Свет резал глаза даже через плотно сомкнутые веки. Глеб Сиверов, агент ФСБ по кличке Слепой, медленно приходил в себя. Глаза открывать он пока не спешил: во-первых, для его чувствительных глаз было слишком светло, во-вторых, следовало оценить окружающую обстановку, пока не подавая вида, что проснулся.
Он лежал на спине, укрытый плотной фланелевой простыней. Вокруг мягкая ненавязчивая прохлада, запах чистоты, едва ли не стерильности. Тихое, на грани слышимости, шуршание какого-то прибора. И легкое дыхание человека. Спит? Или внимательно наблюдает? Нет, пожалуй, все-таки спит – ритм расслабленный. Глеб слегка приоткрыл веки, чтобы лишь малая доля светового потока проникала сквозь ресницы. Косые резкие тени, значит, еще утро, весьма вероятно, раннее, но свет уже яркий, непривычно белый до синевы. Обстановка больничной палаты. Или даже, скорее, операционной или реанимации – медицинские приборы, стеклянный шкаф с инструментами и лекарствами. Рядом в шезлонге, явно принесенном из другого места, спит светловолосая женщина. На груди обложкой вверх раскрытая книга, названия не разобрать, но обложка строгая, темных тонов, видно, что не дамский роман.
Глеб попытался приподняться и сесть, но обнаружил, что руки выше локтей и на запястьях зафиксированы. Мягко, неощутимо, но так, что свобода движений полностью отсутствует. Отзываясь на движение Глеба, на руке у женщины тихо пискнул браслет, и та сразу проснулась, рывком села, сбросив ноги с шезлонга, внимательно, оценивающе глядя на Глеба. Он попытался притвориться крепко спящим, но, глянув на показания приборов, женщина произнесла:
— Доброе утро, Глеб Петрович! Вот твои очки, — он почувствовал, как в руку лег прохладный предмет, — сейчас я тебя освобожу. Это было нужно, чтобы случайно капельницу не стряхнул.
Захваты на руках разжались, и Глеб сразу же нацепил очки, мимолетно отметив их неожиданную тяжесть. Взглянул на женщину и уже собрался спросить, где он, и что, собственно, произошло, но она опередила его вопрос:
— Не пытайся что-либо сказать: у тебя была разбита гортань, хрящи раздроблены в кашу. Все прооперировано, надгортанный хрящ восстановлен, но в трахее стоит распирающее кольцо, оно держит стенки в правильном положении и не дает им спасться. Если ты будешь разговаривать, кольцо может сдвинуться и все срастется неровно. Долго это не продлится – кольцо надо снимать завтра. Есть еще один минус – все это время ты не можешь глотать, потому что задней стороной кольцо пережимает пищевод. Пять дней ты спал, все уже почти восстановилось. Вообще-то будить тебя планировалось завтра, но у тебя началась аритмия, поэтому пришлось разбудить. Если надо сплюнуть вот салфетки, — протянула пачку бумажных платочков, — если есть вопросы – задавай, я понимаю по губам. На один, пожалуй, отвечу сразу: я Лотта Ковальска, твой куратор.
Глеб кивнул, принимая информацию.
— Где здесь туалет? – одними губами спросил он. Не столько хотелось по естественным надобностям, сколько встать и вообще прощупать границы позволяемого.
— За дверью, дверь за тобой, ты ее сейчас не видишь. Давай попробуем встать. – Лотта протянула ладонь, и Глеб выпростал руки из-под простыни, чтобы воспользоваться помощью. На запястьях неожиданно обнаружились браслеты: на правой руке тонкий из черного металла, на левой широкий и толстый пластиковый с экранчиком и кнопками, почти такой, как на руке Лотты. Он вопросительно перевел взгляд на женщину.
— Это медицинские браслеты. Датчики и набор неотложных лекарств.
Глеб еще раз кивнул и, уцепившись за руку Лотты, медленно потянул себя в вертикальное положение. Сел, спустив ноги с кровати. Сразу закружилась голова.
— Не спеши. Аккуратно. Тебе все-таки здорово досталось, почти четыре часа с того света вытаскивали.
Опираясь на плечо Лотты, Глеб плавно встал. При этом с него свалилась простыня, и он оказался абсолютно обнаженным. Глеб дернулся было прикрыться, но, справедливо рассудив, что такой его вид вряд ли вызовет сенсацию, постоял неподвижно пару секунд, обретая равновесие, потом отпустил свою опору и шагнул к двери, которая действительно оказалась сзади. В стерильно белом санузле Глеб воспользовался удобствами, вымыл руки и, сняв очки, внимательно вгляделся в отражение. Ничего хорошего оно ему в ответ не показало. Да, землистый цвет лица, говорящий о работе организма на грани, сошел, но под глазами залегли глубокие тени, и взгляд по-прежнему был взглядом смертельно уставшего человека. На шее район кадыка украшал уже зеленый кровоподтек, по бокам виднелись два небольших прокола. Глеб очень аккуратно прикоснулся кончиками пальцев к горлу. Прикосновение оказалось неожиданно приятным, изнутри возник зуд, заставивший Глеба снова потереть синяк. Тут же послышался голос Лотты:
— Не чешись, сдвинешь чего-нибудь. — Дверь приоткрылась, и рука Лотты протянула одноразовый больничный халат. – Пошли, оденешься, осмотришься, и надо побеседовать. – При виде Глеба, одетого в нелепую одежонку, Лотта хмыкнула. – Вернее, говорить, буду я, а ты слушать. Ну, максимум, задавать вопросы.
Они прошли длинным коридором, повороты которого описывали широкую окружность, загибаясь влево, и вышли в восьмиугольную комнату, очевидно, гостиную. На половине высоты шла балюстрада второго этажа. Зал, язык не поворачивался назвать это как минимум двенадцатиметровое в радиусе помещение, комнатой, был умело разделен на зоны. Глеб с уважением подумал, что тут поработал хороший дизайнер. Все было функционально и уютно, без режущей глаза помпезности, свойственной домам, где хозяева не испытывают недостатка в деньгах. Хотя, судя по размерам помещения, хозяин был как минимум, миллиардером. Лотта небрежно плюхнулась на диван, стоящий в компании кресел возле чайного столика, и махнула в сторону лестницы:
— Твоя комната с коричневой дверью. Одевайся, если хочешь, можешь принять душ, потом спустишься, я жду тебя здесь.
Глеб поднялся по лестнице, протянувшейся на две стороны восьмиугольника, нашел комнату с коричневой дверью. Комната была квадратная, с одной округлой стороной, противоположной двери, на ней окно. Опять же, комната зонированная. В непростую геометрию вписалась кровать, прикроватный столик за изголовьем, шкаф, стол с компьютером, пара кресел возле маленького столика, по размеру напоминающего большую табуретку, подвесные полки. Все оформлено в стиле кантри. На столике небольшая кучка вещей, бывших при нем в момент драки с Забродовым: несколько купюр и мелочь, нож, и, что ввело Глеба в недоумение, его «Глок». Глеб осмотрел пистолет: тщательно вычищен и полностью заряжен. Непонятно, то ли хозяева дома ему полностью доверяют, то ли так уверены в своей неуязвимости. Глеб раздвинул занавески из небеленого льна. За окном, насколько хватало глаза, простиралась прерия. Почему именно прерия, а не казахская степь, Глеб сказать не мог. Лентой протекала река, на берегу пасся небольшой табун лошадей. Кто-то курообразный копошился в непосредственной близости от дома. Глеб мельком удивился, что не видно ни забора, ни каких-либо коммуникаций. Если это парадная сторона дома, то где подъездная дорога, если задняя, то нет ни одной хозяйственной постройки. Попытался открыть окно, нет, створки глухие, отсутствует даже форточка. Дверцы шкафа слегка приоткрыты. Глеб заглянул внутрь: пара джинсов, черные и темно-синие, незатейливые футболки, свитер, белье, обычное и термо, легкий спортивный костюм, ветровка, кожаная куртка, костюм-двойка темно-стального цвета, к нему рубашка на три тона светлее, почему-то Глеб, всегда испытывающий в костюмах неудобство, был уверен, что он сядет точно по фигуре, кроссовки, высокие шнурованные ботинки, в народе именуемые берцами, легкие домашние и кожаные классические туфли, и неожиданно яркий горнолыжный комбинезон. Все новое и очень хорошего качества. Продолжая осмотр, заглянул в приютившуюся в углу дверь, ожидая увидеть ванную комнату. Действительность не обманула: в треугольной комнате разместились ванна, раковина, унитаз, на полочке мыло, шампунь и гель, зубная паста, нераспечатанные зубная щетка, мочалка и расческа. Бритва, правда, отсутствует, но вместо нее нашелся депиляционный крем. Глеб провел ладонью по подбородку: гладкая кожа пока позволяла отложить эксперимент. В общем, все, что нужно в оптимальной комплектации. Теряясь в догадках, кто хозяева дома, кто такая эта Лотта, слишком правильно говорящая по-русски для такого имени, зачем его сюда привезли, и чего от него будут хотеть, Глеб наскоро сполоснулся пол душем и вытерся большим махровым полотенцем. Надел джинсы, футболку и домашние туфли. Все оказалось впору, как будто куплено после тщательной примерки. Сунул в карман салфетки и спустился вниз. Лотта валялась на диване и курила, медленно выпуская струйки дыма. Тихо шуршала вытяжка. Увидев Глеба, села и кивнула ему на пачку сигарет:
— Садись. Курить тебе можно, так что не стесняйся, тем более, что ты сейчас не на задании.
Подождала, пока Глеб сядет и зажжет сигарету, и продолжила:
— Сначала с понятного. Мы сейчас в Приэльбрусье, гора Треугольник, высота над уровнем моря чуть больше трех тысяч метров. Рядом альпинистские базы, но сюда они не добираются, маршрутов, для них интересных, здесь нет. Но зато здесь располагается база наша, сейверская.
Глеб недоверчиво приподнял бровь.
— Да, поняла. Там в окне прерия. Это экран. На самом деле там вот что. Пойдем.
Они вышли из гостиной и. пройдя коротким коридором мимо рядов узких шкафчиков, как в спортивной раздевалке, оказались возле массивной двери. Лотта отжала ее и откатила в сторону. Тихое шипение сервопривода заглушил резкий свист ветра, и в открывшуюся дверь ворвался ледяной порыв трехтысячника. Глеб сделал шаг за дверь и задохнулся от чувства незамутненного пьянящего восторга – вокруг сияли снега горных вершин, и не было ни следа человека, и даже сзади не было дома, только дверь в скале. Почему-то пришла уверенность, что он, Глеб этой минуты, не имеет ничего общего с тем Глебом, что существовал всю его прошлую жизнь. Он полной грудью вдохнул обжегший легкие воздух и закашлялся. И тут же согнулся от резкой боли, прижав руки к горлу. Лотта с встревоженным невнятным возгласом втащила его в дом. Дверь мягко встала на место. Дыхание постепенно выровнялось, но осталось затрудненным, свистящим, а внутри горла как будто засело лезвие ножа.
— Дышать можешь? – Глеб помотал головой. – А идти? – В ответ последовало неопределенное пожатие плечами. – Ладно, давай, пошли потихоньку. Очень осторожно, дыши ровно, а лучше прижми рукой снаружи, головой не крути…
С этими словами Лотта завела Глеба в лифт. Тот сначала поднялся на два этажа, потом проехал по горизонтали и снова спустился. Выйдя из лифта, Лотта и Глеб оказались совсем рядом с медотсеком. Там Лотта уложила Геба на уже знакомую ему кровать и откинула изголовье так, что голова его запрокинулась назад, практически напрямую открыв доступ к гортани. Дыхание Глеба стало срываться, он с трудом втягивал воздух в легкие. Лотта толчком скинула с Глеба очки, при этом глядя куда-то вверх. В руку к ней спустился манипулятор с небольшим прибором. Одну его плоскую часть Лотта подсунула под шею Глеба, а еще три в виде наперстков надела на пальцы и прижала к его кадыку. Короткий взгляд в сторону – в углу зажегся монитор, отразивший картинку УЗИ.
— Больно? – Веки Глеба согласно дрогнули. Еще один взгляд, и из манипулятора Лотта вынула ингалятор и ампулу. Ампулу с хрустом надкусила, сплюнула стекло и ловким движением пальцев заправила в ингалятор. Секунда, и едкая жидкость залила Глебу горло, все моментально онемело.
— Теперь будет чуть легче. – Лотта встала, по-прежнему только правой рукой, не снимая датчиков УЗИ с пальцев левой, достала корнцанг с длинными кончиками, простерилизовала, окунув во флакон с антисептической жидкостью, присела снова.
— Так…формодержащее кольцо вынимать надо сегодня. От тебя требуется выбор: либо я вызываю хирурга, который сделал бы это завтра, и через полтора часа он будет здесь. Либо это делаю я, но должна сказать сразу, что я далеко не так аккуратна.
Глеб, долго не раздумывая, указательным пальцем указал на своего куратора, что бы под этим ни подразумевалось.
— Хорошо. Уверен ли ты, что не шевельнешь головой? – Снова согласное движение век, и Глеб положил правую руку себе на лоб.
— Ну, поехали. – Лотта снова поймала картинку УЗИ и запустила корнцанг в рот Глебу. Даже сквозь обезболивание он почувствовал, как она там, внутри, что-то сильно придавила, что-то провернулось и тихо щелкнуло. Ощущение ножа в горле исчезло, и мгновение спустя Лотта вытащила инструмент с зажатой в лапках круглой штуковиной. Разжала лапки корнцанга и штуковина, подпертая изнутри пружиной, упала на грудь Глеба и развернулась в кольцо довольно приличного диаметра.
— Вот и все. Можешь подниматься. Теперь можно и продолжить разговор. Кофейку – прокаин смыть?
— Было бы неплохо. – Глеб сел, затем встал с кровати. Поднял и надел очки. Голос плохо слушался, хрипел, срывался, но это было лучше, чем ничего.