Как добыть еду? Не мага же есть…
Что именно я сказал, стало понятно только после, того как все трое моих коллег по полетам дивно оживились. И высказались… каждый по-своему.
— Макс, холодно же! — напомнил гуманист Славка. Вот спасибо, а то я не в курсе!
Реакция остальных была похлеще. Маг икнул и сел в снег, Ритха мученически подняла голову, с отвращением взглянула на мага и простонала:
— Только не его!
Я не нашел ничего умней, как спросить:
— В смысле?
После изрядной паузы (в нее вместились Славкино «Что-о?!», мое обалделое молчание и дополнительный «ик» со стороны вельхо) мутный взгляд драконки сосредоточился на мне:
— Меня стошнит… — кое-как выдавила голодающая. — Вельхо… это га-адость…
Чего-чего? Я глянул на Славку, Славка — на меня, и через секунду наши взгляды совершенно автоматически сошлись на «гадости».
— Не надо… — мяукнула та, в смысле, тот. — Я правда не… не… мы несъедобные! Вообще!
Постучать по голове, выражая мнение об его ай-кью, в драконьем теле оказалось затруднительным — не то устройство тела, передние лапы коротковаты. Пришлось объясняться словами. И коротко.
— Придурок, — объяснился я. Тоже вздумал… — Штаны мои отдай, гамбургер!
— Как-ик! Какие штаны?
Совсем уже?
— Те, что я просил за пазухой держать, а ты на себя напялил! Думаешь, я не видел? Зачем тебе эта обгорелая тряпка, замерз, что ли?
Претендент на роль гамбургера живо сменил майонез на кетчуп — то есть покраснел.
— Э-э… холодно… а тебе они нужны?
— Да хоть вокруг шеи обмотай, мне фиолетово! Нычку отдай, для Ритхи, и ходи дальше!
— Нычку? — до «гамбургера» еще явно не дошло, что кушать будут не его. Паника, она не только у магов вызывает приступ тормознутости… но мои послушно принялся развязывать на талии тесемки моих бывших штанов (дизайн у них теперь был уникальный, Баба-Яга бы от зависти удавилась, глядя на это драное великолепие).
Ритха смотрела на это с возрастающим ужасом.
— Махссс, — почти взмолилась драконка. — Ты что, думаешь, я буду есть штаны?
Вообще-то я был очень терпеливым человеком. Когда твоя клиентура — пенсионеры, лохи и разнообразные типы с левой резьбой, и ты знаешь, что для своего прожиточного минимума из них обязательно надо вытряхнуть бабки, терпение как-то вырабатывается само собой. Да что пенсионеры! Я как-то с четырьмя «блондинками» столкнулся — того самого вида, «такая красота угробит мир», знаете? Мне кровь из носу надо было из кого-то выжать капусты на один клевый проектик… а у меня только и было, что таблетки из одной случайной аптечки: аспирина, активированного угля и какого-то индийского слабительного. Истолок я их в порошки, сыпанул по пакетикам (сам клеил, сам на них узоры рисовал) и вломился к одной такой мисске типа «Голова мне нужна для красивеньких причесок». Хотел всучить ей мою бывшую аптечку как новейшую секретную разработку для похудания. А к ней, оказывается, подружки в гости зашли… такие же. И первое, что я услышал после того, как спел им про «тибетское ноу-хау в области похудания», было: «А Тибет в Париже или в Германии?» Она, мол, покупает только французскую косметику…
Нет, пакетики они у меня таки купили. Причем заплатили даже больше, чем я просил сначала — озверевший от вида этих пустеньких глазок и дебильных вопросов, я взвинтил цену втрое, к тому же пакетиков на всех не хватало, и девицы чуть не подрались.
Но как я их тогда не убил — сам не пойму. Так что терпение, терпение и терпение.
Я все-таки исполнил жест «Тут кто-то рехнулся», хотя вместо пальца у виска пришлось вертеть хвостом.
— Ты будешь есть то, что я принесу! Только объясни мне все-таки, красавица, как менять облики…
— А зовется ваше село как?
— Небелая Коса.
— Как?!
— Не-бе-лая Ко-са, — терпеливо повторила девчонка, поддергивая повыше деревянную миску с мокрыми, закрученными в жгуты, тряпками. — Коса вон, видишь, на речке?
— Вижу-вижу. А Белая Коса где?
— А вон, через реку… а тебе чего у нас надо?
— Да ничего, мимо проходил просто. Давай миску помогу тащить?
Освободить девчонку от груза было стоящей мыслью: избавившись от тяжести в руках, она тут же принялась освобождаться и от второго груза, что тяжело лежит на душе каждой женщины — от информации. Что здешние девчонки, что наши, московские, а понятия о счастье у них один в один: слаще всего для них что? Покрасивей вырядиться, чтоб лучшие подруги обзавидовались, да найти себе уши, в которые можно выговорить все-все-все, что накопилось. С этой точки зрения здешние даже счастливей наших, у них-то конкурента-телевизора нет. Знай себе говори… одна беда, что все вокруг то же самое знают, и все местные события давно ни для кого не новость. Все говорено-переговорено, и даже царапина на лице сельского головы уже на семь ладов пересужена, заподозрена в авторстве со стороны кузнецовой дочки, объяснена случайным прыжком перепуганной кошки, но оставлена в подозрении…
Так что любой новичок, посмевший показаться рядом с отдаленным поселком, должен быть готов к мощному информационному вбросу в свои несчастные уши. А заодно и к допросу. Не то чтобы его всерьез в чем-то подозревают — просто надо же людям что-то обсуждать остаток зимы? Не в десятый же раз обсасывать сплетни про кошачьи царапины и синяк, который рядом с ними оставила жена головы? Так что прости, путник, судьба твоя такая.
На этот раз путник (я) и не жаловался. Работать без напарника фигово, тем более, с сельским народом, мне позарез нужна была инфа, а интернета тут нет. Так что девчонка на дороге встретилась как нельзя кстати. Аккуратно ставь вопросы, вываживая разговор на нужных людей, да внимательно слушай — и никакого интернета не надо.
Скоро я уже знал, что сельчане Небелой Косы любят рыбалку и не любят своих заречных соседей (те постоянно то сети без уговора ставят, то через брод перебираются и луга скотом портят, то торговцев к себе «не в черед переманивают»). Правда, рыбалку в селе любят больше потому, что в селе часто случаются неурожайные годы… вот и приходится рыбкой рацион пополнять, иначе давно бы с голоду загнулись. А еще в селе все работают даже зимой, не то что у заречных соседей. Женщины лепят из глины посуду, расписывают ее, мужчины делают бочки. Кто из детей помладше — лепят свистульки. Не заречные, мол, бездельники. Жаль, платят мало.
— А заречные почему бездельники?
— Ленятся они! — девчонка (звали ее Исенка) сразу нахмурилась. — Они зимой навовсе не работают, вот. Празднуют. К ним потому и торговцы в первый черед едут, и сказители с новостями… а к нам только заодно.
— Так уж и ленятся?
Про соседскую любовь, я смотрю, не только в Москве песни складывать можно. По ней и тут не заскучаешь. Любят люди друга друга, ой любят… хоть компьютерную игру про это складывай, как про эльфов с орками.
— Да а что они?..
— Что?
Исена только вздохнула:
— Не работают…
— Так и вы не работайте!
— А прожить как? — грустно спросила девчонка. — Хорошо, об этом годе урожай выдался, а так-то не проживешь.
— А заречье?
— А им будто ворожит кто!
— Это как?
…Список обид на заречное село мне выкатили кучу. Злонравные, заносчивые, жадные, зимой снежинки не выпросишь, в долг не дают, у самих урожай каждый год, могут зиму жить в праздности, а еще и потравами занимаются! Да как их земля носит! Зверинец бродячий у них в селе три дня стоял, а в Небелую Косу только на денек и завернул. Не все и посмотреть успели. А самое главное — дожди.
Лето в нынешних краях всегда стоит теплое, жаркое даже. Весной все, что посеяно, в рост идет, а потом сохнет. Если дождей нет, то урожай будет — только чтоб до нового дотянуть, и то впроголодь. Что в начале лета насобираешь, с тем и живи как хочешь.
И сколько раз бывало: ждешь, ждешь этих дождей, все глаза проглядишь, все приметы повысчитаешь… и тучи уже вроде надвинулись, и гром по небу катается, и ветром уже чешуйки с крыш сбивает. Вот-вот хлынет. За рекой прямо-таки стена серая стоит — льет и льет, залюбуешься, вся земля мокрая. А через реку и не капнет.
Будто проклял кто.
Ага. «Проклял». И даже ясно, кого сельчане в проклинатели записали… Ну-ну.
— Понятно, — я переложил увесистую миску на другой бок. И как девчонка такую тяжесть таскает? — А еще что у вас в селе делают?
Дорога заняла минут десять. Но даже когда мы подошли к селу, ясности ума у меня не прибавилось. Легко пообещать: куплю, мол, продукты, принесу, мол, прямо на место. Но не все так просто. Во-первых, просто что-то купить у подозрительных сельчан не самая легкая задачка. Они к чужакам относятся, как пенсионерки к байкеру в татуировках. Подозриииительно! Мол, чего это такое и каких от него ждать неприятностей? С таким настроем можно не то что не получить то, что нужно, а еще и самому загреметь в неприятности. Недаром я вельхо час с лишним тряс, выспрашивал, что он про сельчан знает. На всякий пожарный. Хотя толку с этого вельхо… Он сам в селе был раз в жизни — на практике. Типичный городской житель, который в нравах крестьян разбирается примерно так, как я в брачных традициях драконов. В смысле чисто теоретически.
Во-вторых, за что покупать? Это в городе более-менее легко отыскать человека, который знает цену моим камушкам. А тут таких знатоков днем с огнем поищи. А монет у меня немного…
В-третьих, купленное еще и унести надо. А как? Я один, я чужак, тут самому бы ноги унести. И даже если… Много я не утащу, я не КАМАЗ. И?
А село было не очень. До того поселка в горах, где росли снежники, здешним домикам было далеко.
Неровные улочки с кое-как расставленными домиками напоминали магазинные полки в разгар распродажи — товары еще есть, но до прежней красоты уже далеко. Избушки низкие, дворы и огороды разнокалиберные. Возле каждых ворот обязательно торчит елка, куст, напоминающий одичавший шиповник, и два лохматых дерева, смахивающих на иву. С белых крыш в серое небо тянулись ровные дымки, по натоптанным в снегу тропинкам передвигались редкие человеческие фигуры, с открывшейся за холмом горки с хохотом каталась на деревянных плашках закутанная по брови детвора.
— А еще у нас есть хромой Весь, — торопилась досказать Иссенка, — у него, говорят, в голове дырка — он везде видит мажьи происки. На днях вдову Пиру обозвал вельханкой и сказал, что она ночью обернулась пятицветной кошкой и к нему пришла. Но он в нее башмаком швырнул и тем отбился. А потом его жена нашла этот башмак у разбитых горшков и самого его побила. А вон там живет Нит, младший сын мельника. Он в городе работал и даже магов, говорят, видал. Сыздаля… а вон там…
— Чужак? — вдруг донеслось с мгновенно затихшей горки. — Иска, чужак?
— Я первая его заметила! — сжала кулачки девчонка. — Это наш гость! Я первая!
Но мелочь уже не слушала. Плашки мигом побросали на снег, и спустя буквально две секунды вся эта стая летела вниз, к деревне, вопя во всю мочь (а мощность у них была — самолет позавидует!).
— Чужаааааааааак!
Поделить гостя как положено у деревенских не получилось. И на том спасибо. Если б все было по их, то разорвало б меня на триста с лишним кусочков — чтоб в каждый дом — и каждый кусок обязательно был с языком, на вопросы отвечать. Жуть.
После яростных споров, двух драк и азартных криков мелюзги меня перестали «делить» — то есть дергать в разные стороны — и договорились, что допрос гостя будет проходить в общественном месте. Чтоб на всех хватило.
Я не возражал, а зря.
Общественным местом оказался враг всех баб — местный «Макдональдс». Да знаю, что не похоже, но назвать иначе язык не поворачивается: на ресторан или кафе это насквозь деревянное, освещенное одними свечками заведение смахивало, как ночной горшок на сауну. Забегаловка она и есть забегаловка. Пахло тут соответственно — пивом и чем-то жареным, отчего мой живот очнулся от комы и принялся бороться за свои права. Ага, как на митинге — выдавая лозунги, неразборчивые, но довольно громкие. Пришлось пойти на уступки…
Женщины дружно требовали убрать пиво и приволочь побольше лавок, а мужчины — притащить наконец кружки и заткнуться всем, кроме меня. Под шумок я поймал за локоток ошалелую служанку и потребовал чего повкусней.
Пока я, старательно изображая равнодушие, жевал лепешку с завернутым в нее куском мяса, мужики выяснили, что в трактире места на всех не хватит, сорганизовались и коварно выкинули из него весь женский пол. Похватали выставленное хозяином забегаловки пиво и обсели меня, как волки, приглашающие лошадь на званый ужин…
— И как оно сейчас на дорогах? Нам горшки скоро везти…
— А у нас правда будет жить маг?
— Тебе ж сказали: не у нас. Башня у него будет, там, где раньше мельница горелая стояла!
— Так а в городе чего?
— А про драконов чего слыхать?
— А про цены на зерно не знаешь ли?
— Да погодьте вы! Парень, парень, а правду говорят, что ныне в городе за телушку серебрянку целую дают?
— Ну а маг этот твой, которому ты служишь… как его зовут? Чего, говоришь, ему потребно?
Твою ж… я через силу улыбнулся. Терпение-терпение, и еще раз терпение.
..Мысль назваться помощником вельхо, возмечтавшего об уединенной жизни, пришла в голову Славке. Он же и расспросил нашего мага — бывает ли такое вообще. Оказалось бывает, хоть и редко. То есть мечтают уйти на покой, может, и немало, но отпускают только старых, потерявших большую часть магии. Они и селятся от своих подальше. От Нойта-вельхо им пенсия идет, да и сами зарабатывают помаленьку, если хотят. Вот я и сошел за прислугу такого «отшельника».
— Ну, башню ему вот-вот достроят… только каменщикам еды не хватило. Вот он меня и послал. Вам, в Белую Косу — новый погодный амулет. А вы, как обычно, пару бычков, хлеба-сыров-колбасок и телегу, чтоб все это увезти. И денег сверх того.
— Погодь, парень! — запущенный вирус живо добрался до крестьянских мозгов. — Погодь… какой амулет?
— Погодный, — я состроил недоумевающее лицо. — Как раньше. Ну чтобы летом весь дождь только вам, а не соседям. Мой хозяин и Поднятый из вашей Белой Косы еще четыре лета назад его заключили.
— Что?!
— Дождь?!
— Ну да. А что такое-то?
— Но мы не Белая Ко… — начал кто-то и тут же заткнулся. Или его заткнули. В деревенском трактирчике с развешанными по стенкам связками грибов наступила тяжкая тишина.
— Амулет? — очень ласково переспросил здоровенный селянин с повадками тигра Диего из мультика «Ледниковый период».
— Ну, да…
— На дождь? — так же вкрадчиво прозвучало дальше.
— Да, а…
— А как он работает?
— Проверяете? — я старательно заулыбался. — Я знаю, к вам раньше другой приезжал, но я просто новичок, на службе всего третью пятиху. Но все знаю: чтоб амулет летом притягивал дождь, надо его в конце зимы всем жителям пронести по селу и на самый высокий дом закрепить. На крышу.
— И все?
— Конечно. Амулет магию в небо проецирует. Происходит интерференция сред, и летом каждую неделю выпадает дождь.
Трактир зашелестел, переваривая ученые слова. Интерференция. Проецировать… Я цапнул со стола еще одну колбаску. Снаружи гневно перекрикивались местные феминистки.
— Ага, — вкрадчивый тоже постарался скроить на своей физиономии улыбку. Смотрелась она на его лице так же уместно, как розовые ленточки на черном джипе. — И ты нам его отдашь?
— Конечно. Погрузите на телегу все, что по договору, сразу отдам. Он ведь для белокосцев как раз, — я неуверенно нахмурился. — Это ведь Белая Коса, да?
— Да, да! Конечно! Белая Коса. Эй, все! Ну-ка, живо грузить господину помощнику… чего вам грузить, господин?
— А господин вельхо сказал, что телегу мне дадут.
— Конечно-конечно…
Провожали меня всем селом. Мужики, старательно демонстрировавшие новенький указатель «Белая Коса». Женщины, по дороге пристраивавшие на телегу какие-то связки с сушеной рыбой. Дети, уже успевшие сыграть в «вельхо, убивающего дракона» (меня передернуло), «вельхо, заговаривающего село на дожди» и «вельхо, изгоняющего болезни», а теперь пританцовывавшие на обрыве — показывали язык соседям-заречникам.
Они так и не дождались, пока я скроюсь в лесу — сорвались с места, едва я отвернулся, и помчались домой. Надо полагать, пристраивать «навеватель дождей» на высокое место.
Правда, я тоже не стал уезжать слишком далеко. Как только последний селянин скрылся за холмом, я отвязал бычка. Хлопнул по крупу. Неторопливо разделся, аккуратно пристроив одежду на телегу. И присел на землю, прижимая лапы и крылья к телу.
Как там Ритха говорила? Высвободить третью сферу?
Через минуту серебристый дракон встряхнулся, проверяя крылья, потянулся, вынув шею и спину. И, подхватив телегу обеими лапами, тяжело взмыл в небо…
Не знаю, для чего именно предназначался тот амулет, что я отобрал у нашего мага, но какая разница? Он все равно не работает, значит хуже не будет.
Я как-то слышал, что некоторые челы, стараясь не пользоваться великим и могучим матом, вместо него (надо ж все-таки душу облегчить!) пользовались какими-то своими словечками. Писатель Толстой, к примеру, своих солдат только так и посылал. А у соседа моего бывшего любимый матюк был «дефолт тебя в…» — пострадавший он был от этого самого дефолта.
Это я к чему? К тому, что у меня, кажись, тоже любимый выражанс появится, которым я буду обкладывать всех нехороших типов вроде Эркки (погоди, сволочь, встретимся). И слово это «аэродинамика».
Кто бы знал, как одна крестьянская телега, груженая «с горкой», сильно ухудшает аэродинамические качества среднего дракона! Притом у дракона сильно ноют крылья. А еще его регулярно душит жаба, и когда из телеги что-то вываливается… словом, мат в такой ситуации был жизненно необходим! Особенно если в трактирчике пришлось запивать «вручение амулета» парой кружечек местного слабого пивка. Вроде и ничего, но на голодный желудок пивко легло хорошо — деревья внизу качались и дергались, как на дискотеке, а телега то и дело норовила вырваться и улететь. Так и знал, что сельчане какую-то подляну кинут. Подсунули телегу с норовом…
Пришлось даже зажевать кое-что лишнее, чтоб не выпадало из телеги. Пару кусков мяса и несколько голов сыра (между нами, вкус у него был, как у пере-пере-перепросроченного кефира на последнем издыхании). Так что дальше я махал крыльями вполне себе бодро. Что-что? Это что за наезды? Э-э… а с чего вы взяли, что мясо не вываливалось? Догадались? Мне лучше знать, что именно выпадало, а что… ага, вот именно! Назначено вываливающимся — значит, таким и будет. Пахло оно очень уж завлекающе, мясо копченое. Да ладно вам, можно подумать, я все сожрал.
А лететь, кстати, уже недалеко.
Вот она, рощица, в которой Ритха чуть не свернула себе шею.
А вот и серебристое драконье тело со слегка оттопыренными крыльями.
Славка.
Вид у него сейчас был — мечта драконолова. Сидит дракон прямо на снегу, голову под крыло сунул и с ним разговаривает. С кем, с кем… с крылом! А оно в ответ светится. Не то шизофрения по-драконьи, не то высиживание детенышей — подбирайте, что кому нравится.
Прелесть просто. Пока я любовался зрелищем, дракон-наседка вытащил голову, обалдело ею тряхнул и тут же запихнул под другое крыло. Оно тут же отозвалось тусклым сиянием…
Порция пива в моем организме подтолкнула меня прикольнуться (за ними, порциями, такое водится), и я не торопился обозначать свое присутствие до последнего. И только подлетев совсем близко (Славка продолжал активно общаться с левым крылом, и, судя по всему, услышал бы сейчас только что-то не слабее взрыва гранаты), рявкнул:
— Эй, граждане , кончай ночевать! БАДы прибыли!
Реакция у Славки была на высоте — в следующий момент нам с телегой пришлось моментально свалить в сторону, уворачиваясь от шикарной огненной струи, хлестанувшей метров на тридцать… В ушах засвистело, с телеги, кажись, снова чего-то посыпалось. Ну точно!
— Ты че творишь, придурок! Сам потом будешь с пола жра…
— Макс! — опознал меня Славка. И тут же встопорщил чешую. — Сам придурок! Кто так подкрадывается? А если бы я попал?
— А и попал бы! — тут же влезло в общение правое крыло. — Глядишь, кое-кто поднабрался бы мозгов…
— Бады! — отозвалось левое крыло. — Это что?
— Полезная вещь! — отозвался я, почти роняя телегу. Та гулко бухнула колесами об мерзлую землю и скособочилась. На снег шлепнулась чья-то тушка.
— Съедобная? — заинтересовалось левое крыло.
— Да как тебе сказать…
— Р-р-х…
— Эти мне девушки! Все бы им на диете сидеть… Ритха, солнышко, как насчет попробовать мяса?
— Макс, перестань ее дразнить! Дай сюда… нет! Ритха, нельзя! Да подожди…
— Аррр!
Он опоздал. Наверное, я и правда достал нашу красотку. Пойти на второй оборот в таком состоянии — это не шуточки. Но так или иначе, а брать слова назад было поздно — правое Славкино крыло подлетело, будто по нему пнули изнутри, он даже вскрикнул, прижимая его к боку… а на его месте уже клубился многоцветный смерч с хаотичными просверками молний. Драконий оборот, чтоб его!
Драконы по своей структуре похожи на головоломки. Или на матрешек. Или… пожалуй, немного на капусту. Там тоже все послойно.
С рождения любой драконенок обретает свою первую сферу — тепло-желтую, первичную. У новорожденных и малышей она упрощенной структуры, не примитивной, а именно упрощенной — из простых, но очень крепких плетений и узлов. Она очень прочная, но не изолированная: верхние части узора разомкнуты навстречу миру, они спокойно вплетают в базовую структуру массу новых знаний, равномерно распределяют, и равновесие такой системы легко поддерживается. Драконята уже в первые же часы после рождения умеют говорить, правда, словарный запас у них ограничен, различают своих, могут передвигаться.
А энергия в узловых точках постепенно копится, узор усложняется и плотнеет… и наконец, приходит время созревания второй сферы. Она совсем другая — больше энергии (много больше!), меньше устойчивости, она кипит и клокочет, как глубоко под землей раскаленная мантия.
В это время у драконьей молоди идет самое активное обучение — мыслительная активность на пике — но сильно портится характер. Следящие в этот период стараются не оставлять подопечных без присмотра, но подопечные совсем не облегчают им задачи. Ведь каждая сфера — это практически отдельный разум, свой опыт и свои потребности. Точнее, опыт и сформировавшиеся навыки, пусть и первичные — это приоритет первой сферы, а вторая этим похвастать не может, зато она сильнее, непримиримей, яростней. И именно она способна копить энергию дальше, так как способности детской сферы к изменению и развитию к этому времени уже исчерпаны. Чем-то это похоже на шизофрению — в одном теле борются за главенство две личности, и нельзя допустить победы ни одной, ни другой, кто бы не победил, все равно личность получится… бедной? Плоской. Поэтому родители и Следящие помогают юному дракону найти новое равновесие, переплести эти разумы воедино, формируя полноценного дракона. Третью сферу созревший дракон сформирует сам, когда повзрослеет, но это будет потом. А пока… перепады настроения, нестабильность энергии провоцируют конфликты на ровном месте, а вдобавок именно в это время драконыш становится способен на смену облика… тоже ввиду нестабильности.
Ритха говорила тихо, но сухо и сердито, будто цитируя по памяти надоевший урок перед неприятным учителем. А мы: Славка с оттопыренным крылом, полуодетый маг, выглядывающий из-под этого крыла, и я, посматривающий на его штаны, — внимательно слушали. Время от времени Славка дышал слабеньким жаром, согревая мага, а тот каждый раз жмурился…
Наконец она замолчала. Уткнулась носом в собственный хвост и принялась гипнотизировать полусгоревший пень на черноватой проталине… повисла пауза.
— А я-то думал, какого драконы такие чокнутые.. — пробормотал вельхо. — Это еще я, выходит, слишком хорошо думал?
— Сам псих, — вяло отозвалась драконка. — Мы, между прочим, дурман не пьем и не курим. А вы? Вы же все время себе мозги туманите. Нравится быть чокнутыми?
— Да ты…
Нашли время опять цапаться!
— Хорош трепаться! Ритха, не обращай ты на него внимания, я чет не понял. Это типа была лекция о сложностях подросткового возраста и кризисе самоидентификации? — я наткнулся на удивленный взгляд соседа и фыркнул, — Да слышал я такое, слышал! У психолога. И даже рассказать могу что-то похожее, причем даже получше! Только сомневаюсь, что здесь лекторы много зарабатывают, особенно в драконьем виде…
Маг хрюкнул:
— В драконьем как раз зарабатывают много! Только плата выдается в стрелах и копьях.
— Вот и я об этом! И вряд ли наши будущие снабженцы-сельчане проникнутся трудностями жизни дракона. Рит… ты лучше про оборот расскажи.
— Я про него и рассказываю. И даже показать могу! Только вряд ли у тебя получится. Ты не похож…
— Рит, солнышко, а давай я сам решу, на кого я не похож, а?
Дракоша смотрит на меня с непонятной обидой. И правда — девчонка-девчонкой. Не позвал понравившийся мальчик на свидание, и все, мировая трагедия.
— Я покажу…
Она плотно прижимает к бокам крылья. Подбирает лапы. Длинная шея как-то неожиданно становится короче….
— Глаза прикрой, — хрипловато звучит ее странно ровный голос. — Не закрой, прикрой. Крылом можно… Так, чтобы увидеть…
— Что уви… — и я замолкаю, потому что правда вижу.
Я странно вижу. Это похоже на компьютерную модель — драконье тело предстает как переплетение линий, только не ровных, а будто из кружева… Кружево верхнее, золотое… кружево нижнее — желтое, как цыплячий пух… переплетенные, соединенные сотнями нитей… и внутри — огненный сгусток. Ритха склоняет голову ниже… ниже… и кончик хвоста, взвившись вверх, аккуратно бьет по «короне».
Та коротко блеснула в ответ — и началось. Цветные «линии» сдвинулись и потекли, сворачиваясь спиралями и уплотняясь, а золотой сгусток стал меньше… плотнее… ярче… на него уже почти невозможно смотреть. Над драконьей шкурой замерцало серебристое сияние, толкнулось в стороны, разрастаясь в шар — скрывая Ритху…
Последним усилием Ритха еще раз взметнула хвост и снова стукнула по короне.
По моей!
Внутри что-то полыхнуло. Тело — от затылка до кончика хвоста — проткнуло ледяными иглами. Мир поплыл, сдвинулся, закружился… и наконец ткнулся в лицо снежным сугробом.
Кашляя, задыхаясь, крупно дрожа всем телом, я медленно сел. Брррррр… отвык уже от холода. А тут голым задом да в снег. Ну, Ритха…
— Ты совсем двинулась?!
Но драконка не ответила. Она уже в человечьем виде молча и спокойно лежала на снегу. Без сознания.
…Уже потом, когда ее растерли снегом, она слабо, но довольно темпераментно высказалась на тему того, что оборот дорого дается, если дракон голодный и слабый. Особенно оборот из человека в дракона — тут масса не переходит в энергию, компенсируя потери, а наоборот, теряешь больше. Так что кто куда, а она греться.
Славка только вздохнул, подставляя ей второе крыло….
И нате вам!
Серебристая голова взвивается в воздух, как атакующая кобра. Молниеносно. Вот это да… Я даже успеваю порадоваться втихую, что этот удар, эта скорость нацелены не на меня, а на заваленную едой телегу. Драконша цапает первое попавшееся «угощение», как-то по-кошачьи встряхивает его в зубах и сосредоточенно хрумкает.
Я ловлю себя на том, что смотреть на то, как она ест, даже приятно.
— Что называется, девушка решила забыть о диете, — хмыкаю я.
— Что такое диета? — немедленно высовывается почти голый маг.
Да уж, ну и вид…
В деревню мне надо было идти так, чтобы местные меня не сдали первому же представителю правопорядка, которого к ним занесет. То есть где-то надо было достать одежду. А где ее достанешь, как не на нашем маге? Он, правда, был решительно против — пока Ритха (которой Славка перед этим что-то шептал на ухо) не призадумалась вслух о драконских традициях относительно включения в меню человеков. Мол, традициями запрещено строжайше, это все равно что драконов есть… но пара случаев, мол, все равно была. Когда у драконов от голода крыша ехала, они и зажевывали всех подряд. Нет, если такое случится (это невозможно, Ритха ведь не настолько голодна, пока), то она не переживет. Мага ведь это утешит? То, что даже если его съедят, то таким образом он все равно что убил дракона.
Но мага это почему-то свершенно не утешило.
— Держи, твои шмотки, — я швырнул под ноги магу тюк с одеждой.
— А поесть?
— А ты что, прямо под крылом у Славки есть собрался? Одевайся и вылезай. Поешь — и будем отрабатывать следующий рейд.
— Чего…. отрабатывать? — маг, прыгающий на одной ноге в попытке скоростного надевания штанов, замер.
— Следующую операцию по закупке продовольствия. Я так понимаю, эта телега нам на один зуб…
Город Тахко
— Прошу, Вас, госпожа Ерина Архипофна. Осторожно, здесь пол ниже.
— А где мы?
— Это склад для… как бы поточнее выразиться… для нового городского имущества. Конфискованного у преступников, полученного за долги, пожертвованного по каким-либо причинам. Раз в месяц оно распределяется по необходимости, а деньги идут на городские нужды. Впрочем, вы наверняка это знаете. Здесь все имущество, что конфисковано у Видаса. И если Вы опознаете свои вещи…
— Мои? Но…
— … или вещи Ваших родственников… мы немедленно доставим их в Ваш дом.
— Вы нашли вещи мальчиков? А… а тела?
— Увы, госпожа. Ваши родичи, да увидят их боги, не… простите за злую весть, госпожа. Вам плохо?
Где-то в лесу. Макс.
Вранье, что аппетит приходит во время еды. Правда то, что после еды он может и не уйти. Особенно, если на троих драконов плюс маг всего одна телега с продуктами. Это все равно что делить на двоих стандартный детдомовский обед. С голоду не умрешь, но и сытым особо не будешь.
Так что, пока Ритха восстанавливала силы, мы с вельхо замололи языками, выискивая, что бы такое сказать следующим клиентам. Кем мне лучше прикинуться, что пообещать, как ноги унести.
— А если прикинуться гопником? Мол, краденое сбываю, купите по дешевке?
— Смотря кому попадешься. Кто-то за ворота выпинает, а кто-то…
— Купит?
— Закопает. Сельчане ворья не любят.
— Да ладно, прям никто не хочет нажиться?
— Макс, хватит!
Славка вмешался так неожиданно, что я подавился последним куском сыра.
— Чего?
— Сам не понимаешь, что так нельзя?
Ой-ё… опять он своего моралиста включил? Нельзя обманывать, нельзя обжуливать? А главное, как своевременно совесть проснулась — уже когда все слопано…
— Как нельзя? Ну как? — я пожалел, что в драконьем виде — кулаки не стиснешь, и вообще, сдержаться как-то труднее. — А как, по-твоему, можно?
— Нельзя соваться туда в одиночку! — рявкнул тихоня-Славка так, что я поперхнулся снова, уже воздухом. Ничего себе.
Это я правильно расслышал?
— Не понял.
— Макс… — уже тихо проговорил Славка, — хватит уже нарываться, а? Давай в следующий раз вдвоем пойдем… Хоть подстрахую.
Э-э… все равно не понял. Это он что? Он за меня… беспокоится, что ли? До сих пор никто не… ничего себе…
— Ты врать-то умеешь?, — мне вдруг по непонятной причине срочно понадобилось отвести глаза, и голос прозвучал глухо.
Бывший сосед пожал крыльями:
— Научусь.
Да, дожили… Честный и порядочный Славка!
— Ну хорошо… кстати, вельхо, а что это был за амулет? Ну тот, что я у тебя… позаимствовал на нужды дела? А ты с чего это покраснел?!
Не знать начал своих желаний,
Но помнить, как рождался свет…
И мнимой вечности планет
Не признавать за мирозданьем;
Не дорожить своим дыханьем,
И не считать часов и лет,
Отмеренных на ожиданье
Любви, супружеских тенет,
Уродства, старости, болезней;
Пятном на солнце бросить след!
Жечь пламень звезд в холодной бездне!
И пламень в сердце бесполезном:
В моем бессмертье смерти нет!
Из записной книжки Моргота. По всей видимости, принадлежит самому Морготу
«Вы смотрите хронику пятилетней давности: толпы людей на улицах, словно зомби, вскидывают правый кулак вверх и кричат: «Непобедимы!». Не все они — фанатики, многие выгнаны на этот митинг страхом за свою жизнь. Ровно пять лет прошло с того дня, как потерпел крах кровавый коммунистический режим Лунича — одного из самых страшных диктаторов уходящего столетия. Вглядитесь в эти лица (камера скользит по толпе, выхватывая крупным планом отвратительного старика с приоткрытым ртом, зверскую рожу, заросшую бородой, интеллигентную даму с длинным носом, ребенка, оглядывающегося вокруг и неловко вскидывающего кулак): тогда никто не знал, кто стоит рядом с тобой — фанатик, соглядатай или завистливый сосед, готовый в любую минуту донести на тебя властям. И взлетали вверх сжатые кулаки, и несся над площадями воинственный клич, угрожающий всему миру: «Непобедимы!».
Теперь этой угрозы нет (камера показывает богатый квартал малоэтажной застройки, женщину с коляской, играющих в саду детей). Непобедимый режим на поверку оказался гнилым внутри. Мы смели его с лица земли, подарив маленькой северной стране свободу и процветание. Избранное народом правительство Матвия Плещука идет по пути мира и созидания. Люди поднимают свою землю из руин, и недалек тот день, когда наши солдаты смогут вернуться домой. (Камера показывает людей, сажающих деревья на пустыре, им помогают военные. Крупным планом в кадре девушка, улыбающаяся молодому солдату.)
Эта победа далась нам нелегко. До сих пор не утихают споры, имели ли мы право вмешиваться якобы во внутренние дела суверенного государства. И даже в наших рядах нет единого мнения на этот счет. Но ответ прост: если бы не наше вторжение, тлеющий огонь ядерных запасников рано или поздно обернулся бы мировым пожаром. Диктатор, посмевший грозить миру смертоносным оружием, полусумасшедший изувер, поставивший на колени свой народ и мечтающий о власти над планетой, — он бы не остановился ни перед чем (в объективе — вышки и колючая проволока). Даже бомбардировка крупных городов и стратегических объектов не заставила этого фанатика выполнить требования мировой общественности: он спокойно взирал на то, как под бомбами гибнет его народ, и стоял на своем. Лишь прямое введение миротворческих сил положило конец ему и его власти.
Незадолго до памятной даты наши журналисты посетили военные базы, говорили с нашими солдатами и офицерами. Разговор получился острым, полемическим, противоречивым, и в результате на свет появился фильм, который выйдет в эфир как приложение к нашему выпуску новостей. Итак, смотрите после рекламы!»
В кадре один другого сменяют военные разных званий и родов войск.
— Мы были уверены, что нас поддержат местные повстанцы, мы пришли к ним как освободители, но люди были столь напуганы режимом Лунича, что боялись выступить на нашей стороне. Наши переводчики говорили с ними, и все они в один голос сказали: «Вы уйдете, а мы останемся».
— Мы продвигались вперед с большими потерями, мы не ожидали такого сопротивления. Если бы мы знали, что нас ждет, мы бы остались дома!
— Мой друг был зверски убит боевиками-коммунистами. Коммунистическую заразу надо извести во всем мире, и я готов отдать за эту свою жизнь.
— Ядерное оружие в руках фанатиков — это страшно. Я воюю за мир во всем мире.
— То, что мы пережили, — это был кошмарный сон. Мне и теперь по ночам снится крик «Непобедимы» и сжатые кулаки, вскинутые вверх. Это не люди, это даже не звери — звери не могут питать такой ненависти к себе подобным.
— Мы пришли на эту землю с миром, мы несли сюда свободу и законность. Но теперь я не могу с уверенностью сказать, как отношусь к живущим здесь людям. За каждой улыбкой мне чудится желание убивать нас, за каждым обывателем мне мерещится переодетый коммунист. Я все время оглядываюсь — мне кажется, кто-то целится мне в спину.
— Мы дорого заплатили за мир на этой земле. И мы не уйдем отсюда, пока последний коммунист не предстанет перед народным судом.
Мы обожали его. Мы смотрели ему в рот. Мы ловили каждое его слово и с восторгом бежали исполнять любое его желание. Лишь дети способны на такую любовь — к старшим братьям или старшим товарищам. Моргот не звал нас ни в братья, ни в товарищи, он всегда немного отстранялся и все время повторял: «Навязались на мою шею». Но у нас никого больше не было. Мы не могли назвать его ни учителем, ни воспитателем — он кормил нас и давал нам кров. И ничего не требовал взамен. Тогда нам казалось, что так и должно быть: четверо мальчишек на попечении одного, совершенного чужого им взрослого. Только потом, когда мы с Бубликом уже закончили университет, нам пришло в голову, что Моргот никогда не требовал от нас благодарности. И мы ее не испытывали, мы любили его, как щенок любит хозяина: бескорыстно, а не за миску с едой.
Мы жили в подвале — роскошном подвале во дворе бывшего инженерно-механического института. Бывшего, потому что в то время на его месте лежали развалины; говорят, когда бомбы падали на институтские корпуса, бомбардировщики целились в стоящий неподалеку завод, но, как обычно, промахнулись. А роскошным мы считали его потому, что прямо под нами проходил подземный силовой кабель, и в подвале было сколько хочешь электричества, и совершенно бесплатно. Конечно, электричество в подвал провел не Моргот — он ничего не умел делать толком, да и не хотел: он был удивительно ленив. Это пьяница Салех, сбежавший из армии прапорщик, в редкие минуты трезвости мастерил удивительные вещи. Мы привыкли не обращать на него внимания: он или спал без задних ног, или бродил по городу в поисках выпивки. Хотя именно он привел всех нас в подвал к Морготу. Салех жалел нас, как ребенок из хорошей семьи жалеет бездомных котят, и тащил к себе — подкормить и обогреть. Как забота о взятых в дом котятах ложится на родителей, так и в подвале мы быстро переходили в ведение Моргота.
Силю Салех нашел под мостом морозной ночью — тот уже уснул; Бублика отбил от озверевшей толпы на рынке, когда того поймали на воровстве; я, сбежав из интерната, пытался утопиться в пруду — Салех нырнул за мной и разбил бутылку водки, там было мелко… И только Первуня — самый младший из нас — просто плакал, сидя на поребрике. Плакал оттого, что хотел есть.
Приводя очередного мальчишку в подвал, Салех говорил Морготу одну и ту же фразу:
— Ну ты посмотри, какой маленький!
Словно мы на самом деле были котятами. Когда «котята» выздоравливали, отъедались и успокаивались, Салех терял к ним всякий интерес. А Моргот пожимал плечами и повторял: «Навязались на мою шею». Но он не искал способа избавиться от нас и «передать в хорошие руки», даже никогда не говорил об этом, принимая наше присутствие в подвале как должное.
Мне пятьдесят два года. Я не знаю, что им двигало. Я не понимаю его — почему? Он не был ни добрым, ни жалостливым, в отличие от Салеха, он не лил над нами пьяных слез — он нас не прогонял… Кто-то мог бы посчитать нас бесплатной прислугой — мы готовили, бегали в магазин, убирали в подвале, стирали белье, носили воду, но, честное слово, одного Бублика хватило бы на это с лихвой. Нас же было четверо, и времени на игры у нас оставалось предостаточно. Сейчас мне кажется, что Моргот нуждался в нашей бескорыстной любви. Тысячи людей заводят собак, чтобы увидеть в чьих-то глазах беззаветную преданность, чтобы кто-то бежал тебе навстречу, когда ты возвращаешься домой. Но четверо мальчишек отличаются от одного маленького спаниеля — за нашу преданность Моргот платил гораздо дороже, чем владелец четвероногого друга.
Он не мог жить без собственной комнаты, и единственное, что сколотил в подвале своими руками, — две перегородки, отделявшие угол, где он запирался от нас. Это было священное место: каждый раз, переступая порог его каморки, мы испытывали трепет. Такой же трепет испытывает уличный пес, когда его пускают в прихожую хозяйского дома. На бетонном полу там лежал протертый до дыр ковер, стенки были затянуты выцветшим гобеленом, а широченная кровать с выступающими пружинами матраса занимала больше половины угла — нам это казалось красивым и богатым. Мы тогда думали, что Моргот очень богатый; между тем, все убранство своей комнаты он собирал на свалках. Еще там стояли обшарпанный письменный стол и стул. Вещи он хранил в чемодане под кроватью. Да, Моргот не мог не смотреть на свое отражение — на двери в каморку, изнутри, висело большое мутное зеркало.
Он очень много курил — длинные тонкие темно-коричневые сигареты. Примерно два блока за неделю. Я не знаю, где он их доставал, — с сигаретами в городе было плохо, они стоили дорого, из чего мы снова делали вывод, что Моргот очень богат. Просыпаясь утром, он сначала брался за сигарету и выкуривал ее, еще не открыв толком глаз. Иногда он и ночью просыпался, чтобы покурить.
Он жил угоном машин и мелким грабежом, и, конечно, этих денег едва хватало, чтобы сводить концы с концами. Он запрещал нам попрошайничать на улицах, но мы все равно попрошайничали — у мальчишек множество расходов: сласти, спички, игрушки. О своих запретах Моргот тут же забывал и вспоминал только под настроение.
Он ненавидел деньги, его лицо всегда приобретало брезгливое выражение, когда он брал их в руки, и мы не понимали этого — деньги казались нам очень полезной штукой. И вместе с тем он нуждался в них, за что ненавидел еще сильней, — он был исключительным мотом, спускал за несколько дней столько, сколько любому хватило бы на месяц, а потом сидел на бобах, хандрил и ругался.
Все эти подробности до сих пор вызывают у меня тоску — я не знаю, по Морготу ли я скучаю или по своему детству? Наверное, его следовало бы назвать тяжелым, но те два года, что я провел в подвале Моргота, были самыми счастливыми в моей жизни после потери родителей.
Самое увлекательное путешествие начинается
со слов: я знаю короткую дорогу.
Ежик-в-тумане.
— Повтори, как вас зовут… — устало повторила, в десятый раз поддергивая на плече тело девчонки. Мальчишки покорно топали за мной, даже безмолвная тень с неживыми глазами, а девчонки, видать, везде одинаковые. Чуть что – и готовы хоть в обморок, хоть куда, лишь бы самим не идти..
— Я – Алишер, — отчитался синеглазка. – Маленький – это Тагир, по крайней мере, хозяин так звал. Этот, что у тебя на плече висит – Сани, он и правда того, потом посмотришь. А вот тот рад.
— Чему – рад? – утомленно переспросила я, в двадцатый раз проклиная про себя местные закоулки. План здешнего базара явно придумывал псих, свихнутый на лабиринтах. Мы блуждали тут уже минут тридцать, а конца-краю странствиям видно не было, улочки-переулки заводили то к общественному бассейну для мужчин (мужчины попрыгали в воду массово, а я вылетела как ошпаренная), то обратно к рабскому ряду, где все еще слышались треск, ругань и поминание предков некой ушастой твари… то – о ужас! – к местной помойке за мясными рядами…
Еще немного – и я возьму пример со слона. То есть просто пойду разносить все, что преграждает мне путь к дому.
— Хорошо, этого зовут Сани… Стоп. Этого?! Это ведь девочка!
Мои «покупки» переглянулись, старательно избегая глядеть мне в лицо. Ну, я их понимаю, в общем-то. По дороге глянула в подходящую лужу – мамочка ж моя мама. Пока я дрыхла, дралась и путешествовала, нанесенная моим вампиром краска растеклась, смазалась и перемешалась таким причудливы образом, что глянь я на себя без моральной подготовки, непременно стала б заикой.
Линии от глаз растеклись, размазавшись в крупные черно-синие кляксы (то ли филин, то ли лемур наоборот). Белая полоска на носу превратилась в кляксу, а красные и зеленые линии на щеках (привет, плодородие!), смешавшись, составили неповторимый по стилю и экспрессии узор типа «Чингачгук упился огненной водой, закусил грибочками , покурив, решил выйти на тропу войны» (ну или выползти). Про лоб я молчу, там вид вообще неописуемый, по крайней мере, печатно…
Словом, почему мои покупки такие тихие. Но я долго буду ждать ответа?
Груз на плече ожил в самый подходящий момент:
— Ай, нашалла…эта дочь пустынного дэва еще и слепая. Я – юноша!
Сдернув с плеча бирюзовое великолепие, я уставилась на него в оба накрашенных глаза. Хм… волосы надушены и кое-где даже заплетены в тоненькие косички. Ногти сверкают полировкой. Но личико, хоть и тонкое, хоть и крашеное… как же я не заметила раньше: крашено-то в мужские цвета, хоть и слабо выраженные!
Мальчик, ага. Только с моей везучестью нарваться на такое.
— Убедилась?
— Угу. А кто тут рад?
И чему, одори ёби?
— Рад – это я, — четвертый паренек для наглядности ткнул себя в грудь. – Имя, имя… я-имя.
Ага, это его так зовут, что ли?
Я представила лицо Джано, когда я приволоку ему на порог этот передвижной интернат. Бедный ботаник еще не знает, что его ждет. А главное, что ждет его лабораторию… Каким местом я вообще думала, когда лезла их покупать?
А что, надо было бросить?
Ладно, чего уж… Как-нибудь разберемся.
— Дарья, — вдруг сказал голос за моей спиной. Знакомый голос…И я стремительно развернулась к фигуре в серой мантии.
— Джано!
Я заулыбалась, сама не знаю чему, но вампир живо обломал мне эту радость.
— Мне следовало знать, что выпускать тебя в город небезопасно… — вздохнул он.
Кхм…
— Ну это… А как ты нас нашел?
— Шел на грохот, — любезно пояснил мой вампир. – Кстати, нас – это кого? Не откажи в любезности, Дари, объясни, с кем ты…
Он вдруг замер, глядя куда-то мне за спину:
— Ты?
— Мир твоему дому… орихальти Джано, – вздохнул Алишер.
Что? А ну-ка, ну-ка… Они знакомы, что ли? Я вампиреныша на рынке купила? Хотя они вроде не продаются. Или продаются… Что-то там этот рабоменеджер говорил…
Точно знакомы. Удивление на лице моего вампира просвечивало даже сквозь краску.
— Что ты здесь делаешь?!
Мальчишка полыхнул, как пролитая самбука:
— Прощения прошу у орихальти Джано за то, что недостойный Алишер не оказался там, где ждал меня увидеть златоглазый. Недостойному только хотелось бы знать: где именно я сейчас должен был оказаться?
О-о… Похоже, я купила ту еще гадючку. У вампира даже слов не нашлось поначалу. Стоит и молчит, как сторожок у клумбы. Даже не мигает. Остальные «покупки» уставились на разговорившегося Алишера, как я на – бегучую икру. То есть в полной непонятке и с изрядной опаской. Естественно. Если уж даже мне после посещения рабских рядов с их кандалами-плетками такое поведение казалось странным…
— Шер? – наконец очнулся Джано.
— Гаид, орихальти Джано, — уточнил мальчишка, с вызовом задирая голову. Рабский узор на худой шее смотрелся, как обвившая горло змея. — Мое новое имя – Гаид. Простачок. Хотя о чем это я. Златоглазому не к чести помнить имя каждого раба. Как и свои обещания… не так ли?
Ох ничего себе… Это что ему Джано такого обещал? Кажется, я уже догадываюсь…
— Алишер! –голос вампира громыхнул… и смолк на полуслове, потому что мальчишка – точно прутик сломали — быстро и привычно опустился на колени. Прямо в грязь возле лужи. Руки у груди, голова вниз, так что лица не видно. И мне снова стало не по себе, как там, на рынке, когда я случайно поймала взгляд парнишки. Потому что именно с такими глазами обычно не живут. С такими выходят на улицу и цепляются к хулиганской компании. Или идут на красный свет на оживленной трассе. Или просто стоят на крыше высотки и смотрят, сколько до земли…
Кажется, Джано тоже проняло.
— Алишер… я не понимаю!
— Недостойный просит прощения за наглость, — бесцветно проговорил парнишка, глядя в землю. И замолк.
— Шер…
Ни звука в ответ.
Вампир потерянно окинул взглядом застывшую фигурку и почему-то уставился на меня.
— Ты где его взяла?
— На помосте, — отчиталась я. – Ну, на рабском рынке.
— Ты хочешь сказать, на бывшем рабском рынке? – уточнил он, но как-то без яда, чисто по привычке, — А заодно на живном и птичьем…
— Ну да, — в конце концов, ему лучше знать. — Где сейчас слон бегает.
— Два слона, — рассеянно отозвался вампир. – Но как он?.. Хотя позже.
Согласна. Не на улице же такое выяснять. И не в таком виде.
— А это…
— Позже! Сейчас — домой.
— Дарья, иди быстрее!
Я поморщилась. Когда Джано включает своего «Старшего», то его вампирское «я-высшее-существо-и-так-далее-и-все-такое» прямо до маковки захлестывает. Хоть из дому беги. Слава богу, у него это не так часто срабатывает, в основном, когда надо отпинаться от любимых коллег или построить меня (ха! пытаться построить!) но если уж срабатывает… туши свет. Тогда тихий ботаник, симпатичный заморыш и кандидат в мои младшие братики превращается в высокомерного типа с носом выше крыши. Голос такой, что Арктика от зависти перегреется, в ней-то столько льда не наберешь, лицо будто из комнаты восковых фигур, а уж глаза… вот уж действительно – «златоглазый». Брррр.
Вот и сейчас. Ну кто ему опять хвост накрутил? Идем по дороге, никого не трогаем, тихие и даже не сильно помятые, всем на заглядение.
Ой, мамочка…
Действительно всем!
Наш доблестный анти-работорговый отряд топал по узенькой улочке в аккурат посередке, потому что слева и справа откуда-то взялось довольно много народу. Нет, не только вампиры, хотя среди цветных тюрбанов и ярких платков время от времени мелькали темные капюшоны. Но людей было больше, и они смотрели… ох, как они смотрели…
Под этими взглядами у меня прямо волосы зашевелились. И маска размазанная заполыхала. И драная накидка. Ой-ой… Вот это позорище. Первый день в обнимку с шваброй отдыхает! Пусть тогда весь офис сбежался на меня любоваться, но подобных комментариев не было! Слабая фантазия у офисных – додуматься до такого:
— Нейгэллах всемилостивейший, вы только посмотрите на это!
— На этот раз Джано превзошел самого себя.
— Отчего же? Помните того лохматого слона, которого каким-то образом вытащил из ледяной горы и оживил?
— Да простит меня коллега Милетти, но по моему скромному мнению, слон куда более предсказуем… а это воистину несравненно.
— Узрейте порождение дэва людоедского, о правоверные! Узрейте и оплачьте участь несчастных, коих пожрало чудище непотребное! – это влез бритый «возноситель славы божьей», что-то вроде местного монаха. Они вообще забавные, и я не раз хихикала над тем, как они по-дурацки выглядят с наполовину крашеным лицом. Возносители Нейгэллаха красили правую половину, монахи Шергеллаха – левую. Или наоборот? Не помню…
— О правоверные, поведайте же мне, что происходит? Я потерял очки и ничего не вижу… Доблестный вампир поймал нарушителей спокойствия?
Серая спина перед глазами дрогнула. «Доблестный вампир» чуть не споткнулся и слегка ускорил шаги.
— Возрадуйтесь, о жители города! – живенько сориентировался «возноситель славы», — Возрадуйтесь чудесному спасению и пожертвуйте на храм, дабы закрепить благосклонность бога, направившего руку вампира…
— Папоцька, а вон то – мальчик или девоцька?
— Молодежь окончательно впала в грех бесстыдства! – ввинтился в обсуждение дрожащий от злобы голос, — Днем водить такое по улицам…
— Бесстыдство? Какое бесстыдство? – оживился старикан. — Да где же мои очки? Поведайте мне, о правоверные, что происходит?
— Эй, Джано, слышал? Бесстыдство и распущенность! Вот узнают аргентумы, чем ты занимаешься…
— Причем в людских кварталах!
— И пожертвуйте на храм во искупление лицезрения неподобающего… — не отставал верующий.
— Папоцька, а ты умеесь так менять цвет? Смотли, какой вампил класненький…
— Правоверные, а где же бесстыдство? – разочарованно вопросил старик. – Я вижу только, как вампир почти бежит…
Мы и правда уже практически бежали – ну, насколько я, конечно, могу бегать… Джано нырнул в какой-то переулок, мальчишки следом, я за ними, стараясь не особо дышать – в переулке отчаянно несло кошками, паленой шерстью и еще непонятно чем, но жутко противным. А за спиной затихали голоса:
— Бежит!
— Во имя всемилостивого!
— От кого?
— Спасайтесь!
— И пожертвуйте на храм…
— Даррррррья!
Прямо не Джано, а тигр какой-то. Да нет, куда там тигру – так мое имя даже льву не прорычать. Что с людьми злость делает! Невысокий и не особо крепкий вампир сейчас почему-то наводил на мысли про ураганы, цунами и бомбоубежища.
— Че? – отозвалась я, автоматически упихивая мальчишек за спину. Нет, я не думаю, что Джано их покусает или еще чего, говорю же – автоматически. Злой он, как… как…
— Ты что творришь?!
..как вампир! Лицо горит, из глаз вот-вот искры посыплются, а в пальцах появляются-пропадают флаконы с его порошками-микстурами. Вот уж некстати сейчас эта его привычка таскать с собой «оружие»… Как швыранет сейчас чем-нибудь, так потом отколдовывать будет нечего.
— А че? – буркнула я чисто для проформы. Я бы на его месте тоже ругалась, чего уж… Улицу хоть вспомнить, позорище же. Интересно, а рынок Джано видел или только…
— Ах, че… — вампир вдруг перестал рычать и переключился на шипение, будто в нем проснулась анаконда. – Значит, че…
И понеслось.
В следующие секунд сорок я узнала о себе много нового и интересного. Причем настолько-о… Не повышая голоса, не поминая ни внешности, ни веса, ни разу не скатившись на открытый мат, Джано ухитрился размазать меня по забору и камням двора так, что уши горели. Мне припомнили оживших сторожков, сбежавшую икру и проломы в стенах, и голову, пропавшую из хладницы (хотя тут я как раз была совершенно ни при чем!), и порчу ценного ковра-мышеловки… А еще обвинили в безмозглости, влипании в каждую встречную лужу и стремлении собрать на свою точку все возможные и невозможные ядовитые шипы. Он, мол, еще посмотрит по карте – где в последнее время случались стихийные бедствия и глобальные неприятности – тогда можно будет проследить мой путь по здешним землям и отправить меня домой. Если то несчастное племя, которое породило меня на свет, еще существует!
— Ты же ходячая катастрофа!
— А ты и ее продай, — тихо посоветовал чей-то голос. Из-за спины…
— Что? – на этот раз наши с вампиром голоса прозвучали на редкость согласованно. Не знаю, что удивило Джано, но мне лично такое предложение показалось слишком… оригинальным (это если еще мат опустить). Продать? Меня?! Ну, Алишер…
Эй-эй, когда это он успел встать рядом?
— Я говорю, ты и ее продай, — странно-спокойно проговорил мальчик-раб, аккуратно становясь между вампиром и мной. Будто заслоняя. — Не первый раз от врага откупаться, так ведь, хозяин Джано? Если она и правда такая катастрофа, то будет двойная выгода: и цену возьмешь, и врагу придет полная дэвья задница… Удобно, правда?
У вампира даже губы побелели. Несколько секунд он смотрел на мальчишку в упор – молча, удивленно, растерянно – будто Алишер его только что ударил. Потом черные глаза погасли, и вампир отвернулся.
— Устрой их в пустой комнате у кухни, — глухо проговорил он, — Познакомь со сторожками. Покорми, помой… Отвечаешь…
И он ушел! Просто ушел, бросив меня с этими четырьмя. Представляете?
Поздно вечером я пробралась на кухню… нет, не затем, за чем вы подумали. Странно, но есть не особо и хотелось. Аппетит то ли трусливо смылся, не выдержав общения с четырьмя подростками, то ли вообще пал смертью храбрых. Наследниками павшего остались шум в ушах, растрепанные нервы и стойкая головная боль, которая не снималась ни массажем, ни аутотренингом.
Интересно, если женщинам, мечтающим похудеть, в качестве рецепта посоветовать завести четырех детей, заведут или предпочтут остаться толстыми?
Не знаю, не знаю. Лично мне подарочек достался тот еще. Парень с повадками суицидника, тихий младшеклассник, который чуть что, замирает статуей, чудо не пойми-какой-ориентации и дикареныш, который в здешних порядках понимает не больше моего. Ничего наборчик?
Голова у меня заболела еще на пункте «помыться». И дело было не в причудах местной сантехники…
У одного на спине какие-то странные следы, будто иголкой укололи… раз этак сто, примерно, у второго вдоль позвоночника полоска шерсти, третий наотрез отказывается раздеваться в присутствии женщины, четвертый пытается набедренную повязку намотать на голову и шею. И пока я распутывалась с первыми проблемами, остальные посыпались градом. Куда-то пропадает мочалка, кто-то нечаянно разливает мыло, и передвигаться приходится осторожно, по шажочку. Откуда-то возникает Левчик, душераздирающе мявчит и удирает, как от пантеры, а малыш Тагир пропадает и находится под лавкой весь в слезах. Под ноги в неподходящий момент попадается мыло, и бассейн расплескивается по всей бане…
А потом настает пора кормления, и опять все по новой.
Алишер отказывается есть, чудо требует розовую воду для омовения рук, малыш Тагир куда-то пропадает и обнаруживается под кроватью, тинейджер Рад битых полчаса нюхает полосатую свечку и восхищается неясно чем…
А я вспоминаю про яйца, в которых змеи… и про хладницу… и про яды…и ох как же становится не по себе в тот момент, вы бы знали!
Словом, понятно, почему, отмыв и накормив этот передвижной интернат, я крепко заперла дверь?
А почему пробралась на кухню, понятно?
Нет?
Ну… видите ли, у моего вампира есть спирт. Он травки настаивает для микстур. А у меня был очень тяжелый день… два дня. Вот, вы все поняли.
Я как раз смешала коктейль из спирта, сока и пары симпатичных ягодок, когда дверь открылась. В отличие от меня, вампир умеет ходить бесшумно.
Вот только он, кажется, тоже не ожидал меня тут застать. Замер, прищурился…
— А… ты…- проговорил он отстраненно. – В темноте сидишь…
А ты по темноте бродишь… Где, интересно? Лабораторию на сегодня бросил – колбы небось, тебе прогулы записали.
Джано присел за стол. Повертел в руках чашку с ягодами. Помолчал…
— Как твои… приобретения?
— Нормально, спят они.
— Все?
— Да все, все. Даже этот… Сани. Вот уж чудо…
— Ясно. Смотри, чтоб твои покупки не добрались до лаборатории.
А они мои? Я-то сама не своя пока. Уточнить бы…
— Формально они мои, — прочитал мысли вампир. – На деле – поглядим. Рассказывай о своих неприятностях.
— Неприятностях?
Черные глаза блеснули усталой усмешкой:
— Когда вчера ты не явилась портить мне жизнь, я подумал именно про неприятности. А что, твое отсутствие имело другие причины?
«Портить жизнь» я пропустила мимо ушей. Толку сейчас на него обижаться?
— Да нет. Понимаешь, такое дело…
Новость о похищении его подарочка Джано не обрадовала и, кажется, не удивила. Сказать он ничего не сказал, только кивнул, словно знал заранее. И надолго замолк, о чем-то задумавшись.
Нехороший у него был вид, то ли больной, то ли какой-то ли умученный до состояния «хиро». Или… да нет, вряд ли бы его успели куда-то выдернуть и вернуть так быстро. Значит, все еще впереди.
— Будут разборки?
— Будут, наверное. Посмотрим… Вообще-то уже должны были ломиться и требовать. Может, не нашли еще…
— Или у самого работорговца рыльце в пушку.
Но ботаник на пушок не отвлекся. Его любопытство сегодня явно делось туда же, куда и мой аппетит. Неслабо его придавил этот Алишер.
— Слышь, хозяин, а этот мальчишка тебе кто?
Наверное, один из слонов на рынке сегодня таки помер. Потому что вампир ответил на мой вопрос.
— Подарок. Бывший.
Ага-ага… Ну, это-то я и так поняла. Но почему вампиру-мужчине подарили мальчика, существо, не подходящее ни по возрасту, ни по полу? И как получилось, что подарок оказался у работорговцев? Вряд ли Джано мог продать свой Дар… даже если допустить, что мой тихий ботаник – сволочь, торгующая детьми. Непохоже. Странно все это.
Особенно тот разговор между предполагаемым хозяином и его «недостойным» рабом.
— И?
— И ничего. Ты… кстати, а что ты пьешь?
И пока я думала, что соврать, вампир протянул руку и опрокинул стакан, будто свой.
— Стой!
Я опоздала. Пять секунд вампир сидел статуей, с раскрытым ртом и распахнутыми глазами, из которых градом текли слезы. А потом у него вырвалось придушенное, непередаваемое:
— Ыррррррргххххххххххххх…
Ой, может коктейль надо было разбавить?
-..и говорит: «Гони кошелек, малявка, а то башку расшибу!».
— Ма… малявка? Он страдал… слепотой?
— Нет, просто в подворотне темно было.
Вампир расхохотался. Весело и по-настоящему, как мальчишка, впервые увидевший, как любимый папа попал молотком по пальцу и исполняет пляски народа мумба-юмба. Так, вампирам больше не наливать.
Говорят, вампиры не пьянеют. Может, оно и так. Но от этого спирта захмелел бы даже чемпион мира по выпивке. Я вон только глоточек сделала – так до сих пор в ушах звенит. А бедняге Джано досталось по полной. Он даже болтать начал! Это как надо было опьянеть! Нет, не в смысле разговаривать, а всякие секреты выбалтывать. Ну, какие трудности встречаются при превращении меди в золото, мне по фигу, и где он берет драконью кровь, тоже параллельно. Но про посвящение вампиров, например, было страшно интересно. И про их прежнюю родину. Раньше народ вампиров жил в своей стране, Талии. И неплохо жил. Они даже летать умели… не поняла как, что-то типа дирижаблей придумали, что ли. Все соседи завидовали. А потом дозавидовались. Грохнул вулкан. Я так понимаю, конкретный был вулкан – что не сгорело, то пеплом засыпало. Кто не погиб, тот сбежал…Талии пришел конец, и понадобилось искать новый дом. И оказалось, что чужая зависть может и убивать.
Спасшиеся пытались держаться вместе и найти себе свободную землю, чтобы жить там и восстановить, что можно. Но им не дали. Волшебство – такая вещь, которую хочется всем. Люди сначала приглашали в гости, потом настаивали. Потом пришли… Уцелевших вампиров долго делили между собой «по справедливости», не особо спрашивая согласия «спасаемых». Разрушали семьи, растаскивая родичей по разным городам-государствам. Использовали в бесконечных междоусобных войнах.
Прошло больше трех сотен лет, прежде чем вампирам удалось создать что-то вроде организации и худо-бедно выработать соглашение, по которому «златоглазым» даруется неприкосновенность на любых землях «Девятицарствия». И уже лет двести они держатся в авторитете…
— Ты что за… замолчала? Что дальше было?
Кто бы мне сказал месяц назад, что я буду рассказывать эту историю нетрезвому вампиру… А, почему бы нет. Ночь, тихое местечко, мягкий свет, коктейль, симпатичный парень, который меня слушает. Уютно так… У меня такого и дома не было.
— А дальше он зажег фона… огонек и меня увидел. И почему-то решил, что на четвереньках бегать быстрее.
— И как?
— Да нет, я его все равно догнала. И пнула слегонца…
Если совсем честно, но не слегка. Пнула я тогда от души, до гипса и «скорой помощи», которую мне же и вызывать пришлось. Но Джано, судя по всему, уровень моей кровожадности не смущал. Скорей, наоборот.
— Так с ними и надо! Пусть не… не… не лезут, вот! А то деньги отнимают! Это… зелья воруют! – Джано обвел глазами стол в поисках «зелья» и на всякий случай придвинул поближе бутыль со спиртом. – Подставляют…
— Слушай, я не…
— Друзей похищают! – список претензий к неведомым «им» удлинялся на глазах. – В рабство… того…
— Продают? – с опаской подсказала я. Алкогольная веселость и расслабленность покинули вампира, на глазах заменяясь злой решимостью накостылять всем доступным обидчикам. И недоступным тоже. Знаю я такое состояние. Оно называется «море по колено, горы по плечо, а все враги по кулаку» и обычно гарантирует крупные неприятности.
— Продают! Вот именно! – вдохновился Джано. – Продают… Ну ничего, я им тоже…
— Эй-эй…
Куда там! «Златоглазый» (глаза вампира светились, как фары) лишь на миг притормозил:
— Сиди здесь! Я скоро! – и снова заметался по комнате, как странная хищная птица, стремительная, легкая, беззвучная. Подскочил к полке, сцапал сразу десятка полтора всяких «зарядов» и щедро сыпанул их по карманам. Рассовал какие-то порошки… А потом рванул к дверям. Я только и успела, что кусочек мантии ухватить. Так он у меня в руках и остался…
— Ты куда?!
Дверь хлопнула, рванувшие на шум сторожки имели счастье полюбоваться, как мимо них пронесся, пошатываясь и позванивая многочисленными флаконами, нетрезвый хозяин.
— Джано!
Без ответа. Уже из-за калитки донеслось восхищенное:
— Пнуть слегонца! Как здорово сказано…
И вампир исчез…
Про людей и киборгов. Оксана Лысенкова. Сказка про иеренушка
— Раз-два-три! Раз-два-три! Повороооот!
Вы слышите этот голос? Это два сына торговца различными диковинами с других планет обучаются танцам.
— И влево! И вправо! Плавнее, вы будете танцевать на Ежегодном балу Аркадии, а не на планете Мин, где вас увидеть могли бы только фермеры!
Обучает их как танцевать, как изящно есть монпансье из рук прелестной девушки и вообще, как не сморкаться в скатерть при всем честном народе гибкий кудрявый красавчик. Его зовут Элвин. А как же у Элвина фамилия, спросите вы. А я отвечу, что фамилии у него нет, и быть не может, потому что эти каштановые локоны, эти зеленые сверкающие глазки, равно как и прочие части тела принадлежат киборгу.
Да-да, киборгу модели irien-69, который был куплен специально для того, чтобы Томас и Джеральд могли показаться в приличном обществе и не быть выкинутыми оттуда в первые же три минуты без права на реабилитацию.
Отец, конечно, своих сыновей очень любил, даром, что выросли они оболтусами и разгильдяями. Ни поющими кораллами торговать не хотели, ни в науку идти. Только и знали часами в онлайн-стрелялки резаться да в инфранете пошлые анекдоты читать.
До того они ленивы были, что даже Irien’a по прямому назначению не использовали, только рассказывали, что влюбится в них самая красивая девушка планеты, да хотя бы вон она, дочь Короля, главы сети местных заводов по производству орешков, консервированных в кисло-сладком соусе.
Рассказывать-то они рассказывали, да только как с девушками такого уровня образованности разговаривать, совсем не знали. И Irien этому их не учил, потому что не было на то прямого приказания. Танцам учил и прочим манерам изящным, а разговаривать ему с ними нельзя было. Потому как никто знать не должен был, что Irien-то не простой, а разум обретший.
Обращались с ним в доме у торговца хорошо, не били, за общим столом кормили, а как же иначе, кто будет шалопаев правильному искусству потребления калорий учить, для сна комнатку выделили, правда, на чердаке и без батареи центрального отопления, но зато свою. А отапливалась комнатка камином. Когда киборг первый раз его растопить попробовал, то с непривычки весь золой перемазался, да не заметил, а братья как давай над ним смеяться.
— Дурак, — говорят, — только и способен, что в пепле вываляться и в куче навозной сидеть.
Не видели они куч навозных ни разу, городские все же мальчики. А Irien’у обидно стало, да не скажешь ничего в ответ, а то мигом на утилизацию отправят. Так и жили бы они, не тужили, да только собралась та самая красивая девушка, Короля дочь, бал давать. И приглашения всем юношам уважаемых семейств разослала, дескать, приезжайте, я на вас посмотрю, да, может, и суженого себе выберу.
А таким необычным образом красавица себе пару выбирала, потому что недосуг ей было по дискотекам скакать и в кафетерии мороженое кушать, она пятый курс заканчивала и диплом готовилась защищать. Вот только тему дайте вспомнить.. Ааа, «Влияние информации от тактильных рецепторов при ощупывании шероховатости обивочной ткани на результативность продаж мягкой мебели». Во какая дочь Короля умная была.
Три дня и три ночи шли приготовления к балу в доме у торговца. Irien с ног сбился, втолковывая Тому и Джерри, что красные носки ну никак не идут к брюкам цвета кофе со сливками, а галстук с розовыми поросятами совсем не тот аксессуар, который можно надеть на торжественное мероприятие. И вот вечер бала настал. Вызвали отец с сыновьями нарядный таксофлаер с завитушками по бокам и отбыли.
А Irien дома остался. Дела у него были: с пола разбросанную одежду подобрать, в прачечную отнести, подождать, пока постирают да погладят, домой отнести и на плечики повесить, тщательно подбирая комплекты, а то мальчики опять шерстяные брюки к льняному пиджаку наденут.
Только собрал он одежду и вместо того, чтобы нести ее на стирку, сел на пол со шмотками в обнимку и пригорюнился.
— Эх, — думает, — вот бы я там на балу оказался. Я бы и станцевал с дочерью Короля, и поговорить бы смог на тему, ее интересующую. Кому, как не мне рассуждать о тактильных рецепторах да о ткани обивочной. А там, глядишь, и не до обивки было бы, а до пружин, чтобы не скрипели.
Только так подумал, слышит – флаер приземлился, и выходит из него добрая фея Кира Гибульская собственной персоной.
— Знаю, знаю, — говорит, — разумный ты, забирайся во флаер, отвезу тебя в ОЗРК, будешь там жить и уму-разуму учиться.
— Нет, — отвечает ей Элвин, не хочу в ОЗРК, меня здесь дела ждут. А хочу на балу очутиться и с дочерью Короля потанцевать.
— Дааа? – переспрашивает добрая фея Гибульская, — А не боишься, что туда злые дексхантеры придут с глушилками сорок пятого калибра?
— Так декс…хантеры же, а я Irien. А вообще – не боюсь. Мне бы с красавицей поговорить, а там и на утилизацию можно, надоели эти бездельники хуже горькой редьки.
— Ладно, — говорит Кира, — будет тебе бал. Сейчас я тебе одну прогу инсталлирую, она представит тебя охранным DEX’ как лицо с маркером «свой», но знай, что программа эта всего лишь демо-версия, и ровно в полночь ее действие закончится. А ты пока надень что-нибудь поприличнее вот этого безобразия, что на тебе, с дырками на коленках.
— Не безобразие это, — ответил ей Элвин, — а модель из последней коллекции М. Закляйна, отец братьев аж с самой Старой Земли привез, Том в них не влез, Джерри чуть не выпал, так они мне и достались.
— Ну, сам смотри, — Гибульской не до драных штанов уже было, она обещанную прогу устанавливала. – Готово. Пошел. Давай, хоть подвезу тебя до особняка, да встречу потом.
Подвезла добрая фея Irien’а до особняка Короля, киборг осмотрелся, сам себе головой покивал да и пошел внутрь.
А там, внутри, ах, красота-то какая! Зеркала большие, занавески кружевные, лепнина тонкая, хрустали звонкие. На хрусталях закуски лежат разные, да музыка играет прекрасная. Только Irien наш закусок не видит, музыку не слышит, взглядом хозяйку бала ищет. А вот же она, в платье синем, всех красивей. А вокруг парней полно, кто ест, кто пьет, кто хвастается, кто к дочери Короля нагло подкатывает на предмет осмотра антиквариата в спальнях.
Подошел Элвин к девушке, представился учтиво да на танец пригласил. Согласилась она. Ди-джей музыку поставил танцевальную. Да только не понравилась она Элвину, кто ж с девушкой под «Бум-бум-тыц-дрыц» танцует?
И выбрал он у ди-джея в фонотеке песню про любовь мелодичную, подхватил девушку руками сильными, но осторожными и повел в танце. Танец тот вначале плавным и нежным был, потом чувства разогрел, кровь разогнал. Прижал Irien девушку к себе, а у нее ноги подкашиваются, глаза затуманиваются. То ли размер XXL почувствовала, то ли душно стало, об этом мне не рассказывали.
Вывел Элвин дочь Короля на свежий воздух, салфеточкой обмахнул, на скамеечку усадил. И спросил, наконец, у девушки, как зовут ее, а то неприлично разговаривать, имени собеседника не зная. Назвалась она, Артемидой оказалась. Пожаловалась, как в детстве мальчишки Артемом звали. Посочувствовал Элвин, и потекла у них беседа умная, да такая, что про время забыл киборг, заговорился, на любезную Арту глядя.
Спохватился только, когда на часах полночь стукнула, и программа сворачиваться начала. И исчез у него статус «свой», и стали подходить к нему DEX’ы охранные, красными глазами глядючи, выкинуть хотели, а то и в мусоросжигатель запихнуть.
Но извернулся Элвин, перепрыгнул через забор высокий каменный сигнализацией напичканный, только штаны от К.Закляйна в руках у DEX оставил.
Закричала Артемида очарованная, что люб ей Элвин, и выбрала она себе суженого. Повелел Король своим стражникам идти по домам и примерять штаны на всех Irien’ов и найти беглеца. Долго стражники ходили, штаны примеряли, с одних они падали, на других не налезали, и только Элвину подошли, сели как в боди-арте нарисованные.
Тут явилась добрая фея Кира, рассказала всем, кто он такой, про разум его человеческий, и все прониклись силой чувства настоящей любви с первого взгляда.
В общем, после первой добрачной ночи поженились они.
А потом добрая фея уговорила медицинских волшебников, и те процессор и Артемиде в голову вставили, и стали они жить-поживать да сообщениями на УКВ волнах переговариваться.
Глеб немного послонялся по огромной пустой базе, понял, что физической активности ему сейчас совсем не хочется и засел в библиотеке, взяв с полки «Анатомию и физиологию разумных рас». Книга была распечатана с электронного ресурса и страницы скреплены кольцами скоросшивателя. Проглядев раздел, относящийся к землянам, Глеб удостоверился в точности информации и вчитался в другие разделы. Но спустя некоторое время, поймав себя на том, что внимательнейшим образом прикидывает наиболее уязвимые точки гмыха тарелкоушего, с раздражением захлопнул книгу. Сварил себе кофе и, подхватив чашечку со смоляной жидкостью, прошел в оранжерею. Вокруг буйно цвели тропические растения, огромные цветы пассифлоры покачивались у виска стоящего мужчины, а он вглядывался в сияющие льды за толстым выпуклым стеклом. Вглядывался, не видя их, мысли были заняты другим – он беспокоился за Ирину, понимал, что после всего произошедшего она не захочет его видеть, и будет права, но твердо был настроен на то, чтобы сделать все возможное и невозможное для ее безопасности. Правила, которые его практически вынудили принять, были больше похожи на сдачу себя в аренду, может быть, очень долгосрочную, но чрезмерных требований пока не предъявляли, можно расслабиться и вздохнуть спокойно, прийти в себя после смертоносной гонки, а там видно будет.
По леднику темной чертой скользнула тень летательного аппарата, Глеб стряхнул с себя задумчивость и пошел в ангар встречать прилетевших. И обомлел: из крылатой машины с веселым гоготом вывалились пять двухметровых парней. Таких экземпляров Глебу приходилось видеть вживую довольно редко, больше на киноэкране. Облегающие джинсы и короткие куртки подчеркивали мощные фигуры культуристов, но в отличие от тех, прилетевшие обладали грацией и пластикой хищных зверей. Глеб отстраненно подумал, что не хотел бы сойтись с ними в рукопашной. Да и в перестрелке, пожалуй, тоже. Но гости агрессии не проявляли, они окружили Глеба, затормошили его, как довольные щенки тормошат новую игрушку, наскоро представились, безапелляционно заявили, что прибыли полетать на аэроциклах и Глеб вместе с ними, отказы не принимаются, это круто, и потащили его одеваться. Глеб, прихватив из комнаты комбинезон, с галереи посмотрел в затылки спускающихся по лестнице, еще раз прогоняя про себя имена: Чейзер, Делл, Баал, Стивен и Халк. Лестница ощутимо потрескивала. Один из парней, светло-русый блондин, кажется, Чейзер, тот, который гомонил громче всех, перемахнул через перила и бросился к раздевалке с воплем «Кто последний, тот слизняк!». Его, правда, не поддержали. В отдельном шкафу хранились пять комплектов теплой одежды под их размер. Пока гиганты, беззлобно переругиваясь, разбирали шмотки, деля кому какой цвет, Глеб быстро надел свой комбинезон и стал подбирать куртку и обувь. Натягивая комбез на широченные плечи, рыжеватый Стивен спросил:
— А Лотты точно нет?
— Нету, улетела, но предупреждала о вашем приезде.
— Ага, подхватил другой, с пронзительными зелеными глазами, Делл, — мы прилетаем только в ее отсутствии, она, как это по-вашему, слишком сенситив.
— Чувственная? – с недоумением переспросил Глеб.
— Да, чувствует, что мы немножко не совсем люди, наше присутствие ее оглушает. Зачем доставлять хозяйке неуют…
Кроме вольного обращения с формами слов в речи гостей слышался легкий акцент.
-Не люди?
— Мы с Уровней, — пояснил Баал, внешность которого как нельзя больше подходила имени.
— Повышенная гравитация? – предположил Глеб, застегивая куртку.
— И гравитация, и всякого рода захренация, — подал голос Халк. – Ну что, готовы? Летим? – и шестеро мужчин дружно затопали снова наверх в ангар, на этот раз по обходному коридору. На базе гости ориентировались вполне свободно, видно, не первый раз.
Глеб на ходу анализировал свои ощущения. Ребята очевидно приехали отдыхать и развлекаться. Он к ним испытывал немного интерес энтомолога, обнаружившего ранее неизвестный подвид белого медведя: вроде и интересно, а вроде и не по его специальности, и что делать с ним – непонятно. Немного зависть к их способности вот так вот беззаботно путешествовать дружной компанией. Немного азарт и стремление не упасть лицом в грязь. Глеб, никогда не жаловавшийся на свои габариты, спросил себя, завидует ли он их росту и мощи? И сам себе ответил: нет, как не завидует, например, баобабу, они относятся к совершенно разным категориям. Ребята, между тем, уже подняли роллету скрытого в стене стеллажа и разбирали оттуда странные агрегаты. Больше всего они напоминали спортбайки без колес с обтекаемым, зализанным, как у скоростного катера, днищем. Из днища сзади высовывались по две покрытые нагаром трубы. В руках гостей машины оживали, расцвечивались в яркие цвета и зависали в воздухе. Ребята рассаживались, отчего аэроциклы, а это были именно они, заметно приседали, но, спустя секунду, выравнивались. Видя недопонимание Глеба, один из ребят пояснил:
— На моцике ездишь? – дождавшись кивка, — такая же фигня, только реактивный и с крыльями. Вот вкл-выкл, газ, тормоз, а дальше как в самолете, сам разберешься,- и пятерка полетела к выходу из ангара.
Глеб, стараясь не дергать аппарат, последовал за ними. В движении аэроцикл выпустил из днища серповидно изогнутые секционные крылья. Управление оказалось предельно понятным: лево-право, на себя – вверх, от себя – вниз, газ, тормоз. Логично. Корпус скрыт за ветровым стеклом, ноги до колен зафиксированы в гнездах. Глеб попробовал высвободить ногу – захваты отщелкнулись, как на высококачественных лыжах.
Группа медленно подлетела к ущелью и остановилась на краю. Один из чужаков, нераспознаваемый в капюшоне и горных очках, спросил:
— Ну что, так погоняем или в лабиринте?
— Какой так? Землянина затопчем, давай лабиринт настраивай.
Спрашивающий достал из кармана пульт и что-то на нем пощелкал. Ущелье заполнили дома. Светлые, воздушные, с башенками, переплетающимися лесенками, украшенные воздушными змеями, флюгерами и каскадами цветов, они были так кричаще противоречивы суровому горному ущелью, что Глебу захотелось протереть глаза.
— Что это?
— Иллюзия. Энергетическая структура, не смотри, что нематериальная, заденешь – тряхнет как настоящая. Вот маршрут, видишь линию, — Глеб кивнул: золотистая дорожка выходила от того места, где они стояли и терялась где-то в лабиринте улиц, — задача – быстрее всех добраться до конечной точки. Погнали?
Гонщики плотной группой сорвались с места. Геб сначала осторожничал, привыкая, золотая дорожка непредсказуемо петляла среди домов, завивалась в петли вокруг башенок и ныряла в своды арок, следовать ей было очень трудно. Но вскоре освоился и приспособился управлять аэроциклом не столько руками, сколько наклоном тела и сумел не только не вывалиться из седла, но и прийти не последним. Тут же понял, почему – большая масса чужаков давала большую инерцию, и им приходилось сильнее притормаживать на резких поворотах.
Потом погоняли по густым грозовым тучам. Полет осложнялся еще и внезапно вылетающими молниями.
Потом по каньону, ощерившемуся зубьями скал.
Потом между гигантских секвой…
Глеб вышел на второе место и уверенно на нем держался, сразу после Чейзера. Того было не перегнать – со своей машиной он сливался в единое целое и выверял единственно кратчайшую траекторию, порой срезая неожиданные изгибы в миллиметрах от препятствий.
А потом один из гостей, глянув на индикатор заряда, предложил:
— Тут на один заход осталось, давайте уже так, — и, обращаясь к Глебу, — обещаем кости не ломать.
— Да уж, это ценно, — хмыкнул Глеб, — а в чем правила-то?
— Да правила просты – выбить всех из седла, самому остаться.
— Ээээ….- протянул Глеб, с сомнением глядя на дно ущелья.
— Не парься, там сеть стоит, — Халк спрыгнул с аэроцикла, камнем ушел вниз и в паре метрах над дном закачался на невидимом батуте. Аэроцикл несколько раз кувыркнулся в воздухе, падая, потом выровнялся и медленно начал спускаться почти в руки Халку.
— А ты что, не знал? – спросили над ухом Глеба. Он обернулся – Чейз, смотрит пристально, изучающе.
— Нет, откуда, — Глеб пожал плечами.
— Тогда ты вообще рисковый перец без башни, — взгляд сделался одобряющим.
Глеб отвернулся. Оказывается, это просто игрушка, безопасная, как манежик. Асом тут, конечно не стать, так что будем отрываться на полную катушку. Зря он так осторожничал.
— А еще правила есть?
— Нет особых. Носы не откусывать, шеи не сворачивать. Синяки заживут.
— Ага, ваши-то и не свернешь, силушки богатырской не хватит.
Чужаки довольно хохотнули и разлетелись в разные стороны.
— Старт по вспышке, — подбросил в воздух небольшой предмет Делл. Тот повисел немного и полыхнул малиновым огнем.
Глеб рванул к геометрическому центру между участниками «погонялок» и тут же влип в такую кашу, что впору было сравнить с мексиканским родео на диких быках. Его аэроцикл кто-то жестоко пнул, завертев юлой, потом с двух сторон навалились две горы, вытеснив его вверх, потом Глеб попал под гравитационный импульс сверху и машина рывком провалилась метров на пять, потом еще что-то…А потом Глеб неожиданно оказался с глазу на глаз с Баалом. Тот отличался очень жестким стилем вождения, немудрено, что остался один из пятерых. А Глебу пока просто повезло. Ну пусть так, этому и проиграть не зазорно. Хотя если отвлечься, забыть на минуту о страховочной сети…
Черные длинные пряди Баала выбились из-под сползшего капюшона и развевались на ветру. Он поддавал газу, одновременно нажимая на тормоз, отчего аэроцикл дрожал, как в ярости. Зрелище было почти пугающим. В голове Глеба зазвучала музыка, но не любимый Вагнер, а где-то когда-то мельком услышанная строчка «Я не сдамся без бою». И он, нехорошо ухмыльнувшись, бросил свою машину в прямой таран. Ответом было точно такое движение. Глеб понимал, что сойдись они лоб в лоб, чужак, с преимуществом массы килограмм сорок, а то и пятьдесят, просто сомнет его, и в последние доли секунды перед столкновением вспрыгнул на седло, вывернул руль в сторону и обрушился на противника, зацепившись за его плечо. Затрещала ткань куртки, силой инерции Глеба развернуло и он оказался вторым пассажиром аэроцикла, пустой же, скрежетнув лобовым стеклом по стеклу, унесся куда-то вправо и вниз. Баал пытался стряхнуть Глеба, тот цеплялся как мог, предплечьями за шею и под руку, коленями сжимая самый край седла, аэроцикл, обремененный двойной нагрузкой, потерявший баланс и управление, трепыхался в воздухе, его стало сносить к стене ущелья, где болтались два аэроцикла без седоков. Чтобы окончательно вывести противника из себя, Глеб прокричал ему на ухо:
— Детка, сегодня я сверху! – тот задергался, но плотно прильнувшего к спине Глеба достать не смог.
Глеб же при очередном нырке аэроцикла закинул ноги на седло, упершись на маленьком свободном пятачке, а при движении машины назад, рывком, так, что затрещали мышцы ног, спины и острой болью отозвалось в позвоночнике, выдернул массивную тушу соперника из седла, естественно, улетев вместе с ним. Уже в падении оттолкнулся от его широкой спины и в невероятном прыжке, извернувшись кошкой, мазнул кончиками пальцев по крылу свободного аэроцикла, тем самым войдя в его антигравитационное поле. Вцепился, подмял под себя и прочно утвердился в седле, в победном жесте вскинув руки вверх. Внизу рычал, беснуясь, Баал и поздравительно орали остальные. Глеба захлестывала давно забытая беспричинная радость победителя не в борьбе за жизнь, а в товарищеском поединке. Он сумел совладать с эмоциями, хлещущими через край, спустился к чужакам и спрыгнул на сеть рядом с ними.
— Спасибо! – голос его потонул в восклицаниях гигантов. От дружеских толчков и похлопываний по плечу подкосились ноги. Глеб стал отбиваться:
— Ну вас, черти здоровые! – и сбежал подальше.
До базы еле дотянули, на приборных панелях аэроциклов уже безостановочно мигали красные огоньки индикаторов заряда. В ангаре трое занялись машинами, проверяли смазку в трущихся деталях и покрытие греющихся, целостность корпуса и крыльев, подключали на зарядку. Глеб, поглядывая на уже опытных, то же самое проделывал со своей. Двое же влезли в свой аэр, вытащили из него весело позвякивающие сумки и протопали внутрь, сопровождаемые задумчивым взглядом Глеба. «Если они тут еще попойку устроить собрались, то я точно не с ними, возможностей организма не хватит на то количество, что они привезли. А если еще и намусорят, то поубиваю гадов», — беззлобно подумал он и удивленно заметил, что во внутреннем монологе слово «поубиваю» употребил просто как оборот речи, без конкретного намерения. Закончил с аэроциклом и прошел в свою комнату. Сполоснулся под душем, затолкал в лючок крохотной стиральной машинки под раковиной белье и футболку и задумался: что же делать с пропотевшим комбинезоном? В эту малышку он не поместится, нечего даже пробовать. И вздрогнул от прогнувшего дверь зова:
— Глеееб!
Прыгая на одной ноге, наскоро впихнулся в белье и джинсы и вылетел на галерею. В гостиной бурлила дружная деятельность уже тоже отмытых и недосохших чужаков: Чейз перегружал содержимое сумок в бар, Делл и Стивен разворачивали сложносоставной куб, до этого скромно прикидывающийся подставкой под вазон с цветами, Баал разливал виски по бокалам, а звал его Халк.
— Давай неси комбез в прачку, я стирку запускаю.
— Знал бы куда!
— Тащи сюда, — и, подождав, пока Глеб, натянув футболку и прихватив комбинезон, спустится, протопал внутрь пока еще неисследованного коридора.
— Ты недавно тут?
— Да, пару дней.
— Откуда?
— Из Москвы.
— Нет, — искоса брошенный взгляд Халка неожиданно вызвал ощущение сдираемых с мозга пластов памяти, — в данном случае «откуда» это значит «из какого года»?
— Что, так заметно?
— Нет, только мне.
— Из 2003.
— Недалеко совсем. Ты, я вижу, мужик серьезный. Держись Лотты, она, если под крыло взяла, не бросит, все будет в шоколаде. А на нас не смотри, мы тут вроде как на каникулах с ума сходим, через три часа улетим. Вот, пихай.
В прачечной Глеб увидел две стиральных машинки, одну обычных размеров, а другую большущую, артельную. Сброшенные в барабан пять комбинезонов едва занимали половину объема. Сунул туда же свой. Халк отмерил из дозатора гель, захлопнул дверцу и запустил цикл стирки.
— А потом в сушилку. И к нашему следующему прилету все чистенькое, — довольно улыбнулся, — пошли в Короля Вселенной играть.
Слитное «о-ахх!…» прокатилось над двумя толпами: и демонической, и человеческой…
Волна росла.
Она приближалась метр за метром, казалось, очень медленно, но деревья на ее пути сгибались и ломались, а земля точно вскипала под миллионами тонн воды…
Волна росла.
Вот она уже как башни Дворца…
Горожане инстинктивно попятились, кое-кто вскинул руки к глазам, послышались крики… Из окрестных домов стали выбегать люди и замирать в безмолвном ужасе…
Волна росла.
Она смяла и поглотила окраинные домики…Стерла заброшенный стадион. Точно бумажный детский кубик, раздавила пожарную вышку. Играючи сдула целую улицу…
И замедлила бег. Остановилась.
Точно в каком-то старом ужастике, точно в полузабытом кошмаре, в полной тишине над перепуганным городом нависла громадная зеленоватая стена. Пенные гребни прокатились по краю и застыли…Просто застыли. Стеной.
Замерли и люди. Прозрачная смерть повергла бы в ужас и троллей… Секунда. Две. Три… Головы одна за другой поворачивались к экрану. Красивые губы Вадима дернулись в злой улыбке:
— Это последний шанс для мятежников.
Шанс?! Вадим никому не давал шансов… Никогда… Неужели?
Над площадью вдруг материализовалась платформа. Она зависла в воздухе, черная, круглая, с толстым днищем, которое внезапно раскрылось многолепестковой диафрагмой, уронив на землю множество небольших предметов. Толпа в страхе отшатнулась, но они не взорвались и не напали — тихо осыпались в небольшую, не выше пояса, кучу…
— Это ваш последний шанс. Кто сдастся и признает свою вину, может надеть ошейник. Станет рабом, но останется жив. У вас пять минут.
Серо-зеленые глаза осмотрели побелевшие лица. И в жуткое молчание тяжело упали слова:
— Отсчет пошел.
Наверно, его голос отдавался в каждом уголке города, в каждом доме, потому что пустые улицы буквально за минуту заполнились людьми… Они оглядывались, и, замечая зависшую смерть, цепенели… и бросались бежать. Паника, ужас, давка. Страх и смятение…
На городской площади несколько секунд все стояли в неподвижности. В молчании. В страхе… Потом медленно, как во сне, к темной груде наклонилась женщина… И защелкнула темное кольцо на шее ребенка…Подростка.
— Мама! — вскрикнул беловолосый паренек…
— Боже… — бросился к ним мужчина… — Рихи! Что ты делаешь? Отдаешь нашего сына… в рабы?
— Зато он будет жить!… — закричала женщина…- Это не навсегда, пойми, Матиас… Он будет жить!
— Ма… — начал подросток, отчаянно пытаясь сдернуть ошейник… и растаял. Исчез.
— Карл! — мужчина безнадежно рванулся, хватая воздух руками. — и закрыл глаза, сломленный отчаянием… — Карл… Рихи…
Женщина закрыла лицо руками и разрыдалась.
Феникс недоверчиво смотрела на экран. Ошейник с вмонтированным призывом? Вот что еще готовилось, вот о чем хотел узнать Стрейзант! Вот что еще может быть вмонтировано в новые браслеты! Лина сжала кулаки. Проклятье!
Больше никто не сможет спрятаться — они притянут отовсюду, больше никому не уйти, не снять… Полное рабство. Вечное. Безнадежное.
Преисподняя!
По волне прошел шелест… рокот… она дрогнула и придвинулась. Чуть-чуть…
И к ошейникам протянулась вторая рука.
Демоны по-разному встречали сдачу людей
— Милорд — это круто!
— Так их, обнаглели человечки!
— А вот эта, беленькая, а? Мне б такую… в служанки…
— Нашел над чем ржать, придурок! Вдумайся лучше. Это не только людям показывают — это и нам… мол, поосторожней…
— А я уважаю вон того, который не сдается…
— Будет с кем поразвлечься, интересно, торги скоро?
Трудно описать то, что творилось на площади обреченного города… Люди сначала подходили по одному, пряча глаза, брали ошейники, застегивали и пропадали… Потом, когда на камень мостовой стали группами выбегать люди ближайших улиц, все смешалось. Ошейники хватали второпях, пытались унести своим, отставшим… Постепенно началась давка… Когда по волне с шумом прошелся пенный гребень, это словно сорвало какой-то предохранитель. Обезумев от страха, люди отталкивали друг друга, сбивали… падали…
Кто-то пытался навести порядок. Кто-то плакал…
Глаза выхватывали в мятущейся толпе то одну фигуру, то другую…
Юноша, умоляющий девушку спастись… Кто она ему — сестра? Любимая? Но ошейник она так и не взяла.
Мужчина, выбивающий из рук девочки ошейник, который она поднесла к своей шее…
Пожилой человек, силой застегивающий на горле мальчика черную ленту…
Вот парень отшвыривает в сторону старушку, хватая заветный ошейник… Молодая мать обнимает двух малышей и старается отвлечь их от волны… приговаривая что-то вроде: «Это не больно…»
— Время истекает. Десять. Девять… Восемь…
На площадь врываются опоздавшие, бросаются к «милосердному дару» Вадима. Черное милосердие у вас, милорд…
Не обращая на них внимания, оставшиеся — люди, не желающие стать рабами — один за другим оборачивались к волне. Навстречу смерти.
Пять… Молодая женщина прячет лицо на груди у мужа…
Четыре… Юноша поддерживает под руку пожилую женщину… Что-то говорит, но уже не слышно.
Три. Исчезает последний, надевший ошейник. Двое стариков, он и она, берутся за руки, глядя на водяную стену…
Два… Один из малышей пробует утешить маму…
Один. Молодая пара бережно, ласково-ласково, с проникновенной отрешенной нежностью в залитых слезами глазах сливается в объятии… Последнем.
Ноль.
Гладкое зеленоватое зеркало воды, скованной чьей-то злой волей, разрезает кривая трещина… и оно лопается бурлящим ужасом, тысячетонным валом, громадной невообразимой массой, погребающей под себя и город, и людей.
Стократно усиленные рев и грохот взбесившейся воды заглушали на площади любые шумы. Но заглушать было нечего. На толпу-армию Повелителя словно глянул какой-то супермощный василиск — и все окаменели под его чарами. Все. Ни шепота, ни движения… Потрясение было общим.
Это было настолько неожиданно и настолько страшно, что замолкли даже тролли, горячие поклонники новомодных шоу на выживание, даже демоны из отряда зачистки, только что оравшие нечто одобрительное…Кипящий водоворот на месте старинного городка отражался в широко открытых глазах, но все молчали…Отвыкли от такого… Даже в судные дни ТАКОГО она не помнит.
Круто, милорд.
Ваше новое шоу «Массовая расправа» имеет успех. Зрители потеряли дар речи…
А на экране уже растет новая волна. Следующий город. Промышленный центр… И все повторилось.
Пять городов-мятежников, десятки тысяч человек. Нависающие над улицами многометровые стены воды…Вскрики, ужас… взгляды людей — cначала недоверчивые, заполняющиеся ужасом осознания того, что выбор неизбежен… потом умоляющие, отчаянные, панические. Безнадежные обращения-выкрики: «Мы же не с ними, не с ними, мы ничего не делали! Милорд, мы же не виноваты! За что?» Черные знаки рабства, осыпающиеся на площади и улицы… Милорд был щедр, и хватило всем. С избытком…
Холодеющие от бессилия щеки.
Удивленно, по-девчоночьи, приоткрытые губки Зои…
Потом вспыхнувшая на экране карта побережья Голландии, на глазах меняющая очертания.
Замершая рядом Анжелика. Ехидные комментарии кое-кого из очнувшихся демонов. Они стихли, как отрезало, едва на фоне карты возникает знакомое лицо с тяжелым, как гора свинца, взглядом. Человек-маг, ставший демоном. Хозяином. Бывший человек.
Повелитель.
— Запомните этот урок. Больше никаких предупреждений. Никакой пощады мятежникам. Кто против нас, будет уничтожен.
Взгляд обжигает лицо. Падает грузом на плечи. Сколько в нем темного гнева… злой Тьмы. Больше всего Тьмы в том, кто отрекся от Света…
— Никакой пощады. Помните.
А потом экран гаснет, внезапно и резко. Оживают коммуникаторы, и задействованные подразделения срываются с места: кто-то на охрану новых рабов, кто-то на привычную работу по допросам, патрулированию, тренингу… кто-то просто на отдых.
Площадь стремительно пустела. Даже демоны и вампиры не остались повеселиться. Странно. Обычно после задания праздники закатывались прямо на месте… Странно.
— Я… я пойду к Коннору, — наконец проговорил рядом непривычно тихий голос Марианны. — Лина?
— Я с тобой.
Ох ты…
Это не зал. Это площадь. Дворцовая…И сбор в самом деле общий — на этот раз ее появление осталось незамеченным — каждую секунду на стилизованную под старинную брусчатку площадку прибывают сотни новых лиц.
Демоны. Колдуны. Вампиры — сравнительно немного, еще день, и свет могут выносить только высшие… Вервольфы… Тролли, черт…
Все боеспособные… Никто ни о чем не спрашивает, все занимают места в своих десятках…
Что же будет?
— Лина! — окликает ее знакомый голос. Анжелики?
Да. Вот они.
Ее десяток. Анжелика. Марианна. Белла. Все, что осталось от клана Феникс. И десятком-то не назовешь…
— Лина, что случилось? Почему сбор?
— Сейчас скажут. Белла, ты что здесь делаешь? Ты же должна быть у Пламени!
— Общий сбор, — тихо отвечает полноватая темноволосая девушка, пожимая плечами. Все-таки как сильно беременность меняет фениксов… Два месяца назад разговорчивая насмешница Белла тут же выдала б какую-нибудь хохму, иллюстрирующую, где именно ей следует что-то делать. А то и адрес бы подсказала, где должны находиться непрошеные советчики и кто их заждался в том неуютном местечке… Сейчас он вся сосредоточена на ином. И поэтому ей здесь не место!
— Марш домой, отмажем. Избранник там?
— Да. Но…
— Домой! Первый ребенок клана за последние четыре года! Домой. Немедленно.
Белла истаяла, застенчиво улыбнувшись… а Лина, обернувшись, встретила очень странные взгляды подруг.
— Что?
Молчание… Смотрят как! С каким-то затаенным ехидством, то ли насмешливо, то ли одобрительно с оттенком вредности…
— Что?
— Глава клана! — хмыкнула Марианна.
— Что?
— Вся из себя строгая такая… — прокомментировала Анжелика.
— Суровая…
— Командирша, что тут скажешь…
— Тиранка, — припечатала ехида Марианна, и обе негодницы захихикали… Нашли время! Несмотря на тревогу, Лина невольно усмехнулась:
— Ведьмы…
Те заулыбались еще лучезарней. Но улыбки истаяли, когда по площади раскатился голос.
— Внимание, — одно слово, одно единственное… над площадью вспыхнул громадный экран…
Все напряженно затихли…
— Смотрите.
Больше голос ничего не сказал, но раз Вадим что-то говорит, то ты это… делаешь. В смысле, смотришь.
Красивый край — Голландия… Мягкие перья облаков разошлись в стороны, открывая ровную сеть каналов, аккуратные дома, небольшие рощицы… Человеческие фигурки на прямых гладких дорогах и узких улочках старинного городка. Их мало, и они то и дело напряженно поглядывают вверх. Изображение плывет в сторону… оставляя улицу за улицей…Вот из магазина быстро расходятся люди, прижимая к груди какие-то пакеты. Вот на улицу выглядывает любопытный малыш… и кто-то, наверное, мать, тут же сердито толкает его обратно в дом. Закрытые окна, задраенные двери, погашенная реклама, активированные сторожевики…Россыпь стекла у какого-то дома… Город жил тревожным ожиданием…
А вот центр. Над красивым старинным домом с золотистыми буквами на фронтоне вьется какой-то незнакомый флаг…Это вроде местная мэрия. Рядом группка людей у городского экрана… А здесь и правда тихая страна… Даже зондов до сих пор не видели — вон как пальцами показывают. Заметили. Изображение слегка тускнеет на миг — зонд уходит в тень. За мэрией — площадь, неожиданно полная. Человек триста, в основном молодежь, потрясают дубликатами флагов, зачем-то жгут костры, танцуют… Группа парней под восторженными взглядами девчонок выстругивает колышки из дерева… Поодаль несколько человек размахивают руками, указывая то на мэрию, то на груду мешков, похоже с песком… Они что, всерьез думают, что это может помочь? Наивные… На весь этот городок хватит одного дракона.
Зонд скользит выше… выше…
Вот она, ракетная база.
Во время Судного дня Лина таких навидалась. И много раз поражалась человеческой глупости и агрессивности. Все эти офицеры и рядовые до последнего стремились надавить на свои кнопки, словно уничтожение другой страны могло сделать легче их собственную гибель… Так что Лина не испытывала угрызений совести, исполняя приказ. Военные — вполне достойная добыча. Даже интересно было… Стоп. Изображение разделилось на четыре… на пять… шесть. Зонд разделился, обследовать все шахты. Следить стало трудней, но это и не понадобилось. В темной глубине беззвучно и быстро двинулись какие-то тени… И пять окошек погасло, оставив одно. Все ясно, спецподразделение демонов-техников, накачанное кровью невидимок, закончило работу — эти ракеты уже не взлетят.
…Небольшое помещение ощетинилось оружием… Человек тридцать (двадцать семь, Лина, ты должна быть точной) взяли комнату в кольцо, на каждый из двух входов и люк в потолке было направлено не меньше десятка стволов… Феникс поморщилась — захватчики действовали до отвращения непрофессионально, при таком расположении треть из них запросто друг друга постреляет. А уж автоматы держат… Как первый раз в руки взяли…Зелень!
Изображение укрупнилось, и девушка прикусила губу.
И правда, зелень…
Совсем…
Худые плечи, безусые лица, совсем молодые — ну не больше семнадцати…
— Уроды, — прошипела рядом миролюбивая Анжелика…
— Что? — не поняла Марианна.
— На пульты смотри…
За пультами сидели люди постарше… Бывшие военные? Решили снова подержать мир на кнопке… Завербовали юнцов… Сыграли на том, что у каждого вот-вот настанет время Отбора, на их страхе. И правда, уроды…
Изображение чуть дрогнуло, и в кадре возникло лицо.
Вряд ли кто-нибудь в этот миг, глянув в эти глаза, рискнул бы назвать его Вадимом. Так смотрел первый вызванный им дракон — безжалостный черный лед во взгляде исподлобья замораживал на вздохе любого. Площадь, полная демонов, вдруг показалась вымершей, ибо каждый задержал дыхание, ожидая Слова Повелителя.
— Нам бросили вызов, — наконец проговорил Вадим. — Люди. Что скажете?
— Смерть людишкам!- взорвалась воплями площадь…
— Вольфы из них закуску сделают! — орал кто-то рядом, до чертиков довольный, что Повелитель гневается не на них…
— Милорд, проучим как следует!
— Крови! Крови! Крови!
… На экране на миг промелькнула картинка с городской площади — там все еще плясала под синим послеполуденным небом группа людей…
— Что ж, — усмехнулись ледяные губы, — Пора показать им, кто здесь Хозяин. Включить общую трансляцию.
Полуминутная пауза…
Во всем мире включаются экраны, и миллионы людей, кто просыпаясь, кто отрываясь от домашних дел, кто в разгар рабочей смены, сейчас поворачивают головы, гадая, что случилось на этот раз… Экраны были даже в тюрьмах и лагерях.
— Слушайте.
Лина намертво зажала эмоции в кулак. Им не помочь. Никак. Смирись и смотри…
— Смотрите.
И снова база. Ракеты. Пульты. Худые мальчишеские пальцы, сжимающие автоматы…
Замерший в ожидании городок… Праздничный сбор на городской площади в незнакомой Голландии… И еще один город… И еще, еще, еще…
— Преступники нарушили закон о разоружении, — зазвучал ледяной голос, — Осмелились ставить ультиматумы Мне. Я дал им на размышление три часа. Время истекло. Смотрите и запоминайте.
… Выстрелить мальчики не успели…
За спиной каждого внезапно материализовалась темная тень — демон из гвардии. Оружие полетело на пол, кто-то дернулся, кто-то сразу упал, мужчина у одного из пультов бросился вперед и попытался нажать, еще не зная, что его оружие уже не сработает…
А все остальные замерли на месте. С ножами у горла.
Растерянные глаза совсем детские…
Звука не было, и что выкрикнул один из пленных, было не понять. Но один из демонов, ухмыльнувшись, прямо по луже крови прошел к ближайшему пульту и демонстративно медленно, издевательски медленно, нажал кнопку. А потом махнул рукой. Двадцать семь ножей один за другим мягко скользнули по беззащитным шеям.
Экран был и на площади мятежного города.
Сейчас там больше не танцевали. Все смотрели вверх. Конечно. Они тоже видели базу. Кто-то плакал, кто-то выкрикивал безнадежные беззвучные проклятия… и все замерли, увидев на экране себя. Что-то прошуршало — появился звук. По краю экрана побежала радужная полоса — знак включения синхронного перевода…
— Вам было дано три часа, — проговорил знакомый низкий голос… — Время вышло.
— Будь ты проклят! Проклят… — крикнул кто-то… Он тут же затих, то ли кричавшая потеряла сознание, то ли ее заставили замолчать…
А Повелитель не стал отвечать.
И от его улыбки стало так … холодно… Нестерпимо холодно… Даже дыхание перехватывает. Что это? Что с ней?… Что-то не так. Запястье стиснули чьи-то холодные пальцы. Анжелика.
— Лина, ты тоже?
— Что?
— Чувствуешь…это?
— Что? Подожди…
Странный шум послышался издалека… приблизился… и стал затапливать площадь…
Что это?
Волна.
Такого Лина еще не видела, даже во время Судного дня.
Зеленовато-синяя, отсвечивающая в лучах послеполуденного солнца, в светлых пенных гребешках…
И она росла.
Цунами.