Саша
Первым, как ни странно, решил сделать остановку Ад. Он причалил лодку и, затащив ее подальше от кромки воды, все так же, молча и не торопясь, начал разгружаться. Пока мы подплывали, я не без интереса наблюдал, как из байдарки, уже стоящей далеко от берега, вылезает Миша и вытаскивает на руках Костю. У того затекли ноги, и он отказался ходить. Пришлось причаливать и нам.
Мы не дошли около тридцати километров. Но нагнали почти весь путь.
Около берега было глубоко, а чуть дальше, под плакучими ивами, в бочажках явно водилась рыба. Послав туда Мишу, Мела и примкнувшего к ним Леху, мы занялись подготовкой к ночлегу и ужином. Костя, лёжа на надувном матрасе, считал появляющиеся в небе звезды и не торопясь пил пиво.
Поставив воду на уху, пошел смотреть улов. У ребят клевало, а на травке валялась двухкилограммовая форель, три голавля, большой симпатичный сазан и десяток окуней. Предложил прервать охоту, но мне указали «Вон!» и я, собрав добычу, отбыл.
Узрев невиданный урожай, Ад мигом соорудил мангал, решетку для форели и окуней, а я, перечистив все остальное, изобразил подобие ухи с перловкой, молодой крапивой и корнем иван-чая, найденными неподалёку. Ребята принесли ещё одну большую форель, и мы ели, не переставая, под предпоследнюю бутылку водки.
Ночь была тихая и тёплая.
Когда все угомонились, ко мне подошёл Ад.
— Я выверил маршрут и с учётом геологоразведки могу с уверенностью сказать, что, если ты хочешь попасть в пещеры, нам надо оставить байдарки за три километра от входа в ущелье и идти вверх — на скалы. Там есть подъем. Но склон каньона неровный и крутой. Я взял крюки и веревки.
— Надо рассказать Лехе, — решил я. — Может быть, люди останутся внизу?
Неунывающий анестезиолог только хмыкнул, пояснил окружающему миру, что довольно пугающий кусочек дикой природы давно его манит, и предложил оставить сторожами Костю и Мишу.
Те обиделись и взбунтовались.
Решение было принято.
***
Леха
Лодки пришлось оставить гораздо дальше, чем мы рассчитывали. Начало лета развлекалось ливнями и грозами. Полноводная широкая река, загоняемая в узкие стенки выгрызаемого за миллионы лет базальтового плато с большим количеством чёрного сланца, перешла в дикий, плохо управляемый даже мощными DEX-ами бег уже километров за десять до горы. Ее возмущённый рев в несокрушимых скалах мы услышали ещё раньше.
Пустынные земли, прорезанные в пятнадцати километрах от нас старой дорогой Маглева, представляли собой дикую природу освоенной почти триста лет назад планеты и всю мощь джунглей, старательно уничтожаемых венцом творения — человеком разумным.
В свое время Россия первой обнаружила дивную планету. Плодороднейшие почвы, хрустальные реки, отсутствие ядовитых тварей, птицы и съедобная рыба приветствовали первопроходцев. Но за триста лет были завезены крысы, куры и свиньи, разбежавшиеся и одичавшие, превратившие лесные угодья в свои «фермерские» хозяйства. За ними прибыли косули, лоси, олени и, видимо в целях хоть какого-то управления эти диким скотным двором, люди быстро завезли три вида волков, лису, койота и лесных котов. Ночевать в лесах без охраны стало небезопасно.
Но мы боялись не за себя, а за взятый напрокат спортивный инвентарь.
Когда перед нами открылась трещина на каменном плато, DEX-ы повернули байдарки и быстро причалили. Солнце стояло в зените.
Я по скальным выступам, точно по широким ступеням, влез вверх и огляделся. Начало ущелья было перед нами. Край его вначале стремительно уходил вниз, постепенно превращаясь в склоны, местами градусов в сорок крутизной. Некоторые каменные плиты, раскрошенные ветром и эрозией за миллионы лет, напоминали раскрытые гигантские книги-ступени. Нам предстоял путь по ним в верх. Даже с такой небольшой высоты был виден густой, наступающий на одинокое горное плато лес и сероватые утесы. Ветер и время, скульптурными композициями украсившие местность, превратили камень в волшебных зверей и птиц, создали неповторимый аромат таинственности и сказочных чудес. Я стоял и чувствовал себя первопроходцем!
***
Почти вслух.
Ад
— Внимание, Александр! Цель не оправдана. Безопасность друзей снижена до 82%.
Саша
— Адик, заткнись, а? Ты же все контролируешь? Значит, норм!
Мел
— Сашка, смотри, там за горизонтом Москва! Интересно, если я залезу повыше, будет виден шпиль первого Ковчега, останкинского…
Миша
— Ребята, послушайте стихотворение древнего русского поэта Сергея Есенина…
***
Саша
На следующее утро, спрятав лодки и захватив с собой практически весь инвентарь, вышли к горе.
Леха и Костя налегке. Мы, распределив по сорок килограмм взятого с собой скарба, тоже налегке.
Шли по достаточно крутой тропе. Нас вёл Ад. Замыкал Мел.
Через пять часов под стоны Кости и стихотворные опусы Михи сделали привал. Поев, перераспределили вес, и сын взгромоздил на плечи папашу. Стихоизвержение прекратилось, однако, хотя скорость немного увеличилась, мы не преодолели и половины пути в гору.
Но вот, наконец, дорога повернула, отряд обогнул каменный уступ и перед нами открылся вид на водопады — путь вверх, к пещерам.
За мной, держась за каменную стену, громко, восторженно кричал: «Вот это да!» Леха. От шума падающей с грохотом воды проснулся дремлющий на «лошадке» Костя и тоже заорал, закачавшись маятником. Еще бы! Перед ним с высоты двухметрового роста сына открывался незабываемый вид на долину и бурлящий в нем поток.
Сразу за кипящими и падающими в пропасть водами скалистое основание Одинокой горы обрывалось. Стиснутое русло полноводной реки превращалось в море небольших водоворотов, которые затем плавными струями, похожими на легкие кудри, продолжали свой путь к далекому океану.
Вокруг водопада ярко блестели изумрудно зелёным светом поросшие коротким мхом камни, сейчас мокрые от воды.
— Здесь будем ночевать и устроим базовый лагерь, — вдруг в первый раз за столько дней вслух произнёс Ад. Люди вздрогнули от неожиданно услышанного нового голоса.
Поставили палатки, расстелили спальники, поели и тут Леха спросил:
— Сашка, колись, что смотреть будем и ищем-то мы тут что?
Лёжа в этой уютной тиши, под рокочущие звуки падающей внизу воды, и глядя на мерцающие звезды, я рассказал друзьям про Предтеч.
***
Леха.
— Только подумай, — пьяненько хихикал Костя, завершая вечерний моцион своей половиной бутылки и косясь на мой небольшой остаток недобрым глазом стяжателя, — завтра мы полезем по тропе самих Богов!
— Возможно, и Богинь, — добавил я, торопливо переливая в стакан принадлежащие мне миллилитры.
— Ты противный старый циник, — мерзко проводив мой глоток далеко не дружеским взглядом, почти простонал от разочарования Костя, — жадина!
— День выдался не из легких, — салютовал я ему пустым стаканом и уполз к палатке, — Приятных снов, малышка….
В комнате Алиса скинула белый халат и встала перед зеркалом, рассматривая в деталях, что же ей досталось во временное пользование.
А хорош, хм, образец. Высокий, но не запредельного для мужчины роста, стройный, длинные ноги и широкие плечи, под кожей канаты мышц. Но если прикрыть всю эту красоту одеждой свободного покроя и слегка, совсем чуть-чуть ссутулиться, то создаётся впечатление если не ботаника, то сисадмина точно. А сисадмины у нас мальчики не спортивные, но цену себе знающие, нагловатые и пафосные, под стать яхте. Мордаха очень даже ничего, скульптурные черты и огромные голубые глаза. Вот прическа как-то простит облик. Сейчас мы её подправим.
Алиса, не пользуясь внешними устройствами, только возможностями своего кибернетического организма, нашла сеть вай-фай и сбросила Командору вопрос, можно ли ей выйти в парикмахерскую?
Ответ пришёл не сразу, но положительный, дескать, можно, но сразу назад. И адрес, видимо, ближайшей.
Александр натянул на себя джинсы и футболку, лежащие на кушетке, кроссовки, и покинул здание НИИ электрохимии мозга, как гласил сайт данного заведения.
В маленьком парикмахерском салоне молоденькая мастер, едва ли не капая слюной на посетителя, резво защелкала ножницами. Александр, тщательно подбирая слова, флиртовал с девушкой, а Алиса пыталась усмирить Алекса, процессору активно не нравилось щелканье острыми лезвиями над ухом, и он требовал боевого режима. Попутно Алиса поняла, что задача несколько сложнее, чем казалось, в ней не две, а три личности, причем одну надо имитировать, а вторая лезла из всех щелей совершенно самостоятельно.
Через полчаса Александр удовлетворенно рассматривал в зеркалах свою новую стрижку. С левой стороны длина ниже подбородка переходит в длинную же косую на пол-лица челку, справа выбрито до сантиметровой длины и по короткому зигзаги и завитки выбритого до голой кожи. Странно, эпатажно, притягивает взгляд, отвлекает внимание от рук и скрывает глаза. Кажется, где-то в настройках была возможность останавливать рост волос, ну-ка, где оно? Ага, вот, теперь стрижка надолго сохранится.
Алиса вернулась в НИИ, испытывая странное удовольствие от того, как косятся на неё встреченные девушки. На него.
В комнате Алиса рухнула на кушетку. Снова закружилась голова. По сетчатке бежали красные строки диагностики, предупреждающие о повышенной нагрузке на ЦНС. Это было нормально, процессор DEX’ов не был предназначен для работы совместно с человеческим сознанием и сейчас функционировал едва ли не в авральном режиме. Даже если учесть, что в голове Алекса стоял не оригинальный процессор, вживляемый киборгами в эггрегориальном мире, а гораздо более мощный, его все равно зашкаливало и электроника раз за разом просила перезагрузки. Алисе осталось только выбрать: ускоренную или стандартную, с диагностикой при включении. Выбрала стандартную. И, пока в голове и перед глазами воцарилась привычная человеческая картинка, решила подремать, надеясь, что уйдёт начинающаяся головная боль. Хотела подремать, а заснула крепко, подчиняясь требованию мозга, который тоже скрипел и плавился от электронного соседства.
Когда Алиса заканчивала знакомиться с набором программ и расширений, которые будет предлагать владельцам киборгов, пришёл Командор.
-Твоё временное обиталище готово, давай вселяться.
— Ну давай, — особого энтузиазма в голосе не было, так, рабочие моменты.
В зал вкатили каталку, накрытую простыней, под которой угадывались контуры фигуры!
— Не пугайся, отключаем, проснешься уже не человеком, — вошедший был деловит и сосредоточен.
Снова наступила темнота.
При пробуждении первым ощущением было, что чешется правое ухо. Алиса дернулась было почесать, но не смогла в собственное ухо попасть, больно стукнувшись костяшками пальцев обо что-то металлическое.
-Тихо, тихо, — её руку мягко удержали, — а то все оборудование разнесешь.
— Не забывай, — это уже Командор, — у тебя сейчас силы немерено, так что сначала подумать, потом двигаться. Немножко привыкнуть надо.
Алиса открыла глаза. Аккуратно поднесла к глазам руку. Мужская длиннопалая рука, сквозь тонкую кожу просвечивают голубые вены. Командор всунул в пальцы монетку:
— Ну-ка, скатай её в трубочку.
Алиса с чувством полной нереальности происходящего зажала край монетки между средним и указательным пальцами и большим попыталась согнуть. К её огромному удивлению, медная монета смялась, как пластилиновая. Повторила движение. Монета послушно скаталась и Командор вынул её из пальцев Алисы.
— А вот этот артефакт я, пожалуй, оставлю себе как сувенир от своего агента.
Приблизился кто-то из врачей. А может, и техников, и те и другие были неотличимы друг от друга в белых халатах.
— Давай, попробуем сесть. Не спеши, не дергайся, осторожно. Пробуй разобраться, где работают мышцы тела, а где имплантаты.
Алиса, обдумывая каждое движение, села на край каталки. Тело казалось ей наполненным водородом, или, на худой конец, гелием, такая в нем была лёгкость. Хотела спрыгнуть с края, но передумала и аккуратно сползла; пока результат запланированного движения непредсказуем, лучше не резвиться. Помахала руками, сделала шаг.
— Только учти, что на поворотах заносить может, и на хрупкие поверхности лучше не садиться, в тебе металла около тридцати килограммов запихнуто.
— Ладно, учту, — голос оказался вполне приятным тенором, — только где же обещанный процессор?
— В голове, где же ещё? Только отключен пока, вот сейчас софт зальем и включим. Или сама включишь.
— Надо уже привыкать говорить, употребляя мужской род. И меня, если буду ошибаться, поправляйте. И, кстати, как меня зовут?
— Александр Рейв. Документы готовы. При этом Александр, очевидно, либо самовлюбленный тип, либо приколист, потому что во-первых, принадлежащий ему DEX похож на него, во-вторых, отзывается на имя Алекс. Документы тоже готовы. Если к тебе-человеку будут вопросы, где твой киборг, скажешь, товарищу одолжил. А вот если к тебе-DEX’у будет вопрос, где твой хозяин, то это уже будет означать немалые неприятности, из которых провал задания будет самой меньшей. Только и те, и другие документы фальшивые. Качественные, комар носа не подточит, но без информационного шлейфа. То есть если будут копать серьёзно, то проверку не пройдёт, Александр Рейв не писал писем, не обращался к врачу, не ездил на курорты.
— Ясно. Ну что, софт ставим?
— Да, конечно. Никуда идти не надо, садись вот сюда и подставляй голову. Немного покружиться может. Но доминанта, то есть твое сознание, уже плотно село на кору, так что проц пойдёт нижним слоем.
В затылок Алисы, то есть, уже Александра, вошёл тонкий щуп коннектора.
-Можно, конечно, и по вай-фаю залить, но так быстрее и меньше вероятность ошибки в данных.
Голова не кружилась. Не то, чтобы кружилась. Она совершенно бессовестным образом пыталась сойти с орбиты и улететь на второй космической скорости. Но, к счастью, не улетела, а постепенно остановилась, оставив некоторое ощущение постороннего присутствия.
— Включай процессор, посмотрим, как программа легла.
— И как это сделать? – Растерянно спросила Алиса, она действительно не понимала, как обращаться с электроникой, которая теперь составляла её второе я.
— А этого никто не знает. Только ты изнутри можешь понять, как это сделать. Можно, конечно, включить снаружи принудительно, но тебе надо учиться оперировать всеми своими потрохами.
Алиса пошарила в памяти, обнаружился тёмный неиспользуемый кусок. Прикоснулась к нему и тот стремительно разросся, развернулся, по сетчатке пробежали красные буквы командной строки.
— Система готова к работе, — слова вырвались сами собой, голос был безжизненный, машинный.
Командор вздрогнул:
— Ты мне это, заканчивай, агент ты мне, или я так, погулять вышел?
Алиса помотала головой, с усилием отодвигая ту часть себя, что активировалась и пыталась захватить власть над телом.
— Все нормально, неожиданно просто. Привыкнуть надо, разобраться, как работает. Пока что похоже на второй слой эмоций. Или, знаешь, как разговаривать с террористом: говоришь спокойно, тихо, доброжелательно, но знаешь, что при необходимости доля секунды и ты свернешь ему шею голыми руками, невзирая на все его оружие. При этом удерживаться в том или другом состоянии, кажется, нетрудно.
— Хорошо. Давай мы тебе энцефалограмму снимем, и потом можешь осваиваться.
На голову Александра надели сеть электродов, процессор тут же выдал напряжение и силу тока, сообщил, что уровень опасности низкий и что переход в боевой режим не требуется.
— Кажется, мне досталась программа-параноик, — недовольно пробурчала Алиса, когда снятие ЭЭГ закончилось.
— Паранойя стандартное для DEX’ов явление, не парься. Все, можешь быть свободна…свободен, твоя комната рядом, номер шесть, для «шестерки» специально, приди в себя, изучи, как всем управлять. Пока не выходи из здания, ладно? Если что-нибудь пойдёт не так, лучше, чтобы ты был рядом.
— Хорошо, — Алекс кивнул, и они вместе с Алисой покинули лабораторию.
Чувствовала она себя как будто шизофрению последней стадии приобрела не бонусом, а уже в процессе.
Утром пришёл Командор и принёс обещанные материалы.
Первым делом Алиса стала изучать устройство и комплектацию корабля. Технологии космических перелетов эггрегора для перемещения по принципам, используемым и в Кольце, демонстрировали нестандартные технологические решения. Если корабли Кольца после гиперпространственного прыжка накапливали энергию от реактора, то корабли эггрегора требовали гашения квантовых вибраций чёрной дыры, которая для прыжка генерировалась двигателем. Большинство кораблей пользовалось общественной гасилкой, собственные имелись лишь на крупных лайнерах и узкоспециализированных корветах. И если не погаситься принудительно, самостоятельно чёрная дыра гасилась примерно через тридцать суток.
Корабль, который предлагали Алисе, был собран на основе круизной яхты, только отсек, предназначавшийся для роскошного салона, был переоборудован под отсек для гасилки. Таким образом, перемещения её не зависели от публичных станций и не были ограничены в точности позиционирования прыжка. Но гасилка, дорогое и громоздкое устройство, поглотило почти треть объёма корабля, и для экипажа осталось совсем немного места. То есть буквально на одного неприхотливого пилота-навигатора-механика и так далее. Рубка с обширным пультом управления. Над пультом голографический экран с обзором 300 градусов, под пультом электронный мозг корабля. В подкове пульта пилотское кресло, оно же спальное место. Встроенные одежный и рабочий шкафы, сверху спускается полка с медоборудованием. Коридор, ведущий в машинное отделение. С левой стороны от рубки кухня, холодильник, кладовка и входной шлюз. С правой стороны душевой отсек и туалет. При том внутренности душевого отсека хитрым образом складывались в сторону, превращая тот в микроспортзал с беговой дорожкой и шведской стенкой. Там же в полу лючок стиральной машины. Под жилыми помещениями бак и система очистки воды, над ними система очистки воздуха. Машинное отделение содержит гасилку, прыжковый двигатель, там же маленькая ремонтная мастерская с набором запчастей и установленным репликатором. В корме ангар на пару одноместных флаеров или один шестиместный. Все жилые помещения имеют систему принудительной вентиляции и регулировку температуры от 18 до 35. Сугубо функциональная внутри, снаружи яхта представляла собой образец неприкрытого самодовольства. Хищные обводы и мерцающее чёрное покрытие наводили на мысль о том, что у владельца яхты пафоса больше, чем здравого смысла. Под брюхом яхты, полускрытая в стабилизаторах, обреталась турель с двумя пушками. Каждая была двусторонней, плазма и лазер. Родилось название: «Великий Янус», оно было соответствующе вызывающим. Нет, лучше, «Великий Хронос», а то как-то…Янус…Ан…хм.
Управление кораблем было привычным, расположение сенсоров определялось наугад, навигаторская программа понятна на интуитивном уровне, сложностей возникнуть было не должно.
Долго читала файл про энцефалограммы. Продираясь через незнакомые термины, то и дело обращаясь к справочной литературе. Так, теперь еще раз по порядку. Альфа-ритмы. Спокойное бодрствование. При мыслительной активности подавляются. Бета-ритмы. Умственное напряжение, эмоциональное возбуждение. Разумные. Гамма-ритмы. Максимальное сосредоточенное внимание. Разумные. Дельта-ритмы. Глубокий сон, кома. Неразумные. Тета-ритмы. Усвоение информации, пробуждение творчества. На грани разумности. Каппа-ритмы. Вообще непонятно откуда и чьи. Лямбда-ритмы. Зрительные задачи. И те и другие. Мю-ритмы. Физический покой. При движении, даже мысленном, подавляются. Ага, тут зависит от подвижности в данный момент. Вот, связь мозга и процессора на них основана. Сигма-ритмы. Сон. Разумные. Нет, так не пойдет. Проще запомнить картинку. Если есть вот эти и вот эти пологие волны – пошли дальше. Если вот эти зубчики появляются – закачать программу. А если вот так вот мерцает – уже готов к диалогу. Ну, или не к диалогу, в зависимости от характера.
Утро в комнате-тюрьме началось с запаха кофе. Лина спихнула с глаз какие-то неподъемно-тяжелые мешки, оказавшиеся ресницами и узрела сначала ярко-зеленую чашку, из которой вился ароматный парок, а потом ярко-зеленые глаза и поддразнивающую улыбку.
— Что это? Что ты делаешь?
— Пробуждаю сонных! Или воскрешаю — по выбору! Тебе какую услугу?
— Что?- сонная голова соображала как-то не очень.
Алексей ласково коснулся ее щеки:
— Ясно. Не выспалась. Опять куда-то убегала по своим таинственным делам. Ну-ка, глотни кофе. Пей, он вкусный.
— Делам? — Лина хлебнула обжигающе — ароматный напиток. — Ммм… Э… каким делам?
— Думаешь, я не замечал?
— А ты замечал? — Вот это сюрприз.
— Иногда, — признался ее любимый светлый, — Но я понимаю, это нужно. Только ты опять не выспалась.
— Ну, ты же меня воскресил!- феникс отпивала глоток за глотком и постепенно просыпалась.
Алексей поднял брови в шутливом разочаровании.
— Уже? А я-то думал!.
— А что, у тебя есть еще кофе? — оживилась девушка.
— Нет… то есть, не сейчас. Но есть кое-что другое.
Поцелуй заставил ее задохнуться и замереть. Ох. Алексей, не сейчас. Нам же надо…
— Проснулась? — Алексей оторвался от нее, слегка задыхаясь, и даже головой тряхнул, чтоб придти в себя.
Лина облизнула губы:
— Неа. А еще порцию можно?
— Кофе? — поддразнил вредный ангел.
— Алекс!
— Значит… бульона? — глаза Алексея смеялись.
— Ты еще мне салат предложи! — возмутилась влюбленная русалка, которая когда-то вроде была фениксом… И совсем недавно, кажется.
— Не буду. — покаялся Алексей, испытующе прищуриваясь,- Нет его.
— А? — Лина обнаружила, что смотрит на его губы, в упор не слыша слов. Дожили!
— Я говорю, нет салата, — подмигнул юноша. — Запеканку будешь?
Ах ты… ангел!
— Или могу угостить маминым лекарством от сонливости. Подзатыльником, хочешь?
Лина не выдержала и расхохоталась.
И они снова поцеловались. И еще.
— Я проснулась, — наконец выдохнула она. — Алексей, нам же надо к Ласкиным.
Алексей обнял ее и шепнул прямо в губы:
— Надо. Нам надо к детям.
— Прямо супружеская пара, — хмыкнула феникс, пытаясь отвлечься от бушующих в подсознании мыслей, типа : «Никаких-детей-они-могут-подождать-ууууууууууууу!»
Алексей как-то странно посмотрел на нее. И промолчал.
Лина вздохнула.
А чего ты ждала? Ты самого начала знала, что у вас с Алексом нет будущего.
И опять в ушах зазвучал голос Триш.
«Тебе нельзя в него влюбляться… Это плохо кончится. Лина. Он – Страж, ты — темная ведьма, он — добрый, а мы… Не привязывайся к нему, это опасно. «
Но она не стала его слушать. Плохо кончится?! Не сегодня! Не сегодня. А сегодня… Она подняла голову и улыбнулась ему:
— Тогда встаем?
— Хорошо. Но сначала все-таки еще одну порцию.
— Эй-эй! Я проснулась!
— А я нет.
За завтраком она вводила Алексея в курс событий: Темная Лига, будущее собрание, встреча с Вадимом и предстоящая экскурсия в зверинец Повелителя Миров. И еще кое-что, о чем она Алексу не скажет. Пока.
Новость о встрече с любимым братом Алексей встретил довольно спокойно. И вообще был на удивление спокоен. Вчерашний приступ отчаяния миновал, и, кажется, без следов. Она присмотрелась. Глаза ясные, и нет в них сейчас никакой напряженности. Только затаенная печаль. Ну, она, наверное, навсегда останется. После таких испытаний никто не сможет остаться прежним. Но вчерашняя боль ушла.
Что—то изменилось, словно он обрел какое-то равновесие, нашел какую-то точку опоры. Что-то задумал? Правда, если кто и способен взять себя в руки, а эмоции под контроль, то это он, бывший руководитель Сопротивления.
Шутит, улыбается. Предложил отправить делегатом к Темной Лиге Хватько вместе с пресловутым творцом жабомонстров. Лина представила результат и поперхнулась кофе.
Хотя Алексей способен шутить, даже когда на душе скребут оборотни. Взять хотя бы заплетание волос перед балом во Дворце.
Остальные советы Алексей давал уже всерьез.
— Сегодня я снова отлучусь. А пока ты посидишь с малышами.
— Бросаешь меня на растерзание? — усмехнулся Алексей.
— Ну, это все-таки получше, чем зверинец!- в тон ему ответила девушка.
— Неужели? В зоопарке все-таки звери сидят в клетках, нет? А тут…- юноша шутливо поежился.
— А, вот чего ты боишься! Учту.
Они переглянулись и рассмеялись.
Супруги Ласкины, похоже, будут достойными родителями. Первое, что услышали, материализовавшись, Лина и Алексей, это ласковый голос Нины, журящий за что-то мальчика постарше. Сохранить ласковый голос и мягкость интонаций после такой ночи надо суметь! Под глазами будущих мамы и папы залегли темные круги, но в детской было чисто, малышня мирно возилась в с игрушками на матрасе, а Павел собирал посуду, видно, после завтрака.
— Дядя-Алексей-тетя-Лина-ура! — резанул по ушам слитный вопль трех голосов, и бывшие заложницы ринулись вперед. Обед и Ужин с двух сторон вцепились в Алексея, а опоздавшей досталась Лина. Девушка растерянно пошатнулась. И опять это странное чувство. Тепло. Ей стало тепло, когда маленькие руки обняли талию. Лина присела и заглянула в веснушчатое личико с несмелой улыбкой. Завтрак. Малышка-Завтрак. За это время девочка окрепла и уже не была похожа на живой скелетик. Похорошела. Веснушки вон появились.
А ведь я к ним привыкла. Привыкла и буду скучать. Лина, что с тобой? Ты ведь не хотела привязываться! Не хотела. Даже имен не хотела знать. А теперь. А теперь будет тяжело. Ну и пусть.
— Как тебя зовут, солнышко?
— Виктория.
Вика.
Лина закрыла глаза. Будут ли у нее дети? Девочка с зелеными глазами? Ох, феникс, о чем ты только думаешь!
Она погладила малышку по каштановым волосам и встала. Я буду скучать, Вика.
Она перехватила понимающий взгляд Алексея и с трудом улыбнулась, пряча смятение. Потом. Все потом.
— Нина, Павел, вы готовы?
День закружился в сумасшедшей спешке. Дом Ласкиных. Дом их друзей. Еще один, еще. Полицейское управление, регистрационный отдел, Темная Лига, мэрия, магазин ювелирной магии. Ненадолго заскочив в собственный дом, она констатировала пропажу еще нескольких вещей и несработавшую на незваного гостя ловушку. Нет, сработавшую!. На полу следы крови. Лина присела и провела рукой над паркетом. нет, не понять. Капли крови уничтожены слишком старательно, их происхождение определению не поддается. Жаль. Ладно, попробуем еще раз. Лина переоделась и поняла, что в тюрьму уже не успеет. Значит, завтра?
Наконец карусель притормозила у дома Ласкиных. Пар оказалось не две, а три. Пока ее знакомили с претендентами на усыновление, Лина присматривалась. Ну что ж. Люди. Обычные. Все чем-то неуловимо похожи. Не сходством близких родственников, а скорее, выражением лиц. Добрым выражением. Это и без эмпатии было понятно. Нелегко им, видно, живется — лица усталые, руки натруженные. Опознаватели стандартно-рабочие — придется открепление брать, но невысокого уровня. Пометок «неблагонадежный» нет, и на том спасибо. Обычные люди. Добрые. И достаточно мягкосердечные, чтобы верить друзьям и брать на себя заботу о сиротах из уничтоженного города. В наше-то время. Ну что ж… Дети будут в хороших руках. А она постарается, чтобы до них не дотянулись ни демоны, ни маги, ни ловцы душ. Никто. Поселим под присмотром Даны. И поможет, если надо, и припрячет, в случае чего. Придется им русский осваивать.
— А когда мы сможем взять ребят? — спросил рыжий мужчина в очках.
О… Уже освоил? Ну что ж, тем лучше. Что касается вопроса. Лина подумала. От того, что тянешь, легче не станет.
— Сейчас. Давайте руки.
Несколько минут, и ее прикосновение, ее ровное дыхание в специальном ритме, если честно, сделали свое дело. Он все-таки уснул, а она… она наконец, поняла, почему так сжимает голову и в висках словно стучат молоточками трудолюбивые гномы. И почему сон этой ночью — не для нее. В животе горячей змеей шевельнулась знакомая судорога. Феникс голоден. Нет! Лина беззвучным шепотом проговорила несколько слов из троллье-драконьего словаря. Не помогло. Она все-таки основательно истощила силы со всеми этими телепортами, драками и с Эль. Ей нужна добыча. Нужны силы. Так, кто из знакомых мерзавцев зажился на свете? Или во Тьме?
Лина беззвучно поднялась с постели и натянула кожаную униформу. Выделяться не будем.
Ох! По телу хлестнула волна магии. Шквал!
Вызов! Ах, черт!
Перенос, мгновение дезориентации, яркий свет. Рев! Зубастая пасть, размером с диван рвется вперед, к ней, и от ее рычания волосы шевелятся. в буквальном смысле, потому что ревом их просто подбросило!
Лина невольно отшатнулась. Ну и зубки.
Тварь ткнулась кошмарной мордой в почти невидимые, чуть отсвечивающие прутья клетки, разочарованно всхрапнула, глядя на недоступную добычу.
А ты уверен, приятель, что тебе меня хватит? Тебе три таких как я в пасть поместится.
Только не тебе меня сожрать. Тут посерьезней звери водятся. Где, кстати? А, вот и он.
— Привет, Лина.
Его Избранность изволили восседать у накрытого стола. Поздновато ужинают повелители. Отсутствие рубашки (?) и собранные в хвост волосы придавали ему слегка непривычный вид. Неофициальный. Мокрые, кстати, волосы. Опять в бассейне с акулами купался? Бедные акулы.
Все эти мысли заняли долю секунды, и тут же маска Лина-феникс-верный-слуга-Его-Величества привычно скользнула на свое место, защищая хозяйку.
— Повелитель?
— Присоединишься? — Вадим шевельнул рукой, и какой-то темный тюк справа подпрыгнул в воздух и устремился в пасть зверюшки за решеткой. Прутья послушно разошлись в стороны, пасть резво рванулась вперед, сцапала добычу и с шумом захлопнулась.
— К тебе или к нему? — хмыкнула Лина.
Или к нему на ужин? Вряд ли.
Вадим удивленно вскинул бровь и усмехнулся.
— Иногда скучаю по твоим штучкам! Садись! Он травоядный, а я сегодня настроен на мясо. Вы ужинали?
Ужинали? В общем, да. Завтрак они проспали. Обед в обществе Эль в горло проталкивался не легче, чем брыкающийся единорог. Но ужин она в Алексея все-таки впихнула, несмотря на слабое сопротивление.
— Спасибо, Повелитель.
— Вадим, Лина, Вадим. Привыкай. И налей себе. Вот это, золотистое.
Золотистое оказалось соком, и вкусным. Хорошо, что не вином. Вот куда ей не хотелось нырять, так это в мысли нетрезвого Повелителя.
— Ну, как твой подопечный после приема? — Хозяин сплел пальцы и взглянул попристальней.
— Обошлось. — Лина пожала плечами и отхлебнула из бокала.
Подбор слова Вадим оценил:
— На Зою намекаешь? Я поговорил с ней.
Поговорил? Хм. И сколько переломов Колючка заполучила на этот раз? Нет уж, милой принцессе она точно сочувствовать не собирается!
Взгляд Повелителя потяжелел.
— Даже ей не стоит нарушать мои приказы. Она, правда, объясняет свою выходку преданностью и т.п. Все предлагает отдать ей нашего ангелочка на пару деньков. Она, видишь ли, почему-то считает, что он может притворяться.
Сок вдруг потерял вкус. Совершенно.
— Притворяться? — маска-Лина чуть закатила глаза и позволила себе глоток побольше. Лина-настоящая придушила порыв немедленно переубедить его. Слишком горячая защита вызовет подозрения. Ад и демоны! Точнее, демоницы! Пронырливые демоницы, злобные и подозрительные! Особенно одна ****.
— Она теперь демон, что с них взять! — Вадим залпом допил свою порцию и потянул к себе тарелку. — Привычка никому не верить у нее в крови. И любовь к демонским развлечениям. Особенно на Стражах-светлых-ангелах. А их уже не осталось.
— Понятно,- маска понимающе улыбается.
Зверюга за решеткой потопталась, видимо, рассчитывая на добавку и рыкнула, напоминая о себе.
Повелитель расхохотался и отправил в клетку еще одну подачку. А у него прекрасное настроение. С чего бы?
— Ну что, построил мой братец очередной домик из песка?
— Сегодня нет. Утром узор из ракушек, после обеда возня с водорослями.
Водоросли выскочили из подсознания совершенно неожиданно, но, кажется, она угадала. Повелитель приподнял брови, очевидно, пытаясь представить младшего брата за этим занятием.
— Ясно. Ну что ж, тогда подумаем о новых развлечениях для него.
Развлечениях?!
— Как ты думаешь, зверинец подойдет?
— То есть?
— Экскурсия . Пусть посмотрит на моих любимцев. Я не всех сюда пускаю.
Да, в зверинец правда не всех пускали. и не все, кто были удостоены подобной чести, оттуда возвращались. В прозрачных клетках резвились зверюшки, способные схарчить кого угодно. А некоторые были рады попробовать на зубок даже демонов. Для разнообразия меню.
Но это вряд ли грозит Алексу. Похоже, Повелитель настроен на редкость благодушно. Непривычно даже. Приходится напомнить себе, что этот спокойный на вид и добродушный парень по безжалостности вполне способен переплюнуть большинство своих монстров. Улыбается, соком угощает…
Зверинец. Что ж, и впрямь неплохое развлечение. Довольно безобидное.
— Очень удачная мысль По… Вадим.
— Значит, на днях попробуем. Будешь мясо?
— А кто это?
Его Избранность усмехнулся:
— А есть разница?
— В общем нет, — девушка с недоумением разглядывала кусочки непонятного происхождения. — Это ведь не мамонт?
Вадим с улыбкой качнул головой.
— Крокодил?
— Нет.
— Надеюсь, это не родственник той зеленой лохматости, — Лина с шутливо-притворным ужасом покосилась на «травоядную» зубастую пасть, та оживленно затопталась за прутьями, радуясь вниманию. Бррр. — Нет? Сдаюсь.
Повелитель махнул рукой, швырнул в клетку очередную подачку (милое создание сцапало ее на лету и сосредоточенно захрумкало) и, наконец, соизволил ответить:
— Кролик.
— Такой большой?!
— Магия подрастила. Угощайся.
Блюдо шевельнулось, двинулось по стеклянной столешнице к гостье и шустро завертелось перед глазами, предлагая вниманию аппетитно обжаренные кусочки. Лина покорилась судьбе. В конце концов не каждую неделю у Повелителя бывает такое прекрасное настроение. И этим можно воспользоваться.
— Кстати, милорд. Насчет питания.
К вечеру устранить аварию службам не удалось, и озверевшие от безводного существования студенты объявили партизанскую войну стройке — притащили с магазина пару бутылей с водой, а с ближайшей свалки несколько ящиков стеклянных бутылок, развели несмываемую краску и отправились на диверсию. В самом мероприятии я участие принимать отказался, сославшись на зачет и обязательства с обстоятельствами, зато подсказал как подобраться поближе и откуда удобнее всего кидать красочные снаряды. До ночной смены оставалось еще два часа, а волнение за дракона давно перехлестнуло все пределы терпения. Так что я оделся потеплее и побежал в лес. Пока перебирался по сугробам, начал откровенно сомневаться и в существовании драконов, и в собственном рассудке.
Сомнения подтвердились. В лесу никого не было. Сначала я побегал по опушке, потом подсвечивая себе путь мобильником, полез в глубь. Лесочка того — больше названия, чем реальных деревьев, так что там реально найти даже черную кошку темной ночью, не говоря уже про дракона, который во много раз крупнее. Через полтора часа до меня дошло, что ловить здесь нечего — к тому же я сообразил, что по одному и тому же месту прошелся уже в третий раз. Если и был дракон в реале, а не плодом моей бурной фантазии, то он как любое разумное существо, давно свалил в тихое и безопасное место. Я бы, если честно, поступил также. Поэтому можно закруглять поиски и возвращаться в отреставрированную бытовку, бегать по сигналу будильника, приветливо скалясь в камеры по территории стройки — нас не уволили, хоть одна хорошая новость за целый день, и думать про грядущий зачет.
Никаких посторонних звуков или шороха подкрадывающегося существа я не слышал, хотя и ворон не ловил, а был начеку — не верил уже, но вдруг… И тут почувствовал, что меня едят! В буквальном смысле этого слова! Обхватили за туловище зубастой пастью и всасывают поглубже в рот! Первое, что пришло в голову, это пожелать обладателю этой зубастой пасти подавиться мной, а еще лучше отравиться. Вторая мысль оказалась более трезвой — в такой близости от города монстры таких размеров, чтобы схарчить человека в один присест не водятся, так что это может быть только Дрэг! Третья идея была самой мудрой — я же видел пасть дракончика — ну, положим, он способен мне откусить руку, ну, ногу, пусть даже голову с натяжкой, но не перекусить же целиком!
Наверное в пасти монстра принято думать о вечном, молиться о спасении или каяться в прегрешениях, но у меня ничего такого не получилось. Единственным толковым решением стало заделаться абсолютным вегетарианцем — потому что пока меня пытались пережевать, я проникся диким сочувствием к курочкам и свинкам, которых вообще-то любил употреблять в пищу, особенно в виде шашлыка. Жевали меня как-то медленно и для меня неудобно, так что я успел навсегда отказаться и от мясных бульонов, и от салатов с мясом, и от пельменей, и от жаркого, и от пирожков с мясной начинкой, и от блинов с ветчиной, и от макарошек по-флотски, и даже от жареной с яичницей колбасы. Хотя от колбасы можно и не отрекаться — все равно там ничего мясного нет. А меня продолжали жевать и ворочать в пасти — нет, этот монстр реально засранец: ни проглотить не выплюнуть по человечески не может. Катает во рту, еще и клыками в бок и в живот колется. Я бы на его месте давно бы добычу сожрал, еще и зубочисткой бы успел в зубах поковыряться.
Кстати о зубах, это резец передний реально мешает и так больно под ребра впивается — кое-как извернувшись, я вцепился в неудобный зуб, второй рукой уперся в шевелящееся небо — мне хотелось чуть продвинуться вперед, а то такое чувство, что во мне дырку норовят провертеть, а не закусить мной. Но когда поднажал коленом, то услышал, как резец переломился со зловещим хрустом. Я испугался до дрожи в руках и потоков холодного пота на спине — обломать зуб монстру, сидя в его пасти, это еще гаже, чем вообще прокинуть монстрика с обедом, да и дантист, из меня похоже неказистый, раз на мои стоматологические изыскания не обратили ровно никакого внимания — как жевали так и продолжали прожевывать да посасывать. Какое-то совсем уж неуважительное отношение к закуске! Я нацелился сломать второй резец — и после недолгого сопротивления тот тоже хрустнул. Стало немного обидно, то дракон неказистый попадется, то монстр с полным ртом кариеса — нет справедливости на свете…
Меня продолжали жевать, обильно смачивая слюной, а мне стало совсем скучно. Да за это время можно было бы проглотить и переварить. Третий зуб монстра оказался более крепким, чтоб его выбить, пришлось попыхтеть, впрочем и по толщине он был намного больше предыдущих. Зато четвертый развалился с полпинка. И я с энтузиазмом принялся расшатывать пятый, гадая, где этот кариозник добыл такое обезболивающее, что ни на что не реагирует. Шестой зуб я развалил вместе с половиной нижней челюсти — но я ломал только зубы, а челюсть сама треснула, хрупнула и высыпалась из пасти кусками. Больше меня во рту монстра ничего не удерживало, и я тоже стал вываливаться наружу. Понимая, что монстр может сидеть на земле или лететь под облаками, я вцепился в оставшиеся зубы, но там проблемы были еще похлеще, чем у выбитых.
Падал я недолго, даже проораться как следует не успел, как уже шмякнулся на снег. Выдохнул. Поднял голову — надо мной философски что-то жевала пасть монстра, вернее ее остатки, но… кроме собственно самой пасти там больше не было ничего. Вообще ничего! Ни головы! Ни глаз! Ни туловища! Ни желудка! Ни выходного отверстия! Только пасть! Монстр, блин, неполной комплектации!
— Да что за издевательство? — вслух поинтересовался я незнамо у кого.
— До-о-огаааа-дааадссссс-с-сяяя?
Произношение и интонации были печально знакомы мне по прошлой ночи. Не веря своим ушам, я медленно развернулся. Дракончик! В облике человека! Голого! То есть в том самом первозданном виде, в каком я его обнаружил в котловане! Подозрение, что я выгляжу дураком, переросло в стопроцентную уверенность. Трясущимися руками я нашарил мобильник, активировал на максимум фонарик и посветил вверх. Пасть шевелилась, но по факту это был не рот животного, а искусно сплетенный из веток каркас, с подвижной верхней крышкой и нижней частью. Зубы, которые я ломал, — это были всего-навсего сучки. А слюну изображал подтаявший лед, видно, дракончик засыпал каркасы снегом, а потом поливал их водой и ждал пока та замерзнет. А движение челюстей обеспечивал привязанными веревками, подозрительно похожими на провод высоковольтной линии. Осознав всю прелесть розыгрыша, я подорвался на ноги и с воплем: «поймаю — убью!» погнался за дракончиком.
Поймать голого дракона, налегке улептывающего по зимнему лесу — затея бесперспективная изначально. Но кто сказал, что я не пытался? Старался, и еще как! Спотыкался, падал, вскакивал и догонял дальше. Увлекшись погоней, даже скинул с себя куртку, чтобы бежать было сподручнее. Но этот гад упорно держался на безопасном для него расстоянии.
Свалившись в очередной раз, подниматься я не стал, перевернулся на спину, судорожно хватая ртом освежающий морозный воздух. Дрэг осторожно приблизился, присел на корточки.
— Уууууубииииить дррррррр-а-акоо-онааааа мммм-оожноо-о сссссс-пе-э-э-эциии-альннныыы-ым ко-о-опьееееммм. Уу-у-у те-э-эбя-а-а-а ееее-гоооо-о не-ээ-ээт.
— А говорить ты с-стал получше, — отметил я, пытаясь отдышаться. — Понятнее, по крайней мере.
— Го-орррр-рлоо-о ррраз-з-з-звииии-ва-аетс-с-с-сссся-а-а, — с гордостью ответил Дрэг.
— Лучше бы мозги, — сердито бросил я и, быстро повернувшись набок, ухватил дракончика за руку. Тот не стал отскакивать, хотя вполне мог.
— Не-э-э-э ууу-у-убье-е-ееш-ш-ш-ш-ш-шшшь, — Дрэг наклонился, чтобы посмотреть мне в лицо. — С-сссс-с-сту-уууу-кнее-е-е-е-шшш-ш-ш-шь?
Припомнив, с каким успехом я пытался покусать этого гада, только тяжело вздохнул. А смысл стучать по дракону, у которого даже в человеческом облике шкура тверже камня? Только руки себе поотшибать, да силы напрасно потратить, а их у меня и так мало осталось. Дрэг уловил мое настроение и довольный, прилег рядом. И вот как ему не холодно голым в снегу на морозе в двадцать три градуса? Я вон уже за пару минут успел не только остыть но и капитально озябнуть, даже зубы выбивали какой-то бодрый мотивчик. Дрэг метнулся за моей курткой, помог одеться и вдруг тихо заговорил:
— Яа-а-а жжж-ж-да-ааал те-э-эбя-я-а. Зззззз-зна-аал-л, ш-ш-ш-шшштооо-о ты-ыы-ы пр-рррр-иде-е-еешшшшш-шь. Пр-ррр-р-рииииго-о-отоооо-вии-и-ил сссс-с-сю-у-у-у-уррррррпрррри-р-ррриззз-з-зззз-з.
«Малыш, мне, конечно, совсем не хотелось бы тебя отвлекать от интереснейшей дискуссии с Роджером о том, кто из вас круче в одиночку справится с большим числом пиратов, но у вас скоро будет еще один гость помимо тех, что застряли в лифте. И не сказать чтобы приятный».
«Кто-где-когда?»
«Держи».
Многослойный пинг с кучей ссылок и интерактивной картой в реальном времени.
«Спасибо».
«Что-то ты сегодня больно вежливый… Не иначе кто-то где-то сдох!»
«Пока нет. Но скоро».
«Вообще-то я пошутила, малыш…»
«Я понял. Вообще-то. Но не шутил».
***
Для обычного человека яд змеелюда абсолютно смертелен даже в самых малых количествах. Разница только в том, что при попадании на слизистую смерть мгновенна, а при просто на кожу еще придется помучиться. Для киборга все зависит от дозы. Дэн это знал не понаслышке, потому что у Макса Уайтера как-то гостила парочка заказчиков-змеелюдов и они втроем неплохо тогда развлеклись.
Если попавшее на незащищенную кожу киборга количество яда не превышает пятидесяти миллилитров, получить ведущие к прекращению жизнедеятельности травмы маловероятно. Дело ограничивается глубоким ожогом четвертой степени с некрозом эпителия и мягких тканей, но кости остаются неповрежденными. Отторжение омертвевших тканей и спазмирование близлежащих сосудов имплантатами происходит автоматически, как и усиление работы печени и почек для скорейших нейтрализации и выведения проникших в кровь токсинов. При должном восполнении энергоресурса регенерация не занимает более стандартных двух недель. Некритично.
Люди куда более уязвимы.
Значит, что? Значит, приоритетной задачей становится не допустить встречи змеелюда с людьми, находящимися в зоне твоей ответственности.
Хорошо, что люди вдобавок к своей уязвимости еще и не имеют датчиков, а потому не способны разглядеть за спокойно-ироничной улыбкой (номер девять-прим, из расширенной и дополненной базы типовых выражений) крайнюю степень нетерпения. И уговорить их легко, когда твое предложение совпадает с их собственным желанием, это тоже хорошо.
Когда Роджер скрылся за углом коридора, Дэн перешел на стремительный бег, совершенно не похожий на человеческий. Оставалось еще два этажа и переход — и менее сорока секунд на их преодоление. Если, конечно, Дэн собирается не только появиться в нужной зоне ранее врага, но и успеть принять беззащитно-испуганный вид.
Дэн собирался.
«Малыш, поторопись! У тебя всего три секунды запаса».
«Этого достаточно. Более чем».
На самом деле достаточно. Для того, чтобы успеть остановиться и сделать два стремительных глубоких вдоха на полный разворот легких, насыщая кровь кислородом. И замедлить дыхание, пульс и походку до прогулочных. Вот так.
Неуверенные шаги, медленные. Словно человек идет так уже давно, опасливо вертит головой, озирается. Просто так озирается, не прицельно. Словно бы что-то чувствует, но вовсе даже и не слышит быстро приближающегося по вентиляции шороха. Что с него взять, с человека? У него ведь нет датчиков. Только несовершенные человеческие чувства. Бедный человек, незащищенный, безоружный, испуганный. Легкая жертва.
Вот он останавливается совсем, очень опасно останавливается, повернувшись затылком к вентиляционной решетке. Прислушивается настороженно, но смотрит совершенно не в ту сторону, куда надо бы смотреть, чтобы увидеть, как эту решетку с налета вышибает стремительное длинное тело…
Гордость хорошо проделанной работой — это приятно. А Дэн все сделал хорошо, рассчитал правильно и позицию выбрал идеальную. Оставалось только чуть довернуться, уклоняясь от ядовитого плевка и выбросив правую руку вперед и вверх, тем самым суммируя собственную скорость со скоростью прыжка твари. Поймать раскрытой ладонью чужую холодную шею и резко сжать пальцы. И удовлетворенно услышать, как под ними хрустнет, надламываясь, чужой позвоночник.
Приятно.
Но как-то словно бы маловато. И очень хочется большего. Может быть, странного. Может быть, даже неправильного. Или правильного, но по-другому…
Тело ксеноса еще конвульсивно подрагивало в агонии, когда Дэн взялся левой рукой за шишковатый вытянутый подбородок и резко дернул. Светло-зеленая кожа разошлась с влажным треском, лопнула трубка гортани, жирный дергающийся червяк разорванной аорты обплевал стенку почти черной кровью.
Дэн оттолкнул обезглавленное тело змеелюда, стараясь не запачкаться. Правое запястье слегка зацепило ядом, но это не страшно: рукава у свитера длинные, прикрыть будет легко, а функциональность снизится не более чем на 0,5%. Некритично. Наличие крови на одежде было бы намного труднее как скрыть, так и объяснить.
Теперь следовало поторопиться.
Держа голову змеелюда на вытянутой руке за обрывок шеи (так меньше капало), Дэн бесшумно метнулся по коридору к лестнице. В запасе оставалось около минуты, должно как раз хватить…
***
«Малыш, я, конечно, ничего не хочу сказать, но… Ты когда-нибудь видел, как бывший уличный кот приносит свежезадушенную крысу любимой хозяйке, забравшей его с помойки? С каким самодовольным и горделивым видом он кладет ее ей на подушку… ну или на порог перед дверью, если хозяйка умная и дверь все-таки иногда закрывает?»
«Нет».
«Почему-то я так и подумала».
«Ты это к чему?»
«Да так, ни к чему, собственно… Просто вдруг подумалось».
«Твои аналогии ложны. Мой поступок абсолютно логичен. Теперь капитан… ну, и остальные… будут знать, что я на их стороне».
«Конечно, конечно».
«Я просто хотел, чтобы он… они… перестали беспокоиться по пустякам».
«А я что, говорю что-то против? Я так, о своем, о женском… О котиках».
— Ты когда-нибудь была в Акбитании? Ну и зря, потому что на Акбитанию стоит посмотреть. И я тебе ее обязательно покажу, вот только разберемся с Шушаном — и сразу же на закат рванем! Акбитания — она почти у самой кофийской Хорайи… Нет, Хорайя — это не город. Ха! Ты бы еще спросила, а большим ли городом является Пелиштия! Или нет, Шем — это большой город, а? Ха! Хотя Хорайя поменьше Пелиштии будет. Да и Акбитания на самом-то деле городишко довольно мелкий… Да нет же, нет, вовсе я тебя не обманываю, иногда и в маленьких городишках очень даже есть на что посмотреть… А вот и есть! Там самые лучшие во всем Шеме кузнецы! Да что там в Шеме — во всем подлунном мире лучшие! Если твой доспех ковали мастера Акбитании — ты можешь смело идти в самую гущу самого кровопролитного боя, под градом стрел! И ни царапины не получишь, клянусь ловкими пальцами Бела! Если же эти мастера ковали твой меч — то чужие доспехи для тебя будут преградой не страшнее плетеного из травы коврика. Вот такие там мастера! И они не только с бронзой работают, но и со сталью, которая режет бронзу, как пастуший нож круг козьего сыра… впрочем, такой прекрасной девушке ни к чему загромождать свою очаровательную головку подобными тонкостями…
Что?.. Нет, это неправильный вопрос. Ну ты сама подумай, а?! Какой же святотатец, лишенный богами разума, поднимет кованый акбитанскими мастерами меч против кованой ими же кольчуги?! Это же просто мерзость! И еще раз мерзость! Предметы столь высокого кузнечно-оружейного искусства не должны рубить друг друга! И хвала Иштар милосердной, что не так уж много продают умельцы Акбитании своего неподражаемого и непобедимого оружия в другие города, а то ведь какой-нибудь умалишенный стражник вполне бы мог додуматься и до такой вот… мерзости. Стражники — они такие! Они на всякие мерзости способны. И вдвойне хвала Иштар многомудрой за то, что даже самое простенькое оружие с клеймом Акбитании слишком дорого для простого стражника…
Нет, в тамошней тюрьме мне побывать не довелось. Не успел. Я ведь был там так, проездом. Спешил по делам, заскочил по пути, коней перековать, из оружия что присмотреть. На месте-то куда дешевле столковаться можно, да и вообще… ну, того-этого… тоже можно… За кого ты нас принимаешь?! Мы благородные грабители караванов, а вовсе не уличный сброд, убивающий честных оружейников в их собственных кузнях! Да и не стоил тот глупый меч того, одно название, что акбитанский, а так… А у кузнеца, знаешь, какие руки были? Как у иного ноги! И молот в этих руках так и порхает, так и порхает… Огромный такой молот, тяжелый, наверное. Вот так посмотришь на эти руки — и призадумаешься…
Но один славный клиночек я там себе все-таки присмотрел. Хороший такой, не слишком длинный. Не люблю длинные, в нашем деле главное — натиск и быстрота, а лишние ладони клинка только мешают. А этот — как раз по руке. И так он мне глянулся, что я сразу решил — этот клинок должен покинуть славный город Акбитанию. И покинуть не иначе как только в моей компании. Чего бы мне это ни стоило…
Нет, дело не в цене было. Ха! Да за такое сокровище я бы все отдал, не задумываясь… Нет, ты опять все перепутала! Простым последователям Бела вовсе не возбраняется иногда что-нибудь купить самым что ни на есть законным образом. Это только жрецам запрещено. Если жрец Бела совершит такой грех, то ему надлежит украсть и принести в жертву Хитроглазому ценностей на сумму в десять раз превышающую сумму греховной покупки. Я же, хотя и душевно благодарен Шустрорукому за приносимую им удачу, но никогда не был его жрецом! И не собираюсь, упаси меня Иштар от подобного скудоумия. Так что купить тот клинок я вполне бы мог, и никакие боги…
Нет, деньги у меня тоже в то время были. И неплохие, надо сказать, деньги! Мы как раз только-только и очень удачно взяли один крупный… хм… короче, деньги у меня были.
Но вся загвоздка в том, что понравившийся мне меч не продавался.
Ни за какие деньги…
Что? Да нет, бывает… Да, даже в Шеме, где продается и покупается все, есть вещи, цены не имеющие… Зря не веришь. Вот, к примеру, дохлый хорек. Он бесценен… Что значит — почему? Потому что он не имеет цены! Ну вот, ты опять смеешься, а я ведь серьезен, как жрец Сета, умерший три дня назад…
Нет, тот клинок вовсе не был похож на дохлого хорька, не смейся! Как тебе такое и в голову-то прийти могло?! Да и не стали бы дохлому хорьку давать имя Лунной Лилии, даже в насквозь пропившихся Гхазе или Киросе не стали бы, а это дело все-таки в Акбитании было…
***
Конан хмыкнул в густые усы.
Видел он у Сая этот кинжал-переросток. Предводитель пелиштийских разбойников его зачем-то на спине таскал, словно порядочный двуручник, а не такое мелкое недоразумение в изрядно потертых, но все еще довольно аляповатых ножнах. Гарда у этого позора оружейника действительно походила на цветок со множеством длинных переплетающихся лепестков. Руку в их переплетение следовало совать осторожно, если, конечно, хотели вы и в дальнейшем наслаждаться наличием на этой руке всех пальцев в целости и сохранности — внешние грани лепестков были довольно остро заточены. И только творец подобного недоразумения знает — зачем?! А уж акбитанское клеймо на этой жутенькой гарде было такой четкости и такого размера, что не заподозрить в нем подделку мог разве что только какой-нибудь крестьянин, никогда не державший в руках ничего опаснее серпа или цепа.
***
На кухне всегда шумно. И не только из-за гудения и треска огня в огромной плите, шкворчания, шипения и бульканья того, что на этой плите готовится, дробного стука ножей по разделочным доскам и лязганья приоткрываемых крышек, но и из-за нескончаемого галдежа служанок. Кухня — основной поставщик замковых сплетен, здесь девушки могут отвести душу, поскольку им никто не запрещает болтать.
Более того, болтовня негласно поощряется, ведь любому старшему повару ясна простая истина: если рот девушки занят болтовней, он закрыт для всего иного, куда более предосудительного. Например — для лакомого и вовсе не ему предназначенного кусочка-другого. Так что пусть лучше болтают, чем на хозяйское добро покушаются.
— И вот что я вам скажу: никакой она не ребенок, а самая настоящая ведьма! — Молоденькая большеглазая служанка неловко вытирает потный лоб тыльной стороной предплечья, стараясь не испачкаться в муке. Помогает мало — от замешиваемого теста ее руки белые чуть ли не по локоть, и на лбу теперь тоже остаются белые полосы. — Там все кровищей было так и залито, собственными глазами видела, вот с места мне не сойти!
— Ой, Иштар милосердная, страсти-то какие!
— Вот и я про что говорю: истинные страсти! Простой ребенок не выжил бы после такого, ну или плакал бы и мамку звал, а она еще и проклятия насылает! Черную пиявицу какую-то, я собственными ушами слышала! Меня аж в дрожь кинуло… Да к тому же про полнолуние спрашивала. Верный признак — ведьма!
— А про полнолуние-то почему?
— А вы что, не знаете?! — В голосе молоденькой служанки — мрачное торжество: наконец-то ей удалось хоть чем-то поразить этих гордых городских задавак, вечно воротивших носы и называвших ее деревенщиной. А вот, оказывается, эти замковые зазнайки не знают простейших вещей, известных в деревне любой сопливой девчонке.
— Ведь в полнолуние-то у проклятий самая сила!
Наступило небывалое — во всяком случае, ранее не бывалое на кухне, ну разве что в самые глухие ночные часы: тишина. Только шкворчало-кипело-гудело на плите, а более ни одного голосочка, и даже крышкой никто не брякнул. Молоденькая служанка оглядела оторопевших товарок, пряча довольную ухмылку: то-то же! Будут знать, как деревенщиной обзываться! Добавила, как припечатала:
— Тут, конечно, кто как знает, а вот я бы предпочла в полнолуние оказаться как можно дальше от замка! Проклятье — оно ведь не будет разбирать, кто прав, кто виноват… Проклятье — оно на всех!
И так крутанула тесто, что-то аж взвизгнуло под ее пальцами.
Товарки вздрогнули — все одновременно, словно заранее сговорившись.
***
Из посланных в тот день на базар за продуктами для кухни служанок обратно в замок не вернулась назад.
Аста ксона как она есть
(из выступления Нгуена Ли, известного больше как Ки Кю, на межсистемном конгрессе парамедиков, проходившем с 05.03 по 01.04 года 321 в системе Тарсова под лозунгом «Остановим аста ксону!». Выступление зафиксировано не полностью, поскольку закончилось всеобщей потасовкой, в которой ведущему оператору-мнемонику разбили голову, чем привели в полную негодность вмонтированную в лобную кость аппаратуру. Администрация канала приносит извинения за качество и незавершённость отснятого материала, представляемого ею широкой общественности)
— …Вы полагаете, что царём природы человека сделал Его Величество Разум, великий и могучий? Ха! Ничего подобного! Царём природы человека сделала Её Величество Приспособляемость. Умение прогнуться и выжить там, где не выживут другие, изменить себя, если не удаётся изменить под себя окружающую среду. Человек — такая скотина, что приспособится к чему угодно! Он с удовольствием живёт и здравствует там, где дохнут крысы и тараканы. Более быстрые, сильные, хитрые, свирепые, зоркие благополучно вымирали, стоило слегка измениться окружающим условиям, а человек — приспосабливался и выживал! Он был всеяден и нетребователен к климатическим условиям. Не имея собственной тёплой шкуры, он научился разводить костёр и утепляться при посредстве шкур, содранных с не умеющих приспосабливаться представителей прочей окружающей его фауны. С родственников своих, так сказать, дальних или даже ближних…
(смех в зале, отдельные хлопки)
— …И даже объявив войну природе, он всё равно приспосабливался — к задымлённому воздуху, отравленной воде и генетически модифицированным продуктам питания. Он побеждал, уступая. Впрочем, что это я о нас говорю в третьем лице? Не он. Мы. Именно мы с вами, господа, все вместе и каждый в отдельности!
(лёгкий одобрительный шум в зале)
Ещё не имея жабр, мы освоили океаны. Поднялись в небо, не умея летать. Покорили время. Расстояние. Природу. Космос. Покорили, приспособившись. А, значит, изменившись. Но мы давно перестали бы быть людьми, если бы не печально всем вам известная Аста системы Ксона и синдром, названый в её честь. Да-да, вы не ослышались! Именно благодаря так называемому синдрому аста ксоны мы до сих пор остаёмся людьми! Да здравствует аста ксона, господа! В ней единственной — наше спасение…
(шум в зале усиливается, приобретает недоумевающий оттенок; слышны отдельные растерянные выкрики: «профессор, вы о чём?», «что он несёт?!»; властный и уверенный голос докладчика пока ещё легко перекрывает нарастающий гвалт).
— …Я повторяю ещё раз — господа коллеги, руки прочь от аста ксоны! Когда же до вас наконец дойдёт, что это — не болезнь, а защитный механизм?! Иммунная система и спинной хребет человечества! Последняя преграда, не позволяющая разнести к чёртовой матери человеческий генофонд клочками по галактическим закоулочкам!
(негодующий шум в зале, выкрики с мест)
— …Да, да, я всё это понимаю! Ни один из больных синдромом аста ксоны со мной не согласится. И будет по-своему прав! Больному, ему ведь что главное? Ему главное — выздороветь. А, значит — болезнь уничтожить. И ему наплевать на последствия, до которых он всё равно не доживёт! Но вы же учёные, господа! И не думаю, что кто-то из вас болен даже самой слабой формой. Иначе вы вряд ли сумели бы сюда добраться!..
(шум и смех в зале, одобрительные хлопки, возмущённые крики с мест)
— …Да, я согласен, что это — самое настоящее проклятье для людей, ей подверженных. Но с тем, что это — проклятие всего человечества в целом, я не согласен категорически! Аста ксона — это благословение человечества! Его неубиваемая фишка и козырной туз-джокер! Именно благодаря аста ксоне человек в любой глубинке остаётся человеком. Невзирая на многочисленные местечковые мутации, мы все с вами — люди, а жабры, хвосты, крылья и количество рук — это мелочь, господа, самая настоящая мелочь, не стоящая внимания! Именно благодаря аста ксоне всё ещё возможны межвидовые браки, и нормальные дети могут быть, допустим, даже у хиятанки и эриданца! Если, конечно, вам повезёт отыскать такого… ну, скажем так, не совсем нормального эриданца, склонного к экстремальным развлечениям. И ещё более повезёт уговорить на подобную авантюру какую-нибудь не слишком расторопную хиятанку до того, как она откусит вам голову!
(смех в зале; шум; выкрики с мест становятся настолько громкими, что временами заглушают докладчика).
— …Уничтожать ген стабильности — всё равно, что пилить сук, на котором выстроено всё здание нашей цивилизации! Да и зачем? Тех, у кого планетарная зависимость проявляется хотя бы в самой малой степени — менее десятой доли процента! Да, конечно, даже в масштабах одной средне индустриализованной планеты эта цифра впечатляет, но тех же гермов, например, рождается чуть ли не в шесть раз больше! Но вы же не станете требовать, чтобы только из-за этого обстоятельства все мы…
(хохот в зале, аплодисменты, свист)
— …На Диксаунте её называют звездной аллергией. На мой взгляд, это куда более верное название. Впрочем, зависимость тоже можно принять. Аллергии — они ведь очень разной степени тяжести бывают. От лёгкой крапивницы до глубокого отёка Квинке-Краузе, полной остановки дыхания и анафилактического шока. И с аста ксоной дело обстоит точно так же, вы же и сами это прекрасно знаете, господа.
Кто спорит, быть на всю жизнь прикованным к планете, на которой тебе не повезло родиться — это просто кошмар для любого современного человека. Особенно, если родился ты не на столичной Церере или хотя бы тех же верхних Галапагосах…
(смех в зале)
— …Но ведь это — всего лишь миф, господа! У большинства больных симптоматика минимальна! Лёгкая тошнота, головная боль, ломота в суставах… Уверяю вас, что при самой обычной простуде или ревматоидном псевдо-артрите Лероны вы испытаете куда больший дискомфорт, чем эти несчастные, задумай они покинуть свою родину! Не надо их жалеть — пожалейте себя! Они вполне способны перенести полёт, слегка потерпев. Или воспользовавшись анальгетиками из домашней аптечки и всем вам ещё со студенческих времён наверняка хорошо известными антиблюйками, никогда не мог запомнить, как же они на самом деле называются…
(смех в зале; свист; выкрик: «Прекратите балаган!»)
— …На той же Асте Ксоне, кстати, где этот синдром впервые идентифицировали как отдельное заболевание, сейчас подверженных ему людей в десятки раз больше, чем в любом другом месте, выбранном наугад! Как вы думаете — почему? Ну, напрягите мозги, если они у вас ещё остались! Ну же, кто самый смелый?.. Нет! Вы ошибаетесь, молодой человек! Вовсе не потому, что их там больше рождается! Ничего подобного! Просто они слетаются туда со всего космоса!
(шум в зале нарастает)
— …Да! Вы не ослышались! Именно слетаются! Что бы там ни утверждали мои горе-коллеги! Им нравится чувствовать себя среди своих, таких же, им нравится подчёркивать свою ущербность. На Аста Ксоне их уже более пяти процентов населения! Это полноценная этническая группа! Там есть целые города, в которых нет ни одного здорового взрослого человека. Да, я не случайно отметил — «взрослого», дети у них рождаются нормальные… Отсюда, кстати, и растут ноги у легенды про Котдог, в просторечье называемый еще и Мяугавом…
(шум, крики, звуки потасовки)
— …Да если бы хоть что-то подобное… молодой человек, вы же учёный, да? Ну вот, как учёный… Вы способны представить себе условия, при которых население целой планеты… (шум) …Кто там кричал про Милтонса? Милтонс преступник и сумасшедший! Это чушь! Ничего он не открыл! уберите руки!.. Ген стабильности не мутирует, это же аксиома! Котдог — космическая байка, антинаучный бред! Такой планеты не существует, её просто не может быть! Стыдно, молодой человек! Учёный, а верите в сказки!.. Да уберите же руки, чёрт бы вас всех…
* * *
— Выключи.
— Да ты что?! Там как раз только-только самое интересное начинается! Тебе что — совсем не любопытно послушать, как этот старый талерланский хрыч будет доказывать, что никого из наших малышей не существует?! А то, что мы видим на экранах — вообще бред и суть галлюцинация. Не, что ни говори, а он просто лапочка! Знаешь, почему его Ки Кю прозвали? Ходит легенда, что он долго жил на какой-то полупиратской планете, где слово Ки означало очень большие размеры, буквально всемирного масштаба… ну, в том, конечно, смысле, в котором те дикари понимали идею всего мира. А вот Кю было там единственным и самым страшным нецензурным ругательством. И чтобы тебя аборигены так обозвали — это надо было ну очень постараться. А чтобы ещё и уточнили, что не просто кю, а именно КИ… Хотя про Милтонса — это он правильно сказал. Сволочь он, твой Милтонс!
— Милтонс не мой. Выключи. До начала испытания полторы минуты.
— Ну так целых полторы минуты ещё, чего торопиться-то? Слушай, а давай отключим им защиту заранее, а? Ещё на подъёме! Нет, правда, ведь это идея! Новая и оригинальная, такого ни разу не пробовали! может быть, в этом и проблема? Может, вся эта хрень у нас только из-за того и не получается, что мы с ними начинаем работать уже тут, на орбите! Все эти годы — и только тут, как заведённые, потому что какой-то дурак когда-то решил, что надо именно так, а мы как послушные идиотики… Может, просто постепенно надо, медленно, по нарастающей, — и всё будет тип-топ!
— Не будет. Пробовали.
— Когда? Я что-то такого не припомню!
— Зато я помню. И этого достаточно. Это ещё до тебя было. Хочешь — глянь в архиве.
— Ну вот… всегда так! Только что-то придумаешь, как тебя…
— Не отвлекайся.
***
Скоро придёт Боль. Уже совсем скоро. Огромная, чёрная, неотвратимая, она заполнит весь мир, у неё остро заточенные лучи-иголки, о них так просто порезаться, они обжигают, лучше держаться подальше, лучше свернуться в клубочек и попытаться спрятаться…
Он сжался и заскулил.
— О, ты только посмотри, какой красавец! Просто роскошный щен!
Боли пока ещё нет, но она будет. Точно будет, он знает это, так уже было. Много раз было. Хотя и не было. С ним не было. Но он — помнит, он знает, боль всегда приходит, когда появляются эти руки. Огромные, страшные, сильные руки, они выхватывают тебя из безопасного и тёплого логова, а за ними следом приходит боль. Так было всегда. И прятаться от них бесполезно, хотя многие пытаются…
— Действительно, весьма перспективная особь.
— И только? Ха! Ты посмотри на его реакцию! Он же ушел в сквот моментально, когда другие и понять ничего ещё не успели! И посмотри — как качественно! Песик — и песик, не подкопаешься! Такой малыш — а обернулся без изъянов. Ты не туда смотришь, ты на зубы его смотри!
Он тоже пытался спрятаться — тем особым образом, которым раньше прятался лишь по таким же особым сигналам старших. Самым важным сигналам, когда опасность слишком велика и никакие иные прятки не помогут. И раньше всё получалось. Но на этот раз даже такая мера не сработала — мир перевернулся, но проклятые руки никуда не исчезли. И тогда, выгнув шею до хруста, он вонзил все свои мелкие и очень острые зубы в одну из ненавистных рук.
— Действительно, зубы качественные. И реакция.
— Ах ты… гадёныш! От ведь!.. Ты у меня забудешь, как кусаться! Да я все твои пакостные зубёшки…
— Отпусти щенка, Эри. Ты его задушишь. А он ещё не прошёл Испытание.
— От же тварь! Да не трогаю я его, успокойся! Что я, совсем, что ли… Испытание ему… Ну, мелкий гадёныш, держись! Я тебе устрою экзамен! Ты у меня полетишь, как фиброгласс над Нью-Баден-Баденом!
— Эри, уймись. Ты убьёшь ребёнка.
— Нифига! Только не его! Ты на его зубы посмотри! У них вся семейка перспективная, очень высокие показатели, буквально на грани, мне ещё в прошлом году казалось — вот оно! Рядом же было совсем, почти получилось, самую бы чуть… надо было ещё тогда не ссать жидко, а решиться наконец и полностью снять защиту. Имели бы сейчас, что предъявить, а не стояли перед комиссией с голым задом…
— Имели бы сейчас кучу проблем. Что ты так бесишься? Он же не тебя укусил.
— Ха! Хотел бы я на это посмотреть! Попробуй он укусить меня — вот было бы весело! Не ему, конечно. Ну, держись, гадёныш…
— Если ты выйдешь за пределы рекомендованной нормы — я укажу это в рапорте.
— Зануда. Смотри! Видишь? Все показатели в границах нормы! Можешь указывать в своём рапорте хоть триста раз!
— На грани верхней границы нормы.
— Но всё-таки — нормы! Да пойми же ты — это оправданный риск! Я нюхом чую — у этого малыша получится! Посмотри, он какой! Красивый, сильный, наглый. У него просто обязано получиться! Если ещё чуть-чуть ослабить экранирование…
— Эри, уймись.
— Ладно, ладно! Видишь — всё, не трогаю больше! Можешь включать.
Боль.
Руки исчезли — и тут-то она и навалилась всей своей огромной чёрной тяжестью. Он знал, он помнил, что именно так всё и будет. Но всё равно — неожиданно. Стремительный чёрный водоворот боли ¬затянул его в самую середину, он падал, падал, падал, и больше в мире не было ничего, только эта чёрная боль и бесконечное падение. И тонкий пронзительный визг, впивающийся в барабанные перепонки. Он вонзается в уши, он высверливает голову изнутри, этот визг, кто-нибудь, прекратите, пожалуйста, кто-нибудь… но никого нет, только чёрная боль, и он сам пытается заорать, чтобы хотя бы так прекратить это, заглушить, отодвинуть мерзкий звук, выворачивающий наизнанку. И только тут понимает, что визг этот — его собственный.
А падение всё длится, хотя прошло уже столько времени, что вроде бы больше и некуда падать. Но падение продолжается, оно не имеет границ, и ужас его безграничен, и безгранична чёрная боль. Наверное, в неё можно падать вечно. Всё ниже и ниже. Только сердце колотится где-то под самым горлом и потихоньку становится всё труднее дышать. Как под водой, он это тоже помнит, хотя под водой и не был ни разу. Наверное, он упал уже очень низко, ниже поверхности озера, вот и трудно стало дышать, под водой ведь вообще дышать невозможно.
А падение всё длится… и длится… и длится…
— Обрати внимание на его пульс. И на биохимию. Адреналин зашкаливает. Давление у красной черты. Ещё немного — и не выдержат стенки сосудов.
— Не паникуй! Они гораздо крепче, чем кажутся! Все они! Даже такие мелкие. Ты что — до сих пор не понимаешь? К ним нельзя подходить с человеческими мерками! Они давно уже не люди!
Боль может быть вечной.
Но страх — не может.
Даже страх перед болью.
Падение продолжалось, и острые иглы-лучи никуда не делись, и чёрный ужас вокруг тоже был по-прежнему беспросветен. И трудно было дышать — что там трудно! Почти невозможно! — сердце билось уже не под горлом даже, о стиснутые зубы билось оно изнутри, и казалось, что разомкни он челюсти хотя бы на миг — сердце выскочит, так тесно ему там, за зубами…
Но что-то изменилось.
Не снаружи — там по-прежнему только чёрная боль и ужас вечного падения.
Внутри.
Словно отбивающее бешеный ритм сердце гонит по жилам уже не только кровь, но и что-то другое, чему нет названия. Что-то, такое же чёрное, как боль. И такое же вечное.
Оно не смешивается с кровью, это чёрное, чему нет названия. Оно не растекается, растворяясь и теряя силу. Оно собирается внутри, где-то под рёбрами, словно туго завинченная пружина или напрягающаяся перед прыжком Быстрая Смерть. Оно — уже почти готово, и от этой его готовности немножко щекотно в груди. Изнутри щекотно. И хочется смеяться от внезапно раскрытой Великой тайны.
Боль-то, оказывается, вовсе не всесильна!
И ужас — тоже!
С ними можно бороться! Ещё чуть-чуть — и он поймёт, как это сделать. В груди медленно-медленно разворачивает тугие длинные усики чёрный вьюнок-колокольчик, дрожит пушистыми лепестками, вибрирует от наполняющей его энергии и восторга. Ему тесно в клетке из рёбер! Он вот-вот прорвётся наружу — и тогда мир опять перевернётся, потому что не сможет вместить в себя столько восторга! И не будет больше ни боли, ни страха, ни преград! Нужно только понять… ощутить… пропитаться… Ещё совсем чуть-чуть, ведь это же так просто, он уже почти понял, почти разгадал, почти…
— Эри, уймись.
— Ладно, как скажешь… Хотя я уверен, что ослабь мы защитную оболочку капсулы ещё хотя бы на два градуса — и вожделенное доказательство получили бы на блюдечке с голубой каёмочкой.
— Получили бы инвалида на выходе. Его реакции ничем не отличались от реакций остальных — боль и страх по экспоненте. Никаких отклонений.
— Ты ничего не понимаешь, а я чувствую, что это — тот самый! Он особенный. Он бы смог. Он лучший, понимаешь?
— Кто-то и в прошлый раз говорил то же самое. Не помнишь — кто?
— В прошлый раз, в прошлый раз… С кем не бывает! Ну и что? Не ошибается только тот, кто ничего не делает!
— Я — не ошибаюсь, Эри.
— Вот-вот! Именно что…
— Готовь следующего.
— Да готова она уже давно, можно начинать. Слушай, давай хоть с нею, а? Она той же линии, с того же помёта… Если чуть-чуть поднажать — наверняка всё получится! А самки выносливее, с нею точно ничего не случится… А-а, чёрт с тобой, давай хотя бы по верхней границе, а? Они лучшие, смотри, какая лапушка, и сквотит не хуже братца! Должно сработать…
— Превысить не дам.
— Кто бы сомневался! Зануда. Ладно, чёрт с тобой… Поехали!
ПОЧЕМУ?
Он заскулил. Тявкнул отчаянно, снова срываясь на визг.
Руки вернулись, чёрная боль исчезла, руки были мягкие и заботливые, они растирали сведённые судорогой крохотные мышцы, вытирали слёзы, гладили, просто ласково гладили. Они были добрыми, эти руки, а ему так хотелось вцепиться в них зубами и рвать, рвать, рвать, рыча от бессильного бешенства.
ЗА ЧТО?!
Он уже не помнил боли и ужаса — их смыло последнее воспоминание о невозможно огромном восторге. Боли больше не было, не было и страха, и чёрный цветок медленно умирал в груди, печально роняя иссыхающие лепестки. Он не мог жить без боли и ужаса, этот до невозможности прекрасный, но так и не распустившийся чёрный цветок.
ТАК НЕЛЬЗЯ!!!
Показать самым краешком такую прекрасную игрушку, дать уже почти что в руках подержать — и отобрать. Он ведь понял уже! Он не мог понять неправильно — слишком ярок был чёрный цветок, чтобы не понять! Он на самом деле понял! Правда-правда! Это сейчас он с каждым мигом забывает всё больше и больше из того, что понял тогда, когда рвался наружу сквозь путаницу рёбер восторженный чёрный бутон, это просто сейчас, под ненавистными ласковыми руками он забывает, забывает, забывает и совсем скоро забудет всё, но ведь тогда-то он понял! Ведь правда же понял?! Ведь мяу же, да?!
МЯУ?..