Легкий мороз сменился неожиданным плюсом. Термометр за показывал плюс три, по оконному стеклу уныло стекали капли дождя. Тягучие и вязкие, от которых хотелось плакать. И в этих расплывчатых пятнах гирлянды в окнах соседнего дома выглядели дурацкой насмешкой: у всех новый год, праздник, несмотря на хлюпающую кашу под ногами, пустоту в кошельке и паршивое настроение.
Почему празднику все равно какое у человека настроение и он непременно приходит? Приходит с глупой радостью и еще более глупыми надеждами на то, что когда-нибудь по мановению волшебной палочки или чьему-нибудь велению все сразу возьмет и наладится. Работа станет творческой и будет приносить удовольствие, зарплата станет такой, что в магазин можно будет ходить смело и с гордо поднятой головой, а не печально мяться возле витрины и судорожно вспоминать, сколько денег осталось на карточке. Рядом вдруг появится любимый человек, с которым можно будет делить радость, много-много радости на двоих — это ведь нормально и здорово. И еще… еще…
Надеждами, которым не суждено сбыться.
Вера отвернулась от окна, оглядела малюсенькую кухню. Много чего хотелось бы: чтобы вода перестала капать из протекающего крана, чтобы сосед перестал сверлить стены по воскресеньям, чтобы из потрепанного дивана перестали выскакивать пружины, а подушки сделались мягкими, а сбитый и вытертый до дыр плед стал теплым, мягким, уютным и пушистым. А еще чтобы удалось помириться с мамой, которая всегда и во всем находила повод ее упрекнуть и прочитать коротенькую (на час) нотацию. Перестать ссориться с сестрой, которая давно и незаслуженно обиделась на нее и вот уже десять лет с ней не разговаривает — хотя она ведь не виновата, что тот домик-развалюшка достался ей в наследство. Она об этом не просила, да и вообще давным-давно там не была.
Вера задумалась — кажется, последний раз она ездила на хутор совсем маленькой, вряд ли ей было больше восьми лет. Она тогда сильно обожглась крапивой, умудрилась отравиться свежесцеженным молоком — хотя магазинное пила нормально, — и получила тепловой удар, когда со взрослыми тетями пошла вечером в баню. В общем, приобщение к деревенской жизни оказалось отвратительным и больше она к единению с природой не стремилась. А еще увидеться с бабушкой и дедушкой, которые умерли, когда она была подростком. Тогда ей было с ними не интересно: бабушка все норовила накормить ее яблочными блинчиками, а дедушка казался нудным с его обязательным ежевечерним просмотром выпуска новостей по телеку. Зато сейчас ей очень сильно хотелось, чтобы они были рядом. Чтобы можно было подойти, обнять и расплакаться от своей неустроенной жизни, от постоянно срывающихся планов, от всего навалившегося. Чтобы бабушка гладила сухой ладонью по голове и говорила ласковым шепотом: «Ничего страшного, внученька, это просто слезы, они грусть смывают с души, поплачь, деточка, и легче станет».
Вера постаралась взять себя в руки — получалось плохо. Часы в мобильном показали, что уже половина шестого. Последний день старого года. Новогодняя ночь, а у нее даже не с кем ее встретить. Может, попробовать написать или позвонить кому-нибудь из друзей, напроситься в компанию. Просто чтобы не одной. А вдруг, если изменить заведенный порядок, — когда встречаешь одна, сама по себе, — то и все остальное изменится.
Список в телефоне оказался коротким: восемь номеров коллег, одиннадцать контактов по работе — постоянные клиенты их фирмы, она их поздравила с наступающим еще позавчера; телефон соседки, которой она оставляет ключи; номер хозяина квартиры — ну, по нему стоит звонить только в случаях глобального ЧП; две одноклассницы и три номера бывших однокурсниц — у них наверняка все хорошо и успешно: муж, несколько детишек и шикарная новогодняя елка с дорогими подаркам в фирменных упаковках с золотыми ленточками. И да, номер бывшего… его даже парнем с большой натяжкой можно назвать: так, встретились один раз, сходили в кафе, и еще он потом позвал ее на вечеринку — назло своей подруге, с которой накануне поссорился. Еще был номер соседей снизу — это она два месяца назад умудрилась их затопить, вернее, не она сама, а лопнувшая труба. Но хозяин квартиры сказал, что надо было вовремя вызывать сантехника, а соседи снизу так громко орали и рыдали о своем ремонте, словно она превратила в руины всю их квартиру, а не одну стенку и немного потолка. Звонить и поздравлять их с новым годом точно не хотелось — тем более что и так еще должна была им отдать сто баксов за этот месяц — святые люди согласились на рассрочку.
Вера включила ноутбук. Друзей в социальных сетях было побольше — двадцать девять человек. Только из всего списка она знала буквально троих- четверых. Ну как знала.. болтали несколько раз ни о чем. Остальные случайные друзья: салон красоты, ремонт обувь, криптовалюты, казино «Шанс», магазин «Твой дом». Вера методично поздравила всех по списку, искренне пожелала счастья и удачи и прикрепила замечательные картинки: новогоднюю елку, гору подарков, бутылку шампанского с бокалами, фейерверк, огромный торт, бенгальские огоньки. Атрибутика на фото была красивой , но настроение не поднимала — Вера вбивала в поисковик разные запросы: новый год, новогодние приколы, подарки, новогодний дизайн, теплый новый год — равнодушно смотрела картинки. Настроение не улучшилось.
Казино «Шанс» прислал в ответ поздравления и пожелания, а еще предложение провести новогоднюю ночь с ним. Криптовалюты пообещали много бонусов. Салон красоты пригласил заходить. А какой-то незнакомый пользователь прислал ссылку на свою страницу. Вера кликнула на ссылку, но ноут издал последний писк и отключился. Значит, не судьба. В ремонт верную технику надо было отнести давно, но ремонт был дорогой, да и ноут, видно, снисходя к хозяйке, как-то продолжал работать. Ну вот в новый год с новой техникой… или без нее.
Вера бережно закрыла крышку, поставила ноут на стол. Еще был номер телефона мамы и сестры. Поколебавшись, набрала сестру — вызов сбросили. Мама на звонок не ответила. Часы в мобильнике показывали семнадцать минут седьмого. Можно еще успеть сходить в магазин — она на праздник отложила немного денег, — купить овощей и сыра для салата. Или взять немного суши и пирожное — будет у нее такой мини-новогодний стол. Но этот дождь за окном, раскисший снег. Маленькая кухня, комната, в которой из-за кровати, письменного стола и шкафа просто не развернуться — тут даже елочку поставить некуда. Разве только букетик из елочных веток — вроде бы возле гипермаркета был елочный базар. Может быть, еще работает или хотя бы ветки там валяются — можно было бы собрать, повесить гирлянду. Вера поплелась в прихожую, поморщившись, натянула сыроватые сапоги — бегала сегодня днем вручала подарки клиентам фирмы, и обувь не успела высохнуть.
Лифт не работал, но жильцы дома почти не ругались — с тяжелыми сумками чуть ли не вприпрыжку скакали по лестницам и даже успевали прокричать друг другу: «С наступающим!» Перед подъездом растеклась огромная лужа, не перепрыгнуть. Вера поежилась, натянула поглубже капюшон и осторожно стала пробираться по краешку. До гипермаркета можно было дворами добежать минут за десять, но там тоже, наверное, лужи — а, все равно ноги промокли. Вера засунула руки в карманы и пошла напрямик.
С неба сыпался дождь — мокрый и холодный. Или снег? Вера подставила ладонь — снежинки вперемешку с каплями. У входа в магазин под новогодние песенки приплясывали костюмированные дед мороз со снегуркой, поздравляли всех покупателей, а малышам дарили воздушные шарики.
— Девушка, с новым годом! — весело крикнул дед мороз и протянул белый шар Вере.
— Спасибо, и вас, — машинально ответила Вера и взяла шарик. Огляделась: люди, машины, гирлянды, город, дождь… новый год. Может быть, действительно стоит нарушить привычный порядок и, вместо того чтобы возвращаться с пакетиком в квартирку и рыдать от своей скорбной жизни, что-то изменить. И, возможно, она даже успеет…
В вагон метро, чтобы доехать до вокзала, она еле втиснулась. И куда все эти люди едут? Самое время дорезать салатики и охлаждать шампанское. Но нет, на каждой станции столько новых пассажиров набивается, спресовывая остальных, что по сравнению с ними даже шпротины в банке лежат в королевских условиях. Вера покорно втиснулась возле поручня и пыталась угадать, во что в такой давке превратится ее покупка: в магазин она все-таки заскочила за пирожными и суши — гулять так гулять.
Волной ее вынесло на нужной остановке и донесло до перрона — маршрутки отъезжали и прибывали по несколько штук в минуту. И она никак не могла сообразить, какая именно ей нужна — название деревни совсем стерлось из памяти. Так что Вера просто прочитывала направления и названия остановок — ездила она мало и поэтому надеялась, что или встретит знакомые слова или угадает. Озерцо, Лесовицы, Полевая… Кажется, эта маршрутка. Помнится, тогда она пошутила, что название деревни как раз оттого, что рядом разлилось огромное, как море, озеро.
Водитель за билеты брал какую-то новогоднюю таксу — так что пришлось вытряхнуть почти все монеты, что затаились в кошельке. Маршрутка оказалась переполнена, и многие даже ехали стоя, но Вере повезло: буквально через полчаса поездки вышла тетка, освободив место возле окна. Вера поспешно уселась, отбиваясь от гласа совести — мол, рядом у мадамы в шубе гигантские сумки. Но уступать кресло не хотелось. Вера уткнулась в окно, уговаривая себя, что и так она все время ездит стоя, а тут ей надо не пропустить остановку, да и от маршрутки еще несколько километров идти — так что натопчется.
За окном сплошной черной лентой тянулся лес, деревья вплотную обступили дорогу. Но что это были за деревья, разглядеть невозможно. Только черные силуэты, нечетко прорисованные в свете фар. Возле города они были голые и стекло расписано росчерками дождевых капель, но чем дальше отъезжали от, тем сильнее менялась картинка за окном. Деревья из черных превращались в белые, ветви словно закутывались в мохнатые шубы, а на верхушки натягивались объемные пушистые шапки. И наряженные деревья под лучами фар сверкали и блестели, как будто волшебные.
— А тебе куда?
Вера недоуменно оглянулась — она так засмотрелась в окно, что забыла обо всем на свете. Лес, поля, заснеженные ели, что мелькали вдоль обочины, выглядели сказочно, и она уже стала фантазировать о том, как здорово было бы написать сказку про путешествие в новогоднюю ночь.
— У тебя я спрашиваю, — громче повторил водитель. — Тебе куда: в Озерцо или Хатежи?
— В Озерцо, — с запинкой подтвердила Вера. В маршрутке она осталась одна. Две последние пассажирки торопливо шагали от остановки по деревенской улице.
— Ладно… тогда через Валовку срежу, — решил водитель, что-то прикинув. — А в Озерце если на старой заправке остановлюсь, чтобы не объезжать, тебе нормально?
— Мне все равно, — Вера пожала плечами, — мне на хутор.
— А-а… — протянул водитель. И с подозрением оглядел пассажирку. Лет двадцать пять на вид, одета в нормальную куртку, безразмерный полосатый шарф и такие же варежки — обычная девушка, и вроде по ответам адекватна, только вот нормальный человек не попрется тридцать первого декабря в девять вечера на заброшенный хутор, где лет десять, а то и больше вообще никто не появлялся. Он ведь сам с Овражек, да и постоянно по одному маршруту ездит — всех местных знает и практически все новости. — Ну-ну.
Водитель гнал как сумасшедший — очевидно, хотел побыстрее доехать до конечной да идти домой праздновать. Вера вздохнула. За окном даже дорога стала заснеженной. И в ветровое стекло летели крупные снежинки.
— Приехали. — Водитель открыл дверь, любезно подождал, пока девушка выйдет, и лишь неловко пояснил: — Озерцо проехали, от него идти дольше, тебе по этой тропинке. Не заблудишься. Отсюда только два километра, а от Озерца все четыре бы топала. С наступающим.
— И вас также… спасибо.
Вера проводила глазами резво стартанувшую маршрутку — может, еще не поздно махнуть рукой, крикнуть, попросить забрать ее отсюда? Потому что вокруг лес, двухполосная дорога, даже не асфальтированная и засыпанная снегом и только следы умчавшейся маршрутки на свежем белом покрывале. И ни души вокруг. И зимний лес. И тишина. И черное небо, едва проглядывающее сквозь укутанные в белоснежные шубы деревья. Вот действительно час назад на деревьях были снеговые куртки и пальто, а тут полноценные длиннополые тулупы. Вера нервно хихикнула. Куда там ее послали? Прямо по тропинке?
По идее за пятнадцать минут можно спокойным шагом пройти километр, за десять минут — если ускориться. Но это в городе, где тротуары чистят. А тут ноги буквально проваливались почти до колен. И откуда здесь столько снега нападало — в городе его почти и нету, только сантиметров пять, еле-еле асфальт закрыл. А тут полноценная зима, даже мороз вместо оттепели — вон даже щеки и нос мерзнуть начали. Значит, градусов шесть ниже нуля. Вера варежкой потерла лицо — если щеки горят, значит больше чем минус пять — ее персональный барометр никогда не подводил, — и попыталась прибавить шагу, но быстро устала. Впрочем, какая разница? До нового года у нее еще около часа — дойти как раз успеет, даже если будет идти долго и медленно и любоваться природой.
Природа отзывчиво любовалась одиноко бредущей по заснеженному лесу девушкой, причем отнюдь не с эстетической целью. Вере за каждой елкой мерещились оголодавшие хищники, которые только и ждут удобного момента, чтобы броситься и продегустировать одинокую путницу. За несколько минут Вера умудрилась себя накрутить до такого состояния, что готова была или бежать со всех ног, или, наоборот, раздеться, обмазаться сырным соусом и добровольно улечься на тарелку в качестве главного блюда. Впереди было непонятно что: может, за столько лет даже сам дом на хуторе развалился. Позади пустынная дорога, и вряд ли кто-то тут проедет раньше завтрашнего утра, а где ближайшая деревня и люди — Вера не представляла. Так что оставалось идти вперед — вдруг там хоть сарай сохранился, чтобы пересидеть как-то ночь?
— Да и вообще, если меня съедят, — Вера сама не заметила, как стала рассуждать вслух, — то кому от этого станет хуже? Я ведь никому не нужна. Вон сестренка даже говорить не захотела, так что точно никто переживать не будет. А уж тем более плакать… как там было? Могилку копать, потом плакать над ней, и ежегодно полоть — да ну… только лишние хлопоты. А так съедят, так хоть кому-нибудь пригожусь.
О том, что проглотить могут не сразу, а есть долго, мучительно и частями — Вера не думала. Все-таки она предпочитала верить в сказки, а не в фильмы ужасов. Когда сил оставалось лишь на то, чтобы свалиться в снег и мечтательно уставиться в небо, Вера обнаружила, что доплелась до заборчика. Вернее, эту конструкцию она приняла сначала за заросли и подумала было, что заблудилась — мало ли где там тропка идет? Может, она с нее давно сбилась. Обходить по периметру заборчик Вера не стала — пролезла в первую подходящую дыру.
Дом был небольшой и ловко прятался между заснеженными деревьями — скорее всего плодовые, потому что лесные елки не растут такими ровными рядами. Крыльцо оказалось неожиданно высоким и больше напоминало неодолимую горку — ступеньки заледенели и ноги сильно скользили. Пришлось карабкаться к двери буквально на четвереньках. Ключа у нее с собой не было — да она за давностью лет и не помнила, куда его сунула. Но точно знала, что двери на хуторе никогда не запирались. Дедушка говорил, что «для доброго человека дверь всегда должна быть открытой, а злой в родовой дом и сам не станет заходить».
Пусть и ночь на дворе, но на лесной дороге было нормально видно, и даже на тропке можно было разглядеть узор на варежках. А в доме был непроглядный мрак. Вера снова заглянула внутрь, прислушалась. Дверь-то была открыта, но легче от этого не стало. В прихожей была темень, пахло деревом и чем-то старым. Вера собиралась было сползти с крыльца и все-таки вернуться на дорогу, но за спиной что-то глухо хрустнуло. Вера мигом вскочила, влетела в дом, захлопнула дверь — так лишь тяжело крякнула, — и для верности подперла ее спиной. Посидела так немного, пытаясь отдышаться и прислушиваясь, но ничего подозрительного больше не происходило. Успокоившись — мало ли чего зимой в лесу чем-то может хрустеть вытащила мобильник, активировала фонарик, посветила по углам.
Снаружи в дом никто не ломился, но Вера на всякий случай закрыла дверь на засов, прежде чем пойти осматривать дом. В детстве он ей показался огромным, особенно после обычной двушки, зато теперь она быстро сосчитала комнаты — всего четыре и кухня. В центре дома располагалась огромная печь и ее бока как раз были вместо одной стенки в каждой комнате, а топка — или как это правильно называется? — выходила на кухню. Света в доме не было, зато на комоде по прежнему стоял здоровенный металлический ящик, в котором лежали свечи, стояло два фонаря, и банка с вонючим керосином. Вера в тот первый свой приезд видела, как бабушка наливала керосин из банки в фонарь, потом поджигала фитилек и закрывала крышку. Сделать так самой было боязно — а вдруг керосин не загорится или полыхнет слишком сильно и устроит пожар, но заряд в мобильнике не вечный, так что придется рискнуть. Вера пристроила телефон так, чтобы свет попадал на ящик, и стала откручивать крышку фонаря. На удивление она даже не пролила ни капли, да и фитилек зажегся с первой же спички — даже удивительно, что в этом ящике они за столько лет не отсырели.
— Надо было с собой еще и чаю захватить, — Вера методично проверяла шуфлядки кухонного буфета. Огромный, величественный с множеством дверок и ящиков — он выглядел сказочным в свете мигающего фонаря. У бабушки был идеальный порядок, а сейчас Вера с трудом находила нужные вещи, хотя откуда-то помнила, где должны стоять чашки, в какой шуфлядке лежит чай. Металлическую банку она обнаружила на нижней полке, картинка с красивым слоном почти стерлась — даже контуры было сложно угадать, но аромат мелко рубленных листьев остался. Пусть и труха и реликт, но если эта штука пахнет как чай и выглядит как чай. то пусть и будет чаем — решила Вера. Тем более, что магазинные пакетики вообще воняют какой-то едкой химией. — Или хотя бы термос с кипятком.
Электрочайников на хуторе сроду не водилось, да и газовой плиты не было и в помине. Вера с тоской покосилась на печь — бабушка заваривала ароматные травяные чаи в чугунке. Чугунок стоял на припеке — таким смешным словом бабушка называла несколько выступающих наподобие подоконника кирпичей. Дело за малым: найти воды, растопить печку, заварить чайку. Тогда получается надо бы еще и дровишек. Вера застонала и полезла за телефоном — только бы сеть ловил! — чтобы узнать как надо топить русскую печку. Потому что одних наблюдений, с поправкой на десятилетнюю давность, тут будет маловато.
На заднем дворе за сараем была поленница дров — Вера подтянула замок и решительно направила свет фонарика перед собой. Надо сходить. Если получится растопить печку, то и в доме станет теплее, и чайку можно будет выпить. Дров практически не было: так валялись кое-где одинокие полешки, но зато было много поваленного забора, что торчал из снега штырями почерневших досок. Ломались они охотно — даже не потребовалось идти разыскивать топор, зато поджигаться не хотели. Вера извела пол коробка спичек и всю найденную под лавкой бумагу. Больше на растопку пустить было нечего, но, кажется на чердаке бабушка с дедушкой держали всякий хлам — стоило бы там поглядеть, а вдруг найдется какие-нибудь газеты или книги.
Вход на чердак Вера бы нашла и с закрытыми глазами — раз двадцать туда слазить успела за один день. Ей очень понравилось, как пахнет солома и сушащиеся яблоки — вот и бегала туда-сюда по скрипучей приставной лесенке. Сейчас лестница стонала тяжело и горько, но не разваливалась.
Книги она нашла — лежали в старом пыльном сундуке, вот только как-то жалко было их отправлять в печку. Большие с удивительными рисунками на немецком и французском — скорее угадала, чем определила Вера — языках. В уголке сундука была еще одна коробка, тоже металлическая. И там были елочные игрушки. Вера осторожно брала каждую в руку, светила фонариком и любовалась.
— А вот это звездочка висела на нашей новогодней елке, — вдруг услышала Вера голос бабушки. — Мы на рождество наряжали. В сочельник садились всей семьей за большой стол и сами мастерили игрушки. Из скорлупы яиц делали снеговичков и человечков. Из золотой и серебрянной фольги волшебные шары. А еще в фольгу можно было завернуть орехи — мы их тоже вешали на елку. Из ваты можно было сделать цветы, их мы раскрашивали красками — получалось очень красиво: на белой вате краска смотрелась так легко и нежно. У нас, конечно, были и дорогие игрушки, стеклянные, батюшка специально привез из столицы. Но и самодельных много было. А еще из белой тисненой бумаги мы вырезали снежинки. У нас прекрасные елки были, до потолка… только вот как память осталась только эта звездочка.
— А вот этот грибок мне подарила сестренка, когда я уходил на фронт, — продолжил рассказ голос дедушки. — Меня летом призвали, а Анечка, самая младшенькая из нас и говорит, чтобы я взял на память, а то долго не увидимся, а до зимы она… как чувствовала. Грибок этот она сама из глины лепила, да у горшечника обжигала. Он маленький… Так его в кармане я всю войну и носил. Кто знает, может меня и сберег этот грибочек.
— Вот этот колокольчик я купила для своей дочки, — снова стала рассказывать бабушка. — Тяжело было, время-то послевоенное. Но дедушка принес из лесу елку, мы ее и стали украшать. А на площади люди торговали кто чем горазд, ну мы и пошли погулять. Леночке так колокольчик этот понравился, что никак от прилавка самодельного уйти не могла. Вот мы и купили, отдали на то врем я за эту игрушку деньгами как каравай хлеба стоил. Такая она была дорогая, зато Леночке радость. А колокольчик до сих пор сохранился, и сверкает как будто из золота, а не стекла сделан.
— А вон тот зайчик…
Вера слушала рассказы про игрушки долго, спохватилась лишь когда сработал будильник, оповещая, что полночь. Начался новый год. Вера торопливо пробормотала желание. По правилам бы следовало его написать на листке бумаги, затем сжечь, а пепел высыпать в бокал с шампанскими выпить до того, как пробьют куранты — но и так сойдет. Все равно тут нет ни шампанского, ни курантов. Да и печку надо растопить, чай сделать, как-то согреться.
Вера бережно сложила игрушки обратно в ящик, закрыла сундук. Осторожно спустилась с чердака и с удивлением огляделась — в доме значительно потеплело. Вера коснулась ладонью стенки — почти горячая… но как?
На кухне перед печкой сидел на корточках незнакомец и ловко подкидывал дрова.
— Вы кто такой? И как вы тут очутились? — враз охрипшим голосом спросила Вера. Да и кто тут мог быть: до ближайшего жилья несколько километров. Да и двери ведь не скрипели, и она же точно на засов запералась…
— Я ангел, — спокойно пояснил незнакомец. — ты же загадала желание, и я его услышал. А сил его исполнить у меня хватит… ты ведь не просила ничего сложно, всего лишь тепла в новом году…
Автор публикации
