Дэвид присел на округлый камень возле устья искусственной пещеры в старом мергелевом массиве.
— Хххашшш-ш аммм гхр-рррр, — напрягая горло и серьёзно загрузив аудиочип, сгенерировал синтетик.
Через несколько секунд вытянутая серебристо-матовая голова Кхен’га появилась из темноты. Ксеноморф огляделся, и только после этого встал в полный рост. Многозубая пасть приоткрылась, между тонкого частокола клыков потянулись и провисли прозрачные плёнки слизи, в которых сверкнули багровые отблески лучей закатного солнца. Ответный короткий свистящий рык скорее подчеркнул, нежели нарушил вечернюю тишину. Кхен’г, плавно согнув задние конечности, грациозно опустился на каменную плиту у ног Дэвида.
На этого ксеноморфа синтетик возлагал особенно большие надежды. Носитель эмбриона, доброволец — фанатик, был учёным, профессором лингвистики, умудрившимся подхватить где-то чрезвычайно устойчивую форму венерианского рака. Мерзкая болезнь, ещё в какие-то две тысячи лохматые времена бесповоротно побеждённая медиками Земли, нет-нет да появлялась во внешних колониях, успев мутировать практически до неузнаваемости и задавая учёным работу на ближайшие пять — десять лет. На Земле. Но здесь, на Парадайзе, ни Инженеры, ни ксеноморфы этой болезни не знали, а завезенная землянами была для них не страшнее насморка или латентной аллергии. Вот, не так давно в одной из венерианских изотопоперерабатывающих колоний появилась новая форма. Несколько заражённых преклонного возраста, явно не имея времени дождаться новой версии вакцины, являясь при этом ярыми приверженцами скандального, но набирающего популярность проекта Дэвида, добровольно изъявили желание принести себя в жертву науке. Лингвист был одним из них. С почестями доставленные на Парадайз, учёные торжественно, (люди так любят торжественность!), получили лицехватов из последнего поколения.
Все они выносили весьма забавных ксеноморфов, с высоким уровнем любознательности и заниженным агрессивным фоном. И только лингвист породил Кхен’га, относительно невысокого, изящного даже по ксеноморфовским меркам индивидуума с удивительной матово-серебристой «бронёй», загадочным характером и прямо-таки исключительной способностью к языкам…
Синтетик терпеливо выжидал, изо дня в день, из месяца в месяц постепенно, по нескольку слов, вплетая в привычную для ксеноморфов сигнальную систему звуки человеческой речи. Кхен’г не возражал и не удивлялся, наоборот, в скором времени начал выказывать всё большее и большее понимание значений проскальзывающих среди шипения и рыка человеческих слов. К концу первого годового цикла Дэвид довёл эти вкрапления до связных предложений. И вот сейчас, когда второе лето в жизни молодого ксеноморфа неторопливо катилось к своему естественному закату, и, согласно древним земным легендам, приближался луггнасад — праздник первого урожая — Кхен’г ответил синтетику по обыкновению коротким рыком, но не остановился на этом. Выдержав значительную паузу, в течение которой ксеноморф видимо собирался с духом, он хрипло, с присвистом, но довольно отчётливо произнёс:
— Холод… Ночь… Хорошая еда… Идём.
Внимательно наклонив голову и увидев расширившиеся от неожиданности глаза Дэвида, Кхен’г для убедительности свернул гибкий хвост в знак бесконечности и закончил фразу:
— Идём, Хозяин!
Синтетик обречённо закрыл лицо руками. Чего угодно ожидал он от первого терралингвистического контакта с ксеноморфом. Чего угодно. Только не констатации рабского положения. Давний, уже полузабывшийся призрак встал в памяти андроида во всей красе, возродив даже цвета и запахи. Белый. Все оттенки белого. Тонкий аромат сакуры. Ещё не успевшие погаснуть вибрации, оставшиеся от музыки Вагнера, уже не улавливаемые ухом человека, но ещё воспринимаемые чувствительными датчиками синтетика. И спокойный, стальной голос, не оставляющий ни малейшей лазейки для возражений: «А теперь — подай мне чай.»…
Дэвид быстро выровнял эмоциональный фон — как это говорится у людей, «взял себя в руки». Ксеноморф явно не понимал, чем он так неожиданно огорчил «хозяина», смущался от этого, и уже развернулся было, чтобы уйти. Синтетик поднялся с камня и аккуратно положил руку на покатое плечо Кхен’га. Тот остановил уже начатое движение, перенёс вес обратно на опорную лапу, (Великий Космос, ну до чего же они изящно двигаются!), и замер.
— Фр-рррр, р-рх-ррсс-фррххх. Дэвид постарался как можно убедительнее передать эмоции успокоения, понимания, миролюбия.
— Р-ррр-гхр. Я плохо сказал… Фр-ррр? — вопросительно полуобернул голову ксеноморф.
Дэвид ответил, что нет, сказал-то как раз очень хорошо, правильно. Только вот понял не совсем верно…
Зависни, моя операционка… Да как же ему объяснить-то, у них же сознание ещё детское совсем, и восприятие пока линейное: чёрный — значит, чёрный, красный — значит, красный, «хорошо» — значит, хорошо, «плохо» — значит, плохо… Как объяснить этому, фактически, новому, не искушённому, не испорченному веками развития в атмосфере лжи, угодничества и политических игр, чистому существу, что так в мире не бывает, что мир — это царство оттенков, полутеней и полутонов?
«Полутени, блики, блики… Словно мир потусторонний», — вспомнилась по ассоциации песня на русском языке, дошедшая откуда-то из ранне-космических времён. Дэвид решил оставить сложный разговор на потом, а в идеале — вообще провести его постепенно, не навязчиво, в несколько коротких этапов, выведя в конце чёткое, конкретное определение, сути которого прямо сейчас он и сам не смог бы сформулировать в нескольких словах, в коротком, предельно понятном, но при этом не болезненном предложении, которое юным сознанием ксеноморфа воспринялось бы как аксиома и запомнилось навсегда, не травмировав ранимую психику. Синтетик улыбнулся, стараясь максимально снять напряжение и погасить неловкость, и, легонько похлопав прохладную плечевую броню Кхен’га, сделал шаг в пещеру, давая понять, что безоговорочно принял его приглашение к ужину.
Угощение, и правда, оказалось на высоте. В большом центральном гроте, подсвеченном зеленовато-голубыми силиконовыми шарами, содержащими флюоресцирующую слизь, собрались пятеро ксеноморфов, один младше другого. Кхен’г был из средних по возрасту, а двое самых старших, совсем уже взрослые Лирк и Крисс, отвечавшие здесь за всё, почему-то отсутствовали: видимо, уже в достаточной степени доверяли хозяйство и «дошколят» Кхен’гу. Посередине грота в невысоком подиуме были выдолблены, (или, скорее, выплавлены) лунки-чаши. В них оказалось разложено угощение: большие, сочные куски свежего мяса, явно прямо только что из камеры биосинтезатора. «Детский сад» переминался каждый возле своей «тарелки», но за еду никто не принимался: явно ждали «вожака». То один, то другой, то вместе ксеноморфы принимались возмущённо верещать: жаловались, что Кхен’г заставляет ждать. Увидев гостя, один из «дошколят», стимулированный пристальным взглядом и коротким, едва слышным рыком Кхен’га, в несколько молниеносных прыжков скрылся в коридоре справа, и через несколько секунд выскочил обратно, таща в передних конечностях термоупаковку с ещё одной порцией еды. Подскакал к свободной «тарелке», сноровисто вскрыл пакет и вывалил сочащийся соком кусок, затем, звонко рыкнув: «Мы едим с тобой!», снова очутился у своего места. Пустая упаковка упала на пол и по инерции крутнулась на месте.
— Р-ррр-аггх!, — выдохнул Кхен’г и несколько раз коротко мотнул головой туда-сюда. Разлетелись капельки слизи. Молодой ксеноморф, досадливо поскрипев, снова подскочил, ухватил пакет и засунул его в мембрану утилизатора у дальней стены.
— Р-ррррмр, — мягко, примирительно пробормотал Кхен’г, затем обернулся к Дэвиду:
— Р-рр. Хр-р-ррр.
Синтетик понял и не стал заставлять себя уговаривать. Правда, сырое мясо… Пришлось отключить рецепторы и анализатор вкуса. Но в остальном — вполне приемлемая энергетическая белковая субстанция. У Дэвида установлен отличный топливопереработчик. Да и не впервой уже, такие совместные трапезы случались и прежде…
Кхен’г устроился возле своей чаши и снова коротко рыкнул, чем вызвал радостное возбуждение «детского сада». Андроид улыбнулся и принялся за еду вместе со всеми.
…После обеда ксеноморфы потребовали зрелищ. Уж коль скоро Дэвид образовался в их обиталище, теперь он непременно должен был развлекать своих любимцев. Синтетик, впрочем, был вовсе не против, включил визор на противоположной стене и совсем уж было собирался спросить, что публика желает посмотреть, как вдруг его осенило. Он покопался в закоулках своей памяти и выудил оттуда старинную рок-оперу «Jesus Christ superstar», в собственном переводе на ксеновский. Мюзикл всегда нравился Дэвиду, он перевёл его на язык ксеноморфов в числе первых, но показывать своим воспитанникам опасался, сочтя слишком сложным для начального восприятия. А потом и вовсе позабыл о переводе. Но сейчас рок-опера оказалась весьма кстати. Дэвид перекачал файл в память плеера, дождался, пока «детсад» усядется вокруг и мысленно нажал на «Пуск». Ударил первый звонкий веер аккордов. На экране актёр, которому предстояло играть Иисуса, показался из дверей автобуса киногруппы…
Показ прошёл в гробовом молчании. Молодые ксеноморфы слушали, словно завороженные, и, казалось, боялись даже шумно дышать. А после окончания фильма, когда отзвучал музыкальный финал, вместо обычного радостного пререкания и бурных обсуждений увиденного, сопровождавших предыдущие «сеансы», ребятня сбилась в тесную кучку и стала выражать друг другу крайне глубокие, неожиданные и не привычные эмоции тихим протяжным полумурчаньем — полурыком. Дэвид, достаточно хорошо изучивший особенности психики своих подопечных, знал, что в таком состоянии лучше всего оставить ксеноморфов одних, в тишине и приглушенном свете скального грота. Он плавно поднялся, и как можно тише, стараясь даже не издавать звуков слишком резко движущимися суставами, покинул пещеру. Выйдя наружу и провентилировав фильтры свежим прохладным воздухом, он долго стоял, запрокинув голову и глядя на удивительное в этом секторе Космоса звёздное небо, а затем развернулся и задумчиво побрёл в сторону жилого комплекса для двуногих.
Дэвид шёл и размышлял о том, откуда же любопытный Кхен’г раздобыл понятие «Хозяин», а главное, как смог проассоциировать его значение. И ведь, причём, верно проассоциировал! В их сигнальной системе, насколько андроид помнил, собственно понятия «Хозяин» не было, но зато было совершенно обыденным понятие «рабочая особь», по психологическому наполнению практически идентичное человеческим понятиям «Слуга», «работник», «батрак». Неужели сообразительный ксеноморф вывел значение слова «Хозяин», двигаясь по логической цепочке вверх от знакомого ему «слуги»? А я давно говорил, что Кхен’г — несомненный талант в области лингвистики, а может быть, и не только в ней!.. И тут Дэвид обнаружил, что, увлекшись рассуждениями, проговаривает свои выводы вслух. Для него это вовсе не было новостью: частенько, находясь в привычной обстановке и напряжённо о чём-то размышляя, он подкреплял рассуждения, выделял наиболее эмоциональные моменты, делал выводы голосом. И тут андроида осенило. Он даже резко остановился, спугнув с придорожного куста какую-то заспанную, взъерошенную птицу, устроившуюся на ночлег в густых спутанных ветвях. Ведь находясь там, в пещерах Стаи, Дэвид как раз чувствовал себя максимально спокойно, уверенно, даже расслабленно. Там никогда не было тех, в чьих мыслях нужно было искать «второе дно», а от действий постоянно ожидать подвоха. И там, среди не понимающих, (как считалось до появления Кхен’га), земного языка ксеноморфов, Дэвид то и дело размышлял о самом сокровенном, наболевшем — таком, о чём среди двуногих не то, что вслух проговаривать — а и думать-то порой могло оказаться опасным. Разумеется, одной из часто поднимаемых в его размышлениях тем был вопрос взаимоотношений человека и андроида. И вот уж в этих-то рассуждениях понятия «хозяин» — «слуга», а то и «раб», всплывали то и дело, и, что совершенно очевидно, не раз произносились Дэвидом вслух. Причём, зачастую в составе вполне связного текста, из которого сделать правильный вывод об их значениях было парой пустяков. Во всяком случае, такому продвинутому «вундеркинду», как Кхен’г.
«Ну вот, — горьковато ухмыльнулся синтетик, — Даже среди своих не расслабишься полностью, надо держать ухо востро, а рот на замке. Прямо как на войне. Всегда и всюду — как на войне.» И припомнив мелодию популярного в своё время среди армейской молодёжи «Марша кротов», Дэвид отправился дальше, насвистывая мотив и мурлыча себе под нос:
«В нас, кротах, силен коренной рефлекс:
велят умереть — умри, родиться — родись.
Плюс мы спешим, мы шествуем далеко, на Северный Полюс,
Чтоб на нем, присвоив его себе, создать Парадиз.»
Вернувшись на базу, Дэвид отправился в свою каюту, стараясь по возможности избегать контактов с соседями. Общаться не хотелось. Особенно с людьми. Хотя, если разобраться — а что люди… Можно подумать, сам он святой. А и святые, впрочем, тоже такое порой вытворяли… Да что теперь. История всё стерпит.
Андроид зашёл в каюту, закрыл дверь, присел к столу и внимательно изучил своё отражение в зеркале напротив. Волосы опять успели отрасти, и пол-сантиметра предательски темнели у корней. Синтетик вздохнул и потянулся за молекулярным аэрозолем с краской. Включил статический фен, отчего шевелюра встала дыбом и разобралась по волоску, словно кто-то скомандовал волосам: «Р-рравняйсь!». Несколькими привычными движениями Дэвид обработал корни волос, переключил фен на биполярный режим. Когда волосы, волнообразно раскачиваясь, высохли, андроид отодвинул фен, уложил причёску и взял баллончик с лаком. Подержал в руке, не донеся до головы, передумал, поставил на место и просто расчесал волосы на косой пробор. Когда он закончил это простое бытовое занятие, план в его голове был ясен и отчётлив. Дэвид поднялся и направился в информотеку, чтобы сделать подборку видеоматериалов для дальнейшей пролонгированной культурной программы, которую андроид собирался провести у своих подопечных в течение ближайших нескольких месяцев. С носителей информотеки во флэш-память синтетика перекочевали «Звёздные войны», «Маска Зорро», «Робинзон Крузо», «Враг мой»… В завершение списка Дэвид скачал ещё самую старую, первую часть длиннющего мультсериала «Кунг-фу Панда». Последние сезоны были уже откровенной ерундой, а вот пилотная серия полностью отвечала замыслу андроида. Ещё раз просмотрев список, Дэвид остался весьма доволен, и, завернув на обратном пути в оранжерею, нацедил из автомата в углу стакан энергетического геля и уселся под цветущим кустом магнолии, загрузив процессор лингвомодуля программой перевода с английского на ксеновский.
…Время шло своим чередом. Дни сливались в недели, а недели сплетали месяцы, один за другим. На базе не прекращались работы, наоборот, в последнее время деятельность даже интенсифицировалась, и никто не заметил, как весна уверенно вступила в свои права. Помимо прочих обязанностей, Дэвид дважды в неделю непременно наносил неофициальные визиты стае Кхнен’га, который к тому времени совсем возмужал и совершенно очевидно закреплялся в статусе вожака, к нескрываемому восторгу малышни. В младшеньких Кхен’г души не чаял и носился с ними, словно их за каждым углом могло сдуть ветром, унести бурей или ещё случиться невесть что. «Зубатый нянь», беззлобно подшучивал Дэвид, при виде того, как огромный Кхен’г нежно, словно синицу, прижимает к себе меньшого из последнего выводка, который почти успешно попытался запрыгнуть в сернокислый гейзер всеми конечностями и посмотреть, что интересного из этого получится.
Каждое посещение Стаи сопровождалось непременными киносеансами, давно ставшими у них с ксеноморфами доброй традицией.
Кхен’г говорил на английском всё лучше и лучше, запоминал и использовал в разговорах целые фразы, а однажды удивил Дэвида, заучив наизусть стихотворение «И будет ласковый дождь», любимое андроидом и как-то продекламированное им во время очередного разговора.
Далее «сюрпризы» посыпались от Кхен’га так, словно тот твёрдо решил подготовиться к следующему рождеству на роль Санты Клауса.
Как-то, ещё в начале зимы, Кхен’г притащил в пещеру здоровенного рыжего кота. Сказал, что застал его за попыткой охотиться на птиц, которых Кхен’г и другие ксеноморфы с подачи Дэвида подкармливали в ближайшем лесу. Объяснил, что хочет «показать хвостатому зверю хорошую еду, чтобы у него никогда больше не было необходимости убивать «маленькую летающую красоту». Шутки-шутками, но с тех пор котяра ходил за ксеноморфом, как привязанный, уплетал рядом с ним в каждую трапезу минимум по четверти ксеновской порции мяса и мурлыкал так, словно кто-то установил в гроте старинный промышленный холодильник с не очень исправной подвеской компрессора.
Затем Дэвид получил от Кхен’га очередную порцию удивления, когда тот попросил показать ему в индивидуальном порядке сперва «Jesus Christ superstar», а потом и другие фильмы не на ксеновском, а на английском языке…
Стоял второй месяц весны. Пели птицы, деревья и кустарники покрывались первой несмелой вуалью нежной синевато-зелёной листвы, и шкодный предвечерний ветерок о чём-то заговорщически перешёптывался с нею. Дэвид задумчиво шагал к пещере Стаи, попутно перезагружая в оперативную память «Кунг-фу Панду» в английском варианте. У входа его уже поджидал Кхен’г, в сопровождении пары «дошколят» и неизменного кота, ожиревшего до формы лежащего горизонтально яйца лицехвата.
— Мирный вечер, — привычно поздоровался ксеноморф. — Тепло. Идём ужинать. Хорошая еда. Много. Всем хватит. Идём, Учитель.
И — рассказик — «вбоквелл», с которого, собственно, весь этот микрофанф затеялся. Зарисовка к картине с синичками.
Поджарый кот, с некогда пушистой и огненно-рыжей, а сейчас грязной и скатавшейся шерстью, полз, прижимаясь брюхом к подмороженным кочкам и припорошенной снегом траве. Движение было плавно и почти не заметно, лишь немного не в такт подрагивал кончик хвоста. Пять метров… Четыре… Три… Стайка беспечных синиц, радостно тенькая и беззлобно шипя друг на друга из-за особо понравившихся зёрен, бойко собирала обнаруженный обед, не подозревая, что одной из них через пару мгновений самой предрешено стать обедом. Миг… Плавное движение рыжеватого призрака… Ещё миг… Задние лапы подобрались, коротко переступили, выбирая оптимальную точку опоры. Прыжок!… Кот взвился, словно отпущенная пружина, размытым мазком дешёвой гуаши по неряшливо загрунтованному полотну предзимья… И завис в воздухе, по инерции ухватив когтями пустоту. Синицы, возмущённо защебетав, метнулись, словно ворох жёлто-зелёных листьев, и через несколько секунд осели обратно, не обнаружив опасности.
Длинная суставчатая конечность, омутно поблёскивая иссиня чёрным хитином сквозь прозрачное зеркало слизи, неожиданно плавно водрузила удерживаемого за шкирку кота на плечо и прижала к прохладно — скользкой броне. Весьма аккуратно, хотя крепко — не вырваться… Кот инстинктивно попытался вцепиться в покатую поверхность, скользнул когтями, не найдя опоры, выкинул левую лапу вперёд и уцепился за верхний отросток хребтового гребня. Вторая конечность существа, удерживающего кота, медленно вытянулась вперёд. Сжатый кулак чем-то напоминал причудливую морскую раковину. Существо плавно разжало его. Меж тонких длинных пальцев на приснеженную траву посыпалась дополнительная порция зёрен. Синицы деловито повысили темп сбора, перестав капризно шипеть на соседок: еды теперь стало слишком много, чтобы был смысл делить отдельные зёрнышки.
Существо повернуло голову и наклонило её, изогнув вопросительным знаком длинную шею.
«Not with me», *- низко, с присвистом выдохнул широкий безгубый рот, матово расчертив воздух полупрозрачными стилетами многочисленных зубов.
«At the base. Good food. Let’s go.»**
* — «Не при мне».
** — «На базу. Хорошая еда. Пойдём.»