Автоповар действительно оказался капризный. Когда Глеб принялся готовить омлет с ветчиной, он сначала сварливым женским голосом пожаловался на то, что яйца лежат в холодильнике уже две недели и стали не первой свежести. Потом потребовал новой поставки молока, потому что имеющееся не витаминизировано. После жалобы на чрезмерный удельный вес хлеба Глеб не выдержал и затребовал инструкцию по эксплуатации. Ответил Дядя Ко:
— Инструкция на нем же, сзади скотчем прилеплена. Ты первый, кому не лень ее прочитать.
Проблема поведения автоповара решилась простым переведением тумблера на боковой панели. После этого автоповар замолчал и безропотно приготовил блюдо. выбранное Глебом из выпадающего меню. Спустившейся сонной и отчаянно зевающей Лоте Глеб пояснил, что автомат был настроен на уровень Ресторан, и он перевел его на уровень Домашняя кухня и посоветовал не пробовать уровень Столовая. Лотта покивала, вяло сжевала омлет и попыталась заснуть за барной стойкой.
— Сколько ты спала?
— Пару часов. Книжкой зачиталась.
— Что читаешь?
— Микробиологию, том третий, «Экзотические инфекции».
Глеб содрогнулся и выпроводил Лотту в гостиный зал, пообещав принести кофе. Он пришел через пять минут. Лотта уже свернулась клубочком на диване, и при появлении кофейного ангела, стала медленно разворачиваться, принимая человекообразное положение. Поднос с чашками и сладостями Глеб поставил на столик. Протягивая Лотте ее чашку, Глеб чихнул, и часть горячего кофе выплеснулась женщине на колени. В ту же секунду он через столик прыгнул к ней с намерением ошеломить, обездвижить, заставить отвезти его в населенное место. И встретил пустоту. Через долю секунды пустота закрутила его, унесла за спинку дивана и крепко приложила затылком о кадку с каким-то искусственным растением. Проморгавшись, Глеб обнаружил, что тонкий металлический браслет на его правой руке намертво прилип к полу, а над ним, но вне пределов его досягаемости, склонилась отнюдь не сонная Лотта с его пистолетом в руке.
— Что это было, Глеб?
— Хотел заставить тебя отвезти меня в Лавск.
— Почему именно в Лавск? – Лотта была удивлена.
— Там центр вашей организации.
— А попросить нельзя было? – В голосе Лотты чувствовалась горечь и разочарование. Несколько секунд она смотрела на пытающегося подняться Глеба:
— У тебя на руке гравибраслет, в данный момент он весит почти тонну. Собирайся, поехали. – Она поставила «Глок» на предохранитель и бросила его на пол. Гравибраслет потерял вес и разжался, оставшись лежать полоской металла на ковре.
— Жду в ангаре, — развернувшись, Лотта стремительно вышла.
У себя в комнате Глеб обул берцы и надел кожаную куртку, из сетевой информации он знал, что Лавск в средней полосе России, и там сейчас осень. В карман куртки сунул нож, в другой затолкал смену белья. Пистолет положил туда, откуда взял.
Лотта действительно ждала его во флаере, общей конструкцией похожем на легковушку с крыльями. Дождалась, пока он сядет рядом, и резко стартовала.
Повисло напряженное молчание, нарушаемое лишь тонким свистом двигателя и ветром.
— Прости, я не должен был так поступать с тобой.
Лотта ответила после долгой паузы:
— Ты поступил так, как велела тебе твоя природа, — вроде бы и не обвинила, и, в то же время поставила окончательный крест.
В полном молчании прошло полтора часа полета. Потом Лотта пустила флаер на снижение и приземлилась на парковке на крыше высотного здания. Бросила Глебу:
— Сиди, жди здесь, — и выскочила из летательного аппарата.
Ждать пришлось недолго, уже через десять минут она появилась, распахнула дверь со стороны Глеба и сунула ему пачку денег:
— Держи, тут надолго хватит. Еда в столовых и одежда в магазинах готового платья бесплатная, а там сам разберешься. Что сидишь? Убирайся отсюда! – она едва сдерживала эмоции. Глеб, заталкивая деньги во внутренний карман куртки, неловко выбрался на крышу. Хотелось что-то сказать, извиниться, он понимал, что, скорее всего, был неправ, и не хотелось оставлять после себя негативного осадка. Но хотелось разобраться во всем самому. Лотта не дала времени на размышления:
— Сними медбраслет. И очки, разумеется, по навигатору тебя отследить можно. Жучков в одежде нет.
Не прощаясь, она выхватила из рук Глеба очки и браслет, и через минуту ее флаер потерялся в безоблачном голубом небе. Глеб остался один. Один в чужом городе и в чужом времени.
В Москве уже рассвело, мельком подумала Яна, косясь на сместившиеся в черном небе планеты и созвездия. Вот уж к чему будет сложно привыкнуть, так это к условности дня и ночи. Солнце зашло за пару дней до прилета корабля, теперь почти полмесяца ждать рассвета.
Впрочем, кое-кто его вообще не дождался.
Погибшего было жаль, но как-то отстраненно – в конце концов, девушка знала его только по рассказам других, причем всего несколько часов. Лицо упорно не вспоминалось – а ведь мелькал где-нибудь на видеоконференциях… Вот с Ипполитом они уже успели сойтись поближе. Глупо будет, если…
– Не нашли? – понимающе-печально встретил их все тот же дежурный. – Бедный парень… А турист отыскался.
Похоже, Ипполит не очень-то радовался прибытию на базу. Судя по гневному лицу Марины и укоризненной мине Марата, они ему высказали только часть претензий. А начальник базы только-только взялся за дело и прервался исключительно из-за появления завхоза с компанией. Выслушал. Пакет с печальным трофеем перекочевал в командные руки, донёсся еле слышный вздох.
– Будем помнить нашего товарища, – негромко проговорил Покровский в наступившей тишине. Эмоции, если они и были, на лице не отразились, а вот Ипполит побледнел.
Выдержав паузу, начальник добавил приказным тоном:
– Шлем – на анализ. Проследи, пожалуйста, и зайди потом ко мне, – кивнул он Хлебину, повернулся к Марине. – Когда вы улетаете?
– Старт через двадцать три часа, – ответила она, мельком глянув на часы. – Корабль уже готов, но всем надо выспаться, а потом разместить новых пассажиров.
– Хорошо. В таком случае предлагаю вам отдохнуть на базе и отправиться на корабль вместе с улетающими. Господин Федоров, вопрос о вашей дальнейшей судьбе будет решаться после беседы с ЦУПом. Всем, кто не спал ночью, советую отправиться по каю… комнатам. Официальное празднование в связи с прискорбными событиями отменяется, а в частном порядке – как пожелаете. В соответствии с законодательством, день по-прежнему выходной.
Покровский развернулся и вышел из «кают-компании», тишина сменилась негромким гулом голосов.
– Ипполит! – тихонько окликнула Яна. – С вами все в порядке?
Ни сил, ни желания возиться с возможным пациентом, если уж честно, не осталось, но долг есть долг. Да и факт его возвращения живым и внешне невредимым радовал.
Путешественник молчал. Яна хотела переспросить, но тут краем уха поймала происходящий за спиной разговор:
– Серёга, что там было?
– Со скалы сняли. Между нами и космодромом, помнишь? Говорит, просто захотелось залезть. Просто залезть, Макс!
Яна решительно тронула Федорова за рукав.
– Вы заблудились? – а как помягче спросить, не сошел ли он с ума?
– Нет… – пожал плечами Ипполит. – Просто… Вы же туристка, Яна? Ну вот… Она была так близко и словно манила… Я бы за часик-два управился. Понимаете, никто и никогда там не бывал! Да что тут объяснять! Простите, что заставил волноваться! – он обаятельно улыбнулся. – Не стоило, правда. Ничего со мной не случилось.
– А если бы случилось? – не удержалась врач. Не стоило, конечно, ему уже и так наговорили. – Сказали бы заранее, вас бы подстраховали. Вдруг…
– Вдруг – значит, судьба, – буркнул Ипполит, невежливо разворачиваясь спиной.
Да нет, это не сумасшествие, просто образ мыслей, поняла разозленная Яна. Бессмысленный риск, за который пришлось бы платить окружающим. Ну что тут такого – никого не предупреждая, в полном одиночестве забраться на первую попавшуюся лунную скалу!
Да ну его, с внезапно накатившей усталостью подумала она. Где тут моя койка?
– Вас проводить? – вовремя появился Правый.
– Спасибо, – отозвалась девушка. – Не то заблужусь и усну в укромном уголке…
***
Будильник, как всегда, оказался слишком громким и прозвонил на полчаса раньше, чем хотелось бы телу. Накануне, в смысле, утром, уйти сразу в «каюту» не удалось: подошел смущенный местный химик, он же биолог, и попросил помочь в возне с медицинским анализатором. Пришлось взять пробы с несчастного шлема, затолкать пробирки в умный прибор, и только после этого удалиться к себе. Надо посмотреть, что там с результатами, и найти этого биолога. Константина.
Стоп, это же тот самый влюбленный в мышек К. Тихов! Вот и познакомились!
Кстати, а кавалера-то вчерашнего как зовут? Ах, конечно. Максим. Правый. Бедный парень – сначала не сдержалась и захихикала, как школьница, когда услышала фамилию, потом почти повисла на нем полусонной тушкой. Ужас… Надо бы поговорить с ним по-человечески, три года ведь жить под одной крышей. Вот же… извинение хуже проступка. Где теперь этого Макса искать? А, он же наверняка будет в промоблоке. Все равно туда надо сходить, хоть дорогу разведать на всякий экстренный случай. Будем надеяться, конечно, что случай не наступит…
Девушка критически оглядела себя в небольшом настенном зеркале – для этого пришлось основательно повертеться. Да уж… Глаза даже после умывания заспанные, волосы дыбом – и нечего валить на слабое притяжение! Впрочем, все равно лежат лучше, чем в невесомости. Ладно, сделаем хвостик. Смотреться будет вполне прилично. Ох, и чем она думала, когда брала широкую и короткую юбку на Луну? Еще и колышется маятником… Нет-нет, уберем это подальше и забудем на три года…. Хорошо, что места в шкафу предостаточно, хоть комната и кажется маленькой, как пенал. Правильно их каютами прозвали: та же экономия пространства, что на кораблях. Ну да, базу наверняка планировали те, кто конструирует космические станции. «А почему у вас стол к потолку привинчен?» «Не пропадать же свободному месту!»
В коридоре пришлось мысленно извиниться перед авторами инструкций. Найти собственный – с сегодняшнего дня – кабинет без стрелочек на стенах ей бы не удалось даже с учетом опыта спортивного ориентирования. Дополнительной подмогой послужили кошмарные картины на стенах коридора – они и накануне бросились девушке в сонные глаза. Перепутать эти околокосмические изображения между собой было невозможно. Приписать разным авторам – тоже: такая мазня могла рождаться только одной и той же кистью. Вдохновенной и неумелой. Художник не подписывался: то ли скромничал, то ли полагал свой стиль узнаваемым…
Цыбуленко оказался неподалеку от кабинета – Яна подумала, что терапевт поджидал сменщицу, чтобы «сдать» рабочее место по правилам. Церемония вместе с советами уложилась в пятнадцать минут, и Петр Павлович, искренне пожелав удачи, заторопился – хотел еще с кем-то поговорить до ухода на корабль.
Анализатор попискивал, намекая, что сделал свою работу и хочет отдыха. Возможно, не стоило бы брать пробы самим, подумала она, но комиссаров Мегрэ здесь не водится, до ближайшей полицейской лаборатории – три дня пути и четыреста тысяч километров, так что начальник, пожалуй, верно поступил. Тем более, теперь можно отправить шлем на Землю. Материала для проб хватит на сотню экспертов. Реголит облепил весь шлем, забился в трещины разбитого стекла – там, где оно вообще уцелело. А уж крови… Яна только вздохнула, вспоминая вчерашние переживания. В лунной ночи зрелище не так било по нервам, но в лаборатории находка смотрелась жутко. Некогда белая подкладка темнела характерными грязно-бурыми разводами, змеящимися от верхушки купола до пазов у шеи, даже четкий ядовито-зеленый номер на изнанке ободка едва читался. Интересно, бедолага ударился сначала лицом или затылком?..
Первая и пока единственная на базе пациентка постучалась в дверь, прерывая детективные размышления.
– Карина Тихова, – представилась ровесница Яны, по-кошачьи зеленоглазая и гибкая. – Женя… Хирург сказал, чтобы я пришла к вам.
Аппендицит, вспомнила Яна вчерашний разговор с медиками. Ага, здешний стоматолог. Тихова… Родственница? Тогда должна знать, где его найти.
– Костя обещал меня проведать, как только проснется, – улыбнулась коллега, откидывая огненно-рыжие пряди. – Всю ночь сидел возле моей кровати, утром побежал делать какие-то пробы…
Яна рассеянно кивнула, внося результаты осмотра в карту.
– Давайте я покажу вам базу? – по-дружески предложила Карина. – Если нет другой работы на месте, можно взять с собой коммутатор и идти куда угодно. Кому надо – вызовут. У вас же наверняка своя программа исследований, так? Да и освоиться надо. Хотите – пойдем вместе в оранжерею, мне все равно туда. И Костю вызовем.
Разумно, подумала Яна, сбрасывая халат из серебристой «паутинки», давно заменившей медикам обычную ткань. Ну сколько больных найдется среди сотрудников базы? Тут вместе с улетающими сотни обитателей не наберется.
Для новичка Карина была идеальным гидом: девушка подписала контракт во второй раз. От скуки она успела перечитать все окололунные новости и охотно делилась с коллегой, поглядывая в наладонник. Специальная комиссия наконец-то отобрала десяток вариантов для второго тура голосования за символ Луны – он должен был появиться на символике всех баз, кораблей и экспедиций.
– Фаворитом считается заяц, он же кролик, он же, видимо, кот, – сообщила стоматолог. – За него собрался голосовать весь Китай: «Юйту» для них – символ и легенда.
– А другие варианты?
– Лодка, кружок с двумя полумесяцами, растущим и убывающим… В общем, лучше вам посмотреть, и не на ходу. Мне нравится сова на фоне круга…
Другую новость, про строительство «Occupy Mars» возле кратера Королёва на обратной стороне Луны Яна, разумеется, слышала и до полета. Оказывается, пока она летела, разразился международный и межпланетный скандал. Одну из компаний, финансировавших программу поиска внеземных цивилизаций, обвинили в связях с мафией: якобы пресс-секретарь фирмы оказалась в родстве с каким-то подозрительным дельцом. Впрочем, куда больше Яну интересовала сама программа, предусматривавшая запуск множества мелких «корабликов» величиной чуть не с почтовую марку, под солнечным парусом.
– Это ведь, кажется, предложение Хокинга? – припомнила она.
Карина на ходу поискала в наладоннике нужные строки. Яна мельком увидела крупные заголовки: «Лунные игры: мечта или реальность?» «Синьора Лаура Кавальканти все отрицает», «Предложи символ Марса!», «Изобретена пудра для невесомости».
– Насколько я помню, да, но сейчас не найду… Ладно, потом. А, еще американцы тоже стройку затеяли. Вернее, расширение. У них и правда тесновато.
Везет же на гидов, подумала Яна, пряча улыбку.
– Вы там были?
– Да, им срочно понадобился стоматолог, а местный, бедняга, сломал руку. В благодарность устроили экскурсию, все показали-рассказали… Мне музей очень понравился. Ребята подошли к делу с юмором. Они собрали вещи, которые оставляли астронавты перед отлетом, снабдили забавными ярлыками… Даже куски взорвавшегося полистирола подобрали и в витрину засунули!.. О, вот еще прекрасная новость: додумались до выпуска косметики для использования на Луне и в космосе!
– А чем обычная плоха? – терапевт попыталась вспомнить, где сейчас ее косметичка. Даааа… бывают нерешаемые задачи! А ведь праздник, хоть и скомканный… На Карине вот даже «клавушка» смотрится элегантно.
– Ну как же, Яна! – улыбнулась Карина. – Люди уже век страдают от отсутствия пудры и теней в невесомости, а вы!
– Не «вы», а «ты», – смеясь, поправила коллега.
– Сейчас выпьем кофе на брудершафт, – пообещала стоматолог. За разговором девушки добрались до оранжереи. Костя был там, колдовал над каким-то растением, смахивавшим на апельсиновое деревце.
– Привет! А у нас тут волшебник завелся, – весело поприветствовал он девушек. – Валдис, не скромничай. Девушки, он за пять минут починил наш селектор!
– Говорить не о чем, – отмахнулся тот.
Карина с явным облегчением села и попросила кофе.
– Бледная красавица, с тобой все в порядке? – осведомился Костя. – И вообще, зачем ты сюда пришла?
– Посижу и пройдет, я просто слишком долго на ногах, – отмахнулась та. – А свалить на тебя еще и мою программу будет немилосердно.
– Могу помочь с твоими опытами, только скажи, что нужно, – предложила Яна.
– А потом Валдис тебя проводит, – добавил Костя полувопросительно. Высоченный «волшебник» успокаивающе кивнул. – И забери отсюда эту наглую рыжую морду! Мяукает так, будто в резервуаре рыба, а не водоросли!
– Кормить не пробовал?
– Пусть его Домбровский кормит! Оккупировал смотровую площадку со своим котом и астрономом, приличным людям чашечку Петри поставить негде!
– Вот я и говорю: совсем оголодал зверь, если на твои посевы заглядывается!
Обнаружив союзницу, рыжий подошел и потерся о ее колени. Карина немедленно подхватила «бедного Барсика» и принялась чесать за ушком, попутно объясняя, что требуется сделать в лаборатории. Кот, пока его не унесли, тарахтел, как трактор. Лунный.
– Вам нравится хлорелла? – спросил биолог, наклоняясь к резервуару.
– Предлагаете пообедать? – девушка шагнула от двери, за которой только что скрылась Карина с двумя кавалерами, хвостатым и бесхвостым. Тихов подпрыгнул, словно ужаленный, и кинулся к прозрачной стене, за которой ярко светили звезды.
– Вы это видели?!
– Что?
– Тарелку, – почти простонал биолог.
– С чем?
– Не видели, нет?.. Много ярких точек, которые собрались в тарелку… или что-то на нее похожее… и улетели! Ч-черт! – он только сейчас заметил, что сжимает в руке специальный черпак, с которого капает хлорелла.
– Сейчас, – Яна заметалась в поисках тряпки, но Тихов только махнул рукой.
– Ерунда!.. А вот то, что этот кусок неба ни одна камера не снимает… Спросить других, не заметил ли кто? Так, а у кого имелись шансы? – рассуждая вслух, Костя лихорадочно оттирал «клавушку». – Чтобы увидеть это, надо было находиться или на поверхности, или на смотровой площадке, желательно – у самого стекла. Стоп. Там сейчас Домбровский. Или Смирнов. Или оба. Яна, идемте! От нашего селенолога никакая тарелка не скроется!
— Ты мне поможешь.
С большим трудом удалось сказать это так, чтобы не прозвучало просительно-вопросительно. И чтобы не дрогнул голос.
Понятно же, что не поможет.
Хорошо ещё, если не развопится на весь посёлок. Хотя сейчас — вряд ли. Сейчас Вит слишком неуверен. Ни в чём не уверен — ни в себе, ни в ней, ни в том, что же тут происходит. Система иерархии рухнула — она ведь сидела на одной ступеньке с местным вожаком, вожаком коренной, это делает её выше не только Вита, но, пожалуй, любого из их родной сворки. Кроме, разве что, Тарса. Но кто такой Тарс — и кто такой Вит по сравнению с ним?! Нет, не будет он сейчас на неё кричать.
Но и поможет — вряд ли.
Старое распределение ролей, где он был выше, сломано, но новое пока ещё не стало привычкой. Он будет обдумывать, тянуть время, пока не станет слишком поздно. Значит, придётся самой. Как-то придётся…
У неё заныло под рёбрами — она слишком хорошо помнила чёрный провал обрушивающейся вниз реки и нависшее над ним дерево. До веток было так далеко. Так безнадёжно далеко. Она неплохо прыгала, но понимала — шансов нет.
Об этом нельзя думать!
Прыгать всё равно придётся. Иного выхода нет, а значит, придётся. И она допрыгнет. Обязательно! Иначе и быть не может. Не должно быть. Не будет. Надо только как следует разбежаться. Вит сколько раз прыгал — и ничего! Всегда допрыгивал. Значит, и она сможет. Всё равно ведь нет другого способа, раз уж плавать не научилась, как последняя дура… Все левобережники умеют, а она нет, ну не дура ли? Дура. Значит, сама виновата — самой и прыгать…
Она сбежала с высокого крыльца при первой же возможности, как только начались танцы. На первый танец вожак хотел пригласить её, но она покачала головой со смущённой улыбкой. И сказала, что слишком много съела сегодня и ей от танцев наверняка станет плохо. Вожак был не слишком-то доволен, но лишь морду скривил. Поделать-то всё равно ничего не мог. И ушёл на центр выгула — по традиции первые три танца открывал он, а потом уже народ начинал веселиться кто во что горазд.
Она выждала один танец и ушла в пересменке.
Чувство собственной вины было настолько острым, что она боялась разрыдаться прямо там, на верхней ступеньке. Хотелось забиться в самый тёмный угол и как следует выплакаться. Хотелось убежать куда-то далеко-далеко, чтобы никогда не нашли. Хотелось разгрызть камень или сделать ещё какую-нибудь глупость.
Уже к концу второго танца она поняла, что внутри ограды ей укромного уголка не найти — во всяком случае, такого укромного уголка, который не был бы уже кем-то занят. И вообще, народу было как-то несообразно много! Видя то столпотворение, что творилось на выгуле, она предполагала, что остальная территория просто вымерла, но как бы не так! Люди попадались на пути всё время, словно специально выслеживали, знакомые и незнакомые, они все были страшно рады видеть её, поздравить с победой. Обменяться хотя бы парой слов, похлопать по плечу…
После четырнадцатого поздравления её стало трясти так сильно, что пришлось сцепить руки за спиной. И просто молча улыбаться всем встречным, скаля удлинившиеся зубы — говорить она больше не рисковала, опасаясь зарычать или взвыть. Сквот подступил слишком близко, ей с трудом удавалось удержаться на самом краю. Хорошо, что отнорок её тоже был недалеко. И что рядом с ним на удивление никого не было. А то ещё немного — и она, пожалуй, стала бы кусаться.
Как маленькая.
Долгая пробежка — вот что ей сейчас было нужно до зарезу. Луны светили достаточно ярко, она действительно могла бежать, а не плестись, спотыкаясь, на ощупь и проверяя ногой буквально каждый шаг. К тому же она выбрала длинную дорогу, хорошо утоптанную и ведущую в обход между пологими холмами, а не ту извилистую и плохо проходимую тропку напрямик, по которой возвращалась обычно.
Бег успокаивал.
Размеренные движения. Размеренное дыхание. Через некоторое время и мысли перестают скакать, как шершнем укушенные. А плакать на бегу так даже и удобнее — встречным ветром и без того из глаз вышибает слёзы. Размазывает по щекам. Сушит. Это привычно.
Ночь была прохладной, но бег согревал неслабо. Впрочем, окажись ночь жутко холодной и не согрей её движение — она бы всё равно полезла купаться. Потому и бежала к берегу. Хорошая штука — проточная вода. Вместе с грязью она уносит все неприятности.
Она долго стояла под водопадом — сбоку, где достаточно мелко, по пояс, и ещё вполне возможно устоять. Водопад — это сильно. Вода обрушивается на тебя всей массой — и в то же время сотнями мелких струек, бьющих с силой пущенного из пращи камня. Она бьёт по макушке, словно сдирая с головы волосы вместе с кожей, она стегает по плечам с оттяжкой, словно поводок в тяжёлой руке Туза. А если наклониться, для устойчивости уперевшись руками в колени, она вышибает воздух из груди, а по лопаткам и позвоночнику лупит так, что на глазах снова выступают слёзы. Лучше подставить голову, голове не так больно, она твёрдая.
Когда она, шатаясь, выползла на берег, ей было горячо. Даже, пожалуй, горячее, чем после бега. Хотя вода в озере ледяная, это всем известно.
Зато плакать совсем не хотелось. И чувство вины больше не царапало горло изнутри.
Наверное, всё дело было в том, что её так и не наказали. Она была готова, она чувствовала себя виноватой — а наказания не было. Она была виновата не в том, в чём признавалась под Дюзами, она пыталась обмануть всех, и это тоже её вина… Вины слишком много, а наказания всё не было и не было. И это плохо. Просто отвратительно.
Потому что там, где нет наказания, нет и прощения.
Её не наказали — а значит, и не простили. И пусть о настоящей вине на этом берегу знала она одна — этого было вполне достаточно.
Водопад помог.
Ёжась и слегка постанывая, она натянула на избитое тело скользкую шкурку. Пожалела, что не взяла плащ. Шкурка изнутри была такой же холодной и скользкой, как и снаружи, она специально попросила её сделать похолоднее днём. Нет, пока что ей было жарко, излупцованная падающими струями кожа горела, но ощущение это довольно обманчиво, а от воды явственно тянуло холодом. Вряд ли самым умным решением будет задерживаться тут и мёрзнуть. Но возвращаться совсем не хотелось. И кто сказал, что она — умная? Ха!
Так что решение переночевать на берегу она приняла ещё до того, как появился Вит с двумя плащами.
* * *
А потом Вит, улыбаясь, сообщил ей последние новости.
С того берега.
Он, глупенький, порадовать её хотел. Думал, ей приятно будет…
* * *
— Ты мне поможешь, — повторила она решительно, вскидывая подбородок.
Вит вздохнул. Глубоко так и неторопливо. То ли время тянул, то ли воздуха для решительного отпора в грудь набирал. Обернулся.
Улыбка от уха до уха.
— Конечно! Что я должен сделать?
Ничего себе косточка…
— Переправить меня на тот берег. И проводить, куда скажу. Ты… сделаешь это?
Не удержалась, спросила. Слишком уж неожиданным было его согласие. Это что — и есть столь ценимое кобелями доминирование? Когда с тобой соглашаются, не споря, когда не смотрят снисходительно, когда… когда вскакивают по первому слову, сияя восторженной улыбкой от возможности сделать тебе приятное и спрашивают только:
— Когда? Прямо сейчас? Мне это легко! Я сильный!
Приятно, однако. И неужели для этого достаточно просто посидеть на одной ступеньке с вожаком коренной?
Вит даже на месте слегка пританцовывал от нетерпения. Внезапно крутанулся вокруг себя, подпрыгнул и сделал кувырок в воздухе. Приземлился на четвереньки, задрал голову, заглядывая ей в глаза.
— Я самый ловкий! И самый сильный! Я всё могу! Хочешь, я тебя до воды на руках отнесу? Хочешь? И на том берегу — тоже! Я сильный!
В его голосе отчётливо проскальзывали взлаивающие интонации, глаза сверкали, улыбка стала совсем безумной. И она, шалея от ужаса и восторга, вдруг поняла — это не доминирование. И не поводок даже.
Это свадьба.
А Вит просто первым почувствовал, вот сразу же и влип в женихи. И теперь он выполнит любой её каприз и любое самое безумное задание с такой же вот широкой счастливой улыбкой. И любой другой кобель — тоже. Даже вожак. Стоит ей только подойти и дать себя понюхать. Можно не напрягаться. Просто вернуться в посёлок и просто попросить…
Нет.
Времени слишком мало.
— Это потом. А сначала найди мне кошачью лапку. Нарви листьев. Двух горстей хватит. Принеси. Быстро.
— Я мигом! Я самый быстрый!!!
Женихам всё нужно объяснять очень подробно и точно. Иначе Вит от избыточного усердия попытался бы притащить целое поле…
***
— Что теперь? — Вит заглядывал ей в лицо снизу вверх, преданно и доверчиво, и от этого хотелось кричать. Он полностью полагался на неё, он ей доверял, признал в ней Вожака. Он уверен, что она всё заранее продумала, знает лучше всех и держит поводок крепкой рукой. Или же не уверен, но просто ему наплевать. Он же сейчас совсем как щенок, большой и сильный щенок, но глупый, как и все щенки… и значит, она за него отвечает
— Теперь вперёд. Только осторожно.
На этом берегу всё было не так, лес плотно обступал каменистый пляжик и с воды казался монолитной чёрной стеной. Она была уверена, что идти придётся вслепую, но выхода не было. На ощупь — так на ощупь. Хорошо, что посёлок инобережников не может быть далеко, Ксант вон чуть ли не каждый день на речку бегал, а какой из него бегун? Смех один. Значит, они где-то совсем рядом. Ну, по собачьим, конечно, меркам рядом, правильно ведь говорят, что для бешеной сучки и три парсека — не крюк.
Под деревьями оказалось неожиданно светло, лес был вовсе не таким густым и монолитным, каковым представлялся с противоположного берега. Огромные деревья росли довольно далеко друг от друга, и света сквозь их мощные кроны просачивалось вполне достаточно, свет этот мерцал, отражаясь от перламутровой коры длинных лиан, дробился о лепестки ночных ослепительно белых цветов, разлетался разноцветными брызгами светлячков — в лесу было чуть ли не светлее, чем под открытым небом. Разве что отливало всё явственной зеленью, словно смотришь сквозь воду. А может, лес был тут вовсе и ни при чём, и это лунная шкурка такой оттенок всему придавала, ведь её гибкая пластинка, плотно затягивающая глаза и всю верхнюю часть лица, хотя и казалась прозрачной, на самом деле могла быть какого угодно цвета. Днём вот, когда было особенно паршиво, она утемнила её до почти чёрной синевы, и смотрела на вымороченный лунный пейзаж вокруг, чувствуя при этом на щеках жаркие поцелуи полуденного солнца. Странное было ощущение. Такое же безумное, как и вся эта несостоявшаяся свадьба.
Она не заметила, как перешла на бег. Ни кустарника, ни подлеска на этом берегу не было совершенно, бежать легко. Тем более, когда вокруг светло чуть ли не как днём. Она не знала, что будет делать, когда отыщет посёлок инобережных, да и не особо об этом задумывалась. Главное — найти, а там всё как-нибудь само-собой… Как говорят женихи? Главное — ввязаться в драку, а там посмотрим.
Здесь не было тропинок в привычном роднобережном понимании этого слова, зато всю землю покрывал упругий ковёр из слежавшихся листьев, он восхитительно пружинил под ногами, и бежать было одно удовольствие. Она неслась длинными прыжками, всё ускоряя темп и почти не касаясь земли, она обожала быстрый бег именно за это ощущение почти полёта, и сейчас почти летела, распластавшись в упругом плотном воздухе, почти как во время прыжка в водопад, того самого, с которого, как она была уверена, всё началось. Почти как во время Испытаний — с которых, наверное, всё-таки всё и началось на самом-то деле…
Только когда бегущий рядом Вит споткнулся четвёртый раз и чуть было не полетел кубарем, она поняла, что это опять шуточки шкурки и на самом деле под деревьями вовсе не так светло, как видится ей самой. Успела подхватить падающего Вита под локоть, пробежала рядом, помогая устоять и выровняться. Потом молча взяла за руку и дальше бежала уже не торопясь, выбирая самые ровные участки. До чего же это утомительно — быть ответственной за кого-то! И никакого тебе удовольствия. Даже непонятно, чего все кобели так рвутся в вожаки?
Бег всегда помогал ей ранее, успокаивая нервы и упорядочивая мысли.
Так произошло и сейчас — довольно скоро она поняла, насколько глупа была первоначальная её полусформировавшаяся и ни разу не обдуманная идея скрытно приблизиться к их лагерю, разузнать, где держат Ксанта, нейтрализовать охрану, освободить его, и… дальше мысль пробуксовывала даже на том берегу, сама, очевидно, ужаснувшаяся собственному нахальству. Ну и ладно. Ну и не очень-то и хотелось. Это пусть всякие там коты в бунтарей играют, а мы собачки, мы послушные. На том стоим.
Она упрямо стиснула зубы.
Стоим и будем стоять. Мы — послушные. Нам нечего скрывать и незачем от кого-то прятаться. Мы просто придём к их главному вожаку и просто попросим. Со всем уважением. Вожачке то есть, главной. У них ведь вроде как поводок держат женщины, это вполне себе шанс.
Кошки — они не кобели, даже когда вожаки. Вожачки то есть. Это для кобелей главное, кто выше лапу задерёт, но эти самые старшие леди… они же кошки. Они вообще не задирают лап, их не волнует, кто сверху. И они умные. Ну, раз стали старшими — наверняка должны быть очень умными. Они должны понимать, как это важно — выполнить просьбу Лорантов-следователей…
Патруль она заметила издалека — может быть, даже раньше, чем они сами её углядели. Спасибо шкурке — их тела яркими огонёчками сияли сквозь перламутровое переплетение ветвей, как уж тут не заметить! Перешла на шаг, придержав и Вита, крепче стиснула его руку.
— Вит! Слышишь меня? Ты не будешь драться, понял? Мы сюда не драться пришли.
— Не драться? — Он был искренне огорчён.
— Нет, Вит. Не драться. Мы пришли просто поговорить. Понял меня? Если нападут — убегай. Это мой каприз. Выполняй! Понял меня? Не драться!
— Понял… — У него сразу же задрожали губы и вид сделался очень несчастный. — Не драться. Убегать… — Он всхлипнул. Но тут же улыбнулся, спросил хитренько и радостно, словно раскусил главную косточку: — Но потом можно вернуться, да?
— Можно. — Ей не хватило духу настоять. — Потом — можно. Но всё равно не драться, понял?
Их уже тоже заметили и теперь потихоньку окружали. Патрульные — или как они там называются у котов? — двигались по веткам и перепрыгивали с дерева на дерево совершенно бесшумно, Вит так до последнего их и не замечал, а ей было смешно. Они почему-то напомнили ей летний лагерь, где она провела две натаски дежурной вожатой на «зарнице». Играющие в вольных разведчиков щенки точно так же почти бесшумно переползали от одного кустика к другому, наивно полагая, что их оттопыренные задики в оранжевых детских шортах вовсе и незаметны воспитателям-наблюдателям и условному противнику. Её тогда, помнится, очень смешили и умиляли одновременно эти семафорящие отовсюду оранжевые флажки. Вот и сейчас она кусала губы, чтобы не рассмеяться, понимая, насколько неуместно будет выглядеть подобная её реакция сейчас. Нервное, понятно, что нервное, но не плакать же, в самом-то деле?!
Их окружали, постепенно смыкая кольцо, уже по земле. Она почти остановилась. Даже Вит что-то почувствовал, задёргался, она сжала и отпустила его пальцы — не нервничай, мол, всё в порядке. Хотя в каком, к милтонсу, порядке? Котов было слишком много. Если они такие же, как и её соплеменники — то это очень плохо. С одним кобелем можно легко договориться, но когда их много, начинается долгая грызня и лапомерство. Остаётся надеяться, что коты не такие.
Ксант говорил, что они ну вот совершенно другие, и наставники говорили то же самое, правда, немного с иными смыслами, но всё же ведь говорили! Вот и будем верить хорошим людям…
Она совсем остановилась на небольшой полянке — всё-таки ей было куда уютнее, когда не нависала над головой всякая шелестящая гадость, да и Вит тут не совсем слепым будет, вон как луна сияет, рассыпаясь бликами по влажной траве, аж глазам больно.
— Ну надо же! — Один из котов выпрыгнул на освещённое луной пространство, засияв, словно факел, расправил плечи, потянулся. — Пёсики! Нежные сладкие пёсики — и без охррраны! И так далеко на чужой территорррии… плохие пёсики!
Он был, пожалуй, даже красив — совершенно иной непривычной для её соплеменников красотой, когда на теле не видать ни единой косточки, сплошные бугрящиеся мышцы, а плечи и бёдра чуть ли не одной толщины. На первый взгляд отвратительно вроде бы, но если присмотреться… была в нём какая-то ловкость и грация, что ли, что-то, что заставило её подумать — «красивый мужчина», — пусть отстранённо, но всё же подумать. Красивый — несмотря даже на то, что довольно старый, вон аж седой весь, и даже шрам через всё лицо его не особо портит. Кобели вон поголовно уверены, что шрамы их лишь украшают. Интересно, а коты тоже так думают? Что за чушь лезет в голову…
Матёрый со шрамом тем временем приближался — осторожно и вкрадчиво, продолжая почти мурлыкать:
— Скверррные пёсики… нехорррошие… хотели, чтобы их наказали, да? О, как же мы любим наказывать скверррррных пёсиков!
Вокруг то ли захохотали, то ли завыли. Вит дёрнулся. Она снова стиснула его пальцы, зашипела:
— Ты обещал!
И потом, уже громче:
— Послушайте! Пожалуйста, не надо! Мы не хотим ничего плохого. Нам просто очень нужно к вашей главной… Леди-Матери, кажется, да? Старшей леди. Самой старшей. Пожалуйста!
— Сучка? — фыркнул кто-то растерянно из-за спины. — Здесь? Небо упало, клык даю, а мы не заметили!
Они опять заржали-завыли. И больше уже не замолкали — странный полувой-полупесня перекидывался от одного к другому, если с одной стороны замолкали — тут же подхватывали с противоположной, не прерываясь ни на миг. Почти так же пел Ксант во время злосчастного незавершённого обряда, только вот в его песне не было угрозы. Кольцо сужалось почти незаметно — то один сделает маленький шажок, то другой чуть сместится вроде бы и в сторону, но не совсем.
— Пожалуйста! Послушайте! Это очень важно… Нам обязательно надо поговорить…
Она уже понимала, что ничего не получится, и глупо было надеяться, коты точно такие же, Ксант был неправ, только мерилки у них другие, вот и вся разница, и никогда ей не дадут добраться до этой самой старшей леди, кем бы она ни была. Надо было с самого начала идти к своему вожаку и пробовать через него, он бы подчинился, пока свадьба, он бы отправил официальных делегатов, и может быть они бы даже успели, и всё бы закончилось благополучно…
В шкурке сделалось неожиданно жарко, её бросило в пот, и это почему-то показалось самым неприятным. Она расстегнула липучку на вороте, подставляя горло порывам прохладного ночного ветра. Но ветер тоже оказался предателем, он наверняка был в сговоре с котами и потому ударил в спину, правобережный ветер, местный, конечно же он с ними заодно, кто бы сомневался…
Седой кот со шрамом, подошедший ближе всех, вдруг оборвал песню на полуноте — только что подхватил, и тут же оборвал, неожиданно сломав ритм. Запрокинул голову, ощерился хищно, морща широкий нос. Его узкие глаза вспыхнули жёлтым — и она не была уверена, что это просто шуточки шкурки. А потом он мягко и грациозно опустился на четвереньки и завыл, выгнув спину и свернув голову набок. Но это был уже совсем другой вой.
Несколько мгновений она оторопело смотрела на непонятного кота, оцепенев под его безумным взглядом — и заметила, что его товарищи растерялись ничуть не менее, лишь когда сзади и с сбоку завопили в несколько голосов одновременно:
— Полундра, робя!.. — Она СС!.. — Валим!!!
Через мгновение она поняла, что наставники заблуждались, говоря о неумении котов быстро бегать. Точно так же, как и с плаваньем. Умеют они всё — если хотят, конечно. Полянка опустела ранее, чем седой успел закончить первую руладу — и даже при помощи шкурки не удавалось рассмотреть удравших патрульных, так далеко они успели учесать за такое короткое время — не больше полутора вдохов. Седой же попрыгал на прямых руках, не спуская с неё тяжёлого взгляда, потом осел на задницу — очень по-кошачьи так осел, собаки садятся совсем иначе, даже не в сквоте, у них суставы по-другому развернуты — угрожающе мрявкнул разок-другой и вдруг ударил себя в грудь огромным кулаком.
— Я — Тим! — сказал он ей доверительно и гордо. — Я — самый сильный. Самый. Лучший! Да. Я самый. Лучше не найдёшь. Да! Можешь и не искать.
Силы кончились как-то сразу. Вот только что были — и вот их уже нет. Она не отвердила заранее шкурку, а потому села на землю там, где стояла. Не села даже — рухнула. Её колотил озноб, хотя жарко было по-прежнему, хотелось плакать, но не было слёз. Кошачья лапка оказалась таким же враньём, как и всё остальное, она ничуть не снижала влияние свадьбы. Во всяком случае — на котов. Совсем. Вот оно, доказательство со шрамом во всю рожу, прыгает вокруг, в глаза заглядывает, пытается словно бы случайно пихнуть Вита и нарваться на честный поединок — хорошо, что тот твёрдо помнит про обещанное и лишь уклоняется. Веское доказательство. С ним не поспоришь.
А значит, её попытка была обречена заранее. То, что помогло преодолеть одно препятствие — реку — само по себе стало непреодолимым препятствием на этом берегу. Нельзя же в самом деле идти в чужой посёлок, на каждом шагу обрастая всё большей и большей свитою мяукающих женихов?! А она-то, глупая, ещё надеялась кого-то в чём-то убедить, разумные доводы приводя. Какие уж тут разговоры, какие убеждения? Свадебная Сука! Полундра! Валим — вот и весь разговор.
А кто не успел — тому падать рядом на четвереньки и кричать, что он самый сильный…
Из кулинарной книги новой эпохи.
Хозяйкам на заметку:
Приготовление летающего торта: Растереть сливочное масло с сахаром до легкой воздушной консистенции. Вбить яйца. Измельчить лимонную корку, добавить ее в смесь, затем добавить муку, соль. Распределить смесь поровну между двумя формами. Равномерно присыпать порошком «Полет». Выпекать при температуре 180С в течение 25-30 минут. Выложить на решетку и остудить.
Взбить масло, понемногу добавляя сахарную пудруь. Добавить сок лимона. Сделать прослойку между слоями торта из лимонного творога. Покрыть бока и верх торта сливочным кремом. Как декоративный элемент, можно использовать «метельное желе»
Примечание: постарайтесь распределить летучий порошок равномерно, иначе изделие разломится при полете. Приятного аппетита!
Лина остановилась на пороге…
Алексей спал. Лина отчетливо слышала ровное легкое дыхание. В маленькой комнатке было темно и тихо.
Магда от души постаралась, выкроив для большинства лигистов аккуратные небольшие комнатки. Горная ведьма отлично понимала, что иногда людям нужно побыть одним… Обычно в таких комнатках-пещерах селились по двое-трое, но Алексей жил один — Сергей, Петр Валерьевич и телепатка Лора заботились о сохранении его анонимности… Лина вспомнила, как «Чиж» бросился к ней через зал, и улыбнулась краешком губ… Не умеешь ты жить незаметно, любимый, на тебя обращают внимание даже под чужой личиной… И ругай тебя, не ругай, но твой внутренний свет не спрячешь…Твой огонь… Даже Петр Валерьевич махнул рукой и только напоминает об осторожности.
Лина неслышно ступила в комнату, остановилась у неширокой койки…
Спит…
Липучка и тот не хотел ее пускать, объясняя, что «этого ненормального только недавно удалось оторвать от чтения донесений и загнать спать», и ее визит сейчас неуместен… Девушка вздохнула. И правда не вовремя. Опять похудел, ангел. И под глазами тени… Прав Виктор, что и говорить, не вовремя… Так жаль будить тебя, любовь моя…
Только у меня всего час, и минут двадцать из них я потратила, чтобы уговорить Магду и лигистов поставить усиленную защиту… А руки жжет… И голова кружится… Прости, Алеш…
Девушка присела на край постели.
— Алексей…
Юноша шевельнулся, но не проснулся… Только вздохнул еле слышно…
— Алексей…
— Лина? — зеленые глаза сонно распахнулись… и просияли вспышкой счастья, жаркого и нежного… — Лина!
— Алексей… Прости.
— За что? — успевает спросить юноша, но она уже прижимает пылающую ладонь к его груди…
Контакт.
Темно-голубой, почти зеленый свет накрывает Алексея, разливается по телу… И выгибает болью… Сдавленный вскрик… стон… Юноша почти мгновенно теряет сознание, бессильно обмякнув на узкой постели… Прости. Прости… Это наверно, больно…
Никогда раньше не отдавала силы, только забирала. Мне тоже… больно… Слишком много… сил… Ох, силы ада! Глаза застилает темнотой… Но сознание терять… нельзя. Нельзя! Магия соединила их тела, пропитала воздух, бьется сумасшедшим пульсом в крови… Если Феникс вырвется… Нет, нет… рано… подожди, подожди немного! Девушка закрывает глаза, чтобы не видеть бушующий вихрь энергии, чтобы сосредоточиться… Еще чуть-чуть, немножко… Все. Все… Дрожащие пальцы девушки тускнеют… гаснут, обретают плотность и форму. И можно наконец вытащить их, отнять… И можно рухнуть рядом с Алексом, неловко, боком, не до изящества, сил нет, нет даже до кресла дойти…
Но своего Лина добилась…
Гаснут последние искорки зеленовато-золотого света, света, утратившего синеву… Магия вернулась к законному владельцу… Все…
Феникс, тяжело дыша, опускает голову… Хотелось бы сейчас посмотреть на Алексея — наверняка изменилась даже аура. Столько Сил… Ведь амулет маскирующий покупать придется… Хотелось бы посмотреть, но…
Мне это не по силам. Нужно отдохнуть… Хоть немного…
— Лина! — тревожный голос юноши тащит ее из сна… — Лина, что ты? Лина…
Ну не тряси меня, а? Я так устала…
— Лина… Да очнись же… Что с тобой?
Что со мной… что со мной… что-со-мной-что…
— Я голодная… — жалобно говорит ее губами Феникс…
О-ох! Птичка, а ты умней меня! Я ведь и правда… я же свой запас матери отдала, ведь Силы Алексея и так едва помещались, поэтому да, голодная… Ох ты, черт! Успела забыть уже, как бушует Феникс, когда голоден… Больно же… Ну подожди немного, а? Совести у тебя нет… Ну пожалуйста…
Девушка съеживается на постели, пережидая острый спазм, и не сразу понимает, что Алексея рядом нет… Это хорошо, что нет… Не хватало еще его «попробовать». Черт, я хоть перенестись смогу? Спасательница… самозваная…
Лина не успевает обдумать, куда бы перенестись — в комнатку врывается Алексей с бутербродами и какой-то чашкой…
— Ну-ка, пей…- рука ласково приподнимает голову…
— Нет… Лучше позови кого-то, чтоб перенесли… Мне нельзя… Алексей!
Феникс внутри обрадованно клекочет, почуяв магию, и девушка едва успевает отстраниться… Ох! Пошел вон, Феникс! Нельзя! Она выпивает какой-то горький отвар, а Алексей, что-то сообразив, быстро шепчется с человеком у дверей.
— Немножко потерпи… Потерпи, милая… — уговаривает он, вернувшись. Ну не качай же ты меня, я не маленькая… И вообще не трогай, я же могу не выдержать… Но Алексей не слушает…
Нежно укачивая девушку, он тихонько что-то сначала приговаривает, потом… потом… Что? Лина забыла о голоде…
Алексей пел.
Ты зовешь, ты зовешь меня,
Из лесной полуночной чащи…
Его голос звучал чуть хрипловато, но… но… Даже Феникс заслушался… Ты и правда человек огня, любимый…
Так давно я ищу тебя…
И ко мне ты стремишься тоже…
Золотая звезда, любя,
Из лучей нам постелет ложе…И
— — Алексей! — в двери врывается вездесущий Марк, — Вот, Петр Валерьевич передал! Сказал, это магическое светлое, а вот эта дрянь — с темной магией. Какая нужна?
— Давай обе!
Перед Линой оказывается какой-то темный браслет с рунической насечкой и кулон…
— Они заряжены магией, — в зеленых глазах Алексея тревога и надежда. — Тебе ведь это нужно? Бери…
Догадливый мой…
— Они ведь нужные, наверно? — но ладони Лины уже смыкаются на темном кулоне. И впрямь магией заряжено украшение. Было. Феникс выпил чары так быстро, что Лина не успела понять, какими они были… Лина облегченно вздыхает, когда спазмы стихают… Прикрывает глаза…
— Спасибо…
— Этого мало. Бери вторую… Ну Лина, бери же…
— Ой, и мою возьми! — Марк, оказывается, никуда не ушел. — Вот, смотри, это крючок магический для удочки! Бери-бери, он хороший! Ну кушай…
— Марк, она здесь? — в дверь просовывается светловолосая головка… Знакомая такая… — О, привет! Марк сказал, что девушке, которая меня спасла, нужны магические артефакты. Вот, смотри, эта штучка может притягивать золото… Ты что, меня не помнишь? Я Катерина! Ты меня лечила, помнишь?
А на пороге уже стоит встревоженная Лора и мрачноватый Виктор, бывший Липучка… Заглянул Анджей, застенчиво улыбнулся и ушел, оставив какое-то кольцо… Заглянули еще несколько человек — смутно знакомый рыжик, хорошо знакомый шестирукий маг …На столе росла горка магических предметов, так тщательно и бережно собираемых Лигой… и так легко отданных Темной ведьме…
А потом явился юный эльф, подмигнул и выложил на стол полтора десятка предметов, при виде которых Феникс обрадованно подпрыгнул и захлопал крылышками… Это были магические ошейники, которые так расхваливала Марианна.
— Алексей, а ты сам-то как? — Лина скормила своей птичке последний ошейник и нерешительно улыбнулась.
— Все хорошо. Все хорошо, я понимаю. Не переживай.
Понимаю? О чем он говорит? Лина только собралась уточнить… но тут, выставив всех, посторонних, включая Марка, вошел Петр Валерьевич… Карие внимательные глаза вопросительно перебегали с Лины на ее ангела.
— Ну что, как все прошло?
— Что прошло? — темные брови удивленно взлетели вверх…
Ох! Лина вдруг сообразила… Алексей же никогда не видел, как работают фениксы… Только с Эль, но там не вышло… Он же не… Ой!
— Петр Валерьевич, подождите, он не понял!
— Чего я не понял?
— Подожди, как это не понял? Не понял, что ты ему… Ну знаешь, Соловьев, тебя ждет сюрприз…
— Какой?
— Подождите, Петр Валерьевич. Алексей… Ты правда ничего не чувствуешь?
— Что? О чем вы?
Лина неторопливо материализует на ладони нож… Пристально смотрит в глаза Алексу… И бросает. В мага-учителя.
Секунда растягивается, тянется-тянется-тянется… удивленно-тревожный взгляд зеленых глаз… и вспышка отчаяния, когда он понимает, что не успевает… Лина заставляет лететь нож медленней… медленней… Вот! Клинок останавливается в пяти дюймах от горла неподвижного мага… И отлетает в сторону.
— Лина, ты что? — юноша опускает руку…- Что…
И голос замирает, когда до него начинает доходить…
— Лина! Как это… Что?
— А ничего! — Лина улыбается вместе с бывшим учителем. Сквозь слезы… — Ничего. Просто ты снова маг, любовь моя…
Так, метательные стрелки… На месте. Заряжены.
Аптечка — рассредоточена как полагается. Так, чтоб легко достать, даже если обездвижена…
Волосы — закреплены. Одежда не новая. Плевать на вид, главное, чтоб движений не стесняло… Тут все решают доли секунды.
Ножи… амулет… браслет-телепорт…
Все.
Взгляд в зеркало — да.
Бесстрастное стекло отразило замкнутое холодное лицо, плотно сжатые губы… Что ж, вполне соответствует образу «феникс на задании». Как раз подходит…
Разговор предстоит непростой.
Глубокий вздох — спокойней… Все. Вперед, феникс.
Лина задержала дыхание и «шагнула».
Полутемная комната…
Алый переливающийся огонь на стене… К ней оборачивается темноволосая женщина…
— Привет, мама.
Лиз подняла брови. На миг что-то метнулось в ее глазах, что-то необычное… но оно тут же пропало… А может, это была только игра пламенных бликов…
— Ты? Что ж, привет. Интересно… — быстрый взгляд — старшая феникс оценивала нежданно явившуюся дочь. — Неплохо выглядишь.
— Спасибо, — тон самый нейтральный, но Лина быстро просчитывала варианты… Разговор должен получиться! От этого зависит слишком многое…
— Сядешь?
Словно они виделись только вчера…
Лина молча опускается в кресло. А тут ничего не изменилось. Лиз явно бросила свое увлечение интерьером. Все такое же, как при их последней встрече. Звенят, переплетаясь, цветные цепочки пузырьков… Раскинув огненные крылья, мчится в бесконечном полете Феникс.
Угли «коврика» переливаются теплым оранжевым светом… Отсветы ложатся на лицо матери, делая его моложе и словно… добрее. Обманчивое впечатление. Особенно когда она разглядывает дочь. Глаза Лиз, даром, что в них пляшут теплые огоньки, кажутся острыми и словно ледяными… И голос такой же.
— Навсегда? Слышала, что Повелитель уже не так благосклонен к тебе?
— От кого слышала? — Лина испытующе смотрит, как мать покручивает на пальце кольцо. Нехороший знак… Просто волоски на затылке зашевелились… Лина, соберись…
— Неважно. Это правда?
— Нет.
— Действительно? А как же сбежавший подопечный?
Надо ж, какой язвительный голос — Лиз в своем репертуаре… Нехорошо разговор поворачивается. Ну-ка…
— Подопечный сбежал не от меня, мама. Его, если тебе интересно, забрали у Повелителя. Прямо у него из-под носа. Ты же не думаешь, что я могла что-то поделать там, где не смог он? Он-то так точно не думает… Поэтому…
— Вот именно, — уголки губ Лиз чуть-чуть изгибаются… Как лук… И сбить себя с темы она не дает. — Он не думает. Но он не знает того, что видела я. Вот интересно, что бы он сказал, если б ему поведали о милой сценке в моем доме?
Ах, черт! Лина помимо воли чувствует, как кончики ножей покалывают ладони… Надо же… Отвыкла, когда так бьют… С размаху, по больному, да еще так умело… Что ж, мама… Ты сама вколотила в меня безжалостность. Не пожалеешь?
— И кто ему об этом скажет? — Лина перевела дыхание и разжала пальцы, стиснувшие подлокотник кресла.- Моя мать? Покойная, если ты не забыла…
— Я не забыла! — губы Лиз чуть побелели…- А вот ты, похоже, забыла, что я не терплю угроз!
— Я просто беру с тебя пример, мама, — усмехнулась девушка, — Раньше тебе это нравилось…
— Пример! — прошипела Лиз, — Поэтому ты…
— Вот именно, — Лина мгновенно поменяла тон — с насмешливо-ироничного — на деловой. Помогает сконцентрировать внимание… Так. Спокойней. Лиз знакомым движением встряхивает руки… Ну нет, мама! — Я обнаружила, что куда больше похожа на тебя, чем мне казалось. В скрытности. В упорстве… А знаешь, даже в Избрании. Мой Избранник — артист, человек огня, как и твой.
Лиз вздрагивает…
Недоверчиво, словно надеясь на ошибку, переспрашивает:
— Что?… — и опускает руки, разжимает стиснутые ладони… — У тебя Избранник?…
Но глаза дочери смотрят так пристально, что Лиз невольно переплетает пальцы, пряча дрожь…
— Откуда ты… Анна? Тебе сказала Хранительница Анна?
— А ты надеялась, что это останется тайной? Навсегда? — голос холодный, совсем холодный, почти равнодушный… а как колотится мое сердце, прямо в горле, бешено, отчаянно, — об этом ты не узнаешь…
Я не буду тебя жалеть!
— Это ничего не меняет, — Лиз тоже прячет потрясение за безразличной интонацией, и она умеет это делать. Умеет. Всегда умеет обмануть.
Не в этот раз… мама.
— Это меняет все. Ты лгала. Всю жизнь. Безупречная феникс, пример для подражания, идеальная глава клана! Всегда такая правильная! Совершенная! Что скажешь?
Молчание…
Взгляды светлых глаз скрещиваются клинками…
— Это не самый удачный материал для шантажа, — наконец берет себя в руки Лиз. И Лина не выдерживает…
— Шантажа! — горький смешок, подрагивающие губы… — Шантажа… Ты только об этом можешь думать? Нет. Сейчас в клане уже не осталось никого, кто бы интересовался этой историей.
— Тогда чего ты хочешь? — как ни старается старшая феникс, но такое волнение не спрячешь… — Зачем ты пришла?
Лина многое могла бы сказать. Про отнятое детство, про ощущение предательства, про… Но что толку… Лиз не поймет. И она только говорит:
— Верни то, что тебе не принадлежит. Силы Алексея.
Все. Слова сказаны и возврата назад нет.
Мать и дочь смотрели друг на друга — враги? И молчали…
Молчание все необратимей отрезало пути к примирению, и на миг младшая феникс ощутила боль потери — несмотря ни на что, Лиз все-таки была ее матерью… Матерью. Родным человеком. И кроме любви у феникса есть долг — плата за жизнь, за то, что ее вырастили…
Но Лиз гневно сверкнула глазами и яростно скомкала в ладонях возникший нож, молча, демонстративно, напоказ отбросила его в угол, на бездымно пламенеющий ковер углей… Это был ее нож, Лины, тот, что она когда-то по обычаю подарила матери, подарила при посвящении…
И чувство вины исчезло. Да, она многим обязана, у нее есть долг… Она должна заплатить… Но не жизнью. И не единственной любовью. Молодая феникс с вызовом вскинула голову.
В ее ладонях возник подарок Лиз. Нож. Он отливал алым в свете Феникса на стене… Рукоять на правой ладони, лезвие на левой. Стоит только нажать… Стоит только нажать — и хрупкое лезвие переломится, разрывая последнюю связь между ними… Ну же, мама! Скажи, что ты отрекаешься от меня. Тебе осталось только сказать слова обряда…
Но Лиз молчала… посмотрела на тающий ком стали, плавящийся в углях, растекающийся вишнево-алой, потом розовеющей лужицей… И молчала. Наконец она перевела взгляд на дочь.
— Что ж, вот значит, что ты выбрала… — и голос главы клана был сух и надтреснут, точно слова царапали ей горло… И в глазах дробится, сверкает золотом-пламенем огонь со стены… Слишком сильно блестит… Словно слезы… Только вот этого не может быть. Слез у мамы… у Лиз — не бывает.
Молчание…
И все же…
— На самом деле у меня нет выбора, — негромко проговорила феникс, — И у тебя нет… мама. Если ты хочешь внучку.
Нож исчезает с ее ладони, прощально блеснув алым…
Вокзал производил ошеломляющее впечатление, он словно сошел с иллюстрации к какой-то безумной сказке: трехэтажное здание из больших каменных блоков, арочные окна с витражными стеклами. Первый этаж красный, второй – полосатый, всех цветов радуги, а третий – синий, и все это еще и выложено раскрашенным золотом орнаментом.
– Сороки какие-то делали, – буркнул Эрик. – Такое ощущение, что за основу был взят торт!
– Не знаю, кто такие сороки, – проворчал мирно ползущий мимо арран, – но вы не правы. Это здание целиком и полностью отражает внутренний мир архитектора сауриша Ршата, и построено в честь дня рождения его друга – человека по имени Йорген, довольно известного художника.
– Спасибо за справку, – вежливо поблагодарил Асато, пихнув локтем слегка охреневшего друга, который слушал пояснения, открыв рот и переводя взгляд со здания на аррана. – Мы об этом не знали. И как, другу понравилось?
– Да, понимаю, люди такими вещами не интересуются, – согласился добровольный экскурсовод. – Насколько мне известно, друг был в восторге. Когда он увидел это здание, он заплакал. Тем более, на случай, если здание не понравится, Ршата ему подарил еще и футболку той же расцветки.
– Я бы тоже заплакал, – серьезно согласился Эрик, переглядываясь со своим киборгом, привычно изображающим машину. – Ну, мы едем? Интересно, а поезд он другу не дарил?
Арран, который, успел отползти на несколько шагов, вернулся и опять поделился житейской мудростью:
– Целый поезд обычно не дарят, но если вы хотите сделать подарок своему партнеру, вы вполне можете заказать его портрет на лобовой части поезда или расписать в его честь вагон снаружи. Обычно это делают собственноручно. Внутри действуют нормативы, там живопись запрещена.
– Спасибо! – хором поблагодарили люди и киборги. Причастив новичков к местной культуре, арран пополз дальше, что-то бормоча о недостатках лекций для иммигрантов.
Внутри, к счастью, вокзал отличался самым обычным дизайном без режущих глаз деталей. Зато повсюду были табло: меньшая часть – синего цвета, со временем отбытия и прибытия поездов, и большая с кучей терминалов внизу для ставок. Народ ставил активно: от «насколько опоздает поезд», до «спорим, она не приедет». Купив билеты и оторвав Рона от попыток понять, а может, и взломать систему, люди присоединились к ручейку пассажиров, бредущих к перрону.
Сам по себе локомотив выглядел приятно, обтекаемой формы, чем-то напоминающий старинную пулю. Раскрашен он был абстрактно – белыми финтифлюшками, зато вагоны… Видимо, услуга «подари вагончик» была очень дешевой и востребованной. Потому что вагоны были совершенно разные: одни с букетом цветов и именами, другие скалились мордами сауришей. На одном было немудреное сердечко со стрелой и надпись «Катя, я тебя люблю» – таинственный ухажер Кати смотрел на свои художественные способности трезво.
Вагон, остановившийся напротив друзей, не отстал в оригинальности от собратьев. С него на пассажиров смотрело черное и волосатое нечто, а из-под этого нечта скалились сразу несколько очень зубастых пастей. Люди невольно сделали шаг назад и врезались в группу молодых сауришей. Те расценили маневр по-своему:
– Да! – тут же заговорил один из них, а остальные поддержали посвистыванием: – Это лучше смотреть издалека! Сразу видно ценителей! Мы каждый день приходим любоваться!
– А, простите, это что, то есть кто? – не сдержался Асато, поспешно убирая ногу из под когтистой лапы собеседника.
– Прощаем, конечно, – вступил еще один, но собратья оттащили его за хвост, предоставив слово лидеру.
– О! Это наш преподаватель! Н-кан, но мы зовем ее просто Ссса, – сообщил сауриш, – она прелесть! Мы решили подарить ей групповой портрет. Как вам?
– Это настоящий п… – Асато толкнул друга локтем и Ларсен поспешил исправиться, – …праздник! Потрясающий подарок! А сколько стоит покрасить?
– Да нисколько! Только за краску заплатили, а за то что красили – ничего. Здорово, правда?
Внутри вагончик, к счастью, оказался без художеств. Строгий, с белыми стенами и темно-фиолетовыми сиденьями для людей. Места для арранов располагались в виде сетки под потолком, а для сауришей был оставлен промежуток в середине, там они могли улечься на подобие спортивных матов. Иногда доносилось шипение, если новоприбывший оттаптывал хвост уже сидящему пассажиру, но обходилось все очень мирно, стороны извинялись, хвосты и лапы убирались, и все замирало до следующей станции. Некоторое оживление внес шлепнувшийся к сауришам арран. Его закинули обратно наверх с пятой попытки, первые две он верещал, на третью понял, что не убежит и смирился, поджав лапы, благо повредить ему ящеры не пытались.
Асато и два киборга заняли целое купе из четырех глубоких кресел с ортопедическими спинками и столиком посередине. Внутри этого столика и располагался разрекламированный бар, как ни странно, почти полный. Из бутылок было слегка отпито, и не хватало бутербродов, вместо них лежала пустая упаковка. Эрик садиться не стал, предпочитая стоять, опираясь спиной о стенку.
Метро катило раскрашенные, похожие на игрушки, вагончики по рельсу, под ажурными металлическими арками. Силовое поле не мешало любоваться видом, вспыхивая только когда тот или иной представитель фауны решался приблизиться к поезду. Киборги просто прилипли к стеклам, показывая друг другу что-то руками и беззвучно обсуждая увиденное. Асато иногда пытался понять, что же парни там увидели, а Эрик даже не смотрел. Он эту прекрасную природу уже видел вблизи, и остался почти равнодушным, только слегка покусанным.
Состав принял со станции очередную порцию пассажиров, которые принялись не торопясь рассаживаться, поглядывая в окна. Состав, изгибаясь, как гусеница, прошел очередной поворот, и перед зрителями открылась река. Широкая, светло-голубая по краям и темно-синяя посередине, словно в воду добавили чернил, в окаймлении яркой зелени берегов. Туристы, коих в следующем к морю составе было большинство, уставились в окна. Эрик за последнее время приобрел к рекам стойкое отвращение, поэтому быстро отвел от воды взгляд и принялся рассматривать вошедших.
Киборги взвились на ноги, Эрик переменился в лице, подаваясь вперед, а равнодушный механический голос опередил его:
– У меня заложник. Всем оставаться на местах. Не шуметь.
Асато медленно поднялся и не поверил своим глазам. Тот самый, знакомый по Охоте киборг, сданный по обмену Стейном Ларсеном и якобы находящийся в другой галактике на проверке. Гард держал за горло девушку-пассажирку, выдернутую им с ближайшего кресла, а у его ног лежал мертвым или без сознания новый владелец. Застывшее лицо машины не сулило людям вокруг ничего хорошего. Чувство вины – ведь подозревал же, что с киборгом что-то не так, но не помог, не добился доверия – мгновенно поместило взбунтовавшегося киборга в зону ответственности полицейского.
– Как думаешь, у КЭЙС есть поправка на естественную убыль сотрудников при неосторожном пользовании техникой? – очень тихо спросил Эрик, отводя руку за спину.
– К сожалению, не техникой, а людьми. И с этим человеком надо как -то договариваться и спасать заложника. Не дергайся, он успеет сжать руку.
Киборг несомненно услышал его слова, он кивнул, встряхнув свою жертву, девушка взвизгнула. Гард был заметно выше, поэтому жертва вынуждена была вытянуться во весь рост. Джинсовая курточка задралась, открывая белую ткань футболки на животе, кроссовки скользили по полу, пытаясь нащупать опору, а руками заложница цеплялась за сжимавшую горло руку киборга в безуспешной попытке разжать ему пальцы.
– Надеюсь, ты не убил этого мудака? – Эрик взглядом обозначил тело у ног кибера. – Скажи, что нет, или я в тебе сильно разочаруюсь и вышибу тебе мозги прямо сквозь эту пищащую дуру.
Киборг, не отводя от него ненавидящего взгляда, едва заметно качнул головой. Не убил.
– И правильно, потому что когда ты отсюда рванешь в окно, то мы все кинемся к раненому. И у тебя будет фора, доплыть до берега и удрать в лес, пока о нем позаботятся. Если, конечно, тебя раньше не сожрут пираньи.
Ненависть в глазах гарда не уменьшилась, но смешалась с удивлением: тот, кого он считал смертельным врагом, от одного вида которого потерял контроль, откровенно подсказывал, что делать. Киборг и сам понимал, что момент для бунта не самый удачный. Вернее, понял, когда в глазах прояснилось, но он уже стоял, сжимая горло хозяину. И когда ударом отправил его на пол, не добив, то думал о том же, что сейчас сказал Эрик Ларсен. Секундное удивление исчезло, стало ненужным фоном, перед ним был человек, виновный во всех его бедах, человек, из-за которого его и создали. Точнее создали вместо него, используя его ДНК, чтобы получить послушную куклу для издевательств. То, от чего удалось ускользнуть человеку, по полной получил киборг. Отсутствием фантазии старший Ларсен не страдал, и гард с ненавистью вглядывался в знакомые черты.
Эрик смотрел на взбунтовавшееся отцовское наследство совершенно спокойно, страха в нем не было. Детектор улавливал только ярость, непонятное возбуждение и что-то еще, названия чему кибер не знал. Но точно знал, что Эрик хочет их встречи. Они много друг другу могли бы сказать, но зачем говорить сейчас, при всех? Можно выбрать более подходящее время. И враг явно думает так же. Гард сделал еще полшага назад, удерживая заложницу перед собой как щит. У человека оружие и два киборга. Странно, что они сидят, а он стоит, но с этим еще будет время разобраться.
Взбунтовавшегося бывшего имущества Эрик не боялся, расстояние между ними слишком велико, успеет выстрелить до того, как кибер его достанет. Но Асато оказался прав, киборг разумен. И непонятно, что делать. Нет, будь он один, пожертвовал бы заложницей без раздумий. Но на глазах у кучи народа не хотелось демонстрировать оригинальность мышления. Гард оглянулся на окно.
– Как думаешь, сколько шансов, что он убьёт девку перед уходом? – капитан нагнулся к приятелю скорее инстинктивно, чем из реальной необходимости. Киборг его все равно слышал.
– Довольно много, так что у меня есть идея. Пропусти, – он коснулся руки Эмиля, успокаивая. Спай понял, кивнул, приняв решение хозяина, хотя программа требовала схватить человека, закрыть собой от возможной опасности. Уберечь.
– Наверняка дурацкая, – проворчал Ларсен, освобождая проход и пропуская друга к взбесившемуся киберу и его жертве.
Асато встал со своего места, вытащил из кармана значок, демонстративно швырнул на сиденье и спокойно направился к старому знакомому. До ближайшей станции ехать еще минут десять, уйма времени, чтобы взбесившийся гард мог устроить бойню. Задача полицейского остановить его. Без оружия. Киборга. Может, и не зря Эрик не любит реки? Тоже ничего примета… не хуже красных листиков.
Пока он шел, замершие в ужасе пассажиры смотрели на него со всех сторон. Как на героя. Только, как ни печально это осознавать, героем он не был. Он был просто человеком, пытающимся изменить ситуацию, чтобы уцелели все. Даже мятежный гард.
– Во-первых, рад тебя видеть! – сообщил он, видя, как сужаются глаза киборга при его приближении и как тот вскидывает голову, словно в попытке разорвать дистанцию. – Во-вторых, отпусти заложницу и возьми вместо нее меня.
– А что мне это даст? – кибер опять встряхнул полубессознательную девушку.
– То, что у тебя будет тот, кто сам хочет тебя прикрыть, – очень тихо, не сомневаясь, что киборг его услышит, произнес Асато, делая последние два шага, отделяющие его от гарда. И еще тише добавил, кладя руку поверх его: – А в-третьих, тебе стоило мне еще тогда сказать, что ты разумный. Я бы нашел способ тебя забрать!
– Как скажешь! – киборг одним движением отшвырнул девицу, и схватил азиата, прикрываясь им от людей в вагоне. Девушку тут же утянули какие-то пожилые люди, наверно, родители. А горло японца неприятно сжали пальцы, не уступающие крепостью стали, правого уха коснулось дыхание и шепот: – Врешь! Какое человеку дело до моего разума!
– Я бы предпочел это обсудить в других условиях. Может, спокойно поговорим? – Асато постарался повернуть к нему голову, но гард держал крепко. – И что я не садист и не скотина, ты мог убедиться еще на Охоте!
– Я так и не понял, почему ты не воспользовался разрешением моего хозяина, – припомнил свои сомнения кибер. Хватка на шее слегка ослабла, дышать стало легче.
– Ну ты не прав, я им воспользовался. Мне же разрешили делать, что хочу. Я и сделал. Мы с тобой тогда очень хорошо поговорили, помнишь? Что собираешься делать теперь?
– Бежать. Немедленно. – Киборг вспомнил все события той ночи. И последующих. Не повредил, не ударил, не избавился, хотя мог от ненужного и опасного свидетеля. Ослабил хватку еще, человек не пытается бежать, зачем так вцепляться?
– Разумно. Ладно, возьми мой комм, там карточка с деньгами и еще куча всего, он водонепроницаемый. – Фукуда покосился в окно, река была как раз под ними.
– Чтобы быстрее нашли? – Продолжая удерживать его перед собой, гард попятился к дверям, не отводя взгляда от самого опасного противника – Ларсена и замерших возле него киборгов.
– За все пребывание в банде я ни разу не подверг тебя опасности. И сейчас не подставлю, – продолжал уговаривать Асато, послушно шагая за ним, тревоги он не ощущал, оружие на них никто не направлял, гард слушался и даже отвечал, но все-таки его лучше прикрыть. Возражений не последовало, и азиат стянул с запястья браслет комма, нащупал упирающуюся ему в поясницу руку киборга и вложил комм в ладонь, слегка ее сжав. – Позвони мне, я попробую тебе помочь.
Киборг, не отвечая, локтем выбил стекло двери и змеей выскользнул наружу, наконец, отпустив японца, который уже по своей воле застрял у проема, глядя вниз, на реку. Круги на воде отсутствовали. Остались пустяки – скрыть этот факт от полиции. И вот прямо сейчас успокоить пассажиров. Комм беглец забрал с собой.
Теперь, когда опасности нет, нужно помочь человеку на полу. Живой, только без сознания. Остановить людей, чтобы не помяли. Трогать нельзя, похоже, спина сломана, зато можно проверить карманы. Значок КЭЙС, ключ-карта, видеофончик, второй… зачем человеку два видеофона – и один-то предмет роскоши, коммуникатор лучше… так, этот более захватанный его и берем! Значок, второй видеофон и карту Асато запихнул на место, а изъятый видеофон незаметно сунул в карман, судя по отпечаткам пальцев на корпусе, там может быть личная коллекция порно, а может и что-то поинтереснее, уж больно сильно потел владелец… В конце концов, информация лишней не бывает, а тут она явно есть.
– Ты уверен, что Рыжему ничего не грозит? – Асато оседлал стул, положив сплетенные руки на спинку, а подбородок – на руки.
– С-маур за ним присмотрит. Обещал посылать отчет каждый день. Не волнуйся, тут ксенофобия не в моде, так что можешь не переживать. К тому же Рон ему жучка куда-то подсадил. Найдем дурачка, если что.
– А эти значки, которые С-маур хотел на него прицепить?
– Это что-то вроде клейма «придурок», чтобы какую бы глупость не сморозил, все понимали и прощали. Тут это даже на детей фермеров лепят. Первое, что со мной сделали, когда я появился, обклеили такими вот штуками. – Эрик вскочил и принялся мерять рубку шагами, подстегиваемый не самыми приятными воспоминаниями, – я тогда дерганный был, так что не зря. Зато сейчас мы с тобой уже почти местные, можем ничего не цеплять на себя, просто развлекаться и хорошо проводить время. Ну чего, пойдем, прогуляемся? Предлагаю немного расширить кругожор и попробовать местную кухню.
– Ребят возьмем?
Из коридора толстым намеком выглянул Эмиль, заставив Эрика посетовать:
– А ты думаешь, мы сможем их оставить? Особенно твоего!
На таможне никаких проблем с киборгами не возникло, просто стоящий за стойкой сотрудник посоветовал получить в терминале соответствующие наклейки, чтоб «местные не лезли, а то будут потом жаловаться, что им лапы поотрывали. Прецеденты были». В результате хозяева погрузились в размышления в попытке разгадать истинный смысл слов служащего, а одежда боевых киборгов украсилась яркими прямоугольниками.
То, что это не просто украшение, выяснилось буквально через несколько минут. Компания едва успела свернуть с главной улицы, как пробегающий мимо ящер неудачно развернулся, едва не снеся хвостом всех четверых. Учитывая, что в аборигене было, по меньшей мере, килограммов четыреста, для людей это могло бы кончиться плохо, но оба киборга не сговариваясь, поймали напоминающий небольшое бревно хвост и, дернув за него, уронили всю остальную часть сауриша.
Ящер подергал лапами, полежал на боку, возмущенно шипя, вскочил, повернулся к киборгам мордой и, не обращая внимания на дружно шагнувших к нему людей, выговорил медленно и четко:
– Вот мать вашу! А если бы оторвали?
– А ты не размахивай, – не смолчал Рон.
– А то не только оторвем, но и съесть заставим, – очень тихо и немного застенчиво добавил Эмиль, успевший себе представить столкновение такого вот живого тарана и раненого хозяина. Сауриш отступил на пару шагов, словно готовясь к атаке, но вдруг расслабился и разочарованно дернул головой.
– Ах, ваше счастье, что вы неответственные, а то я бы вас!
– Так, все, никаких драк, предлагаю взаимно извиниться! – поднял руку Асато, привлекая внимание, и ящер тут же забыл о всех претензиях.
– О! Я вас не узнал! Нижайше кланяюсь! Прошу прощения за происшествие, целиком и полностью моя вина! – воскликнул он, приближая морду к самому лицу азиата, а потом резко опуская голову к асфальту, словно кланяясь, и тут же вскидывая. – Как я мог быть таким растяпой!? Это же вы были той самой личностью, которая на Охоте служила в полиции! Я уважаю полицию, а вы были потрясающим! Особенно, когда испугались лягушки! Это было так замечательно! Вы совершенно не боялись средних, и Жертву не боялись, хотя это был тот еще тип! А лягушки испугались! Мы все потеряли на этом кучу денег, но получили такое удовольствие! Вы себе не представляете! А вы еще будете? О! А рядом с вами, это не Жертва? А мы спорили перед вашим отлетом, съедите вы друг друга или нет!
– Нет, никто никого есть не будет, – Эрик задвинул друга за спину, недобро щурясь, болтливый сауриш успел его достать. – так что почему бы вам не отвалить. Тем более что если вы толкнете случайно моего друга, для него это может очень плохо кончиться.
– А что с ним?! – ящер жадно принюхался раздувая ноздри. – Он ранен? Это вы сделали? Да? А почему не добили? Вы что-то придумали? Только не говорите никому, что! Я пойду сделаю на вас ставку! Спасибо! Это так интригующе! Жертва и Охотник в городе, в любой момент готовые поменяться местами! Ух! Кстати, я Сенш: аренда флайеров, экскурсии на природу без тесного общения. Все безопасно, питание и ночлег входят в оплату. Могу и сам показать достопримечательности. Если что, обращайтесь!
– Да прямо сейчас, – Эрик поймал ящера за нос прежде, чем тот успел отскочить. – Подскажи нам кафе с местным колоритом, но пригодное для людей.
– О! Вы меня коснулись! Я теперь даже нос мыть не буду до линьки! Вот ведь повезло! А кафе тут прямо и направо! Просто увидите, это очень хорошее кафе! Его хозяин ваш большой поклонник! Он наверняка сделает вам скидку!
Сенш сделал несколько шагов в сторону, но вдруг броском вернулся и застыл, ткнувшись мордой в живой заслон — киберы не сговариваясь, преградили рептилии дорогу. Ящер нагнулся пониже, просунул между ними нос, больше не пролезло, и спросил у Эрика:
– А зачем ты его ранил?
– Ну, я плохой, а он хороший. Так получилось! – подмигнул Ларсен. До этого почти незаметный спинной гребень ящера встопорщился парусом.
– Я понял! Это какой-то заговор! – свистяще прошипел он и, пошло виляя всей задней частью, перебирая длинными пальцами передних лап в воздухе, направился прочь, приговаривая: – Все, спасибо за информацию, ушел делать ставку! Как же интересно жить!!! Уй!
При виде кафе Асато некоторое время молчал, потому что врожденная цензура отказывалась пропускать первые пришедшие на ум слова. Эрик, не знавший о его приключении, протянул:
– Витрина симпатичная, но вот название? «Ужасающая Лягушка»! Интересно, что там подают?
– Может, другое поищем? – японец отчетливо представил, как вцепившиеся клещом друзья вытягивают из него историю.
– А это тебе чем не угодило? – Эрик внимательно изучил витрину и вдруг заулыбался, прижимаясь носом к стеклу: – Ну и рожа у тебя, Асато! А ведь и правда, хозяин – твой поклонник. У него все стены твоими фотками увешаны. Чего это тебя так перекосило?
– Лягушку встретил, – проворчал недовольный японец, сдаваясь. Что от него уже не отстанут и придется рассказывать, он смирился и теперь думал, как это изложить, чтобы не выглядеть совсем уж идиотом, или наоборот, стоит усугубить? – Ну чего, пошли, перекусим? Если уж на улице ящеры узнают, нет смысла скрываться.
И первым толкнул дверь, приглашая друзей внутрь…
Несмотря на отсутствие свободных мест, в кафе было уютно, а декоративные ширмы между столиками поддерживали тишину. Но для новых гостей место нашлось, едва хозяин осознал, какая личность его почтила визитом. К жуткому смущению Асато, им не только принесли столик, быстро обставив угол возле декоративного фонтана, но и отказались от денег, попросив взамен автограф. Хозяин – высокий жизнерадостный мужчина, — обслуживал сам, сияя счастливой улыбкой, и друзья очень и очень хорошо посидели. И даже дали слово заходить почаще.
– Все, теперь осталось найти кафе имени тебя, – пошутил японец. – И можно сказать, мы тут прописались совсем. Но кто бы мог подумать!
– Да уж, в кусты не отойдешь, – Эрик огляделся по сторонам, но не обнаружил ни одной камеры. – Я ведь так и не засек во время охоты, откуда они следили, а получается, транслировали каждый шаг. И как-то получили отличные фото при таком поганом освещении… а снимал явно не киборг. Тогда кто?
– Вот не знаю, но можно потихоньку узнать. Тем более что я одному парню должен. Он мне там, в лесу, жизнь спас. Я тебе не рассказывал, как на нас тирексы напали?
– Не рассказывал. Такие? – Эрик указал на крупного, больше двух метров сауриша. Ящер бежал по дороге, когда с ближайшего дерева десантом посыпалась арранская детвора. Укрыв спину чешуйчатому скакуну пушистым ковром, они дружно что-то протрещали и затихли. Ящер взревел, то ли возмущаясь, то ли так громко соглашаясь, и побежал дальше. Люди с киборгами переглянулись.
– Чувствую, что ждать С-маура будет не скучно, – подвел итог безмолвному диалогу Асато. – Ну так что, будем искать еще места имени нас?
Вечером с ними связались. На экране появился огромный темно-коричневый арран. С достоинством поздоровался и неторопливо, давая людям осознать значимость каждого слова, поставил их в известность, что киборг Чучело по собственному желанию отправляется с другими студентами на полевые работы. Возможны перебои связи. Поэтому не стоит мотать ребенку нервы. И закончил с надеждой на понимание, так и не дав людям произнести ни слова.
– Вот ведь диктатор! – наконец обрел дар речи Асато.
– И окраска тоже не шоколад, к характеру, – от души согласился Эрик. – Знаешь, где-то я этого говнюка восьмилапого видел. Но где?
Комиссар Фукуда позвонил на пятый день, а точнее, на пятое раннее утро. И пока Эрик сонно пытался понять, что от него хотят именно сейчас, поздравил с успехом в расследовании и осведомился, зачем они сидят на Дэе и когда вылетают. Узнав про договор с арраном, обрадовался и посоветовал там и сидеть, хотя бы пока Асато не поправится. Эрик, не просыпаясь, кивнул и даже предложил названного позвать.
– Не хочу будить племянника, – заявил комиссар. – Кстати, как его рана?
– Он так надеялся от вас скрыть, – Эрик рассмеялся. – Нормально, поправляется. С-маур и правда хороший врач.
– Зачем он вам, Эрик? – без обиняков перешел к интересующему его вопросу японец. – Вы же могли удрать, а не разыгрывать весь этот спектакль с куклами и шантажом.
– Мог. Собственно, я был там не нужен, только он и его кибер. А я так… но согласитесь, в том, что я остался, есть свои плюсы.
– Есть. Ларсен, я не знаю, что вы такое, так и не понял. – Фукуда тяжело вздохнул и вдруг попросил: – Удержите его пока у себя, у нас тут… проблемы.
После чего внезапно и нелогично попрощался. Капитан так и остался стоять у экрана, сонно и растерянно моргая. Белоснежная пони села перед ним, спросила.
– Мой Тан, и что это было?
– Полагаю, какая-то проверка. Например, жив ли Асато или где мы на самом деле торчим и насколько застряли. Ну, а может быть, попытка попросить помощи, все-таки их действительно обещали убить, весь клан. Ладно, раз уж не удалось поспать, то стоит сварить себе кофе и…
Возникший без единого звука сэй поставил перед ним чашку и так же, бесшумно удалился в свою каюту.
– Спасибо, Рон. Я так и думал, что ты подслушивал!
После завтрака решили съездить на побережье, к морю. Даже Эрик почти не упрямился. Только заявил, что сам он купаться не полезет ни за какие коврижки, потому что в местных морях тоже водится всякая голодная дрянь, а ему сильно не везет в последнее время с водой. И вообще, у него дурное предчувствие. Асато тогда посмеялся. Как выяснилось – зря.
Ехать решили не на своем флайере, а на поезде местного легкого «воздушного» метро. Благо реклама этого «чуда техники» крутилась повсюду. Хвалили и удобные вагоны, и виды из окна, и, конечно, встроенные в каждое купе четыре совмещенных кресла, бары с нехитрой закуской и легкой выпивкой. А еще обещали индивидуальное оформление каждого вагона, на что купился даже Эрик.
Поэтому, уточнив, где тут вокзал, вызвали такси с молчаливым водителем. Это оказалась отдельная услуга, потрясшая всех. Диспетчер так и спросил: вам водителя молчаливого или нет? За штурвалом прибывшего яркого таксофлайера оказался сауриш, но… в глухом наморднике. Который он снял только перед высадкой, чтобы поблагодарить пассажиров и попенять им, что они лишились прекрасного экскурсовода в его лице. Зачем эти странные люди попытались надеть намордник назад, если поездка уже закончилась, таксист так и не понял.