Верхне-надверхний уровень
Эльвель
В чем же была его ошибка?
Ошибиться в трактовке он не мог, просьба была слишком уместной для простого совпадения, да и оформлена по всем правилам. Ну, почти по всем, нельзя же всерьез ожидать от скиу соблюдения абсолютно всех тонкостей, но суть-то была оформлена четко.
Но тогда почему она повела себя так?
Время было настолько позднее, что кое-кто на среднем уровне мог бы счесть его и ранним, солнце давно перевалило зенит и здесь, на самом верху, отделенное лишь невесомым кружевом тонких веток, давило на плечи почти физически. Защитная зеркальная маска отсекала большую часть спектра и позволяла видеть почти как ночью, но придавала окружающему странный оттенок, что-то среднее между яростью и страхом. На защитные маски идут боковые пластины перелинявших линкерлей, предпочтительнее не раньше пятой-шестой линьки, когда пластинки эти вырастают по максимуму, выравниваются и почти не искажают изображения. Ну разве что самую чуть окрашивая его в приятные тона любви и довольства. Не желая даже тут подчиняться правилам, Эльвель долго искал среди новорожденных линкерлей достаточно крупного, а потом хорошо его раскормил, чтобы сброшенных им при первой же линьке пластинок хватило на маску.
Хватило вполне.
Позже многие из сокомандников пытались, но у них, конечно же, ничего не вышло — ведь у них не было крови Для-Песни-Рожденного, а без нее даже самого крупного линкерля невозможно вырастить до нужного размера. Так что маски второй или даже третьей линьки сейчас у всех поголовно, а вот первой — только у него. Сомнительная, если разобраться, привилегия — глядеть на мир словно через агрессивную красно-оранжевую дымку. Но все лучше, чем видеть его сквозь золотисто-зеленую, счастливую до тошноты.
Не так раздражает.
Эльвель устроился на отшибе, как обычно, никто не возражал и не пытался втянуть в общую малую игру, кажется — с едой, да, конечно же, как же с едой-то и не поиграть? Он почти лежал в удобной развилке, свернувшись и отгородившись от всех тем, что пристроил на коленях бродячего стинкля, накормил как следует, а теперь легонько перебирал его спинные иглы, создавая незамысловатую мелодию. Стинкль, хоть и ничейный, но оказался довольно чистым и звучал на удивление хорошо, а сокомандники давно приучены воспринимать такую позу как четкий знак: капитана не трогать! Капитан песню творит.
Но сейчас мысли Эльвеля были далеки от песнетворчества.
В чем же он ошибся?
Они ведь были по-своему честны, эти чужачки, затянутые в боль и прозванные двуногими скиу. Зря, кстати, прозванные. Они заранее предупреждали любого, кто имеет глаза, они не прятали своих намерений — да они в эти намерения буквально завернуты были! А еще они не опускали подбородка ниже пяток, как некоторые — мы, мол, все из себя, а вы кто такие? — и играли с любым желающим.
Даже со штрафниками.
Играли, правда, жестко и промежуточных побед не признавали — никаких ничьих, в серьезных матчах порою до полного финала. Они словно не делали различия между игрой и Игрой, всегда всерьез. Но правила соблюдали не менее жестко — пусть даже это и были правила скиу. Сам Эльвель не особо любил с ними встречаться, ну разве что по мелочи. Он не был уверен, что до конца понял их систему установок и штрафов, а игра вслепую его и в голоруком отрочестве не особо прельщала. Он бы и с этими двумя, что так некстати им тогда подвернулись, тоже бы играть не стал — так, прогнал бы по кругу разок, ребят порадовать, да отпустил. Если бы одна из них вдруг не огорошила его просьбой, настолько же неожиданной, насколько и обязательной к исполнению. Именно в тот день — обязательной как никогда.
Они ведь тогда не просто так погулять вышли — они возвращались с придания ветру Эллидау, что завершила свою Большую Игру два дня назад так же тихо, достойно и незаметно, как и вела ее все почти девяносто больших оборотов.
Конечно же, орсов на церемонию не приглашали, но Эльвель бы себя уважать перестал, если бы не пошел. Это ведь именно Эллидау подарила ему его первого стинкля, и ставила его пальцы, и учила – когда все были уверены, что исковерканного Для-Песни-Рожденного учить бессмысленно, все равно из него ничего не получится. Хорошим она была человеком, Эллидау, хоть и Арбитром, да буду облака к ней добры.
Так что Эльвель пошел. Ну а остальные, конечно же, следом увязались — как же они своего капитана бросят?! Пришлось их потом уводить задолго до завершения ритуала — иначе они бы точно не удержались и испортили всю торжественность момента. Они совсем еще юнцы, им что угодно в развлечение, а Эльвель такого не хотел, он слишком уважал свою первую учительницу.
Есть правила, которые следует соблюдать даже самым злостным керсам. Хотя бы изредка. Впрочем, к врийсу всех,пусть они сами играют за себя как знают, но в ночь предания ветру Эллидау сам Эльвель был твердо намерен сделать все, как полагается. Танцы, костры, песни. Пара-другая хорошо одурманенных чинчаку, не для того, чтобы совсем потерять голову, а так, для тонуса. Ну и, конечно же — ребенок. Первой, кто попросит.
Кто же мог предположить, что ребенка попросит двуногая скиу?..
Стинкль протестующе вздрогнул – пальцы Эльвеля дернули звуковые иглы слишком сильно, в диссонансе. Хорошо еще, что негромко, а то неудобно бы получилось, так сфальшивить. Эльвель сосредоточился на успокаивающем поглаживании, и еле слышная музыка вновь обрела гармонию.
Она ведь не совсем попросила тогда, вот в чем дело. Он ей понравился. И она не сочла нужным это скрывать, прятать под агрессию и издевки, как это делала та же Эйни-ю, к примеру. А эта двуногая дрянь смотрела ему прямо в глаза и говорила — да, ты мне нравишься. И я бы хотела твоего ребенка. Но не предлагаю, ибо ты все равно побоишься…
Как же было удержаться и не ответить?
Как же было устоять перед таким-то искушением?
Членство в команде ему предлагали часто, и иногда даже вполне искренне зеленели при этом, но вот чтобы ребенка… Главное, он ведь раньше и не догадывался даже, насколько такое предложение может оказаться… хм… ну да, привлекательным. Да. Пожалуй. Вот и сработало все вместе, особая ночь, особая просьба, и неожиданность.
А эта двуногая скиу выждала подходящий момент и…
Снова диссонанс.
Некрасивый поступок, некрасивые ноты.
Самое страшное, что она была искренней. Всегда. И когда просила-предлагала, и потом, когда… Словами легко солгать, но она же не сказала ни слова, в том-то и дело! Она не врала. Он видел ее глаза, он тогда даже споткнулся, когда впервые увидел. Ни капли страха, ни грана агрессии – только симпатия и легкое сожаление. И потом, в тот самый миг, когда она дождалась удобного момента – он ведь тоже видел, близко-близко. Ни торжества, ни злорадства, ни ненависти – только симпатия и легкое сожаление, глаза не лгут.
Вот оно!
Вот в чем ошибка — они ведь ему людьми показались. Да – странными, да — непохожими, но все же людьми. А они – не люди.
Они скиу.
Потому что только приходящие-снизу способны так поступить с теми, кто симпатичен — и не испытывать при этом ничего, кроме легкого сожаления…
***
Хайгон.
Интернат «Солнечный зайчик»
Жанка.
В «Солнечном зайчике» экран располагался в игровой.
Это был стандартный обучающий экран, однопрограммный и не имеющий выключателя. Если не было индивидуальных заказов, он крутил процензуренные информашки или фильмы с пометкой «для семейного просмотра». К его непрестанной бубнежке быстро привыкали. Если, конечно, поблизости не оказывалось юного умельца, способного втихаря закоротить звуковую плату.
Этот вот, например, отремонтировали только вчера, и местный юный умелец просачковал свою прямую обязанность под предлогом нежелания лишний раз нарываться.
И потому играли в дальнем от экрана углу, убавив звук до минимума и время от времени поминая сачка нехорошим словом.
Жанка сидела к экрану спиной. К тому же была отгорожена высокой спинкой дивана. Звук, правда, был все равно слышен хорошо — экраны всегда специально располагали так, чтобы хотя бы словесные назидания доставали нерадивых учеников в самых глухих уголках игровой.
Жанка зевнула ладью, когда Поль заверещал:
— Смотрите, смотрите, сейчас сорвется!..
Обернулась.
Посмотрела немного, продолжая улыбаться. Спросила:
— Доигрывать будем?
И больше уже к экрану не поворачивалась.
В этот вечер она выиграла одиннадцать партий.
Подряд.
***
Базовая
Космопорт, первый этаж.
Стась
Все!
Амба!!
Кранты!!!
Живем, братцы-кролики!
Теперь можно замедлить шаг до легкого прогулочного и расслабиться. И с независимым видом расправить плечики. И насвистеть что-то, безбожно фальшивя при этом.
И даже покоситься ехидно через плечо напоследок — что, съели!?
Их растерянные квадратные физиономии были просто бальзамом для глаза, а ругательства звучали сладчайшей музыкой. Есть все основания для гордости — не так-то просто средне статистической амазонке вывести среднестатистического пехотинца из равновесия.
В зеркале над раковиной Стась увидела свою циничную улыбочку. Где в нашем до безобразия оцивилизованном мире порядочная женщина может почувствовать себя в относительной безопасности хотя бы на пару минут? Где юная и трепетная честитка может быть уверена, что не ухватит ее за девственную задницу волосатая мозолистая рука? Где дама потертого возраста и бальзаковских жизненных обстоятельств может подновить штукатурку, почистить брюки или желудок, покурить спокойно, в конце концов, и вообще — просто почувствовать себя женщиной?
Во-во!
И-мен-но…
Закрывая за собой белую дверцу кабинки, Стась услышала сухой треск разряда и крики — кто-то из наиболее нетерпеливых и наименее умных сунулся-таки через турникет. Ничего, не помрет. Зато будет немного умнее. Да и у остальных желание отобьет. Напрочь.
В запасе, стало быть, есть минут двадцать — двадцать пять. Как минимум. Минуты две из них можно потратить на мусоропроводную мембрану — дело плевое, а форы потом даст еще около часа, не меньше. Они обязательно проверять кинутся, кубик не бросать!
Есть такая спецотрядовская игра — кошки-мышки. Догонялки по трубам с элементами пряток. И все почему-то предпочитают быть кошками, мода такая, что ли? Стась не любила спорить, а играть любила, и потому за все спецотрядовское время кошкой не была ни разу. Зато успела на собственном мышином опыте убедиться, что мусоропровод подходит для чего угодно, но только не для успешного удирания. И лучше всего он подходит для бросания камня по кустам, поскольку с точки зрения среднестатистической кошки является почему-то объектом весьма привлекательным — ни один из догоняющих не способен совладать с маниакальным желанием обязательно поймать тебя именно там.
А вот вентиляцию они практически всегда игнорируют. Интересно, почему? Вентиляция — штука хорошая, вам любая мышь скажет. Если, конечно, она — стандартная. Вентиляция, конечно, а не мышь.
Система была стандартной. То есть — сдвоенной.
Только двери мужского отсека выходили в тот же самый зал.
Всего лишь метров на десять дальше…
***
Стенд.
Нижняя площадка.
Эльвель.
Стоянка была пуста.
— Они всегда играют без правил, — сказал Рентури, и голос его звучал обиженно. Ощущение нереальности происходящего было острым и почти болезненным, на какое-то мгновение показалось даже – это просто полуденный сон, нереальный и нелепый, как все сны. Сами подумайте – чтобы отпетый орс рассуждал о правилах без привычной презрительной ухмылочки и всерьез обижался на их нарушителей?..
Всего этого просто не могло быть.
— Нет, ну правда, обидно же – только-только в их систему очков врубились, только-только отыгрываться начали…
Разум старательно цеплялся за мелкие нереальности, уходя от реальности большой. Той самой реальности, в которой многословный от обиды Рентури был, а не было совсем другого. Много чего другого больше не было в этой нереальной реальности.
Не было вереницы странных отчаянно-оранжевых сейтов, сейтов наземных, странных таких, перевернутых, от их опрокинутого вида всегда начинала слегка кружиться голова и путалось ощущение верха и низа. Одни уже эти сейты выдавали в пришельцах чужаков даже больше, чем их полное неумение ходить по вертикали. Даже больше, чем странные остро пахнущие штуки – иногда гудящие, иногда бесшумные, маленькие или большие, летающие или стоящие на месте, но входящие в одно определение инвентаря – машины.
Впрочем, машин тоже больше не было.
Только примятая и почерневшая трава там, где они обычно стояли, и ровные спокойно-серые квадраты-заплатки, к которым ранее крепились странные сейты. Не подвесные. И — окруженный серебристым коконом защитного поля комплекс того, что заменяло им Паутину и Арбитраж. Если бы не это да уходящая к посадочной шахте просека — можно было бы подумать, что сами пришельцы как раз и были сном, нелепым и нереальным.
Что не было их вовсе.
А, значит — ничего не было.
— Но могли бы хоть дать отмашку…
Арбитры говорят, там, в горах, у самой площадки, оставлен их инвентарь. Те странно пахнущие и временами довольно шумные штуки, что так облегчали пришельцам игру, выводя их команды сразу же на уровень корневой лиги. Такой инвентарь — это тебе не на коленке сделанный арбалет или саморучно склеенное крыло, только и годное, что потешить арбитров. Такой инвентарь – это призовые очки еще до начального свистка. Такой инвентарь не бросают.
Да, конечно, все эти штуки сейчас напрочь выведены из игры. Когда оставляешь надолго – надо обезопасить от зверья и перепадов температуры и выключить все, что только можно, это и рль ясно, да и правила довольно жестко требуют. Не заботятся об инвентаре только в том случае, если больше не собираются его использовать. Если не оставили, а выбросили. За ненужностью. Инвентарь ведь не станут сохранять — если нет намерения вернуться и продолжить игру?
Нет, это не заявка, конечно, не обещание, не надежда даже.
Но — все-таки…
…Вчера к орсам поднялась одна из Арбитров… Ну, не совсем, конечно, к ним и не совсем поднялась, на полпути встретились, но все равно — явление почти неслыханное.
И сказала об этом.
Не об оставленном инвентаре, конечно.
— Мы-то ладно, мы привыкли уже… Но с остальными-то так — зачем? Они же играли по правилам!
…О том, что в этом году ничего не будет. Ни Сбора, ни Больших Игр.
Она так и сказала — ничего…
— Не понимаю я их, — сказал Рентури.
…Говорят, где-то далеко на Островах еще остались какие-то отдельные команды. Другие.
А эти — ушли.
Он не поверил, когда услышал.
Даже Арбитру — не поверил.
И вот — стоит здесь, на непривычной, так и норовящей вывернуться из-под ног РОВНОЙ поверхности. И по-прежнему не верит. Хотя мог бы понять еще врийс знает где, даже у самого расщепленного молнией ствола уже мог бы понять, — обычно шум долетал и туда.
А сейчас — тишина.
Только ветер. И бубнящий над ухом Рентури.
Ушли…
Не поблагодарили за игру, не договорились на будущее, даже финальной отмашки не дали.
Впрочем, чего еще ждать от тех, кто приходит снизу? Снизу приходят лишь скиу, а у скиу нет правил. Так чему же ты так удивлен — если, конечно, это только и именно удивление.
Получили все, что хотели, попутно смешали с ветром. Может быть — даже и не заметили. И ушли, унося в нагрудном кармане очередной трофей.
Ушли.
Не вспомнили даже.
И не отдали обещанного.
А ты что — на что-то иное надеялся?..
Надо вставать. Надо! Еще две минутки. Нет, лучше пять. Как ни откладывай, а нос придется высунуть в эту непроглядную тьму проблем и невзгод, в эту утреннюю холодину внешнего мира.
Что такое депрессия? Депрессия — это страх взглянуть в будущее. Это разрушение привычного хода вещей и отсутствие чего-то нового — надежного и постоянного. В последнее время многое, только начавшись, тут же стало рушиться. И самый главный вопрос: куда деть ребенка? С развивающим центром пролет. Может, в садик назад? Сами подписали — сами и обратно взяли бы. Но документов-то у меня и нет! Совсем безвыходная ситуация. И Витька туда ни ногой. И я, учитывая скандал и отношение… Возьму пока на работу, а там, в девять, родителям позвоню — уж кто-то всегда из них дома.
Гномик бодренько поел, оделся без заминок и стоял у дверей, ожидая меня. А я кусала губу и думала. Махнув рукой, тоже стала одеваться. Последний взгляд в зеркало перед выходом: усталая и грустная рожица мне даже не улыбнулась.
Лицо женщины — величайшая тайна: оно может быть загадочным, кокетливым, доверчивым, влюбленным, счастливым и заплаканным, но море пережитых тревог и волнений все равно видны на нем. Маленькой складочкой на лбу, когда ты задумалась и забылась. Потеряла маску. Маску нормального человека без проблем, в которые все обязательно норовят залезть своим длинным носом. Эмоции видны в сдвинутых бровях, хмурых, несмотря на улыбку вежливости. В четких волевых скулах, проявляющихся еще сильнее, когда ты терпишь внутреннюю борьбу в своей душе, сжимая зубы сильнее и сильнее. Измученное жесткое лицо, которое пытается быть воздушным и безмятежным… Как страшно и странно замечать в себе такое.
Надо дышать. Шаг вниз по лестнице — вдох. Еще шаг — выдох. Дышать. Не забывать, выпускать свои эмоции, не зажимать зубы, а в зубах свои проблемы мертвой хваткой. Шаг — вдох. Поднимаю руки. Шаг — выдох, опускаю, как на физкультуре. Хорошо, что подъезд пустой, и нет соседей. Хотя, они давно привыкли и не удивляются. Чудачек видно издалека.
— Мама, а ты — птичка? — жизнерадостно спрашивает ребенок.
— Конечно, птичка. — Говорю я, — а теперь полетели, милый мой, потому, что мы совсем опаздываем. Хочешь к маме на работу?
Во дворе стояла машина. Она не просто стояла — она, нарушая все правила приличия, была припаркована прямо у моего подъезда, давая жителям всего полметра, чтобы, прижав к себе сумки и полы длинных курток, пройти, громко ругаясь и злясь. Машина была знакомая. Впереди была эмблема: одно колечко лежа, другое стоя на ребре — все это в большом овале. Всегда считала, что значок Тойоты больше похож на смешного человечка, который идет обниматься. Вот только не этот автомобиль я хотела здесь увидеть, и радости было мало.
— Ольга, подожди! — позади нас открылась водительская дверца. Похититель тапок был растерян и серьезен. — Я вас отвезу.
Наверное, стоило продолжить путь и самой разобраться со своими проблемами, но Витька, удивленный моей нерешительностью, спокойно подошел и стал усаживаться на заднее. В конце концов, садик — это не тот вопрос, который я могу решить самостоятельно. Не я заварила, а значит, помощь принять стоит. Молча сажусь. Едем.
Остановились у невысокого, но большого здания. Вот это «детский центр»! Я думала, будет что-то попроще… Все втроем поднялись по ступеням, подошли к стойке. Витьку приняла воспитательница и увела переодеваться. Мне предложили подписать документы. Сергей ненадолго отлучился, и снова встал за мое плечо, скрестив руки на груди.
— Не вздумай отказываться, — с серьезным видом сказал он мне, когда выходили. — Не будь дурой. Есть договоренности. Вас тут ждут. Им очень полезно, заниматься с твоим ребенком — растут рейтинги за счет набора умных одаренных детей.
Я молчала. Молчать было странно. Было много эмоций: от благодарности и ощущения свалившейся с плеч проблемы, до мыслей о своей никому ненужности. Помощь такой дурехе, как я, это, наверное, скучно. Да и мне хотелось увидеть совсем другого человека. Молчать было хорошо. Молчание, словно пушистый хвост лисицы, закрывало мое лицо, голову и шею. Я была укутана в это молчание, и ощущала себя в безопасности. В дрожащей, как капля росы на листочке, сиюминутной гармонии. Если начать говорить, то столько проблем и упреков захочется высказать, а я молчу. И мне не рассказывают про Вадима. Не рушат моих надежд, которые робким ростком укрылись где-то в душе и пережили лесной пожар, уничтоживший все остальное.
Подъехали к университету. Я долго отстегивалась, с трудом нажав кнопку ремня. А в это время мне на коленки был водружен белый матовый пакет. Удивленно поднимаю глаза:
— Это с какой стати?
— От нас. — Был краткий всеобъемлющий ответ. От них. От них, значит, и от Вадима? От Вадима?
— Спасибо, — говорю я и выхожу. Рой мыслей. Пчелками летают, жужжат в голове, ни одна не останавливается ни на секунду. Что там в пакете? Утешительный подарок? Может, записка есть? Но если от них обоих, то вряд ли. Что там? Открываю пакет: новые мужские тапки. Вот спасибо, блин. И еще белая какая-то коробка. Поворачиваю. Вашу ж мать!
Водружаю запакованную в заводской целлофан коробочку на свой стол. Филя внимательно смотрит и вопрошает:
— Оленька, айфончик себе купила? Это который?
— Нет. — Смотрю злобно из-под сдвинутых бровей. — Подарили.
— Хорошенький подарочек! Мне б такой. Ухожора завела, Оль?
— Нет. — Сказала, как отрезала. Хотелось плакать.
Телефон гипнотизировал нас с Филей часа два. Утро выдалось тяжелое: сначала чехи по обмену, потом пришлось таскать какие-то дорогие учебники, заказанные на кафедру. Было приказано сначала сложить у ректора, сверить и пересчитать. По десять увесистых томиков за один раз на третий этаж. На пятнадцатом заходе я пожалела, что работаю здесь секретарем. Руки и плечи отваливались. Ректор, как мужик сильный и добрый, свалил на совещание, оставив таскаться нас, а студенты были на парах. Кто-то может нагло зайти в аудиторию и забрать пару человек для помощи в общественно важном деле, но я не из тех… А Филя спокойно ушла после второго подъема — потрепаться к подруге в приемную первого этажа.
Дорогой подарок послушно лежал на краю стола и даже не был ни кем унесен. Вскрыла коробку. Не сидеть же теперь без телефона! Долго возилась с настройками, разбиралась, куда вставить симкарту. Быть счастливой обладательницей гаджета, раз в шесть превышающего цену того, который я могла себе купить сама, не получалось. Хотелось плакать.
Я сидела и наглаживала гладкий серебристо-белый корпус, разглядывала свое хмурое лицо в черном отражении. Телефон был теплым от моих рук и напоминал о тепле вполне человеческом.
Нагло напросилась курить к Котлину за компанию. Без вопросов дал сигарету. Увидев у него такой же телефон, спросила, как поставить мелодию на звонок.
— Айфон зачем, Оль, нужен? Девкам хвастаться. Думаешь, я сам знаю, как в нем разбираться? — Исчерпывающий ответ.
Вернулась в кабинет. Полдень. Плохо. Обед съеден, от одного упоминания чая — уже тошнит. Работа есть, но несрочная. Как говорится, усердный работник получает только нагоняй, а значит, надо работать долго, чтобы не заставляли переделывать.
В интернете сидеть тоже было скучно, пока ко мне не постучался новый друг. Существо, без аватарки, с именем мифического персонажа и вчера созданной учеткой. Я была грустная и злая, мне хотелось обсудить свою жизнь хоть с кем-нибудь, особенно, с тем, кто живет, неизвестно где, и никогда меня не увидит, да и не расскажет всему свету, как Филька.
Разговор завязался. От темы знакомства и моей внешности быстро перешли на обсуждение проблем. Одинокому собеседнику было предложено общение без симпатий. Я, наглым образом, печатала о себе, игнорируя сообщения, не касающиеся указанного вопроса. На него уже ответила Алёнка, но мне было нужно мужское мнение. Такой язвительный гад, как мой новый собеседник, подходил. А вот и парочка голосовых сообщений. Достаю наушники, чтоб не радовать Фильку, раз в минуту щелкающую по клавиатуре напротив, и, тоже зависшую в телефоне. Слушаю запись, и карандаш, который долго крутила в руке, полетел на пол… Голос явно знаком. Гласные чуть тянет, шум, кто-то кричит «дурак» на фоне… Но голос определенно знаком.
Качество записи отвратительное, прямо скажем, а поэтому… Показалось!
Конечно, понимаю, что это не Вадим, но мне бы очень хотелось. А потому, я спрашиваю мнение, слушаю советы, вспоминаю счастливую Алёнку. Так трогательно она сидела в чужой толстовке, такая защищенная, такая довольная, такая любимая…
У славян была интересная традиция: детям шили рубашки из родительской одежды, считалось, что вещь, ношенная взрослым членом семьи, приобретала его силу и защищала детей. И мне так хотелось почувствовать себя защищенным и любимым ребенком. Хотелось знать, что я чья-то. Что за меня кто-то в ответе. Что меня кто-то обнимет и согреет. Хотелось его вещь. Чтобы снова почувствовать связь, чтобы надеть ее прямо сверху, на платье, и чувствовать родной запах. Так глупо.
— Ну, почему же глупо? — ответил собеседник, — ты хочешь знать, что тебя любят и ты единственная. И, возможно, именно ты ему действительно нужна.
Существо попрощалось, сославшись на какие-то свои дела, я села работать, немного успокоенная, но с чувством какой-то неправильности и дежавю. А к обеду приехал курьер с цветами, к ним прилагался пакетик с давно знакомой футболкой. И тут меня накрыло…
Утром Александр и Вениамин Игнатьевич стали готовиться к операции. Сначала Александр рассказал доктору все, что знал, отдельно попросив не вмешиваться, что бы ни случилось, выдерживая чисто вспомогательную роль. Перебрали и разложили в нужной последовательности инструменты, доктор подготовил аппарат ИВЛ, Александр насинтезировал запас регенерина. Словом, собрали все необходимое. С учетом последующей реабилитации Дэна, стоянка на планете должна была продлиться трое суток, так что Станислав Федотович, взяв Теда, улетел куда-то встречаться с заказчиками, при этом строго-настрого запретив Дэну рассчитывать дальнейшую трассу. Дэн на запрет покладисто кивнул, при этом умолчав, что шесть вариантов трассы уже готовы и лежат в рабочей папке, надежно охраняемые Машей.
Уже перед самым началом к Александру подошел Ланс и, буравя его взглядом исподлобья, мрачно сообщил:
— Я не доверяю тебе.
Александр мысленно схватился за голову – вот еще параноика не хватало, но миролюбиво ответил:
— Что я могу сделать, чтобы ты посередине операции не начал взламывать дверь?
— Я хочу знать, что ты делаешь. Дай полный коннект с твоей системой. «Поводок».
— Всего-то? Пожалуйста.
Тотчас же в голове возникло ощущение постороннего взгляда, настороженного, но не опасного. Александр поежился – ощущение было не из самых приятных. Ладно, лишь бы не мешало. Никто и ничто.
Оставив Полину нервничать под дверью, Вениамин Игнатьевич, Александр и Дэн вошли в медотсек. Доктор попросил закрыть глаза и включил стерилизацию, подключившаяся Маша показала Александру, как по помещению прокатилась волна голубого света. Что это – доктор не смог объяснить, сказал только что стерилизующее коротковолновое излучение. Фрисское. Потом Дэн устроился на операционном столе, Александр, как основной хирург, переоделся и простерилизовался еще раз, уже локально, под кольцом из черного мелкопористого материала. В этот раз стерилизация вызвала покалывание на коже, не оставив более никаких других следов.
— Поскольку ты некоторое время будешь без процессора, то наркоз дадим как человеку, без этих ваших гибернаций, — предупредил доктор Дэна, осторожно вводя по задней стороне носоглотки тоненькую трубку ИВЛ. Дэн кивнуть не мог, поэтому просто мигнул.
— Подача кислорода будет высокочастотная, то есть практически непрерывная, поэтому дыхательный центр мы тебе сейчас блокируем, — доктор ловко подсоединил катетер к подключичной вене и впрыснул содержимое маленькой ампулы. Равномерно поднимающиеся ребра замерли. Дэн недовольно посмотрел на доктора, но Вениамин Игнатьевич уже пустил кислород, и он снова успокоился, лицо расслабилось.
— Воздуха хватает? Нигде не больно, не тянет?
Дэн на этот раз успокаивающе кивнул.
— Ты помнишь, что после того, как проснешься, двигаться тебе нельзя? Просто лежи и думай о чем-нибудь приятном. О сгущенке, например. Алекс будет наблюдать за тобой практически постоянно, в крайнем случае подашь ему какой-нибудь сигнал.
Снова кивок.
В коридоре послышался голос Станислава Федотовича.
— Вот и Стасик прилетел, не успели мы на полчасика, сейчас будут под дверью ошиваться на двоих с Полиной, — доктор добавил в дыхательную смесь наркозной и отступил на шаг, давая место Александру.
— Сейчас я совершу с тобой страшное! – замогильным голосом протянул Александр и прожужжал чем-то в ладони. Потом повернул ладонь к Дэну и продемонстрировал маленькую бритву, — Я заберу твои волосы!
Дэн уже сквозь сон улыбнулся, понимая, что потеря волос, конечно, страшное, но далеко не самое, и так с улыбкой на губах и заснул окончательно.
Тотчас же всякое выражение стекло с лица Александра – он активировал программу, написанную в Институте Мозга специально для этого случая. Подчиняясь ей, раздвинул волосы на темени Дэна и провел бритвой контур прямоугольника. Волосы, находящиеся внутри контура, смотал и связал в узел, снаружи – закрепил взятыми у Полины невидимками. Еще раз простерилизовал руки и выбритый контур. Прошелся колесиком с иголочками, наполненными гемостатиком. Выждал восемь секунд и взялся за скальпель.
Вениамин Игнатьевич, не забывая поглядывать на мониторы системы жизнеобеспечения, с удовольствием наблюдал за Александром: за его стремительными и вроде бы небрежными движениями. Насчет небрежности он перестал беспокоиться почти сразу, запущенная программа не даст ошибиться.
Вот лазерным резаком вскрыт череп, чуть правее серповидного отростка сделан разрез на твердой оболочке, паутинная тоже разрезана и растянута в стороны, в дело снова пошел гемостатик и вот уже в ране обнажилась кора мозга. Пока Александр открывал привезенный с Земли контейнер, Вениамин Игнатьевич с интересом заглянул внутрь черепа – виден ли процессор? Не увидел, но разочароваться не успел, Александр уже крепил вынутый из контейнера прибор на края кости. Прибор пожужжал и выдвинул суставчатые лапки, прочно обхватив под челюстью. Потом из прибора полезла тонкая проволочка с бусиной на конце, прямо в щель между двумя полушариями. Некоторое время двигалась там, затем раздался тихий чмокающий звук, прибор сдвинулся на каретке и из него начали последовательно выдвигаться: две широкие гладкие плоскости, аккуратно раздвинувшие полушария в стороны, две гибкие лапки с манипуляторами на концах, которые нырнули внутрь и там и остались, и одна лапка с выемкой, которая нырнула и через секунду показалась обратно, держа в выемке округлый металлический комок размером с орех.
Противным писком зашелся монитор ЧСС. Александр взглянул на него, отключая звук, Вениамин Игнатьевич мельком успел увидеть его глаза – абсолютно черные от расширенных зрачков.
— Не двигайтесь, — совершенно механическим голосом произнес Александр, хотя Вениамин Игнатьевич и не думал что-либо предпринимать, помня о просьбе не вмешиваться и понимая, что время в запасе еще есть, киборг даже с остановившимся сердцем далеко не труп.
И тут Дэна затрясло. Сначала по телу прошла короткая судорога, потом вторая, стремительно переросшая в безудержные сокращения мышц. Александр намертво зафиксировал голову Дэна ладонями и, пользуясь наброшенным «поводком», сильно и резко потянул за свой конец. Заблокированная дверь медотсека распахнулась и внутрь ворвался Ланс. Мягким кошачьим прыжком он вспрыгнул на операционный стол, зажал коленями бедра Дэна, ладонями придавил плечи, лбом уперся в грудь. Судороги продолжались, но теперь не грозили разнести все вокруг. Прибор продолжал свою работу, упрятав вынутый процессор себе в недра и выдвинув еще одну лапку с зажатым в ней плоским параллелепипедом со скругленными гранями и углами. Новый процессор исчез в ране, обратно лапка вернулась уже пустая. Еще одна лапка вылила внутрь несколько миллилитров жидкости, потом прибор довольно пискнул, втянул все лапки в себя и отвалился.
Судороги как по мановению волшебной палочки прекратились, Ланс спрыгнул со стола, ненавидящим взглядом окинул Александра и быстро вышел. Александру было не до его обид – он, вооружившись аппаратом капельной подачи, сводил разрезанные ткани и тут же заливал их регенерином. Жидкость бурно пенилась, оставляя за собой тонкие ниточки моментально сросшихся шрамов. Доктор сделал себе в мыслях пометку – спросить, что это такое и, может быть, выпросить себе немного.
С момента начала операции прошло девять минут, и четыре – от момента остановки сердца. Александр стер последние капли пены с кожи, отложил уже ненужный аппарат и в упор посмотрел на Вениамина Игнатьевича. Зрачки его медленно сузились, переходя из режима «макро» к обычному зрению, выполнение программы закончилось, и на лице отразилась тревога.
— Дефибриллятор? – рискнул спросить Вениамин Игнатьевич, — Адреналин?
— Нет, нельзя, можно повредить процессор, он еще не врос, надо мягче.
Что-то сообразив, Александр шагнул к двери, «Стас!» пролетело по кораблю. Станислав Федотович возник в проеме сразу, будто действительно дежурил под дверью, впрочем, Вениамин Игнатьевич в этом почти и не сомневался.
— Стас, не спрашивайте, время дорого, — капитан кивнул, соглашаясь, он уже увидел на мониторе ровную линию, — сейчас я вас отправлю в одно место, там будет Дэн. Не знаю, в каком виде, но будет. Ваша задача – вывести его оттуда. Желательно – уговорить, а там хоть тащите. Вопросы есть?
— Нет, — неожиданно севшим голосом ответил капитан и тут же оказался втиснутым в стену медотсека уставившимся ему в глаза Александром. Впрочем, Александром ли? За секунду до того, как Стаса завертела и втащила в себя зеленая волна, он увидел, как яркая голубая радужка потемнела до ультрамарина.
Зеленая волна выкинула капитана в темное пустое пространство. От неожиданности он покачнулся, устоять на ногах ему помогла изящная рука. Оглянувшись, Станислав Федотович увидел рядом с собой высокую пепельную блондинку в незнакомой ему форме. Смутившись, он потянулся одернуть капитанский китель и обнаружил на его месте полный комплект десантного обмундирования.
Блондинка улыбнулась ему:
— Не парьтесь, СтасФедотыч, я Алекс. Алиса. Мы в Отстойнике, здесь некоторое время проводят человеческие сущности, прежде чем отправиться дальше каждая своим путем.
— Чистилище? – спросил капитан, пожалуй, даже не из-за интереса, а просто для того, чтобы услышать свой голос.
— Мы не очень любим это слово, оно привязано к определенной религии, здесь же сущность находится вне зависимости от своих верований и такой, какая она есть. Посмотрите на себя, вам тридцать, не больше. Время здесь идет немного по-другому, так что некоторый запас, примерно час, у вас есть, но все равно не медлите. Найдите Дэна и верните его. Как найти – не знаю, вас может вывести на него интуиция. Или капитанский долг. Или привязанность. Вернуться проще – просто идите назад с намерением вернуться, я вас вытащу. Готовы? Тогда вперед.
Стас сорвался на бег. Внутренний таймер пошел отсчитывать минуты отпущенного часа. Пространство вокруг него стремительно и резко менялось, словно сцены в кино. Вот вокруг него трибуны ипподрома, шумит толпа, но вместо лошадей на кругу огромные золотистые бабочки, миг и бабочки устремляются по сложной траектории в небо. Вот он в саду, и синие яблоки тяжело срываются с гнущихся ветвей и падают в ломкую сухую траву, лопаясь и обдавая густым пряным ароматом. Вот он в пустом полутемном баре, где за стойкой дремлет зеленое существо, а автомат в углу журчит незнакомую мелодию. Стас прорывался сквозь лабиринты сплетенных ветвей, заглядывал в колодцы, пробивал стены, рассыпающиеся глиной и соломой. Дэна не было. Таймер неумолимо оставлял все меньше и меньше времени. Стас остановился, понимая, что так он Дэна не найдет. Подумал, что раз вокруг творится то ли мистика, то ли бред, то и действовать в этом бреду надо совершенно нелогично. Закрыл глаза, словно наяву услышал глуховатый голос своего навигатора «Простите, капитан…», вытянул вперед руку, чтобы не разбить об что-нибудь нос и сделал несколько шагов вперед.
И почти сразу услышал рядом с собой прерывистый вздох. Дэн сидел, свернувшись в комок, в углу пустой комнаты. Настолько пустой, что казалось, даже пыль здесь не бывала никогда. Совершенно голый, он изумленно смотрел на капитана и прямо на глазах его окутывала броня легкого скафандра. Легко и плавно он поднялся навстречу:
— Вот и вы, капитан… Я понимаю, что я умер, но вы-то когда успели?
Взгляд уже не затравленный и потерянный, как секунду назад, а сочувствующий.
— Ни хрена ты не умер, — немного ворчливо отозвался Стас, — а заблудился в этой херне. Алекс меня за тобой послал, пойдем.
— Алекс… — немного разочарованно произнес Дэн, взгляд его словно подернулся пеплом.
— Ну да, сам я бы никогда сюда не попал, даже и не знал, что такое существует. Пойдем отсюда.
— Капитан! – Дэн сделал шаг вперед, но одновременно словно бы еще больше отстранился, — Если процессор не удастся поставить, если он не приживется, зачем я буду вам нужен? Слепой, глухой и беспомощный.
Стас понял, что этот страх надо переломить.
— Аргументы против: поставить уже удалось – раз. Если даже не приживется – вон Рэй отключает свой и не парится, и ты так сумеешь – два. И три – ты просто нужен сам по себе, балда ты бестолковая. Всем нам, и мне в первую очередь. Без тебя я засяду на пенсии в своей квартире, Тед разобьется на кобайке, а Полина вернется к маме.
— Да, к маме это серьезно, — подтвердил Дэн, в глазах его заискрились знакомые смешинки, — пойдемте, пожалуй.
Он подошел к Станиславу Федотовичу, и тот от души обнял его, чувствуя под пальцами уже не металл скафандра, а тонкий хлопок футболки.
— Пойдем. Алекс, забери нас отсюда.
Женская рука вцепилась в запястье, и Стас снова полетел куда-то вверх тормашками и открыл глаза, еле успев подхватить сползающего по нему Александра.
Держа его в охапке, Станислав Федотович посмотрел в сторону операционного стола – на мониторе ровно пульсировала зеленая линия, и Вениамин Игнатьевич совершенно спокойно подключал капельницу.
— Что там? – почти каркнул Стас.
— Не волнуйся, Стасик, тут все в порядке. Только что ты сделал с Алексом?
— Не знаю, — капитан сгрузил тело на кушетку, — где у тебя нашатырь?
Нашатырь не понадобился – Александр уже пришел в себя и сел.
— Это нормально, — отмахнулся он от доктора, — мне бы кофе полную сахарницу, и я буду как огурец, можно оставлять дежурить.
Кофе ему принесли, как и заказывал, полную сахарницу, то есть переслащенный до состояния сиропа. Восстановив уровень потраченной при работе нейрохирургической программы энергии, Александр оживился, переложил Дэна с операционного стола на койку, разогнал мельтешащих людей и сам остался дежурить. Читал с любезно предоставленного Машей вирт-окна, медитировал, решив оставить Дяде Ко мозг, хоть немного прокачанный по сейверской линии, засыпал, держа Дэна за руку и просыпался, все так же чувствуя ровную пульсацию в кончиках его пальцев. Есть не ходил, не желая оставлять Дэна одного, и отказался от попытки принести ему обед в медотсек, чтобы не растревожить «новорожденного» посторонним запахом. Отбивался от навязчивых предложений Полины сменить его. Сутки, в общем-то пролетели быстро.
Через двадцать четыре часа в медотсек явился временно выселенный из своей привычной резиденции Вениамин Игнатьевич. Посмотрел вопросительно, мол, пора?
— Да, — Александр поднялся с кушетки и снова взял Дэна за руку.
— Дэн, ты меня слышишь? Можно открывать глаза.
Дэн, словно того и ждал, впрочем, почему словно, ждал, конечно, тотчас же воспользовался разрешением. Глаза ясные, взгляд бодрый.
— Ты хорошо себя чувствуешь? – это уже Вениамин Игнатьевич.
Рыжие ресницы взмахнули раз, другой: «Да, да».
Доктор выключил ИВЛ, не торопясь предпринимать каких-либо других действий. Он представлял, что сейчас происходит в организме: в крови накапливается углекислота, каротидный синус отравляет данные по афферентному нейрону, активизируется дыхательный центр в продолговатом мозге, нервные импульсы идут к межреберным мышцам и диафрагме, и вот следует первый вдох. Первый вдох, я сказал! Вениамин Игнатьевич решительным жестом поддернул рукава халата, то ли собираясь приступить к искусственному дыханию, то ли еще для чего. Александр поймал его за руку:
— Док, вы чего? Он же киборг, у нас безопасное время без кислорода чуть-чуть побольше. Дэн, видишь, Вениамин Игнатьевич нервничает, постарайся, сделай вдох произвольно, дальше автоматия заработает. Я надеюсь.
Еще раз взмахнули ресницы, грудная клетка вздрогнула неровным рваным толчком, потом еще раз и следом начала равномерно качать воздух в легкие.
— Вот и хорошо, значит, вот это тебе точно не понадобится, — Вениамин Игнатьевич потянул трубку ИВЛ. Трубка легко выскользнула из гортани, доктор отщелкнул ее от аппарата, смотал и выкинул в утилизатор.
— Тебе что-нибудь сейчас нужно? – Александр попытался угадать ответ по чуть дрогнувшим тонким губам.
— Что ему нужно, это мы сейчас разберемся, а тебе нужно отдохнуть. Поесть, поспать, — доктор мягко подтолкнул Александра к выходу.
— Да я и тут спал, — запротестовал Александр, но все равно был выпровожен в коридор с напутствием раньше, чем через час не возвращаться.
В пультогостиной к Александру подскочила взволнованная Полина:
— Что там? Как Дэн? А то Маша показывает, а он все лежит и лежит.
— И будет еще сутки лежать, так надо, все нормально.
Полину оттеснил вихрем подлетевший Рэй:
— Мы с Тедом возьмем флаер, покатаемся, ага?
Почти не дождавшись отмашки, он исчез, только дверь шлюза прошуршала.
Александр прошелся по кораблю, сжевал в кухне бутерброд, запив его водой из-под крана: есть хотелось, но ничего более существенного не лезло, все-таки мешало волнение. Подумал, что надо извиниться и постучался в каюту к Лансу.
Тот открыл не сразу и встал на пороге столбом, скрестив руки на груди.
— Извини. Я не хотел так поступать с тобой, но надо было что-то делать быстро. Ты справился, и сопротивляться не стал, спасибо.
Ланс смерил Александра тяжелым взглядом и процедил:
— Больше. Так. Не делай.
Дверь каюты захлопнулась у Александра под носом, одновременно исчез уже поднадоевший «поводок». На душе определенно полегчало, и Александр пошел искать капитана, чтобы ему отчитаться.
Капитан обнаружился в спортзале на шведской стенке. Алиса внутри Александра отчасти даже залюбовалась подтянутым торсом «пенсионера», но быстро себя одернула, нечего тут эстетические картины себе рисовать, тем более, когда ты хм, не совсем девочка.
— Стас, все в порядке, — сообщил Александр вытирающему шею полотенцем капитану, — замена прошла успешно, и через сутки у вас будет навигатор улучшенной версии.
— Знаешь, я от Дэна такого совсем не ожидал. Не то что я против, просто был сильно удивлен. Но раз сам захотел – почему бы и нет? Тем более, что он не так часто вообще чего-нибудь хочет.
— Скорее, привык, что киборгу нельзя что-то хотеть, а привычку, возникшую на пороге осознания себя, так просто не сломать. Это мое мнение, на самом деле все может быть и совсем не так.
Станислав Федотович покивал, а потом спросил:
— У Дэна с Рэем твоим линейка ведь одна и та же? Значит, и генетика одна и та же, и характер должен быть одинаковый. Но они совсем разные. Почему так получилось?
Александр немного подумал и осторожно ответил:
— Мне кажется, это из-за разницы в условиях, в которых находился развивающийся мозг. Дэн у вас осторожный хитрый лис, с глубоко въевшейся насущной необходимостью скрывать свое «я». А Рэй… Он рос, можно сказать, в тепличных условиях. В армии был недолго, потом на гражданке у прекрасной женщины с милым шкодным ребенком, а когда попал к другому хозяину, был уже сформирован как личность и мог дать себе отчет в своих действиях. Его не избивали до переломов, утверждая свою власть хотя бы над бессловесной машиной, так пугающе похожей на человека. Не пытали, проверяя ТТХ, просто так, от нечего делать. Не… в общем, не издевались в меру своей убогой фантазии. Он верит людям. В общем, щень щнём. Щенок щенком.
Станислава Федотовича передернуло. Он, конечно, знал, что проживание его навигатора на «Черной звезде» было далеко не безоблачным, но чтоб настолько… Тем не менее, он подозрительно спросил:
— А откуда Вы так хорошо знаете прошлое Дэна?
— Дэна? Я разве сказал «Дэна»? Таких бедолаг сотни, если не тысячи. А Дэн. Я не думаю, чтобы ему понравилось наше с вами такое знание о нем.
Бывший космодесантник, хоть и оставался прямолинейным военным, намек понял и перевел тему:
— Что ты планируешь делать после окончания реабилитации Дэна?
— Вы же тут еще на сутки? Немного побуду с вами, потом с Рэем куда-нибудь еще слетаем, закрепим пройденное, и домой.
Стас помолчал, потом, словно через силу признался:
— А ты красивая. Там была.
— Спасибо, — Александр улыбнулся, — вы тоже ничего. Тут есть. В юности за вами наверняка девушки толпами бегали.
— Да нет, — смутился Станислав, — толпы некогда было заводить, с военной жизнью, но было. Конечно, до подвигов Теодора мне как до Магелланова облака на атмосфернике, это он у нас знатный ловелас. А кстати, куда наши олухи вдвоем смотались?
— Не знаю, Рэй сказал, покататься. Хочется верить, что без привлечения воздушной инспекции.
— Да какая тут инспекция? – отмахнулся капитан, — Над космопортом охраняемая зона, а дальше хоть парады флотом Нового Бобруйска устраивай.
За разговором собеседники сместились в пультогостиную, а там Станислав извинился и ушел в душ.
Александр проводил его взглядом, прислушался к себе, обнаружил проснувшийся аппетит и решил, что надо все-таки что-нибудь сожрать. Когда он приканчивал разогретый стандартный паек, в пультогостиную вошел Вениамин Игнатьевич:
— Вот ты где. Там Дэн заснул, не подежуришь? Просто ты быстрее и качественнее определишь, если что-то пойдет не так.
— Конечно, — Александр затолкал пустую упаковку в утилизатор, — до пятницы я совершенно свободен.
— Могу составить тебе компанию. С чаем, медом и сгущенкой, и можно и без хлеба.
— От компании не откажусь, но лучше без чая. Сейчас, только инструмент принесу.
Александр смотался к себе на яхту, принес рабочий чемоданчик и принялся синхронизировать новый, пока еще неактивный, процессор со старыми имплантатами. Дядя Ко через Машу активно руководил процессом, сама виртуальная шалунья в неглиже расположилась со стаканом попкорна на голоподставке, пока Александр мимоходом не заметил ей, что от попкорна толстеют. От дальнейшей машиной выходки вздрогнул даже Вениамин Игнатьевич – очаровательная блондинка превратилась в бабищу под два центнера весом. Дождавшись реакции зрителей, Маша зловредно расхохоталась и сменила аватар обратно. Уже без попкорна.
— Распоясалась, паршивка, — беззлобно вынес диагноз доктор.
Пока шла настройка, пока Александр копался в файлах, думая, что может предложить Дэну, когда он проснется, прошло четыре часа. В медотсек заглянул Станислав Федотович:
— Алекс, я с Тедом связаться не могу, что-то долго они катаются. Попробуй со своим.
В голову Александру сразу полезли самые мрачные варианты развития ситуации: ВАИ, смерч, локальная ядерная война.
— Дядя Ко, соедини, пожалуйста, с Рэем, надеюсь, он взял видеофон.
Звонок прошел без проблем, но на него не отвечали довольно долго. Наконец, на вирт-окне появилось виноватое лицо Рэя. Очень-очень виноватое лицо.
— Алекс, только Теда не ругай, пожалуйста, за штурвалом я был.
— А я у него отбирал, — влез сбоку не менее виноватый Теодор.
У Александра отлегло – оба живы, остальное мелочи. Но вслух он грозно спросил:
— Что натворил?
Рэй еще больше завиноватился и почти шепотом признался:
— Мы флаер утопили…
Обновление заняло около часа. Программист просто открыл код каждого, заменил там что-то и выставил режим тестирования и отладки. После чего занялся Чучелом. Отключил мэйлиса, а сам уселся за клавиатуру, хмурясь, тщательно разбирая значки на экране перед собой и копируя некоторые из них. Обнаженное тело в стенде периодически дергалось в непроизвольных мышечных спазмах, но мощные железные прутья держали крепко. Процесс корректировки кода был скучный, и все три боевых киборга не сговариваясь, ушли в спящий режим, и ожили только при появлении хозяев.
– Ну что, проверим? – Эрик был доволен, как обожравшийся кот. – Рон, иди сюда. Сэй, умри.
– Могу послать на хрен, – отозвалась вредная биомашина, подходя к владельцу. – Мы с тобой это уже проходили. Знал бы ты, что я тогда успел подумать!
– Потом расскажешь, это и правда любопытно. Хотя подозреваю, что с твоей точки зрения, это было скотство, – Эрик дернул плечами, – Лео по моей просьбе немного поправил код, теперь все должно работать еще лучше. Эта часть кода перенесена в неформатируемый сектор, и главное, ты сможешь этим куском делиться по желанию с другими машинами. Раз уж вас так много, разумных. Только смотри, кому и что даешь.
Рон понятливо усмехнулся, а хозяин повернулся к Берту и приказал:
– Гард, код номер семь! Киборг, приказ номер семь. Приказываю умереть!
Клон стиснул рукой диван, едва не прорвав обивку. Мелькнула паническая мысль, что его все-таки прикончат, хотя это и не рационально, и Асато спокоен… но таймер так и не включился на обратный отсчет. Пронесло.
«Что это было, Рон?!» – хорошо, что эмоции по внутренней связи не передаются, Берт вряд ли бы смог сдержать дрожь в голосе.
«Я же сказал, сюрприз. Нам теперь команду о смерти могут отдать только вот эти хозяева, с обязательным упоминанием кодового слова – нашего имени. Команды других людей, если тебя украдут, например, – ты сможешь игнорировать. Ну и можно фильтровать команды хозяев, потому что без имени приказы программами не принимаются, им назначается произвольный оценочный приоритет. Но если он произнесет имя, обойти приказ ты не сможешь. И не советую».
«Он же мне не доверяет! И терпеть не может! Почему я тоже?»
«У людей это называется «сделать первый шаг». Надеюсь, ты это оценишь и будешь вести себя хорошо».
– Берт, код номер семь! – На этот раз киборг даже вскочил, чтоб тут же осесть обратно. Система отчиталась об активации программы самоуничтожения, впрочем, отмененной в течении двадцати секунд.
Эмиль улыбнулся Асато и сам подошел, глядя хозяину в лицо.
– Спай, умри! – японец заметно нервничал, отдавая приказ. Ничего не случилось, но Эрик внес поправку:
– Теперь с именем. Все-таки система чуть-чуть отличается, хрен его знает, чего там напихано.
– Эмиль, это не по-настоящему, – голос азиата дрогнул. – Просто проверка.
Полицейский киборг кивнул, в его светлых глазах светилось бесконечное доверие.
– Эмиль, умри.
– Программа самоуничтожения активирована, – доложил блондин.
– Отмена самоуничтожения! Ты как? – Асато явно испугался больше своего киборга. Эмиль взял хозяина за руку и положил его ладонь себе на грудь, туда, где билось сердце.
– Я уже говорил, что приму от тебя любой приказ. А тут ты мне сам сказал, что это проверка. Все в порядке! Слышишь, я не волнуюсь!
– Лео, – Эрик потряс за плечо ушедшего в код программиста. – Когда за Чучелом приходить? Если это нужно, конечно.
– Что? А да… важно. Приходите. Я посмотрел логи, парню досталось в жизни. Зачем люди вообще это делают? Не удивительно, что он к вам привязался. Еще побаивается, логично, но в принципе – лучше, если когда я его включу, вы будете тут. Через пятнадцать часов, не раньше. И ящерицу эту заберите, иначе она все-таки войдет! И тогда я за себя не ручаюсь.
***
Утро началось… странно, почти страшно. Берт проснулся одновременно с включением системы, просканировал корабль. Киборги уже встали, Рон возился в трюме с железками, а Эмиль что-то читал в каюте, называемой «библиотекой». Люди еще спали, и можно было этим воспользоваться: спокойно сходить на кухню, утащить порцию комбикорма в каюту. Или съесть прямо тут, не прячась, раз хозяин, проверив эту теорию «первых шагов»… и может быть, даже… Взгляд упал на кофеварку. Великолепный аппарат, умеющий варить кофе на любой вкус. На этом корабле кофе пили все: и люди, и киборги. Он пока боялся, предпочитая не мельтеша быстро восполнить необходимый запас жидкости в ванной из-под крана. Но ведь пока люди спят, можно и попробовать? Берт еще раз просканировал корабль. Эрик уже проснулся, но пока из каюты не вышел. Клон еще немного позависал, набираясь храбрости, потом стянул с полки понравившуюся кружку и коснулся пальцем пиктограммы.
Хозяин вывалился из коридора, когда киборг сделал первый глоток.
– Опачки, моя кружка! – Эрик, хмурясь, замер, переводя озадаченный взгляд с киборга на кофеварку и обратно. Что такое «моя кружка» гард знал. Однажды уже совершил такую ошибку, взял кружку, идентифицированную людьми, как личная, чтобы напиться. С тех пор предпочитал обходиться без посуды. Мало того что кружку использовали как кастет, пока она не разбилась, порезав и его, и человека. Так после озверевший охранник повалил и долго пинал его, пока хозяин, с интересом наблюдавший за избиением, не приказал прекратить. Что за такое преступление сделает новый владелец, даже думать не хотелось. Берт осторожно поставил кружку на стол, привычным жестом убрал руки за спину, передал управление системе, подключил импланты и систему стабилизации – теперь хозяин точно сорвется. И ведь сам виноват, мог просто взять еду и уйти в каюту, как обычно. И ничего бы не было.
Эрик заглянул в кружку и скривился, узрев и бледную от молока жидкость и позу киборга. Все-таки этот парень просто создан портить ему жизнь и особенно это конкретное утро. Поскольку Берт впал в какой-то нездоровый ступор, пришлось действовать самому: выбрать на полке чашку, освободить свою, перелив напиток туда. И зависнуть возле кофеварки, помня, что вот от нее он никогда не получал желаемого. И значит, придется звать Рона.
«Если хочешь жить, сделай ему кофе. Двойной черный без сахара», – прилетел приказ от сэя.
«Рон! Я взял его чашку! Случайно», – не меняя позы, а вдруг хозяин просто отвлекся и вернется к идее взбучки чуть позже, отозвался клон.
«Вымыть не забудь. Быстро. Он по утрам неадекватен».
– Позвольте, господин, – Берт практически выдернул многострадальную кружку из рук владельца, вымыл ее и соорудил заветный напиток. – Прошу!
– Спасибо! – Эрик угощение принял, зачем-то подозрительно в него заглянул, но сказать ничего не успел.
– А мне латте, и сверху три ложки тертого шоколада. Пожалуйста! – наглый Рон оперся на косяк двери, ухмыляясь во весь рот.
«Ты меня подставил?»
«Разумеется, иначе бы ты так и трясся перед ним, как невеста в брачную ночь. Осваивайся, парень, Эрик не так уж и страшен».
Бертран взял свой кофе, пригубил. Подумал немного и все-таки сделал Рону. Старший киборг был прав. Ему тут жить, и Эрик – его хозяин, надо учиться служить человеку хорошо. Не вызывая гнев.
«Берт, не дуйся. Я, пока к нему не попал, даже не знал, что люди могут не ломать киборга от скуки. Считал это нормальным. Я ничего не ждал. Хозяин мне помог осознать, что бывает иначе, хотя именно в его исполнении это было странно».
«Почему в его?»
«Потому что человек, одновременно поджаривающий яйца повстанцу и беспокоящийся о том, достаточно ли питательных веществ получил его киборг, вызывает когнитивный диссонанс».
– Так, парни, – кофе привело Эрика в состояние относительной любви к миру и способности соображать. – Я подозреваю, что вы сейчас обсуждаете мою персону. Это, наверное, познавательно, но надо решить две проблемы. Нас ожидают завтрак и Чучело. На вас – завтрак.
– Хозяин! – Рон посторонился, пропуская человека в рубку. – Первое – не проблема, первое – работа для киборга. А второе тем более. Мы просто поедем туда все, и если Рыжий не включится, то оторвем программисту голову. Берт, ты готовить умеешь? Поможешь?
– Прежний владелец иногда приказывал, – гард мотнул головой, отгоняя неприятные воспоминания о выхватывающих нож руках владельца «не смей останавливать кровь, продолжай…» Покосился на Эрика – хозяин уже уселся за пульт, проверяя почту. Ухмыльнулся. – Думаю, два боевых киборга с одним завтраком справятся.
В тюрьму приехали вовремя: Лео с синяками под глазами моргал так часто, словно в эти самые глаза ему насыпали песку. Программист не спал всю ночь, ремонтируя мэйлиса, и любви к гостям это не добавило.
– Не опоздали, надо же! – мрачно поприветствовал он посетителей, пожимая руки Эрику и Асато. – Может быть, спасете мою жизнь. Кто вообще мог предположить, что у этого типа столько агрессивных друзей?! Хочу обратно в камеру, там меня не пытаются съесть ни пауки, ни рапторы! Шуур решила, что он слишком долго выключен, и приволокла целую группу поддержки. И все голодные и злые.
– Мы тоже не слишком добрые, – «утешил» Эрик. – Что там с Чучелом?
– Вычистил, переустановил, программно протестировал. Можно поднимать.
Чучело все так же лежал в стенде, бледный и беззащитный. Бертрану вдруг стало жаль секс-куклу. Убедившись, что люди уткнулись в экраны, он сделал быстрый шаг и провел рукой по лицу и волосам мэйлиса. Лео обернулся и, не поняв движения гарда, одобрил:
– Вот это правильно. Встаньте рядом и держите его, чтобы не было странных реакций. Я там кое-что поправил. Урезал часть спецификации и накатил биоспециализацию на освободившееся место. Ладно, поехали!
Чучело открыл глаза. Огляделся. Щелкнули зажимы, освобождая тело. Кибер сел. Еще раз огляделся.
– Я вас люблю! – сообщил он, взмахом руки объединяя собравшихся.
– Глючит? – Рон поймал мэйлиса за плечо, повернул к себе. – Чучело, это я! По шее хочешь?
– Бесполезно. Я тебя даже полным козлом люблю. – Мэйлис осторожно спустил ноги на пол, и боевые киборги дружно подстраховали, подняв его и поставив. Поддержали, чтобы не упал. – Я, кажется, функционирую?
– А сейчас проверим. – Эрик взял со стола чашку Лео и швырнул ее в Рыжего. Прежде чем программист успел выразить протест, пальцы мэйлиса сомкнулись на летящем предмете, взяв его из воздуха. Чучело перевел взгляд на свою руку и расцвел улыбкой.
– Первый раз так!
– Спасибо! – Асато церемонно поклонился Сандерсу. – Сколько мы вам должны?
– Просто пойдите на три буквы, и Рыжего с собой заберите. А я лягу спать! – Лео зевнул, прикрывая рот кулаком. – Хотя, нет. Вернитесь назад! Рано я вас послал. Вот, – всем прилетел архив: киборгам прямо в систему, а людям на коммы. – Если в ваши руки попадает киборг, подключаете его и тестируете этим, там интерфейс для идиотов, надеюсь, разберетесь. И если там окажется еще часть вируса, прога его найдет и скопирует. А если нет, то так и скажет. А вот теперь можете идти, куда собирались. Мне уже институт заплатил.
– Какой потрясающий тип, – вымолвил Асато, как только они, подталкиваемые Сандерсом, оказались за дверью. В коридоре полукругом стояли десятка полтора ящеров, каждый чуть выше человека. Открытые зубастые пасти впечатлили даже боевых киборгов.
– Знаешь, с таким умением очаровывать людей, ему и правда в тюрьме лучше. И меня тоже туда потянуло. – Эрик попытался открыть дверь, ответом стал выразительный щелчок замка. Рыжий пробрался вперед и вдруг с радостным визгом метнулся к ящерам, повиснув сразу на двоих.
– Шмери!!! Шуур! Я исправен!!! У меня такое! Я вам сейчас покажу!
Сауриши окружили мэйлиса, умело отсекая его от людей и киборгов, наглядно демонстрируя, как их дикие предки отбивали от стада травоядных избранную к съедению особь. Тот оглянулся было назад, но Эрик с Асато не сговариваясь, помахали ему руками, прощаясь. Шуур выбралась из группы, подошла, пихнула головой Эмиля, и нежно лизнула в щеку не успевшего увернуться японца.
– Это просто чудесно, что у вас такая дружная семья. Я не привыкла поддерживать переписку, но клянусь, что пересмотрю свое время, чтоб сообщать вам о вашем подопечном. Мы вас очень любим! Ничего, если мы заберем Чучу? Нам кажется, что ему сейчас на работе будет лучше, он там меньше переживает о своей не совсем живой природе.
– Разумеется, – изобразил вожака человеко-киборгского стада Эрик. – Я полностью с вами согласен в отношении работы. Не забывайте писать!
Он подтолкнул сауришу к галдящей компании. Проводил стаю ящеров нетерпеливым взглядом, и только когда они вышли на улицу, обернулся к остальным.
– Фух! Они, конечно, социализированные, но как-то не по себе. Киберы, отмена «файта», не уверен, что мы бы отбились от такой стаи.
Киборги послушно ожили, хотя видение оскаленных пастей еще некоторое время стояло перед глазами. Асато потрепал по плечу Эмиля, блондин отступил назад, выдохнув с явным облегчением.
– У нас было мало шансов отбиться, – пожаловался он. – Только если их задержать, чтоб вы могли скрыться. Не понимаю, почему Чучело не воспринимает их, как опасных существ?
– Потому что он – Чучело! – Эрик еще раз толкнул дверь программиста, но она осталась закрыта. – Ребята, если они ушли, может, тогда рванем в кафе? Вроде повод есть. Живы остались и Чучело отремонтировали.
Идею дружно поддержали. Сауриши в стае выглядели куда более хищно и жутко, чем поодиночке, и какой-то доставшийся от хвостатых предков инстинкт тихо шептал из дебрей подсознания: «пронесло, легко отделались…» Берт включил уже привычный режим телохранителя. С одной стороны вроде как при деле, с другой это, наверное, тянет на «первый шаг» у киборга?
До флайера дошли без проблем. И Берт сам не успел понять что же произошло, когда время замедлило бег растягиваясь, мышцы напряглись, тело приготовилось к броску – наперерез опасности или вперед к ней, как решит процессор.
«Берт, не дергайся! Пусть будет сюрприз хозяевам. Файт-режим убери, а то заметят», – сообщил Рон.
«А не опасно?» – Стабилизировать состояние не хотелось, впереди была засада.
«Нет, это они любят!»
– Куда же вы, Асато? – азиат открыл глаза… и Патрик Макни, поддернув брюки, опустился рядом на сухую жесткую траву. – Сперва зовете, а как пришел – сразу убегаете. Это не вежливо, юноша!
– А я вас звал? – тупо уточнил полицейский, пытаясь понять, как это безобидная медитация могла привести к такому оригинальному результату.
– Мне показалось, да, звали. Я готов вас выслушать. И может быть, я даже исполню вашу просьбу.
– Из вас хреновый дьявол, – с безразличием, удивившим его самого, ответил азиат. – Это вы ко мне пришли. Значит, это вам что-то надо от меня.
– Эрик. Я беспокоюсь о своем питомце.
– Что у вас с Эриком?
– Так получилось, что я его купил. – Патрик с извиняющейся улыбкой протянул сложенную бумагу.
– А вы в курсе, что торговля людьми запрещена? Хотя, конечно… собака… только вот он – человек, мистер Макни, а вы – преступник. И я, как полицейский, должен вас арестовать.
Иллюзий, кто и с кем справится, Асато не питал, наслушался об этом типе от друга, но и оставить ситуацию не мог. Патрик развел руками:
– Вы зря волнуетесь. У меня нет средств контролировать вашего приятеля. Он легко покинет меня, если захочет. Это просто шутка, Асато. Только он сам решает, уйти или остаться.
– А если я уничтожу эту вашу шутку? – Не давая собеседнику опомниться, японец выдернул у него контракт и сунул в огонь. Злые красные язычки заплясали по бумаге, не причиняя ей вреда. Патрик немного понаблюдал, потом забрал документ обратно.
– Не будет ничего, юноша. Ваш огонь – настоящий, вы тоже, а я – нет, я всего лишь плод вашего воображения.
– Офигенно! – Асато помотал головой. И даже потыкал в собеседника пальцем. «Плод воображения» оказался удивительно осязаемым и вполне живым. – А почему тогда Эрик от вас не уходит?
– Я ему нужен. Вам не приходило в голову, что самые мощные составляющие личности вашего друга – это страх и ненависть? А я — только реализация этих чувств?
– Приходило. Но я – не он, так зачем вы пришли ко мне? – Асато попытался шевельнуться, не вышло. Тело не слушалось, предпочитая сидеть в сэйдза, а не удирать или драпать.
– Выслушать вас и дать совет или исполнить просьбу, как получится. Не тяните, Асато. Итак, что вам нужно?
– Время, – Асато сообразил, что даже с воображаемым собеседником лучше говорить понятно и пояснил. – То, что вы сказали, те чувства и его эта болезнь. Я, кажется, нашел способ ему помочь, но вот только… Я не успеваю.
– А подробнее? – Патрик слегка повернулся к нему, глядя в глаза, взял за лежащую на колене кисть, сжал, пробежался пальцами, будто массируя. – Вы, не будучи врачом, считаете, что можете его вылечить?
– Да не надо его лечить! – Асато сердито выдернул руку. Только собственные глюки его еще не лапали! – Он здоров, как бык! Если б его болезнь была настоящей, он бы не контролировал себя, как все маньяки. Вы представляете, что он мог бы сотворить? С его-то умениями! Но он может выбирать, может принимать решения. Ему не нужна кровь, достаточно отыгрыша. Не знаю, что с ним было, но думаю, это просто форма защиты психики или внушение. Косвенные признаки эту версию подтверждают.
– Серьезный аргумент, – согласился Макни. – И что же вы хотите сделать с ним? Для любимого питомца можно и расстараться.
– Даже если собачка в результате станет человеком?
– Тогда я сниму перед вами шляпу, Асато! И может быть, даже оставлю его в покое.
– Как только все завершится, он опять попытается избавиться от меня. А мне нужно время, нужно быть с ним, пока он не поверит, что он не убийца, что он нормальный, хороший человек! Нужно еще дело или, может быть, даже несколько, чтобы я мог помочь ему выбрать правильное направление. Он может быть нормальным, ему надо просто это понять. Поверить в себя!
– Молодости свойственно вера и желание сворачивать горы, это старость сомневается и считает уходящие силы и дни. Я сделаю это для вас, Асато. А вы… окажете мне ответную услугу. – Макни поднялся, приподнял свою неизменную шляпу и с поклоном отступил прямо в костер, который безрезультатно обвил темные брюки и лакированные ботинки. Ни на вещах, ни на их владельце это не отразилось.
– Все-таки дьявол, – философски изрек азиат, наблюдая негорючего собеседника. – Я надеялся, что вас нет.
– Меня и нет, господин Фукуда. Я только плод вашего воображения. Значит, договорились, вы присматриваете за моей собакой! А я – за вами…
Пламя выросло, закрыло человеческую фигуру, чадя едким черным дымом. Земля, словно ожившая, поползла куда-то в сторону, вынуждая опереться руками. И вдруг заколыхалась, запрыгала вместе с ним.
– Эй, Асато, да открой же ты глаза, бакэ-дзори недобитый! Что ты опять с собой сотворил? – Перед лицом нарисовался Эрик, немилосердно трясущий приятеля за плечи. Позади него стояли три обеспокоенных киборга. – Ну же, что тут произошло?
– Медитировал. А вы тут как очутились? – Почему-то говорить про глюк Патрика не хотелось. Похоже, он позорно уснул во время медитации, с соответствующим результатом.
– Обнаружили твое отсутствие на «Кельпи» и рванули искать. Ты мало того что в лес один ушел, так еще и на вызовы не отвечаешь! – сердито заявил Эрик. – А когда нашли, чуть не обосрались. Валяешься, глаза открыты, не отвечаешь, да еще кострище это дурацкое.
– В дыму содержатся ядовитые вещества, галлюциногены, – сообщил Эмиль, поспешно анализируя вдыхаемый воздух. – Хорошо, что мы успели вовремя! Среди местных растений есть несочетаемые с человеческим организмом.
– Галлюциногены? – Асато посмотрел на друзей и с облегчением выдохнул: – Слава богу!
Скутеры запихали в багажник флайера. Эрик обменялся с кем-то сообщениями и заявил, что ему все осточертело и надо решить сразу кучу проблем в частности, с управлением Эмилем и Бертом, а еще окончательно избавиться от Чучела. Только вот надо закинуть Асато на корабль… Японец воспротивился, решив, что раз уж подсознание пообещало ему помощь, а он подсознанию – присматривать за Эриком, то отсиживаться в медотсеке он не будет, и после короткого спора все отправились к следующему пункту назначения.
Это оказалась тюрьма. Их провели в отдельный корпус, больше похожий на офис, чем на место заключения, сообщив, что Сандерс уже ждет и у него есть важная информация. В коридоре на диване, поджав под себя ноги, сидел рыжий зеленоглазый мэйлис в униформе с логотипом института биологии. Глаза у секс-куклы были большими, красивыми и испуганными. Рядом на полу лежал сауриш. Эрик кивнул мэйлису, а ящер вскочил и заговорил, мотая головой в попытке смотреть сразу на всех:
– Как хорошо, что вы пришли! Для Чучи это очень важный момент, вы его единственная семья, а я его куратор – Шуур, если кто не помнит! Мы же теперь почти родственники с вами! Это так мило, что вы не оставили своего подопечного в трудную минуту! Вам следует поговорить с Лео, он почему-то не захотел беседовать со мной…
Эрик вздрогнул и, оставив на растерзание ящеру Асато с коллекцией собственной боевой техники, метнулся в ближайшую дверь. Берт огляделся: оба киборга по непонятной ему причине перекрыли выходы. Рон – дверь, а блондин расположился у окна. Ящер еще что-то говорила, но они дружно включили фильтры, решив, что ничего интересного это лицо без прав управления не скажет. Берт послушал ее торопливую речь, понял что ничего не понимает в сложившейся ситуации и обратился к товарищам.
«Что происходит? Чего опасаетесь?»
«Тут Чучело. Он способен на глупости. Он может повредиться».
«Я вижу, что чучело». – Рыжий под пристальными взглядами трех боевых машин сжался, став похожим на испуганного цыпленка.
С секс-куклами Бертран сталкивался. Правда, у прежнего хозяина они надолго не задерживались — или отправлялись в виде останков в утилизатор, или продавались по дешевке. Но вот сидит вполне живая кукла и старательно их боится. Интересно было бы узнать у него, ломал ли его Эрик и как. Но другие киборги заметят инфообмен, так что разведки не выйдет. Можно только просканировать осторожно, чтоб не напугать, а то еще тревогу поднимет.
«Это имя такое. Парень неплохой, но вечно во что-то влипает. Ухитрился удрать, а потом сам же и позвонил, сообщив, где находится. Недавно украли по ошибке. Следует присматривать».
«Как люди отнеслись к его действиям?»
«Никак. Сказали, что взбунтовавшийся мэйлис – это смешно». – Рон пожал плечами. – «На мой взгляд, это мокро. Он сначала в воду лицом лежал, потом листики собирал под дождем. А мне пришлось с этим разбираться».
Старший киборг прервал объяснение, повернулся и быстро вошел в ту же дверь, что и хозяин, – его позвали. А еще через несколько минут пригласили остальных, невежливо закрыв дверь перед носом сауриши.
За дверью оказался инфоцентр. Шесть мощных терминалов, какие-то странные ящики с кучей проводов, сложенные у стены койки и один демонстрационный стенд КЭЙС, от которого у Бертрана в животе все сжалось в ледяной ком. Еще стол и большой, удобный даже на вид диван. Высокий, спортивный, коротко стриженый мужчина, хозяин странного места, представился Лео Сандерсом, протянув руку по очереди всем, кроме Рыжего. Тому дружески кивнул и… указал на стенд. Мэйлис не проявляя отрицательных эмоций, снял ботинки, разделся и встал в нишу.
– Значит, так. – Эрик жестом подозвал их поближе, хотя особой нужды в этом не было. Киборги слышат хозяина,находясь на другом конце улицы оживленным движением. – Я решил кое-что сделать для вас всех. Внести изменения в системный код. Надеюсь, это не приведет к неприятностям, Берт, я про тебя.
«О чем он?» – получил сразу три сообщения Рон. И так же троим ответил: – «Я догадываюсь, пусть будет сюрприз для вас. Хочу посмотреть, как это выглядело со стороны. Чучело, не бойся».
«Я не боюсь, то есть я не этого боюсь! – Завертелся в станке Рыжий. – «Со мной все равно ничего сделать нельзя, процессор не чинят. Главное, чтобы меня не забрали отсюда на «Кельпи». У меня через два дня закладка яиц в инкубатор!»
– А теперь я вам хочу кое-что показать. – Сандерс присоединил к голове мэйлиса присоски, щелкнул кибера по носу, придал горизонтальное положение стенду и пояснил: – Когда лезешь в микрочип, отвечающий за первоначальную загрузку, он начинает выдираться и биться в судорогах. Так что чуть позже придется его выключить.
– Господин! – Рыжий бросил на Ларсена жалобный взгляд. – А если я не включусь…
– Не говори ерунды, все будет хорошо! – перебил его Эрик. – Но если не включишься совсем, обещаю, отвезу тело в лес и там скормлю твоим любимым хищникам.
– Правда? – мэйлис нелогично обрадовался. – Спасибо! Собственно, я только об этом подумал!
– А ты не думай, тебя починят обязательно, ничего страшного нет, насколько я понял. Так? – Эрик перевел мрачный взгляд на Лео и тот поспешно разъяснил:
– У вашего мэйлиса система в порядке. Поврежден загрузочный чип, отвечающий за работу процессора.
Он развернул два экрана с кодом и указал на первое:
– Вот так это должно быть.
Потом на второе:
– А вот что у него. Видите, тут куски чужого кода?
– Не вижу, – Эрик посмотрел на ряды непонятных значков, цифр и даже почти знакомых слов. – Просто скажите – это чинится?
– Разумеется. Хотя и довольно сложно. Это уникальный вирус. Его практически невозможно уничтожить, он способен пережить любое форматирование и заражает систему после переустановки заново. Потрясающая работа одного моего покойного друга. Точнее – это только треть кода вируса. Где еще две, я не знаю.
– Там же, – Эрик перевел взгляд на Рыжего, получив в ответ улыбку. – Ваш друг, скорее всего, планировал вытащить свою работу из лаборатории в киборгах. Так что вам просто надо найти еще две глючные жестянки. А отчего он погиб?
– Не поверите. Наркоманы в подъезде зарезали! Говорили ему, не выходить без охраны, а он все-таки вышел. Их взяли, конечно, но… человека не вернуть! – Лео зло ударил себя по колену кулаком. – Хрен я отсюда выйду, знаете ли, гении на дороге не валяются… Ладно, чего уж там! Мне понадобится часов десять, чтобы все исправить и часа четыре на полную переустановку и отладку системы. У вас нет идей, куда можно девать Шуур? Сидеть за убийство это совершенно не то, чего мне хотелось бы. У меня своя специализация.
– Не ко мне точно, – отмазался Эрик. – Можете сначала поправить код ребятам?
– Разумеется. Дайте мне право управления, чтобы они меня слушались, а сами подождите в комнатах отдыха. Ко мне часто приходят со сложными случаями, так что тут есть вполне комфортабельные камеры для посетителей. Ну, или просто вернитесь через часок.
– Мы подождем, – вмешался Асато. – Не хочу оставлять Эмиля одного.
– Не волнуйтесь, – Лео указал киборгам на диван, – с этими я быстро, там работы-то! Хотя не уверен, что идея хорошая. Но дело ваше. Так что просто не отвлекайте меня, и все будет нормально.