В деканат я вернулась одна. Оставить ребенка с чужим мужиком — это было сумасбродством! Но сын решил уже сегодня ехать в развивающий центр, а Сергей его повез. Я в растерянности стояла в распахнутом пальто на ветру и глядела вслед уезжающей машине, не имея возможности даже позвонить им, и в который раз за день, чувствуя себя отвратной мамашей.
В конце дня меня забрали. Приехали вдвоем, довольные, и с какими-то значками. Витька щебетал, выплескивая радостные впечатления бурным фонтаном, от нервного потрясения не осталось и следа.
Заехали в магазин, продукты выбирали чуть не хором, смешно морщась то на одно, то на другое. Еду готовили вместе. Так странно.
Когда дома гости, то приходится бегом бросаться из одного угла кухни в другой, быстро соображая, кого чем кормить, попутно развлекая разговором, а потом, поздно вечером, прибираться уставшей и вымотанной и зарекаться звать в дом кого-либо в будущем. А тут… Оказалось, что мальчишки сами могут картошку чистить, салат крошить… Посуду мыть… И теперь мы втроем сидим и ужинаем.
С удивлением узнаю, что этот «студент» имеет уже два высших. Второе получал параллельно, да еще и экстерном. Старший секретарь мне поручала иногда звонить его преподавателям, уточняя время зачетов. Но, по сути, я не знала практически ничего.
Витьку заинтересовало таинственное слово «экономика», и в конце вечера он уже намного больше меня знал о том, что такое «девальвация», «авшоры», «лизинг» и «оферта»… Кажется, новый Витькин кумир подал ему идею, кем стать, когда вырастет… Если биологом уже передумал…
Потом, неожиданно, на домашний позвонили родители — я забыла сказать, что внука им не надо вечером забирать из садика, а они пришли и наслушались воспитательских историй, перенервничали и позвонили уже на взводе. Я готова была разреветься, но трубку пальцем поманил Сергей и в пять минут все объяснил…
То ли мужчин слушают лучше… То ли чужих… То ли мои родители именно меня слушать отказываются. Но, в целом, ситуация улучшилась. Я не поняла, почему развивающий центр не будет стоить мне ничего, причем здесь баллы, характеристика из садика и рейтинги. Но если все так сложилось, то это прекрасно. И ездить ближе.
Когда сынишка ушел спать, мы все еще были на кухне. Пили чай с шиповником. И я просто сидела и рассказывала о себе. Рассказывала, почему у Витьки нет отца, рассказывала про то, какой сынишка особенный, и как я боюсь быть слабой.
— То есть, сегодня, когда я тебе помог, ты меня боялась? — спросил Сергей, внимательно и серьезно меня рассматривая, — Или ты боялась себя слабой? Или все-таки ситуаций, с которыми не можешь разобраться?
Говорить о том, что у меня на душе, так прямо, было совсем странно. Будто я выпила пару бокалов вина, и глазки стали по-особенному светиться, а язык почувствовал волю чуть задремавших мозговых тормозов.
— Ситуация меня напугала, это да. Но мы ведь справимся. Себя я и сейчас боюсь. И тебя тоже… — Я с трудом подбирала слова. Хотелось сказать так много, но это было, как ведро воды на хрупкую бабочку —сказать слишком много, значит убить все волшебство зарождающегося чего-то невероятного. Но и сухими фразами отвечать было совсем нельзя. И я чувствовала себя музыкальным инструментом, который пытался выразить что-то неуловимое, не словом, так интонацией.
— Вот так логика! Почему ты меня боишься? Потому, что я мужчина?— Прямой испытующий взгляд мне в глаза. Чуть ниже? Нет. Все же в глаза. Слово «мужчина» сказано чуть иначе. На еле заметном подъеме. Конечно, ты мужчина… И я доиграюсь! Но я точно понимаю, что нравлюсь.
— Конечно. А ты сомневался? — как это у меня получается? Я просто женщина. Просто теплый маленький котенок. Случайно упал край кофты с плеча. Не смущайся, там еще целая футболка! Во фразе еле заметная смелость, неуловимый вызов поиграть.
— А как ты вообще живешь без мужчины, позволь спросить? — Мдя. Очарование развеялось. Игру не поддержал — разговаривать о других парнях, о статусности, о жизненных трудностях — это совсем было не к месту.
— Как будто это от меня только зависит! У меня был вот на примете…— воспоминания нахлынули помимо воли, меня пробрало неожиданным ознобом, плюшевая домашняя кофта была застегнута на молнию. Я вдруг ощутила собеседника врагом. Вежливым, помогающим врагом, который, помнится, хотел мне сообщить что-то плохое про Вадима, разрушить мои песочные замки, рухнувшие сами по себе еще раньше этой попытки. Ощущение симпатии улетучилось молниеносно. Какая симпатия к девице, встречавшейся с его знакомым, напившейся до потери сознания, проснувшейся в его постели, имеющей ребенка, устроенного им же в развивающий центр… Сочувствие и презрение — вот все его эмоции.
— Ольга, а что ты знаешь о Вадиме? — спросил каким-то безэмоциональным голосом Сергей. Его сильно интересовал кубик сахара, который он перекатывал по столу и рассматривал, не поднимая глаз.
— Да ничего я о нем не знаю! — Вспылила я. — В отделении у него лежала. Им на дороге сбитая. Замуж звал, видимо, сотрясение это заразно. Потом прошло. — Я отчаянно пыталась говорить гордо, но эффект смазался тихим шмыганьем в конце.
— А ты бы хотела замуж? — вопрос, видимо, относился не ко мне, а ковсе еще мучаемому куску сахара, который совсем не желал вертеться по столу, запинаясь о свои маленькие крошки.
— За кого?! — я откровенно злилась. За испорченный вечер, за дрянные вопросы, как будто у меня есть выбор! За нелепость фразы.
— За него… — собеседник посмотрел на меня снизу вверх, видимо,потому, что я, резко вскочившая, была не безопасна и могла начать кидаться посудой. Мне вспомнился утренний звонок, который я должна была не услышать, или проигнорировать, вспомнился нелепый скандал. Как я должна была с ним общаться? Он любит другую. Любит. Сильно. И я никогда не стану заменой. Хотя бы потому, что я — это я. И мне это не нужно.
— Мне это не нужно. — Сказала я окончание своей мысли. Гордая. Острая, как кусок скалы высоко в поднебесье. Злая, потому, что… Потому. И стала громко убирать чашки со стола. По моему мнению, говорить было больше не о чем.
Собеседник, сиротливо оставшись без кружки, взял свой кусок сахара и закинул в рот. Я поежилась, слыша хруст. Интересно, кто победил: сахар или зубы? Половина чашки чая была водружена на старое место.
— Совсем сладкое не люблю. — Посетовал Сергей. Я пожала плечами. Вид хозяйки, со скрещенными руками подпирающей плиту, был нелепым.
— Я не хочу, чтобы ты о нем говорил. Что бы ты ни знал. — Сказала я, с трудом подбирая слова. — Просто, не из тех, кто смакует чужую жизнь. Я не хочу замуж. Совсем. Ни за кого.
— Почему? Это глупо — ставить на своей жизни крест. Ты же не сбежавшая монашка. — Недалеким воловьим взглядом поглядела на сморозившего эту глупость парня. Ничего хорошего ответить не хотелось. Стукнуть — может быть. Но женщины мужчин не бьют — тем более тех, кто помог. Хотя это сейчас и не учитывается. Надо было вернуть разговор в русло доверительного, расслабленного и спокойного, но было сложно перешагнуть через бушующие эмоции. В конце концов, Сергей же не виноват, что меня обижали и обидели еще раз. Я вздохнула и начала уже совсем другим усталым тоном.
— Знаешь, глупые слова, сумасшедшие обязательства… Я просто не верю в это все. Не хочу больше привязываться. Не хочу и не могу любить. Не могу никому доверять. — Тишина затянулась, я пожалела, что под рукой нет сигарет и, натянуто улыбнувшись, закончила монолог шуткой, — утонул у Тани мячик. Был с песочком из качалки…
— Как же с вами, с девками, слоооожно, — сказал задумчиво Сергей. Я улыбнулась, его смешному выражению лица и милому причислению меня, мамашки, к юным «девкам», — хоть убей, не понимаю, чего у вас там, в голове творится!
А потом просто встал и поцеловал. И я ответила. Руки сами собой потянулись к нему, поползли по груди, дальше по шее и забрались на затылке в густые черные волосы. И в этот момент я не думала ни о чем…
Поцелуй закончился так же резко, как и начался. Секундой позже раздался звонок в дверь.