Джет проснулся и открыл глаза за минуту до звонка будильника, нащупал рукой кнопку, выключил. Потом потянулся, изогнувшись всем телом, вскочил с кровати и встал на коврике рядом с кроватью. Свет включился, когда Джет дотянулся до выключателя, и осветил комнату. Комната была стандартной, девять квадратов, со стандартным интерьером: стол, стул, кровать и два шкафа — вся планировка исходит от рационализма и экономии. Места хватало, но для широких движений уже было мало. Джет сделал пару упражнений для разминки, потом пошёл в ванну. Умылся, в крошечной кухне сделал завтрак, позавтракал. В голове его всё это время крутилась одна мысль: выбраться за Купол. Продолжила она крутиться и после того, как Джет собрался и вышел на улицу. Сегодня он встал раньше, поэтому пошёл не самой короткой дорогой, а сделал небольшой крюк, завернув до нескольких сосен, стоявших на краю одной улицы. Дошёл до них, остановился, погладил стволы и вдохнул воздух. Пахло здесь чуть-чуть иначе, чем везде — сосны распространяли едва ощутимый аромат. Всё-таки это был не обычный сухой и безвкусный воздух из очистителя. Постояв так немного, Джет отправился дальше, к школе.
Вообще-то Джет был спокойным парнем, но с утра потихоньку звенела внутри тревожная струнка. «Начинается», — подумал Джет, правда, без особой пока заботы. Забота будет позже — когда тревога возрастёт и будет ныть хуже болящего зуба. Тревога приходила и вытесняла спокойствие в начале каждой весны и в середине осени. Точнее, «весна» и «осень» — понятия были условные, климат под Куполом везде был одинаков. Но каждый из этих сезонов Джета мучала и волновала эта невесть откуда взявшаяся тревога. Давно, с самого раннего детства. Сначала это был постоянный рёв, позже — активность без присущей жизнерадостности, в отрочестве — хмурый взгляд и напряжённая работа мысли на лице. Лишь в юности Джет понял, что причина этого проста: ему чего-то не хватало. Чего-то — но вот чего? И это «чего-то» Джет искал постоянно, почти всё время. Он заметил, что обращает внимание на повести и стихи, которые сверстники предпочитали обходить стороной: как отдельные работы эпохи Довзрыва, так и современную редкую «мечтательную» литературу. Он любил ходить и смотреть на всё вокруг, наблюдая, подмечая и исследуя. К своим 23 он обошёл почти весь Полис от края до края Купола, с интересом заглядывая в такие уголки, куда люди обычно не заходили — незачем было. И это времяпрепровождение ему нравилось.
С людьми он разговаривал мало и только по делам, приятелей у него не было, и люди в целом смотрели на него странно. Нет, без неприязни — доброжелательность здесь была в крови — но и без особого желания дружить и сходиться ближе. К удивлению знакомых, он выбрал профессию учителя начальной школы. И не прогадал. Младшие дети его обожали, они могли целый день слушать его, открыв рот, знали, что он, не чванясь, мог носиться с ними и играть в их игры, но и моментально одёргивались, как только он предлагал утихомириться.
После того, как дети наперебой с ним поздоровались, Джет повёл их в зал для занятий, где все расселись и приготовились слушать. Джет встал на своё место и начал рассказывать:
— Как мы изучали раньше, Купол представляет собой прозрачную герметичную оболочку, которая накрывает наш полис в форме полусферы (Джет достал из-под стола фигурку-модель нескольких зданий, прозрачную полусферу, поставил модель на стол и медленно накрыл её полусферой), защищая от вечной зимы на остальной Земле. Только благодаря Куполу мы ещё можем жить — иначе мы давно бы замёрзли. (Дети поёжились, вспоминая экскурсию в морозильные камеры. Так как температура в Полисе всегда была примерно одна и та же, организм привыкал к этому очень сильно, и резкая смена температуры, как правило, вызывала шок).
Джет сменил тон на чуть более бодрый:
— Скажите теперь, за счёт какой энергии поддерживается Купол?
Один из ребят тут же поднял руку и выпалил:
— Солнечной!
— Правильно, — подхватил Джет, — только не совсем солнечной, а электрической, преобразованной из солнечной. Дело в том, что на поверхности Купола находятся солнечные батареи, которые впитывают энергию Солнца и перерабатывают её в электричество. Получаемой энергии хватает, чтобы поддерживать купол, давать энергию для всего Полиса и даже накапливать немного про запас в огромные аккумуляторы. То есть вся энергия, которой мы с вами пользуемся — от Солнца.
— Здорово! — протянули дети и посмотрели в окно, туда, где отражалось чуть более ярким пятном Солнышко на белёсой поверхности Купола.
— А если на Куполе батареи, то как тогда здесь светит Солнце? — тут же спросил Юрсик, один из самых пытливых мальчиков.
— Батареи стоят не по всей поверхности Купола, а лишь частично, чтобы солнечные лучи проходили через Купол и грели нас напрямую. Поэтому мы постоянно видим, как светит Солнце. Но кроме солнечной энергии, есть ещё один источник — энергия ядра Земли. Вы все, наверное, слышали про Стержень?
— Да, — наперебой заговорили дети, а Юрсик даже добавил, что однажды был рядом.
— На экскурсию к Стержню отправимся позже, а сейчас расскажу, что это такое.
Дети замолкли и приготовились слушать.
— Итак, из описания планеты вы помните, что Земля — это шар, который к центру становится всё теплее и теплее, а ядро — раскалённая серединка шара. Так вот, к центру Земли пробурена длинная скважина, в которую вставлен теплопроводный стержень. Сейчас стержень практически не используется и содержится как резервный источник энергии.
— Почему? — спросил Юрсик.
— Во-первых, — ответил Джет, — энергии Солнца хватает с избытком на все нужды, а во-вторых — учёные боятся, что из ядра со временем будет выкачено слишком много тепла, и Земля остынет.
— Но ведь Купол по сравнению с Землёй такой маленький, как же можно забрать всё её тепло? — спросили ребята.
Джет чуть возвысил голос (дети притихли):
— Довзрыва люди тоже думали, что планета большая и вытерпит всё, что с ней ни делай. Люди же и показали, что это не так. К чему привело такое отношение — мы все знаем. Поэтому лучше не черпать то, что может быть вычерпано до дна, пусть и не скоро. Именно потому, что мы полностью не вычерпываем ресурсы, мы ещё живём.
Из школы Джет шёл в несколько приподнятом настроении — общение с детьми пошло на пользу. «Всё-таки хороший возраст эти начальные классы. Главное, в них есть ещё эта живинка, умение удивляться чему-то новому. Жаль, что она быстро исчезает.» Он вспомнил свой предыдущий выпуск. Сейчас это были ещё молодые, но уже очень серьёзные и обстоятельные люди, осваивающие профессии, знающие, что они будут делать всю свою жизнь и спокойно принимающие свою ответственность. «Нет уж, скорее, свою участь», — вдруг горько усмехнулся Джет. Весёлое настроение резко отхлынуло, оставив место нарастающей тревоге. Он шёл и вспоминал прошлый выпуск, своих сверстников в юношестве — и становился всё более хмурым. Дети, которые были детьми в 7-10 лет, очень быстро превращались во взрослых, начиная осваивать профессии, всё меньше играя и всё больше рассуждая о будущем. В 15 лет, например, когда Джет бесперебойно читал и бродил по всей округе, прокручивая в голове содержание любимых книг и представляя радужные картины, его ровесники прокручивали уклад будущей семейной жизни и весь свой жизненный путь, и эмоции их с каждым годом всё больше меркли. С Джетом они иногда виделись, немного разговаривали при встрече, но морально смотрели в разные стороны. Жизнь их была определена и сформирована на все годы вперёд, и ничего принципиально нового уже не происходило. Каждый ясно знал свою функцию под Куполом, каждый тщательно и старательно выполнял свою работу, и каждая пара глаз становилась всё более и более тусклой.
Мысли не оставили Джета спокойным: тревога начала нарастать. Причём быстро и сильно, без лишних прелюдий. Участилось дыхание, сердцебиение, ускорился шаг. Джет шёл, почти бежал по улице мимо домов, желая проскочить их все и не видеть, не видеть всё то, что он видел постоянно и знал наизусть. Каждый дом, каждую мелочь по дороге, тротуар — он мог с закрытыми глазами провести и рассказать, что где находится, когда, из чего и по какой технологии сделано. И доскональность, которой Джет когда-то гордился, потом воспринимал спокойно, сейчас всё больше выводила его из себя. Джет знал, что куда бы он ни кинул взгляд, он увидел бы что-то знакомое — и ничего нового.
Поняв, наконец, что картина улицы скоро сольётся в цветные полосы, Джет взял себя в руки. Остановился, стал дышать медленнее. Подождал, пока сердце не войдёт в обычный ритм, и медленно пошёл в сторону больницы. Дошёл до кабинета врача и постучал.
— Входите. А, Джет, здравствуйте, здравствуйте! Проходите, присаживайтесь, — доктор выглядел, как всегда, бодрым и полным оптимизма, — Опять тревога спокойно жить не даёт?
Джет сел на стул и согласно кивнул головой.
— Идёт как обычно? Давно началось?
— Началось сегодня, и наступило быстро и резко, не как всегда.
И Джет рассказал о своём приступе. Доктор слушал внимательно, часто кивал головой. Когда Джет закончил, он сказал:
— Усиливается. Таблетки я Вам дам, не волнуйтесь, кстати, недавно синтезирован новый препарат. Давайте попробуем — снимает любые волнения, будете предельно спокойны. Да, не повезло Вам, сочувствую. С рождения, насколько помню? (Джет кивнул). Ну что ж, ничего страшного. Таблеточки берите, через несколько дней зайдёте провериться.
Джет поблагодарил, попрощался и пошёл на улицу. Таблетки действительно действовали изумительно: от прежней взволнованности не осталось и следа. Джет был предельно спокоен, остались мысли. Он шёл и думал о том, что люди, создав себе искусственные условия, могли жить по 100- 150 лет, доживали до 60-70 и в один день тихо умирали.
Обычно это объяснялось «дистиллированностью» воздуха — из очистителей он выходил кристально чистый, но вот тех веществ, которые давали бы деревья, увы, не было. Сколько ни бились учёные над проблемой обогащения воздуха, ничего до сих пор не получалось. Да и деревья росли не очень, как-то хило существовали, и вырастить полноценный лес никак не удавалось — пришлось бы возводить гигантские теплицы вокруг каждого дерева. Джет подумал, что совершенствовать технику людям удаётся каждый год, а вот оживить природу до сих пор не в их силах. Когда-то почти всю жизнь на Земле извели за счёт одной нелепой случайности, а вот обратный процесс не получается уже больше сотни лет, и вряд ли получится в ближайшее время.
Пока он шёл и думал, не заметил, как прошёл мимо своего дома и отмахал ещё пару кварталов. Махнул рукой и продолжил идти дальше. Ещё через два квартала улица кончилась, выведя его к стене Памяти. Джет приостановился, глядя на таблички стены.
С покойниками не возникало проблем: собирались те, кто хотел вспомнить, тело сжигали и отвозили на удобрения, а на стене прилаживалась ещё одна табличка с именем и годами жизни покойного. Вот и всё — просто и рационально. Джет постоял минуту, потом прошёл вдоль стены и пошёл дальше, свернув налево.
Так он вышел к зданию Управления — самому старому зданию в Полисе. Оно было ещё до Полиса, до Купола. До Взрыва. Оно стояло как основное в небольшом исследовательском посёлке, оно же стало центром при организации Купола. Теперь в нём располагалось добровольное полицейское управление и научно-исследовательский центр мира-за-куполом. И то, и другое носило больше формальный характер: полиция олицетворяла наличие и так имеющегося порядка, а исследования того, что находилось за Куполом, были неторопливо свёрнуты лет сорок назад — тогда же был последний выход экспедиции за Купол. Как и из предыдущих экспедиций, из этой никто не вернулся…
Джет постоял, обдумывая всплывшую в голове информацию. Почему не ведётся наблюдение за тем, большим внешним миром? Пусть там вечный холод, снега и немногие мутировавшие животные — всё равно, интересно же, что там происходит. Джет вспомнил, что подобные вопросы приходили к нему в голову ещё в детстве, и он обсуждал их со сверстниками. Точнее, пытался обсуждать, потому что те молчали, соображая, потом пожимали плечами и шли играть или усваивать информацию из этого маленького и понятного мира.
Кажется, после таких разговоров Джет и начал всё больше и больше отдаляться от сверстников.
Перед глазами поплыли картины из своего детства, Джет тряхнул головой: но всё-таки каковы результаты наблюдений, исследований за эти века? Неужели ничего, совсем ничего не известно о том, что творится снаружи? Джет представил себе сплошное белое поле до горизонта, ветер, вздымающий волны из снега, и, наверное, невообразимый холод (Джет вспомнил свои тренировки в морозильных камерах). Но, несмотря на холод и опасности, Джету неудержимо захотелось побывать в своей воображаемой снежной пустыне вместо этого уютного, полностью освоенного, но какого-то застывшего мира. Недаром же помимо общих мобилизационных курсов он специально прошёл курсы жизни в экстремальных условиях. Побывать за Куполом! Эта мысль настолько овладела сознанием Джета, что он, сам того не замечая, начал двигаться к крыльцу Управления. Лишь подойдя к самым ступеням, но вдруг осёкся: куда он пойдёт, что спросит, что скажет? Джет вдруг заволновался, тревога, сидящая в засаде, внезапно выскочила и заставила мысли скакать, а сердце бешено колотиться. Джет, достав, проглотил запасённую на этот случай пилюлю и заставил себя успокоиться. Нет, вот так, без спокойствия, без уверенности и чётко сформулированных вопросов заходить в Управление было бы просто глупо. Нет, надо пойти, успокоиться, всё обдумать, а завтра, например, идти сюда же с холодной головой и ясностью в душе. Решив так, Джет развернулся и неторопливо пошёл в обратную сторону. Да, пожалуй, говорить, что хочется побывать там, за гранью обывательского сознания — это рубить сплеча, и возможно, после такого заявления Джета просто на будут принимать всерьёз. Скорее всего, так.
Но вот хотя бы узнать, что там, за Куполом — это было бы вполне реально и очень интересно.
Размышляя так о возможностях выхода за Купол, Джет неторопливо дошёл до дома, поднялся в квартиру и принялся за ежедневную уборку. Заставив себя успокоиться, он теперь думал обстоятельно. Выйти — но каким способом? Похмурившись с минуту, Джет вдруг улыбнулся. Есть, можно вырваться, но всё завтра, завтра! Завтра, после занятий он отправится туда же, к Управлению, и зайдёт внутрь, и поговорит с Капитаном. А теперь — уборка и занятия, как того требует дисциплина, привитая с первых лет жизни. К тому же Джет понимал, что оставшись без дела, он снова начнёт волноваться и тревожиться.
Вечером, уже улёгшись в постель, Джет долго думал, вспоминая прошедшие годы, и задавал себе вопрос: почему же он раньше не додумался до сегодняшних мыслей? Ведь тревога была, и было смутное желание увидеть что-то большее, чем окружающий мир. Только раньше это было какое-то непонятное стремление, утоляемое книгами и потихоньку выветриваемое со сменой «сезона». Потом — осознание своей необходимости и даже незаменимости на своём месте учителя. Но это было тогда — год назад и раньше, когда Джет был исполнен чувством долга. Теперь же он вспоминал свой первый выпуск и знал, что его нынешние ученики через несколько лет станут такими же маленькими взрослыми, как и все остальные, и смотреть будут не дальше своей ими же отмеренной жизни. Что ж, он учит хорошо, с воодушевлением, но он отнюдь не единственный в своей области, Джет прекрасно понимал и это. Он сам видел нескольких молодых парней, учивших не хуже его. Факт того, что ему на смену сразу придут несколько других учителей, Джета успокаивал. Да и в конце концов, какое ему дело до того, кто и как будет учить детей? Год назад он уже отказался от идеи выйти за Купол из-за ощущения своей незаменимости на преподавательском месте. А два и три года назад был просто придавлен осознанием ответственности и нужности обществу. И мечты остались мечтами.
Теперь же он понял, что его незаменимость — это пустой звук, а нужность обществу — понятие очень относительное. С тем же успехом он может идти хоть в в полицию, хоть в аварийные бригады — факт его нужности будет так же неоспорим, а коэффициент полезности — не меньше, чем на учительском месте. Джет понял, что он отнюдь не новатор в своей работе, и дети от него уходят, не став лучше, чем пришли: они просто выходят из начальной школы с пакетом необходимых знаний в голове. Когда Джет начинал преподавать, он поставил целью научить детей мыслить шире, чем они мыслили до школы. Джет считал, что каждый индивидуален и каждый думает по-своему. Но получалось, что по-своему думает он, а остальные мыслят примерно одинаково с минимальной разницей друг от друга. За два потока учеников ему ещё не попался ни один, кто мыслил бы иначе, чем все. Точнее, не попалось ни одного, кто пришёл бы к отличному от общезнаменательного образу мысли.
На следующее утро Джет, как всегда, пошёл в школу. Дети шумно приветствовали его, после чего перешли с площадки в класс и расселись по местам. Джет начал:
— Сегодня я расскажу вам об истории создания Купола и первых годах обитания в нём. (Дети заворочались, усаживаясь поудобнее). Как вы помните по предыдущим рассказам, пару сотен лет назад Земля была зелёной планетой, жизнь на ней была практически везде. Но людям всегда чего-то мало, (Джет внутренне усмехнулся), и люди для своего существования меняли планету на свой лад, не считаясь с другими формами жизни. Более того, всю историю люди постоянно воевали друг с другом. Зачастую вместо развития своих благ люди развивали способы убивать и совершенствовали оружие. Это привело к развитию атомного оружия. Одна небольшая атомная бомба может смести весь наш Полис без остатка (кто-то из детей сдавленно охнул), а несколько больших бомб — разорвать планету на части. И в один день произошло ужасное. Здравомыслие изменило людям, и зарвавшиеся в своих претензиях друг к другу, политики ведущих супердержав Земли одновременно нажали на кнопки запуска стратегических ракет с ядерными боеголовками… И прокатилась по планете страшная волна атомных взрывов. Солнце скрылось за непроглядной мглой на небе, земля стала остывать. Большая часть жизни на Земле была уничтожена. Спастись в убежищах удалось немногим людям. Связь с дальними районами материка была потеряна и не возобновлялась. Пока оставались возможности, было решено перемещаться к заброшенному городку, в котором когда-то проводились научные разработки. За несколько лет Довзрыва была попытка добуриться до центра Земли, чтобы добывать тепло. Попытка увенчалась успехом, но разработки были прекращены из-за больших затрат. Теперь же иного выхода не было. Люди добрались до городка и открыли Стержень. А потом за счёт добываемой энергии создали подобие нынешнего купола, который мы каждый день наблюдаем над головами.
— А почему подобие? — спросил Юрсик.
— Потому что вначале купол был гораздо меньше и слабее нынешнего. Вначале он накрывал только несколько зданий и место вокруг них. Одно из них — это здание Управления, стоящее здесь и по сей день. Но потом удалось увеличить размер Купола, а через несколько лет, когда снова засветило Солнце, люди стали пользоваться солнечной энергией. Тем более, что в течение пары лет и другие оставшиеся в живых добирались до Купола. Население увеличивалось, поэтому пришлось делать Купол больше. В городке были запасы продуктов, поэтому у людей было время, чтобы наладить производство пищи. Пошли по двум направлениям: гидропонный способ выращивания растений и синтетическая пища. Оба этих способа вы, наверное, помните: мы с вами ходили и в теплицы, и в химический пищевой цех. (Дети закивали, вспоминая экскурсии). Подробнее о производстве пищи мы с вами поговорим на следующих занятиях, а сейчас побеседуем о главном — о взаимоотношениях людей. Представьте себе: люди привыкли жить на большой территории, и тут вдруг несколько сотен человек оказывается в маленьком пространстве. Представьте, что вас заперли в маленькой комнате — всех вместе.
— И что? — спросил Ёрги, маленький спокойный парнишка. Мы постараемся разместиться так, чтобы не мешать друг другу.
— Вы воспитаны сейчас, в данных условиях, а в то время люди думали больше о себе, чем о других. Если тех людей поместить в маленькую комнату, то они могли бы просто друга поубивать. Потребовалось приложить все силы, чтобы суметь ужиться и выжить. Вы, наверное, наизусть помните слова воззвания: «Пришло время жить мирно!».
-» Только объединившись, мы сможем выжить», — дружно зашептали дети, -» только всегда помогая друг другу, мы сможем жить дальше. Тому, кто хочет жить только для себя, место вне нашего общества». Слова первого из Капитанов дети выучивали, как только начинали разговаривать. Это было не пустой формальностью, а основополагающим законом. Джет продолжил:
— То, что вы знаете с детства, было и является до сих пор главным законом. Каждый готов прийти на помощь, каждый готов сделать что-то для других. И ваши силы с детства направлены на развитие своих способностей, чтобы каждый из вас мог быть полезен для общества. В то время это было ещё более важно: чтобы суметь выжить, люди работали целыми днями, каждый кусочек съестного и глоток воды были на счету, и многие решались украсть себе чуть побольше еды, чем им выдавалось. За все преступления наказание было одно и тоже: изгнание из-под Купола, на верную смерть. И это наказание было за любое нарушение порядка. Постепенно люди перестали воровать, драться, и начали жить всё более дружно, всех сплотило желание выжить и железная воля первого Капитана. Через сто лет случаи изгнания прекратились вовсе, и жизнь стала не такой трудной, как в первые десятилетия. И мы должны помнить тех, кто сделал Купол и дал нам возможность жизни под ним.
После занятий Джет снова направился к зданию Управления, но уже спокойно и твёрдо, без лишних колебаний. Зайдя в холл, сразу же прошёл в кабинет Капитана.
— Добрый день, Джет, — Капитан, высокий, статный мужчина, поприветствовал Джета, встав со складного стула, — как занятия, как дети?
— Благодарю Вас, всё нормально. Я пришёл со следующей мыслью: хочу предложить организовать экспедицию за Купол, и могу её возглавить.
Капитан поднял брови вверх и несколько раз вдохнул и выдохнул, прежде чем сказать следующую реплику:
— Ну, Вы меня удивили, ничего не скажешь! Сколько нахожусь на посту Управления, такая идея приходит впервые кому бы то ни было. Сорок лет назад была последняя вылазка за пределы Купола, из которой никто не вернулся. Как, впрочем, и из предыдущих.
— Да, и 45 лет назад, и 50, а до этого экспедиции организовывались и выходили наружу каждый год. И ни одна не вернулась обратно, — глухо отозвался Джет. — И тем не менее…
— И тем не менее, — подхватил Капитан, — сначала нужно выяснить, с какой целью экспедиция будет отправлена за Купол. Вы можете сказать, ради чего собираетесь выйти за Купол?
— Для выяснения условий жизни, наличия ресурсов и возможности пребывания за пределами Купола, — отрапортовал Джет.
Капитан ответил тут же:
— Какие там могут быть условия, если обратно никто не вернулся! Я знаю сходный процесс под названием «смерть». Выход за пределы Купола всегда приравнивался именно к смерти. И потом, скажите, нужны ли эти открытия и исследования населению?
Джет не ответил, задумавшись над поданной мыслью. Капитан продолжал:
— Посмотрите вокруг, Джет, — он сделал жест рукой, слегка повернув корпус, — люди живут и довольны тем, что у них есть. Скажу больше — впервые за всю многовековую историю люди довольны тем, что имеют. Имеют полную благоустроенность, благополучие и полное знание места, в котором живут. А, да, и ещё маленькую, просто минимальнейшую вероятность того, что их место жизни может быть порушено — это иногда так волнует душу! А все свои стремления и силы ума вкладывают в интенсивное развитие и дальнейшее благоустройство жизни. И расширение этого уютного мирка вызовет гораздо больше недовольства и испуга, чем одобрения. Так что на данный момент экспедиция не актуальна и не востребована. А насчёт интенсивного развития подумайте подробнее. В химической лаборатории, кстати, идут интереснейшие исследования! Можете перевестись туда, если хотите — у Вас ведь отличнейшее знание химии.
Джет совсем опустил голову. Пробормотав о том, что подумает, и что благодарен за встречное предложение, он вышел из кабинета. Выйдя на крыльцо Управления и сделав несколько шагов, Джет остановился. Он почувствовал, что снова накатывает тревога, безграничная и стихийная, как волны моря на берег — эту фразу он прочитал в одной из книг. Какие они, эти волны? И возможно ли увидеть их? Может, они ещё где-то остались? А осталось ли вообще что-то? Что-то должно было остаться? А как всё увидеть? Но это невозможно, невозможно! Мысли набежали сумбурно, быстро, толкаясь и наскакивая друг на друга. Джет вытащил пилюлю, закинул в рот. Но по истечении нескольких минут он вдруг понял, что успокоение не наступает. «Даже химия не всесильна, Капитан», — с усмешкой подумал Джет. Усилием воли подавил желание бежать, мчаться неизвестно куда, задышал глубоко и медленно. Через несколько минут наконец стало спокойнее. И, как ни странно, пусто, все мысли куда-то делись. Джет неторопливо пошёл вдоль по улице, всё дальше и дальше, до крайних строений. Потом дальше по тропинке, ведущей к запасным воротам Купола. Как и везде, он бывал здесь раньше, несколько раз заходил к Хранителю ворот.
Последние сорок лет Хранитель поддерживал ворота в рабочем состоянии, но никто не выходил и не заходил в них. Эти ворота обслуживались Старым Энриком — действительно одним из самых долгоживущих обитателей Полиса. Он заступил на эту должность лет пятьдесят назад, провожал несколько экспедиций, в том числе и ту, последнюю, вышедшую за пределы Купола сорок лет назад. Джет разговаривал с ним несколько раз, Энрик пересказывал выход последней экспедиции, рассказывал, какое раньше было оборудование для выхода, но в конце каждого разговора странно умолкал, погружаясь в свои мысли. Но появлению Джета всегда сдержанно радовался. Обрадовался и теперь, завидев приближение знакомой фигуры по тропинке. Энрик был единственный, кто обращался к Джету на «ты»
— А, Джет! Здравствуй, здравствуй! Заходи, — Энрик повёл гостя в свой пристрой, вдруг оживившись и став разговорчивым. Он жил один, почти ни с кем не общался и в сам Полис ходил очень редко, — проходи, садись. Что нового, какие маленькие дела творятся там, у вас? — Энрик кивнул в сторону домов.
— Сегодня я был у Капитана и предложил организацию экспедиции за Купол, — ответил Джет, садясь на стул и слегка откидываясь на спинку.
Энрик, казалось, оживился ещё сильнее, он прямо заёрзал на стуле, как мальчишка:
— Что, серьёзно? Вот так пришёл и предложил? И что Капитан? Что он сказал?
— Пришёл и предложил. Но Капитан сказал, что в выходе наружу нет никакого практического смысла, что любая экспедиция — это верная смерть. В общем, в предложении отказано.
За несколько фраз, сказанных Джетом, Энрик сник и опустил голову. Приподняв взгляд, посмотрел на Джета снизу вверх, потом вновь опустил. Джет, ответив, тоже уткнулся глазами в пол. Так они просидели несколько минут. Потом Энрик, не поднимая головы, глухо заговорил:
— Жалко. Очень жалко. Стало как будто более пусто, будто какая-то ниточка перерезана. (Джет чуть приподнял взгляд на слове «пусто»). Знаешь, я ведь сколько времени ждал, что экспедиции будут ещё, что после той выйдет ещё хотя бы одна. Но… выходов больше не было.
Джет поднял голову:
— Вы… ждали? Но зачем? Ведь Вы же не были участником, Вы открывали и закрывали за ними ворота. Были, так сказать, последним провожающим.
— А знаешь, зачем? — Энрик нагнулся в сторону Джета, — я тоже хотел выйти наружу!
Теперь Джет удивлённо пялился на Энрика, а тот, откинувшись назад, сидел и улыбался, будто предаваясь радужным воспоминаниям. Потом улыбка сползла с лица, и Энрик продолжал:
— Да, я тоже хотел! В состав меня не брали, не проходил по каким-то параметрам, хотя желал, настаивал, просил… Когда я встал на должность Хранителя, был моложе тебя. И всё думал, как бы это сделать, как выйти, ни о чём другом даже думать не мог. И перед последней решил, что могу проскользнуть вслед за экспедицией, пройти за ними, хоть немного взглянуть, что же там снаружи.
— И что же? — напряжённо спросил Джет. Он сидел, вытянувшись, и жадно ловил каждое слово старика.
— И знаешь, в последний момент струсил. Подумал, что меня хватятся, ворота, опять же, останутся без присмотра, а какой же я буду Хранитель, если брошу свой пост? Так и не сделал тот шаг, о котором столько думал. Помахал ручкой нашим удальцам и закрыл ворота согласно инструкции. И всё пошло по-старому, как обычно. Стал ждать, что, может быть, эта команда вернётся, и я хоть раз открою ворота входящим, а не выходящим. Но время шло, экспедиция не вернулась, и в душу мне прокралось сожаление, горчайшее сожаление о том, что мог и хотел сделать, а не сделал. Маялся страшно! Ни дня без горьких воспоминаний, как помахал ручкой, а сам остался здесь. Никто, кстати, меня тогда не хватился, даже не приходили узнать, как ворота и нету ли вестей от вышедших. И промаявшись пару лет, я твёрдо решил, что со следующей партией я точно выйду, пусть хоть что будет. Но следующей партии не было… Я ждал, выходит, сорок лет ждал, что будет шанс, будет эта лазейка, в которую я смогу просочиться. Но шанса уже не представилось. И, видимо, уже не представится…
Джет слушал и думал, а когда старик закончил, он напряжённо спросил: — Но если бы Вы тогда вышли, ворота бы остались открытыми?
— Ворота можно поставить на автоматический режим, они бы сами закрылись следом. Да и сказать откровенно, я их могу открыть и сейчас. Здесь это предусмотрено для экстренных случаев. Тут даже скафандр есть для моего выхода, всё поддерживается в рабочем состоянии.
Джет чуть не подпрыгнул:
— Так ворота могут быть открыты без санкции Капитана? Я всегда думал, что только с его разрешения…
— Вообще — да. Но для аварийных случаев должен быть предусмотрен выход без уведомления. И он здесь предусмотрен.
— И Вы всё это время просидели здесь, не попытавшись выйти? Что же мешало Вам открыть дверь?
— Наверно, всё тот же страх. Да и всё-таки чувство долга, раз уж был назначен Хранителем и на меня рассчитывают, я должен был стоять на посту. Это сейчас, пожив и посмотрев на людей, я вижу, что был бы спокойно заменим кем угодно… Ну, и страх, что один я войти уже не смогу, ведь у ворот никого не будет! Выйди я с экспедицией, обратная дорога была бы, да и самовольный выход можно бы было списать на неполадки в работе механизмов и аварийный ремонт. А так — путь только в одну сторону.
— Но что же мешает сделать это сейчас? Ведь выход возможен!
— Поздно, ты знаешь, уже слишком поздно. Я так долго ждал этого, что уже весь выгорел. Я и жив-то был, наверно, благодаря этой нитке надежды. Все эти сорок лет меня грела мысль, что будет ещё хотя бы один выход. Первые годы с предвкушением, что вот-вот, и… Потом по привычке. А последние лет десять — просто потому, что кроме этой мысли почти ничего и не было. Хотя, наверно, именно благодаря ей я до сих пор не умер… — и старик горестно покачал головой.
Джет ещё некоторое время, нахмурившись, думал, потом спросил:
— А Вы можете сейчас открыть ворота? И дать скафандр?
Энрик поднял на Джета взгляд, ставший вдруг очень тяжёлым, и глядя в упор, спросил:
— Это – твоё желание? Ты уверен?
— Да.
— Но ведь входа обратно уже не будет. После самовольного открытия без объяснения причины даже при аварии нужна будет санкция. А тебя, даже если впустят, за нарушение тут же выгонят обратно наружу, согласно закону.
— Я уверен.
— Ну что ж…
Энрик открыл шкаф со скафандром, помог Джету одеть его. Провёл к воротам, и махнув рукой, нажал кнопку разблокировки. Потом раздвинул рычаги, открывая первый шлюз. Джет тоже махнул рукой и шагнул в узкий коридор. Всё происходило молча, уже без слов.
Ворота состояли из трёх шлюзов. Первый закрылся, открылся второй. Джет прошёл через второй шлюз и шагнул дальше по коридору. Впереди готов был открыться третий шлюз…
Старик наблюдал за миганием лампочек, переключал шлюзы, когда все замки были открыты и вновь закрыты, он устало сел и откинулся на стуле. На лице его играла довольная улыбка. Он пробормотал: «Наконец-то!» и умиротворённо прикрыл глаза.
В это же время в кабинете Капитана вдруг замигала одна из лампочек на панели в дальнем углу, высветилась надпись: «Аварийное открытие северных ворот». Капитан нажал кнопку отбоя и кинулся через коридор к спуску в подвал…
Когда Джет шагнул за порог третьего шлюза и последние створки захлопнулись за его спиной, он вначале зажмурился. Несмотря на чуть мутноватое стекло шлема, в глаза ударил такой взрыв красок и яркости, что от неожиданности глаза сами собой захлопнулись. Через секунду Джет открыл глаза и впился взором в окружающую его картину. Он ожидал увидеть что угодно: чёрную, горелую землю, чёрный песок, бескрайний снег, каких-нибудь невиданных монстров, шаставших в поисках пищи, но никак не буйные заросли прямо от ворот. И таких ярких цветов Джет не видел с рождения. Трава переливалась всеми оттенками зелёного, несколько деревьев свешивали свои кроны в паре шагов, дальше лес уходил сплошным массивом, а в траве пестрели яркими кляксами цветы, по которым перелетали разноцветные же жуки. И всё это освещало такое безумно яркое Солнце, что глаза снова зажмуривались.
Анализатор показывал пригодность воздуха для дыхания, но Джет на него не смотрел: он просто ощутил, что такое великолепие не может жить в отравленном мире. Джет медленно стянул с головы шлем и взял его подмышку. Всё вокруг стало ещё ярче, сочнее, а в нос ударил такой букет запахов, какого Джет никогда и не знал. Он стоял и впитывал в себя краски, запахи и звуки с восторгом трёхлетнего ребёнка, вращая головой в разные стороны. И вдыхал, вдыхал, вдыхал такой безумно вкусный воздух! А как бесконечно можно было слушать ветерок, гулявший в деревьях и колыхавший листья! Сердце забилось сильно, но не от тревоги, как все прошедшие годы, а от радости свалившегося многообразия жизни, от восторга перед новым, огромным, ещё неизведанным миром! Джет не успокаивал дыхание, наоборот, вдыхал всё глубже, как будто только сейчас почувствовав вкус воздуха. Да, в сущности, так оно и было.
Наконец, наглядевшись по сторонам, Джет наметил путь в лес, от ворот, и, осторожно раздвигая траву, пошёл между деревьев всё дальше и дальше, глядя на мир вокруг себя.
В это же время над маленьким монитором в тёмной комнатке склонились две спины, наблюдая за фигуркой, маячившей на экране. Доктор, обычно весёлый и жизнерадостный, выглядел озабоченным, Капитан же, наоборот, казался довольным и крайне спокойным. Доктор посмотрел на собеседника:
— Но надо же что-то с этим делать! Пойти, вернуть, выяснить, как он смог выйти, узнать всё от Энрика, в конце концов!
— Не надо. Ничего не надо. Джет молодец, он сделал то, что хотел так искренне. Не знаю, как он сговорился с Энриком, но ему удалось! Если пытаться его вернуть, это будет только шум, ему не нужный, а нам — тем более. К тому же мы будем вынуждены тут же выставить его обратно. Так что не будем делать лишних действий. Энрик, если в этом замешан, вряд ли будет кому-то рассказывать, он, к тому же, крайне необщителен. Про Джета можно будет сказать, что по личной просьбе отправлен на индивидуальную работу в шахту к Стержню, да его и не хватятся, он тоже мало с кем общался. На место учителя поставим Герика, он хотел эту должность. Таким образом, нет забот, и всё тихо, как прежде! Что Вы, кстати, говорили про Джета? Его мозгу тесно в голове?
— Скорее уж можно сказать, что его мозгу тесно под Куполом. Слушайте, капитан, а почему бы уж в конце концов не открыть людям большой мир? Экосистема нормализована, можно спокойно, полноценно жить, не трясясь за каждый глоток воздуха.
— Что Вы, ни в коем случае! Люди как жили здесь, так и будут жить, и, смею Вас заверить, они счастливы. Эта форма жизни, которая изначально стремится к покою, и они достигли во многом того идеала, о котором мечтали ещё Довзрыва. Они живут в своём маленьком, досконально известном мирке, проживают свою маленькую спокойную жизнь, имея все блага технического прогресса и умирают с удовлетворённостью познавших всё, что можно было познать. И пока они знают, что все их ресурсы, включая воду и воздух, ограничены — они будут беречь и экономить каждый вздох. Если же их выпустить в большой мир, они сначала потеряются под лавиной свалившейся на них информации, а потом начнут транжирить всё богатство природы, которое они непременно посчитают своим. И в конце концов через несколько поколений снова доведут мир до очередной катастрофы. Нет уж, пусть лучше произрастают в своей теплице, а мир живёт спокойно без вирусов.
— Ну ладно, так оно и есть. Но что делать с подобными Джету?
— Чего Вы боитесь, доктор? За сорок лет он выискался первый и чуть ли не единственный, у кого всерьёз завелись такие мысли. Так что о появлении подобных Джету можно не беспокоиться. А Джет… он из тех, кто в конечном итоге не принёс бы большой пользы здесь и не принесёт большого вреда там. Так что пусть его идёт… — и оба они опять посмотрели на экран с почти растворившейся в буйной зелени фигуркой.
А Джет продолжал идти и идти, наблюдая, запоминая и углубляясь в тайгу. В его голове начинала рождаться догадка, почему не вернулась ни одна из ушедших экспедиций. И вряд ли они исчезли здесь без следа…
— Солнце было ещё высоко над головой, никакая видимая опасность мне не угрожала, и я просто радостно шёл вперёд, не заботясь ни о том, что осталось позади, (а что там могло остаться такого, что пропало бы без моей заботы?), ни о том, что будет со мною завтра, или хотя бы через час, — продолжал своё повествование Джет. – Я шёл и думал о Правителе Збенеше. В голове теснились детские воспоминания, главным действующим лицом которых был Правитель… Он рассказывал диковинные истории о таинственной Чёрной Мельнице и её хозяине – Лютенвальдском Мельнике. Позже, уже в начальной школе, Збенеш сказал, что Мастер Лышко Лютенвальд был Учителем, и учил его, Збенеша, бывшего в те времена в том же возрасте, что и я, разным жизненным премудростям… А ещё позднее, в выпускном классе, Правитель предложил мне участие в каком-то секретном головокружительном эксперименте, результат которого сулил переход нашему крохотному очагу цивилизации, (одному из не многих, если не единственному оставшемуся, как мы тогда считали), переход на совершенно иной, новый уровень развития, минуя сразу несколько промежуточных ступеней. Главным «чудом» этого уровня было то, что, согласно теории, существа, прошедшие Эксперимент, должны были быть несравнимо более приспособлены к жизни за Куполом, нежели мы — на тот момент. Я с радостью согласился и подписал все необходимые документы. Как и подавляющее большинство детей Гермополиса, я рос и воспитывался в Коммуне. Матерей своих мы не знали, а отцы были нам известны лишь тем, что в определённый возрастной период подписывали за нас не многие документы, в которых вообще возникала необходимость в Гермополисе. Кто подписывал мою Учебную и Медицинскую карты, я не знал, да особо и не интересовался; получение Паспорта Гражданина было ещё далеко впереди, (а это был последний случай, в котором требовалась роспись отца или иного взрослого попечителя). В документах же, подтверждающих моё согласие на участие в Эксперименте, рядом с моей неумелой юношеской росписью почему-то встала роспись самого Правителя Збенеша… Впрочем, причина такой особой милости меня тогда тоже не сильно интересовала. Главное, что при положительном исходе Эксперимента я мог рассчитывать на свободный выход за пределы Купола! А мечта об этом жила во мне с раннего детства – с тех самых пор, когда я впервые услышал о зелёных лесных просторах, скрывающих в своих суровых объятьях загадочную Мельницу в долине Чёрного ручья. Ведь ничего, даже близко напоминающего такую романтику приключений и древних, замшелых тайн, какую сулил Мир, где возможна была Чёрная Мельница, спокойная, отлаженная до мелочей жизнь Гермополиса мне предложить не могла.
И вот я, отмытый, стерильный, в чистейшем серебристом комбинезоне, сопровождаемый целой группой учёных и лично Правителем Збенешем, спустился несколькими этапами в «святая святых» — на уровень секретных лабораторий, непосредственно примыкающих к Шахте Стержня. Я подозревал, что о существовании этого Уровня в Гермополисе знало всего несколько человек – не более двух-трёх десятков, как я полагал. Оказалось, их было всего двенадцать. Не считая Правителя.
Правитель приложил руку к сканеру, и перед нами раскрылись стеклянные двустворчатые двери с очень натуралистичным изображением осы, одного из не многих не то выживших, не то позднее смоделированных генетически насекомых под Куполом. Мы вошли в большой овальный зал, уставленный приборами и машинами, о назначении которых я даже не имел ни малейшего представления. Как только мы переступили порог, последовательно, от входа к дальнему краю, по потолку вспыхнули желтоватые светильники – не тусклые, но и не настолько яркие, чтобы было дискомфортно для глаз. Двенадцать учёных рассредоточились по залу, и на контрольных панелях приборов замигали цветные индикаторы, ожили шкалы и экраны. Последними в дальнем конце зала вспыхнули три оранжевых лампы такой яркости, что я, стоя в противоположной стороне, прищурил глаза. Там, над небольшим подиумом, покрытом не то ворсом, не то подстриженной гидропонной травой, колыхалось нечто, напоминающее лежащее на боку огромное призрачное яйцо, сплетенное на манер папье-маше из полупрозрачных нитей разной толщины. Плотность слоя нитей была такова, что внутренности яйца не просматривались. Под воздействием света ламп, а может под каким-то иным, не видимым глазу, нити стали наливаться изнутри сначала розоватым, а затем всё более и более склоняющимся к оранжевому, светом, пока не начали светиться яркой огненной рыжиной, и даже на вид казаться горячими, раскалёнными. Правитель подошёл к «яйцу» и спокойно раздвинул нити на его стенке. Открылась внутренняя поверхность. На удивление, она оказалась очень уютного, нежно-кремового оттенка, без намёка на огненную жгучесть внешней оболочки. Движением руки Правитель подозвал меня.
-Это – Кокон Перерождения, — сказал Збенеш. Твоя задача — войти внутрь, устроиться поудобнее и заснуть. Не противься энергии Кокона, и это произойдёт естественно, безо всякого труда и дискомфорта. Ты будешь спать довольно долго. Возможно, будут редкие сны, а, может, их не будет вовсе. Когда ты проснёшься, ты будешь уже совершенно иным существом, которому будет принадлежать Будущее.
Мне было и страшно, и жутковато, и интересно одновременно. Я медленно, прислушиваясь к ощущениям, поднялся на подиум, и, пригнувшись, шагнул в Кокон. «Дно» Кокона мягко спружинило под моей ногой.
-Сними всю одежду, аккуратно сложи и положи рядом. Она пригодится тебе, только когда ты проснёшься, — напутствовал Правитель. Я сделал, как он велел, положил стопку одежды на мягкий «пол», и осторожно устроился на густой «перине» из тех же нитей, только очень тонких, мягких и тёплых. Стоило мне улечься, как перина скопировала форму моего тела, и с обеих сторон из неё проросли тоненькие, такие же тёплые и мягкие волокна, которые спустя мгновение сплелись надо мной невесомым одеялом. Мои веки отяжелели, и реальность стала размываться, затухать… Последнее, что я услышал, были слова Правителя:
— Проснёшься – найди Учителя Лютенвальда, где бы он ни был – я знаю, он выжил, он здесь, на Земле. Когда найдёшь его, возможно, и мы с тобой ещё встретимся.
Веки сомкнулись окончательно, и сон безраздельно овладел мною на ближайшие тридцать лет.
Сон мой не был пустым и мрачным – напротив, я видел сны. Вернее, даже один сон, который длился всё это время, как бесконечное кино, или же как вторая жизнь. Только вот о чём он был, что он призван был рассказать мне, что донести, я теперь не знаю. Когда проснулся – знал. Но потом произошло то, что произошло – и от моего сна, который я заботливо хранил в памяти, как путеводную нить, как свод верных правил о том, что мне делать, ради чего жить – осталось лишь смутное знание, что это было крайне важно и заключало в себе некое откровение. Но знание о том, какое именно, я бесповоротно оставил там, на другой Земле, и, вероятно, даже в другом времени. Его отняла у меня, вместе с большей частью всех моих жизненных сил, прекраснейшая из девушек, встреченных мною когда-либо как в этом, так и в ТОМ мире. Девушка, которая умела летать… Однако, обо всём – по порядку.