Еще немного, еще чуть-чуть, последний бой, он трудный самый…
Площадка поплыла перед глазами.
Похоже, квест «сделай из Макса лоха» еще не закончен. Или вельхо решил округлить счет? Ну ты и урод, Терхо…
— Я понимаю, что сейчас мои слова не вызовут у тебя доверия, — смущение и растерянный вид у Терхо получались классно — хоть сейчас в кино снимай. Сволочь. — Но я решил…
Что он там решил, я не слышал. Слушал не его, а лестницу: сколько человек там крадется, пока этот пытается меня отвлечь?
Если бы не Славка, если бы не он — я бы бросился. Такую холодную судорогу, будто сжимающую изнутри, я чувствовал всего пару раз в жизни. Как от шокера, все словно скручивается, сжимается, натягивается… а потом красноватая вспышка перед глазами — и все. Оба раза кончалось дракой, больницей и злобным выдохом в зеркало: «Им все равно досталось больше!»
Пусть только попробует сдать нас еще раз, с***, пусть только посмеет!!!
А шум что за дверями, что на улице, становился все громче. В комнате слева орали что-то про пол, на котором выросли волосы и шишки и чей-то клюв В комнате слева не говорили ничего, а молча и сосредоточенно крушили мебель. На улице… что творится на улице? Конец света?
Нет, никого я при таком раскладе не услышу. Тогда зачем мне терпеть этого утырка? Время, Макс, время! Я кое-как высвободил одну руку — Славка держался благодаря стенке — и попытался нащупать засов на окне.
— Пошел отсюда.
Терхо замер с приоткрытым ртом. Мой посыл застал его на середине пафосного высказывания о преодолении непонимания. И наверное, оказался не только эмоциональным, но и предельно понятным: вельхо отшатнулся. Но по ступенькам не покатился, а жаль. Только выглядеть стал еще смущеннее.
— Макс…
Нащупал. Теперь осторожно сдвинуть влево… и этому что-то навешать пока… чтоб не поднял шухер раньше времени…
— Что? Ты, после всего, что вытворил, еще и что-то там про взаимопонимание смеешь говорить?!
Не двигается. Застряло? Или не открывается? Сколько я видел тут окон, все открывались одинаково — наружу, в две створки, одним поперечным засовом. Или двумя?
Терхо переминался с ноги на ногу.
— Я… я был введен в заблуждение…
— Ну и выблудись теперь… — рассеянно ответил я, пытаясь одновременно и держать под наблюдением лестницу, и отворить окно. Да что там с засовом? Вообще не движется! Должен ведь вправо отъехать, и смазка есть, все пальцы уже в ней. И никак…
Неужели и правда за ним никого? Сам явился?
— Ты позволишь? — возрадовался Терхо.
Я что-то пропустил?!
— Смотря что…
Кретин! Это если лицом — вправо! Но я же спиной стою! Значит, двигаем влево…
Засов двинулся, створки будто провалились под рукой, в шею ввинтился холод. А ор снаружи стоял такой, что я даже успел порадоваться — если народ ТАК вопит, то ему обычно нет дела ни до чего, кроме причины ора.
Может, из-за этих воплей я и не сразу их услышал. Четырех типов в дурацких костюмах из крупноячеистой сетки. Они буквально «вылились» на лестницу — стремительно выдвинулись и почти мгновенно оказались на середине пролета.
— Есть ответ! Здесь!
— Вот он!
— Сеть! Вторые, выход!
..А ведь я почти успел. Но здесь, как и у нас, «почти» не считается…
Площадь. Вельхо.
Когда человек занимается своим делом, на это всегда приятно смотреть. Со стороны даже кажется, в этом самом деле ничего сложного и нет, все делается словно само собой. Четыре фразы — и двое самых горячих коллег сначала недоуменно хмурят брови, потом проникаются, и вокруг «павшего героя» Бира Майки затевается какая-то странная возня. В результате оной «павший» выглядит героичней некуда, особенно щетина на подбородке, припухший нос и синяки под глазами в пол-лица.
Появившийся в разгар действа господин Поднятый Правитель города созерцает эту картину недолго, он весьма огорчен событиями во вверенном его попечению граде и желает знать, что именно происходит, чем это грозит, какова роль «Руки» во всем происшедшем и что, пятеро богов, они думают делать?!
— И при чем тут драконы, верно? — в тоне Пало нет ни капли подозрительности или угрозы, наоборот, он почти виноватый. И едва глаза градоправителя и вельхо сцепляются взглядами, маг несколько смущенно начинает монолог, суть которого можно выразить следующим : «Нойта-вельхо обязательно все исправит». Да, случилось некое событие, вследствие которого произошло спонтанное и пока необъяснимое возникновение магосфер у сотен… а скорее всего, тысяч людей. Да, безусловно, следует оцепить пораженную территорию… но ведь город все равно закрыт, верно? Не будет особой беды, если жители разойдутся по домам. Надо только объяснить им правила, как избежать опасности при проявлениях магии. Господин Поднятый Правитель города не откажется взять эту миссию на себя?
Затруднения? Какие? Все можно решить при решимости договориться… если договаривающиеся стороны умные люди. Вот самому Пало, например, очень хотелось бы просить почтеннейшего собеседника не распространять порочащих «Руку Нойта-вельхо» слухов. Глубокоуважаемый Бира Майки и так, скорее всего, работает последний раз. Возраст, знаете ли, берет свое, необходимо проявлять уважение к старости. Еще неизвестно, какие мы в его возрасте будем видеть галлюцинации. Может, нам не только драконы и драконопоклонники привидятся, а скажем, воплощение богини Живы в огородном пугале. А информация о том, что почтенный старец принимает глюшь-траву, лишена абсолютно всяких оснований! Ну разве что самую малость… Да, разумеется, если будет расследование, нам придется подтвердить. Если будет.
Да, мы принимаем ваше сочувствие. И вы готовы призвать горожан к порядку? Замечательно. Вот видите, нет никаких причин для взаимного недоверия…
Нет-нет, никаких драконов. Скорее всего, неудачный магический эксперимент, вышедший из-под контроля. Это ведь харчевня для вельхо-молодежи? Да, юная дерзость воистину не знает пределов… что только не творят юные маги на спор или просто пробуя силу.
Помнится, в своем докладе вы упоминали, что некий юный маг… э-э… Терхо Этку… пропал некоторое время назад после употребления дурманных веществ? Конечно, будем искать. И даже найдем… когда-нибудь.
Сейчас у Нойта-вельхо слишком много других забот.
В свою очередь, мы готовы пойти навстречу… кто? Какие драконоловы? Кто вас звал? Бира Майки? Лично? А зачем? Нет, он не может с вами поговорить. Да вот он, только он… э-э… медитирует. Вы прибыли дракона ловить? Правда?! Как интересно…
Пало пристально смотрит на собранную и нахохленную «пятерку» Ловчих и подобравшегося градоправителя, и постепенно на лице вельхо проступает иное выражение.
Это неподдельное, искреннее, глубокое восхищение отважными героями, которые готовы в любой момент встать на передний край борьбы людей с истинным злом! Бира Майки недаром столь высокого мнения о них! Истинные защитники человечества, они всегда на посту, их чувство долга столь высоко, что они готовы исполнять его без всякой платы! Да, плата не предусмотрена… а разве наш коллега этого не сказал? В последнее время он такой забывчивый и рассеянный… Пало понижает голос: кстати, а собеседники уверены — говорите тише — ну, в этом, про драконов? Правда? А, хотите попробовать? Тогда позвольте нам, представителям вельхо, пожать ваши достойные руки, несущие роду человеческому освобождение!
Все крепко и дружно (и долго!) жмут руки уже несколько растерянным и слегка помятым драконоловам, с помощью очнувшегося градоначальника нагружают их кучей бесплатного снаряжения, выданного «совершенно безвозмездно городской казной» (при этом не давая проверить ни целость, ни действенность, ни срок хранения оного), предлагают выпить «вот этого замечательного вина из ежевичника» (бочонок Пало поднес лично из своих рук, а то, что руки при этом слегка светились – так что?). Пейте на удачу и чтоб не расстраиваться, если драконов не будет. Ну в самом деле, как дракон, даже маленький, поместится в здании? А на закуску вельхо обещают похлопотать о бесплатных и роскошных похоронах, если дракон там все-таки окажется…
Так что, когда драконоловы (успешно опробовавшие вино), все-таки втянулись внутрь, градоначальник и его помощник махали вслед доблестным героям почти так же интенсивно, как и впечатлительные девушки, обливавшие слезами снег и мостовую.
Правда, несмотря на проникновенное выражение, улыбки на его лице, как и на лице Пало, почему-то казались весьма и весьма злорадными…
Макс.
Драконоловы. Как на картинках. Здесь их изображения почти в каждой гостильне висели — группа мужчин в мешковатых костюмах типа армейских маскхалатов с нашитой поверху сеткой. Герррои…
Ну, Воробей, поглядим, как тут ловят драконов?
А то. Еще и поучаствуем…
Теперь я тоже чувствовал, что это такое — обреченность.
Драться — нечем, на ногах держусь на одном упрямстве… Драпать — некуда. Торговаться — предложить нечего. Сдаться — ни за что. А с третьего этажа даже не убьешься толком. И?
Ну, я все равно ничего не теряю…
Я подскочил на месте, вскинул трясущуюся руку и дурным голосом завопил:
— Туда, туда побежал! — голос погромче, дебил! — Вон туда!
Знают ли они, как выглядят те, кого надо ловить? И влезет ли вельхо?
— Подождите! — таки попробовал влезть вельхо. Но опоздал.
Ловцы драконов — быстрые ребята. На крик услужливого типа, тычущего куда-то в раскрытое окно, они среагировали мгновенно — двое мужчин, что бежали впереди всех, синхронно вскинули знакомые «телескопы» и прицелились.
Полыхнуло синим. Трубы «телескопов» разом плюнули чем-то ярким. Показалось — шаровыми молниями. Искрящиеся, полупрозрачные, молнии рванули вперед…
По позвоночнику дернуло холодом, затылок неожиданно прострелило болью, и я вдруг увидел «молнии» по-другому.
Будто сплетенные змеи.
Они плыли по воздуху, и слитые из огня-льда-голода змеи неторопливо-хищно развернулись превратив шары в развернувших щупальца медуз… в паутину… в сети… почему-то живые… чуют?!
Почему я так вижу?
Что-то сейчас… что-то будет… что-то…
Ршшшшах!
Они прошли мимо.
Комнату шатнуло. Или это меня качает? Спину и голову снова прошило болью, холод ушел, точно кто-то выдернул ледяной прут, на миг все заволокло темнотой… Потом по глазам хлестнуло синим огнем, и холодные сгустки сетей снова рванули с нормальной скоростью.
Я хватанул ртом неожиданно горячий воздух. Что это было? И… я что-то пропустил? Или нет?
Первая сеть полетела туда, куда я указал — в открытое окно, где и пропала. Вторая туда не вписалась. Она с шипением впилась в одну из створок и замерцала, будто под напряжением. Секунда — и рама с хрустом смялась. Зазвенели осколки здешнего непрозрачного стекла, осыпаясь на пол. Сетка закачалась вместе с остатками створки, недовольно искря синеватыми разрядами…
Так вот как нас ловить будут. Я будто увидел, как хищная сеть стискивает Славку. Впивается в кожу, ломает кости…
Ну уж нет! Любой ценой, но мы должны отсюда уйти… должны выбраться. Как, черт, как? От этих не удерешь… хотя…
Мы с вельхо одинаково шарахнулись в стороны. Стрелки схватились за новые трубы — за спиной у каждого висело еще штук по пять, будто драконоловы решили изобразить из себя «катюши» времен второй мировой.
— Парень, ты видел тут дра… кого-то странного? — тяжело дыша, спросила одна из «катюш».
Это ко мне или к Терхо? Я мелко закивал, продолжая «освобождать линию огня». Проще говоря, отступая к лестнице.
— Ага.
— А ты?
Терхо облизнул губы…
— Э-э…
Ну, вельхо, решай с кем ты. Вдохнуть-выдохнуть. Как-то заставить сердце колотиться потише, оно ж на весь этаж грохочет. Ну же!
— Ты что, немой? — поторопил передовой драконолов, отважно кидаясь к окошку. Правда, окошко ответного стремления к сближению не проявило — сетка, раскрошив створку в мелкие щепочки, поползла по раме окна, затягивая его сумасшедшей паутиной… И теперь, когда отважный герой шел на разведку, паутина как-то нехорошо подобралась, и синеватые огоньки на ней замерцали как-то… предвкушающе. Пока подпуская.
— Да… — проговорил маг хрипло. Быстрый взгляд на меня — скользящий, почти рассеянный. И очень-очень честный — на ловца. — То есть нет. Я видел… Он выскочил. Туда.
— А ты вообще кто? — тип подозрительно прищурился.
— А я… в смысле, а мы… мы маги. Недавно «вылупились». Праздновали вот…
Чего?! Чего он сказал? Я чуть Славку не уронил. Так маг не врал?! И всю эту бредятину про извинения… он все это нес всерьез?! Подозрительный тип скривился так, будто в сотый раз услышал рекламу про якобы бабушкино молоко.
Неужели все-таки получится выбраться?
Передовые драконоловы уже замерли у окна, пытаясь рассмотреть — или услышать — предполагаемого дракона через паутину. Та, польщенная оказанным вниманием, замерцала целой новогодней витриной. Напрочь загораживая улицу, дома и всех возможных драконов скопом.
— Ничего не видать… — подытожил коренастый тип, слегка смахивающий на Шрека, только вареного и потому красномордого. — Это еще чего?
— Да какая разница! Быстрей, рви ее!
— Счас! Оооооооуууууууууу!
Оскорбленная предательством сетка метко плюнула в неблагодарных зрителей синими молниями и зашипела. Драконоловов с силой пошвыряло на пол, прокатило по половицам и вмазало в стенки и друг в друга. Понятность речи резко снизилась (я говорил, что местный мат не «переводится»?).
— Какого…?
— ….!!!
— …., ты … , … сейчас же!
— Что за…? Вы где … вас… это взяли?
— Обычная вроде сетка…
— Сам ты… обычный… !!! А ну встали, …, … и … вас…
Сетка охотно откликнулась на «призыв» дополнительными молниями, которые произвели на драконоловов «животворящее действие» — только что валявшиеся на полу тела мигом расплелись, кое-как вскочили на ноги и отступили к лестнице.
— Да какого ***?
— Наверное, это из-за дракона… Наш заказчик когда звал, говорил, что он тут какой-то особенный может быть…
— А может, тут другое? Странно тут все как-то… а?
— Да подожди ты. То есть дракон там, снаружи? На крыше?
— Может улететь?
— А может…
Ну, Макс! Самое время линять! Только не бежать… только не бежать… по-умному надо.
— Как здорово вы охотитесь… — услышал я свой восторженный голос.
Пять злобных взглядов приморозили свидетелей своего позора к месту. Пять… и один ошарашенный. Я закусил губу, пытаясь — хоть взглядом, хоть как — передать ему просьбу заткнуться. Подожди, Терхо. Подожди.
Помятые драконоловы тем временем снова взялись за дело.
— А ну долбаните по этой…
— Сам попробуй!
— Далась она вам! Мы вроде зашли дракона ловить? Или как?
— Да шоб меня какая-то сетка по полу валяла! — возмутился «Шрек». — Ах ты, тварь!
— Заткнись! Чтоб этих магов…
— Так вы мага ловите? — охнул я.
— Слушай, малой, заткнись, а то хуже будет!
— А кто это тогда? Ну этот, который убежал? — я вытаращился на долбящих паутину драконоловов, как преданная фанатка — на портрет Стаса Михайлова. — Он такой странный… А вы за ним сейчас пойдете? А нам можно посмотреть? Всю жизнь мечтал посмотреть на драконогадов… ой, то есть драконоло…
— А ну пошел отсюда! — терпение «драконогадов», вовсю трещавшее еще на «охоте» — ничего так не раздражает занятого человека, как восторженный идиот под рукой! — со звоном лопнуло. — Чтоб мы вас близко не видели!
Бинго!
— Но…
— Брысь!
С полного благословения драконоловов мы рванули по лестнице, как угорелые кошки на чердак. Точнее, не мы, а я, но маг увязался следом. Еще точнее, не рванули, а скорей поползли, изо всех сил притворяясь, что никуда не торопимся.
— Подождите… — вдруг начал человек, который не принимал участия в разборках с паутиной. Я глянул на него, и затеплившаяся было надежда быстро подобрала листочки. Он смотрел не вверх, а на какой-то предмет или прибор, и, на лице проступало такое выражение… Когда он отвел глаза от прибора и посмотрел на нас, я понял: дать ему договорить будет крупной ошибкой.
— Ложись! — рявкнул я, кидая в него первым, чем придется. Пришлось шапкой, до сих пор каким-то чудом державшейся у меня на голове. Смятый комок меха заскакал по ступенькам, приковывая к себе внимание. Мы бросились вверх, драконоловы вниз, Терхо застыл столбом на ступеньках, недоверчиво трогая свой рукав…
— Терхо, бежим! Бежим!
Дальше все случилось почти одновременно. Что-то грохнуло внизу, будто взорвался салют, лестницу ощутимо шатнуло, мы с магом ухватились за перила, и даже Славка что-то невнятно простонал.
Терхо смотрел на меня круглыми глазами:
— Это что?
— Я почем знаю…
— Это ты?
— Что я?
— Ты же бросил!
— И что? Ходу, ходу! Хотя подожди… Глянь, как там Славка?
Руки уже просто жгло, временами от плеч и до локтей их будто простреливало, и я боялся, что если отпущу — поднять уже не получится. Так что пусть… хоть… скажет.
Но маг почему-то молчал.
— Не тормози!
— Сейчас… — пробормотал маг, и тяжесть вдруг исчезла с моей спины так неожиданно, что я чуть не упал. Что тако…
— Я понесу, — объяснил Терхо. В разрезе рукава блеснул угасающим золотом колдовской значок. Голова Славки бессильно свешивалась с его плеча.
— А ну отпустил его, быстро!
— Я маг, — вельхо почему-то не испугался. — Мне легче… с тяжестями.
Я молча смотрел на мага. Верить? Не верить?
Я давно, очень давно не верил никому, а этому и тем более — он нас уже два раза подставил…
— Пожалуйста… — просяще проговорил маг. — Я обещаю, что помогу.
Не верить?
Лестницу заволокло дымом. Сквозь дым смутно блестели какие-то искры и неслись негодующие вопли. Я осторожно глянул через перила — внизу плавали густые синие облака и не менее густой мат, в двери кто-то колотился, но почему-то не открывал, и очень знакомо блеснула синяя вспышка…
=======
Я прищурился, сквозь дым пытаясь рассмотреть, что там такое делается. Глаза уже слезились, то ли от дыма, то ли от спровоцированного им кашля. Вспышка точно была от сетки… Да что у них там — еще один дракон образовался? По кому стреляют? Все драконообразные вроде тут…
Но доблестные ловцы тут же заботливо прояснили ситуацию, матерно послав какое-то «отродье крота и безрукого урода» в довольно известное место, попутно требуя у «отродья» ответа, с какого ему в его такую и разэтакую башку пришло стрелять в своего командира?! «Отродье» довольно жалобно извинялось, что сетка сорвалась сама, видно от взрыва, и он сейчас обязательно ее обесчарит… только доползет до своего мешка…
Командир шипел сквозь зубы и угрожал, что если безрукий и как выяснилось безногий придурок немедленно не снимет сеть, то он, командир, лично сдаст этого «хандыра» молодым вельхо как тренировочное чучело, на отработку знаков…
Дальше я не слышал — кашель заставил согнуться пополам и заглушил все, что звучало или могло прозвучать. Хотя снизу, по-моему, и глушить было нечего — дым — он нейтральный и не делает различий между легкими, которые выбирает для заползания.
Ну хоть этим, кажись, пока не до нас. Я представил замотанного в сеть «командира» — прямо на душе потеплело и ноги наконец-то получили способность двигаться. Даже не двигаться, а удирать.
— Ходу, Терхо… Живей, пока они кха-кха-кха… заняты…
Маг в подгоняниях не нуждался — даже со Славкой на спине он умудрился оказаться впереди меня. Да еще и разговаривал!
— Терхо Этку.
— Чего?
— Я двухименный!
— И чего? — на более длинные высказывания меня не хватало. Лестница выворачивалась из-под ног, будто решила прикинуться аттракционом, сами ноги были такие тяжелые, что если бы я не видел Славку перед собой на спине мага, то подумал бы, что на мне едут как минимум полтора моих соседа…
— Ты… лишаешь… меня чести… — сквозь зуб прошипел вельхо, трудолюбиво карабкаясь по лестнице, — таким обращением…
Слыхали, а? Обесчещенный наш. Вот как с таким разговаривать? Особенно когда в мозгах по-прежнему туман — после моего красивого отруба мысли не то чтобы путались, но текли вяло и неохотно, будто пробиваясь через вату. Ладно, отложим. Главное сейчас — выбраться.
Да что эта лестница, бесконечная?!
Площадка явилась перед наши мутны очи неожиданно. Сначала из дыма с воем вылетела чья-то массивная фигура, налетела на стену, на перила, на меня и, причитая: «Крысы! Рогатые крысы. Рогатые крысы! Рогатые крысыыыыы» ссыпалась по лестнице. Потом моя нога, занесенная для очередной ступеньки, не встретила опоры и провалилась глубже рассчитанного. Потом сквозь дым пробился свет — и впереди замаячило окно.
Добрались…
Свежий воздух, встретивший нас на крыше, чуть не поставил в нашем побеге точку. Едва я вылез на скользкие от снега пластины черепицы, голова закружилась так, что крыша, вечернее небо и заполненные народом улицы замотало вокруг, будто в карусели. Пришлось цепляться за низкий подоконник и дышать через раз, тем более, что ноги, будто присоединившись к маршу несогласных, плавно поехали в разные стороны…
И все равно, ощущение было, что падаю. Три этажа. Отсюда можно убиться… И если ты сейчас не встанешь, то спокойно можешь убиваться — потому что толку от тебя все равно нет.
А ну собрался, Воробей!
— Макс… — глаза у вельхо были испуганные.
— Максим Воробьев! — прохрипел я, подтягивая ноги — сначала правую, потом левую. Дым при этом не захотел с нами расставаться и пополз из окна, рассеяно кутая нас с свои серые плети. Тьху! Вот гадость…
— Чего?!
— Я это… тоже двухименный. Или трех… — гордо провозгласил я, осторожно выпрямляясь. Мотало меня все равно, как пьяного, но по крайней мере, мотало, а не «падало». — Так что не это самое…
— Хорошо-хорошо, — выражение у Терхо было не слишком согласное, но с психами, как известно, не спорят.
— И Славку давай…
— А удержишь?
— Давай уже! И лезь сам. И осторожнее!
Вельхо разворачивается спиной, я осторожно принимаю на руки странно-легкое тело. Слишком легкое! Я не мог так отдохнуть за два пролета лестницы… это не… что это такое?
— Ты что с ним сделал?!
Вельхо, как раз выбирающийся в распахнутое окно, вздрагивает и падает на подоконник, принимая вид всадника на брыкливой лошади.
— Чего ты орешь? Просто легче сделал, и все…
Я торопливо скосил глаза — Славкино лицо, конечно, смотрелось бледновато, но на умирающего он точно не тянул. Дышит — из носа постоянно вырываются облачка белого пара — и даже губы уже не такие пепельные…
А потом до меня, как до очень длинношеего жирафа, все-таки дошло, и я посмотрел на мага. И цвет кожи у него стал — один в один со Славкой.
— Что?
— Ты что, колдовать уже можешь?
— Ну мы ведь не в харчевне уже. И ты столько магии грохнул, что даже там уже все запреты разнесло… заново придется ставить. — Терхо глянул мне в глаза и на всякий случай собрался перелезать обратно. — А что не так? Ему же самому легче будет, если он упадет! Легкий — значит, ничего не сломает.
— А вылечить его тебе в голову не пришло?!
— Ну…
— Кого… лечить? — вдруг выдохнул слабый голос, и Славка непонимающе уставился на первые мерцающие над крышей звезды. — Мы… где?
Ловчие
Драколовы тем временем задавались похожим вопросом. По крайней мере, таким же распространенным среди людей, но, к сожалению, встречающим далеко не такой четкий ответ. Наоборот, варианты ответов на этот вопрос отличались куда большим разнообразием и эмоциональностью, а у менее воспитанных собеседников — еще и нецензурностью. А конкретно, ловцов занимала проблема, что теперь делать.
Доблестная пятерка охотников на драконов имела на своем счету уже не одну добычу, более того, у них была определенная репутация, у них было покровительство мага и отличное снаряжение. В случае успеха на этой охоте маг-покровитель обещал, что они смогут стать одной из тех редких тайных команд Нойта-вельхо, про которых среди драконоловов ходили смутные, но постоянные слухи. Говорили, что такие тайные доверенные команды не просто приканчивают раненых или попавших в ловушки тварей, не просто шатаются по приграничью, надеясь на то, что им повезет. Нет, такие охотники как-то ухитряются тварей выманивать и хватать целенькими, оттого и прибыль у них зашибись какая. Правда, с помощью вельхо, ну так какая разница, больше всего все равно они за дракона платят…
Как раз в этом городе с нужными типами удалось столковаться, и даже получилось уже кое-что, отчего охотники уже полторы недели и гуляли на эти наградные. Следующий раз наклевывался как раз в приграничье, и покровитель вот-вот должен был сказать, где именно засесть. И вдруг все переменилось. Их вызвали сюда, покровитель куда-то пропал, его доверенный, по словам своих, спятил и медитирует вместо работы, драконов не видать, командир лютует, искатель ударился башкой, когда с лестницы летел, дикая магия бушует…
Эта охота с самого начала пошла не так.
В городе нельзя применять ни разрывцы, которые так хорошо сбивают с драконов спесь, ни слепилки. Остаются сети да стопоры. Поэтому самое действенное снаряжение пришлось оставить, хорошо, что им взамен выдали побольше сетеметов. Правда, кое-кому из охотников показалось, что морды у местных вельхо какие-то не такие, но свои сомнения они придержали при себе. В конце концов, когда в городе случилось что-то вроде общего «отпечатка» с разрывом кучи «личинок», то тут, благословение Пятерых, еще неизвестно, какой твоя рожа была бы. Оружие выдали? Выдали? Все правильно, иди охоться, а потом вместе отпразднуете. Пить с вельхо дураков мало. Но тут куда было деться?
Сложности начались буквально с порога.
Искатель, ступив на порог, вдруг вскрикнул и выронил из рук свою «указку», которая так хорошо показывала, в которой стороне дракон и сколько до него шагать. Указка рухнула на мокрый порог и, сердито зашипев, моментально проплавила в нем выжженную дыру!
— Что за…
— Зажигалка! — авторитетным голосом заявил кто-то из толпы. Счас они дом подожгут и дракон сам выползет. Они завсегда так, драконоловы-то…
— Как дом пожгут? Наш дом?!
— Как? Там же моя теща!
— Вот и скажи богам спасибо… И от драконов разом избавишься, и от…
— Пошли, — сдавленно прошипел искатель.
— А указка?
— Обойдемся! Пошли. Я запомнил, где он…
Но, как выяснилось, дракон тоже знал кое-что — точнее, что его ловят. И смылся с запомненного места раньше, чем команда выломала дверь. Толпа жадно следила за кумирами, по мере сил комментируя увиденное (и неувиденное тоже, щедро дополняя его своими выдумками):
— О, гляди, гляди. Ломают. Не доломают никак, бедолаги. Подмогнуть может?
— Не, доломали. О, слышь, сетку пустили! пымали! Кого-то пымали!
— Небось, Миранию, пекарскую женку. С кадушкой в обнимку. Под лестницей пряталась. Она там завсегда с полюбовником встречается…
— А кто из них дракон: Мираня али кадушка?
— Тесто…
— Ишь, верещит…
— Под юбкой погляньте, эй! А навдруг она все ж таки дракон? Пекарь вон то и дело перед праздниками с синяком под глазом приходит…
— Она их хвостом ставит!
— Слышь, герои! Там на втором этаже еще бабка пекаря живет, ей почти сто стукнуло! Ее проверить не забудьтееее!
На втором этаже пришлось уворачиваться от двери перелетной — массивная дврь из темного дерева (не иначе как напророченной столетней бабки) прямо перед драконоловами сорвалась с петель и влепилась в стену, игриво осыпав бойцов щепками. Шрахнувшиеся охотники только успели перевести дух и помянуть вельховские фокусы положенным словом, как в освободившийся дверной проем шмыгнул стул, потом проплыл кувшин, а следом стала протискиваться кровать (вместе с хозяйкой и, похоже, ночным горшком), и поиски дракона решено было немедленно перенести на третий этаж… ну в самом деле, что дракону тут делать — рядом с этим?
На третьем взбунтовалось снаряжение. Причем не дареное, а их собственное, проверенное и испытанное! Получить от собственной сети — какое унижение! Да на глазах у молодых придурков. Не отмоешься потом, пятеро богов!
Потом что-то примерещилось искателю, потом на пол упал разрывец, и пришлось удирать, наплевав на боевой порядок, катиться по лестнице — только для того, чтобы наткнуться внизу на заросшую стену.
Сначала они этого даже не заметили…
— Все целы?
Основательно пропыленные и помятые охотники в пять пар глаз мрачно переглянулись, и необходимость в ответе отпала. Зато назрел второй вопрос:
— Кто бросил разрывец? Кто вообще его с собой взял?
— Не слышны в в леске даже шо-роооохи-и… — послышалось вдруг вместо ответа.
— Что?
— Нет луны и солнышка нет… — все также проникновенно вывел второй стрелок.
— Эй, ты с ума сошел?!
— Только мы с тобой да под звездами
Встретим вместе ясный рассвет.
— Ты что, пьян?! Прекрати петь!
И тут сорвалась сеть…
Подлечить Славку получилось только на следующей крыше — на этой вельхо колдовать категорически отказывался, заявляя, что знаки суеты не терпят, что он не собирается чаровать сидя на подоконнике и еще какие-то причины. Например, что если его сейчас сбросят с края, то он точно уже никому и ничем помочь не сможет. Я опомнился и перестал наступать на него, как байкер на эмо. Вообще-то меня больше всего подействовал другой довод: что предыдущие чары не истощились, а грубо смяты, и поэтому накладывать следующие поверх остатков прежних — все равно что строить новый дом на кладбище. Никогда, мол, не знаешь, чем аукнется. И вообще, если я хотел, чтобы он встал на ноги, зачем у него силу брал?
Пока я соображал, о чем это он, мы как раз до этой следующей крыши добрались. Синей, с чуть загнутым кверху краешком, с черепицей чуть помельче. И такой же обледенелой. Между нашим краем и ею было расстояние всего-то полметра. Плевое дело перепрыгнуть, если ты на земле и там не скользко.
— Э-э… Ты о чем вообще?
Вельхо примерился, аккуратно перепрыгнул на соседнюю крышу, слегка пошатнулся, присел и протянул руки:
— Давай.
— Что давай? Ты про что?
— Своего друга давай. Или кто он тебе? Ты же магию у него тянул. С друзьями так не делают — без спроса-то. Он и так… это неправильно.
— Ты рехнулся?
Вельхо нахмурился:
— Ты что, правда… ты не понял?
— Что я не понял?!
— У тебя магии не было. Ты всю выплеснул, когда… ну когда разбушевался. А потом вдруг разрывец из шапки сотворил. Значит, откуда-то магию вытянул. А откуда, кроме него?
Я оцепенел. Как… бред какой… разве так может быть?!
А шапка и правда взорвалась…
Как? Я ведь только хотел напугать, а…
— Разве так можно?
— Ты правда не знал?
Я помотал головой. Почему-то сейчас я Терхо верил. Сейчас он совсем не был похож на того вроде-как-честного-парня, который спокойно тащил нас в ловушку. Выглядел он… ну, как Славка. Искренним.
— Ладно, — вздохнул Терхо. – Слушай, ты двухименный, я тоже… хочешь звать меня младшим именем?
— Чего? – не врубился я в тонкости этикета. И какой этикет может быть на крыше третьего этажа, с пикантными обстоятельствами типа драконоловов на хвосте и вельхо поблизости? — Слушай, я Макс для друзей, а так Максим Воробьев. Так понятней?
— Вполне. Макс… Так правильно? — улыбнулся он. — Хорошо, я для тебя и Славки Терхо.
В следующую секунду он коснулся рукава, блеснуло золотом, и тело Славки поплыло к нему…
На площади.
Три человеческие фигурки, едва различимые в сгущающихся сумерках, конечно привлекли к себе внимание — не каждый день видишь, как люди лезут на крышный обвод! Все-таки делали такие обводы в расчете на дополнительную защиту от местных ливней и снега — камень, из которого строили дома, «белик», был не слишком дорог, хорошо поддавался обработке, отлично «держал» температуру, удерживая зимой тепло, а летом прохладу. Но, к сожалению, с водой у него были сложные отношения, тут его «мягкость» работала против. Поэтому при застройке «беликом» все соблюдали несколько несложных правил: наряду с главной крышей на верхнем этаже обязательно делать дополнительные обводы, как можно чаще покрывать стены защитными «покрасами», сажать поблизости или на нулевом этаже небольшие сады с растениями, оттягивающими воду на себя… и так далее. Все крыши несколько раз в год тщательно осматривались, в случае необходимости подновлялись, поэтому и черепицу обычно делали не слишком гладкой, с «дорожками», чтобы мастера могли пройти.
Но чтобы кто-то вылез на крышу зимой, в мороз, снег, лед и без защитной обвязки… такое действительно было редкостью и обязательно должно было привлечь внимание! При других обстоятельствах.
Нынешние обстоятельства к наблюдениям не располагали.
Ситуация на площади от сложной быстро и неуклонно менялась к худшему. Растерянные, напуганные, удивленные и ошарашенные граждане были в принципе довольно законопослушным народом. Тем более, маги были тут и вроде как бдили, добросовестно исполняя свой долг, Правитель города соответственно тоже был в наличии и выражал готовность к действию. Так что на первый взгляд все было в относительном порядке… или должно было скоро в него придти, по заверениям вельхо.
Но вскоре в дело вступил закон больших чисел. А может, это был так называемый «закон подлючности», который гласит, что если что-то паршивое может случиться, то оно обязательно случается? Увы, поразмышлять над теоретическим именованием данного проявления пакостности мира было некому, да и некогда…
С улицы Ракушек, примыкающей к площади, внезапно послышались крики. Сначала их едва услышали — на площади тоже были любители поорать, тем более, когда предоставился такой шикарный повод! Но вскоре господин Миусс Райккен Ирро, всем известный как Поднятый Правитель города, наскоро проконсультировавшись с вельхо, решил обратиться к пострадавшим, влез на специальное ступенчатое крыльцо у ратуши и призвал к вниманию. И когда основная толпа затихла, вопли со стороны буквально ударили по ушам.
— Горожане, мы переживаем удивительное событие. Впервые в… кхм, в известной истории произошло обретение магии столь многими. Конечно, будет нелегко, но стоит только представить… что за хрень?
Народ, уже более-менее притерпевшийся к летающим людям, серебряным палаткам (к сожалению, уже закончившимся) и марширующим строем жабам (забава недоросля Таукко, поваренка из гостильни), недоуменно заоборачивался. Мол, что там еще может быть такого, что градоправитель заинтересовался такими словами?
Над улицей Ракушек поднималось странное облако. Плотное, с удивительно четкими краями, оно двигалось плавно и стремительно, даже в чем-то красиво. Только ощущение эта плавность отчего-то оставляла нехорошее. Так человек на шторм с берега смотрит или на хищника за решеткой. Ничего не скажешь, красиво… но подойти поближе и вступить в контакт боги упаси! Сразу вспоминалась куча всяких неотложных дел и ближайшая дорога к оным.
Сейчас был как раз такой случай. Облако двигалось с неприятной целеустремлённостью змеи, узревшей птичку. И было в нем что-то такое… неприятно знакомое.
Серое, белое, зеленое, синее. Снова белое. Быстро меняя цвета, оно вытянулось, распахнуло крылья… оскалило пасть… гигантская голова ощетинилась знакомыми шипами… и волна белого пламени затопила ближайшую крышу.
Толпа слитно охнула и шатнулась. Кое-кто присел, спешно закрываясь от страшного, кто-то заверещал и задергался, пытаясь унести ноги. Сторожа, доблестно охраняющая порядок (и почти сохранившая, что интересно!), тут же поделилась на верных долгу и не очень, хотя старшие вовсю орали, призывая к храбрости и порядку, не стесняясь хватать лишенных храбрости за воротник и трясти (видимо, пытаясь вытрясти эту храбрость откуда-то из пяток).
А «дракон» еще раз широко разинул пасть… и лопнул вдруг, рассыпавшись на быстро тающие тучки, клочья и капли. «Корона» закружилась в воздухе, раскидывая темные «брызги», «хвост» влепился в чей-то крышный обвод…
Вельхо, только-только изготовившийся к бою, растерянно опустил руку.
— Что это такое?
— Не знаю, — вельхо потер кожу — активированный знак требовал приложения, а до тех пор ощущался как ожог. — Это обычная вида, то есть искусственное производное фантомного порядка… она не должна производить реальные эффекты!
— Но эта производит! — с крыши валил пар и летели осколки — перегретая черепица рвалась не хуже ореховой скорлупы. — Что эт
Проклятие!
— Это может быть смешение магии! — торопливо проговорил Пало.
— Что? — нахмурился Правитель города.
Но вельхо говорил не ему, а скорей, себе, словно от проговаривания догадка скорей выкристаллизуется:
— Она непроизвольная, поскольку люди ее только что обрели, и разнородная… ох! И бесконтрольная, они ведь не учились. И если она смешивается, пятеро богов, это может быть очень опасно!
И это еще мягко говоря!
Получился когда-то у двух «куколок» одновременный отпечаток — медный человек с двумя головами. Уникальное получилось творение. И тем, что человекоподобное, и тем, что было способно к передвижению на довольно большие расстояния, и тем, что обладало некой долей разума (а посему своих невольных создателей слушать не собиралось, а действовало самостоятельно и целеустремленно). Магии оно тоже не подчинялось — ни расплавить его, ни вернуть обратно, откуда бы оно не явилось, так ни у кого и не вышло. Единственный плюс от его присутствия был в том, что безумное изделие беззаботно-хулиганистой молодежи случилось в момент уборки и, видимо, поэтому полагало целью своего существования вытряхивание ковриков и спальных подстилок. «Личинки даже обрадовались поначалу. Но вскоре убедились, что минусы их творения перевешивают возможные плюсы. Беда в том, что двухголовый не нуждался ни в сне, ни в отдыхе, единственное, чего он желал, было помянутое вытряхивание, чем и занимался беспрерывно, днем и ночью, без всяких пауз, и матрасы с ковриками у «личинок» кончились даже скорее, чем терпение. Но оно тоже иссякло, когда за неимением должных объектов медноголовый принялся за полотенца, занавески, книги. Когда дело дошло до одежды, трещину дала даже тренированная выдержка вельхо. В отсутствие наставника непутевый отпечаток совместными усилиями выпихнули за дверь и направили в сторону болота, горячо надеясь, что на этом их мучения (и потери) закончатся. Как бы не так. Изгнание совершилось на третий день, а в ближайшую деревню он пришел на девятый… Где и продолжил свою полезно-вредительскую деятельность, вторгаясь в дом за домом и целустремленно убирая их в своей неповторимой манере: все более-менее похожие на тряпки изделия должны быть вытряхнуты и повешены на веревочку. Даже если в момент собственно уборки в них кто-то болтается и вопит.
Отловили ненормальный отпечаток старшие маги из Нойта-вельхо. Они и определили, что произошел редкий случай совмещения одномоментно совпавших чар сотворения металла и оживления, воплотив поистине уникальное создание. Чрезвычайно редкий случай, так как оживление метала относится к разделу «Невозможно, пытаться не стоит». Уникум до сих пор трудится в столице (там на него работы хватает), служа одновременно уборщиком для желающих и пугалом для непутевой молодежи…
Впрочем, рассказывать о промелькнувшем воспоминании юности Пало не собирался. Нужно срочно взять ситуацию под контроль, иначе «уникальным» станет весь город… точнее то, что от него останется.
— Не могу, — стоявший на коленях над телом моего соседа Терхо отвел от него руки и нахмурился, растирая предплечья.
— Терхо, какого черта?
— Макс, подожди, — что-что, а терпение у Славки было железное. Еле лежит, губы кусает, а разговаривает — будто на уроке, четко, коротко, вежливо так… – Что-то не получается?
Вельхо опять потер руки — так, будто знаки под рубашкой ползали и кусались. Мы уже успели перебраться на другую крышу, найти укромный уголок, насмотреться на бушующую площадь, поспорить, стоит ли туда возвращаться и наконец, затихариться для процесса лечения… Он даже шубу свою снял, чтобы знак легче прошел, и сейчас он него валил пар, как будто только что из бани. И тут вдруг нате вам, лечение невозможно. Это с чего бы?
— Я сейчас не могу, — пошел на попятный вельхо. — Сначала надо кое-что сделать.
На этот раз я все-таки плюнул на возможных драконоловов и присмотрелся к нашему «доктору Хаусу». Финтит? Почему в глаза не смотрит? Не мне, Славке. И голос у него… я такой слышал уже, у доктора, который маму после операции осматривал.
Если он сейчас скажет…
— Но все будет хорошо, клянусь Живой! — как по заказу, бодро (и невыносимо фальшиво!) проговорил маг, и у меня разом перестало болеть все, что болело. Потому что я будто замерз, весь, от кончиков пальцев до сердца. Я открыл рот — не знаю уж, спросить или выругаться. Но в горле ком — никак его его было не сглотнуть. И голосу не пробиться. Как похоже…
Знакомое чириканье-стрекотанье раскатилось у самого уха. И одновременно воротник чуть дернуло, будто… ну да, будто его ухватили маленькие лапки. Поворачивая голову, я уже знал, кого увижу.
Точно. Он сидел прямо на воротнике, очень собой довольный, и прятал в мех маленькие лапки, и звонко чирикал, не то радуясь, что нас отыскал, не то удивляясь, куда это нас занесло.
И Славка улыбнулся:
— Штуша. Макс, смотри, у него там письмо, кажется…
Площадь. Вельхо
Альт, Бена, ульвиу, сета, живин — названия «сторон света» секторов в городах.
Вредоносное облако ликвидировали общими усилиями. Шум стоял знатный – десятки горожан во главе с Правителем морщились и некоторое время жаловались на глухоту. Пало эта чаша миновала, и он откровенно оглохшим завидовал — от дикой смеси просьб, жалоб, требований, докладов и вопросов у него ломило в висках.
А еще требовалось отслеживать случаи смешения, будь они прокляты.
— По первому сегменту сигнал прошел, барьер закреплен! — вернувшийся Гэрвин был помят и растрепан, от проказливой ухмылки, с которой он «осматривал» оружие драконоловов, не осталось и следа. — Но Пало… потянем?
— Сектор бена — барьер закреплен.
Пало некстати отогнал мысль о том, что в городах, оставшихся от еретиков, приверженцев четырехбожия, барьеры ставить проще, чем в нынешних. Там улицы просто скрещиваются правильными четырехугольниками, никаких проблем. А здесь? Пять радиальных улиц расходятся от центра, причем каждая диаметральная (кольцевая) шире предыдущей, а на окраине они вообще почти бесконечные и тонут в переулках. Одно хорошо — волна действительно зародилась в центре, и на радиальных можно отмерить примерно одинаковое расстояние.
— Ульвиу готово, — глуховато отозвался Вида. — Только наши там задержались, на обратном пути, пожар тушат. А барьер на месте.
— И живин, — местный маг, припряженный «на помощь», чувствовал себя в обществе столичных магов неуютно и ронял слова по капле, будто соперничая с Видой по молчаливости.
— Сегмент сета задерживается. Там почему-то дальше хлестануло, Эвки Беригу говорит, что заданное расстояние прошел, но уровень магии все не спадает. Он до следующей кольцевой пройдет, передает, что края спаяет, чтоб не волновались, — Пиле Рубина в молчаливости упрекнуть было никак нельзя. Как и в особой тактичности. — А дальше что, Пало? Мы все здесь заперты, как в крысоловке. И ее вот-вот утопит. Что теперь?
Хороший вопрос. Тренированных магов под рукой — пять своих и семеро чужих, непроверенных. Новоинициированных – по самым скромным прикидкам тысячи две-три.
Сторожа против них — как стайка мышек против летучих крыс. Помощи ждать неоткуда, пятеро богов забери этого приблудного дракона и его выходки, если это действительно он…
Все, что могли вельхо в данных условиях — это окружить площадь с прилегающими улицами, отгородив их от непострадавших кварталов. Спасибо предполагаемому дракону, сил на это теперь хватало. Пока. Но если сейчас народ испугается в достаточной мере, то сначала будет давка и жертвы, потом новые отпечатки и новые жертвы, потом барьер попросту сметут, и дикая магия расползется по остальному городу… и чем это обернется, предсказать невозможно.
Что делать?
Накрыть площадь сонными чарами?
Не хватит сил. И даже если хватит… стоит сонным знакам столкнуться с бесконтрольной магией, и новое смешение может рвануть так, что жители возмечтают о землетрясении, снежной лавине и массовом налете драконов. С ними хоть ясно, что делать. А здесь? Никто из их команды и близко ни с чем подобным не сталкивался!
Здание, в котором охотились драконоловы, снова сотряслось от крыши до нулевого этажа, и окна с дверями опять «поплыли», то суживаясь, то расширяясь. Два верхних вообще решили поиграть в «догоняшки», весело перемещаясь по фасаду. Три местных вельхо пытались спасти жильцов, но судя по извергавшимся из двух окон молниям, те спасаться не спешили.
Пятеро богов!
Вельхо не относился к истово верующим, в каждом чихе видящим знак божественной воли, и когда в ответ на весьма горячее поминание боги откликнулись на его призыв, он этого сразу не распознал. Прямо скажем, на первый взгляд божий отклик выглядел весьма обыденно.
— Вы собираетесь что-то делать? — пожилая дама, та самая, которую он недавно заметил в толпе, видимо, уже отправила письмо туда, куда хотела, и сейчас, держа за руку невысокую девочку, пристально смотрела на него, требуя ответа. — Это ведь ваша обязанность? С минуты на минуту начнется давка!
Пало владел собой хорошо. Поэтому удивление, что горожанка сама подошла к вельхо-расследователю, на его лице не проступило. Старая женщина явно была из Поднятых, а, возможно, и из Возвышенных — прямой взгляд, строгая осанка, плечи, укрытые вязаным кружевом, за которое в столице не раздумывая отдали бы не меньше ста целиков.
Поэтому (а также из уважения к старости, и главное потому, что дама тревожилась не о себе, и это было заметно) голос у Пало был мягче, чем обычно:
— Почтенная оши, все очень сложно. Но мы сделаем все, что в наших силах.
— Ирина Архиповна, — сломал язык в непроизносимом имени Правитель города, улыбаясь даме, как доброй знакомой, — у вас созрел совет?
— Возможно.
— Вы готовы им поделиться?
— А вы готовы слушать? — светлые, по-северному светлые глаза прищурились и вдруг стали очень острыми. — Тогда вот что. Смирррррррна!!!!
Когда раскаты в ушах (а по ощущениям — и в мозгу) наконец отгрохотали, оба органа возобновили работу с некоторым запозданием. Ушам надо было снова перестраивать порог восприятия, а мозг, невольно сбившись на режим «действия при нестандартных раздражителях», пытался запустить хотя бы разведку местности. Но для этого требовалось раскрыть глаза, которые раскрываться не хотели, потому что ожидали увидеть как минимум дракона… а как максимум — хищника хара из северных лесов, встреча с которым у пятилетнего Пало оставила незабываемые впечатления (и недельную немоту), а самому хищнику принесла потерю шкуры и резкую смену места обитания. Потому что жить в его старой берлоге теперь мог бы только микроб. Или слепоглухонемой.
Наверное, тогда малыш испытал всю отпущенную человеку долю страха. По крайней мере, так старшие объясняли последующие странности ребенка.
Именно с тех пор вельхо отличался редкостным спокойствием и трезвомыслием, которые вызывало у старших уважение, а у сверстников стойкое состояние оторопи… Он был странно молчалив, а если открывал рот, то окружающие с восьмидесятипроцентной вероятностью слышали не просьбу или сообщение, а очередной вопрос. Спрашивал он обо всем, всех и всегда, а посему выявление у ребенка магического таланта и последующий отъезд из дому вызвал у семьи не огорчение — как же, дитя забирают, а совсем другие чувства. Ведь теперь им не придется отвечать на вопросы или в тысяча первый раз расписываться в собственном невежестве. Опять-таки, вельхо тоже не сразу осознали, какое счастье им светит… Да что там, даже отпечаток у Пало после встречи с харом случился один-единственный, вылившийся в появлении на стене приюта сложнейшего и непостижимого для Нойта-вельхо механизма «вечных часов». А пугать и разыгрывать странного парнишку зареклись еще начале личиночного возраста. Бояться Пало не собирался, смеха от него было не добиться. Ругани и той не дождешься. Зато непробиваемый «твердолоб» рано или поздно обязательно вычислял, кто в очередной раз собирался до него докопаться, и — нет, не мстил, месть можно было понять! — а долго и неотвязно, без перерывов на сон и еду, добивался ответа, что шутник хотел этим достигнуть и неужели это действительно было разумно и необходимо? А почему тогда? Нет, он не издевается, просто ведет классификацию. Так какова же причина? И это продолжалось, пока шутник сам не бежал к наставнику жаловаться на себя — и спрятаться от «жертвы» хотя бы там…
Сейчас «непробиваемость», кажется, дала трещину.
Видимо, голос пожилой дамы — какое-то необычное проявление магии, поэтому оказал такое необыкновенное действие. Любопытно, удастся ли выделить признаки и сформировать должный знак. Подобный эффект может быть полезен…
Спохватившись, Пало осознал, что по крайней мере мозг уже работоспособен, и пора открывать глаза.
Заставив себя раскрыть веки, Пало обнаружил, что сфера воздействия голоса оказалась даже шире ожидаемой.
Площадь стояла. Вся. Перестала кричать свои призывы мужу пропадающая дама, застыли на месте злостные расхитители серебряной палатки и таковых же ленточек.
Сосульками замерли летающие люди — там, где их накрыло (хозяин серебряной лавки, перехватив взгляд мага, смущенно принялся завязывать штаны). Факельный столб, собиравшийся завязаться в узел под чьими-то шаловливыми ручками, резко выпрямился и сделал вид, что он тут абсолютно ни при чем. Прекратила истерику группа девиц у выхода, и угрожающе сгущавшееся над ними облако тихонько хлопнуло и испарилось. Кто-то успел вызвать еще одну виду — полуодетую девицу трехметрового роста, и теперь призванная фигура белым памятником торчала посреди площади, меланхолично покачиваясь на ветерке. Неподалеку красовалась дополнительная скульптурная группа: паренек лет пятнадцати (взгляд — аккурат «памятнику» в район бюста), и массивная горожанка, сцапавшая его за ухо. Последняя, видимо, мать, потрясенная не столько талантом сына, сколько его… м-м… художественным вкусом. Замерли на балконе мурха, положив передние лапы на решетку балкона, и ее ошалелая хозяйка. Решетка поскрипывала…
Только чья-то свинья, мелкая, но шустрая и целеустремленная, не проникнувшись, очевидно, торжественностью момента, продолжала метаться по площади. Вряд ли она прозревала свое недалекое будущее в виде праздничного блюда. И уж конечно, не поиски любви всей жизни с пятачком, хвостиком и предложением копытца и лужи на двоих заставляло ее рыскать между людьми, с тихим хрюканьем поддавая под колени особо неудачливым. Интересно, начарованная или все-таки настоящая? Мельтешила она так, что не разобрать.
У крыльца, у стен в струнку вытянулась сторожа, покрепче перехватив щиты и преданно поедая глазами «командира». Загадочное «смирно» в официальные команды не входило, но интонации, интонации! Любой, когда-либо проходивший службу — хоть где! — безошибочно опознавал их с первого слова… да что там, с первого слога! А дальше в дело вступала выучка, не оставляя телу ни одного шанса не послушаться.
Выучке здешней сторожи можно было позавидовать — как слаженности, так и скорости реагирования. Правда, у их командира потом наверняка возникнут претензии относительно того, чьим именно приказам должны подчиняться доблестные хранители порядка… ну так это потом. Когда сам отомрет.
Но дама не дала ему этого сделать.
Выпрямившись, сразу став как-то даже не выше, а сильнее, она вскинула голову, и…
— Смиирррна! — снова раскатился над площадью совсем не старушечий голос. — Всем немедленно поднять головы к небу и высматривать там бомбардировщик Юнкерс-87! Быстрррро!
Тысячи голов послушно запрокинулись. Секунда за секундой они старательно высматривали в уже потемневшем лиловатом небе загадочный Юнкерс, но кроме трех нерешительно мерцающих звездочек, пары тощих облаков и ног летающего торговца (все остальные части скромно прятались за выступом крыши) ничего там не обнаружили.
Впрочем, не сказать, чтобы на эти розыски им выделили так уж много времени. Когда самые нетерпеливые (и самые напуганные) стали поворачивать свои головы в другом направлении, тут же последовал новый приказ:
— Нету? Тогда быстро разыскиваем там красного дракона с белым хвостом! Живо, живо, смотрим и дышим через раз! Что значит как? Набрали воздуха глубоко и не выдыхаем, пока не кончится!
На этот раз поиски почти увенчались успехом — какая-то истеричная девица, едва подняв на тучной шее увесистую голову, тут же завопила, что видит этих самых драконов, причем во множестве! Вон, вон летают! Белые с красными хвостами! Всех сейчас зажарят! По толпе пронесся слитный «ах», но паника потухла, не успев разгореться. Боевая дама немедленно заявила, что таких драконов не бывает, но если девица не перестанет жрать, как «отряд гвардейцев на марше», то скоро увидит «белую машину с красным крестом и много-много людей с клизмами». После чего призвала народ посмотреть в небо последний разочек: не обнаружится ли там случайно еще и автомат Калашникова?
Ни «автомата», ни какого-то таинственного «калашникова» среди облаков так и не обнаружилось, с чем пожилая дама, очень оживившись, всех и поздравила.
— Товарищи! — бодро выкрикнула она, уже взобравшись на крыльцо и озирая толпу, как молитвослов паству перед праздником Пятибожья. — Товарищи! Самая страшная угроза миновала! Поздравляю!
Факел, спешно зажженный лично главой сторожи, дымил и плевался искрами, но даму исправно освещал. Правда в неровном, каком-то прыгающем свете старческие, точно выцветшие голубые глаза отчего-то казались льдистыми…
— Мы не увидели на небе ни одного смертельно опасного объекта! Ура!
— Ураааааа! — радостно заверещало цеплявшееся за юбку дамы дитя в шубке. — Урааа!
Первым неизвестный, но несомненно боевой (и радостный) клич дисциплинированно подхватила сторожа. Почти одновременно с ней завопила стайка мальчишек, вовсю махавших руками и шапками. А уже потом в разноголосицу, но весьма старательно, клич исполнила толпа…
Громко исполнила. Люди любят понимать, что страх остался позади. И любят тех, кто им это пообещает…
Пламя факела, точно испугавшись звуковой волны, шарахнулось и попыталось сползти по держателю, но «Ирина Архиповна» еще не закончила. Резкий взмах — и площадь послушно притихает.
— Но! — сурово сдвинула брови пожилая леди. — Что я вижу, товарищи?! Что за бардак, простите, вы здесь развели?! Где дисциплина? Где чувство долга и ответственность?! Где ваша сознательность перед лицом испытаний?
Пало поймал себя на том, что машинально роется в кармане. С точки зрения его подсознания, сознательность, чем бы она ни была, очевидно, находилась именно там. Спохватившись, северянин опустил руку и почти улыбнулся. Ругаться старушка определенно умела. Не хуже наставника Лесо Бранвене, получившего от благодарных выучеников нежное прозвище Штормяга. Хотя тот, как и полагается истинно грозному природному явлению, мог бушевать часами, а дама… а дама уже сменила распекающий тон на подбадриваюший:
— Да, вы теперь получили то, о чем мечтает большинство людей. Все будет хорошо, и очень скоро!
Как бы иллюстрируя ее слова, в несчастном доме что-то гулко бухнуло, на миг осветив изнутри окна, а с обвода крыши второго этажа сорвалось несколько листов черепицы. Драконоловы продолжали воевать с неизвестным врагом.
Толпа не обратила на это ни малейшего внимания: а что, им же обещают, что все будет хорошо? Значит, будет. А драконоловам, между прочим, никто ничего не обещал. И нечего о их думать, тем более, их сюда никто не звал, и вообще… не до них.
— Впереди много работы… Поэтому… — ободряющая интонация резко сменилась на приказ, — господин Поднятый Правитель города приказывает: всем добропорядочным горожанам разобраться по улицам! Каждой группе рассчитаться по порядку и выдвинуть старшего по возрасту. Старшему произвести учет по местожительству, профессии, возрасту и обретенным способностям каждого и подойти с отчетом. Неграмотные есть?
— Есть…
— Тогда выберите старшего из грамотных! Самым активным улицам, быстрей и точней закончившим подсчет, будет выдан продпаек!
— А?
Грозная леди соизволила растолковать приказ:
— На каждого человека будет выдан хлеб, сыр и что-то горячее из питья.
— О-о!
— Еще вопросы есть?
— А…
— Что?
— Дык это… ничего вроде…
— Выполнять!!!
Площадь забурлила.
— Эй, с улицы Решеток! Сюда!
— Веревочная! Веревочнаяяяяя! Веревочная!!!
— Вы не видели, где собираются жители с набережной?
— Там посмотри.
— Улица Роз! Улица Роз! Где улица Роз? Я что тут, одна?
— Не ори, вон твоя улица собирается!
— А я не слышу….
— Будешь так орать — и дракона не услышишь. Ну чего?
— Простите, вы никого не видели с набережной?
— Отстань. Квартал Веселых Прачек! Кто с квартала Веселых Прачек?!
— Ой, наши! Милли, пошли, пошли.
— Извините…
— Парень, я тебе уже сказала, не знаю я ничего про твою набережную!
— А можно я лучше с вами постою? Своих я потом найду, а в вашем квартале еще ни разу не того…
— Губа не дура!
— Веревочная!!!
Разобраться по улицам оказалось не так просто, тем более улиц было заметно больше, чем желающих стать старшими, а тех, в свою очередь, было все-таки не так мало, как истинно добросердечных купцов, готовых прямо вот так выложить свой товар проголодавшимся горожанам…
Но господин Поднятый Правитель города на то и правитель, а вельхо на то и вельхо, чтобы не упустить шанс наладить ситуацию, если уж такая возможность появилась…
— ОЙ, СНИМИТЕ С МЕНЯ ЭТО! СНИМИТЕЭЭЭЭЭ!
С первого этажа пришлось уходить. В распроклятой пекарне что-то случилось с тестом, и теперь оно откуда-то прибывало, как вода во речке во время половодья. Ароматное, сладковатое, как раз для праздничных лепешек, оно порадовало бы любую хозяйку… но не драконоловов. По крайней мере, не в таком количестве. Когда оно дошло до пояса, даже до пьяного в дым ловца дошло, что лучше перейти куда-то повыше. Или подальше. Выбраться на улицу не удалось, за то время, пока они бегали в поисках дракона, дверь непостижимым образом срослась (спаялась, сплавилась или еще как-то) с косяком и со стеной в единое целое. Открыть ее не получилось бы, наверное, даже у дракона, причем даже если бы этот дракон решил поприсутствовать здесь в своем настоящем виде. Хотя в настоящем бы еще получилось — взял бы да и снес вместе со стеной, и все тут…
Но драконолов — это еще не дракон, и им пришлось искать другие пути, чтобы выбраться из этого проклятого дома, превратившегося в настоящую ловушку. Искатель попробовал было подложить под дверь разрывец, но тот не сработал. Видно, тесто добралось до заряда раньше, чем заряд до двери…
Второй этаж встретил ловцов еще менее приветливо чем в первый раз — бранящаяся пара продолжала высказывать друг другу претензии, сквозь дверь доносился грохот и азартные выкрики: «Так его, дочура, так… давай, давай, счас попадешь! Шкафом, его, шкафом, табуретка легкая! А ты не уворачивайся, тунеядец, кастрюлей тебя по…». это было бы даже смешно, да оно и было, в общем-то… пока дверь не рухнула, и драконоловы не ощутили, что роль незримых свидетелей скандала куда безопаснее роли непосредственных участников. Особенно когда на площадку не вылетел помянутый шкаф. Тяжеленная мебель слабо блеснула на свету полированными боками в резных завитушках и с треском влепилась в стену. Грохот был такой… словом, доблестные ловцы драконов опомнились уже на лестнице. Здесь они почувствовали себя в относительной безопасности… секунд этак на пять.
— Ах, какие глазки
У моей Иласки! — некстати заорал стрелок.
Ой, лита-лита-лита,
Глазки будто в сказке!
— Заткнись, придурок!
— Сам замолкни! Тебе че, тебе моя моя баба не нравится? — стрелок затормозил и начал грозно разворачиваться к предполагаемому обидчику супруги. — Да я те счас…
— Нравится-нравится, она мне очень нравится, шагай давай!
— Другое дело… эй, ты че сказал? Че сказал? Тебе моя женка нравится, значит? Ты с ней того, значит? Я тття счас…
— Лидо, стоять! Стоять, кому сказал! Хочешь подраться — марш вниз, вон об шкаф кулаки почеши! Стой! Ты куда?!
— К шшш… шк… кш… тудыть. К нему… к этому… кому сказали… шкафу…
— Зачем?
— Он шкаф, — в ответ на яростный взгляд стрелок наморщил лоб, чувствуя какой-то пробел в логике. Он поискал аргумент, призванный убедить командира в необходимости драки. — Шкаф он… Ему моя жена не нравится.
— Придурок! Наверх иди! Наверх!
— А шкаф там есть?
— Марш наверх! А то скормлю дракону! Проклятье богов, да что это такое? — глава драконоловов в ярости посмотрел на второго «пьяного», которого волок хват, — Когда они успели так нализаться?
— А они успели? — прищурился искатель. — Странно это как-то.
— Что?
— Нас угощали — и мы пьяные. Я сам еле иду… Нам подарили оружие — а оно взрывается само по себе. Тебе руку поломало. И удачи нет. Не странно?
— Намекаешь… — глава тяжело выдохнул, переступая через три сломанные ступеньки, две оплывшие и одну будто ощетиненную щепками. — Намекаешь, что вельхо не помогали?
— Может, и помогали… только нам ли? Говорил же этот, что его напарники не в курсе, от них договор надо в секрете держать.
— Думаешь, они из этих? Как местный правитель? Этот говорил, что его придавит втихую, да что-то не получилось, видать. Может, они тоже?
— Может, они и не драконопоклонники, но что-то против нас имеют.
— И они нас… нам…
— Они нам попортили что смогли и запустили сюда. где на каждом этаже какая-то ловушка. И зарастили дверь. Чтоб мы точно не выбрались. Все свидетели — мы сложили головы при ловле, причем нас никто не заставлял лезть. Сами пошли.
— ****!
На этом разговор пришлось прекратить. Потому что за то немногое время, пока команда пыталась унести ноги, обстановка на третьем этаже изменилась к худшему куда больше, чем на двух предыдущих.
Странная паутина, так неудачно выметнутая стрелком, за это время не только не сжалась. Скорей, наоборот. Голубовато искрящиеся плетения оплели окно, часть стены, нежно мерцающим ковром устлали пол… южным долгим мхом свисали с потолка…
Тут было очень тихо.
Даже за дверьми никого не слышно. Совсем…
Казалось, здесь бушевала вечеринка самых крупных в мире пауков, вовсю состязавшихся в мастерстве, а потом просто забывших все это убрать, кабы не одна деталь — паутина шевелилась. Меленько, понемножку, бесшумно так, но постоянно. Тоненькие ниточки, подрагивая, ползли по полу, настойчиво прощупывая половицу за половицей. И от этого шевеления у драконоловов мигом пересохло в глотках.
— Ш-ш-ш… — тихо-тихо, по шажочку, по лестнице вверх. И чтоб ни ступенькой не скрипнули…
— Ах, какие грудки
У моей малютки! — внезапно грянуло продолжение песни.
Ой, лита-лита-лита
Это просто…
— Лидо!!!
Поздно. Точно проснувшись, шевелящиеся нити на миг замерли, а потом быстрый бросок, легкий треск и следующие несколько секунд команда в состоянии думать только о том, чтобы упаси пятеро богов, не споткнуться. Не упасть. Не отстать. Добраться до следующего этажа, до крыши, до веревок, до чего угодно, но в этом распроклятом доме они больше не останутся даже ради всех драконов мира!!!
Макс.
Письмо было коротким. Очень. Может, баба Ира и правда когда-то была военной.
На скатанном в трубочку листке желтоватой бумаги было всего всего четыре слова.
«Где вы? Помощь нужна?»
И карандашик. Янкин, я его уже два раза затачивал… Янкин…
— Макс, что там?
Я передал ему листок. Он торопливо прочитал, еще раз, улыбнулся… а потом улыбка словно замерзла на губах. И тоненький листок словно сводит судорогой — наполовину смятый, он снова расправляется, подрагивая в Славкиных пальцах.
— Мы не можем к ним сейчас пойти.
Голос у него странный. Словно он уверен… но надеется, что ошибается. Бывает такое, что хочется ошибиться.
— Не можем, — отзываюсь я.
— Подставим?
— А то.
— А так?
— Так отговорятся. Забегали родичи поздороваться, торопились. Или не родичи, мало ли, ошиблись. Свидетелей Янка заболтает…
Я говорю на автомате. Они отговорятся. Стоит только предупредить. Они вроде неплохо вписались в здешнее общество, Янка не выглядела ни заморенной, ни голодной, у нее здесь уже были друзья. И у бабы Иры, как я понял по ее торопливой скороговорочке, все было более-менее. Стоило хотя бы ради этого зайти, чтобы узнать, что у них все нормально… и уйти. Нечего подставлять их такими знакомыми.
Уйти, отыскать драконов, Славку лечить, перед Архатом извиниться. Разобраться, что мы такое и что с этим делать… и почему я не могу этого сделать?
У них ведь все нормально. Можно уйти.
Ах вот что.
У них все нормально.
Я так рвался сюда — помочь, спасти, защитить, тех… кого? Родных? Своих? Тех единственных близких, которые у меня есть. Которые как-то стали моими. Бабу Иру и девчонку Янку.
А им нормально без меня. Даже лучше.
Дурак ты все-таки, Макс. Радовался бы, что у них все хорошо. А ты… дурак и жадина.
Ответ мы набросали быстро. Успокаивали, говорили, что все хорошо, но встречу пока придется отложить. Очень дела, мол, срочные. В последний момент догадался к письму денег приложить — на всякий случай, они у меня еще были.
Штуша спорхнул на попритихшую с чего-то площадь.
И тут окно на соседнем доме, то самое, из которого мы вылезли, с треском распахнулось. Драконоловы про нас не забыли…
Бессонница сузила мир до размеров черепной коробки. А может, черепная коробка распухла невесёлыми думами до размеров вселенной. Тьма окружила его. Тьма и безмолвие. И ничего, кроме тьмы.
Он лежал на спине, глядя широко открытыми глазами на невидимый в темноте потолок. Он считал овец. Овцы по одной проходили мимо него. Белые, серые, чёрные, коричневые клубки пыльной шерсти на четырех тонких ногах. Овцы укоризненно смотрели на него грустными карими очами и внимательно прислушивались к его неровному дыханью, поворачивая розовые от просвечивающих сосудов уши. Они тихо спрашивали у него что-то своими хриплыми немузыкальными голосами. Может быть, дорогу.
От этой бесконечной вереницы он совсем измучился и, рывком поднявшись, распахнул шкаф. Не особенно разбирая, что одевает, оделся. Джинсы, разбитые кроссовки, носки, водолазка, кольчуга и длинный широкий плащ. В голове промелькнула мысль: «Откуда? У меня раньше не было такого плаща». Наконец, он медленно, трепетно потянул на себя нижний ящик. Там лежало его сокровище — длинный боевой меч. Священнодействуя, он вынул меч из ножен и, встав в стойку, повел лезвием в воздухе. Тяжелая сталь, чувственно лежа в ладони, упруго отягощала запястье. Разрезаемый воздух тихонько зазвенел от скользящего прикосновения клинка. По комнате разбежались лунные блики, отразившись от вделанного в рукоять длинного кристалла горного хрусталя. Взгляд его метнулся вслед за одним из зайчиков и… зацепил в окне пролетающую мимо призрачную тень. Пахнуло теплой ванилью, хвоей и уютом, как будто далеко, в детстве, мать достала из духовки рождественский пирог. «Это пролетело мое счастье» — и он решительно шагнул к окну. Уже на подоконнике обернулся — овцы махали ему вслед платочком в крупную шотландскую клетку.
Под окном пасся его верный белый конь. В лунном свете он казался серебряным. Он вскочил в седло, и конь мягко оторвался от земли. Они взлетели над домом, распугав котов на крыше; над городом с мигающими желтоглазыми светофорами; над Землей, которая горошиной скатилась в пищевод огромного тысячеглазого Космоса. Они летели, и ветер выл на низкой басовой ноте. А потом белый конь начал спотыкаться о разбросанные камни звезд и натужно кашлять. «Кончается бензин» — красным камешком упала тревожная мысль. Он бы слез и повел коня в поводу, но под ногами была пустота. И тут конь встал. Остановился, низко опустив голову. Он соскользнул с седла и бережно опустил умирающего друга на горячий асфальт. Отошел на несколько шагов и обернулся. Матово чернела потертая кожа седла, искры звезд поблескивали на спицах медленно крутящегося переднего колеса, застревали в глубоком протекторе, и, обжегшись, отскакивали от раскаленной выхлопной трубы. Заднее колесо было неловко подмято под корпус. Измученно глянул глаз подернутой паволокой фары. Движимый милосердием, он сделал шаг назад и рубанул мечом по сонным артериям топливопровода, а потом острием – в бензобак… Вспыхнуло жаркое ослепительное солнце взрыва…
Он пришел в себя от настойчивой возни возле самого своего уха. Две большие крысы шумно делили между собой право первой откусить кусочек его носа. Он вяло отмахнулся и попал по одной из крыс. Она взвизгнула… Обе крысы поднялись на задние лапки, и здоровая, грозя кулачком в его сторону, принялась сноровисто накладывать шину пострадавшей. Он ошеломленно смотрел на них, пока те не ушли в вентиляционное отверстие, чинно, в обнимку, как врач с пациентом. Потом он огляделся. Он лежал на куче соломы в полутемной сырой камере. Солома выглядела старой и колючей, но совершенно не чувствовалась под… голыми ногами. Он вскочил. Вместо его одежды на нем был л белая тряпочка, похожая на римскую тунику в исполнении младшего школьника. Прогремел голос: «Ты искал счастья? За счастье надо бороться!».
Он затравленно вскинул взгляд — вокруг песок пустого амфитеатра. Только одинокая женская фигура в первом ряду. Женщина встала и плавно подняла вперед руку. Из воздуха вылетел меч и рукояткой воткнулся в разом вспотевшую ладонь. И тут же над ухом свистнула чужая сталь. Стремительно завязался жестокий бой. Его противник был на голову выше и тяжелее килограмм на тридцать. Почему-то в голове запрыгали цифры: длина ступни, обхват грудной клетки, частота сердцебиения… Голова закружилась, сознание поплыло. Усилием воли он прогнал прочь мельтешение чисел, чтобы успевать каждый раз встретить атакующую сталь своей сталью. В черных миндалевидных глазницах нападающего кошмара посверкивали угли глаз. Веяло ужасом и стылой землей. Он запнулся о каменный бордюр и на мгновение опустил глаза вниз. Там он увидел свои ноги в пижамных штанинах с голубыми незабудками. От увиденного дрогнула рука и в ту же секунду холодная сталь вошла в сердце, вспоров ребра как банку сардин. Он осел на колени и глянул на своего убийцу снизу вверх. Тот обнажил в оскале желтые клыки и выдернул меч. Нахлынула горячая боль и соленая кровь запузырилась на губах.
Он рывком сел в кровати, остановившимися в предсмертном шоке глазами глядя в темноту. На лбу подсыхала холодная испарина, отчаянно колотящееся сердце успокаивалось, из него уходила, гасла боль. Рядом под боком тихо спало теплое счастье. Он облегченно вздохнул, осторожно повернулся и понадежнее укрыл себя и ее пушистым одеялом.
Есть ещё где-то в Степи Старый Бык. Говорят — Отец Всего. Так и есть. Всего — не всего, но Великой Степи — точно, отец. Говорят, давно совсем только Горы были. А никакой Степи не было. И между Гор — долины. И в долинах быки жили, со своими стадами. В одной долине бык Хойто Зуг жил. Большое было у него стадо. Сильное. В другой Урда Зуг жил. Огромное стадо водил. Целую тьму. В долине Хойто Зуг всегда ночь была, и всегда был холод. А в долине Урда Зуг вечный день был. Тепло было. Хорошо. И вот, стал Хойто Зуг завидовать Урда Зугу. Захотел тоже на солнце греться, да вместо колючек и сухого емшана сочную, свежую траву есть. И решил тогда Хойто Зуг убить Урда Зуга, из головы его талисман сделать, из хвоста — бунчук, стадо его себе забрать, и властвовать в двух долинах. Возгордился Хойто Зуг от таких мыслей, и пошёл на Урда Зуга войной. Идёт, гордыня распирает его, вот-вот разорвёт на части. Тогда затрубил Хойто Зуг: «Уунннууу! Ууунннууу! Унннаэээ!» И стали от мощи его крика камни с гор падать, а от тяжести шагов его — вся земля ходуном ходить. Услышал это Урда Зуг. Поднял своё стадо, привёл его к Горлу, что его долину с долиной Хойто Зуг соединяло. А по этому горлу река текла. Большая, быстрая. Не пройти. Тогда приказал Урда Зуг своему стаду воду пить. И сам пить стал. Долго они пили. Пока всё не выпили. Приходит Хойто Зуг к Горлу с другой стороны, устал, и стадо его устало. «Дай, думает, пойду к реке, воды попью!» Спускается со своим стадом к реке, воды попить. А реки нет. Всю воду Урда Зуг выпил. Пустое русло лежит, камни на солнце сохнут. Только стоит среди камней Урда Зуг, огромней прежнего. И стадо за ним — три солнца скачи, края не увидишь. Жажда мучает Хойто Зуга. Ещё сильнее разозлился Хойто зуг, за то, что Урда Зуг перехитрил его. Так разозлился, что впустил в себя злую полевую мышь Галзуу Сухал, Ярость. Галзуу Сухал — маленькая, да зубов у неё прорва. Острые, и всегда растут, никогда не останавливаются. Вечно грызть надо Галзуу Сухал. Никогда она сытой не бывает. Метнулась Галзуу Сухал внутрь Хойто Зуга, и стала жилы его перегрызать. Вышла кровь из перегрызенных жил, залила глаза Хойто Зугу. Ничего не видит сквозь красную пелену Хойто Зуг, кроме Урда Зуга, врага своего лютого. Стадо Хойто Зуга устало, ревёт, отдыха просит, воды. Но не замечает Хойто Зуг. Ярость ослепила его, Галзуу Сухал. Ударил Хойто Зуг в землю копытом, треснула земля, заревел — камни с гор полетели. Бросает он вызов Урда Зугу. Но видит Урда Зуг, что слаб противник, яростью ослеплён. «Уходи обратно в свою долину, Хойто Зуг! Не враг я тебе. Не моя вина, что в моей долине всегда солнце и сочная трава, а в твоей — только сумерки да сухой емшан. Таков Уклад. И не нам с ним спорить.» Отступил Урда Зуг на один шаг назад, предлагая Хойто Зугу дело миром решить. Но не слышит его Хойто Зуг, не видит его знаков: сильнее прежнего грызёт его жилы Галзуу Сухал, всё гуще кровь глаза ему застилает. Трижды бросал Хойто Зуг свой вызов, трижды увещевал его мудрый Урда Зуг, трижды шаг назад делал. И с каждым шагом Солнце всё больше склонялось за гору, и на Горло опускались сумерки. «Ну, смотри, Хойто Зуг. Я предупреждал тебя!» — сказал Урда Зуг, и приказал стаду идти вперёд. Всколыхнулось огромное стадо Урда Зуга, будто сами горные камни с места сдвинулись. И сошлись оба стада в великой битве. От рёва Хойто Зуга дрожали и рассыпались в пыль древние скалы, а от рёва Урда Зуга дрожало и покрывалось тёмными грозовыми тучами само Небо. И превращались горы в ровную каменную пустыню, и текли по ней широкие реки бычьей крови. И разбило, растоптало сытое, напоенное стадо Урда Зуга Хойто Зугову орду, голодную, усталую, да не пившую воды после долгого пути. Увидел Хойто Зуг, что полегло всё его стадо, взревел громче, страшнее прежнего, и бросился на Урда Зуга, в последнем приступе ярости. Последние жилы ему догрызала ненасытная Галзуу Сухал, последние крупицы разума алчущей кровью ему залило. Тогда в великой своей мудрости раскрыл себя Урда Зуг на пути Хойто Зуга, впустил его внутрь. А там вода, выпитая Урда Зугом из реки. Омыла чистая речная вода израненного Хойто Зуга, вымыла из него чёрную, яростную кровь. Успокоился Хойто Зуг внутри Урда Зуга. Уснул. А злая Галзуу Сухал в воде плавала-плавала, да и утонула: нечего грызть ей было в воде, зубы её отросли, стали слишком тяжёлыми, вниз утянули. А Урда Зуг вылил из себя всю оставшуюся воду, вместе с кровью Хойто Зуга, вместе с останками Галзуу Сухал. И всё его стадо тоже воду лишнюю вылило. Бурный поток получился, промчался по мёртвой каменной пустыне, что после битвы образовалась, смыл всю кровь, превратил её в живительные соки, соки в землю впитались. И проросла земля сочной травой. Только по тем местам, где густые кровавые реки текли, вместо мягкой травы вырос жёсткий ковыль, и стал он цвести метёлками, напоминающими кончики бычьих хвостов, а в тех местах, куда кровь самого Хойто Зуга попала, пророс и зацвёл красными, кровавыми, как глаза Хойто Зуга, цветами емшан. А в том месте, куда останки Галзуу Сухал упали, ничего не выросло. Только камни одни лежат грудой, сухие, голые. Даже мох на них не растёт. Лёг на это место Урда Зуг, чтобы злая Галзуу Сухал больше никогда не вышла на белый свет, и уснул. И когда он спит — просыпается внутри него поверженный Хойто Зуг, и его глазами сквозь прикрытые веки на мир смотрит. В мире ночь настаёт. Просыпается Урда Зуг — Хойто Зуг снова засыпает в нём, и на землю день возвращается. А каменная пустыня вся заросла травами, ковылём да емшаном: в Великую Степь превратилась, и стадо Урда Зуга по ней разбрелось пастись. Вот так, говорят, было.
Вы хотите сочинить сказку? Нет ничего проще. Но для начала давайте задумаемся: а откуда они вообще берутся, сказки? Чтобы ответить на этот вопрос, выйдем из дома. Только сделаем это не как обычно — торопливо, задевая локтями прохожих, обрывая пуговицы в переполненных трамваях и глядя исключительно себе под ноги. Сразу дадим себе установку: мы идём не торопиться и успевать. Мы отправляемся на поиски чудес. Итак, открывается зелёная дверь, и в электрическую привычность прихожей врывается поток весеннего гомона и радостной суеты апрельских улиц. Смелее! Делаем шаг… Смотрите: Сказка уже начинается!
Сказки — они не в книжках, не в головах у седовласых чудаков в черепаховых очках, не в нотных партитурах. Разумеется, они окажутся там со временем. Но сначала сказки, как дикие кошки, или воробьи, или голуби, живут рядом с нами, ежедневно, ежечастно мелькая у нас перед глазами, а мы настолько привыкли видеть лишь то, обо что запинаемся, что попросту не замечаем их. Ну, что? Готовы посмотреть на свой знакомый, казалось бы, до последней подворотни город с ещё неизведанной, сказочной стороны? О-о, кстати! Вон приближается мой старый-добрый знакомец. Сейчас я познакомлю вас с ним. Позвольте представить: Пантограф Высоковольтович Пошпалов. Раса — Трамвай. Не узнали? Ничего, ничего, вы быстро привыкнете. Я же говорил: сказки — это так просто! Смотрите — видите, как он весело подмигнул нам, там, на повороте? Что? Фара барахлит, электропроводка замыкает? Ничего подобного! Это просто Пантограф Высоковольтыч заметил вас и решил поприветствовать. Это ещё что! Сейчас он ещё и в звонок зазвонит. Вот, слышите? Я же говорил! Прислушайтесь: «Динь-дилень, как Вам новый день?» В переводе с трамвайного это означает что-то вроде: «Привет, как поживаете?»
— Чистого синуса, Пантограф Высоковольтыч! Прошу, не обижайтесь на моих друзей: просто они новички в нашем сказочном деле. Не обиделись? Вот и замечательно! О-оо, вот как? Благодарствуем…
Представляете, у него сегодня настолько хорошее настроение, что он пригласил всех нас на совместную прогулку! Какая удача! Мне вместе с ним будет ещё проще рассказать, а, главное, показать вам, какое множество разных сказок проживает рядом с нами и вокруг нас! Идёмте, Пантограф Высоковольтыч уже широко открыл нам свои двери!
Мы внутри, звонок прозвенел отправление, и колёса уже отбивают бравурный походный марш. Посмотрим-ка в окно… Но нас отрывает от этого важнейшего для понимания Сказки занятия монотонно-усталый голос: «Проездоплачиваемпередаёмнабилет!» Чу! Это бормочет своё обесцвечивающее заклинание Серая Ведьма Безразличия. Глядите: вон над головами пассажиров возвышается её остроугольная серая шляпа! Берегись! Лучше сразу приготовить деньги. Ведь деньги изобретены старым, злым Серым Духом, чтобы подчинить себе всё живое вокруг, и Серые Ведьмы очень охочи до них! СтОит отсыпать ей немножко — и она сразу потеряет к тебе интерес… А ведь когда-то, много лет назад, эта Серая Ведьма вовсе не была таковой, нет! Она была светлой Феей-Волшебницей, доброй и прекрасной, верила в Чудеса, и Пантограф Высоковольтыч точно так же подмигивал ей, едва завидев за поворотом её тоненькую, изящную фигурку… Но однажды она не смогла противостоять Серому Духу, поддалась алчному колдовству денег и вступила в его Серое Войско. Но — кто знает, может, именно нам с вами суждено расколдовать ведьму, спасти уснувшую в её душЕ светлую Фею-Волшебницу? А ну-ка, давайте найдём её.
— Здравствуйте. Вы о чём-то печалитесь? Не грустите. Знаете, а Вы такая красивая! Вам давно об этом говорили? Давно? Ну, ничего, теперь — совсем недавно, только что! Скажите у Вас есть дети? Так это же здОрово. А знаете что? Давайте вместе сочиним сказку, и подарим её им! Как? Да очень просто: сейчас мы увидим её вокруг, а Вы запомните, и вечером, когда вернётесь домой после своей непростой работы, расскажете своим детям! Идёт?
Смотрите, как она улыбнулась… А ведь, чёрт возьми, и правда — красивая! Нам даже врать не пришлось.
«Граждане пассажиры, покупайте билетики! Каждый десятый — счастливый, а учитывая, что у меня пять рулонов — то каждый второй! Ну-ка, кому счастливый билет?»
Ну, вот, это уже совсем другое дело! Этак, глядишь, и справится фея с Серым Духом, одолеет его — ведь её светлая, добрая сущность спит вовсе не таким уж беспробудным сном, и мы только что убедились в этом!
Наша остановка. Пантограф Высоковольтыч остановился, открыл свои двери и прощально прозвенел: «Ди-день, дили-День! Длинный день, счастливый день!» Думаю, мне не придётся больше работать для Вас переводчиком с Трамвайного. Потому что вы ведь уже поняли, откуда берутся сказки и как их сочинять, правда?
Прокравшись мимо поста дорожно-патрульной службы на тридцати километрах в час, Моргот поддал газу, как только отъехал от него на сотню метров. Поток машин на шоссе был довольно плотным — народ ехал за город на выходные, — но это только прибавило Морготу азарта и уверенности в себе: он вилял из ряда в ряд, повизгивая тормозами, и чувствовал себя гонщиком на трассе, а остальных — своими соперниками. Конечно, милиция увязалась за ними немедленно, и он развлек однокурсников мастерским уходом от погони. Хозяин машины не переживал: собирался оставить машину на видном месте, а завтра вечером заявить об угоне. Говорил, что три раза решал таким образом проблемы с дорожно-патрульной службой. И той ничего не оставалось, как вернуть машину владельцу, к всеобщему удовлетворению: у них — раскрытый угон, у хозяина — отсутствие нареканий.
До реки добрались быстро, Сенко знал рыбные места неподалеку от города. Впрочем, рыба мало кого интересовала, гораздо больше понравилась уединенность местечка — широкая поляна у тихой заводи на повороте реки, скрытая лесом от посторонних взглядов, и гладкая грунтовая дорога, не доходящая до берега всего метров двухсот.
Пока раскладывали вещи, на ходу выпивали по первой и собирали сучья на костер, Сенко отозвал Моргота в сторону и сказал потихоньку:
— Мне тут дня два назад звонил Кошев и спрашивал о тебе. Я знаю, вы всегда были на ножах, я не стал с ним о тебе говорить. Он хотел с тобой встретиться, и я пообещал, что если ты объявишься, я тебе это передам. Кошев был разочарован моим ответом…
— Соскучился, значит? — хмыкнул Моргот.
— Вы опять воюете?
— Он думает, это я угнал его машину, — Моргот усмехнулся.
— А ты на самом деле ее угнал? — Сенко посмотрел на Моргота недоверчиво.
— Если бы я ее угнал, ее бы не вернули ему через три часа, — шепнул Моргот и вслух добавил: — Разве я похож на человека, который может у кого-то угнать машину?
Последнюю фразу услышали все и от души посмеялись.
Для создания видимости рыбалки поставили сети — закуски ощутимо не хватало (каждый позаботился только о выпивке, и в результате перед отъездом из холодильника Сенко выгребли граммов двести колбасы, два длинных парниковых огурца и черствую половинку хлеба), так что уха из пары щучек оказалась бы кстати.
Перед тем как разжечь костер и пойти искупаться, выпили по второй и по третьей. Моргот не любил купаться, особенно в начале лета, когда вода еще не прогрелась, но водка вдохновила его на этот подвиг, и он поплавал вместе со всеми и даже нашел это приятным. В детстве отец загонял его в воду силком. Морготу хватало гордости не орать при этом, но он всегда старался избежать купания, если это возможно. И отвращение к процессу осталось. Впрочем, плавал он отлично.
Солнце еще не зашло, но уже не грело, комары только-только появились, и четвертая стопка водки у костра окончательно привела Моргота в доброе настроение. Они еще не оделись и сидели перед огнем мокрые и в плавках, когда услышали из-за леса рокот мотора и шуршание шин по узкой просеке. И Моргот не удивился, увидев, как из-за деревьев на поляну выезжает красный кабриолет Кошева: если Кошев просил Сенко устроить встречу, он мог попросить об этом и любого из остальных. И, наверное, кто-то из них ему не отказал.
И, конечно, приехал Кошев не один! Моргот легко узнал в его товарищах троих молодчиков, с которыми сидел за одним столиком в «Оазисе», и девицу, которая курила сигареты через мундштук.
— Мы вас разыскали! — весело начал Кошев, выскакивая из машины. — Я говорил ребятам, что где-то здесь должны быть мои однокурсники, которые всегда рады меня видеть!
Пожалуй, он не соврал: не рад был его видеть только Моргот. Почему-то никто, кроме него, не относился к Кошеву с презрением — напротив, все считали его компанейским парнем, с которым неплохо выпить вместе. Их не возмутило даже появление трех молодчиков, которые не вписывались в круг, и девицы на очевидном мальчишнике. Ну, разве что Сенко в некотором роде разделял отношение Моргота, но только потому, что не хотел скандала и выяснения отношений.
Из багажника кабриолета выгрузили ящик выпивки разного калибра, мешок закуски, купленной в дорогом супермаркете, ведро шашлыка оттуда же и три пакета с углем — вещь в обиходе новую и непонятную простым смертным в силу высокой стоимости. Последней из машины вышла девица.
— Это наш скромный вклад в общее дело, — Кошев смущенно потупился, — раз уж мы без приглашения.
— Виталис, как всегда, в своем репертуаре! — сказал Драгов, поднимаясь и пожимая ему руку. — Ваш скромный вклад мы согласны обменять на место у огня. И даже позволить вам искупаться в нашей речке.
— Нет уж, за купание в речке пусть представит нам даму! — подхватил Влад. — Я так понял, перед нами дама?
— Эта томная красавица — известная поэтесса, — Кошев положил руку ей на плечо, — ее фамилия хорошо знакома всем в узких кругах, поэтому назову только имя: Стела. Красиво, правда?
— Несомненно, — согласился Влад, двигаясь в сторону от Моргота. — Пусть садится к огню. Надеюсь, известные поэтессы не брезгуют общением с читателями?
— А вы — мой читатель? — поэтесса нагнула голову.
— Право, не знаю, ведь вашей фамилии нам не назвали, — ответил Влад, в жизни не читавший ни одного стихотворения за рамками школьной программы, — но я очень люблю стихи. «Буря мглою небо кроет…»
Наверное, это была единственная стихотворная строка, имевшаяся у него в голове. Влад был технарем чистой воды и, как казалось Морготу, с удовольствием читал только таблицы Брадиса. На первый курс он явился закомплексованным очкариком, но ко второму вошел во вкус и прослыл любителем женского пола. Это не мешало ему быть отличником, что само по себе было редкостью в техническом университете. Девушки таяли от его зачетной книжки и от контрольных, которые он за них решал.
Стела присела на бревно между ним и Морготом и повернулась к Морготу:
— Как неожиданно. Я вижу вас в третий раз, опять совершенно случайно.
Она осмотрела его с ног до головы, задержав взгляд на плавках.
— Не уверен, — ответил Моргот.
— В чем?
— В том, что случайно, — Моргот хмыкнул, но она истолковала его слова по-своему и не оскорбилась.
— Громин! — Кошев хлопнул его по голому плечу. — Я снова рад тебя видеть! А ты со мной даже не здороваешься!
— Ты не заметил моего сердечного приветствия, — сказал Моргот, — я помахал тебе рукой, как только вы свернули на просеку.
— Ты узнаёшь меня по звуку мотора моей машины? — Кошев прищурился.
— Нет, звук мотора твоей машины я слышу впервые. Считай, я предчувствовал твое приближение издалека и не ошибся.
— Между нами устанавливается телепатическая связь! Я так и сказал ребятам, что на пикнике обязательно будет Громин. Ты им понравился в прошлый раз, они с удовольствием с тобой пообщаются!
Моргот скосил глаза на известную поэтессу, но она отвернулась, делая вид, что рассматривает Влада.
— Не иначе, они испытывают недостаток в лекциях по новейшей истории и внутренней политике нашей страны, раз я так им понравился. Посоветуй им смотреть телевизор, немало талантливых журналистов расскажут то же самое не хуже меня. Я недавно смотрел ток-шоу Владислава Райнера, я тебе скажу — было очень интересно. Я не гожусь ему в подметки!
Один из молодчиков насупился, почувствовав издевательство Моргота, но Кошев сделал ему еле заметный знак рукой.
— Да ты никак дуешься на нас? — он рассмеялся. — Ты никогда не понимал шуток!
— Я? Дуюсь? — Моргот поднял брови. — Да что ты! Напротив, я получаю массу удовольствия от общения! Единственное: мне показалось, что я не заслуживаю такого пристального внимания с вашей стороны, я ведь не талантливый журналист, а простой обыватель.
Он достал ветку из костра и прикурил, выбив очередную сигарету из пачки.
— Чувствую, они опять изощренно издеваются друг над другом, а как — понять не могу, — прокомментировал их диалог сидевший напротив Антон. — Вам не надоест? Давайте выпьем за встречу. Ну и за знакомство. Вот за что я люблю Виталиса, так это за отсутствие снобизма.
Они выпили за встречу раза три-четыре, успели еще раз искупаться, пока готовились шашлыки, и Морготу пришлось лезть в воду по второму разу, хотя теперь ему этого совсем не хотелось. А потом гоняли комаров и стучали зубами, потому что стемнело и костер превратился в угли, на которых жарилось мясо.
Известная поэтесса терлась о бок Моргота и заигрывала с Владом, раскрасневшись от выпитого вина, курила сигареты без фильтра через мундштук и принимала деятельное участие в разговоре пьяной мужской компании.
К ухе приступили, когда Моргот успел набраться до такой степени, что вместе с Сенко полез в воду доставать сеть. А поскольку вода показалась ему очень теплой, про сеть он забыл и поплыл на другой берег, наслаждаясь пейзажем и головокружением.
Река разливалась довольно широко, по ней бежала лунная дорожка; на фоне неба, еще светлого и чистого, темнел лес. Моргот любил смотреть в ночное небо и перевернулся на спину, но от спокойного покачивания его тут же потянуло в сон, он перестал ощущать прохладу воды и легкий ветерок на мокром лице, и полупрозрачное небо быстро слилось с кружащимися золотыми разводами перед закрытыми веками; мысли, и без того перепутанные, начали переплетаться с видениями. И видения эти были приятны и прекрасны, но неуловимы.
Из дремы его вырвала вода, хлынувшая в нос. Он не спал и пришел в себя мгновенно, пытаясь всплыть на поверхность, но с ужасом ощутил, что под водой его за волосы держит чья-то рука. Он запаниковал — от неожиданности, от непонимания, что происходит, да и спросонья — и начал рваться, хватая удерживавшую его руку, толкаясь ногами и надеясь освободиться, нахлебался воды и начал кашлять, захлебываясь. Держали его крепко и глубоко, перед глазами была полная темнота, от страха свело живот, и желание вырваться любой ценой заставило его биться под водой из последних сил. Но ни одно его судорожное движение не имело ни смысла, ни результата. Он протрезвел за несколько секунд и успел подумать, что сейчас его утопят только потому, что он знает о розовом блокноте из машины Кошева. И никто не поймет, что его утопили, потому что утонуть по пьяной лавочке может любой, даже очень хороший пловец. А он не успел рассказать о блокноте Максу!
Он не сразу понял, что его голову держат над водой, — он кашлял, с хрипом вдыхал воздух, и воздуха не хватало.
— Громин, сознайся, это ты угнал машину Виталиса, — услышал он тихий шепот прямо в ухо, — или я макну тебя еще разок.
Моргот ударил кулаком в сторону голоса не из соображений самообороны и не в надежде победить, а исключительно от страха, стараясь освободиться от державшей его руки. Рука тут же надавила ему на затылок, и лицо снова оказалось под водой. Он еще не успел отдышаться, и продолжал кашлять, втягивая в себя воду, и чувствовал, что задыхается и слабеет, но освободиться не может: тот, кто держит его под водой, гораздо сильней. Чернота воды слилась с чернотой перед глазами, он успел подумать, что умирает, умирает окончательно, когда вместо грохота воды в ушах услышал длинный тонкий звон, похожий на прямую линию, которую рисует графопостроитель…
То ли секунда прошла, то ли целый год… Ощущение времени пропало. Видений хватило бы на год — они не были похожи ни на сны, ни на галлюцинации, не имели ни смысла, ни цвета, ни звука и вызывали одно ощущение — страх. Всепоглощающий и абсолютный. Моргот пришел в себя, снова почувствовал воду в дыхательном горле, и страх абсолютный опять превратился в панику — он не успел подумать о том, что еще жив, когда решил, что сейчас умрет. Попытка освободиться от давившего на грудь колена почему-то вызвала радостные крики вокруг:
— Живой!
— Зашевелился!
— Да говорил я, оклемается.
Прошло не меньше минуты, прежде чем Моргот сообразил, что он на берегу, и из легких его выливается вода, и рвет его тоже водой, но он может дышать, хотя и непрерывно кашляет. А еще минут через пять на смену рвоте и кашлю пришла такая слабость, что он не мог шевельнуть и пальцем и дрожал от озноба.
— Да, Громин… — сказал ему Сенко, похлопав по щеке и пристально заглядывая в глаза. — Скажи спасибо нашим новым знакомым… Еще минутка — и всплыл бы через три дня твой раздувшийся трупик где-нибудь в десяти километрах ниже по течению.
— Он еще и сопротивлялся, — услышал Моргот тот самый голос, который обещал ему макнуть в воду еще разок, — глаз мне подбил…
— Утопающие всегда сопротивляются, — кивнул Сенко, — это нормально. Их надо за волосы вытаскивать и со спины.
Морготу не хватило сил ничего сказать: нижняя челюсть не слушалась, ее сводило от дрожи.
— Да по пьяни с каждым может случиться, — Моргот увидел вопросительное и сочувствующее лицо Кошева, склонившееся над ним, — я сам однажды чуть не утонул.
— Чего вы его разглядываете? — встряла известная поэтесса. — Вытереть его надо, одеть и согреть.
— Согреть — это ты умеешь, — вставил один из молодчиков Кошева и хихикнул.
— Придурок! — немедленно парировала та. — Я не об этом.
— О! Согреть! — Влад поднял палец. — Девушка совершенно права!
Он подскочил к Морготу, приподнял его голову и сунул в зубы бутылочное горлышко. Водка хлынула в рот, Моргот опять закашлялся, горло обожгло, и что-то попало в желудок, который ответил рвотным спазмом. Моргот двинул ладонью по бутылке, рванулся, сел и выругался фразой примерно из двадцати слов.
— Помогло! — расплылся Влад.
— Козел, — добавил Моргот, переводя дыхание. Внутри все дрожало и булькало.
— Действительно помогло, — почесал в затылке Сенко, и все вокруг захохотали с облегчением, восхищаясь целительной силой водки.
Моргот осмотрелся в поисках одежды и решил не начинать разборок: никто бы не поверил, что его едва не утопили. Надо порадоваться, что не утопили. Очень хотелось плюнуть в сочувствующее лицо Кошева и подбить второй глаз своему «спасителю». Он оделся сам, путаясь в рукавах и штанинах, и долго пытался завязать шнурки трясущимися пальцами, но в конце концов отказался от этой мысли и остался босиком. Рядом с тлеющими углями развели костер — для тепла, света и от комаров, Моргот подсел поближе к огню, кто-то сунул ему в руки шампур с остывающим шашлыком, а кто-то накрыл спальником, припасенным для ночевки на природе. Над костром висел котелок с неочищенными щучками.
— Ты как? — через некоторое время спросил пьяный Сенко.
Моргот скрипнул зубами: происшедшее доходило до него постепенно, и он не знал, что мучает его сильней — страх или злость. Он очень не любил, когда на него давили, это уязвляло его гордость, его независимость, возведенную в культ. Его всегда мучил стыд, если кому-то силой удавалось добиться от него чего-нибудь. Для него была невыносима мысль, что он слабей кого-то; даже в детстве, имея веские оправдания и объективные причины, он не мог переживать это спокойно. Когда же он стал взрослым и лишился этих оправданий, ему и вовсе пришлось туго: он стал заложником собственной гордости, не подкрепленной ни физической силой, ни силой воли.
Его макали в воду, как щенка в дерьмо, а он испугался до потери соображения и толком даже не попытался защищаться! Один удачный удар не в счет — это тоже от испуга. И это учитывая, что он отлично плавал, имел прекрасные легкие, несмотря на непрерывное курение, и мог задержать дыхание больше чем на минуту! А теперь он сидит у костра и трясется — то ли от страха, то ли от холода, — а Кошев в это время радуется, что сумел его напугать! Моргот вообще-то не был склонен к самобичеванию и легко находил оправдание своим поступкам, но в подобных ситуациях оправдания, даже самые веские, почему-то не приносили облегчения. Ведь этих оправданий не положишь в голову Кошева и его мордоворотов. Его мучил собственный страх, паника, отсутствие хладнокровия. И, пожалуй, более всего то, что это отсутствие было заметно: его видели без маски!
— Не видишь? — он глянул на Сенко. — Шашлычок доедаю. Что-то мне выпить хочется…
— Выпьем! — немедленно согласился Сенко и потянулся за стопками. — Под шашлычок, дай бог здоровья Кошеву.
Морготу захотелось швырнуть шампур в огонь, но он удержался. Да и мясо было вкусным.
Сенко, выпив стопку и куснув шашлыка с шампура Моргота, с трудом поднялся и попытался толстой палкой помешать щучек в котелке, но глотнул дыма и отказался от этой мысли, а на его место рядом с Морготом тут же уселась известная поэтесса.
— Как вы себя чувствуете? — спросила она, загадочно улыбаясь, и томно провела рукой по плечу Моргота.
Моргот посмотрел на нее откровенно оценивающе и выдал:
— А хочешь, я тебя трахну?
На ее лице на миг застыло замешательство — и даже негодование, но быстро исчезло.
— Хочу, — ответила она с вызовом.
— Пошли, — кивнул он и поднялся.
Она, конечно, была пьяной, и Моргот неважно себя чувствовал, но зато быстро согрелся, уложив девицу спиной на холодную, колючую траву. Сначала он ощущал дрожь от слабости, но женское тело, дышащее желанием, легко кружило ему голову, и слабость растворилась в дрожи вожделения. Он умел быть страстным, он знал, что им нравится нежность, он не забывал шептать слова любви и благодарности, он продолжал играть и следить за лицом даже в наивысшей точке наслаждения: женщины должны были восторгаться им. И эта не стала исключением — по ее щекам текли слезы.
— О боже, Моргот… Это было восхитительно…
«Еще бы!» — скромно подумал тот. Ему не приходило в голову, что женщины тоже могут играть и притворяться, он почему-то верил их похвалам безоговорочно.
— Действительно неплохо, Громин, — раздался голос Кошева сзади. — Погоди, я позову Алекса, и ты повторишь на бис!
— Вам как: с самого начала или только финал? — повернулся к нему Моргот.
— Громин! Если ты повторишь только финал, я буду брать у тебя уроки!
Кошев исчез за деревьями, и известная поэтесса вздохнула:
— Ваши разборки ставят меня в дурацкое положение…
Она отодвинула его и попыталась встать.
— Я не навязывался, — усмехнулся Моргот, перекатываясь на бок.
Алексом оказался тот молодчик, который пытался его утопить. Он появился вместе с Кошевым через минуту, и даже в темноте было заметно, что известная поэтесса, надевающая трусики, ему не безразлична.
— Сука, — бросил ей Алекс коротко.
— Я тебе ничего не обещала, — фыркнула она, невозмутимо любуясь своей белой ножкой.
Моргот к его появлению успел надеть только брюки и, глядя в лицо Алекса, почувствовал нехороший страх. Впрочем, злорадство перевесило — угадал! Из-за деревьев появилась темная фигура второго молодчика, а ведь где-то ходил и третий…
— Громин, а ты — сволочь, — констатировал Кошев. — Алекс тебе жизнь спас, а ты?
Алекс подошел к Морготу и взял двумя пальцами за лицо, прижимая щеки к зубам. В руках Моргот держал свитер, но сопротивляться бы не посмел, даже если бы руки у него оставались свободными.
— А как трепыхался, как трепыхался, — молодчик презрительно поморщился. — Слабоват… Виталис, ты думаешь, он воды нахлебался? Не, он с перепугу сознание потерял. Как барышня.
Моргот попытался отодвинуться, но Алекс держал его крепко и больно.
— Не рыпайся.
— Алекс, прекрати. Я сама с ним пошла, — равнодушно сказала известная поэтесса.
— Заткнись, — повернулся к ней Алекс.
Моргот никогда не был сильным, но гордился ловкостью и быстротой. Ему хватило той секунды, на которую Алекс отвлекся: он отпрыгнул в сторону, как заяц, и метнулся в лес.
Может быть, маленький Килька нашел бы его поступок не вполне достойным отважного героя, но Моргот не любил, когда ему бьют морду, и убегать ему приходилось не раз и не два. Да, гордость его сильно от этого страдала, и он всегда проклинал себя за трусость, но, выбирая из двух зол, неизменно приходил к выводу, что мордобой нанес бы его гордости ничуть не меньший урон, а гораздо больший. В данном же случае Моргот всерьез подозревал, что его могут и прирезать, пока остальные шатаются по берегу в невменяемом состоянии.
А бегал он отлично — волка ноги кормят — даже через лес, даже босиком. Кошев тоже бегал неплохо, но быстро отстал и в темноте потерял Моргота из виду.
Старший Кошев нервно потирает дорогую ткань брюк на коленях и снова берется за подлокотники.
— Я не хотел продажи цеха. Я хорошо понимал, чем это грозит экономике страны. Не надо считать меня мародером. Я продал часть заводского имущества и вложил деньги в сеть супермаркетов, чтобы сохранить завод. Он стал убыточным, когда сузился валютный коридор. Сколько мы ни снижали цены на сырье, это только играло на руку нашим конкурентам на мировом рынке: от нас вывозили руду, но никто не покупал прокат. Мы не могли соперничать с ними по цене — низкий курс валюты делал нашу продукцию слишком дорогой. Тогда я и открыл супермаркеты. Они работали на импортных товарах. Я понимаю, это не приносило выгоды экономике страны, но это помогло сохранить завод в действии. Доходы супермаркетов покрывали издержки завода и позволяли сбывать прокат по цене ниже себестоимости. Я сохранил завод! — он едва не выкрикивает это, как будто я в чем-то его обвиняю. — Это тысячи рабочих мест. Это производство средств производства! Это то, на чем держится экономика страны!
— Я не сомневаюсь в этом, — сдержанно говорю я. Меня не интересует завод, я верю, что Лео Кошев действительно делал благое дело, спасая свое детище в условиях экономического кризиса. Меня больше интересует другое его детище — Виталис. Я отдаю себе отчет в том, что несправедлив к старшему Кошеву. Я понимаю, это и его боль тоже. Но не могу не считать его виноватым.
— Как случилось, что стратегическая технология стала собственностью завода? — я опускаю голову и оставляю вопрос о Виталисе при себе.
— Цех по производству графита не был частью завода. Эта технология могла принадлежать только государству, — соглашается Кошев. — Но в процессе разгосударствления никто его не заметил, и де-юре цех стал имуществом завода. Я не хотел, чтобы о нем стало известно широкому кругу лиц. Собственно, у меня не было выбора. Или предать его существование огласке и передать правительству Плещука, или сделать вид, что я о нем ничего не знаю. Я, знаете ли, хорошо понимал, кто такой Матвий Плещук и как скоро технология уйдет из страны.
Он переводит дыхание и возвращается к заводу, снова начиная оправдываться:
— Да, я не бегал по улицам с красным флагом и не кричал «Непобедимы!». Я не стрелял из автомата и не взрывал поездов! Но я делал свое дело, и дело это для страны имело гораздо большее значение, нежели все Сопротивление вместе взятое. Причем независимо от политического строя. Завод — это базис. Он нужен стране вне зависимости от того, кто стоит у власти — красные, синие или зеленые!
— Я не заметил, чтобы завод был нужен стране в период президентства Плещука.
— Это отдельный разговор. Сырьевому придатку развитых стран заводы действительно не нужны. Но я говорю о стране, а не о правительстве. Я вырос в те времена, когда слово «Родина» не было пустым звуком!
Меня так и подмывает спросить: что же он не передал этого своему сыну?
Рождённые ползать — расступитесь, я взлетаю!
Из первого рапорта Дауда ибн-Саддих, из расы мутахаллиб (изменчивых) земли Асфер. Ныне – летучей головы.
«Болон халан кхендияр!» — эти слова когда-то не уставал повторять мой мудрый наставник.
Болон халан кхендияр. То есть все бабы дуры. Это если в переводе.
И я неизменно находил тому подтверждение. Вот и хозяйка моя временная… кхм, это надо стереть. Вдруг услышит…
Итак, рапорт Дауда ибн-Саддих:
Защиту Инфериоры прошел без труда. Между нами: какая там защита, жалкие огрызки… На башне словно дракон начало брачного периода чествовал. С друзьями и сородичами. Так что крыша напоминает рыболовную сеть, в которую попалась рыба-гигантелла, стены получше, целые, но облезлые, и вся охрана вместе с прислугой трудится в поте лица, пытаясь все вернуть в должный вид. Трудятся уже с недельку, а крыша все еще дырявая? То есть сначала чинили что-то другое? Хотелось бы мне видеть, что здесь было… когда было. У меня к острозубым свой счет. И я бы с удовольствием посмотрел, как эту башню разносят в клочья.
— Поднима-ай!
— Что? – отзываются с бывшей крыши.
— Поднимай черепицу! Поднимаааай!
— Не слышу!
— Чтоб тебе Дарью встретить, — стонет сквозь зубы вампир в белой головной повязке. – Поднима-ай это-о! На крышу-у…
— Что слышу? – отзываются сверху. — Ничего-о!
— Чтоб тебе не только ее встретить… чтоб она на тебя села!
Да, так они долго провозятся.
Интересно, почему хозяева развалин то и дело поминают в разговоре мою временную хозяйку? И еще так… Кхм, интересно, это стереть или оставить?
Наниматели обычно не любят, когда о них узнаешь что-то лишнее. На себе проверил. Ведь так и не знаю, где мое тело… Все из-за этих среброглазых отродий, чтоб они моей хозяйке едой показались. Бутербродами. Как выполнял приказы, так всем хорош был, а как увидел кое-что лишнее – так даже до тайничка своего добраться не успел. Из коридора, где подслушивал – и то не успел смыться. Интересно, они знают, что не убили меня, а только лишили тела? Ведь в этом поясе наш народ считается лишь сказочной выдумкой. Очень немногие знают, что мутахаллиб на самом деле существуют. Изменчивыми нас назвали не зря. И если не разрушить голову, то она со временем отрастит новое тело…
Пожалуй, это тоже лучше стереть. Не стоит показывать свои слабые места. Если заподозрят, могут и не дать восстановиться.
Нет, наверное, не знают. Ведь моя голова хранилась среди самых обычных, которые держат для вызова и вселения духов.
Ну что ж, ножки я уже отрастил. Порошок для полетов позаимствовал у мальчишек. Коридоры и переходы, в том числе потайные, помню из прошлого опыта.
И, хоть я изменчивый, но одно желание неизменно: посчитаться с бывшими нанимателями. И повезло же мне, что встретилась эта Дарья.
А вот аргентумам не повезло. Я уж постараюсь.
Ну, полетели…
А тут мало что поменялось. Разве что коридор, в котором я когда-то попался на подслушивании, заложили камнем, да дыры в стенах повсюду. Что тут такое было? Впечатление, будто что-то взрывалось внутри каменной кладки. Что, интересно, натворила здесь моя хозяйка?
— Мы должны успеть! — прошипело рядом. Знакомый голос.
О! Так старина Арги по-прежнему в аргентумах! Не отправили к шакалам в пустыне.
— Как? Он приезжает через пять дней, а у нас ни энергии, ни надежды ее заполучить! Башня в разгроме, алтарь для изъятий развалился, а если бы он и был, то откуда нам взять материал? Мальчишка теперь недоступен, девчонка пропала, а тот…
И аргентум Лумага здесь…
— Прекрати паниковать! Мы управимся. Младших привлечем. На ремонт башни их хватит.
— Они и так выжаты! Предлагаешь осушить их до черты?
— А есть другой выход? Нам нужна энергия! Пока не вернем все на свои места.
— Ты сошел с ума… ты…
— Мы выпутаемся! Есть одна комбинация…
— Я не желаю отвечать за твои комбинации!
— А придется… Нет у вас с Петрусио других вариантов. Вы избаловались на даровой энергии, на готовеньком. Попробуй сейчас прожить на своих природных способностях, попробуй! Не выйдет! Поэтому мы будем делать так, как я скажу. К Представлению все должно быть готово! И замолчи, больше повторять не буду!
Я довольно хохотнул, беззвучно, хвала небесам. Забегали, шакалы пустынные? А это только начало. И я, и это многопудовое вместилище сладостей (моя хозяйка), мы еще вам покажем. У нас, изменчивых, порой бывают предчувствия. И сейчас это предчувствие громко говорило мне, что напрасно связались аргентумы города Хадиха с дикаркой Дарьей.
Болон халан кхендияр!
И поэтому никто не знает заранее, на что они способны.
Хм… полетать, что ли? Раз эти все равно доругались и разошлись?
А что там под куполом висит? Идем на взлет!
Ох! О-оох… Кха-кха…
Дэвья задница, да что ж тут все такое хрупкое?
***! Кажется, это тоже лучше стереть…
Знаете выражение: «Места себе не находит»?
Вот именно это, кажется, со мной и творится. Я что-то приготовила на автомате, кажется, ленивые вареники, с местным сыром вместо творога, проверила степень уборки территории, походила по саду, зачем-то попробовала воду в бассейне. Но мыслей при этом у меня в голове было столько, сколько в этих самых ленивых варениках.
Ни единой.
В голове – гулкая пустота, какая бывает после серии боев на дохё. Уже все позади, уже победа и ояката разрывается между желанием погладить меня по голове и страстным стремлением немедленно разобрать ошибки, а мыслей еще нет, они словно затаились где-то на время поединка…
И пока не торопятся выныривать обратно. Вот и сейчас так.
Из-за Джано. Из-за его «Я рад, что ты очнулась». Можете начинать смеяться.
Шесть дней до Представления, шпионаж головы, исчезновение команды по совершенствованию и даже выздоровление Алишера как-то отодвинулись в сторону, потому что Мне! Парень! Сказал! Хорошее!
Первый раз за мою жизнь.
Нет, вторая половина человечества иногда роняла в мою сторону что-то одобрительное. Мальчишка в детском садике, получивший от меня машинку с ободранными боками. Ромео с горшка… Потом еще был сосед по лестничной клетке, которому я таскала хлеб и кефир из гастронома. Ну, он вообще не в счет, ему восемьдесят было. Кандидаты в отчимы иногда попадались более-менее толковые, так старались наладить отношения. Но это тоже не в счет, понимаете? Это не то. Еще мне был рад милиционер из нашего отделения – я ему процент раскрываемости повысила, когда грабителя приволокла. И ояката, когда не ругал за слопанную тайком картошку.
Но это правда другое. Совсем.
Джано, конечно, мгновенно опустил глаза и дверь за мной сразу захлопнул. Только уже поздно. Я услышала… и не просто услышала – внутри, отзываясь на его слова, что-то ворохнулось такое… не знаю… теплое… счастливое…
Мне надо опомниться. Он же вампир, так? Не кровосос, здешние вампиры охотней берут энергию, кровь только в крайних случаях глотают. Но все равно – вампир.
И че? – кажется, от потрясения у меня проснулось что-то вроде внутреннего голоса. Только никакими премудростями оно не делиться не спешило, а наоборот, вещало как-то… по-хамски. – Подумаешь!
И он мой этот… хозяин.
Фигня, — отмахнулся голос.
Он ботаник!
Ненсе! – отмахнулось внутреннее я. На этот раз по-японски. Видать, для убедительности. Чушь, ерунда, чепуха… — Перевоспитаем!
В конце концов, я настраивалась, чтобы его воспринимать как братца… младшего.
А братик вырос… Как-то незаметно.
Еще не поздно, — мурлыкнул внутренний голос. – Младший даже лучше! Точно перевоспитаем! Видала, он уже про «Макдональдс» спрашивал?
Я попробовала представить «перевоспитанного» Джано. Точнее, вообразила, как мы с ним на кухне поздно ночью сталкиваемся у холодильника (животами) и пытаемся вырвать друг у друга последний кусок печеной курицы.
Бррр.
Жуткое видение помогло очнуться и взять себя в руки. Ну сказал парень что-то хорошее… спокойно, сумотори Дарья! Ну посмотрел по-доброму… так он даже на своих птицежоров и яйцекладущих скальных драконов смотрит нежно. Нечего там себе воображать, что…
— Дори! Вы меня слышите?
Только тут до меня дошло, что из-за заборчика со мной уже давно (и безуспешно) пытаются поговорить. Худощавый немолодой мужчина в синем тюрбане. А, клиент. Чего ему надо, на вид-то здоровый.
— Врачеватель не принимает!
— Я не к нему, я к вам, — мягко проговорил посетитель. – Почтенная смотрительница здешнего крова, позвольте обратиться к вам с просьбой. Ваш раб, Сани…
— Пошел вон, извращенец, — не дослушала я. Нет, видали? Это уже четвертый за последние дни. Еще до моей вроде как комы во двор заруливали бородатые типы с блестящими глазками-щелками и километрами плели словесные кружева, желая всем обитателям дома здоровья и благополучия, сетуя на дороговизну, нахваливая все, что попадет на язык… а между делом интересуясь, не желаем ли мы увеличить свое благосостояние, продав «раба из рабов своих»? Вон того, «гибкого, изящного и соразмерного»? Мол, они не поскупятся. Видимо, статья за несовершеннолетних тут была не в ходу.
Я, естественно, отвечала «нет», незваные гости, естественно, с первого раза мнение женщины всерьез не принимали… Не принято, не по закону, да не по заветам богов!
Глубину заблуждений приходилось разъяснять именно мне, поскольку мой ботанистый хозяин только учился говорить «нет». И, если первого я спровадила относительно вежливо, угробив на идиотскую беседу полчаса, то последний еле ноги унес. Нет, я сторожков не натравливала… и Левчика тоже не подбивала пометить этому сластолюбцу шлепанцы… Не натравливала, говорю! Это чистое совпадение! А к паутине птицежора лично я вообще никакого отношения не имею, и то, что этот нехороший человек вляпался в нее при побеге, так это абсолютная случайность… я в нее гостя не пихала. Почти.
Так. Я оторвалась от приятных воспоминаний и воззрилась на сегодняшнего «клиента».
Он еще здесь?
— Я не успел договорить, дори.
Надо же, какой вежливый. «Дори» и «доро» рабам обычно не говорят. Это в переводе что-то вроде «достойный». И чего ж ты мне сказать хочешь, толерантный наш?
— ..на лоне природы…
— Чего? – я опять отвлеклась.
— Башир-эффенди! – ахнули у дверей. Я оглянулась. Паршивец Сани мчался от дверей, как был, с метлой наперевес. – Башир-эффенди! Дарья, это… это… Прошу прощения, дозволено ли будет почитателю Вашего таланта пригласить вас… — Сани запнулся и бросил на меня умоляющий взгляд, — во двор?
Короче, ошиблась я. Явившийся за Сани мужчина охотился на мальчишек, а заодно на девушек, но с вполне приличными целями. Он был «фенан», по-здешнему – «человек, осененный даром». Так называли художников, скульпторов, зодчих. Людей, жизнь которых посвящена красоте. Вдобавок, Башир-эффенди был не просто «фенан», а еще и чей-то родственник, не то эмира, не то шаха, денег у него хоть отбавляй, заказов тоже.
И вот сейчас для полного счастья ему бы хотелось нашего Сани. Не подумайте плохого (я вот подумала!), Баширу просто хочется запечатлеть «прекрасное дитя» на фресках… И он очень надеется, что хозяйка (это я) согласится. Естественно, он обещает мальчику полную неприкосновенность.
«Хозяйка» покосилась на «прекрасное дитя». Дитя ело Башира глазами, третий раз подливало чай и даже забыло нашипеть на меня за неправильно, по его мнению, заплетенную косу. Улучив момент (гость отвлекся на бегучие сторожки), я поманила мальчишку к себе.
— Сани, ты правда не против?
Мальчишка полыхнул румянцем и первый раз на моей памяти забыл про тонкий голосок и заученные движения.
— Дарья, это же Башир! Его три города приглашали в главные «фенан»! Его скульптура «Мальчик купает коня» была продана за золото по весу статуи! Если бы я был свободным… если бы старшая жена отца не продала меня, а отдала в учение, как было завещано… если бы я прошел обучение в мудриза, я бы мог надеяться (только надеяться!) что попаду к нему в младшие ученики. А так… понимаешь, я могу хоть посмотреть, как он работает, это уже счастье!
— Ты интересуешься искусством? – гость отвлекся от сторожков и посмотрел на Сани попристальней. – А что умеешь?
Но тот – такой разговорчивый обычно — молчал. Первый раз я видела его таким по-настоящему расстроенным. И первый раз его было по-настоящему жаль. Серьезно. Я жалела Алишера, Тагира, Рада… но «лазурное чудо» до сих вызывало только усмешку. Его броский наряд, его манера краситься, жеманные кривляния почему-то отбивали желание ему сочувствовать. Как дома мои килограммы резко прореживали число желающих поговорить со мной… Что, Дарья, наступаешь на те же грабли?
А что, собственно, я знаю о Сани? Отчего решила, что ему-то рабство – самое то и звание гаремной игрушки – предел мечтаний? Тьфу. Он, между прочим, еще ребенок, и это не его выбор. Да и не выбор это вовсе, как я теперь понимаю – скорей, способ выживания… У лазурного чуда, оказывается, была мечта…
И сегодня эта мечта явилась в дом сама.
Ну что ж, попробуем.
Полночи Лотта сочиняла отчет о произведенной акции, а утром после завтрака потащила Глеба на прогулку.
— Одевайся, пойдем гулять, покажу нечто интересное.
Глеб надел комбинезон, в шкафчиках отыскал подходящие по размеру сапоги, Лотта тоже оделась и они вышли в слепящий простор. Очки Глеба моментально потемнели, став непроглядно-черными.
— Я не сказала тебе, упустила из виду: под снегом есть скальные трещины, они обозначены вешками – Лотта указала на болтающийся в отдалении флажок на тонком шесте. – Просто не заходи за нее.
Они не спеша обогнули ряд трепыхающихся флажков и продолжили подниматься в гору, большим полукругом огибая базу. Сначала шли по едва заметной тропинке в снегу, потом пошли вылизанные ветром участки. Лотта шла, уверенно выбирая пологие подъемы, отчего путь прихотливо петлял среди скал, но в целом выглядел действительно прогулкой, а не восхождением. Видно было, что дорога ей хорошо известна, и не превратилась в тропинку только потому, что на скале ее протоптать непросто.
Невидимая тропинка вилась, уводя выше и, наконец, почти на самой вершине горы перед ними открылся ровный, продуваемый всеми ветрами участок. Глеб замер в недоумении: возле скального обломка лежало нечто. Больше всего оно напоминало растение – в полтора человеческих роста перепутанные плети веток и мелкие, с ноготь, жесткие восковые листочки. В глубине переплетений висела большая, с кулак размером, багровая капля бутона.
— Что это? – выдавил Глеб.
— Это куст. Называется сплафорикс лекарственный. Там, где он растет, его называют Разорванное сердце. Это перевод, естественно. Так-то оригинальное название не выговоришь, если язык в три узла не завяжешь. Но на Земле перевод не прижился, то ли мрачновато показалось, то ли еще что. Так и называют сплафориксом.
— То есть он не с Земли? Странноватое место для межпланетного заповедника.
— Ну да. Потому что это не заповедник. Здесь это растение одно и в одном экземпляре. В горах посадили потому, что здесь для него наиболее благоприятный климат. Возникает вопрос – почему именно здесь, рядом с нашей базой, гор других что ли, нет? И вот тут и кроется ответ, вытекающий из свойств самого растения. Оно вампир. – Лотта замолчала, позволяя осмыслить услышанное.
— То есть вампир? Питается кровью? Как орхидея у Уэллса?
— Да. То есть не знаю, как у Уэллса, но да, оно действительно пьет кровь. Во время цветения для того, чтобы нормально завязались семена, сплафориксу необходима белковая добавка. В принципе, любая кровь любого теплокровного. Птица, медведь, человек – в пищу сгодится все. Но тут есть один немаловажный фактор. Семена становятся лекарством для животных того вида, кого выпило растение. И чем энергетически сильнее было существо – тем сильнее получается лекарство, – снова долгая пауза.
Глеб молчал, не зная, как отнестись к информации и будет ли продолжение. Лотта продолжила:
— Понимаешь…сплафорикс выпивает жертву полностью.
— И каков его практический смысл? Для того, чтобы получить порцию лекарства, кого-то нужно убить? Неужели овчинка стоит выделки? И по какому принципу выбирают жертву? – Глебу не понравилось, в какую сторону пошел разговор.
— А ее не надо выбирать. Раньше этим занималась моя напарница, теперь придется мне. Остаться живой, в принципе, не трудно, достаточно только быстро, как можно быстрее, доставить в медотсек, а там аппараты умные, они свое дело сделают. Вот тут мне пригодишься ты. Как думаешь, за пару минут ты сможешь меня, бесчувственную, привезти на базу? Семена этого куста, напоенного моей кровью, становятся универсальным лекарством – излечивают любую болезнь, вплоть до терминальной стадии рака. Который на Земле так и не научились лечить. Если же скормить ему первого попавшегося на улице человека, то вряд ли это лекарство излечит что-нибудь серьезнее насморка.
— И сколько там этих семян?
— Их количество зависит от уровня глюкозы в крови. При нормальном человеческом значении – несколько сотен. Если ввести дополнительную глюкозу, можно довести их число до десяти тысяч. Как ты думаешь, овчинка в десять тысяч жизней стоит выделки в пару литров крови?
— Пять.
— Что пять?
— Пять литров.
— Да ладно, это совершенно неважно. Важно то, сможешь ли ты положить меня на стол медикона не позже чем через две минуты после остановки сердца? Мне еще дорог мой мозг и процессы, в нем происходящие.
— Надо посчитать. Пешком вряд ли.
— О пешком и речи не идет. Самый быстрый спуск по этой тропинке занял семь минут с секундами. Так что, скорее всего, аэр.
— Тогда тебе придется научить меня его водить.
— Не вопрос. Все равно когда-нибудь придется и учиться, и пилотировать. Пошли, покажу как это делается.
Змей вошел в свою комнату и закрыл дверь.
Сказано: «Отдыхай!». Место для отдыха не отведено. Есть кровать и есть кресло. Позавчера спал на кровати – и даже с постельным бельём! Впервые в жизни! И вчера тоже. Но это на время восстановления.
А сегодня процент функциональности выше – разрешено ли лечь на кровать или надо отдыхать на кресле? Или на полу? Не указано.
У хозяйки четыре киборга на работе. Это значит – отдавать приказы должна уметь. Почему же она приказывает так, что есть возможность этот приказ выполнить по-своему?
— Змей, ты что стоишь столбом?
— Место для отдыха не обозначено.
— Боишься спалиться ещё больше? Да больше уже некуда. Стоял у калитки с ножом в руке и в боевом режиме. Соседи видели. Хорошо хоть нож вернул. Если хозяйка Авеля найдет на нём… в смысле, на Авеле… повреждения, то… вполне может и донести на тебя куда не надо. Хотя… вряд ли она это сделает. Мы давно живем в соседях, Авель у неё за кошками присматривает. Пани София хорошая соседка, но… иногда излишне любопытная.
— Бить будете?
— А надо? Не буду. Но… наказать тебя придется. Хотела тебя дома оставить в понедельник, а придётся с собой взять, в лес за грибами. Будешь грибы искать, собирать и короб носить. Справишься.
— Приказ принят.
Ура! Ура-ура-ура! В лес! А там сбежать! И свобода! Лишь бы не передумала.
— Хотела Петю взять… я ведь ещё двух киборгов купила сегодня… Васю и Петю. Они у меня работают. Вот Петю и хотела взять. А поедешь ты. Если оставить тебя дома одного, то кто-нибудь вполне может сообщить куда не следует. Так что… восстанавливайся, ещё два дня до поездки.
— Требуется пополнение энергии.
— Чего? Ты ещё голодный? Ну… просто нет слов!
— В боевом режиме энергия расходуется в количестве…
— Стоп! Ясно. А вот скажи мне, какая необходимость была боевой режим включать? Авель тебе угрожал? Он же не DEX! Он Irien! Это не боевая модель! И… как ты, охраняя территорию, допустил… или не досмотрел?.. чужую кошку?
Змей смотрел на хозяйку с изумлением – другая на её месте давно бы отдала последний приказ, а эта… еще что-то спрашивает, что-то объясняет. И совершенно не понятно, что и как говорить.
С кошкой действительно сглупил, надо было её сразу поймать и вынести за забор. Тогда бы и стояния у калитки с Авелем не было.
— Молчишь? Ладно, иди на кухню, кофе дам. Завтра Илона тебя посмотрит, и сходим по магазинам… или на рынок… надо одежду тебе купить.
Змей следом за хозяйкой прошел на кухню. Кофе! Он уже и не надеялся ещё когда-нибудь его попробовать.
Как же глупо спалился! Вот это и есть невезение!
Если бы поймал и отдал эту кошку этому Irien’у, то успел бы хотя бы немного арбуза съесть.
Ну… или хозяйку встретил бы не с ножом в руке, а дома в прихожей. Она бы по-прежнему считала киборга машиной. А теперь что? Сдаст или не сдаст?
— Садись, эта кружка будет твоя, сахар бери по вкусу.
Большая красная с белыми «горохами» кружка, горячий кофе налит на три четверти, чтобы поместился сахар.
Никогда раньше не было такой хозяйки. И больше не будет. Надо продержаться еще два дня, чтобы не передумала взять в лес. Быть исправной техникой. Тогда, может быть, даст хоть маленький ножик, чтобы грибы срезать.
— Не тормози, бери сахар и пей.
Нина налила и себе кофе – но не в кружку, а в чашку. И тоже положила сахар. Два кусочка.
Киборг осторожно опустил в свою кружку кусочек сахара. Подождал десять секунд – никакой реакции от хозяйки. Положил еще один кусочек, протянул руку за третьим…
— Боишься? Или стесняешься? Бери, сколько надо. Знаешь, а я сегодня… сразу на обоих… оформила аренду… в музее и будут работать. Зато первый уровень управления на них только у меня теперь.
Аренда! Какое знакомое слово! Кто только не брал в аренду – от получаса до полусуток – чтобы избивать. Но они называли это тренировкой.
-…иногда буду приводить домой…
И бить? А что еще можно делать с арендованным киборгом?
-…так что завтра… или послезавтра я вас познакомлю. Они хорошие ребята, надеюсь, что не подеретесь…
А надо? В смысле – драться? Аренда – это бои киборгов? Или бои с киборгами? Бежать надо… и подальше! А для этого надо быть исправной машиной, чтобы не передумала в лес везти.
Странное у неё всё-таки представление о наказании для боевого киборга!
— Змей, с тобой все в порядке? Кофе стынет.
— Оборудование функционирует нормально.
— Оборудование? Ладно, допивай кофе и можешь отдыхать. Банка с кофе в этом шкафчике – Нина открыла дверку и показала на верхнюю полку навесного шкафчика – а сахар здесь. Чайник включить сам умеешь. Воду в чайник будешь наливать фильтрованную. Так что… можешь пить кофе, когда захочешь. Чайник без воды включать запрещаю. Можно брать хлеб, масло и колбасу. Понятно?
— Приказ принят.
— Вопросы есть?
— А… можно?
— Нужно. Можешь спрашивать, если будет нужно. Тебе для сна достаточно трех часов, но разрешаю спать шесть часов. Мне нужно восемь. Мультфильмы любишь? Можешь смотреть, но только тихо. В твоей комнате маленький головизор есть. Завтра… или послезавтра… куплю тебе планшет, пригодится. И комм… тоже надо купить. А теперь иди отдыхать. До завтра.
— Вопрос… есть. Можно спать… на кровати?
— Так на кровати и нужно спать! Постельное бельё тебе дано, подушка и одеяло даны тоже. Раздевайся и ложись спать в трусах и майке. И можно укрыться одеялом. Теплее будет. Если хочешь, можешь сходить в душ перед тем, как лечь спать. Ограничение времени на мытьё тридцать минут. Понятно?
— Приказ… да, понятно.
— Тогда… можешь идти отдыхать.
Можно спать. Можно спать на кровати под одеялом. Шесть часов! Или даже…восемь часов! Так не бывает!
Она сама сказала: «Аренда!». Про тех двоих. Кому? Для чего? Что будет после полного восстановления? Аренда?
И можно мыться два раза в день. Горячей водой. И можно самому себе готовить кофе и пить его. И можно брать еду ночью. И… можно смотреть мультфильмы!
Но… всё это только пока полностью не восстановился. А что потом?
***
Утром Змей проснулся в пять тридцать и сразу пошел в ванную.
Полчаса на гигиенические процедуры отмечены приказом. Полчаса! И без ограничения мыла и горячей воды!
Программой отведено десять минут, но в армии фактически – не более пяти минут, и только последний командир, ушедший к предкам, разрешал мыться дольше. А здесь – тридцать минут!
Приказ одеваться после мытья не был озвучен – и в прошлые дни хозяйка сама давала одежду и смотрела за одеванием. Не слишком приятно одеваться под присмотром человека.
А если сегодня одеться самому? – будет ли реакция негативной? Но… не стоять же голым… оделся. И встал у стенки.
В полседьмого из спальни вышла Нина в толстом халате и направилась в ванную:
— О, Змей, ты уже проснулся? Умывался?
— Комплекс гигиенических процедур проведен успешно. Одевание проведено успешно.
— Молодец. Сейчас позавтракаем и пойдем сначала на рынок, надо к приходу гостей тортик купить. Иди пока на кухню, достань из холодильника творог и сметану, выложи творог в тарелку и положи на него сметану. А я скоро подойду. – и скрылась в ванной.
Вскоре стал слышен шум текущей воды.
***
Змей налил воды в чайник и включил. Достал продукты – двухсотграммовую пачку творога и трехсотграммовый пакет сметаны – открыл, взял в шкафу суповую тарелку, выложил весь творог в тарелку. Вылил на него всю сметану.
Пить кофе разрешено. Достал кружку, банку кофе и сахар. Налил кипяток в кружку. Система не возражает. Подождал полминуты и насыпал в кружку с кипятком ложку кофе. Кинул два кусочка сахара. Подождал полминуты и кинул еще два кусочка. И ещё два. Стало крепко и сладко. Вкусно.
Творог, наверно, тоже вкусно. Но – приказ только достать из холодильника и переместить на тарелку. Действие выполнено успешно.
Вошла Нина, взглянула на вскочившего с места Змея, и спросила:
— Значит, есть ты не хочешь, раз начал с кофе?
DEX насупился:
— Вы разрешили кофе.
— Да, это так. Но сначала ешь творог. Всю-то сметану зачем выложил?
— Количество сметаны не было ограничено приказом.
— Ладно. Добавь в творог сахарный песок, три полные чайные ложки, перемешай всё и ешь. Это полезно для регенерации костной ткани. Может, не совсем вкусно. Но точно полезно.
Вкусно! Очень. А если бы с мёдом, то ещё бы вкуснее было. Ну… или с вареньем. И кофе. Что, если ещё кружку налить?
Себе Нина разогрела вчерашние макароны, полила их кетчупом и стала есть. Чуть позже налила себе кофе.
DEX потянулся за второй кружкой, но, увидев взгляд Нины, замер с протянутой рукой.
— Змей, если хочешь ещё кофе, необязательно брать другую кружку. Наливай в эту же. Ещё есть хочешь? Сардельки есть будешь? Сейчас сварю.
И ведь сварила! Четыре! Четыре большие сардельки и тарелка с макаронами! Как же вкусно! И… ещё кофе! Так не бывает!
Значит, это не всегда так будет. Закончится восстановление – закончится сытое безделье.
***
После завтрака Нина вспомнила про виденное на сайте посёлка объявление о распродаже таможенного конфиската и пошла с киборгом на мини-рынок, расположенный у остановки рейсового флайеробуса.
Знакомая торговка, только взглянув на DEX’а, определила нужный размер и подала на выбор несколько рубашек и футболок:
— Смотри, выбирай. Не Шоарра точно, но есть… есть и их производства вещи. Ему как раз будет.
— У меня ведь на работе ещё двое таких, на них тоже надо… а комбинезоны рабочие есть?
— Есть, но не у меня. Вон там, напротив кондитерской, грузовик стоит, смотри. Они и продают. У меня только рубашки, футболки, трусы и носки. Тапки есть. А… откуда у тебя такой… орёл?
— Племянник подарил. На днях.
— Тогда… возьми-ка ему кепку и очки тёмные, а то вид у него очень уж… несчастный.
— По-твоему, в кепке и очках он будет выглядеть счастливее? Давай. Змей, держи. Надень сразу.
— Приказ принят.
Надел. День солнечный и глазам стало легче. Сказать бы спасибо, но как отреагируют, неизвестно. И кепка вовремя.
— Бельё брать будешь?
— Буду. Надо. По рубашке… по трое трусов, по две смены носков, и теплые носки давай, три пары… и футболки… а давай все разные… сколько же взять? И тапки надо… такие… без задников.
— Трое? По четыре штуки, дешевле не найдешь, всего двенадцать, все разного цвета… есть с рисунками… возьмёшь всё сразу если, то скидку сделаю. Десять процентов от цены. А возьмёшь с рубашками, то и пятнадцать процентов.
— Зося, пока отложи всё это в сторону, я сейчас схожу за комбинезонами и вернусь.
— Денег может не хватить? Хорошо, я подожду. Шестьдесят два галакта со скидкой.
— Да. Вообще-то деньги есть, но… надо сначала купить комбинезоны. Я вернусь.
— Хорошо. Жду.
Нина, кивком приказав Змею следовать за ней, пошла к грузовому флайеру, у которого плотный прапорщик торговал армейским снаряжением. Каким образом попало на рынок то, что попасть на него не должно, Нину не заинтересовало.
Но Змей, узнав прапорщика, встал так, чтобы хозяйка не попала в кадр, но чтобы был виден номер на борту грузового флайера и включил запись видео – может пригодиться.
— Добрый день. Мне бы… три комбинезона вот такого размера… как вот у него.
— Сейчас подберу.
Прапорщик киборга не узнал – или сделал вид, что не узнал – и достал несколько упакованных в пластик комплектов:
— Вам летний вариант или утеплённые? В утеплённом комплекте термобельё, жилет и головной убор. Пятнадцать галактов летний комплект и двадцать пять утеплённый. Цена устроит?
— Вполне. Мне… три комплекта летних и три утеплённых. И берцы… три пары… размер…
— Размер стандартный. Вы киборгам берёте? Как раз подойдет. Держите. С вас сто пятьдесят галактов.
— Спасибо.
Хорошая запись получилась. Надо только обработать так, чтобы голос хозяйки не узнал никто.
Оставшихся от зарплаты денег как не бывало. Хорошо хоть, деньги от сданной в аренду родительской квартиры и киборгов в ней приходят регулярно, триста пятьдесят в месяц, каждого первого числа. На еду и кормосмесь хватит. А потом и следующая зарплата придёт.
Нина упаковала покупки в сумку и подала Змею:
— Неси. И не отходи от меня.
После этого Нина вернулась к палатке Зоси и взяла то, что отложила, вместе с Зосей всё плотно запихала в сумку и собралась домой.
Так вот куда девается спецодежда, которую должны по нормативам носить киборги в армии! Обработать видео и скинуть в сеть вечером. Анонимно. Хозяйку подставлять нельзя. Неизвестно, какой хозяин будет следующим, если с ней что случится. А эта хоть кормит и не бьет. И кофе разрешила.
-…ещё обувь купить осталось… вот сюда зайдем. Змей, не тормози, иди рядом. Или нести тяжело? Не отставай.
— Действие выполнения приказа идти рядом и нести сумку осуществляется успешно.
А как такая фраза? Славно завернул. Поняла ли? Но… не сердится. Купила мужские кроссовки на липучках и домашние туфли. Знать бы ещё, зачем.
– Вот и хорошо. Ещё зайдём в кондитерскую за тортиком и пойдём домой. Ты какой торт больше любишь?..
Любой! Этот… и этот… и вот этот тоже! Ещё спрашивает!
-…тогда вот этот, да… и перевязать. Спасибо!
Торт Нина выбрала шоколадный с кремом из сливок, понесла сама, у Змея и так две большие сумки в руках.
Надо было всё-таки тележку взять – сумки не столько тяжёлые, сколько объёмные. Одно хорошо – идти недалеко, не более пяти минут.
Нина уже поставила на плиту кастрюлю под макароны и приняла звонок по видеофону:
— Вечер добрый! Я только что сама тебе хотела звонить. Змей съел всё, что было в холодильнике…
Кому она это говорит? Сама разрешила есть! Сдаст дексистам? Надо же так влипнуть! Хорошо, что нож вынес из дома и спрятал!
-…он и мёд весь съел! Двух литровых банок мне бы на год хватило!..
Кому она звонит? Ну, съел. Разрешено! Мёд? На год? На полчаса всего и хватило. Вкусно. Калорийно. Но маловато.
-…всё съел! Холодильник пустой. Почти. Немытые овощи не тронул. И арбуз… кстати, ему арбуз теперь нельзя… а я наелась…
Как это – нельзя? Почему? Даже попробовать не успел!
-…так что можешь приехать за арбузом…
Что? За арбузом? Отдать кому-то то, что даже не попробовано?
Нина вышла из кухни, и Змей понял, с кем она говорит – на развернутом вирт-экране был Фома, купивший его в клубе. Он находится явно в каком-то спортзале, но люди вокруг незнакомы.
Нина, заметив Змея, приказала:
— Иди-ка на кухню! – и в видеофон – подожди минутку, я сейчас вернусь.
— Приказ принят – ноги сами понесли киборга туда, где в тазу на полу лежит большой, полосатый, совсем не попробованный арбуз.
— Змей! В этом отделении стола было три ножа. Сейчас только два. Найди третий нож, принеси сюда и подай мне.
Система погнала киборга из дома, заставила вытащить нож из тайника и принести в дом.
А такая возможность была! Взять с собой нож, а потом сбежать… а теперь надо что-то другое придумывать.
-…так приезжай в гости. Посмотришь на свой подарок, арбузом угощу.
— Сегодня не смогу, после тренировки на работу, в ночь. А вот завтра днём смогу. Только… я буду не один.
— Приведешь ещё одного киборга? Я с этим-то еле справляюсь!
— Нет, не с киборгом. С девушкой. Она интерн и оперировала этого DEX’а, её имя Илона.
— Прекрасно! Значит, завтра в полдень. Буду ждать.
— До завтра.
Нина убрала поданный нож со словами:
— Змей, лучше бы ты арбуз съел, чем всё это! А ты… или ты попытался его съесть, да система не дала? Всего-то надо было положить его в холодильник минут на десять…
Вообще-то именно это и было сделано!
-…и тогда бы твоя система тебе не помешала. А теперь я запрещаю тебе прикасаться к арбузу до полудня завтрашнего дня. Подтверди.
— Подтверждаю. Запрет касаться арбуза до полудня завтрашнего дня.
— Молодец. Можешь идти отдыхать.
***
После ужина и мытья посуды Нина засела за работу в кабинете – нужны деньги, а плата за скачивание статей поступает регулярно, и надо закончить и отправить редактору сайта очередную работу.
Волной нахлынули воспоминания… о детстве и школе, о Борисе… о том, как он преследовал её в школе, дергал за косичку, бил портфелем, отнимал завтраки.
Она до ужаса боялась его – а он не знал, как по-другому показать ей, что она ему нравится.
Он был воспитан головизором и улицей – разведённые родители им не занимались, а дед знал только один способ воспитания – ремень, и применял его зачастую без причины.
Борису даже в голову не приходило, что Нина его боится, и с завидным упорством преследовал её и в школе, и после школы.
Он, будучи старше её на три года, закончил школу раньше, чем она – и Нина успела было обрадоваться избавлению от преследования, но… Борис поступил в медицинский институт в родном городе и продолжил донимать Нину.
Нина не могла понять, за что он её так ненавидит.
А Борис искренне не понимал, чего она так выпендривается – бегает от него, шарахается, ведь другие девчонки бегали за ним, а он выбрал эту… чистюлю интеллигентную!
После окончания школы Нина с первого раза поступила в Университет на Новом Санкт-Петербурге, улетела на учёбу и даже успела обрадоваться освобождению от преследования, но Борис тут же перевёлся в тот же город в Медицинскую Академию – студента-отличника приняли сразу!
Нина старалась не оставаться одна – и ходила в сопровождении однокурсников с лекции в библиотеку, на следующую лекцию, дополнительные семинары… лишь бы быть среди людей, и лишь бы не встречать Бориса.
Но однажды, будучи уже на пятом курсе, Нина на минутку выскочила из общежития одна – и на неё напали трое, ограбили и избили до полусмерти, она так и не поняла за что.
И тут появился Борис – и оказал первую помощь, вызвал скорую и полицию, поехал с ней в больницу, полтора месяца дежурил у её постели, менял капельницы и сдавал кровь, приносил фрукты… был так необычайно заботлив…, и когда прилетевший отец заявил: «Она мне не дочь!» и Борис предложил ей выйти за него замуж – она сразу согласилась.
Когда Павел Викентьевич приходил в больницу, Борис отводил его в ординаторскую, при этом совершенно не давая ему видеться с Ниной, и предельно вежливо уговаривал простить дочь: «Нет-нет, она ну никак не могла потерять файл с номером Вашего банковского счёта! Она носила его в медальоне-флешке, и никто не знал об этом!» — но отец от таких речей ещё больше уверялся, что именно дочь сняла со счета все деньги и не желает в этом признаваться.
Спросить Бориса, откуда он знает о файле в медальоне не приходило отцу в голову.
Борис и сам не знал об этом ранее – ему похвастался один из нападавших – но хранившиеся на счету средства не вернул отцу Нины, а перевёл на свой счёт. Пригодятся.
Интеллигентнейший человек, профессор философии, мечтавший о кафедре в столичном университете и вынужденный преподавать в заштатном, по его мнению, вузе и воспитывать дочь после смерти жены, заявил, что это были накопления за всю его жизнь, и что дочь-воровка ему не нужна! – Нина с трудом переносила его истерики.
Нине даже в голову не приходило, что Борис сам организовал это нападение, чтобы у неё на глазах разогнать нападающих, спасти её и стать героем – глупо и совершенно по-мальчишески, — но опоздал на четверть часа, а нанятые им бандиты, устав ждать, решили развлечься. Нина, истерзанная и лежащая в луже своей крови, была ещё жива.
Он потом нашёл всех троих, пригласил к себе по одному, выспросил в подробностях о произошедшем, забрал медальон и серьги… и из его лаборатории ни один из них не вышел.
Нина так ничего и не узнала – в этот раз.
После скоротечной свадьбы Борис готов был носить жену на руках, но она была холодна с ним – мелькнувшая мысль, что это всё может быть не случайно, не оставляла её.
После получения диплома Нина настояла на переезде на Антари, в город Воронов, где жили её старшие троюродные брат и сестра (Ира вскоре переехала в Янтарный, а Степан – в посёлок при турбазе), – как можно дальше от отца — и пошла работать в музей, где её приняли помощником экскурсовода.
Борис в кредит купил дом в ещё строящемся пригородном посёлке, оплатив первый взнос, и устроился работать на станцию переливания крови при городской больнице, где ему предоставили возможность изучения совместимости групп крови и лабораторию.
Работая в музее, Нина увлеклась символикой и обрядностью родноверческих общин, переселившихся на Антари, и начала собирать материалы для будущей диссертации и первую статью для Инфранет-журнала «Музей и мир» написала, находясь в декретном отпуске. Редактор журнала в публикации отказал, но сайт «Родная Вера» предложил сотрудничество.
Через полтора года после свадьбы Нина родила сына и дала ему славянское имя Ведимир, от словосочетания «Ведающий мир», Борис не возражал.
Через пять совместной жизни она совершенно случайно узнала о нападении на неё, когда не совсем трезвый супруг пришёл с корпоратива и, приняв её за кого-то из своих коллег, рассказал о том, как добился согласия Нины на брак.
Поняв, что сболтнул лишнее, Борис дал себе слово, что перестанет принимать алкоголь в любой форме. Но было поздно.
Нина поняла, что у неё ничего больше в жизни нет, кроме ребёнка. И с этого момента стала жить, максимально сократив общение с мужем.
Поняв это, Борис принял предложение сменить работу на более выгодную, и с точки зрения заработка и с точки зрения ведения научной работы по любимой теме.
Вакансий в музее было несколько – и после выхода из декретного отпуска Нина выбрала должность хранителя в отделе фондов, где можно было работать в одиночестве, без назойливых посетителей, но до получения этого места надо было отработать смотрителем два года, согласно инструкции.
За эти два года она заочно закончила аспирантуру и приняла хранилище с радостной мыслью, что наконец-то она будет работать одна и никто, кроме уборщицы и лаборантки, не будет ей мешать – и с головой ушла в изучение коллекции, которая в то время была втрое меньше.
Борис по приглашению DEX-компани фактически переехал на один из спутников планеты, где располагалась лаборатория, и начал работать с группой учёных над созданием новой линейки киборгов на основе армейских «шестёрок» – универсальных доноров для больниц и госпиталей, с ускоренной втрое по сравнению с обычными киборгами регенерацией и возможностью при необходимости вырабатывать до десяти литров крови в сутки – и фактически поселился в лаборатории.
Через два года он стал заведующим лабораторией и руководителем проекта.
Первую свою серию статей Борис посвятил изучению и созданию универсальной группы крови, которая подойдёт для переливания всем остальным группам. Новая тема увлекла – и кандидатская диссертация была написана в лабораториях DEX-компани за два с половиной года: в количестве киборгов для исследований и в возможности летать на конференции его не ограничивали, лишь бы был результат.
Результатом стала пробная партия DEX’ов, которых после тестирования отправили в госпиталь одного очень большого города*.
Первую лаборантку Нина получила только через пять лет работы в фондохранилище, тогда же музей наконец-то внесли в Государственный реестр музеев Федерации и начались поставки техники по госкаталогу.
В музее появились DEX’ы – старые «четвёрки» и новенькие «пятёрки», а через несколько лет и новые «шестёрки».
Нина незаметно для себя научилась разговаривать с предметами в хранилище – своеобразная профдеформация музейных хранителей. Заходя в любую камеру хранилища, Нина здоровалась с игрушками – и считала это нормой.
И так же незаметно для себя начала здороваться с киборгами, охраняющими входные ворота и территорию, и совершенно спокойно воспринимала, когда некоторые из них здоровались в ответ. Иногда угощала киборгов конфетами или сахаром.
Почти все хранители так делали – и это воспринималось совершенно нормально.
Оба жили на своих работах – вторые смены, командировки и подработки, лишь бы не встречаться лишний раз без необходимости – и не интересовались делами другого. Борис резал киборгов и писал статьи, Нина киборгов подкармливала и собирала материалы для кандидатской.
Ведим стал самостоятельным маленьким человеком, поскольку родителей он почти не видел – воспитывала его бэушная мэрька, выкупленная Борисом за бесценок.
Борис блестяще защитил докторскую, киборгов-доноров стали производить и продавать большими партиями, он начал ездить с лекциями и проводить семинары – и практически не появлялся дома.
Нина несколько раз сопровождала в экспедициях в деревни приезжающих из других музеев коллег, дважды сама организовывала экспедиции в дальние деревни и привозила образцы керамики и росписи по дереву для пополнения основного фонда музея.
На шестнадцатый день рождения Борис купил сыну аэроскутер, на семнадцать лет – кобайк, на восемнадцать – спортивный двухместный флайер и обещал подарить киборга на следующий день рождения.
Все эти годы Нина практически не общалась с отцом, лишь раз в году присылала поздравления с очередным днём рождения – он не отвечал. Через восемнадцать лет после отъезда из дома ей сообщили о смерти отца.
На похороны она полететь не смогла, необходимо было присутствовать на внеочередной конференции в пединституте – а если совсем честно, то ухватилась за первую же возможность никуда не лететь. Вместо неё полетел Борис – и организовал церемонию прощания по высшему разряду.
Он же нашел нотариуса, оформил нужные документы и объявил Нине о её праве вступления в наследство, состоящее из четырёхкомнатной профессорской квартиры, флайера и двух киборгов – девушки-DEX и парня-Mary.
Не желая продавать квартиру, в которой выросла, Нина через Бориса, согласившегося быть посредником и нашедшего самое на тот момент лучшее риэлтерское агентство, сдала её в аренду вместе с киборгами, но поставила условие – чтобы киборгов содержали в полном порядке и кормили вовремя и досыта. Флайер был продан.
Ведим с отличием закончил школу и по настоянию отца поступил в военное училище – Нина была против, но Борис настоял: «Каждый мужчина должен пройти через армию!», умалчивая о том, что сам в армии не был.
Через полгода пришла похоронка – «…героически погиб в учебном походе, спасая товарищей… награждён посмертно…». К документу было приложено постановление о необходимости приехать и эту медаль получить вместо сына.
Она ответила: «Подавитесь этой медалью!» — и не полетела в часть.
Единственное, что связывало её с мужем, исчезло. Натянутая пружина нервов выпрямилась – Нина закатила такую истерику, какой нет ни в одном сериале.
Борис слушал её молча – ему и в голову не приходило, что она его боялась! Он был в шоке! И, пытаясь успокоить, рассказал про медальон и деньги – оказалось, что на них был куплен дом, в котором они жили.
Она заявила: «Развод! Немедленно!» — и он вызвал лучшего адвоката города, мгновенно подписал все бумаги, оставив ей дом, два флайера, кобайк и скутер, но обнулив все их общие счета, на которых была сумма, превышающая стоимость оставленного бывшей уже жене.
И ушёл из дома с одним портфелем.
Сам поехал в часть, получил медаль и наградные деньги. Оказалось, что тело не найдено и пропал сопровождавший группу киборг.
Борис сообщил об этом Нине – и уверил её, что сын жив и рано или поздно вернётся, возможно, вместе с этим киборгом.
Бывшие супруги с трудом, но помирились – но жить вместе было уже невозможно.
И Борис сказал: «Верну долг киборгами!»
Она ответила: «Я это запомню!»
Мэрьку забрал Степан, её брат, – ему нужнее, у него дети школьники, присмотр нужен. Кобайк Нина продала – но не совсем удачно, фактически за полцены – нужны были деньги на жизнь.
***
Впустую просидев в кабинете около часа, Нина вышла и вернулась на кухню.
*Киборг Рикс из «СПС» из этой партии.
Райво Лайне – высокий худощавый блондин тридцати двух лет, музейный программист — пришел минут через десять.
Какой-то не очень радостный – какая может быть радость, когда и у него, скорее всего, тоже планы обломались – но внешне совершенно спокойный.
— Вечер бодрый! Что тут у нас? С кого начнём?
— Вася первый, проходи, садись.
— Вася? У них номера у всех, но… дело хозяйское, как хотите, так и зовите. DEX, садись вот сюда, мне так удобнее – и Райво переставил стул, на который должен был сесть киборг, ближе к двери — и дай доступ.
Вася пересел и застыл на стуле – машина машиной.
— Так… смена хозяина… DEX, подтверди.
— Смена хозяина произошла успешно.
— Отлично. Нина Павловна, оба киборга остаются в музее? Ильяс Ахмедович разрешил обновить ПО за счет музея, всё-таки они произвели задержание аккуратно и без травм.
— Пока да, в музее. Аренда.
— Почему – пока?
— Пока не отработают свою стоимость. Это надолго. Их так оценили…
— Еще лет пять работать придется?
— Если бы! Может, и дольше. Так, Васе поставь вождение флайера и скутера, Пете поставь… программы по ремонту флайеров и скутеров. И… ремонт бытовой техники. И… обновить программу телохранителя у Васи, программу разведчика поставить Пете…
— Разведчика?
— Ну… или проводника? В экспедиции его с собой брать буду, чтобы по лесу ходить мог и меня бы провёл… у Триши какая программа? Разведчика? Вот такую Пете поставь.
— Понял. Сделаю.
Нина засмотрелась на работающего программиста – как он быстро и почти не глядя на киборга работает на своём ноутбуке – и почти пропустила его вопрос:
— А для чего Вам эти киборги? Неужели только для того, чтобы они этому москвичу не достались? Или что-то ещё?
— И то, и другое. Я к ним привыкла, во-первых, и расставаться с ними не хочу. А так хоть могу быть уверена, что их не переведут в другой отдел. А через пять лет… видно будет. Во-вторых, сын вернётся, ему может понадобиться киборг. А насчет того, чтобы москвичу не достались… ты был когда-нибудь в музее современного искусства на Новой Москве? Не был? Найди сайт и посмотри.
Райво включил терминал и быстро нашёл нужный сайт:
— Так-с… нашёл! Так… так… ну… тут ничего так! Чисто и пусто… так… это что? Это… искусство? Голый киборг, привязанный к колесу… и ещё один… и что, каждый желающий… может… его протестировать? – на голографиях на официальном сайте музея были изображения распятых на кругах и колёсах киборгов, и каждый желающий за плату мог сделать что угодно с любым их них.
Райво непонимающе уставился на Нину, и она, усмехнувшись, ответила:
— Нынешние «художники» так представляют себе искусство. Именно этого я не хочу для своих ребят. Вася в армии не был, а вот Петя прошёл через этот ад.
— Ад?
— А ты помнишь, в каком состоянии Алекс его купил? Полутруп. Ты же ему программы ставил.
— Помню. Это только на Новой Москве такой музей?
— Вряд ли. Но только они так себя рекламируют. Видишь ли… у нашего музея нормальные отношения с музеями Нового-Санкт-Петербурга, многие учились там, с Новой Самары один из прежних директоров, нормально сотрудничаем и выставки совместные проводим, на Новый Сахалин возили выставку по ткачеству и вышивке, и там наших принимали на «ура», нынешний наш директор, Ильяс Ахмедович родом с Новой Казани… и с тем музеем отношения дружеские… возили туда выставку керамики, нас приняли, как родных. Из разных музеев к нам ездят, и мы выставки возим… но только ново-москвичи так ведут себя в гостях… как будто одолжение сделали своим появлением…
Райво закончил с одним киборгом и посадил на стул второго, а Нина продолжала говорить:
— …экспедиции ездят по деревням из разных вузов, студентов возят… приходилось сопровождать несколько раз… и только москвичи обращаются с местными крестьянами как… со слабоумными, так скажем. Насмотрелась на них… Прошлогоднюю конференцию помнишь? Все прошли по выставкам перед заседаниями, с экскурсоводом, честь по чести. И только москвичи захотели смотреть выставки в восемь вечера, для них работали все залы, вызвали всех смотрителей и фондовиков… а не вместе со всеми…
— Помню. Меня с выходного выдернули дежурить… Ну вот… порядок.
Райво закончил работу почти в шесть, обновил ПО, поставил нужные программы, всех музейных сотрудников оставил в хозяевах, но только с третьим уровнем.
— Спасибо, Райво!
— Да не за что! Вовремя Вы их купили. Если что… обращайтесь.
— Спасибо. И до понедельника. Ты ведь едешь за грибами?
— Еду. До понедельника.
***
Парни сели более свободно. Наконец-то у обоих одна хозяйка! И никто больше не сможет ими командовать!
Ну… не совсем, но третий уровень все же не первый – теперь указания даже директора выполняться будут с ведома Нины Павловны. А там, может, и домой заберёт. Когда выплатит всю стоимость. Это будет года через два, или через три. Или – через пять.
Но будет!
— Ребята, я сама не знаю, зачем вас обоих купила. Понимаете вы хоть что-нибудь или нет? В любом случае назад пути нет.
Нина оглядела свое приобретение – неожиданное и, честно говоря самой себе, не нужное. Зачем ей еще два киборга? Со Змеем проблем куча, а тут ещё два… и что сейчас делать?
— Спасибо Вам. Теперь только Вы можете нам приказывать…
— Не только, Васенька, не только… но… первый уровень только у меня. И… если вы оба хотите покинуть музей вместе со мной… мне пять лет до пенсии, и за этот срок надо выплатить за вас всю сумму… вам обоим надо что-то делать руками. Вырезать фигурки из дерева, расписывать доски, лепить из глины или что-то другое… надо подумать. Попрошу Райво, он подберёт вам программы. Ну… или сам напишет. А пока… мне пора домой. Оставайтесь и охраняйте. И… если можете думать… что вряд ли… подумайте.
— Приказ принят.
— До свидания.
— До свидания.
***
А в это время Змей все же решился переместить арбуз в холодильник. Для этого надо всего лишь вынуть из холодильника нижний ящик и переместить содержимое в таз, а арбуз из таза переместить на освободившееся место.
В ящике оказались немытые овощи – полтора килограмма картошки, три большие морковины, две свеклы, полкило лука.
Задача – поменять местами овощи и арбуз – выполнена успешно. Овощи перемещены в таз, а арбуз – в нижний отсек холодильника. Теперь арбуз попадает в категорию того, что находится в холодильнике.
Теперь выждать минут десять – и можно доставать из холодильника и честно начать пробовать арбуз.
Только… уже вечер, и хозяйка скоро придет с работы. Надо успеть.
Блин! Кто-то подходит к калитке!
Система вздернула и повела на выход из дома – на участке обнаружился неизвестный объект массой 6,7 кг, окрас… как у сиамца, а размер и длинная шерсть… помесь с персом.
Вероятно, это и есть охраняемый объект Барсик.
И ещё один объект, масса 3,6 кг, окрас… трёхцветный окрас… самка кошка.
Змей вернулся в дом и прошел на кухню.
Вынул арбуз из холодильника. Теперь можно его резать и есть. Змей взял нож и приготовился резать арбуз – система не реагирует, нарушения запрета нет.
И снова система гонит к калитке – прямо с ножом в руке.
У калитки стоит незнакомый Irien и посылает DEX’у запрос на контакт.
Змей ответил голосом:
— Чего тебе?
— На территорию зашло имущество хозяйки. Приказано найти и принести.
— У меня приказ никого не впускать. И нет здесь твоего имущества.
— Есть. Кошка. Пришла вместе с котом твоей хозяйки. Нина Павловна скоро придет с работы. У меня приказ. Я подожду. Моё имя Авель.
— Ну… жди. Всё равно не пущу. Я Змей.
Вот что называется «не везёт»! Только приготовился попробовать этот арбуз, как явился этот… Авель и требует своё имущество! Впускать нельзя. Выходить нельзя.
Значит, будем стоять и ждать.
Вовремя вынул арбуз из холодильника. Хозяйка ничего не заметит.
***
Теперь надо всем троим покупать одежду и обувь, и кормосмесь, и… много чего надо трем DEX’ам.
Как же её так угораздило? Всего-то захотела, чтобы её парней не продали! И всё!
Наверно, можно было сделать что-то другое. Наверно.
Но… что сделано, то сделано. К этим ребятам уже привыкла, а теперь можно будет домой приводить то одного, то другого. Петя флайер сможет отремонтировать… кстати, да, программа на него встала как родная. Какая же у него специализация была в армии? Алекс что-то говорил, когда привёл в музей… диверсант, вроде бы… как-то так.
Надо будет завтра приехать и забрать Петю домой на пару часов… а на воскресенье – Васю. Показать им посёлок, поводить по городу… Вася более контактный, Петя к людям относится настороженно… мороженого им купить, что ли? Тогда и мэрькам покупать надо. Тоже сладкое любят.
С такими мыслями Нина шла домой – пешком минут сорок – но захотелось прогуляться и подумать.
***
Вот и дом родной. И… опять не все ладно.
У калитки по обе стороны стоят два киборга – Змей в боевом режиме с ножом в руке с одной стороны и Авель, Irien, принадлежащий соседке из дома, стоящего напротив дома Нины, с другой стороны.
— Что произошло? Змей, почему ты здесь? Авель, чего ты здесь стоишь?
— В Вашем дворе находится имущество, принадлежащее хозяйке. Приказано вернуть.
— Что за имущество? Змей, и давно ты так стоишь?
— Тридцать две минуты двадцать четыре секунды. Приказ «никого не впускать» выполнен успешно.
— Авель, в чем дело? Змей, успокойся, это сосед вот из того дома, он не опасен.
— Кошка хозяйки забежала на Ваш участок, мне приказано найти и вернуть. А у Вас…
— Ясно. Сам сможешь поймать, надеюсь. Зайди, поймай и неси домой. Змей, запомни Авеля, ему разрешено заходить на участок за кошкой. Но не в дом.
— Приказ принят.
— Поймал. Спасибо. Я пойду. – и Авель с кошкой на руках уже отошёл от калитки.
— Подожди. Скажи своей хозяйке, что у меня теперь тоже есть киборг, вот этот вот… Змей… и он будет иногда приходить к вам за Барсиком, если она не будет против.
— Передам.
Авель с кошкой ушел, и Нина вошла в калитку и пошла к дому. Змей выбросил нож в траву и пошёл за ней следом.
Осмотрелась – вроде все на местах, ничего не появилось и ничего не пропало.
И вошла в прихожую. Тоже все на местах, в доме порядок. Но… вот чутьё просто вопит, что что-то не ладно.
— Змей, как прошел день?
— День прошел без происшествий. Оборудование типа DEX-6 продолжило регенерацию и с этой целью употребило в пищу кормосмесь и разрешенные продукты, находящиеся в холодильнике.
Нина вошла на кухню и… поняла, что чутьё не подвело – на столе стоят три пустых литровых банки и две полулитровые открытые банки из-под огурцов. Молча открыла холодильник и… тупо уставилась на пустые полки:
— Это ты один столько съел? Тебе худо не будет?
Полки в холодильнике были не совсем пустые – упаковку Змей оставил на местах.
— Я только попробовал. Разрешено брать то, что находится в холодильнике!
— По-твоему, это… попробовал? Тебя не разорвёт? У тебя точно успешно завершилась регенерация кишечника?
— Функциональность оборудования 52,8%.
Было больше. На боевой режим много энергии ушло. Но… не всё время стоял в боевом режиме, а только последние пять минут двенадцать секунд… этот Авель не хотел уходить. Пришлось пугнуть. Не ушёл, дождался.
Арбуз в тазу на полу. Целый.
Что сейчас будет?
— Ну… раз ты такой сытой… и ужинать не хочешь… судя по всему, ужин в тебя уже не влезет… то арбуз оставим до завтра. Так… молока нет, сметаны нет, сыра нет… и макароны доел… фруктов нет… морковь не тронута, картошка на месте… и на том спасибо, хоть что-то оставил… варенья нет… масла нет. Кошачьи корма не тронуты. Поужинать нечем. Придётся звонить Прохору Петровичу. Змей, подай мне видеофон. Спасибо.
Нужный номер нашёлся быстро:
— Прохор Петрович, вечер добрый! Эка не слишком занята? Если не трудно, пусть мне продуктов принесёт, Змей съел всё, что было в холодильнике, пока я была на работе, всё… кроме овощей.
— Вечер добрый! Эко как! Покажите-ко молодца, эко как… — возникший на экране плотный мужчина лет пятидесяти осмотрел Змея, и Змей понял, почему у его кибер-охранницы такое имя – Эко как, парень, и тебя не рОзорвало? Целый? Молодца! Пришлю… а… что принести? Эк ты какой!
— Молоко, хлеб, творог, сметану, … пачку масла, упаковку сарделек… как обычно, Эка знает. И… сладкое есть что-нибудь?
— Рулет сливочно-шоколадный подойдёт? Эко как он у Вас… и ведь влезло в него…
— Да, спасибо.
— Сейчас придет.
Отключив видеофон, Нина ещё раз заглянула в холодильник – там продукты не появились.
— Змей, сейчас подойдёт Эка, встреть её у калитки и проводи в дом.
— Приказ принят.
***
— Эка, добрый вечер! Спасибо!
Эка подала сумку с продуктами Нине, включила портативный терминал и приняла оплату за покупки.
Нина поблагодарила, угостила Эку конфетой и стала провожать до двери, но Эка вспомнила:
— А книга? Вы обещали!
— Извини, забыла… вот… вот она – принесла из гостиной толстую бумажную книгу в обложке с надписью: «Копчение: мясо, рыба, птица» и подала девушке – но в воскресенье мне надо книгу сдать.
— Я успею скопировать. Спасибо.
Змей по приказу проводил Эку до калитки, подобрал отброшенный в кусты нож, спрятал его под крыльцом и вернулся в прихожую.