождавшись, пока трое охранителей сна, безбожно пихаясь, выберутся из люка и освободят дорогу. Он не собирался задерживаться и здесь.
Отпихнув с пути попытавшегося было перегородить проход своим тощеньким тельцем охранителя, Конан ссыпался по лестнице вниз со стремительностью и неукротимостью горной лавины. Обнажённый клинок он держал перед собой – допрашиваемый Зурабом жрец говорил, что внизу обычно бывает пятеро, так что расслабляться пока рано. Прежде следовало отыскать затаившуюся парочку, оказавшуюся то ли умнее, то ли просто трусливее своих сразу же полезших наверх соратников.
А вот, кстати, и они. Даже искать не пришлось.
Двое оставшихся ожидали Конана внизу, в шаге от последней ступеньки. С уже надоевшими чуть ли не до тошноты трезубыми саями наперевес – да что они тут, другого оружия не знают, что ли?!
Они стояли, застыв неподвижными изваяниями с двух сторон тёмной арки. Кристаллы над ними сияли особенно ярко – слева холодным голубым огнём, справа – тёплым желтовато-оранжевым. Очевидно, жрецы-охранители ждали, когда Конан спустится с последней ступеньки и окажется как раз между ними, чтобы напасть одновременно, сразу с двух сторон. А что? Могло бы и сработать. Если был бы тут кто другой, а не король Аквилонии, подобные наивные хитрости ещё в ранней юности на завтрак кушавший даже без лепёшек и соли…
Конан не стал спускаться по последним шести ступенькам и изворачиваться, принимая заранее проигрышный бой. Вместо этого он раскинул руки и прыгнул.
Будучи опытным бойцом, киммериец всё рассчитал верно – жрецы не успели вскинуть кинжалы на должную высоту. Ему даже меч не понадобился – рук хватило. Для того, чтобы припечатать злополучных жрецов к каменной стене затылками – со всего размаху огромного тела, прыжком с высоких ступенек еще и усиленного. У левого охранителя лязгнули зубы – мощное предплечье киммерийца пришлось ему как раз под подбородок. Правый был повыше, и его огрело аккурат поперёк груди, вышибая из неё воздух. А затылками о камень после этого они оба приложились уже одинаково.
Сам же Конан о стену не ударился – как раз вписался в полутёмный проём под аркой и рухнул на высокую гору шкур и что-то мягкое.
Мягкое пискнуло и слабо затрепыхалось.
Конан и сам не понял, как оказался на ногах – уж больно противным было это тёплое и мягкое шевеление. Его просто отбросило – не столько опасением, сколько отвратностью. Но вцепившихся в мягкое и тёплое пальцев он при этом не разжал – ещё чего!
Поднялся, сжимая в руке нечто, вяло подёргивающееся. Шагнул к свету.
И выругался, помянув не только преисподние Зандры, но и всех его демонов поименно.
Это не было похоже на птицу.
Это вообще ни на что не было похоже!