– И куда это мы так торопимся, что даже не попрощались?
Она стояла в темной арке ведущего внутрь Башни проема, потому-то Атенаис и не заметила ее сразу. Факелы горели лишь на внешней стене, внутренние же помещения этого уровня заливала темнота, слегка разреженная смутным мерцанием Ритуального зала – там, где-то глубоко внутри. Заглядывать туда Атенаис хотелось меньше всего на свете. Может, потому-то она не сразу и заметила Нийнгааль.
Хуже всего было то, что в проходе Высшая жрица находилась не одна – в полумраке за ее спиной угадывались еще три силуэта.
Атенаис отпрыгнула к каменному ограждению.
– Почему ты не… Ты же должна была! Ты сама говорила!!!
Нийнгааль шагнула на балкон из-под арки, ее хрустальный смех заметался меж темных камней.
– Я так сразу и поняла, что это твоих ручонок дело! Умненькая малышка. Видишь ли, старшая дочь аквилонского короля, пыльца омариска не действует на невинных детей, не знающих взрослых наслаждений, и Высших жриц – тех, кому близко знакома Высшая Милость Повелителя…
– Не подходи! – закричала Атенаис, видя, что Нийнгааль делает еще один шаг вперед, и остальные Высшие Жрицы тоже выходят из-под полутемной арки. – Не подходи!!!
Она метнулась наискосок, за изгиб полукруглой башенной стены. Подпрыгнула. Вцепилась обеими руками в длинную рукоятку факелодержателя. Рванула, уперевшись ступнями в шершавые камни стены и напрягаясь так, что в руках что-то хрустнуло. Крепления затрещали, подаваясь, противно заскрипели выдираемые из камня болты…
Она успела спрыгнуть вниз и развернуться, выставив перед собой горящий факел, буквально за мгновение до того, как из-за полукруглого бока стены появилась Нийнгааль со своими приспешницами.
Высшие жрицы не торопились.
– Не подходи. – Сказала Атенаис уже почти спокойно, делая факелом быструю отмашку, словно от злого духа. Нийнгааль остановилась.
– У тебя нет выбора, глупенькая. Ты не сумеешь спуститься по стене, а внутри Башни на этом уровне все проходы ведут лишь в Зал Ритуала. Тебе не удастся пройти мимо своей судьбы.
– Посмотрим, – ответила Атенаис, снова делая отмашку и слегка отступая, левой рукой пытаясь нашарить каменные перила. – Посмотрим. А пока – не подходи.
– Жаль. – Голос Нийнгааль звучал почти грустно – насколько вообще может быть грустным вымороженный лед далеких горных вершин. – Жаль портить такое красивое тело. Но ты не оставляешь мне выхода, глупая дочь короля варваров…
Атенаис не заметила, откуда в руках у Высшей Жрицы вдруг появился обнаженный клинок. Может быть, его подала ей одна из молчаливой троицы за ее спиной. А, может быть, он был там всегда, просто раньше внимания не привлекал. Свистнул воздух, рассекаемый остро заточенной сталью, лязгнул столкнувшийся с металлом металл и тягучая гулкая боль отдалась в руках от кистей до самых плеч – в последний момент Атенаис попыталась перехватить рукоятку факела попрочнее обеими руками, вот обеим и досталось.
А в следующий миг с таким трудом выдернутый из стены факел, рассыпая дымные искры, уже летел через каменные перила балкона. Через перила — и вниз, на красный песок пустыни Шан-э-Сорх.
– Вот видишь, глупая дочь аквилонского короля? У тебя действительно нет другого выхода отсюда, кроме как через Зал Ритуала…
– Ошибаешься. – Атенаис наконец-то нащупала верхнюю плоскость каменных перил, оттолкнулась обеими еще ноющими руками и ногами одновременно – и одним движением оказалась наверху.
Все-таки эти штаны – чрезвычайно удобная штука! В них все так легко и просто выходит. В сковывающем и подхватывающем каждое движение платье подобный трюк у нее вряд ли бы вообще получился. Тем более – с первой попытки.
Атенаис встала, ловя равновесие. Выпрямилась. С удовольствием посмотрела на четырех высших жриц – сверху вниз посмотрела.
– Выход есть всегда. Хотя бы вот этот, – она, не глядя, мотнула головой в сторону расстилавшейся внизу пустыни. – Вот навернусь сейчас отсюда башкою вниз – и будет вашему Повелителю вполне себе дохлая невеста! А я ведь прыгну. Митрой клянусь – прыгну, если только попробуете подойти!
Произносить такие грубые слова и клясться Митрой по каждому поводу – это тоже было из списка того, чего не положено делать порядочным королевским дочерям. Потому-то, наверное, Атенаис ругалась и клялась с таким удовольствием.
Хрустальный смех Нийнгааль был очень холоден. Его острые льдинки рассыпались по каменным плитам, вонзались под кожу, вымораживая кровь.
– Браво, старшая дочь аквилонского короля! Браво! Прыгай. Что же ты медлишь? Прыгай! Здесь очень высоко, ты наверняка разобьешься насмерть. А, умерев, ты станешь женой моего Повелителя. Видишь ли, мы ведь уже начали Ритуал. Так, на всякий случай. Как раз перед тем, как придти сюда. И теперь Повелителю абсолютно все равно, каким именно образом ты умрешь, маленькая глупая старшая дочь короля из далекой страны…
***
Ночь отступала. На пустыню со стремительностью дикой орды песчаных кочевников накатывал рассвет нового дня. Никем не поддерживаемый более дым относило в сторону от Рубиновой Башни – снова переменился проклятый местный ветер.
Снизу не было слышно, о чем говорят те четверо на балконе – трое на самом балконе и одна – на перилах. Но видно все было очень даже хорошо. Может быть – даже и слишком хорошо.
У Конана перехватило дыхание, когда одна из трех фигур, громко рассмеявшись, взмахнула рукой, а маленькая фигурка на перилах вдруг пошатнулась, теряя равновесие. Показалось, что этой, маленькой, только что нанесли тяжелое ранение. Возможно – смертельное.
Два долгих гулких удара сердца она балансировала на самом краю. Устояла. Снова выпрямилась – и король Аквилонии смог вздохнуть. Не было никакого метательного ножа. Просто эта дрянь, в капюшоне, сказала что-то почти смертельное. Попыталась, так сказать, убить словом. У некоторых такое получается. Только не с Атенаис, конечно.
Атенаис и не к таким словам привыкла. Но это не повод спускать всяким…
Конан недобро ощерился:
– Сай, эти три порожденья шакала обижают мою девочку. Твои ножи при тебе? Так что же ты медлишь?!
Первые два ножа с визгом пропороли прохладный утренний воздух еще до того, как король Аквилонии завершил свой упрек. Третий отстал от собратьев на пару ударов сердца.
И точно так же, как и они, лязгнув о что-то невидимое, с жалобным звоном упал на рваный красный песок пустыни Шан-э-Сорх. Как раз на самой линии рваного песка и упал.
Запретная линия оставалась запретной не только для мужчин.
Конан зарычал, сжимая кулаки от бессильного бешенства.
***
– О! – подняла прекрасные бровки Нийнгааль, с любопытством заглядывая через перила. – Счастливый король-отец все-таки успел на свадьбу своей старшей дочери. Правильно. Не каждый день и не каждой королевской дочери выпадает такая честь…
Перила были широкими – пятясь, Атенаис успела сделать три мелких шажочка, прежде чем нога ее ощутила под собой пустоту.
Слишком высоко. Нийнгааль права. И ничего не поделать. Ничего не поделать, если даже это – не выход…
Нийнгааль обернулась. Взглянула на замершую на самом краю Атенаис с деланным изумлением:
– Что же ты стоишь, глупенькая? Помаши ему ручкой. Ты ведь послушная дочка, правда? Помаши-помаши! Пока еще можешь…
Она играет.
Когда-то, еще в Тарантии, Атенаис однажды видела, как дворцовый хорек играет с пойманной полевкой. Он точно так же тогда не торопился расправиться с бедной полузадушенной мышкой. Потому что отлично знал – у нее нет выхода.
Ни малейшего.
Словно послушная кукла-марионетка, которую дергает за ниточки опытная рука уличного фигляра, Атенаис обернулась. Посмотрела вниз, на такой невообразимо далекий красный песок Шан-э-Сорх. Далекий и притягательный. Потому что все равно лучше – так. Лучше так, чем в паучьих лапах, покрытых черными сальными волосами. Пусть лучше все закончится быстро, на красно-черном песке Шан-э-Сорх. И этот песок станет еще немного более красным, чем черным…
– Ну что же ты, как неживая? Твой отец так спешил, а ты даже привет ему не передашь?
Атенаис подняла деревянную руку. Помахала. Так могла бы махать своей ватной рукой ярмарочная кукла. Она послушно смотрела на запрокинутые лица, но видела только красный песок.
Она ждала лишь толчка. Малейшего шороха или движения за спиной. Намека на движение. И тогда – головой вниз, обязательно головой вниз. Чтобы наверняка, чтобы долго мучиться не пришлось. Со свернутой шеей долго не мучаются…
Отец, конечно, расстроится. И отомстит. Он обязательно отомстит. Он камня на камне от этой нергаловой башни не оставит, всю ее разотрет в мелкий красный песок.
Отец…
Темные, почти черные глаза на запрокинутом светлом пятне лица – слишком светлом на фоне черно-красно песка Шан-э-Сорх. Эти странно знакомые глаза не отпускают, прожигают насквозь и словно бы встряхивают за шкирку – так на псарне ловчий встряхивает нашкодившего щенка. Они не играют, как хорек с той полевкой, но от них точно так же никуда не деться…
– Папа?..
Атенаис моргнула, приходя в себя. Прищурилась, не отрывая взгляда от обжигающе-темных глаз и не замечая, что непроизвольно начинает улыбаться – нехорошей такой предвкушающей улыбочкой.
***
Конан метнулся вперед за миг до того, как она крикнула:
– Лови!..
И прыгнула.
Он все понял заранее, по этой вот улыбочке и понял. Слишком часто он видел эту улыбочку – правда, личико, на котором она появлялась, раньше было другим.
Он не стал кричать: «Атенаис, не смей!». Он и Лайне-то не всегда это выкрикнуть успевал, а тут куда более длинное имя, глупо и пытаться. Да и потом, Атенаис – не Лайне. Ради шутки и разминки прыгать с такой высоты она не станет. Значит, действительно, выхода у нее другого нет. Так зачем же тогда кричать ей всякие глупости под руку?
К тому же бежать по рыхлому разъезжающемуся песку – это тебе не по гладким каменным плитам, тут не до лишних криков…
Он пересек запретную линию рвани в два прыжка, даже не заметив. Только бухнуло в последний раз, останавливаясь, сердце, стал густым и вязким воздух, и никак больше не протолкнуть его в сведенное судорогой горло. Он еще успел подумать, принимая в падении на руки так знакомо распластанное полетом детское тело, что это очень удачно, что он успел в два прыжка. Прыгать с остановившимся сердцем было бы сложно…
Упасть им не дали. Мощный рывок застал как раз на середине падения, чуть ли не над самым красным песком. Конан упал на спину, крепко прижимая к себе пойманную беглянку, все еще не дыша и потихоньку утекающим словно красный песок сквозь пальцы сознанием прислушиваясь к пугающей тишине в груди. Он уже почти ничего не видел, только чувствовал движение и боль. Его куда-то стремительно тащили, потом дергали за плечи, пытались поставить на ноги и зачем-то били по лицу. А потом…
Потом гулко и больно толкнулось в груди. И еще. И еще раз. С каждым последующим разом было все менее больно, а потом боль ушла совсем. И неожиданно захотелось вдохнуть. Очень сильно захотелось.
И он вдохнул – судорожно, со всхлипом, с удивлением обнаружив, что воздух, оказывается, такой вкусный.
И мрак отступил.
Хотя мог бы и не отступать – ради такого-то зрелища стоило ли стараться?
Прямо перед Конаном торжествующе приплясывал донельзя довольный собою Сай, гордо потрясая мотком веревки и все время норовя пихнуть короля Аквилонии в грудь, плечо или живот – до чего в тот или иной момент было ему сподручнее дотянуться.
– Видишь, да? Видишь?! – кричал он радостно – Я же говорил, что пригодится!! Что бы вы вообще без меня делали?!!
***
Незаметно подкравшийся рассвет с беспощадной четкостью обрисовывал фигуры людей на красноватом песке. Они отступали быстро и грамотно, все время стараясь прикрывать своего короля. Они правильно рассудили, что непроницаема для метательного оружия запретная линия лишь снаружи. Как и для мужчин. Вот и старались по мере сил. Но только получалось это у них плохо – слишком уж огромен был полуседой великан с крохотной девочкой на руках. Его мощный затылок и широченные плечи возвышались над их шлемами чуть ли не до лопаток – легкая мишень. И почти все время над левым его плечом светился белый овал детского личика в обрамлении темных волос. Тоже мишень не из трудных. Дым прогоревших костров практически рассеялся и совершенно не мешал прицеливанию…
– Я не смогу убить их всех, у меня просто не хватит стрел! – Сказал совсем еще молодой слуга, почти мальчик, заметно нервничая и нерешительно поднимая арбалет. Ему никогда еще не приходилось никого убивать, но происходило неслыханное – жертвенная Невеста живой и невредимой уходила все дальше от Башни, так и не посетив Ритуального Брачного Ложа! – Я не смогу убить их всех, но Невеста была выбрана! Она не должна уйти живой! Мне… – он сглотнул, – мне завершить Ритуал?
Нийнгааль медленно покачала головой. Положила тонкие прохладные пальцы на напряженно-горячую руку юного и потому пока еще слишком ревностного слуги, останавливая его неуверенно-смертоносное движение. По губам ее бродила странная задумчивая улыбка.
– Поздно. – сказала она негромко. – Поздно… Невеста уже ушла живой… Она за запретной чертой. Даже если она сейчас умрет – Повелитель не получит ее жизненной силы. И мы не получим ничего – кроме неприятностей. Этот король-варвар слишком настойчив…
– Я… я могу убить и его тоже!
– А вот в этом я не уверена. Такие, как он, не так-то легко дают себя убить. Брось эту игрушку – ты все равно не умеешь с ней обращаться! И займись-ка лучше своими делами…
Молодой слуга покраснел, поклонился, но арбалет положил на перила с явным облегчением и удалился с неподобающей поспешностью. Похоже, он всерьез опасался, что высшая жрица передумает и ему все-таки придется завершать Ритуал.
Слуга удалился. Но остались жрицы. Три высшие и одна из самых младших, ее только что привела одна из высших – с молчаливого согласия остальных своих товарок. И теперь высшие жрицы со все возрастающим сомнением и неодобрением рассматривали ее помятую и лишенную всякого порядка одежду в пятнах свежей грязи, встрепанные волосы и раскрасневшееся перепуганное лицо с подсохшими потеками слез.
Вернее, на свою младшую последовательницу смотрели лишь три жрицы. Сама же Нийнгааль, отвернувшись от пустыни, не удостоила чумазую и явно зареванную девчонку даже взглядом. Она смотрела лишь на трех равных себе женщин. Почти равных. И на губах ее продолжала змеиться странная задумчивая улыбочка.
Она ждала, не собираясь начинать необходимый разговор сама.
И дождалась…
– Ритуал не может быть прерван, – жестко сказала одна из жриц.
Остальные согласно кивнули.
Это не нуждалось в дополнительном обсуждении – начатый Ритуал действительно не может быть прерван на середине или отложен до лучших времен. Начатый Ритуал обязательно должен быть завершен. Пусть плохо, пусть криво и неудачно, но завершен. Плохое завершение лучше, чем никакого. Порченая невеста лучше ее отсутствия. Это не обсуждалось.
– Для продолжения Ритуала необходимо выбрать новую Невесту.
Три острых безжалостных взгляда скрестились на стремительно бледнеющем личике младшей жрицы подобно трем обнаженным клинкам – показалось даже, что в воздухе отчетливо лязгнуло. Нийнгааль чуть качнулась вперед – пора было перехватывать инициативу в свои руки:
– И, полагаю, всем присутствующим вполне очевиден этот выбор. Потому что Невеста Повелителя всегда должна быть определенной крови. Королевской крови…
Она говорила негромко, по-прежнему продолжая улыбаться. Три пары обнаженных клинков теперь сверлили ее лицо – ненавидяще и оторопело. Наверняка каждая из них сейчас лихорадочно прикидывала – а не могла ли старшая жрица Нийнгааль сама подстроить все события этой ночи с расчетом именно на такой вот финал? Пусть их. Все равно предпринять они уже ничего не успеют. Разве что покипеть и поплеваться ядом напоследок.
– Святотатство! Жертвенная невеста должна быть в первую очередь девственной!!!
Ну вот, долго и ждать не пришлось. Первая порция яда. Нийнгааль отмахнулась от этих слов с легкой улыбочкой, как от чего-то совершенно неважного. Разве что иронии в ее голосе заметно прибавилось:
– Ну, полагаю, после сегодняшней ночи вряд ли вы найдете в пределах Рубиновой Башни хотя б одну… девственницу.
Ее насмешливый взгляд остановился на растрепанной младшей жрице – и та покраснела. Высшие же – наоборот, побелели. От ярости. В таком состоянии они могли натворить разных глупостей, и потому действовать следовало быстро.
Нийнгааль громко хлопнула в ладоши. Улыбка ее стала шире:
– Решено! Невеста выбрана, и Ритуал будет закончен немедленно!
Она по-очереди заглянула в глаза трех почти равных ей далеко не подруг – и каждая из них опустила глаза, смиряясь. Происхождение иногда дает определенные преимущества – в жилах ни одной из троих не текла королевская кровь.
Но Нийнгааль могла бы поклясться, что та безграничная острая зависть, что увидела она в глазах всех троих, не имела ни малейшего отношения к ее высокородному происхождению…
***
– А если бы я тебя не поймал?! – спросил Конан уже за границей разоренного Ахлата, когда стало окончательно ясно, что ни преследовать, ни стрелять в спины странные обитатели Рубиновой Башни не станут. И долгих зим жизни им за это, пусть и непонятно, чем они в своих странных действиях руководствуются. – Ты хоть подумала своей головенкой?! С такой высоты! Ты бы разбилась, опоздай я хоть на миг!
– Вот еще! Глупости какие… – Атенаис отстранилась, упираясь маленькими ручками ему в грудь. Поморщилась. И он как-то сразу понял, что прижал ее в порыве гнева слишком крепко. Как еще только совсем до смерти не раздавил, варвар!
Смутился.
Разжал огромные руки, потихоньку опустив свою такую хрупкую старшую дочь на красный песок. Вздохнул виновато.
– Глупости! – повторила Атенаис, отряхиваясь с брезгливостью вывалявшегося в грязи снежного барса. Поправив обеими руками прическу, она подняла вверх серьезное узенькое личико. И вдруг улыбнулась настолько ясно и безмятежно, что показалось – над пустыней зажглось второе солнце.
– Лайне-то ведь ты всегда ловил! А чем я хуже?!
Конан засмеялся, огромной рукой аккуратно взъерошив только что с таким тщанием уложенные волосы своей старшей дочери.
– Ты ничем не хуже! – крикнул он наступающему счастливому дню. И добавил уже тише – только им двоим. – Ничем. Потому что ты — истинная дочь своего короля!
Ржание и близкий конский топот заставили его снова поднять голову. Подъехавший Квентий вел в поводу огромного конановского Аорха. Злобный жеребец сопротивлялся и скалил крупные желтые зубы, норовя укусить. Квентий ловко уворачивался. Остальные ждали немного поодаль, уже в седлах.
– Ну что, на Шушан? – спросил Квентий, передавая поводья.
– На Шушан! – подтвердил Конан, одним движением запрыгивая в седло. То, что при этом пришлось левой рукой прижимать к себе взвизгнувшую Атенаис, ему нисколько не помешало.
– На Шушан! – повторил он, мощным шенкелем посылая своего жеребца сходу сразу в галоп. И опять засмеялся.
Но это был уже совсем другой смех…
Автор публикации
