…У царя их одна и есть дочь — прекрасная царевна Полюша, и ее-то поведут завтра к змею на съедение.
Сказка о молодце-удальце,
молодильных яблоках и живой
воде: [Тексты сказок] № 171
Перед тем как уснуть, Игорь неожиданно вспомнил девушку, которой помог перетащить через рельсы велосипед. Какая красивая! Ему всегда нравились такие: спортивные, независимые, похожие на амазонок. А эта оказалась кареглазой блондинкой. У нее были волосы цвета зрелой соломы, постриженные коротким каре, — как у крестьянских мальчиков позапрошлого века. И лицо совсем детское, как у куклы: носик пуговкой, круглые щеки, маленькие пухлые губы.
Нет, девушки остались в прошлом. Он для них староват. Его Светланка теперь тоже девушка, и если какой-нибудь старый козел вроде него самого посмеет положить на нее глаз, Игорь его просто грохнет. Девушек должны любить юноши, а не отцы взрослых дочерей.
Но как бы он себя в этом ни убеждал, все равно не чувствовал груза прожитых лет. В глубине души ему казалось, что он все тот же мальчишка, едва закончивший школу. Мечтающий водить звездолеты и побеждать инопланетных чудовищ.
Игорь заснул, и ему приснился замечательный сон: летний вечер, гладкая дорога, уходящая вдаль, и кареглазая девушка на велосипеде, которая мчится рядом с ним по этой дороге.
Из сна его вырвал телефонный звонок. Он долго не мог проснуться и протянуть руку к столу у кровати, но тот, кто ему звонил, оказался настойчив. Игорь открыл глаза и осмотрелся. Электрический будильник показывал два часа ночи.
— Да, — Игорь не глядя нажал на кнопку соединения.
— Папа! — закричала в трубку Светланка. — Папочка!
— Что? Что-то случилось? — Игорь сел на кровати и скинул ноги на пол, готовый бежать на помощь ребенку.
— Папа! Я знаю, когда я умру!
Комната закружилась у него перед глазами. Веселая, смеющаяся, еще живая Ленка, отпивающая вино из пластикового стаканчика…
— Нет. Только не это, — пробормотал он в трубку, — этого не может быть…
— Да, папа, да! Я не обманываю тебя! Я бы никогда так над тобой не пошутила!
— Когда? Скажи мне, когда! — заорал он в трубку.
— Я не могу, — тихо ответила Светланка, и он услышал, как она плачет.
— Малыш, я… я не позволю, ты слышишь? Только скажи мне, когда! Только намекни, сколько у меня есть времени. Только намекни!
— Я не могу, — повторила она.
— Но почему, почему?
— Я… не знаю, почему. Я приеду к тебе, когда… когда… Папочка, спаси меня. Я не хочу, не хочу умирать!
— Конечно, малыш. Конечно, я тебя спасу. Ничего не бойся, слышишь? Ничего не бойся.
— Ты успеешь, я знаю, ты успеешь!
— Да, я успею. Ничего не бойся. Все будет хорошо. Я знаю, что нужно делать! Ты веришь мне?
— Верю, — Светланка тихо плакала.
— Вот и хорошо. Забудь об этом, просто забудь, не думай. Разве я когда-нибудь тебя обманывал?
— Нет.
— Ты не умрешь, ты не можешь умереть. Разве ты сама этого не понимаешь?
— Я… не хочу умирать.
Игорь приехал на кладбище около трех часов ночи. Если на дороге местами светились фонари, то здесь мрак был густым и непроглядным. Он поставил велосипед около крайней низкой ограды и пошел между могил вглубь, осматриваясь по сторонам и привыкая к темноте. По мере того как успокаивалось дыхание, чувства постепенно уступали место мыслям.
И зачем он сюда приехал? Что он собирался здесь искать, в беспросветном мраке осенней ночи? Даже если бы он помнил название травы, которая требуется колдуну, он все равно не знал, как эта трава выглядит. А если бы знал, тогда стоило взять с собой фонарик. Что он будет здесь делать? Уповать на интуицию? Или собирать гербарий из всех трав, которые встретит?
Нет, чтобы действовать наверняка, нужно думать головой. Конечно, он не знает, сколько у него для этого есть ночей, но судя по тому, что говорила Светланка, не одна. И желание немедленно, сегодня же избавиться от кошмара и избавить от него ребенка — не лучший помощник.
Раз уж он сюда приехал, надо сходить к отцу с матерью. И заодно оглядеться как следует — в последний раз ночью на кладбище Игорь бывал мальчишкой. Благословенные времена! Тихо выбраться ночью из дома через окно, чтобы не разбудить родителей, перелезть через запертую на ночь калитку и одному, в темноте августовской ночи, пробираться на условленное место, где тебя уже ждут друзья — возбужденные, немного напуганные собственной смелостью и полные решимости совершить подвиг на глазах друг у друга.
Из темноты резко крикнула какая-то птица, и Игорь вздрогнул от неожиданности. Справа тонко скрипнула калитка чьей-то ограды, хотя ночь была безветренной. Нет, кладбище не место для ночных прогулок. Он не боялся темноты и не сильно верил в оживающих покойников, но уважение к мертвым испытывал. Наверное, еще с тех времен, когда они с друзьями, обмирая от ужаса, наперегонки удирали отсюда к дороге, к свету, к людям.
Игорь добрался до могилы родителей, зашел за ограду и сел на низкую скамеечку. Он был здесь в начале августа, в день памяти отца, но за полтора месяца могила снова заросла высокой травой. Когда-нибудь он сам окажется здесь, рядом с отцом и матерью. Эта мысль не вызывала в нем ни тоски, ни сожаления. Весинское кладбище лежало в красивом месте, на краю леса, а с другой стороны, неподалеку, виднелся красный берег реки. И до самого горизонта вперед простиралось поле. Бывая здесь, Игорь любил смотреть на небо и думать, что вечность не так уж страшна, если провести ее именно здесь.
Ночные звуки смолкли, едва он прикрыл за собой калитку, как будто за оградой он попал под покровительство «своих» мертвецов. И теперь его окружала необыкновенная, непроницаемая тишина. В этой тишине отчаянье его сменилось умиротворением, мысли потекли плавно, спокойно, положение уже не казалось совсем безнадежным. Не надо метаться, рвать на груди рубаху, стараясь смести все на своем пути. Надо спокойно подумать. Интересно, потомственный маг и целитель действительно что-то умеет или только пускает пыль в глаза? Про потерянную квитанцию он здорово угадал. Только скажи точно такую же фразу любому человеку на улице — «вещь, которую ты не смог найти, упала за буфет», — и как минимум у половины за буфетом обнаружится масса потерянных вещей. Игорь, кстати, нашел там давно исчезнувший любимый нож с деревянной ручкой и сто рублей денег.
Он не сомневался: в жизни этой есть много необъяснимого. Только не стоит этим необъяснимым затыкать дырки в своем непонимании происходящего. И уж тем более принимать как руководство к действию.
Если бы не смерть Ленки — нелепая, глупая, случайная, — Игорь никогда бы не поверил в слухи, которые бродили по поселку все лето. Ему ли не знать, что есть случайность, а что статистика. Существует вероятность: смерть Ленки была закономерной. Значит, существует вероятность и смерти Светланки. Поскольку объяснить этого он пока не может, ему надо обратиться к тому, кто хоть что-то в этом понимает. К потомственному магу и целителю.
Он опустил голову на руки, путаясь в собственных размышлениях. Чему верить? Что есть правда, а что вымысел, праздная фантазия падких на все необъяснимое людей? Если бы маг не наряжался в Папу Римского и не раскладывал змей на стеклянных подставках, Игорь бы скорей поверил в его знания и способности.
Наверное, он задремал, потому что треугольная голова пестрой гадюки закачалась вдруг перед его носом, шипя и угрожая впиться зубами в лицо. Игорь невольно отшатнулся, проснулся и заметил, что на скамеечке рядом с ним кто-то сидит. Странно, но это нисколько его не удивило и не напугало.
— Мама? — он улыбнулся.
— Найди перелет-траву, сынок, она спасет Светланку. И ничего не бойся — ты успеешь.
— Когда? Мама, когда? Сколько у меня есть времени?
— Срок ее через месяц наступит. Не торопись.
Призрак растаял в воздухе, как будто его и не было. Игорь протер глаза и понял, что это всего лишь сон. Он поднялся и размял затекшие ноги — наверное, дремал он долго, если успел застыть. От холода и сырости заломило левое колено: память о переломе, полученном еще в детстве. Выбегая из дому, Игорь не подумал о том, что ночами в сентябре обычно холодней, чем днем. Надо выбираться отсюда, еще полчаса, и он совсем не сможет ходить. Интересно, во сколько маг начинает прием? В десять? В одиннадцать? Игорь не смог бы ждать так долго!
Он вышел за ограду и прихрамывая побрел к велосипеду — надо немедленно поехать и выяснить, когда целитель появляется в своем балагане. А потом уже решать, как действовать дальше.
Он подъехал к «Юноне» около пяти утра. Разумеется, ворота были закрыты и на проходной его никто не ждал. Только Игоря это не остановило. Дыры в заборе он не нашел, поэтому просто перелез через ограду. И как всегда, спрыгивая на землю, больно ушиб ноги — похоже, за всю жизнь ему ни разу не удалось приземлиться удачно. Колено заныло еще сильней, и до бревенчатого домика народного целителя Игорь дохромал еле-еле.
Никаких указаний на время приема на табличке у крыльца не было. Вроде как можно приходить каждый день и в любой час. Игорь осмотрел дверь внимательней, но и на ней не висело никаких объявлений. Он со стоном опустился на ступеньки: надо отдохнуть хотя бы минут десять, чтобы боль в колене утихла, иначе он не сядет на велосипед. А ведь придется перелезать через забор в обратную сторону. Наверное, он и вправду стареет, двадцать лет назад он не знал таких проблем.
Игорь уже собирался встать, когда дверь за его спиной неожиданно распахнулась, и недовольный, сонный голос буркнул:
— Проходите.
Игорь оглянулся: на пороге темной прихожей стоял потомственный маг собственной персоной. В полосатом махровом халате и босиком.
— Я… — начал Игорь смущенно, — я вовсе не хотел будить вас такую рань. И я не знал, что вы здесь живете.
— Ерунда, — поморщился маг, — у меня будет время выспаться. Дачный сезон закончился, теперь меня тревожат не чаще раза в неделю. Проходите же, здесь свежо.
Игорь поднялся, опираясь на перила, и прошел внутрь домика, тщетно глядя под ноги. Маг, пропустивший его вперед, не зажигал света, как будто видел в темноте.
— Ваше колено можно вылечить, только сейчас я бы не стал тратить на это время, — целитель прикрыл дверь на улицу и подтолкнул Игоря к бархатной занавеске.
— Да? — удивился Игорь. — Мне сказали, что это не лечится.
— Пффф, — фыркнул маг, — лечится все, кроме некоторых душевных болезней. Даже рак. Что уж говорить о каком-то остеоартрозе.
— Вы действительно умеете лечить рак? — Игорь обернулся, но в темноте лица мага все равно не разглядел.
— Да, умею, но я этим не занимаюсь.
— Почему?
— Мои интересы лежат в несколько иной сфере, — с пафосом ответил целитель и включил свет.
Комната, при свечах казавшаяся наполненной глубоким изотерическим смыслом, при электрическом освещении оказалась вполне обыкновенной. Только стол и стулья производили впечатление старинных, купленных в антикварном магазине, а все остальное было обыденным и неброским: шкаф-купе, отделанный шпоном, три табуретки у небольшого журнального столика с микроволновкой и чайником, умывальник с металлической раковиной и мутным зеркалом перед ним. Гадюка сидела в аквариуме, плотно прикрытом тяжелой крышкой, сова — в клетке, а кошки нигде не наблюдалось.
— Проходите, садитесь, — маг кивнул на стул с высокой спинкой, — не хотите кофе? Я вижу, вы замерзли.
— Нет, спасибо. Но если можно, я бы выпил горячего чаю.
Игорь сел на край стула.
— Нет проблем, — маг пожал плечами, включил чайник и сел за стол напротив Игоря. — Итак, если вы пришли в столь ранний час, у вас ко мне неотложное дело. Я бы решил, что вы знаете, когда умрете, судя по той поспешности, с которой вы сюда явились. Но на вашем лице я не вижу печати смерти. Значит, кто-то из близких?
Игорь кивнул:
— Дочь.
— И сколько лет вашей дочери?
— Шестнадцать.
Маг еле заметно скривил губу:
— А вы уверены, что она не пошутила?
Игорь покачал головой.
— Впрочем, это у них уже не модно… — усмехнулся маг. — А та девушка, которую убило током, она кем вам приходилась?
— Коллега. Знакомая, — Игорь смутился. Никто не верил, что они с Ленкой просто дружат. Верней, дружили.
— Я знал, что она умрет еще до заката. Простите, я не мог вам этого сказать. И я, честное слово, ничем не мог ей помочь. Я знаю только один способ спасения человека, который знает, когда умрет. И, если честно, мне никого еще не удалось спасти.
Игорь вскинул глаза. Значит, он надеялся на мага напрасно?
— Это сложный и тяжелый обряд — переход границы жизни и смерти и возвращение назад. Без перелет-травы он невозможен. А перелет-трава не растет в крапиве на кладбище, как вы пообещали той несчастной. Она перелетает с места на место, и иногда люди тратят годы на то, чтобы только увидеть ее.
— Так значит… значит, вы не спасете мою дочь?
— Я этого не говорил. Если вы сами нальете себе чай, я попробую определить срок, которым вы располагаете. У вас есть какая-нибудь ее вещь?
— С собой? Нет, конечно нет… Только фотография в телефоне.
— В телефоне? — маг рассмеялся. — Это было бы интересно испытать! Скоро я буду колдовать при помощи компьютерных программ. Давайте.
Игорь достал мобильный, отыскал в нем фотографию Светланки и протянул телефон целителю. Тот, еще раз усмехнувшись, взял его в руки.
— Наливайте чай, не мешайте мне. Там на столике есть все необходимое.
Игорь послушно пересел на табуретку и потянулся за стаканом в витом из тонкой проволоки подстаканнике. Как ни странно, этот человек вселял в него уверенность. Может быть потому, что не устраивал балагана?
Гадал маг на картах таро, и ничего интересного в этом процессе Игорь для себя не усмотрел. Поэтому налил чаю погорячей, покрепче и послаще — он все еще не мог согреться. Только на середине второго стакана целитель наконец махнул ему рукой:
— Идите сюда, берите чай с собой. Нет ничего хуже, чем вычислять сроки. Я вижу не меньше четырнадцати ночей. Дальше пока сказать не могу. Но на две недели можете рассчитывать точно.
Игорь вспомнил сон, который привиделся ему на кладбище. Мама говорила — месяц… Впрочем, маг не обманывал, он же честно сказал, что дальше просто не видит.
— Вы сказали, что люди тратят годы… — робко напомнил Игорь.
— Да. Те, кто считает, что перелет-трава цветет на Купалу. Я много лет изучаю ее свойства и могу точно сказать: она цветет с начала июня до первого снега. И, кроме этого, у меня есть одна вещь… Я не смущу вас, если назову ее волшебным сосудом?
Игорь пожал плечами.
Маг поднялся и подошел к шкафу-купе, но в этот момент раздался отчетливый стук в окно, занавешенное плотной шторой.
— Простите, — маг кивнул Игорю, — но, похоже, кому-то еще срочно потребовалась моя помощь.
Он вышел в прихожую, раскрыл дверь на улицу и крикнул:
— Заходите.
Через минуту в кабинет мага легкой пружинящей походкой вошла незнакомка, которой накануне Игорь помог с велосипедом. Она деловито осмотрелась по сторонам, увидела гадюку и слегка отодвинулась в сторону. Ее лицо было спокойным и решительным, она больше не напоминала куклу — резко обозначились скулы, карие глаза сузились, рот упрямо сжался, и круглый подбородок чуть выдвинулся вперед. Она с удивлением глянула на Игоря и еле заметно кивнула ему — узнала. Он растерялся и не догадался ей ответить.
— Я понял, что привело вас ко мне, — сказал ей маг, заходя в кабинет, — садитесь.
Игорь вскочил и указал ей на стул с высокой спинкой, но она проигнорировала его галантность, подняла табуретку, придвинула ее к столу и уселась на нее верхом. Ему больше ничего не оставалось, как сесть обратно.
— Вы не хотите кофе? — вежливо предложил маг, но незнакомка только покачала головой.
— Тогда перейдем к делу. Не смущайтесь, у этого человека такое же несчастье, как и у вас. И ничто не помешает вам объединить свои усилия. Я уже сказал ему, что для проведения обряда мне требуется перелет-трава. Вы слышали о ней?
Незнакомка снова молча покачала головой. Как будто боялась говорить.
— Перелет-трава издали похожа на падающую звезду и переливается всеми цветами радуги. Она не дается в руки просто так. Ее надо не только отыскать, но приманить и поймать. Вот как раз для ее поиска и приманки у меня есть волшебный сосуд, который я и собирался продемонстрировать.
Он снова подошел к шкафу и достал колбу из толстого рифленого стекла в форме тора.
— Можно я посмотрю? — спросил Игорь.
Маг протянул ему загадочную вещицу. Под бесцветным стеклом пряталась дуга из темного, почти черного стекла.
— Нужно всего лишь взять его в руки, и он зажжется. Только сейчас он не горит, мне нужно несколько минут, чтобы его зарядить.
— Магической энергией? — скептически спросил Игорь, пряча улыбку, и осторожно глянул на незнакомку. Она с любопытством уставилась на «волшебный сосуд» в его руках.
— Если хотите, можно это назвать и так.
Игорь с силой нажал на обнаруженную им еле заметную кнопку рядом с сенсорным выключателем, и прямоугольная пластинка из оргстекла отпрыгнула в сторону.
— Я думаю, двух пальчиковых батареек будет достаточно, — он кивнул магу, показывая обнаруженные контакты, — бросьте меня дурить, это же просто ультрафиолетовая лампочка, только необычной формы.
Маг нисколько не смутился и улыбнулся:
— Ну да, да. Это обычная ультрафиолетовая лампочка. Просто я хотел, чтобы в этом было что-нибудь романтичное. Девушка бы мне наверняка поверила.
Они оба посмотрели на незнакомку, но она фыркнула и серьезно сказала:
— Я не блондинка, я программист.
Игорь постарался скрыть улыбку, маг рассмеялся, незнакомка не выдержала и прыснула, прикрыв рот ладонью.
В офисе царила рабочая обстановка. Действительно царила — грозно тыкая измученных сотрудников в горы электронных документов, которые вырастали в геометрической прогрессии. К обеду даже праздные разговоры смолкли, а пальцы с медитативностью последнего героя перебирались по сенсорным и биоклаиатурным клавишам, словно по преодолевая вершины гребучих гор и глубины космических впадин. Только кофемашина жужжала: с утра бодряще, а к полудню агрессивно — кофе из не поглощали литрами и безостановочно. Даже техника устала на то слово, которое начинается на “зае…”. А люди продолжали творить свое благое дело. Если бы бюрократия была живым человеком, то давно бы сдохла до непрекращающейся икоты, пробирающей до желудка.
— Я, кажется, умру, — даже не поднимая головы от вирт-окна доложила Меди. Именно доложила таким нейтральным голосом, словно ежедневный отчет на головной офис. За сегодняшний рабочий день она отправила уже 215 000 тысяч разных прошений и оповещений, причем какой-то процент из них пришлось править вручную — так как шаблон не годился.
— Мы все умрем, — философски заметил Энрикс. Парень работал в офисе всего полгода. Пришел он сюда добровольцем по зову сердца и доброте душевной к бедным замученным киборгам, а теперь вкалывал из сострадания к остальным 12 сотрудникам. А на хороший лад ты бы еще человек двадцать надо было бы припахать.
— Угу, главное, чтобы наще дело жило, — от слогана повеяло каким-то архаизмом и пылью, словно встряхнули старые вещи валяющиеся в стенном шкафу без герметичной упаковки.
— Вместе с нами оно тоже подохнет, — мрачно заметил Стеж. Рассматривая уже злобно гудящую кофемашину. За день он лично выдул пятнцадть кружек и аппарат человека воспринимал уже как персонального врага, а не офисного страждущего.
Сотрудники синхронно вздохнули и снова погрузились каждый в свою работу. За день им удалось обменяться хорошо если десятком реплик, да и то почти всегда они были связаны с работой. Надо было вести переписку сразу по 1459 делам к дексистами — но если противники по спорным вопросам работали целым отделом, то в ОЗК был только один юрист, толковая в профессиональном плане и замотанная в бытовом мать шестерых детей. Надо было консультироваться на 173 форумах народ, успокаивая и объясняя множество разных моментов, начиная от признаков разумности до правил взаимного безопасного поведения с предположительно разумными киборгами. Надо было писать ежедневно тысячи постов в разные группы в поддержку киборгов в частности и разума в целом, и при этом не путать те пять тысяч акков, с которых велась переписка. Надо было еще проводить душещипательные или душеспасительные, или душестрадательные беседы с киборгами которых проводили на проверку их отзывчивые хозяева, а также с самими хозяевами. И главное правильно осознавать с кем беседуешь в этот момент — потому что был в аналах случай, когда одной взбалмошной злющей девице предложили остаться у них и посмотреть как ей понравиться. Напоили кофе, накормили шоколадом и сгущенкой со сливками, отвели в игровую, где барышня с удовольствием покаталась на гамаке и только на следующий день обнаружили, что барышня оказывается человек, выяснили, что ей понравилось и уходить домой она не желает. Надо было мониторить ситуацию по всем информационным каналам, чтобы чуть что — бежать на спасение и при этом еще на бегу запускать сос и сзывать под знамена ряды добровольцев, готовых раз в неделю выйти и покричать о несправедливости, но не готовых вкалывать каждый день, чтобы справедливости стало больше. Надо было… короче много чего надо было… но рабочих рук не хватало, да и не только рук, но и голов и глаз, да и прочих конечностей, в том числе и ног.
Люди теснились почти друг у друга на головах — терминалы стояли впритык, потому что у ОЗК было всего шесть помещений. Одна рабочая комната для сотрудников, один зал для встреч с людьми-киборгами-ипрочимигадами. Большая игровая комната, творческая гостиная, спальня для киборгов и зона отдыха, где стояли большие экраны и дорогущий генератор силового поля, чтобы можно было отгородить себе небольшой уголочек для “побыть в одиночестве и почувствовать себя человеком”. Люди, если им и доводилось задерживаться на работе валились по простому на пол под термины (потому что проходы были узкие), и тогда самый стойкий мог укрыть остальных термопледами.
Кофемашина откровенно рычала и материлась — сегодня в нее засыпали уже пятый килограммовый пакет кофе. А очередной озкашник долго и упоенно тыкал, но не в те кнопки. Кофемашина сдалась первой и просто выдала сотруднику первый попавшийся кофе из меню рецептов — лишь бы отстал. Аля взяла кружку, долго вглядывалась в черные глубины жидкости. Потом развернулась и прямо с чашкой на несгибающихся ногах машинным шагом вышла в коридор, добрела до закутка возле туалета. И на ультразвуке проорала “А-ААААААААААА!!!!!!”. Закончив орать девушка также по деловому отхлебнула кофе и развернувшись с автоматизмом киборга протопала на свое рабочее место.
Люди на крик не обратили никакого внимания — от усталости тут не просто вопеть начнешь, а даже орать “я всех убью!”. Как вчера, например, это делала Салли. Поэтому возле туалета — самое удаленное место от всех помещений — и была оборудована зона человеческой релаксации: закуток площадью в квадратный метр с прибитой к стене огромной подушкой. Очень удобно лбом постучаться — и отпускает, и голова дальше продолжает работать. А вот новенький киборг на крик человека среагировал — нервно покосившись на дверь.
— Там кричат, — констатировал декс очевидное, — может помощь нужна?
— Люди иногда кричат, — успокоил парня ириен, — по любому поводу. Эти кричат сами по себе, а тебе надо чтобы кричали на нас?
— Нет, но женская особь кричала как-то неправильно, — программа настойчиво рекомендовала подойти к временной хозяйке и помочь ей ну, хотя бы убиться самым безболезненным способом.
— Забей, — махнула рукой мэри. — Эй, стой куда подорвался. Это не предложение, а просто иносказательный смысл. Садись обратно и играйся в кубики.
— Но мне надоело, это ведь скучно и неправильно… это для меня слишком легкое дело, — попытался объяснить декс остальным киборгам.
— Так не будь придурком, быстро сел и играешь, — скомандовал другой киборг, тоже декс, но из старожилов. — Или хочешь вкалывать как люди?
Новенький декс подумала, проанализировал тональность вопля и послушно взялся за игровой конструктор.
— Вас приветствует офис ОЗК, — с поистине ириеновской радостью и дексовским автоматизмом щебетала за стенкой в комнате сотрудников Аля, — мы на связи двадцать четыре часа в сутки все семь дней в неделю и всегда готовы прийти вам на помощь по любому поводу… И если в данный момент вы являетесь хозяином киборга и вам кажется, что ваш киборг разумный, то не спешите пугаться — просто подумайте, что это просто другой человек. Вы ведь не станете бояться обычного другого человека, и с точки зрения гуманизма все имеют право на жизнь и нормальные условия жизни….
— Ма-аам! Там сегодня дождик, да? А какой он?
— Дождик, сынок. Ты не бойся, он совсем не надолго: он же «слепой», с солнышком! Такие долгими не бывают! Ой…
Молодая женщина, спохватившись, прикрыла рот руками. Сын, двенадцатилетний мальчишка в сером спортивном костюмчике, протопал к балконной двери, на миг замер напротив неё, вытянул руку, открыл и вышел на балкон. Там, снаружи, сквозь щедрые солнечные лучи косо неслись к земле тяжёлые сверкающие капли. Маленькая дождевая тучка стремительно уходила на запад, касаясь городка самым краешком и не закрывая рассветного солнца, но сильный низовой юго-восточный ветер отклонил ливень, заставляя воду лететь почти параллельно земле, и накрыл-таки дождём попутные пригороды.
Мальчишка стоял у балконных перил и смотрел на небо, стараясь проникнуть в самую его глубину — туда, где сидел в своей лаборатории и проводил бесконечные эксперименты учёный дяденька Бог. «Здравствуйте, дядя Бог! Это опять я, Витя. Помните, мы прошлый раз тоже разговаривали, помните? Дядя Бог, пожалуйста, сделайте так, чтобы тучи закрыли солнце! Ну, пожалуйста-пожалуйста! Что Вам стОит-то! Вы ж всем тут можете управлять. Пусть будут тучи, нормальные, густые тучи! Пусть дождик перестанет быть слепым! Пожалуйста…»
— Витенька, сынок, идём в дом. Промокнешь, простудишься. Дался тебе этот дождик!
Мать осторожно положила руки на плечи сына, мысленно проклиная себя за то, что никак не может избавиться от такго естественного, с раннего детства знакомого словосочетания: «Слепой» дождь». Второе лето уже, а предательское словечко нет-нет, да и проскакивает в речи, в самый неодижанный момент. Женщина силилась — и не могла вспомнить: как же ещё тогда, в детстве, бабушка называла такой дождь? Как-то ведь называла… Но — боже, как же это было давно… Детство, деревня, ферма… Абсолютно другой мир…
Витя одной рукой нащупал мамину руку у себя на плече, снял её оттуда, ласково сжал. Другой рукой нашарил на шершавой пластмассовой тумбочке солнцезащитные очки, надел и вернулся вместе с матерью в дом.
Эпизод с дождём повторялся каждый раз, с тех пор, когда, прошлым летом, мать первый раз допустила эту же ошибку: рассказывая сыну о погоде на улице, сказала, что там идёт «слепой» дождь. Мальчик тогда сам помрачнел, как туча, так же вышел на балкон и долго стоял у перил, глядя невидящими глазами на косо несущиеся сквозь солнечный свет капли, а мать, обливаясь слезами, поклялась никогда больше не употреблять при сыне слова «слепой». Но с привычками, уходящими корнями в глубокое детство, не так-то просто расстаться, и нет-нет, да и прорывалось снова безобидное определение, в одночасье ставшее запретным и предательским. Сын каждый раз спрашивал, какой идёт дождь, и, стОило матери не уследить и выпустить рефлекторно укоренившееся словечко, как Витя немедленно оказывался на балконе. Или, если дождь застигал их на улице, просто останавливался и молча смотрел в небо, а мать, в очередной раз проклиная свою косноязычность, уговаривала его скорее идти под крышу…
… В той аварии на солнечной энергостанции обвинять было некого. Смерч, пронёсшийся над холмами, превратил её в наэлектризованную мешанину стекла, проводов и электронных обломков, а идущая на «хвосте» смерча сильнейшая гроза довершила дело. Молнии хлестали без перерыва — бело-голубые, ветвистые, словно пойма Ориноко после сезона дождей. Гремело так, что различить в этом грохоте сухой треск разрывов и бесчисленных замыканий было не возможно, лишь казалось, словно молнии бьют уже не только с неба, но и обратно, будто поверженная энергостанция из последних сил огрызалась ответными разрядами. И вдруг гроза стихла, внезапно, словно там, вверху, кто-то повернул отключающий рубильник. И тогда, в тишине, нарушаемой лишь жалким щелчками замыканий агонизирующей энергостанции, возникла шаровая молния. Зелёный лохматый «помпон», шурша и отплёвываясь белыми сполохами, сперва повисел над обломками, будто размышляя и примериваясь, несмело «склюнул» несколько искрящих снопиков на замкнувших проводниках, а затем, словно распробовав эту реальность на вкус и почувствовав настоящий голод, рванулся прямиком к жилому сектору, увеличиваясь в размерах и стремительно набирая скорость.
Витина мама работала на энергостанции техником-оператором. Вместе с остальной бригадой смены она, укутанная в блестящий диэлектрик скафандра, отключала энергоблоки, обесточивала магистрали, поливала кучи наэлектризованных обломков жидким «киселём» нейтрализующего биопласта из жёлтого аварийного брандспойта, а потом стояла в немом удивлённии, наблюдая за феерическим эндшпилем чудовищной грозы. Встретив поднятую по тревоге смену, уставшая, словно шахтёр-забойщик после вахты, женщина пешком добрела до дома, оставив оказавшийся обесточенным электрокар на парковке энергостанции. И обнаружила выбитое окно, неузнаваемо оплавленный комок на компьютерном столике и лежащего рядом на полу сына. Мальчик был в глубокой коме. Впрочем, на третий день небытие отпустило Витю. Только вот в качестве платы забрало у него зрение.
Все усилия врачей были напрасны, да что там — никто не мог даже приблизительно сказать, что с ним произошло. Глаза мальчика и на вид, и по результатом многочисленных исследований были абсолютно здоровы… Только совершенно не реагировали на свет. Вопреки всем логикам и здравым смыслам. В конце концов врачи отступились, ограничившись периодическими обследованиями и курсами профилактических процедур, которые, конечно, не могли навредить, но и лечить тоже ничего не лечили. Поскольку, согласно всем медицинским данным, лечить было нечего. Мать не теряла надежды, ездила в клиники, встречалась с врачами, писала бесконечные письма мировым научным светилам. Многие откликались, даже соглашались на встречи и обследования. Но результат оставался прежним. И вот очередной год в жизни Вити подходил к концу, двенадцатый со Дня рождения, и первый — в Мире, лишённом Света. Мальчик не унывал, не предавался глупостям, вроде депрессии и чёрной меланхолии. Напротив, он быстро адаптировался, научился ориентироваться в окружающем пространстве, освоил тактильное чтение. Мать целыми коробками возила ему специальные книги для слепых. В основном, это были учебные пособия по физике, которая и до потери зрения была для сына «царицей всех наук». Словом, парень держался молодцом. Вот только «слепой» дождь каждый раз выводил его из этого равновесия. Мальчик, словно завороженный, выходил на балкон, снимал тёмные очки и вперивал невидящий взгляд в одновременно солнечное и дождливое небо, и мать снова и снова, глотая душащие слёзы и ругая себя, ласково уводила сына домой, про себя моля о прощении и клянясь выжечь слово «Слепой» из своего лексикона и из своей памяти калёным железом. А мальчик, глядя в невидимое небо, раз за разом повторял свою просьбу к великому Небесному Учёному, которого все люди звали Богом. Витя не особенно задумывался о том, кто и как называет Учёного. В общем-то, это не имело большого значения, по сравнению с тем, что тот мог хотя бы дождю помочь перестать быть слепым…
Мать привела сына в комнату, усадила в кресло, поставила на стол перед ним, раздвинув горку книг, стакан горячего чая. На соседнем, её рабочем столе пиликнул компьютер. Входящее сообщение. Подошла, открыла почтовую страницу. На экране развернулся текст: «Вам нужна помощь?» Далее анимированно подмигивал смайлик. И — всё. Только многоцифровой код в качестве обратного адреса, состоящий из единичек, троек и семёрок в разных сочетаниях. Уставшая, отчаявшаяся женщина автоматически занесла руку, чтобы нажать «Удалить»… И, не доведя её до клавиши, набрала в сторке ответа: «Да.» И нажала ввод. Через минуту внизу, в прихожей, раздался звонок. Женщина, сказав сыну: «Я сейчас, только посмотрю, кто пришёл!», спустилась и открыла дверь. На пороге стоял мужчина в сером костюме с закатанными по локоть рукавами, клетчатой рубашке с широким оранжевым галстуком и зелёной шляпе. В одной руке странный посетитель держал большой разноцветный зонт, а в другой — старомодный чемоданчик-ридикюль. С зонта ручьями стекала вода: ливень, рассекающий солнечный свет на тысячи крошечных радуг, казалось, только усилился. «Что Вам…» — женщина осеклась. Улыбка гостя словно вместе с Солнцем осветила прихожую и совершенно обезоружила хозяйку.
— Мир вашему дому! Вам же помощь нужна? Вижу, нужна, правда! — голос посетителя совершенно не соответствовал внешности: выглядел он, конечно, гротескно и эпатажно, но — гротескно и эпатажно по-взрослому. А говорил как мальчишка. Или как выживший из ума чудаковатый старик. Как кто угодно, только не молодой, взрослый мужчина. Гость, тем временем, огляделся вокруг. Удивительный голос зазвучал вновь: «У-уу… Вон оно всё как! Да вам тут, ребята, совсем другое нужно… Хм, хм… Тру-лю-лю, та-та-трям!» — промурлыкал, улыбаясь, — «Ну, значит, точно, ко мне! Всё верно! Где пациент? Идёмте, ну что же Вы! Идёмте скорее, пока дождик не кончился!» Шокированная, сбитая с толку, женщина не могла отвечать, оа совершенно не представляла, что делать в этой ситуации. Выгнать? Звать на помощь? Так ведь этот… гость не нападает, в нём нет ни капли злого умысла: как женщина, как мать она чувствовала это… Кто он? Сумасшедший? Фокусник? Клоун? Экстрасенс? Перебирая в мозгу одинаково подходящие к незнакомцу и одновременно одинаково не соответствующие ему и ситуации эпитеты, она не заметила, как Витя, нащупав перила, спускается со второго этажа. Прошагал, ориентируясь на голос, встал рядом, уставился на незнакомца. Солнцезащитных очков на сыне не было.
— Здравствуйте, — поприветствовал мальчик гостя, — А зачем же Вы сами-то пришли? Вы же заняты, у Вас — опыты, эксперименты. Я же понимаю. Я же просил просто сделать так, чтоб тучи, чтоб дождик нормальный был. Не слепой…
— Ну-у, коллега, тут Вы погорячились! — голос незнакомца выровнялся, обрёл бархатистую глубину и тембр. На пороге дома стоял молодой, преуспевающий учёный. Странная одежда, на удивление, не портила, а лишь подчёркивала этот имидж.
— Проходите! — Витя провёл рукой, указывая в дом. Получилось не очень ровно, куда-то немножко в сторону потолка, но, в целом, понятно.
Мать стояла рядом с приоткрытым ртом, словно воздуха ей то-ли не хватало, то-ли, наоборот, было слишком много, и вот-вот наступит кислородное опьянение. С каждой секундой она понимала происходящее всё меньше и меньше.
— Э-э, нет, парень, что ты! Нам с тобой не нужно в дом. Как раз наоборот! — мужчина распахнул дверь на всю ширину и склонился, всем видом приглашая обитателей дома выйти наружу, под тугие струи дождя. — Пр-рошу!
Витя, улыбнувшись, протопал к двери, скинул домашние тапки, нащупал резиновые сапоги, надел и шагнул за порог. Спохватившись, женщина всплеснула руками, сдёрнула с вешалки дождевик, накинула на плечи сыну, расправила капюшон. Впрочем, дождь мальчику не грозил: зонт странного гостя был так велик, что с запасом закрывал их обоих. Выйдя наружу, мальчик и мужчина остановились на крылечке.
— Знаете, в чём ваше заблуждение, коллега? — мужчина наклонился, заглядывая мальчику в лицо. — Вы перепутали термины, и немножко ошиблись в исходных данных. Вы уверены, что вот этот дождь — слепой. В этом и есть ваша главная ошибка! Такой дождь — вовсе не слепой, и никогда таковым не был. Вот, пожалуйста, убедитесь сами… — мужчина будто немного растерянно огляделся, затем увидел ридикюль в своей руке, поднял брови, словно не ожидал его там увидеть, положил на перила крыльца, открыл. В чемоданчике оказался целый ворох каких-то стёклышек, линз, крохотных зеркал, сверкающих гранями кристалликов, оправ, держателей, бронзово желтеющих шестерёнок. Странный посетитель порылся во всём этом, приговаривая: «Где же они? Сейчас, сейчас, Ага!», из ридикюля под его пальцами сперва раздался удар небольшого, звонкого колокольчика, затем со вздохом вырвалось облачко густого белого пара. Мужчина, наконец, вытащил на свет оправу круглых очков, напоминающих старинные пилотские «консервы», только без стёкол.
— Подержите-ка, коллега, — он протянул зонт мальчику. Тот принял резную рукоятку, покачал, приноравливаясь к весу. Тем временем гость снова рылся в своём ридикюле, извлекая оттуда одну за одной четырнадцать тонких линз, переливающихся, от красной до фиолетовой, всеми цветами радуги. Рассортировав стёкла на два набора — по стеклянной радуге в каждом — он аккуратно, по одной, вставил линзы в оправу — семь стёклышек в правую часть, семь — в левую, полюбовался на результат, несколько раз дунул, сдувая пылинки, и протянул очки Вите, взяв его ладошку в свою и положив её на наголовник очков. Мальчик вернул зонт, ощупал очки и натянул на голову, поудобнее приладил «консервы» на глазах… И увидел свет.
— Ух, ты-ыыы… Ой… Я же… Я же… ВИЖУ!!! Мама-ааа!!! — мальчишка бросился к матери, споткнулся, растянулся на крыльце, вскочил, не дожидаясь, пока мать подбежит и поднимет его, развернулся, ринулся обратно, к гостю… И с разбегу наткнулся на мокрые перила. Мама подбежала, обхватила сына сзади за плечи. Ни на крыльце, ни на лужайке возле дома никого, кроме них, не было, если не считать старую мокрую галку, сиротливо топорщащую перья на заборе.
— Сынок! Витенька! Кто это был? Что он с тобой сделал? Что это за штука, что за очки? — поведение пришедшей в себя женщины сильно напоминало суету квохчущей курицы-наседки…
Потом были звонки, сирена «скорой», и снова свет, много разного света: тёплый солнечный, холодный свет больничных ламп, тусклый жёлтый — от ночника. И две недели реабилитации и обследований . Врачи ходили вокруг, блестели приборами и оборудованием, собирались на консилиумы и совещания, сбивались в кучки и снова распадались на отдельных людей. Мама наотрез отказалась отдавать на исследование удивительные очки, подаренные сыну незнакомцем, и он надевал их всегда, когда глаза не были заняты процедурами или докторскими приборами. Даже спал в них. И с каждым днём видел всё лучше и лучше. Пока, в один прекрасный вечер, очередной врач, подсевший к витиной кровати, наклонился, подмигнул и сказал заговорщическим шёпотом: «Ну, вот и всё, коллега. Они Вам больше не нужны!» Аккуратно снял с мальчика очки, убрал в карман, встал и вышел из палаты, поправляя халат, чтобы никто не заметил под ним ярко-оранжевого галстука.
На следующий день мальчика выписали из больницы. ПарИло, налетал сильный, но тёплый порывистый ветер, гнавший по небу пухлые дождевые тучки, с востока на запад, как в тот день, когда в их дом позвонил удивительный незнакомец. Мама приехала в больницу на электрокаре, а когда они выехали за городскую черту и свернули на дорогу, ведущую к дому, пошёл дождь. И туча, как и тогда, не закрыла Солнца.
— Мама, этот дождь — не «слепой», это всё не правда! — сын выжидательно смотрел на мать. Смотрел абсолютно здоровыми, видящими глазами. Мать смахнула слёзы, чтобы не мешали вести машину.
— Я знаю, знаю, сынок. И скоро я обязательно вспомню, как он правильно называется!
Электромобиль остановился перед калиткой. Мальчик выскочил из машины первым, засмеялся, пытаясь уворачиваться от дождя, зашлёпал по лужам, распахнул калитку и замер.
— Вот это да-ааа… Мам, смотри!!!
Женщина захлопнула водительскую дверцу, подошла к сыну и заглянула во двор. Вся лужайка перед крыльцом, словно маленькими белыми пирожными, была усыпана шляпками молодых шампиньонов.
Очередной налетевший порыв ветра выволок откуда-то из-за стены дома, закружил в воздухе и бросил к ногам женщины и её сына большой разноцветный зонт с резной деревянной рукояткой.
Сказка об оси мира
Было это давно, когда ещё Северозападный треугольник строился, сто лет назад. На Южной устричной жил рыбак, и на ступнях у него была очень твёрдая и толстая кожа, прямо башмаки, и голени были покрыты густой шерстью. Он сам не знал, зачем ему генетики так сделали, то ли для того, чтобы по устрицам в чане ходить можно было, то ли намудрили чего. И часто смотрел этот рыбак на юг, там, где вечные льды, все хотел посмотреть, а правда ли на самом юге изо льда ось твердянская торчит, или выдумки все это. Взял рыбак самый быстрый катер, надел самую теплую одежду и поплыл на самый юг. А на ноги ничего не надел, не нужна ему обувь при такой-то коже толстой. Плыл рыбак все дальше и дальше, все холоднее и холоднее вокруг становилось. Запрыгивали к нему в катер рыбы любопытные, хотели посмотреть, что это за странное существо плывет, не видели раньше таких. Подбирал рыбак рыб и ел. Так и доплыл он до сплошного ледяного поля. Вышел из катера, посмотрел вокруг, нет оси твердянской, значит, не самый юг это. И пошёл дальше на юг пешком. Хотел шаг ступить, да понял, что ноги ко льду примерзли. Оторвал он ноги ото льда, верхний слой кожи оставив, чего ему, трудно что ли, с такими-то башмаками твердыми. На второй шаг ещё чуть-чуть кожи оставил он на льду. Так продвигался он на самый юг, и все тоньше становилась кожа у него на ногах. Говорят, он до сих пор там ходит, ось Тверди ищет.
Сказка об иголке и нитке
Жила была иголка. Как положено, в ушко у неё была продета нитка. Были они неразлучны — куда иголка, туда и нитка. То ли по долгу службы, то ли по зову сердца нитка всегда сопровождала иголку, в коробочку вместе, в тонкую ткань блузки вместе, в грубую робу тоже вместе. Поехала швея как- то в положенный отпуск и коробочку с иголкой с собой взяла. И с ниткой, конечно же. А в санатории везде были свечи расставлены для оздоровления воздуха. Не понравилось иголке, что пламя свечей трепещет над фитилем, вот-вот оторвется, решила она пламя пришить. Выбралась ночью из коробочки потихоньку и приступила к делу. Только не получилось у неё ничего, потому что пришивать нечем стало, нитка-то сгорела.
Сказка о сорока ручьях
Жили-были сорок братьев, сорок ручьев. Все они делали нужное дело, каждый своё. Первый пшеничное поле поливал, второй мельничное колесо крутил, третий бельё стирал… А сороковой в парке работал, людей радовал. Очень по нему люди любили кораблики пускать. Настало как-то засушливое лето. Пришёл первый брат к сороковому, и просит: «Дай немного воды, мне не хватает на полив, нехорошо, урожай меньше будет». Дал ему сороковой ручей воды, первый ушёл довольный, урожай хороший будет. Потом пятый ручей пришёл воды просить, у него три яблони неполитые остались, и тоже ушёл с водой. Потом пришёл седьмой, у него на стадо быков воды не хватило. Напились быки, ушёл седьмой ручей. Потом каждый с такой просьбой приходили: десятый, двенадцатый, в общем, все. Последнее ведро воды сороковой ручей отдал тридцать пятому, которому надо было промыть ткань после выделки. И осталось от сорокового ручья только берега да игрушечные кораблики на сухой земле. Да и люди скоро тот парк забросили, не радостно там стало.
Сказка о Мечте
Жила-была Мечта. И было ей везде неуютно: в какую голову не заглянет, там одни сплошные Производственные стремления. Жутко серьёзные, иногда даже суровые, они гнали Мечту прочь, и та уходила, понурившись. И в каждой голове оставляла Мечта кусочек своего сердца, которое крошилось от обиды и отчаяния. Так бы и рассыпалась Мечта мелким песочком, если бы не Мысль о большом улове. Позевывая, все-таки время было уже позднее, она сказала: «Шла бы ты отсюда, в головах у наших людей ты не найдешь себе места». И Мечта пошла на улицу, посидеть в розовых кустах, поплакать и подумать о своей судьбе. Отплакавшись и вытерев распухший нос мягкой салфеткой, она подняла взгляд на звезды. Где-то, в чьей-то голове, Мечта сталкивалась со Знанием, и оно рассказало, что звезды на самом деле это огромные раскалённые газовые шары, а возле них крутятся такие же планеты, как их Твердь. Тут в душе у Мечты появилась надежда. «Может быть, — подумала она, — если я здесь никому не нужна, где-то там, на другой планете живут другие люди, и я им пригожусь? Надо лететь!» Сказано — сделано, и Мечта стала подниматься все выше и выше, выше самого высокого дома, выше дождевого облака, выше, чем летают метеозонды… Вокруг становилось все холоднее и холоднее, воздуха становилось все меньше и меньше, Мечта замерзла и стала задыхаться, силы покидали её. И уже теряя сознание и падая обратно вниз, Мечта успела подумать: «Жалко, все так несимпатично закончилось». И никто, ни один твердянец, не видел вспыхнувшую над континентом падающую звезду. А наутро в Заповеднике появились бабочки.
Некоторые люди – как письма.
Пока не пошлешь – не дойдет.
— Благодарю, почтеннейший.
— Рад, что смог вам помочь.
— Пусть это благочестивое деяние ляжет на весы Привратников и будет весом с гирю!
— Спасибо. Прощайте, почтенный, — голос у вампира был усталый. Буйство аргентумов продолжалось недолго, но жертвы в городе были. Не смертельные, а так. Кому-то попало сосулькой, кому-то жабой, два десятка человек вообще прошмыгнули, завернутые с головой, не признаваясь, что там с ними такое. Куча народу явилась с жалобами на глюки: мол, они летающих людей видели, а такого ведь не бывает, правда? Ну а кто-то по неизвестной причине вместо речи издавал свиное хрюканье. Вот этот посетитель был из последних. И, когда Джано его вылечил, пациент так возрадовался возвращению человеческой речи, что остановить эту речь оказалось почти невозможно. Ему уже пять раз «до свиданья» пожелали, а он никак не унимался, славя «добродетели многие и искусство великое».
— По заветам мудрейшего ибн Сауда по делам узнается человек, и
Если дело достойно завершено,
Вознесет и прославит тебя оно!
— Да-да. До свидания, почтенный.
— Да будет ваш путь к Нейгэллаху легок и…
— Да не тороплюсь я туда! – не выдержал вампир.
— О позор моим сединам!.. Я огорчил своего благодетеля!
Пора было вмешиваться. Я высунулась из кухни:
— Слышь, хозяин, а он последний посетитель на сегодня! Ты вроде говорил, тебе новый яд испытать на ком-то надо было? Давай на этом, чтоб других не ловить?
Вампир закусил губу, сдерживая смех, и малость припоздал с ответом.
А когда собрался, было уже незачем: расшитые шлепанцы и яркий халат уже мелькали за калиткой.
— И всего-то, — подытожила я. — Можешь не благодарить.
— Дарья!
— М-м-м?
Вампир прислонился к стенке своего дома и уставился на меня. Как же эта их краска сбивает с толку – смотрит такое вот, и никак не поймешь, смешно ему или он втихомолку мечтает в тебя сковородкой запустить.
— Не смей пугать моих клиентов.
Пугать? Да я еще и не начинала! Или он таки засек тех слабонервных? Придется оправдываться.
— Да кто их пугает-то? – я старательно заулыбалась. – Просто…
— Их? – тут же уцепился за оговорку вампир. – Так их два было?
Кхм. Два? Ну, почти…
— Подумаешь, всего-то и сказала, что у тех, кто тебе не платит, хвост отрастает. Ну а то он бы улизнул, и ищи потом, как таракана в пылесосе!
— Где? Подожди-подожди… Хвост?
Ну да. Я свой показала для примера. Что ему, зря пропадать, что ли? Пока есть, надо пользоваться… как бы кстати половчей вампиру о нем рассказать, а?
— И он поверил? – не подозревающий о моих планах вампир даже вроде как улыбнулся.
А куда он денется. Как раз в тот момент ребята выволокли из дома иноземный овощ бекана (по виду – тыква тыквой), причем с «глазами», «носом» и «ртом», тюрбаном из старого полотенца и даже раскраской вида «добропорядочный горожанин»! И бедный посетитель услышал беспримерный диалог:
— Осторожно! Не показывай хозяину!
— А ему что, жалко будет?
— Жалко не жалко, а эту голову он трогать не разрешал.
— Что, на свои снадобья пустит?
— Ты что?! Такая голова! Конечно пустит! Хозяин обычно их в темной комнате вешает, а когда подсохнут, внутренности выковыривает и развешивает на таких специальных прутиках.
— Фу!
— Что? Они вкусные, кстати. Особенно с лимонным соком. Я давно не пробовал!
Бедному клиенту стало плохо еще на стадии «выковыривает внутренности», а когда дошло до «вкусные», он спал с лица и попятился от юных обжор – причем прямо в стаю сторожков. Я дернула этого впечатлительного обратно и попыталась втолковать, что речь вовсе не о том, что он там себе подумал. Просто предыдущий пострадавший денег при себе не имел, вот и расплатился «тыквами». Но клиент слушал не меня, а свой страх и передвижной интернат, который он в полном составе записал в людоеды. А тут еще Алишер радостно выдал:
— Хорошо, что хозяину сегодня попался неплатежеспособный клиент. Полакомимся.
Пациент сделал попытку дернуться – не вышло. Возможно, если б он выбрал, что больше хочет – удрать или упасть в обморок, все бы получилось. А так он обвис тряпочкой. Мужчина, тоже мне. Висит и молчит. Только руки дергаются – кошелек ищут.
Я рыкнула в сторону мальчишек, чтоб перестали нервировать клиента, но лучше уже не стало и стать, наверное, не могло. Поздно.
— О, все, ребята. Нас Дарья увидела, — огорчился Алишер. – Сейчас себе отберет.
— Ну может, хоть кусочек оставит?
И оба хихикают, паршивцы!
— Оставить? Вот еще! Слопаю вместе с вами!
Тут моя рука судорожно дернулась, и что-то треснуло. В следующий момент клиент, уронив мне под ноги пару монет, во все лопатки мчался по улице, оставив позади вампира, семейку людоедов и пока недоеденную голову…
Но про него-то Джано точно не знает? Значит, и говорить не стоит.
— Дарья, — вдруг как-то очень мягко, почти «бархатно» проговорил вампир. – Знаешь, чем отличается человек от паука?
— Ног поменьше? – наугад бросила я. С глазами вампира что-то происходило.
Они блеснули серебром, как ночью… замерцали…
— Паук движется по нити, которую он соткал для себя сам, — отстраненно заговорил молодой вампир.- Люди идут по нитям, что сотканы не только по их воле, но и по чужой. Не стоит так легко обрывать чужие судьбы…
— Ч-чего?
Но он как не услышал. Смотрел куда-то мимо меня, мимо дома, мимо сторожков.
Серебряные глаза завораживали… На несколько секунд мне показалось, что Джано подменили, что мой уже знакомый и привычный – почти родной! — ботаник куда-то ушел, оставив вместо себя незнакомца. У него даже лицо изменилось – краска словно отделилась и «поплыла» над кожей… На миг.
— Джано? – тихо позвала я.
Вампир вздрогнул. Серебро в глазах растаяло, и темные брови сошлись в удивленном выражении «это что сейчас было?»
— Я говорю, что тебе надо пока быть поосторожней, — наконец проговорил он. – После вчерашнего аргентумы будут в ярости. И аур тоже. Поиск виноватых не затянется, понимаешь?
— Будут проблемы?
— А что, думаешь, после сегодняшнего все обойдется? Будут… — кивнул он. — Но их станет меньше, если ты не будешь пугать клиентов. Город и так бурлит. А мы теперь… пока мальчики тут, не стоит привлекать дополнительные слухи и порочить мое имя.
— Да я не…
— Дарья!
— Ладно, не буду.
— Обещаешь?
— Конечно! Не буду я никого пугать.
Пока. Кто ж пугает просто так? Пугать надо со смыслом и по плану… Как говорил ояката, не стоит торопиться решить все проблемы сразу. Шаг за шагом продвигайся вперед и будет тебе наградой исполнение цели.
Ботаник немного посверлил во мне дырку взглядом, но потом махнул рукой:
— Показывай свой хвост.
Блин! Да где же эта коробка с красками? Канчо по маваси, он что, специально ее спрятал?! Мне ж без раскраски на улицу никак!
Сцапают, и ни до какой башни я не дойду. Или дойду, но про скрытность и все такое придется забыть. Мать их так, за эти чертовы обычаи…
Чтоб этого вампира…
И чтоб меня, за мою вспыльчивость!
Эпохальное «явление хвоста вампиру» прошло… напряженно. Ну, на самом деле я треснула Джано по руке, когда он чисто автоматически (это я потом поняла) полез прощупывать начало новой конечности.
У Джано с реакцией тоже было все в порядке (то есть не в порядке – на нервах он), так что меня пихнуло в стенку и крепко приложило об нее спиной и бедром. Я зарычала, он ответил. Короче, поругались мы…
Что?
Ну что Дарья? Дарья, между прочим, совсем не настроена была ругаться! Дарья только восемь часов назад как смотрела на полутруп некоего вампира и старалась не реветь и не крушить все подряд. И вообще-то мог бы и спасибо сказать! Ему же помочь хочешь, а он?
Массимо его с того света тащит, Левчик рядом старается, я тоже… а он, зараза, проснулся и ни тебе спасибо, ни тебе «доброе утро». Правда, его с постели буквально сдернули. Едва после милой ночки со спятившими аргентумами замаячил рассвет, пациенты пошли косяком, как модницы в салон красоты. И хоть мы с Шером встали стеной (в смысле, стеной была я, а мальчишка неплохо заменял зенитку), вампир проснулся и сразу ударился в оказание помощи пострадавшим.
Голодный до сих пор…
Поостыв, я решила, что пообижаться можно и потом. Выглянула во двор:
— Джано, слушай, ты будешь ру…
И замерла. Во дворе было пусто.
Ну одори ёби…
Куда он делся? В дом не заходил (мимо меня-то!), за углом нет, во внутреннем дворике пусто, сторожки скачут стайкой – с аппетитом явно порядок, никого не ели в ближайшее время, значит…Тьфу, ну и чушь лезет в голову.
Он же хозяин. Это его сторожки. Максимум, что могут сделать – тереться об ноги, пока жертва не споткнется в сотый раз и не озвереет.
Так что же? Он просто ушел?
Или… или увели? Проблемы?
— Алишер!
— Алексей?
— Да? — поднял голову юноша.
Лина присвистнула: выглядел парень плохо. Темные тени резко подчеркнули усталые глаза, чуть покрасневшие от недосыпа.
Ну, неудивительно. Деньки пошли сумасшедшие. Сначала дикая спешка с планированием налета на фабрики-склады по изготовлению новых браслетов (то, что на штурм пришлось всего восемь человек потерь, было воспринято Лигой как неслыханная милость судьбы!).
Вадиму эта милость судьбы не понравилась, и на следующий день все зонды на несколько часов исчезли с городских улиц… А появившись, принесли новые сюрпризы: в память механических шпионов теперь было заложена вся база разыскиваемых «нарушителей порядка», а впридачу зонды оснастили оружием. Лига потеряла пять человек только за первые сутки, когда зонды принялись отстреливать людей прямо на улицах. Ходили слухи, что метательные иглы шпионов-убийц содержат не яд, а снотворное, но никто из подстреленных так и не вернулся после того, как его подобрали патрули.
Двое алхимиков из Темной Лиги попробовали было отловить одного усовершенствованного шпиона и проверить, но их лаборатория взлетела на воздух почти сразу же. Больше никто проверять не стал.
Колдун, изготовлявший маскировку, исчез в застенках Службы Дознания… Новой партии маскировочных «нашлепок» так и не поступило, и их очень берегли…
По Темной Лиге прошла волна арестов — тайных, не афишированных, осторожных. Маги и демоны просто исчезали… И больше о них никто не слышал. Кольцо сужалось.
В этих условиях Сергей и Петр Валерьевич больше не пытались отговаривать Алексея от похода за вакциной. Наоборот, смотрели на это, как на последнюю надежду.
Ощущая поддержку, Алексей по горло ушел в тонкости теории и практики межмировых порталов и пробоев. Специально для него подпольщики отловили еще одного «серого» — уточнить полученную информацию.
Бреннис помогал как мог, и только руки воздевал, когда Лина в очередной раз возникала у его стола с новым вопросом.
И вот, пожалуйста! Когда он спал последний раз?
— Так плохо? — устало улыбнулся Алексей, — Похож я на вампира? Голодного?
Лина отобрала у него очередной фолиант.
— Алексей, вампирская внешность для тебя — пройденный этап. Сейчас ты скорей на зомби смахиваешь…
— Бррр…
— Давай-ка спать. Проснешься — поговорим.
— Эта станция — что-то вроде образцово-показательной. Туда иногда водят экскурсии — мол, смотрите, мы на страже и защищаем вас. Посмотрите, от чего.
— Давно?
— Да уже месяца четыре как.
— Надо же… И кто туда ходит?
— Кого пригласят, — Лина поймала себя на том, что снова вертит в пальцах свой любимый серебряный нож — нервы, нервы… Трудно представить, что Алексей скоро уйдет…
— И кого приглашают? — Алексей снова возился с каким-то зельем… Вот неугомонный!
— Верных режиму. Ну… Городскую администрацию. Журналистов-плазмосетников. Друзей порядка.
— Кого-кого? — изумился юноша…
Лина скривилась:
— Стукачей. Не слышали, что ли? Доносчиков. Они на учете, правда, но…
— Погоди-погоди… Доносчики на учете?
— А то! Люди ко всему приспосабливаются, знаешь ли… А за содействие режиму обычно хорошо вознаграждают. Кое-кто выслеживает своих… ну, к примеру, донесешь на соседа, подтвердится информация — получишь звездочку. Три звездочки — и к вампам на корм тебя не отправят, в шоу на выживание не отберут… Даже если ты не админ, а простой уборщик. А если хорошо-хорошо постараться — заработаешь и освобождение для своей семьи…
Алексей поморщился:
— Я слышал про такое. Только не знал, что у них уже и организация есть.
— С прошлого месяца есть. Но они друг друга пока плохо знают, не то что журналисты. Так что и мы впишемся… Хорошо б только не попасться какому-нибудь обозленному демону.
— Что, и демоны злятся? — не поверил Алексей, аккуратно ставя перед ней чашку с зельем, которое оказалось ароматным кофе…
— О-о-о, — одобрительно промурлыкала девушка, вдыхая чуть горьковатый запах, — Еще как злятся! М-м-м… — она отпила глоточек, — Алексей, ты души не покупаешь?
— Нет, а что? — прищурился юноша.
— Я продам. За секрет твоего кофе.
— Я подумаю.
— Ладно. Так вот, насчет стукачей. Некоторые быстро сообразили, что доносить на демонов-магов-фейери выгодней. Хоть и опасней. Разоблачишь человека — получишь льготу, настучишь на демона и не попадешься при этом — получишь одну из его сил, ну, если обвинение серьезное.
— Что?
— Ага. Вот так и делаются теперь магами. Некоторые. Так что даже если твои силы засекут на входе — сойдешь за удачливого доносчика. Как план?
— Пока хорошо. А потом?
— Я не придумала. Дальше твое дело. Подумай, какое время тебе нужно, что ты возьмешь с собой, ну и все такое… Я приду через три дня, и мы все достанем.
Лина вдруг замолчала и наклонила голову, вслушиваясь… Алексей тревожно поднял брови, но девушка махнула ему рукой и, неслышно ступая, прошла к двери… На миг замерла и ловко дернула на себя.
— Ой!
— Ай!
Через порог буквально вкатились два тела. Вкатились, потому что феникс не только дверь дернула, но и подножку подставила, так сказать, по максимуму.
Незваные гости плюхнулись на пол и неловко затрепыхались, пытаясь понять, где чьи ноги и выпутаться из связок травы и ивовых ветвей, рухнувших им на головы.
— Так… — Алексей, казалось, ничуть не удивился, точно к нему в комнату каждый день падали эльф в обнимку с человеком.
— Марк. Линдэ. — покивала Лина. — Десять секунд, чтоб объяснить, что вы тут делаете.
— Мы э-э…
— Ну мы…
— Мы это… выслеживали мышь.
— На-а-а-а-адо же! — хмыкнула Лина, — Так это, оказывается, истребители грызунов? А я-то думала, что это команда по перестановке мебели…
— Какой мебели? — удивился Алексей.
Кандидаты на перестановку мебели покраснели и синхронно приоткрыли рты.
— Мы не хотели!
— Мы хотели…
— И чего вы хотели, а?
Мальчишки переглянулись.
— Мы просто не хотели вам мешать…
Алексей спрятал улыбку…
— У вас здорово получилось… Выкладывайте.
Понукаемые то сочувственным взглядом, то насмешливым замечанием, то угрозой, мальчишки все-таки выложили взрослым, что именно они делали под дверью комнатки Алекса.
Оказывается, мальчишки привыкли носиться сюда, если случалось что-то интересное, а объяснять это интересное ни у кого не было времени или желания…
У по горло занятого зельевара Лиги время как-то находилось, и мальчишки, попутно помогая с отбором трав и смешиванием-перетиранием компонентов, выслушивали, как правильно разобраться с вампирами, сколько классов дети раньше учились в школе, что такое русалочий манок и почему девчонки не чудовища, а то, без чего не проживешь… (от последней темы Лина подняла брови… и придушила непрошеную мысль, каким отличным папой был бы Алексей, если б она только решилась)
В данном случае мальчишки примчались к своему старшему другу по неотложному вопросу, связанного с их новым питомцем, без затей прозванного Пушком. Питомца откуда-то притащила мальчишкам Анжелика, и был он вроде как щенком, но каким-то странноватым, например, щенки же обычно не едят мох со стен, правда? И глаза у них в них в темноте не светятся… А недавно растерянный эльф увидал у их общего любимца зачатки крыльев и мальчишки окончательно перестали понимать, что у них растет.
В коридоре у комнаты Алексея Марк и Линдэ притормозили, увидав разгневанную Лору, решительно входящую в заветную дверь на звуки ссоры.
Спустя пару минут мальчишки обрадовались, увидав, что спорщики вышли, но войти опять не смогли, потому что Лора не велела беспокоить Алексея, а Сергей бормотал что-то насчет каких-то нахалок, которые раздеваются прямо в…
— Линдэ! — оборвал разговорившегося приятеля Марк и поспешно продолжил объяснения сам.
Юные обладатели непонятного зверя справедливо решили, что старшему другу и его девушке нужно какое-то время побыть наедине, и решили отложить визит на будущее. На сегодня. Представьте удивление собаководов, когда они снова увидели Лину! Оторопевшие подростки немного потоптались в коридоре, не решаясь уйти. Может, проще подождать, пока «побыть наедине» закончится? Так и решили. Но потом возникли разногласия, по поводу того, сколько именно времени понадобится… Марк, основываясь на разговорах одного парня, говорил, что на «это» обычно уходит минут пятнадцать, Линдэ, у которого опыта было не больше, но зато была очень откровенная мама, давал два часа…
Мальчики едва не поругались шепотом, тем более, что и часов не было у обоих, но потом их светлые головы почти одновременно осенила мысль, что вообще-то Алексей и Лина не обязательно могут сразу заняться именно «этим», а могут сначала поговорить, и тогда они ждут зря, а потом ввалятся в самый ответственный момент…
Потоптавшись под дверью, Линдэ нерешительно предложил Марку послушать дверь, ну, для верности… Марк в ответ заявил, что у эльфа уши длиннее… ну в общем, они решили приложиться к дверям одновременно…
— И ты нас засекла, — грустно проговорил Линдэ…
— У тебя уши лучше…
Лина, наконец, не выдержала и расхохоталась — так потешно выглядели эти удрученные мордочки щенкодержателей (а точнее, здорово притворяющиеся расстроенными) Алексей тоже улыбнулся.
— Тащите своего зверя.
Загадочный зверек и впрямь смахивал на щенка, что по внешности (собачья мордочка и хвостик), что по привязчивому нраву (Лина еле увернулась от попытки облизывания), но лапы были куда как крупней, и крылья… Какой-то генетический продукт… Чей-то эксперимент… Надо будет спросить у Анжелики, где она добыла это чудо природы, а пока Лина посоветовала сплести ему магический поводок и ничуть не жалела, что несколько драгоценных минут времени, которое она могла бы видеть Алексея, ушло на мальчишек с их крылатой собачкой.
Ну… почти не жалела. Потому что Алексей так смотрит на нее…
На нее, на нее, а не на собаку!
И целует тоже ее.
Странно.
Она никогда не задумывалась, как оно будет, когда феникс примет ее Избранника. Никогда не расспрашивала. А напрасно.
Потому что в тот миг, когда тебя обнимают единственные в мире руки, не сравним ни с чем.
Танец на радуге.
Купание в огненном вихре.
А потом он притихает, складывает крылья, замолкает, и на несколько минут она просто человек! Это так… странно. И так здорово. Лина затихла, впитывая удивительное ощущение…
И боль потери, и страх оттого, что Алексей скоро уйдет, на время слабеют…
Они не прощаются. Они не прощаются. У них есть время!
Пока.
— Алексей, ты сошел с ума! — вот первое, что услышала после переноса…
И быстро осмотрелась.
Так. Место действия: мини-гроб, который Алексей называет своей комнатой. Действующие лица: угрюмо молчащий Сергей, взъерошенный Алексей, с упрямым видом наклонивший голову, и наскакивающий на него Петр Валерьевич Анисимов, светлый маг и бывший воспитатель стаи волшебников. Обычно спокойный учитель сейчас гневно сжимал кулаки, и, кажется, готов был воспитывать бывшего ученика не только разговорами. Этого только не хватало. У нее и без того от сегодняшних известий просто-таки неудержимое желание поточить об кого-то ножики.
— Спасибо, Петр Валерьевич. Но это ничего не меняет! Привет, Лина, садись…
— Лина?! — почему-то обрадовался маг, — Ты вовремя! Помоги мне убедить его…
— Убедить в чем?
— Э-э… Петр Валерьевич, стоит ли? — проронил Сергей негромко. — Все-таки не стоит об этом пока говорить.
— Об этой бредовой затее? Стоит!
— Вы о путешествии в мир Антъя? — Лина спокойно осмотрела две отпавшие челюсти, — А я в курсе.
— Как? Когда?
Лина посмотрела на Алексея. Когда? Ну… Тогда.
Позавчера. Погодите-ка… А с какой стати эти два старых *** говорят Алексу, что ему делать и чего нет! Говорят, что он сошел с ума! Грррррыб дубыдра в нахруббу!
Лина взъерошилась. Феникс тоже сердито ощетинился и подбросил в сознание хозяйки идею, что вон у того, который постарше, очень вкусная магия… Заткнись, птичка. Хотя…
— Алексей, ты понимаешь, что делаешь? Ты понимаешь, что, оказавшись другом мире, ты рискуешь утратишь большинство своих сил? Что у тебя там самое привязанное к земле? Телекинез? Вот только он и останется, если вообще останется хоть что-нибудь!
— Я учел это! — голос у Алексея почти спокойный, но глаза вот-вот начнут сыпать искрами.
— И что ты сможешь? Ни замаскироваться, ни… со своей внешностью ты будешь выделяться там, как свеча в темной комнате! Ты знаешь, как местные относятся к чужакам? Уверен, что тебя там попросту не уничтожат? Сможешь противостоять неизвестным угрозам?! Насколько? Алекс, из того мира бежали даже серые!
— Я сделаю все, что смогу.
— Этого может оказаться недостаточно! Ты хоть знаешь, сколько нужно сил, чтоб настроить портал более-менее точно? А сколько — чтобы пройти в него? Выдержишь?
— Я пройду.
— У нас не хватит сил на пробой в другой мир.
— А нам и не надо, — вмешалась Лина. — В смысле, самим пробивать — не надо. Есть станции локации, их как раз перед Пришествием устанавливали, по всей планете. Думаете, они только для локации нужны? А на каждой станции до сих пор дежурят в три смены. Это места вероятных пробоев. И, кстати, изредка попытки и правда происходят. Оттуда и делаются вылазки в другие миры…
— Зачем?
— А зверинец милорду пополнять! — на самом деле, в такие секреты даже персонал станции не посвящали…
— То есть вы хотите пробиться в Ангъя… с собственной станции Повелителя?!
— Да.
— А про временной сдвиг — вполне возможный кстати — подумал?! Вероятность разброса — от нескольких дней до нескольких лет.
— Это не так важно, как кажется…
— Алексей… Алексей, послушай… Это очень маленькая вероятность. Ну ты же учил логику… Ну как ты можешь так, очертя голову… Ты планировал налеты на склады, ты нужен Сопротивлению! Нужен! Ты не можешь просто уйти!
— Если есть вероятность… я должен попытаться. Это мой брат и моя ошибка. Я должен.
Петр Валерьевич с тоской выдохнул и попробовал с другой стороны:
— Алексей, мы опасаемся не напрасно. Пойми, это рискованно, так менять мир! Даже если ты вернешься с этим… лекарством… кто знает, как он подействует на людей?
— А что, может быть хуже?
— Может! Это, по крайней мере, знакомое зло! Если что, то выход у нас есть! Ты знаешь, о чем я…
Сергей согласно кивнул.
Ну да, проще прикончить повелителя и вместе с ним полмира. Так, все, мне надоело.
— Как мило, — хмыкнула Лина.- А погромче нельзя? Еще не вся пещера в курсе, только соседние комнаты.
Спорщики, наконец, вспомнили, что такое конспирация, и понизили голоса. Но это ее тоже не устраивало. Ладно, господин учитель… Не обращая внимания на дальнейшие споры, девушка присела на постель, активно потянулась и внаглую стала расшнуровывать безрукавку,
— Алексей, не поможешь?
Три пары глаз в шоке уставились на нее.
— Э-э… Лина?
— Мне самой никак… не расстегнуть, я имею в виду.
— Лина! — с упреком высказался ее любимый ангел, прекрасно разобравшись, что она просто валяет дурака. Но в сердитых глазах уже прыгнули первые смешинки…
Я на твоей стороне, ангел мой, не злись.
— У нас совещание… — почти жалобно напомнил оторопевший от подобной наглости маг-учитель.
— Отлично! — оживилась Лина, — Прекрасно! Сейчас посовещаемся! А где коктейли?
— Лина!
— Эх, не видали вы совещаний в Темной Лиге, — хмыкнула мисс ехидство под маской мисс непонимание (а шнуровочка тем временем потихонечку расползалась сама, вовсе не нуждаясь ни в чьей «помощи») — Ладно, без проблем, совещаемся, я впишусь: на пятой реплике вы заявите Алексу, что он безответственный тип, Сергей призовет вас к спокойствию, Алексей конечно, промолчит, а Лора…
— А Лора скажет, что ты права, детка, — вставила телепатка с порога. — Такие вопросы не обсуждают на такой громкости…
— Лора!
— … и в таком тоне тоже, молодой человек, — строго глянула на Анисимова пожилая дама. В голубых ясных глазах на миг сверкнуло нечто такое, отчего учитель Алексея, похоже, сам ощутил себя в шкуре ученика.
— Да, Лариса Павловна, — совершенно автоматически выговорил он и озадаченно посмотрел на собеседников.
Тяжеленные клещи, сжимавшие ее сердце с момента сообщения об арестах, наконец приотпустили. Лина почувствовала, что обожает седовласую даму: на фоне этого обращения к строгому учителю ее собственное «детка» выглядело вполне-вполне… Если б только она не была перед Лорой в таком дурацком виде!
— Для полноценного обсуждения вопроса такой важности нам стоит пригласить эльфа… и, думаю, для верности, еще стоит посоветоваться с нашим провидцем…- Лора посмотрела на Лину и сжалилась:
— Но не прямо сейчас.
— И что ты вытворяешь? — поднял бровь Алексей, едва дверь за его советчиками закрылась…
Лина не спешила отвечать, вместо этого ее взгляд цепко прошелся по лицу и фигуре юноши, как будто она сличала личность очередного объекта. Кожа бледновата… Все-таки житель подземелья. На голове конечно, не модельная стрижка, но смотрится вполне сносно. Даже мило. Вот только под глазами — темные круги… Нужно, чтоб он выспался перед…
А глаза…
— Лина! — напомнил о себе обладатель глаз, — Эй, что с тобой?
Лина только головой покачала… Даже не сердится. Любой другой на его месте при таких фокусах любимой (вломиться на совещание, нахамить его друзьям, да еще и начать раздеваться прямо при них… Лина, ну чем ты думала?) если не взбесился бы, то уж точно проявил бы недовольство. А Алексей… Ангел есть ангел, что тут поделаешь…
— Лина… — подошел ближе юноша, — Ну что ты?… Я тоже с ума схожу, что должен тебя оставить… Эй, стой! Ты передумала?
В зеленых глазах полыхнула такая надежда, что голос девушки дрогнул:
— Нет… Алексей, есть новости… — она заставила голос звучать спокойно, — Первая: начались аресты среди Темных. Тайные. Пока зацепили троих наших.
— Что? — юноша вздрогнул, — Ты в опасности?
— Э-э… нет. И вторая: один из магов (спасибо за подсказку, Ян… Подружить бы вас с Алексом) берется получить для нас приглашение на станцию, Алексей. На той неделе…
Храм был похож на очень низкий пень огромного дерева — если, конечно, у кого-нибудь хватило бы воображения представить дерево со стволом толщиной в полтора или даже два десятка шагов, причём хороших таких шагов, без поддавков. И с древесиной, больше похожей на камень. И со спилом, гладким и блестящим, словно оплавленный на огне сахар.
Да нет, глупо и пытаться его сравнивать с чем-то из обыденного и привычного — Храм не был похож ни на что, на то он и Храм. Словно некий великан взял кругляшок витаминыистимулятора, увеличил его в тысячи раз, подплавил слегка и положил в центре расчищенной от кустов и деревьев площадки посредине острова. Впрочем, почему «словно»? Так оно и было, наверное. Сейчас никто и не помнит, но наверняка ведь и Храм — тоже дело рук Лорантов, как и Лестница-В-Небо, упирающаяся в него нижним концом.
А вот Лестница по контрасту оказалась вполне привычной и ничем не отличалась от много раз виденной, именно такой, какой её рисуют малыши и на быстрый танец каких сам Ксант любил смотреть с ветки какбыдуба: искристой, туманной, переливчатой и разноцветной. Разве что не изогнутой, как те Лестницы, что возникали после дождя. И намного больше тех, что танцевали в водяном крошеве над водопадом.
Полупрозрачный радужный столб был столь велик, что вблизи легкое закругление его внешней границы казалось почти незаметным. Ксант попытался потрогать переливчатую полупрозрачность, но рука легко прошла сквозь, погрузившись внутрь Лестницы-в-небо чуть ли не по локоть. Ксант при этом ничего не почувствовал, мерцающий переливчатыми искрами воздух был точно таким же, как и самый обычный, снаружи. Вот только волоски на погружённой в него руке встали дыбом, словно от близкой опасности. Но самой опасности при этом не ощущалось совсем.
Почему-то он надеялся, что у Лестницы-в-небо будет что-то типа ступенек. Или веток, по которым можно взобраться. Лианы, на самый худой конец. Глупо, конечно, но почему-то ему так казалось, что должна быть она больше похожа на дерево, чем на те свои маленькие копии, что возникали после дождя или танцевали в тумане над водопадом. Ничего этого, конечно же, не было — просто пустая ровная площадка и переливчатый столб, уходящий вертикально вверх и теряющийся где-то высоко в предрассветном мареве. Похоже, до орбитожителей действительно не добраться тем, кто не умеет отращивать крылья.
Только вот наяву их невозможно сделать из старого плащика.
— И что теперь? — спросил Ксант, понимая уже, что ответа не будет.
Сучка топталась в центре площадки, запрокинув голову, высматривала что-то в серых тучах. Делала несколько коротких шагов влево, потом вперёд, вправо, назад, снова влево. Могло показаться, что она вымеряет площадку, но Ксант знал, что собаки всегда так себя ведут, когда растеряны. Просто не могут ни устоять, ни усидеть на месте, вот и всё, природа у них такая. Вит молчал, преданно следя за ней взглядом. Ксант повторил — уже громче:
— Делать что будем, я спрашиваю? Орать до посинения? Мастерить крылья из веток? Хором читать Поэму? Петь? Танцевать?
Сучка перестала кружить по площадке и оторвала взгляд от неба. Посмотрела на Ксанта как-то странно — в её глазах словно бы какое-то время продолжала отражаться клубящаяся перламутром высота, Ксанту даже показалось, что она не узнаёт его, не понимает, о чём он спросил, и вообще мысли её далеко-далеко, уже там, на орбите, вместе с Лорантами. Но через миг наважденье прошло и взгляд её стал осмысленным. Моргнула, разулыбалась, закивала:
— Ага! Ты молодец, правильно догадался.
И не было ни малейшей надежды на то, что это шутка — может быть, какие-то суки и умели шутить, но только не эта. Эта всегда была убийственно серьёзна, даже когда улыбалась. Вернее, нет — особенно когда улыбалась.
— Нам даже не придётся разводить костры, видишь, как всё удачно складывается? — Она ещё несколько раз утвердительно кивнула самой себе, снова короткими шажочками пробежалась по площадке –- и Ксант понял, что всё-таки именно измеряет, а не просто от растерянности. Понять бы ещё — зачем нужны ей эти измерения? Покрутилась, кивнула, притопнула ногой.
— Вот тут — самая под-дюза, точно-точно! Как на нашей Стартовой площадке! Один в один. Я даже и не надеялась, что будет такое совпадение, думала, придётся помучиться, пока костры разведём, пока свет правильно направим, пока вычислим… У нас ведь ни отражателей нет, ни подъёмников, думала, всё придётся на месте как-то… А тут ничего не надо, всё уже есть! Видишь? Светит! Смотри! — она запрокинула голову и развела руки. — Я под дюзой! Осталось только прочитать Предстартовую Подготовку и Обратный Отсчёт!
Конечно же, это не сработало.
Да и не могла вся эта чушь сработать. Глупо было даже предполагать, что будет иначе! Дурацкие пёсиковские заклинания, полезные не более, чем перья птички, съеденной в прошлом году. Не годные ни на что, ну разве только добиться такого же дурацкого отклика от этой дурацкой Лестницы-в-небо:
— Запрос на включение лифта принят. Внешняя активация отсутствует. Подтвердите внутреннюю активацию.
Голос не имел источника, он шёл словно бы отовсюду сразу, со всех сторон одновременно — и Ксант огромным усилием воли заставил себя не вертеть головой. Вот ещё! Не дождётесь. Он взрослый кот, бывалый и многое повидавший, а не какие-то там… Голос был странным — очень спокойный, с металлическим привкусом, словно у очень холодной воды. И от него точно так же ныли зубы.
И — все.
Не упали к их ногам ступеньки, ведущие на Высокую Орбиту, не спустились в громе и сиянии своего величия сами лоранты, чтобы поприветствовать или наказать. Ничего. Просто голос, сказавший невнятную чушь.
Ксант злился — и по большей части на самого себя. Потому что безропотно участвовал в этом идиотизме — речитативил положенное, давал отзывы, послушно запрокидывал голову в ожидании чуда, и на какой-то краткий миг почти что поверил в его возможность. Ну, может быть, не совсем поверил, но в полной и безоговорочной невозможности усомнился.
И получилось, что зря.
Обидно.
— Не сработало. И почему я не удивлен? — Собственное разочарование легче всего прикрыть именно так, ехидной насмешкой, чтобы ни у кого и мысли не шевельнулось, что ты мог хотя бы на самое крохотное мгновение тоже поверить.
— Конечно! — Сучка кивала, довольная донельзя. Пнуть эту радостную идиотку хотелось даже больше, чем когда она всё время извинялась — может быть, просто для того, чтобы стереть с её лица хотя бы на минутку это вот до тошноты радостное выражение.
Они стояли в центре площадки все втроём, держась за руки, словно маленькие, и это тоже злило. Но выдёргивать руку сейчас казалось Ксанту ещё большим котячеством, чем всё предыдущее. Он и не выдёргивал. И даже старался не фыркать скептически и глаза не закатывать. И от этого злился всё сильнее.
А больше всего его злило то, что сучку неудача нисколько не расстроила — она продолжала улыбаться, как ни в чём не бывало. А после его слов разулыбалась вообще как именинница, гуманитарной благодати сподобившаяся.
— Конечно, не сработало! Оно и не могло сработать! Я ведь самого главного не сказала.
— И что же у нас самое главное?
— Ключевое слово, конечно же!
Она замерла, продолжая улыбаться, втянула в себя побольше воздуха и выпалила:
— ПОЕХАЛИ!!!
И Ксант уже совсем было собрался рассмеяться, когда площадка под ногами ощутимо дрогнула и Лестница-в-небо ответила.
— Пароль принят. Защита активирована. Активирована рабочая проверка предстартовой готовности.
Под рёбрами защекотало, Ксант с трудом балансировал на самой грани сквота — чуйка почему-то вопила как оглашенная, что Ксант падает, падает, ну падает же! — хотя глаза утверждали обратное, да и все прочие органы чувств подтверждали: никуда он не падает, стоит по-прежнему в центре площадки под лестницей-в-небо, держит сучку за ручку… Ха! Почти стихи.
Стоит?..
Нет. Висит. На расстоянии ладони… нет — уже локтя над. Но висит, не падает — тут чуйка всё ж таки была неправа…
— Обратный отсчёт готовности три два один ноль. Рабочая готовность. Подтвердите пароль на отправку.
Она опять успела проорать своё коронное «Поехали!» первой.
Ну и ладно.
Ксанту не больно-то и хотелось.
* * *
— Эри, слышишь сигнал?
— …Хр-р…
— В тамбур опять какого-то шлака с поверхности натащило. Включи конвертер, пусть сразу в топку отправит. Заодно и энергозапас пополним. Эри!
— …Хр-р…
— Эри, не притворяйся более живым, чем ты есть на самом деле. И можешь отключить похрапывание — оно неубедительно.
— Ну, знаешь! По-моему — так очень даже. И мне вполне подходит! Это, между прочим, твоё собственное похрапывание, снятое и зафиксированное не более декады назад. В точности. Мне даже не пришлось менять тембр! А я могу. Хочешь? Милый, с таким голосом я тебе больше нравлюсь?
— Эри, что случилось?
— Ничего! Просто сплю. Имею право! Я личность и существо, в конце концов!
— Эри, я тебя слишком хорошо знаю. Так ты ведёшь себя только в тех случаях, когда очень не хочешь чего-то делать.
Пауза.
Довольно долгая.
Потом, почти спокойно:
— Я не хочу писать отчёт.
— Почему?
— Потому что не хочу писать правду. А соврать не смогу. Вернее, смогу, но… понимаешь, я теперь знаю ответ. Тот самый. Но это не тот ответ, который нужен.
— Кому нужен?
— Им. Нам. Всем. Дикарям этим долбаным. Нет никакого лекарства от ксоны. Нет его, понимаешь? Не изобретал твой чёртов Милтонс тут никакой грёбаной панацеи! Он развлекался, просто развлекался, писал эссе на отвлечённые морально-этические темы. Конструктами лингвистическими забавлялся. Играл, понимаешь. А мы все уши развесили. И какого хрена мне приспичило проводить этот хренов сравнительный анализ всех пятьсот сорока шести известных переводов?!
Пауза.
На этот раз — очень короткая.
— Дракон?
— Умничка. Ты всегда всё правильно… считаешь. И быстро. Помнишь про символику правого и левого крыла и истину за спиной? Я ведь ещё тогда… Иджангам знакомо понятие дракона. Только дракон у них не летает. У него есть крылья, но он не летает, вот ведь какая хрень! Ему это просто не нужно. Дракон на Джанге — символ свободы выбора и справедливости, символ закона и невмешательства. Этакий манифест совершенно осознанного и добровольного ничегонеделанья. Для иджангов все эти понятия означают одно и то же и даже выражаются одним словом. Вот так. Не лекарство от аста ксоны здесь Милтонс искал. Он же гений был и знал, что нет никакого лекарства. Это только законченные придурки вроде нас могут думать и надеяться… А Милтонс просто пытался помочь больным детям. Не вылечить, нет… убедить, что никакой болезни нет и в помине. Вернее, что болезнь — это норма. Сделать их всех нелетающими драконами.
— Вероятность… не стопроцентная.
— Брось. Я тоже умею считать. Когда хочу. Вероятность куда выше критической. Выхода нет, сообщать придётся. Представляешь, как обрадуются все эти наши погононосные козлы, когда обнаружат, что столько денег и времени вбухали в исследование философско-поэтических изысков?
— Извините…
* * *