Перед закатом солнце всё-таки одолело тучи: пропороло брюхо фронта и посыпало тайгу купритом. Фёдора передёрнуло, ему показалось, что сосны политы кровью. Выгжельская тайга — леса, граничащие с Даром — до сих пор считались местом опасным, нечистым. В газетах, конечно, писали, что всех живых васпов ещё двадцать лет назад вывезли на юг и где-то там заперли, но местные то и дело видели в тайге неповижные фигуры с автоматами, да и народ как пропадал, так и продолжает пропадать в зелёной дарской глуши.
За спиной бранился дед Касьян. На лесобазе в пятнадцати километрах от Выгжела никого, кроме них, не было.
– Что случилось? – спросил он.
– Бригадир, мать его перетак, из тайника всё выгреб. Ух, зверюга! Узнал-то откуда?
– Похоже Вовка выдал, – ответил Фёдор, продолжая всматриваться в таёжные сумерки. – Он вчера крутился там.
Касьян встал, вытер ладони о штаны, пнул угол сторожки за то, что не сберёг драгоценную жидкость. Сосны покраснели ещё больше и свет начал гаснуть. Фёдор поскрёб заросшую физиономию – его накрыла тоска. Пятницу он не любил, всю неделю на лесобазе царило оживление: грохотали лесовозы, увозя в большой мир необъятные брёвна, визжали бензопилы, перекрывал всё на свете зычный голос бригадира. А теперь – тихо.
– Эх, накатить бы сейчас…
– А то!
Фёдор считал, что Касьян просто алкоголик, а он принимает, чтоб страшно не было.
– А эт кто? – дед показал на дорогу.
По ней нетвёрдым шагом к воротам приближался мужик. У Фёдора сердце рухнуло, а вот старый опытный сторож не растерялся, схватил ружьё и побежал навстречу незнакомцу.
– Стой, кто идёт!
Мужик остановился, сфокусировал взгляд на Касьяне и спросил:
– Эт хде я?
Фёдор подошёл поближе. Мужику на вид было лет пятьдесят, всклокоченная, давно не стриженная шевелюра, тронута сединой, бритву в руки он не брал дня три-четыре, среди щетины виднелись два шрама, на щеке и на подбородке. Были на нём телогрейка, ватные штаны и пыльные ботинки.
– Так на лесобазе, – ответил Касьян и опустил ружьё. – Ты, уважаемый, с Засечки что ли? Так тебе обратно надо, ты, вестимо, на развилке не туда пошёл.
– Как не туда пошёл? – он махнул рукой и достал из-за пазухи штоф с мутной жидкостью. – М?
Мужики закивали. Вскоре они уже сидели в сторожке и отправляли внутрь забористый самогон.
– Ух, хорошо! А ты вообще кто? – спросил Касьян после первой.
– Хто – я? – мужик икнул. – Наливай.
Фёдор прицелился, подумав, что самогон знатный — после первой уже ничего не страшно. И налил, даже в кружки попал. Осушили, мужик потребовал ещё. После третьей прижал палец к губам и, покачнувшись, прошипел:
– Тш-ш-ш… Я, —снова икнул, – чёрт!
Касьяну стало совсем хорошо, он налил снова и сказал:
– Ну, за чертей!
Опрокинули ещё по одной. Чёрт уже четвёртую порцию выплёскивал на пол, пить приготовленную Гором настойку мухоморов он не собирался.
Пока собутыльники устраивали священные пляски, разговаривали с предками и пытались разломать сторожку за то, что она вещает всякие непристойности, раздвоившийся чёрт завёл похожий на амфибию гусеничный вездеход, загнал его под кран-балку, погрузил четыре бочки солярки. Потом закинул к бочкам бензопилу, канистру бензина и масло. Кир, фиксируя драгоценную тару с топливом, посмеивался, представляя, как бригадир будет орать:
– На Стылый кряж отправлю! Лиственницу лобзиком валить! Вы у меня всё Южноуделье год лесом снабжать будете! Какой чёрт?! Хамарским медведям про чертей и дьяволов расскажете!
Железный монстр, распугивая мелкую живность рёвом двигателя, скрылся в ночи.
«День тринадцатый.
На лесобазе нам повезло: раздобыли снегоболотоход. Старый, ещё с рычажным управлением, но в приличном состоянии. А ещё прихватили с собой солярки. Кузов у него пререварен: в кормовой части крепления под бочки сделано, а «коробок» для пассажиров укорочен на два места. Видимо на нём возили топливо и народ на вырубки. Гор аж порыкивает от удовольствия, больно ему этот крокодил понравился. Сказал, правда, что с бочками мы ни один серьёзный брод не одолеем. Но сдаётся мне, что скоро бочки наши пустеть начнут, жрёт это чудо техники немерено.
Вчера полночи ломимлись по навигатору (его отдельно добыли), потом остановились, поспали по очереди. Сейчас поедим и двинемся дальше. Гор сказал, что раньше где-то тут была дорога на цепь заброшенных деревушек стоящих вдоль реки Колпь, которая вытекает из Йошко-озера на Васповой возвышенности (фактически, это граница наших прежних владений).
Ночь была холодной. Да, подзабыл я, что значит середина августа в здешних широтах. Прямо перед нами стоит берёза. Зелёная ещё, а одна ветка — целиком жёлтая. Будто бы дерево седеть начало.
Странное какое-то состояние: то от радости подколачивает, то сердце щемить начинает. Прислушиваюсь к шуму в голове и как-то спокойнее становится — всё-таки не один я».
После старта они поплутали по грунтовкам, идущим вдоль границы Дара, а потом всё же нашли нужную дорогу. Сначала (правда, совсем недолго) она была широкой, потом начала сужаться, а вскоре превратилась в две колеи, между которыми росли жизнерадостные цветочки и травка.
Но и эта картина сменилась: вот уже два часа вездеход, который Кир окрестил «крокодилом», продирался по заросшей просеке. Местами они клали деревья в руку толщиной. Гор крикнул, силясь перекрыть рычание мотора:
– Карты старые, навигатор грунтовку показывает!
Кир кивнул, и тут машина ушла носом вниз, он едва успел выставить руки, чтобы не протаранить лобовое стекло. Через просеку пробегал живописный ручеёк, которого не было видно за молодой порослью. Двигатель взревел, гусеницы снова пришли в движение, и крокодил выполз на другой берег. Кир про себя помянул и составителей карт, и шарагу, где этот чудный прибор сделали, и себя не забыл (за то, что предложил этой … вещью обзавестись).
Но к двум часам они выбрались-таки на дорогу. После просеки эта раскуроченная временем и растительностью бетонка показалась автобаном.
«Ехали до самого заката. Вели по очереди. Сначала непривычно было: у крокодила управление, как у трактора, вместо руля два рычага. А потом ничего, освоился. Гор доволен, он будто в молодость свою вернулся, правда вместо роты один я, но ему и этого достаточно. За время жизни с доктором я, оказывается, отвык от того, что мне отдают приказы. Будь я моложе и горячее, то показал бы ему, кому тут командовать можно, но… Я понимаю его и не хочу отнимать его радость. Доктор говорил, что люди с возрастом мудреют, то есть начинаю лучше понимать причины событий. Наверное, и у нас происходит что-то подобное».
На берег Дара они выползли через два дня. Кир мечтал о двух вещах: во-первых, о безлесных твёрдых участках, во-вторых, о танковом шлемофоне. Беруши, скатанные из ваты, нашедшейся в аптечке Гора, конечно, спасали мозг от шума. Ну, почти спасали. Но вот с отвратительной привычкой потолка на сложных участках нежно целовать череп в макушку, сделать ничего не могли. Когда они вылезли Кир почувствовал, что почва под ногами играет, а в голове раскачивается гулкий медный колокол.
Они стояли на холме, среди казавшихся вечными сосен. Внизу, унося в себе отражения звёзд, продолжал свой нескончаемый путь Дар — великая северная река, хранившая на своих берегах клады тайн и зловещих историй. Света становилось всё меньше, а звёзды, будто впитывая остатки дня, разгорались всё ярче. Казалось, что некоторые из них собирали больше, чем могли удержать, набухали, а потом, не выдержав собственной тяжести, срывались вниз. Одна за другой, одна за другой…
Костёр решили развести около гусеницы по правому борту – поднимался ветер, а трава готовилась завернуться в шаль из тончайшего инея. Сварили последние макароны, густо посыпали их сахаром и принялись за еду. Деревья, выхватываемые из темноты светом костра, с интересом наблюдали, что же произойдёт раньше: остынут макароны окончательно или их всё же успеют съесть тёплыми. А после лесные старожилы долго скрипели, обсуждая результат импровизированных соревнований.
Кир размышлял, допивая остатки горячего травяного варева, сготовленного капитаном (он оказался не только отличным техником, но и неплохим врачом, а лекарства в Улье готовили из чего придётся или из чего найдётся).
– О чём задумался?
Кир взглянул на него и снова стал смотреть на огонь, не отвечать было глупо.
– Тут уже осень. А впереди зима.
– Не вешай нос, солдат, разберёмся.
– Да, разберёмся.
– Навигатор перестал работать. И это хорошо. Значит мы в верном месте вышли. Дай карту.
Кир встал, нырнул в кабину, вернулся с уже потрёпанной картой. Капитан развернул её:
– Смотри, сигнал пропал вот здесь. Видишь?
– Ага.
– Значит, это область «Три кольца». Последнее кольцо накрывает часть течения и этот берег. Завтра надо будет форсировать Дар, а потом держаться вот этого направления, – он провёл пальцем по широкой дуге, идущей сначала на северо-восток, а потом отклоняющейся на юг. Ещё километров сто и будем искать по этому квадрату наше место.
Кир подумал и спросил:
– Это же всё в третьем кольце?
– Да.
– Понятно. Слушай, у меня ещё вопрос есть.
– Спрашивай.
– Ну, Королева… Это же двадцать тонн веса. Ладно в Дербенде спрятаться. Ну, это хоть теоретически возможно. А как же она сюда попадёт? И что же за гнездо нам надо будет отстроить?
Гор помолчал, потом заговорил:
– У меня никаких чётких указаний нет. Думаю, на месте станет понятно. Ладно, давай спать, завтра, чую, тот ещё денёк будет.
«День пятнадцатый.
Продираемся через тайгу уже трое суток. Мне кажется, что внутренности у меня колыхаются: вверх-вниз, вверх-вниз. Местность где холмистая, где гористая. Добрались до Дара. Судя по карте, нам ещё сто километров отмахать надо. Одна бочку уже вылили, в левом баке что-то плещется, правый – пуст.
Что-то одолевают меня невесёлые мысли. Впереди зима, длинная зима в колыбели. Хорошо медведи устроились или пчёлы – как холода начинают подбираться, сразу спать. У нас ни снаряжения, ни запасов, ни оружия. Вак сказал, что жилье там будет. Это хорошо. Только строить зимой никак не получится, разве что сарай поставить. Королева довольна не будет».
Проснулись рано. Утро было блестящим от инея. Солнце, будто потягиваясь, расправило лучи над тайгой. Кир отметил, что когда он первый раз увидел небо после кокона, оно было таким же чистым. Потом готовились: проверяли машину, заливали топливо. После осмотра Гор буркнул вроде: «Надеюсь, дотянет». Завёл мотор, подошёл к Киру и сказал:
– Ну, что, готово всё. Держись, солдат, тут ширина русла метров пятьсот-шестьсот, а течение где-то километров пять. Одно хорошо, мы на высоком берегу – выбираться проще будет, – подумал и добавил, – если не снесёт куда-нибудь.
– А это что? – Кир показал на горизонт.
На востоке над тайгой клубились облака.
– А это то, с чем лучше на воде не сталкиваться. По местам!
Они забрались в кабину, захлопнули двери. Крокодил пополз к воде. На кромке Гор затормозил, сдал задом, поворачиваясь в берегу мордой. Капитан подал машину вперёд, гусеницы погрузились в воду, но до дна не достали. Кир почувствовал запах страха, но говорить под руку — себе дороже. Машина встала почти вертикально, рёв двигателя накрыл тайгу, крокодил рванул в воду, поднимая перед собой мутную волну. Та захлестнула капот и едва не добралась до лобовых стёкол. Горизонт выровнялся, но даже через победный вой мотора Кир слышал тяжёлое дыхание капитана. Обороты выровнялись и крокодил, погрузившись в воду по щитки над гусеницами, стал двигаться к противоположному берегу. На середине течение было особенно сильным и их унесло от той точки, где они собирались выбираться метров на сто. Но всё же берег был ближе и ближе. После двух третей реки дело пошло уже совсем хорошо, но тут свет стал меркнуть, Кир открыл дверь и высунулся наружу. Полнеба оставались чистыми, а вот вторую почти полностью затянуло. Капитан уже приметил небольшую бухточку и повёл болотоход туда. Ветер крепчал, поднимая невысокие волны. Гор что-то крикнул, слов Кир не разобрал, но втянулся обратно и захлопнул дверь.
– Лемех!
Бледный васпа – это зрелеще, встречающееся крайне нечасто, а два бледных васпы… Про себя Кир позавидовал капитану, тот хоть рычаги в руках держит. Он вцепился в самое дорогое, что у него было — в тетрадь.
В этот миг правая гусеница нащупала дно, крокодила накренило так, что мутная вода залила четверть бокового стекла, но в следующий момент и вторая нашла опору, крен стал меньше. Мимо стекла со стороны Кира пролетела то ли толстая ветка, то ли нетолстый ствол. Гор развернул машину, и та стала медленно выбираться на берег. Ветер выл так, что надрывающийся мотор казался беззвучным. Беснующаяся стихия ломала кусты, поднимала в воздух центнеры песка. Сквозь пыльную бурю Кир увидел, как над рекой несутся вывороченные с корнями деревья.
И вдруг всё стихло. Небо очистилось так, будто невидимый дворник смёл облака одним движением. Оправившееся от испуга солнце снова сияло над неспешным паном Даром, совершающим прогулку по своим владениям, сквозь лесные завалы, мимо занесённого песком болотохода на берегу.
«День шестнадцатый.
После форсирования Дара попали в «Сухой лемех». Я в живую этот ураган впервые видел, а Гор сказал, что ему эта пакость как-то уже считала кости. Поэтому он и двигатель заглушил вовремя, а то выскорябывали бы мы песок из форсунок. Благословение Королевы – штука мощная: пока переплывали реку, нас снесло гораздо сильнее, чем мы предполагали, по этому и остались живы – лемех пронёсся стороной, нас так, по головке погладив. Правда, крокодила закопал по самые ноздри, но это мелочи. А потом был песок: и сухой, и мокрый.
Попробовали сунуться в лес – завалы страшные. Лемех шёл практически строго на запад, пробуем обойти его «след» в тайге севером. Пока всё нормально, тут лес не сильно густой, держим край завала в поле видимости. У Гора возникло предположение, что наша точка лежит где-то рядом с курортом. Но ни он, ни я там никогда не были. Поживём – увидим, как говорил доктор.
Эх, сюда бы Анну… Хотя, как представлю: мы крокодила откапываем, а она бурчит, что работаем медленно. Мда, пожалуй, сюда бы эту старую извращенку с кляпом во рту. Ей бы понравилось».
Кир закрыл тетрадь, положил её на столик, потом выключил плафон под потолком кузова. Доктор научил подопечного многим хитростям, например тому, что, если из больничного дневника не делать тайны, то его неинтересно будет читать. Гор, судя по всему уже спал. Кир застегнул спальник и тут услышал, что в лесу кто-то мычит. Потёр ладонью стекло. Рядом с крокодилом стояла Анна, с кляпом во рту и связанными руками. На женщине была длинная тонкая ночнушка. Ветер то и дело налетал, и полупрозрачное полотно обрисовывало плавные изгибы её тела. Теперь васпа потёр глаза, но Анна никуда не делась: дёргаясь, пыталась освободиться и что-то сказать. Порыв снова прижал ночнушку к её телу, сделав акцент на груди. Киру показалось, что внутри у него взорвался фейерверк, и огненные комочки начали падать вниз. Анна покупала такие ночнушки килограммами: васпе нравилось рвать одежду, а его женщину безмерно возбуждал звук рвущейся ткани. Но тут пока ещё присутствующая на посту верхняя голова задала резонный вопрос: «И откуда она взялась?». Мозг заскрипел, силясь переключить управление на себя. Через минуту Кир сообразил, что перед ним болотница. От досады приоткрыл дверь и послал её по матери. Верёвки на руках Анны исчезли, она вынула изо рта кляп и крикнула:
– Что, при виде настоящей женщины в штаны навалил?!
Подождала, но никакой реакции не последовало, потому что Кир, измученный откапыванием крокодила, завалился на обитую кожзамом скамью и уснул. Болотница буркнула, что все мужики – козлы, приняла свой натуральный облик и уползла во тьму.
Солнце, собравшись с силами, изгнало иней, от его живительного тепла встрепенулись и запели птицы. Кир вышел на поляну, после умывания в ручейке, пробиравшемся среди исполинских деревьев, погреться было особенно приятно. Капитан подошёл и тоже замер на солнце.
Завтракали грибами, благо одних белых тут было столько, что «на поесть» набрали, не отходя от крокодила. Кир забавлялся мыслью, что они будут сидеть на сухой ягодно-грибной диете всю зиму. Вскоре Гор завёл мотор, прогрел его, и крокодил тронулся, оставляя за собой где две полосы вывороченной почвы, где примятые деревца и кусты. Подлеска почти не было, сосны стояли, как солдаты на построении, именно это сравнение приходило на ум Киру в те мгновения, когда крокодил выползал на ровный участок, и мир за стеклом переставал прыгать.
Часа через полтора звук мотора изменился: стал глуше и менее трескучим — двигатель начал троить и терять мощность. Крокодил будто потяжелел в два раза и теперь с трудом проворачивал гусеницы. Гор остановил машину, послушал мотор. Повернул ключ и в наступившей тишине выдал тираду, в которой не помянул только Королеву и Улей. Кир сидел, уставившись на капот, ему ничего объяснять было не нужно. В корме валялось много полезных вещей, например, лом и кувалда, вот только запасного комплекта колец там не было. Дальше – только пешком.
Кир запнулся об корягу и растянулся на земле, потревоженный куст стряхнул на него добрую сотню холодных капель. Он поднял голову и увидел, что Гор обернулся.
– Эй, вставай давай!
Капитан подошёл ближе. Кир встал на четвереньки, ему показалось, что рюкзак набит камнями.
– Помоги… сесть, – прохрипел он.
Гор придержал рюкзак, и его спутник уселся, привалившись к стволу.
– Не могу, нет, не могу встать…
– Ты эт чего?
– Мы заблудились, мы уже километров на тридцать прошли больше. Мы ещё вчера должны были прийти!
– А ну, поднимайся! И ещё пятьдесят пройдём, если понадобится!
Кир обвёл взглядом тайгу. Деревья стояли, окутанные белёсым туманом, на хвое висели капли.
– Ты, что, человечий пасынок, Королеву предать собрался?!
С коротких седых волос капитана по вискам стекали ручейки, он нависал, широко расставив ноги, и казался Лешим, древним хранителем лесных угодий, где нет места человеку. Он был старым, как покрытая лишайниками ель, но глаза его горели тем огнём, который понять способен только васпа. Огнём, подаренным новой Королевой.
– У неё никого кроме нас нет!
Эти слова прожгли Кира до самой глубины того, что заменяет полу-осам душу. Юная, ещё не окрепшая Королева послала их, строить укрытие от враждебного людского мира. И Кир поднялся, подскользнулся, припал на одно колено, но всё же удержал равновесие. Гор подхватил его под локоть и одним движением поставил на обе ноги.
– Молодец, солдат, молодец…
А сам дышал тяжело, через раз. Кир почувствовал, что тот держится на каких-то невероятных резервах организма. Доктор, кажется, называл их верой.
– Мы с тобой это… Давай на ночёвку устраиваться. Ты пока костёр сообрази, а я травок поищу, чтобы силы поддержать.
«День девятнадцатый.
Мы уже двое с половиной суток идём по тайге. После лемеха погода стояла ясная, но сегодня утром пошёл дождь, мелкий-мелкий. И не дождь вовсе, и не пошёл, а будто лес провалился в какую-то неподвижную взвесь. Оба промокли и очень устали. Капитан держится молодцом, всячески подаёт пример, встряхнул тут меня, чтоб я не забывал, для чего родился. Сделал отвар, не знаю, что на туда засунул, но вроде полегче стало. Остатки провианта экономим, жуем ягоды и грибы, благо их тут целые россыпи попадаются. Сахар не трогаем, решили – вскроем, только если совсем худо придётся. Дождь перемежился, пишу около костра, который мы еле-еле разожгли.
По прикидкам, мы должны были дойти до места в самом крайнем случае вчера вечером. Компас вертится вокруг своей оси – ориентируемся по мху и муравейникам. Если мы и наткнулись на искомые координаты, то благополучно их не заметили.
Слушаю шум в голове, он не стал слабее, только слов я по прежнему разобрать не могу. Королева, я жалею только об одном: что мне не хватило времени, что меня забрали слишком поздно. Сейчас я бы отдал что угодно, чтобы пройти королевские пытки. Я бы выдержал и двойную порцию яда, и твёрдость божественных жвал, ради того, чтобы сейчас слышать Твой голос.
Теперь, когда моя смерть щерится из темноты Дара, я понимаю, что доктор искренне хотел сделать мою жизнь полноценной, но, боюсь, это невыполнимо. Нам всегда говорили, что наша привязанность к умершей Королеве — всего лишь инстинкт, который надо изжить. Но это так же глупо, как сказать человеческой женщине, что надо изжить в себе желание иметь детей. Не знаю, сколько мы протянем, но до последнего удара сердца я буду верен Тебе. Спасибо за этот поход, за последний глоток жизни, за единственного за все прожитые годы друга, за право на счастливую смерть».