Студенты опасны лишь в период экзамена – в любое другое время вялы и малоактивны, от них легко спрятаться, да и жетон сорвать нетрудно. Зелёные они совсем, под цвет собственных жетонов. На фоне оранжевого песка или рыжих скал Последнего этапа издалека видать. Да и убивают они редко, всё парализовать норовят, а это шанс.
Другое дело – Выпускники.
Эти убивают всегда. И прятаться от них сложно.
У моей нынешней подопечной с номером 3-1-6 – оранжевый жетон выпускницы. И сегодня – Экзамен.
Потому приближаться не спешу. Выжидаю. Оранжевый жетон… Приоритетная степень. Пять жетонов равны свободе. Редко кому удаётся. Но сейчас вероятность удачи высока – подопечная повредила ногу и малоподвижна. Моей заслуги нет, сработала одна из стандарт-ловушек. Осталось подождать, пока окончательно ослабеет. При здешней жаре недолго, флягу я ей помог разбить ещё вчера, в ущелье, заработав двенадцать баллов. Эти баллы пока единственное, что я на ней заработал, очень трудная подопечная. Но жетон компенсирует всё. Уйти она не сможет, повреждение серьёзное. Притворяется мёртвой и выжидает. Но я-то знаю, как трудно убить выпускника. Так что тоже – жду. Оранжевый жетон стоит того, чтобы немного подождать.
***
– Что там у триста шестнадцатой?
– Не в этот раз. Перелом левой малоберцовой, а до финиша больше ста километров. Увы… – злорадная улыбочка и полный притворного сочувствия голос.
Всё правильно, отличниц не любят. А у диспетчера, к тому же, две жёлтые полоски на левом плече – память о двух неудачных попытках. Пересдать в этом сезоне ему не светит, только и счастья осталось, что позлорадствовать. Противно. Но он прав – сломанная нога не оставляет ни единого шанса. Меньше трёх суток на сто километров по пересечённой местности, а ещё ведь надо тащить тяжеленный деструктор и отстреливаться от экзаменаторов. Не успеет, даже если будет ползти без перерывов на отдых и сон.
– Как она умудрилась? Ведь лучше всех шла, с полуторным опережением…
Вопрос риторический, но диспетчер не смог удержаться, осклабился, довольный:
– Пожалела котят, вот и вляпалась. Там единственный безопасный путь – через гнездо, это всем известно, а она решила обойти. Самая умная, типа! Она их даже за ухом почесать попыталась, идиотка! Нет, ну вот сами скажите – какой из неё ксенобист, если даже с котёнком справиться неспособна?!
Как ни противно, но диспетчер прав опять – никакой. Вернее – мёртвый. Тот, кто не способен сдать экзамен по ОБЖ, очень быстро становится мёртвым на любой пограничной планете. Экзамен простейший, большинство студентов его вообще за прогулку почитают, просто идёшь по спец-полигону и стреляешь во всё, что движется. А что вы хотели? В Пограничье нельзя быть сентиментальным и слабым, это вам не Внутренние миры. Потому-то на последнем году обучения ОБЖ – основной предмет, потому-то и не знают студенты, что нет а полигони ни единой живой твари, кроме них самих, только мехи. Впрочем, среди тамошней псевдоживности нет и ни одной симпатичной или даже просто неомерзительной мордахи, мы же не звери. Для тех котят я сам программировал внешность – метр в холке у самого маленького детёныша, клыки с ладонь и мерзейший характер. Чтобы пожалеть и попытаться приласкать такого – надо быть… даже не знаю кем.
Триста шестнадцатой, наверное.
Диспетчер хихикает, глядя на экран.
Очень хочется дать ему в морду – просто чтобы стереть с неё довольное выражение. Он-то ОБЖ сдал, завалил тесты по психологической совместимости. И, похоже, завалит снова. Есть такие, которые ничему не учатся. Их мало, конечно, но попадаются.
– Жаль. Была лучшей на курсе…
***
Она хорошо замаскировалась.
А я допустил ошибку.
Неправильно просчитал её намерения. И силы. И место укрытия. Теплодатчики не могли помочь, слишком жарко, датчики движения тоже – она не шевелилась.
Она продумала всё, а я допустил ошибку.
Слишком много ошибок.
Слишком поздно.
Слишком близко…
Осыпается песок, чёрное дуло деструктора смотрит в упор, до него меньше метра, а мой парализатор направлен совсем в другую сторону, и нужна доля секунды, чтобы его повернуть…
Не успею.
Слишком близко.
Слишком поздно.
Слишком…
***
– Не может быть…
Смотреть на выпученные глаза диспетчера приятно. Он попросил меня подежурить, пока сбегает перекусить «на десять минут». Вернулся через час, пропустив самое интересное, и теперь не верит собственным глазам.
– Пятикратное опережение норматива… но как?
Поясняю скучным голосом:
– По ровной местности боевые роботы развивают скорость до трёхсот километров в час. По пересечёнке – сто пятьдесят. Влёгкую.
Диспетчер обиженно морщит лоб. Ему очень хочется признать незаконным установленный только что рекорд и дисквалифицировать триста шестнадцатую, которая сумела всех обмануть и сдать ОБЖ при полном отсутствии шансов. Мне его даже жаль. Почти. Настолько обиженным выглядит.
Но теперь уже у него – никаких шансов…
– Но она же нарушила! Никакой техники, правилами запрещено!
Надеюсь, моя улыбка злорадна не менее, чем его собственная час назад.
– Конечно. Никакой техники, принесённой с собой. А всё, что они найдут на Полигоне и сумеют использовать… Тут, дорогой мой, никаких ограничений не предусмотрено. Впрочем, прецедентов не было. И не могло быть. Боевые роботы-экзаменаторы не поддаются перепрограммированию, а другой техники там нет.
– Но как тогда ей удалось?
Отвечаю всё с той же улыбочкой, не колеблясь – у меня был час, чтобы понять. А поначалу я и сам шипел: «Невероятно…» и стучал пальцами по экрану, словно в надежде сменить картинку. Тоже мне, достойное поведение для профессора. Хорошо, не видел никто.
– Своим бездействием. И сентиментальностью. Наши экзаменаторы – они ведь не просто роботы, сложнейшая самообучающаяся система, специальная военная разработка… там, где обычные электронные мозги зависают, эти начинают самонастройку с нуля, ориентируясь на поступающую информацию. И – соответственно этой самой поступающей информации.
Диспетчер смотрит на меня, забыв закрыть рот. Вид у него настолько жалкий, что я перестаю издеваться и говорю уже проще:
– Она его пожалела. Не смогла выстрелить. Была в идеальной позиции, на расстоянии вытянутой руки, слепой – и тот бы не промахнулся, оставалось нажать на спуск. А она не нажала. И тем самым выжгла его причинно-следственную базу. Напрочь. Самую основу – «убей – или будешь убит». Экзаменаторам мы, конечно, выдаем лишь парализующие заряды, но суть от этого не меняется.
Она могла убить и должна была убить – просто потому, что могла… но не убила. Привычный мир рухнул, система зависла, установки стёрты. Как и положено, он начал самонастройку с нуля, активно ориентируясь на ближайшее окружение. А ближайшим окружением была она… вот она и вписала ему новые базовые установки. После чего ей оставалось только залезть к нему на корпус и продержаться сто километров по пересечённой местности…
– Откуда у неё мнемоник?!
Диспетчер всё ещё пытается поймать на запретном. Бедолага. Не твой сегодня день. Улыбаюсь настолько широко, чтобы у него отпали последние сомнения – не прокатит.
– У неё не было мнемоника. Можешь прокрутить запись и убедиться – она не подсоединялась. Никакой ментальной перепрошивки, всё исключительно ручками. На пальцах. Примитивно и показательно. Так, наверное, программировали в каменном веке. А он просто скопировал её эмо-поведенческую матрицу и на этой основе выстроил свою. Интересный случай, будет над чем работать…
– Как она это сделала? – глаза диспетчера широко открыты и… надо же. Он действительно смотрит. Может быть, я не прав. Может быть, даже и у таких есть шанс в конце концов научиться.
Говорю очень осторожно, стараясь не спугнуть этот новый взгляд:
– Ну а сам-то ты как думаешь – что она могла сделать? Она, пожалевшая даже котят! Просто протянула руку и почесала нашего великолепного и не поддающегося перепрограммированию боевого робота-экзаменатора за левым акустическим сенсором.
— И этого хватило?
— Как видишь.