Глеб сложил вещи в сумку, растащил обратно одеяла, принёс из сушилки комбинезоны, свой отнёс в гардероб на выходе, а Лотты – в её комнату. Оглядел комнату – не забыл ли чего, и спустился в гостиную. Из кухни дразнящее тянуло жареной картошкой с мясом.
— Ешь, я уже, — Лотта увлеченно строчила что-то в планшете, обмениваясь сообщениями.
Глеб подтверждающее кивнул и пошел восстанавливать потраченную энергию, есть хотелось страшно.
Подождав, пока он поест, Лотта немедленно потащила Глеба в аэр, но на пороге ангара затормозила:
— Так. Надо прояснить ситуацию. Мы сейчас улетаем потому что у меня работа стоит, тебе надо в центральное здание и к нормальным учителям, но ты в любой момент можешь сюда прилететь и находиться столько, сколько понадобится. Ясно?
— Да.
— Дядя Ко, мы ушли, ты за главного!
— Ещё приходите, с вами интереснее, — отозвался ИИ.
Джет с Алисой Траум нашли общий язык довольно быстро – в основном, конечно, на почве того, что собирались искать одного и того же человека. Вот только Алиса не стала уточнять, для какой цели ей нужен Лебош Лютенвальд. Тем не менее, избавляться от общества Джета она тоже спешить не стала: молодой мужчина явно был уроженцем этого мира, гораздо лучше неё ориентировался в его специфических особенностях, и с таким проводником добраться до Лютенвальда без всего оборудования, которое покоится теперь на дне вместе с останками аэроцикла, будет несказанно легче. В свою очередь, Джет тоже был глубоко заинтересован в сотрудничестве с той, которая знала хотя бы, чем конкретно занимается Лебош Лютенвальд, и в какой стране стОило начинать поиски. Это была далёкая, загадочная Россия – страна, о которой ходило много страшилок и легенд, (по бОльшей части, скорее всего, не имеющих ничего общего с правдой). Единственное, что Джет знал о ней наверняка, так это что и Правитель Збенеш, и сам Лебош Лютенвальд родом откуда-то с близких к России земель. Джет был почти уверен, что, если Збенеш жив, то и его следы искать нужно именно там.
Прежде, чем отправиться к европейским берегам, Джет и Алиса решили как следует осмотреть свой корабль и, выявив степень тяжести повреждений, определить, смогут ли они самостоятельно устранить неисправность. Затем было запланировано произвести попытку погружения, с целью осмотра погибшего аэроцикла, и, если очень повезёт, снятия с него всё, что сможет оказаться полезным в походе. Затем надо было запастись провизией, ведь Алиса не могла, как Джет, питаться одним мёдом, а тем более – излучением реактора.
Закончив похороны команды, произвели подробный осмотр корабля. Странно, но сложилось такое впечатление, будто корабль совершенно не имеет никаких повреждений. Подозрения вызывала только система вентиляции и отвода углекислого газа, однако, полную проверку этой системы они произвести так и не смогли – не хватало ни знаний, ни хотя бы элементарной общей документации по устройству лодки. Решили не рисковать с погружением. Зато Алиса нашла шлюзовой отсек и полный комплект подводного снаряжения – как аквалангов, так и глубоководных скафандров. Этот факт очень порадовал её. Проверив акваланг, Алиса тут же решила совершить погружение к затонувшему аэроциклу. Джет остался на корабле: двоим внизу, в сущности, делать было нечего, а вот оставлять на долгий срок без присмотра лодку не хотелось. Погружение прошло без эксцессов, хотя и без особой пользы: ничего существенного Алиса не принесла. Аэроцикл был полностью выведен из строя и восстановлению не подлежал – во всяком случае, без наличия мастерских и специалистов ОСУЛа. Снять с погибшей машины удалось только хроноскоп и мнемонавигатор, но ни тот, ни другой не работали: хроноскоп разгерметизировался и был полнёхонек солёной морской воды, а навигатор, похоже, вообще оказался в цепи, по которой прошло короткое замыкание: вводная клемма была оплавленной и почерневшей, а выводная вообще представляла собой единый бесформенный монолит с тем, что изначально было пучком входящих в неё проводов. Всё-таки на всякий случай Алиса притащила с собой оба прибора, хотя и понимала, что шансы на реанимацию хотя бы одного из них ничтожны.
На следующий день разобрались с навигационной системой лодки, (она оказалась весьма схожей с теми, что использовались в мире Алисы), а к вечеру ревизовали камбуз. Там оказался вполне сносный запас различных консервов и напитков. Он был, конечно, не достаточен для обеспечения перехода через Атлантику с командой из восьми мужчин, но для экипажа из мужчины и девушки хватит с запасом, а если учесть скромные запросы Джета – то и подавно. В довершение накачали надувную лодку и сплавали на ней до берега, набрали пару пятилитровых гермоконтейнеров мёда. Тут Алиса хлопнула себя ладонью по лбу. Самое-то очевидное, и самое главное, проверить забыли! Наличие и количество пресной питьевой воды!
Сразу по возвращении пошли проверять. Когда обнаружили ёмкость, оказалось, что воды там меньше трети, но среди оборудования лодки имеются два опреснителя. Решили не усложнять и не возить воду с ручейка в бочонке, тем более, что ручеёк был довольно далеко. На следующее утро решили отправляться. Отдельных кают в лодке не было, потому ночевать устроились в соседних отсеках.
Первую ночь всё было хорошо. Во вторую, после нелёгкого дня начала пути, с его привыканием и авральным осваиванием «на ходу» незнакомых механизмов, перемежающимся чувствительными приступами морской болезни, Джет вообще спал, как убитый. И третью, и четвёртую ночь – тоже. Потом стало легче, организм приспосабливался к непривычным условиям, морская болезнь постепенно отпускала, а через неделю и вовсе прекратилась. Сон стал спокойнее и легче, усталость – меньше, а свободного времени стало оставаться значительно больше: сказывалась дисциплина, к которой Джету было не привыкать. А к середине второй недели Джет вдруг понял, что тяга к противоположному полу отнюдь не пустой звук для него, мало того, вещь совсем не такая уж смешная и безобидная. Как раз наоборот: оказалось, что этот весьма специфический инстинкт способен доставить кучу неудобств и даже неприятностей… Всё б ничего, только вот Алиса к этим «страданиям юного Вертера» оставалась абсолютно глуха. Выражаясь прозаично, от Джета ей ничего, кроме вахт и помощи там, где была необходима физическая работа, было не нужно. К счастью, всё время путешествия океан был спокоен, как буддистский монах, а ходовая часть лодки, действительно, оказалась не просто исправна, но и в отличном состоянии, и судно шло по поверхности со скоростью семнадцать узлов, что соответствовало примерно тридцати пяти километрам в час, и в начале третьей недели пути на горизонте показалась полоска земли. Если штурманский компьютер не врал, то впереди была Португалия, а несколькими градусами южнее открывались узкие «ворота» пролива Гибралтар. Убавили ход до минимума, и лодка, подхваченная попутным течением, миновала Тарифу, и пошла вдоль африканского побережья, мимо величественной скалы южного Геркулесова столба. Через два часа перед путешественниками раскрыло свои тёплые объятья воспетое древними мифами Средиземное море.
На исходе следующего дня миновали Сицилию, а когда горячее южное солнце, как водится в этих широтах, без привычных северных сумерек нырнуло за горизонт, из-за скал юго-восточного побережья острова показался узкий чёрный корабль. С надстройки ударил мощный прожекторный луч, и начал блуждать туда-сюда, обшаривая морскую поверхность широким сегментом. Заметив промелькнувшую в жёлтом световом туннеле лодку, корабль развернулся, и, набирая скорость, устремился следом. На невысокую мачту выползло большое чёрное полотнище флага с уже не различимым в сгущающейся ночной темноте рисунком. Прожектор прочно «захватил» лодку и замер, удерживая её в длинном, бликующем по осколкам брызг овале света. На носу корабля ожила, словно принюхиваясь к ещё далёкой цели, тонкая длинная пушка.
— Алиса, кто они, как думаешь? Может, они помогут нам, подскажут? Может, с ними Правитель Збенеш, или даже – сам Учитель Лютенвальд? – спросил Джет, вглядываясь в слабо освещаемый рассеивающимся вокруг прожектора светом корабль. Судя по всему, Алиса не разделяла его восторженных предположений.
— Не думаю. По крайней мере, даже если там и кто-то из них, маловероятно, что они решили мило побеседовать с нами о ценах на сахарный тростник за чашкой чая. Скорее, разговор у нас будет… Она прервалась на полуслове и «пожарником» ухнула в люк, — Валим быстрее! Ходу!!!
Звук выстрела раздался неестественно тихо, словно рождественская хлопушка. Справа по борту вскипел бурун и выплеснулся невысокий фонтан воды. Лодка существенно увеличила скорость, но корабль был явно быстрее и стремительно нагонял. Пушка повела стволом и уставилась, казалось, прямо на Джета. Джет ощутил целую бурю смешанных чувств – непонимание, досаду, обиду и даже злость. В свете прожектора на носу корабля мелькали человеческие силуэты. Из люка наполовину высунулась Алиса, и прокричала:
— Эй, парень, ты что, псих? Это – разбойники, понимаешь? ПИРАТЫ!!! Ты что, вообще дебил, книжек не читал?!
— Читал… Но это же было давно, это же всё – легенды, никто даже не знает, было ли это на самом деле…
Донеслась трескучая очередь, по рифлёному металлу площадки зацокало, будто кто-то высыпал горсть гороха. И тут вдруг до Джета дошло. Всё, что происходило – происходило ПО-НАСТОЯЩЕМУ. Кому и зачем понадобились они с Алисой – не понятно, да и не важно… Важно, что это – правда. На них напали. Без предупреждения и объяснений причин. Снова протрещало, и что-то ощутимо толкнуло Джета в бедро. Он с удивлением уставился на намокающую тёмным и тёплым пятном штанину. Затем пришла боль… Сознание Джета поплыло, реальность перед глазами запульсировала, заколыхалась. Они ж так могут даже в Алису попасть… Он развернулся к девушке. «УХОДИ». Голос прозвучал страшно – жёсткий, лишённый эмоций и интонаций, чужой. Мёртвый. Алиса, почти уже вылезшая, чтобы схватить слюнтяя-попутчика за ноги и затащить в люк, замерла с вытянутыми руками, ухватилась за поручень, и, не отрывая от Джета глаз, медленно сползла вниз. Правда, после этого почему-то очень быстро захлопнула крышку. Винт зажима ушёл в резьбу с такой скоростью, словно снизу к нему подключили моторчик. Слабо, отрывочно соображая, Джет стоял, покачиваясь в такт волнам. Его фигуру, чётко выделяющуюся в свете прожектора, стремительно окутывало полупрозрачное сияние, одновременно разгораясь холодным, ослепительно-синим светом. Все мысли куда-то высыпались из головы Джета, и из-под их бестолковой кучи показалась, отряхнулась и поднялась в полный, чудовищный рост одна-единственная, сразу сделавшая все остальные бесполезным ворохом выцветших, утративших значение лоскутков. «ЗА НЕСПРАВЕДЛИВОСТЬ НАКАЗЫВАЮТ». НАКАЗЫВАЮТ… НАКАЗЫВАЮТ… НАКА….
Хищный нос корабля, казалось, вот-вот изогнётся и клюнет непослушную, убегающую лодку. С корабля тоже заметили метаморфозу, происходящую с человеком, как истукан, стоящему на её палубе. Корабль резко застопорил ход, начал манёвр разворота, над морем разнёсся двухголосый вой тревожной сирены… Но было уже поздно. От стоящей фигуры к судну протянулась едва заметная синяя ниточка, затем ещё одна и ещё. Потом вдруг весь сияющий кокон плавно перетёк на эти тонкие волокна, образовав на них колышущийся синий ком, и с почти не воспринимаемой человеческим зрением скоростью перенёсся на преследовавший, а теперь изо всех сил удирающий корабль. Перед центральной надстройкой, там, откуда ещё минуту назад целилась в лодку длинная пушка, медленно вырос, выпуская вокруг мясистой чёрной клубящейся «ножки» сперва юбочку, а затем и мощную «шляпку» дымного облака, маленький, но от этого не менее чудовищный и жуткий «гриб» ядерного взрыва. Раздался глухой влажный удар, через пару миллисекунд, молниеносно расширяя окружность, над морской гладью понеслась, освещая каждый клочок пены, каждую планктонную мелочь на поверхности, белая световая волна. Чёрный корабль, словно разрубленный поперёк гигантским, отточенным, как бритва, топором, стал проваливаться в пучину, издавая гротескные агонические звуки и выбрасывая в воздух фонтаны воды и горячего белого пара. А на палубе быстро уходящей в люминесцирующую ночную тьму тёплого моря подлодки, свернувшись калачиком, лежал Джет. Он спал крепким, здоровым сном плотно пообедавшего ребёнка.
— Эй! – Веки Джета дрогнули, и в узкой щёлке между ними, всё расширяясь, начала проявляться картина реальности. – Э-ээй…
Над ним склонилось уродливое чудище, со свисающей складками серой ссохшейся кожей, членистыми щупальцами вместо рук и огромными, круглыми, не моргающими глазами на выкате, без зрачков, век и бровей. Джет изо всех сил зажмурился снова.
-Эй! Парень, ты живой? — голосом Алисы сказало чудище. Джет приоткрыл один глаз. На него по-прежнему, не мигая, глядели очки старого противорадиационного скафандра. Джет открыл второй глаз и сел, встряхнув головой, как собака, вылезшая из воды. Алиса стояла над ним в не подходящем ей размеров на пять скафандре и водила вокруг радиометром. Через какое-то время прекратила это занятие, и, расстегнув двойной замОк шлема, сняла его, устало отбросив в сторону. Тряхнула волосами, отчего они метнулись по плечам плотным, рыжим даже в ночной темноте облаком, и села на площадку рядом.
— Слушай… Может, ты хоть что-нибудь объяснишь? – она вопросительно уставилась на Джета.
— Ну… Я щщас, попробую, — ответил тот и потёр вискИ.
Рассказ о его «ядерных перевоплощениях» Алиса слушала со смесью недоверия и интереса, который возникает при чтении хорошей фантастической книжки. За годы своего межгалактического, межпространственного и даже межвременного рейнджерства Алиса насмотрелась на всякое, но вот ходячую ядерную боеголовку видела впервые.
— Хорошо, ну, допустим, взорвал ты реактор на этом корабле, (пол-царства за научное объяснение, как ты это сделал!); но теперь тут всё вокруг на чёрт-те каком расстоянии должно быть заражено, а мы сами должны аж светиться от этой радиации! Ты что, нас каким-то энергощитом прикрыл, когда корабль взорвался? Я ж лично, своими глазами, гриб видела! Куда делась радиация?!
— Я, это… Ну… Я её съел.
Та-ааак… Ещё и абсолютный дезактиватор в одном флаконе.
— И много ты можешь вот так «съесть»?
— Пока не очень, — ответил Джет, — Вот от этого небольшого взрыва мне и то хватило под завязку, теперь дня два, наверное, ни на какую еду смотреть не смогу…
Над Средиземноморьем царил полный штиль. Лодка неподвижно покачивалась на медленной, ленивой волне. Вдруг Алиса спохватилась:
— Слушай, а ты там вообще ВСЮ радиацию, как ты выражаешься, «съел»? Там, где корабль затонул, теперь тоже чисто?
— Ну, я, вообще-то, не проверял, но теоретически – должно.
Алиса подскочила, как отпущенная пружинка.
— Возвращаемся! Там же могут остаться выжившие!!!
— Ну, так они ж ведь эти… Разбойники, разве нет?
— Джет, ну, что ж ты такой олух-то, а? Там, где тебя воспитывали, что – ни этики, ни морали, ни чести в принципе не существовало? Какие разбойники? Если там кто-то выжил, то сейчас это – просто люди, несчастные, борющиеся из последних сил за жизнь, потерявшие всякую надежду люди!!! Даже идейные враги в таких ситуациях проявляли милосердие и спасали оставшихся в живых! – последнюю фразу Алиса выкрикнула уже из недр подлодки, и её голос эхом заметался в трубе входного колодца. Вскоре лодка дрогнула, ожили винты, и судно, набирая скорость, стало разворачиваться по длинной, пологой дуге.
На месте взрыва царил тот же покой, что и повсюду в эту ночь. Только по поверхности моря неспешно проплывали, уносимые течениями, какие-то щепки, балки и прочие бесформенные обломки, оставшиеся от катастрофы. Было решено идти плотной расширяющейся спиралью, начиная от места, где до сих пор колыхались на поверхности неряшливые масляные пятна. «Ты, случайно, маслица не желаешь? Ну, так, чисто на верхосытку – бутербродик обмакнуть… Нет?» — съязвила Алиса. Джет смущённо улыбнулся. Алиса почувствовала, что переборщила, и хотела изобрести что-нибудь такое, чтоб и оправдаться, и удержать марку одновременно, но тут чёрный волосок на зелёном поле радара запнулся о неприметную точку, которая немедленно откликнулась требовательным писком, вспыхнув алым крестом.
— Цель к северу четверть румба, восемь градусов к западу! – на автомате доложила Алиса. – Тьфу ты, чёрт… Прости, Джет. Тренировки, привычка. Смотри. Вон, радар чего-то засёк.
Джет поднялся на крышу ходовой рубки и, сняв чехол с сигнального прожектора, стал шарить лучом по поверхности воды, («Совсем как ЭТИ, когда обнаружили нас… Диалектика бытия, однако», — подумалось Джету). Вскоре луч выхватил большой оранжевый надувной плот, круглый, как праздничное блюдо. Опираясь головой на баллон, внутри плота лежал человек. Джет, оставив прожектор направленным на находку, бегом спустился в командный отсек.
— Алиса, там… Надувная лодка, большая. И в ней – человек.
— Идём, ты светить будешь, а я поведу судно, — Алиса оторвала взгляд от радара и вперёд Джета поднялась в рубку, где имелся обычный корабельный штурвал и все необходимые приборы для надводного плавания. Джет поднялся к прожектору. Судно, сбавляя скорость, пошло на сближение с оранжевым плотом.
— Джет, возьми канат с крючком… Да не с тем, тот острый, бери тот, у которого крючок с шариком на конце, а то плот пропорешь!
Джет вооружился мотком каната с привязанным на конце подобием отпорного крюка, и, когда лодка поравнялась с плотом, с первого раза закинул туда крюк. Крюк зацепился за какую-то верёвку, и через пару десятков секунд плот уже тёрся о покатый бок подлодки. Прямо по обшивке Джет добрался до него, и, ухватившись за верёвочную петлю, без труда выволок плот наверх, ближе к задней части площадки – палубы, привязал его к поручню и наклонился над спасённым. Человек был среднего роста, худощавый. Разглядеть подробнее не получилось – незнакомец был закутан широкий коричневый плащ. На голову был натянут глубокий капюшон, полностью закрывающий лицо.
— Отнеси его внутрь, я осмотрю, — распорядилась Алиса. Джет подхватил спасённого на руки. Тело оказалось лёгким, Джет едва ощутил его вес. На руках мужчины спасённый застонал и пошевелился. Ткань капюшона складками сползла с головы. Несмелые предрассветные сумерки высветили красивое узкое лицо с правильным прямым носом, обрамлённое густыми светло-каштановыми волосами… Джет мысленно застонал, вторя пострадавшей, и чуть не выронил девушку из рук… Ещё одна!!! На пиратском корабле, атаковавшем мирную подлодку, оказалась девушка, и, похоже, она – единственная, кто остался в живых из всей команды!!! Или там, была команда амазонок?! Тут что, после Взрывов мужчин совсем не осталось? Или это просто судьба изощрённо издевается над ним? Проглотив подкативший к горлу комок, Джет осторожно шагнул на палубу, донёс девушку до люка, и, стараясь по возможности не тревожить, передал её Алисе, ожидавшей внизу. Девушка снова зашевелилась, закашлялась, открыла глаза. Попыталась ухватиться за ступени лестницы – не то протестуя, не то, наоборот, пытаясь спуститься самостоятельно. Но сил у неё было мало, и она снова затихла, полностью положившись на милость своих спасителей.
Уже лёжа на койке медблока, без плаща, укрытая зелёным армейским одеялом, девушка снова открыла глаза, приподнялась на локте и осмотрелась.
— Wo ist ich? – спросила девушка. «Где я»? – тут же услужливо перевёл алисин лингвер.
— Без тебя знаю, — огрызнулась в адрес лингвера Алиса, и ответила на чистейшем немецком: — Ihr sind an Unterseeboot. («Вы на подводной лодке».)
Ich bin Alisa, und er rufen Dschet.
— Я Верена Кайзер, — настроившись на голос девушки, перевёл лингвер, — капитан эсминца «Пробивающий»… Уже бывший капитан. Я могу узнать условия плена? Что вы хотите? Информации не будет, на это не рассчитывайте. Выкуп? Это возможно. Если вы согласны, давайте обсудим условия и способ передачи вашего решения.
— Верена, вы не совсем верно оцениваете своё положение, — отвечала Алиса.
— Вы – не пленница, и нам ничего не нужно. Контратака на Ваш корабль была лишь актом самозащиты, а гибель «Пробивающего» — результатом вынужденного неумелого обращения с грозным оружием. Мы – мирные путешественники, не имеющие никакого отношения к военным, а эта лодка – случайный подарок судьбы. Сейчас мы хотим помочь Вам. Единственное, что Вы можете сделать для нас в ответ – это подсказать, где можно найти учёного по имени Лебош Лютенвальд.
— Я ничего не знаю об этом человеке. Если это, действительно, всё, и ваши слова правдивы – позвольте мне покинуть ваш гостепримный борт, — девушка села на кушетке, попыталась гордо вскинуть голову, но не смогла, силы покинули её, Верена стала заваливаться вбок, и если бы Джет во-время не подхватил её, неминуемо разбила бы голову о переборку. Лихорадочный румянец залил щёки девушки, дыхание стало тяжёлым, неровным. Глаза пиратки закрылись, и она снова потеряла сознание.
Алиса хлопотала в отсеке, оказывая посильную помощь и пытаясь понять, что за недуг одолевает отчаянную морячку, а Джет поднялся на палубу с намерением осмотреться повнимательнее при свете начинающегося дня, не отыщутся ли другие выжившие пираты. Их было не видно, зато со стороны недалёкого острова Джет услышал характерный звук работающих винтов. Причём, не один: разного тона и частоты, эти звуки красноречиво говорили о том, что в их направлении, ещё не показавшись из-за скального мыса, движутся несколько кораблей. Прислушавшись, Джет насчитал три, и бегом помчался к Алисе. Та передала ему капельницу, которую надо было закрепить на штативе, и пошла в ходовую рубку, бросив через плечо:
— Только, во имя Космоса, не поднимайся больше на палубу!
Джет и сам не собирался. Он остался с Вереной, и стал внимательно вглядываться в её лицо, пытаясь проникнуть в суть снедавшей её болезни. Вскоре где-то в глубине, на каком-то внутреннем, скрытом слое реальности, удалось заметить маленький, слабый зеленоватый огонёк. Лучёвка. Всё-таки девушка успела получить критическую дозу. Джет сосредоточился, взяв девушку за руку. Ощущение слабого фона пришло быстро, но вот принимать его, стягивать на себя организм не хотел: он был «сыт», что называется, по горло, и как заставить его усвоить хоть миллирентген, Джет не знал. Не знал он и используемых во внешнем мире названий противолучевых препаратов, и принялся читать аннотации ко всему, что нашлось в аптечном шкафу. На удивление, во втором десятке препаратов отыскалось то, что нужно. Джет проткнул мембрану, вставил капсулу в шприц-пистолет и сделал инъекцию, затем добавил успокоительное и витаминный комплекс. Девушка перестала метаться, лишь продолжала что-то не внятно бормотать по-немецки. А ещё через некоторое время затихла вовсе, только тяжело дышала, да на лбу выступила испарина. Джет сделал холодный компресс, пропитав охлаждающим гелем ватно-марлевую повязку, и пошёл узнать, как дела на мостике. Алиса выжимала из лодки всё, на что та только была способна, а позади, дополняя панораму далёкого уже острова, чёрными штрихами мелькали на поверхности моря преследующие подлодку корабли. Как и предполагал Джет, преследователей было трое, и, не смотря на высокий бурун, поднимающийся за кормой, корабли явно приближались. Часа через три их силуэты стали отчётливо различимы – это были два стремительных, высоких, явно военных судна, наверняка несущих значительно большее вооружение, чем «Пробивающий», и небольшой узкий катер, идущий на корпус впереди остальных. Когда расстояние между кораблями и лодкой сократилось до досягаемости прямого выстрела, Алиса повернулась к Джету:
— Джет, задраивай люк. Погружаемся. Другого выхода у нас нет.
Джет и сам понимал, что нет. Хотя… Он стоял и напряжённо вспоминал одну книжку, которую дал ему почитать Привратник во вторую после их знакомства встречу. Там тоже были пираты и корабли. Правда, корабли были совсем старинные, парусные. И как-то капитан одного такого корабля попал в точно такую же ситуацию… Как же он поступил тогда? Хм… Странно, почему Джет этого не запомнил? Что же он сделал, тот капитан… И тут повествование всплыло в памяти, словно картинка из цветного фильма. Джет понял, в чём была причина. Капитан был гадким, хитрым и трусливым, и то, что он делал, просто не хотелось держать в памяти. Но сейчас жизнь преподносила урок о том, что на любое действие может быть, как минимум, две точки зрения.
— Есть другой выход! – крикнул Джет и скрылся в отсеках. Через пару минут он уже неуклюже бежал обратно, неся на руках Верену, вынес её на палубу и жестом циркового гимнаста поднял над головой.
— Алиса, тут есть громкоговоритель? Скажи им, что у нас – их человек, это называется – заложник!
Верена вдруг шевельнулась, Джет потерял равновесие и опустил девушку на палубу, чтобы не уронить. Она освободилась из его объятий, неуверенно встала, держась одной рукой за поручень, другой – за Джета, внимательно посмотрела на преследователей, и хрипло бросила:
— Idioten! Die gleichen imperialen Schwein! Feinde!
— Идиоты! Это же имперские свиньи! Враги! – немедленно проворковал лингвер.
— Все – внутрь! Уходим под воду!!! – львицей взревела Алиса. Теперь Джету дважды повторять не пришлось. Он без разговоров подхватил Верену, как пушинку, и испарился с проворством призрака. Алиса захлопнула люк и завернула вентиль зажима. Одновременно с первыми выстрелами лодка круто пошла в глубину.
Скорость судна под водой резко увеличилась. Джет и не предполагал, что оно может идти так быстро. Он дежурил возле радара и клапанов цистерн, а Алиса держала штурвалы рулей и, не отрываясь, всматривалась в экран переднего обзора. Он работал «через раз», перемежая реалистичные изображения подводного мира, сквозь который, как бешеный, нёсся корабль, какой-то совершенно галлюцинарной белибердой. «Чёртовы артефакты» — ругалась на что-то Алиса, нервно крутя верньеры настройки.
Подводный марафон продолжался весь день. Вечер застал путешественников нервными, измотанными, но, что было весьма весомым аргументом – ещё живыми. Если системы вентиляции лодки и были неисправны, то пока на животворности воздуха это никак не сказывалось.
Верену положили поближе, в соседнем отсеке, и, вопреки всем правилам подводного плавания, не стали закрывать люк. («Задраивать»! – насмешливо сказала Алиса. – «Закрывать» за собой двери дома в сортире будешь…») Девушка была в сознании, но плохА – жар никак не отступал, слабость не давала Верене даже сидеть продолжительное время.
Преследование продолжалось, и, хотя корабли существенно отстали, отступаться от добычи они не собирались, а системы отслеживания там были явно на высоте и в гораздо лучшем состоянии, чем на подлодке.
Алиса сказала, что необходимо перекусить. Зафиксировав рули, сходила на камбуз и принесла оттуда вилки, ложку, пару банок тушёнки с саморазогревом, запаянные в целлофан галеты, банку концентрированного молока и бутылку сидра. Открыв молоко, Алиса подошла к пиратке и протянула ей банку, ложку и несколько галет. Верена села, опираясь на переборку, благодарно улыбнулась, но тут же отвернулась в сторону и опять опустилась на матрац.
— Простите, не могу… Тошнит.
Алиса открыла тушёнку, стала есть. Вторую банку протянула Джету. Тот взял, но тут же спохватился, поставил банку на столик, подошёл к Верене, взял её за руку и закрыл глаза. Верена попыталась отстраниться.
— Что он делает?!
— Не волнуйся, — хрустя галетой, сказала Алиса, — Шаманит. Да не бойся. Хуже, чем уже есть, не сделает.
Верена хотела сказать что-то ещё, но веки её отяжелели, и через минуту девушка спала, словно младенец.
— Получилось? – поинтересовалась Алиса.
— Кажется, да. Но там совсем мало было. Всё равно есть хочу, — пожаловался Джет. – Только я не буду тушёнку, можно? Я лучше сгущёнки и мёда…
Он ушёл на камбуз, а Алиса снова уставилась на галлюцинирующий экран. Она вела старую, давно списанную в утиль атомную подлодку по глубинам чужого моря в чужом, еле выжившем после рукотворной катастрофы, мире, разделяя в утробе этого плавучего саркофага компанию со смертельно больной пираткой и разумной, но инфантильной ядерной бомбой, и думала о парадоксальных капризах теории вероятности.
Так прошли вечер и короткая южная ночь. Утром картина погони не изменилась. Складывалось впечатление, что преследователи, в отличие от преследуемых, знали, куда направляется вся «охота», и спокойно, не спеша загоняли добычу в какое-то нужное им место. Алиса подремала с полчаса, передав штурвалы Джету, и теперь снова сидела у экрана. Джет стоял у радара, наблюдая за тремя выстроившимися друг за другом точками. Проснулась Верена, приподнялась, села, спустив ноги с койки.
— Где мы? – вместо приветствия спросила она в пространство.
— Если верить навигатору, то мы вот-вот должны увидеть Крит. Но навигатор врёт, — подходя к ней, ответила Алиса. Джет сел на её место. Алиса тронула лоб Верены. Он был тёплым, но жар отступил, и нездоровый румянец сошёл со щёк.
— Что вы сделали? Ведь у меня начиналась лучевая болезнь, верно? Что вы… Как? Где взяли такие средства? Их где-то научились делать? Кто вы? Врачи? Учёные? Откуда вы?! Лавина вопросов, казалось, сейчас закружит Алису и унесёт, с лёгкостью перехлестнув через переборку.
— Знаешь, я думаю, ты получишь все ответы, раз уж ты оказалась здесь и в одном с нами положении… Но – давай всё по порядку, хорошо? Сперва давай постараемся хотя бы сделать так, чтоб наше положение называлось не «Мы в ж…»… Не критическим.
— Слушайте, тут, кажется, где-то молоко было… Есть хочется жутко, — Верена огляделась, заметила стоящую на столике банку, оперевшись на плечо Алисы, спрыгнула с койки, уселась и принялась за молоко, закусывая галетами. Пока ела, внимательно разглядывала экран и радар. Опустошив банку, поискала глазами салфетки, не нашла, облизала губы и сказала:
— Судя по всему, лодка сбилась с курса на Крит, и идёт сейчас чуть севернее, между островом и материком. Там мели и сильно неровный рельеф дна. Они рассчитывают загнать нас именно туда: там лодка вынуждена будет всплыть, если мы не хотим пропороть брюхо о скалы.
— И что же нам делать? – подал голос Джет, — повернуть и уходить на юго-восток, к побережью Турции, или, наоборот, на север, в Адриатику?
— У Турции всё равно придётся всплывать. Они не отстанут, я знаю, что такое имперские ищейки. Напав на след, они не сойдут с него без добычи. Адриатика – тем более не спасение: у них там несколько баз, идти туда – это лезть прямо к ним в лапы. Верена задумалась. Казалось, она покинула тело и унеслась в какие-то лишь ей одной ведомые глубины. Через несколько минут встрепенулась, решительно тряхнула роскошными волосами.
— Ладно. Вы погубили мой корабль и мою команду, но вернулись подбирать выживших, а после – спасли мне жизнь и не выдали имперцам, узнав, что они – мои враги. Я не знаю, кто вы, но, как минимум, не подданные Великого Князя, и это уже хорошо. Те ни при каких обстоятельствах не стали бы совершать такие феноменальные, граничащие с героизмом глупости. Я в свою очередь тоже помогу вам. Кажется, вы ведь искали человека по имени Лебош Лютенвальд? Я не знаю, где он, тут я вам не солгала. Но я знаю место, которое, возможно, выведет на его след.
Пискнул радар, и путешественники увидели, что к трём точкам на зелёном экранчике прибавились ещё две, двигающиеся с севера. Вероятно, к преследователям шло подкрепление, с тех самых баз, о которых упоминала Верена.
— Слушайте, а вообще – почему вы не воспользуетесь тем своим оружием? Отправили бы их на тот свет, и дело с концом – сворой бешеных псов стало бы меньше…
— Не хочу я, — ответил Джет. – Там же тоже люди… Хватит «Пробивающего».
— Не люди там, а искусственно выведенные твари, бездушные и бессердечные. Я же вам говорю. Боевые мутанты Эдварда. Их уничтожить – только землю от куска скверны очистить…
— Да я и не смогу. Слишком мало излучения. Мне надо весь наш реактор «осушить», чтоб хоть один из тех кораблей взорвать…
Верена ничего не поняла, пожала плечами. Парень нёс какую-то несусветную чушь, но, похоже, сам свято верил в то, что говорит. С таким лицом, с такими глазами не врут, это Верена знала наверняка.
Переливчато пиликнул глубиномер: расстояние до дна быстро уменьшалось. Под килем проплыла длинная скала с зазубренным, как акулья челюсть, краем.
— Всё, пора уходить! Гасите скорость и поворачивайте к северу, — распорядилась Верена. Алиса немедленно выполнила команду. Верена встала и подошла к экрану.
— Нужно подняться на перископную и осмотреться. Алиса переложила рули, лодка чуть поднялась к поверхности. Верена попыталась опустить визор перископа. Не получилось… Джет подошёл, потянул. Старые трубы скрипнули, поддались. Визор медленно, рывками опустился на уровень глаз. Верена откинула рукоятки настройки и приникла к смотровому оконцу.
— Так… Всё верно, нам нужно во-оон туда… Девушка покрутила рукоятку, наводя перекрестье курсора. – Записывайте координаты первого ориентира…
Зазвучали последовательности градусов и минут, вперемешку с обозначениями сторон света. Алиса быстро водила карандашом.
— Готово! Дай взглянуть… Верена уступила место у аппарата. Через мгновение Алиса охнула: — Ох, ёшкин кот… Да там же корабли! Мы, получается, пойдём прямо под ними?
— Да, — ответила Верена. Там есть одно место, проход. О нём мало кто знает, а имперцы не знают вовсе. У них с водолазами вообще туго… А я давно занимаюсь дайвингом. Ныряла. Проскочим, лишь бы бомбить не начали.
Лодка средним ходом шла прямо на имперские корабли…
На мостике малого рейдера «Ховсленгер» капитан внимательно следил за данными, поступающими от радиста-акустика. Безукоризненный китель, золотистый с чёрными галунами, такая же фуражка и изящная трубка эбенового дерева придавали капитану вид персонажа с книжной иллюстрации. По большому матовому экрану ползли столбики цифр. Сначала они были просто чёрными на белом фоне рабочего поля, затем стали зелёными, жёлтыми, и, наконец, вспыхнули ярко-оранжевым и остановились, замигали. Раздался зуммер оповещения. Капитан поднял голову от экрана, довольно улыбнулся и нажал клавишу громкоговорителя.
— Внимание по рейдеру! Боевая тревога! По местам стоять! Машина – малый вперёд! Подрывная команда – готовить глубинные бомбы! Готовность рапортовать!
Через три минуты посыпались рапорты: «Первая аппарель – готов!» «Вторая аппарель – готов!» «Третья аппарель – готов!»… Дождавшись последнего рапорта, капитан скомандовал:
— Глубинная атака! Бомбы – за борт! – и, взяв трубку в левую руку, вышел на внешнюю галерею, дабы лично пронаблюдать результат. Результаты он любил. Положительные, разумеется.
Взрывы глухо заухали, ощутимо толкая лодку то справа, то слева. Верена не удержалась на ногах, (всё-таки, слабость отступающей болезни давала о себе знать!), и повалилась на штурманский столик, но была вовремя подхвачена Джетом. Поблагодарила, села в кресло штурмана. Алиса, широко расставив ноги, казалось, намертво вросла в пол. Взгляд упирается в экран, руки неразделимы с рукоятками штурвалов… Верена сосредоточила всё внимание на экранчике штурманской машины. Цифры мелькали, приближаясь к постоянно горящему красным значению заданных координат, рядом курсор вычерчивал схематичную карту движения. ЧертА, обозначающая лодку на этой карте, неторопливо скользила к перекрестью координатной сетки.
Новая серия взрывов встряхнула лодку, эхом прошлась по гулким отсекам. Где-то упал и звонко покатился по полу какой-то небольшой металлический предмет. Путешественники, затаив дыхание, ждали достижения точки поворота. И вот координаты совпали с заданными, чёрточка на экране вошла в перекрестье, раздался предупреждающий сигнал.
— Право руля на четыре румба! – скомандовала Верена. («А ведь и правда – капитанша!» — промелькнуло в голове Джета). Алиса перевела сектор хода на «стоп», затем переложила рули на указанную величину. Накренившись на левый борт, лодка заложила крутую дугу. К концу поворота Алиса снова дала ход винтам. Судно рванулось вперёд. В этот момент послышался металлический лязг и скрежет, лодка «клюнула» носом, и сейчас же раздался грохот мощного взрыва, многократно усиливаемый эхом внутри корпуса. Завыла сирена аварийной сигнализации, дуэтом взревела пожарная. Ожил экран диагностики повреждений, по нему потекли колонки разноцветных цифр, ниже высветилась схема отсеков лодки, в двух носовых тревожно замигали красные галочки стрелок. Второй, чуть более слабый взрыв пророкотал по левому борту. Мигнув, погасло основное освещение, остались лишь тусклые жёлтые вспомогательные лампы. Экран диагностики бешено перемигивался всеми цветами, цифры неслись сплошным потоком. На схеме мигала целая гирлянда указывающих повреждения треугольничков. А на командирском пульте ожил глубиномер, отсчитывая отделяющие лодку от поверхности метры. Судно бесконтрольно погружалось в пучину, проще говоря – шло ко дну.
Джет сидел у бесполезных вентилей клапанов, обхватив голову руками; Алиса потерянно смотрела на экран – о том, что предпринимать в такой ситуации, она понятия не имела. Вести подводную войну на атомных подлодках в ОСУЛ не обучали. Тут Джет опустил руки, в глазах мелькнула догадка, и, как следствие, надежда. Он вскочил, прыгнул к пульту и виртуозно уклонился в последний момент, чтобы не сбить в точности повторившую его манёвр Верену. Их руки скрестились на рукоятке сектора хода. Парень и девушка посмотрели друг на друга, не сговариваясь, кивнули и рванули рукоятку на максимум до упора. Двигатель возмущённо загудел, и тонущая лодка, как торпеда, рванулась вперёд. Экран переднего обзора снизу доверху закрывала иссеченная трещинами, заросшая водорослями и кораллами скальная стена. Лодка, всё набирая скорость, неслась к неминуемой смерти, и одновременно плавно погружалась. И вот, когда стена, казалось, уже коснулась носа судна, снизу экрана выплыл чёрный разлом, зияющий, словно глотка, открывшаяся в каменной неизбежности скал. С визгом и скрежетом сшибая поручни и радиомачты, корабль ворвался в узкий, ощерившийся люминесцирующими клыками сталактитов, туннель.
Верена немедленно застопорила моторы. Цепляясь за неровности стен, сотрясаясь и подпрыгивая, как подбитый самолёт, лодка проковыляла ещё несколько десятков метров и легла на грунт. Маленький серый осьминог, вывернувшись из-под потревоженного каменного обломка, возмущённо запульсировал и выпустил жиденькое чернильное облако…
«Ховсленгер» дрейфовал в трёх милях от неприступных скал, обрамляющих юго-западную оконечность полуострова. Капитан расхаживал по мостику, выстукивая кулаком левой руки с зажатой в нём трубкой по ладони правой ритм «Марша Кротов». У трапа, втянув животы и дыша через раз, стояли на вытяжку старпом и командир расчёта подрывников. «Живы. Врёшь, не обманешь: живы! Она, эта гордая самоуверенная тварь, возомнившая себя морской волчицей, посмевшая перечить и отказывать мне – там, я чувствую это… И она ещё жива!!!» На виске капитана вздувалась и опадала толстая чёрная жилка. Казалось, что приди ему сейчас в голову такая мысль – и он разожжёт свою трубку одним взглядом.
— Повторяю: вы попали лишь вскользь и не разрушили подлодку. Если попали в неё вообще. Взорваться могли и рифы. И о скалу они не разбились, рассказывайте эти сказки кому-нибудь другому! При такой смехотворной глубине – и не услышать взрыва врезавшейся в скалу лодки, не увидеть хотя бы всплывших масляных пятен? Бред!
— Но, сэр! Сонар молчит, и на всех радарах пусто, даже дельфинов, и тех нет! Не могли же они раствориться в воде, как кусок сахара! – подал голос старпом. Капитан остановился и тяжело уставился старшему помощнику в глаза.
— Сахар плохо растворяется в морской воде, Юрген. Пора бы знать это. Не волнуйтесь, никакой мистикой здесь не пахнет. Просто, в скалах наверняка есть подводный проход, а у скряги Князя не выпросишь ни водолазного снаряжения, ни специалистов, оттого я об этом проходе не знаю наверняка и он не нанесён на лоцманские карты.
— Наверное, Вы правы, сэр. Только, может – ну её, эту лодку, а? Сдалась Вам эта девчонка! Вы ведь даже наверняка не знаете, точно ли она находилась на борту. СтОит ли это дело таких нервов и таких затрат?
Капитан повернулся к старпому в пол-оборота. Кулак с трубкой снова начал мерно выбивать ритм «Марша». Старпом понял, что забылся и сказал лишнее. Категорически лишнее.
— Юрген, ты, кажется, решил поделиться со мной своим мнением?! Что ж, я не поленюсь спуститься с тобой в трюм, чтобы показать тебе, перед кем у тебя здесь есть право высказывать своё дьяволово мнение, и ты вплоть до конца похода станешь плодотворно обсуждать его с редкими на нашем судне трюмными крысами!!! Забыл, какое единственное право у тебя есть, когда ты и без того оскверняешь своим грязным присутствием капитанский мостик, босяк, пьяный выползень из вонючей портовой таверны?!
Перед мысленным взором старпома пронеслась вся его прошлая жизнь, с момента вылезания из-под завалов в сровненном с землёй городке до почти такого же ежедневного вылезания из грязного, провонявшего тошнотворным прогорклым рыбьим жиром закутка в старом кабаке Якова Пончика, когда, в один прекрасный день, его, пьяного дрянным кислым настоем на водорослях и плодах дикой красной груши, нашёл спящим в бочке капитан Баркел Кроган…
— Никак нет, сэр. Не забыл.
— Отлично. Так сделай милость, изволь заткнуться и отправляйся готовить команду к высадке десанта. И обшарьте эти скалы так, чтоб не осталось ни одной щели, по которой могли бы выползти эти бунтарские мокрицы!
********
…Тишина на подводной лодке – это понятие относительное. Если она, действительно, есть, то это скорее повод для тревоги, нежели для умиротворения, связываемого с этим понятием на суше. Обычно здесь тишина соткана из множества звуков, призвуков и их многочисленных оттенков. Отдельная, совершенно особая симфония звуков, которая показалась бы сухопутному человеку просто какофонией шума. И в каждой отдельно взятой ситуации симфония эта звучит по-разному, и любой подводник ориентируется в ней не хуже, чем опытный дирижёр, что без ошибки различает каждую скрипку в своём оркестре.
Сейчас внутренний фон лодки составляли похожие на мучительный крик звуки аварийной и пожарной сирен, зуммеры автодиагностики, автоматические доклады о многочисленных неисправностях, не совместимых с жизнеспособностью судна, дополняемые перкуссией периодически вырывающегося откуда-то пара и ритм-секцией капающей, булькающей и журчащей воды. Но механизмы лодки молчали. В понятии подводника, на судне стояла тишина. И эта тишина была тревожной и опасной.
Придя в себя и пересчитав синяки после «мягкой посадки», экипаж лодки готовился срочно покинуть борт. Алиса и Верена проверили акваланги и собрали все вещи, которые могли пригодиться, и которые реально было унести с собой. Верена обнаружила в шлюзовом отсеке легководолазную торпеду-носитель, чему была несказанно рада. На платформу торпеды было решено загрузить гермомешки с вещами, и вести торпеду «в поводу», держась за поручни по краям. Джет за это время побывал в реакторном блоке, вывел из реактора управляющие стержни и отправил реактор глубоко в «иодную яму», вытянув из него всю остаточную энергию. Вернулся довольный и сытый на ближайшие пару суток. Алиса молча не одобрила его поступок, памятуя о слабо контролируемых агрессивных выпадах мутанта, покачала головой и надела снаряжение. Джет последовал примеру девушек. Верена, как опытный дайвер, вызвалась послужить Джету инструктором, и вся компания, толкая перед собой каталку-шасси с «торпедой», утрамбовалась в тесную шлюзовую камеру. Просвистел воздух, вода медленно заполнила шлюз, внешние створки расступились, и путешественники покинули лодку, вверив её дальнейшую судьбу Посейдону и его верным подданным – различным придонным морским жителям.
Путь наверх был долгим и интересным, но это был чисто праздный интерес, который можно отнести к разряду туристических. Насмотревшись по дороге на разную плавающую, ползающую и растущую морскую живность, путешественники, наконец, достигли поверхности. Берега поднимались здесь на манер стенок неглубокого колодца. Собственно, природным колодцем и оказался выход, приведший их в высокую карстовую пещеру, проточенную морской водой в толще прибрежных скал. Пещера уходила куда-то в неосвещаемую высь и соединялась арочными коридорами с тремя другими пещерами разного размера и формы. В одной из них тоже был колодец, подобный тому, через который выплыли путешественники. Верена оставила Алису и Джета около колодца, а сама обошла пещеры с целью ориентировки. Вернулась, удовлетворённо улыбаясь, уверенно подхватила освобождённый от гермомешка рюкзак: «Пошли!» Двое остальных тоже надели свои рюкзаки, (Джет, аккуратно свернув, запихал в передний карман все гермомешки: «Пригодятся!»), и, оттащив подальше от воды транспортную торпеду, отправились следом за Вереной.
Лабиринт в каскаде пещер, спусков и подьёмов, мимо сталактитов, мимо подземного ручья с несколькими живописными водопадами, казавшимися совершенно сказочными в голубоватом свете фонарей, привёл путников в небольшую каменную залу. Здесь Верена остановила группу и скрылась во тьме. Вскоре вдоль дальней стены вспыхнула гирлянда неярких электрических ламп, подвешенных на металлических консолях. Девушка стояла под лампами и призывно махала рукой. Справа от неё в скале просматривалась небольшая металлическая дверца. Исполненные удивления и любопытства, Алиса и Джет подошли к таинственному рукотворному убежищу. Над дверью в скале была высечена надпись латинскими буквами: LEBOSH LUTENWALD 2512
— Откуда тут электричество? – спросил Джет.
— Геотермальный генератор, — пояснила Верена. – Ещё солнечные батареи есть, но аккумуляторы давно вышли из строя, а новых мне столько и взять негде, и притащить в одиночку сюда сил не хватит.
Верена рассказала, что наткнулась на это место ещё в самые первые годы своих приключений в Средиземноморье. Она частенько ходила на одиночном катере, искала уединённые живописные уголки для дайвинга и скалолазанья. В одном из погружений нашла тот проход в скалах, позже поставила отражающий радиомаячок, который сегодня и спас им всем жизнь. Обследовала проход, потом почти весь сезон периодически приходила сюда и ползала в своё удовольствие по пещерам, любуясь подземными красотами, наблюдая и запоминая. Однажды в таком рейде случайно, («Случайности не случайны!»), наткнулась на этот полуприродный — полурукотворный бункер, вскрыла замок, (что не составило проблемы – с её-то знаниями и навыками), постепенно разобралась с электросистемой, расконсервировала термогенератор…
— Там, внутри, какой-то прибор есть. И вот его я понять так и не смогла – ни назначения, ни принципа действия, ни даже элементарно – как он включается. Хотя, на вид – всё в порядке, ничего не сломано, не разрушено…
С этими словами Верена открыла дверцу. При свете ламп, вспыхнувших под потолком небольшой овальной комнаты, путники увидели затянутую прозрачным чехлом полукруглую арку светло-зелёного цвета, с клавишной панелью на левой стойке и широким массивным основанием. При ближайшем рассмотрении по бокам на стойках обнаружились клеммные колодки, явно предназначенные для подключения питания.
— А наверху ещё домик есть. Старинный… Пойдёмте, покажу.
Они покинули комнатку, прошли вдоль линии светильников на стене и углубились в узкий неприметный тоннель, закончившийся крутой вырубленной в скале лестницей. Лестница вывела путников в густой колючий куст, буйно произрастающий в глубине широкой террасы, покрытой густой субтропической растительностью. В середине террасы, увитый лианами, стоял красивый одноэтажный дом. Растения вольготно расположились вокруг, проросли между досок крыльца и даже выглядывали из приоткрытых окон. При приближении из ближайшего окна с сердитым криком вспорхнула какая-то не крупная яркая птичка. А из-за угла дома вышагнул, поднимая автомат, морской гвардеец Великого Князя.
Бежать не было смысла: до куста, скрывающего вход в подземелье, было около пятидесяти метров, из них метров двадцать открытого пространства.
— Стоять, не двигаться! Стреляю без предупреждения! – механическим голосом перевёл лингвер лающую фразу гвардейца. Девушки замерли, не доведя до конца движений. А вокруг Джета, начиная с ног, начало клубиться, наливаясь ослепительной синевой, прозрачное искристое облако…
— Нееет! – закричала Алиса, не надо! Джет, стоооой! Девушка рванулась к мутанту, Верена вцепилась в её руку, словно кошка, обе они потеряли равновесие и, упав, покатились по земле. Сухой горячий воздух распорола короткая автоматная очередь. Алиса глухо вскрикнула… Автомат захлебнулся, последние пули сшибли пучок листьев где-то высоко над головами. Гвардеец, выронив раскалённый автомат, прижал к животу обожжённые руки. Джет подошёл к пехотинцу почти в упор. Впереди него тусклым голубым полукругом дрожала зона активного излучения. Гвардеец находился в её границах. Исказив лицо, он закричал и бросился бежать – не верно, вихляясь, цепляясь за траву и запинаясь о корни. Из зарослей у правого края террасы раздался окрик, затем треснули два одиночных выстрела. Гвардеец взмахнул руками, сделал по инерции ещё шаг, упал, дёрнулся и застыл неподвижно. Ещё выстрел – пуля просвистела совсем рядом с головой Джета. Джет развернулся и рванулся с места, по пути, не особо разбираясь за что, подхватил обеих девушек и в три прыжка оказался в кустах. Сзади слышались крики, автоматные выстрелы. Джет почти силой спихнул девушек в колодец с лестницей и прыгнул следом. Пересчитав мягким местом с десяток ступеней, Джет затормозил, цепляясь руками за корни и мох. Несколькими ступеньками ниже Алиса сквозь зубы стонала, держась обеими руками за задетую пулей ногу, а Верена на чём свет поносила Джета на немецком. Джет спустился ближе к девушкам и сказал:
— Скорее, в ту комнату. Времени мало, они идут следом, и рано или поздно найдут этот лаз. В подтверждение его словам сверху послышались отдалённые голоса. Девушки подобрались и стали спускаться вниз, Джет полз следом.
Оказавшись в комнате, Джет в первую очередь сдёрнул с прибора чехол и стал внимательно разглядывать его.
— Надо разобраться, как это работает.
— Нашёл время! Нас вот-вот прикончат! Надо уходить в воду! – воскликнула Верена. Алиса отчего-то медлила, молча рассматривая зелёную арку вместе с Джетом.
— Вы что, с ума посходили? Самоубийцы! Уходим, пока не поздно!
— Подожди, Верена, — задумчиво процедила Алиса. – Что-то мне эта арка мучительно напоминает…
— Дверь, — сказал Джет. Большую зелёную дверь.
— Зелёная дверь… Зелёная дверь! Вспомнила! Это – литературный образ, используемый писателями-фантастами для обозначения телепорта, устройства для мгновенного переноса масс на большие расстояния, или вообще между разными слоями реальности! – воскликнула Алиса, а Джет уже во всю колдовал с клеммой, к которой подавалось питание. В пещере снаружи послышалось эхо чужих голосов. Пехотинцы обнаружили колодец и лезли вниз.
— Главное, правильно угадать полярность… Допустим, жёлтый провод – положительный… бормотал Джет, склонившись над клеммой. – Значит, так: жёлтый – в правую руку… Так… Синий – ага, вот он… Алиса, можешь включить большой тумблер, там, на панели?
Алиса сделала, как он просил. Раздался щелчок. И больше ничего не произошло. По пещере гулко разнёсся звук шагов.
— Великий Купол… Да что ж тут не так… Жёлтый… Жёлтый – «плюс»… Тогда…
В дверь с размаху ударили чем-то железным. Дверь гулко завибрировала. Послышалась перебранка, затем ударили снова.
— Верена, ты заперла её? Спросила Алиса.
— Нет, я повредила замок при открывании, он сильно проржавел. Я закрыла только на щеколду.
Ещё удар. Дверь дрогнула. Щеколда начала сгибаться.
— «Плюс»… жёлтый…
— «Плюс»? Сроду его красным обозначали! Заметила Алиса.
— Алиса, ты – гений… пробурчал Джет, выдирая из клеммы нужный проводник и зажимая в руке. Сосредоточился, ультрамариновое сияние начало, как обычно, окутывать тело…
На пульте перемигнулись лампочки. Прибор загудел, выходя на рабочий режим. Лампочки мигнули последний раз и зажглись ровным не ярким светом – красная, жёлтая, оранжевая, синяя. Внутреннее пространство арки заполнилось мутноватым зелёным туманом. Туман с каждой секундой делался плотнее, гуще, цвет становился насыщеннее.
Дверь под ударами ходила ходуном.
— Джет, что дальше? Как его настраивать?! – кричала Алиса.
— Девочки… Я… Не знаю. Что я смог себе представить – я сделал… Но что дальше – понятия не имею…
Алиса стояла перед туманом, почти касаясь его, и судорожно сжимала руку. Её комбинезон чуть выше колена набух от крови, по лицу разливался румянец. Девушка лихорадочно думала. Привычку сначала думать, и только потом нажимать на кнопки, им в ОСУЛ вживляли на уровне рефлексов с первых дней обучения.
Дверь болезненно скрипнула, словно застонала, и повисла на одной петле. В образовавшуюся щель по инерции просунулся автоматный приклад…
— Быстрее! У меня энергия кончается, эта штука жрёт, как топка крематория! – закричал Джет.
«Как там говорил Весляев? ‘Главное – оказаться в нужное время в правильном месте…’ Куда уж правильнее – телепорт, и он включен – какое место и время может быть более подходящим?!» Алиса скверно выругалась, одной рукой схватила Верену за локоть, другой рукой сорвала с пояса округлый чёрный предмет и ринулась в зелёное облако, на ходу крича:
— ДЖЕЕЕТ!!! ПРЫГАЙ!!! ПОШЁЛ, ПОШЁЛ!!!
Джет закрыл глаза, мысленно сгенерировал усиленный импульс, так, что от слабости в голове поплыли серебристые круги, с искрами отбросил провода и прыгнул за девушками, успев на лету схватить Алису за ткань комбинезона.
Дверь, грохнув последний раз, слетела с петель и звонко заскрежетала по каменному полу. Гвардейцы ворвались в комнату, заливая её автоматными очередями. Пули с визгом рикошетили по опорам арки, цвиркали о каменные стены. На панели настройки одна за другой плавно погасли контрольные лампы. В проёме арки медленно таяло неестественное, потустороннее зелёное зарево. По комнате, будто сразу после грозы, разливался свежий, прохладный запах озона.
На путешественников опустилась абсолютная, рафинированная тишина. Пропало ощущение пространства, присутствия; исчезли привычные определения – «верх», «низ», «лево», «право». Осталось только чувство огромной, всепоглощающей пустоты. Но постепенно в этой пустоте стало зарождаться НЕЧТО. Неподвижное зелёное марево начало медленно клубиться, принимать неопределённые, но всё же различимые формы. Затем оно стало истончаться, постепенно становиться прозрачным. Появилось ощущение спонтанного, хаотичного движения и чувство направления. Там, где определялось понятие «Впереди», возникли сперва размытые, затем всё более и более чётко проступающие контуры. Они сложились в рисунок, рисунок расширился и превратился в пейзаж. На фоне тающего снега, залитая ярким весенним солнцем, высилась в лазурное, ещё стылое небо суровая древняя тайга… Тут появился звук. Он был похож на шуршание сгорающего бенгальского огня. Над головами путников, окружая их, возникло красное кольцо, объёмное и лохматое, словно толстый обруч, объятый пламенем. Это пламя начало, ускоряясь, двигаться по часовой стрелке. Вскоре стало казаться, что кольцо вращается, течёт. Оно стало плавно, величественно опускаться, время от времени выбрасывая по сторонам снопики мелких, не горячих искорок. По мере опускания кольцо меняло цвет – от красного к оранжевому, от оранжевого к жёлтому, и так далее, по спектральной шкале. Когда кольцо оказалось на уровне пояса, над головами возникло следующее…
С каждым новым кольцом пейзаж впереди постепенно стушёвывался, краски тускнели, свет мерк. Путешественники попытались приблизиться к таёжному пейзажу, но не смогли ни шевельнуться, ни сдвинуться с места. После прохождения десятого кольца перед ними, закрывая пейзаж, ставший похожим на старый угольный рисунок на грязном стекле, возникла пульсирующая чёрная клякса, время от времени выбрасывающая в сторону узкие длинные щупальца. Одно из этих щупалец, выброшенное вниз, вытянулось дальше других, зацепилось за что-то невидимое в нижних пластах зелёной туманной не-действительности и стало расти, толстеть, и при этом двигаться, извиваться, напоминая «хобот» смерча. Клякса, словно подпитываемая этим «хоботом», разрослась, закрыла собой всё обозримое пространство, приблизилась и опрокинулась на путешественников, целиком поглотив их тела и сознания. Путешественники ощутили нечто сродни полёту в невесомости, и парализующая сила исчезла. Стараясь удержать равновесие, путники, не сговариваясь, сделали шаг вперёд. Раненую ногу Алисы горячей иглой пропорола резкая боль.
*********
Как и остальные, Джет не мог ни шевелиться, ни дышать: почему-то ТАМ это было не то чтобы не возможно, а просто совершенно не нужно, не естественно, как человеку не естественно, скажем, жить в раскалённой лаве.
Но сознание его никто и ничто не сдерживало, а своей Силой он учился управлять именно при помощи сознания. Правда, Силы этой, после запитывания портала в пещере, осталось кот наплакал. Как раз хватило на то, чтобы сформировать вектор, дотянуться до ближайшей ёлки на исчезающей за кляксой картинке и закрепиться на ней, оставив крохотный лучевой маячок, синхронизированный исключительно с личными энергетическими импульсами Джета. Когда чёрная воронка смерча накрыла путников, следом за Джетом в невообразимый лабиринт времён и вероятностей потянулась невидимая ниточка из бесконечного даже в своём стремлении к нулю ядерного клубка. Но Джет уже не думал об этом. Почувствовав освобождение, он вместе со всеми шагнул вперёд, чтобы не упасть вниз лицом.
Через пятнадцать минут Вася закончил работу, вошел на кухню и скинул на планшет Нины папку с файлами.
Нина мельком просмотрела то, что сделал DEX, открыв пару папок с голографиями – по три снимка каждого предмета и таблица с размерами, указанием материалов, из которых сделаны детали предмета, способом изготовления предмета (ручная работа или фабричная) и отдельных деталей, и с подробнейшей сохранностью:
— Молодец, спасибо… и общую сумму поставил… почти восемнадцать тысяч! Надо же… настоящее дерево! Тогда… напиши от моего имени заявление директору… что я хочу отдать музею эти предметы в счёт выплаты долга за вас обоих, договор аренды остается в силе, так как вас всех кормить надо, и… сразу второе заявление… на покупку этих двух девочек… помнишь, которых отдали дексисты… поставь их серийные номера и пришли мне на подпись оба документа. Потом отправишь директору. И копию главному хранителю. Выкуплю вас, часть заплачу за них… и буду копить дальше.
— Хватит и на выкуп девочек сразу. Я ещё шторы и карниз описал, снятые обои, посуду в шкафу, люстру, настенные светильники и… хотел описать каминный набор…
— А там был… каминный набор? Вот не помню такого… покажи.
Вася вернулся в кабинет, Нина вошла следом – шкаф был открыт, в шкафу на верхней и средней полках был виден подаренный семьёй (если, конечно, деда с бабкой можно считать семьёй) Бориса на свадьбу сервиз на двенадцать персон из девяноста шести предметов, на двух нижних полках лежали несколько длинных и узких пластиковых контейнеров.
Обои и шторы в кабинете были аккуратно сняты и карнизы были откручены, под снятыми подоконниками были открытые полости, странно похожие на тайники. Тумбы стола были открыты, ящики вытащены и сложены аккуратной горкой рядом со столом.
— Ключи от шкафа нашёл в тайнике в столе… в шкафу много вещей, надо было описать, потому и взял… без спроса. Вот в этих контейнерах детали от каминного набора. Разборная на три части стойка, две кочерги, совок, щипцы для угля. Железо, ковка. Ручная работа. Есть клеймо мастера. Рыночная стоимость комплекта около трёх тысяч галактов… но с аукциона можно продать за двенадцать.
— Откуда здесь… этот набор? – Нина переводила взгляд то на стол, то на шкаф, то на DEX’а — Борис… спекулировал антиквариатом? Ты… что-то знаешь?
— Это подарок Вам… на прошлый день рождения… там ещё открытка есть, настоящая бумажная! Вот она! – Вася подал сложенный вдвое лист цветного картона с красочным рисунком и поздравлением — Вы ведь за пять дней до прошлого Вашего дня рождения разошлись… там в коробках ещё искусственный камин есть, внизу шкафа. Только смонтировать оставалось… я их не описывал, это подарок… так написано на ленточке.
— Подарок? Ты так уверен? Будем думать, что я его получила. Добавь всё это в список… и укажи моё согласие на сумму в… ладно, в четыре с половиной тысячи. Хоть польза будет… от этого подарка. А… что было в этих… тайниках? Очень уж на тайники похоже.
— Только в одном тайнике. Вот этот пакет и флешка.
Вася подал Нине запаянный пластиковый пакет с бумагами и ярко-синюю флешку.
— Что там? – Нина покрутила пакет в руках, не решаясь открыть его.
— По результатам сканирования в пакете находятся ценные бумаги… акции DEX-компани… на сумму… почти тридцать тысяч… на первом листе сумма в триста галактов, а в пачке сто листов… и дата… куплены в день вашей свадьбы… друзьями Бориса Арсеновича в подарок.
— То есть… лет двадцать назад? Надо же! Они сохранились! На настоящей гербовой бумаге?
— Да. А рядом лежали ленточка и кусочек цветного картона с текстом. Вот они. Флешку не проверял.
— Вот ничего себе! Не знала! – шокированная Нина попыталась успокоиться, повертела пакет в руках, мельком глянула на вторую уже открытку и убрала в карман кардигана — Ладно, об этом потом, уберу пока… флешку просмотрю… вечером… сейчас некогда.
— В сейф? – уточнил киборг – Могу открыть.
— Разве в этом доме есть сейф? Уже интересно!
— Да, есть. Вот за этой картиной на стене.
Нина отодвинула небольшую картину, висящую на стене между гостиной и её спальней. Абсолютно целая стена!
— Васенька, я что-то не наблюдаю никакого сейфа!
— Он здесь. Открыть?
— Ну… открывай. Инструменты… знаешь где?
— Найду.
Вася сходил на кухню за ножом и осторожно в форме прямоугольника поддел ножом тонкий пластик настенного покрытия и вынул его. В стене открылась ниша с находящимся в ней сейфом.
— Та-а-ак! Уже… очень и очень… интересно! Открыть сможешь, осторожненько и чисто?
— Да. Надо только подобрать комбинацию из восьми знаков…
— Именно из восьми? А не больше? Сколько времени на это нужно?
— Пару часов… могу сейчас, но, если терпит, то я могу сделать и вечером… Дита пока у нас, подежурит.
— Хорошо, тогда… убери пока пакет и флешку на место… при мне. Сразу покажешь мне, как этот тайник открывается и закрывается. И закрой остальные полости. Потом позавтракаем и отвезу тебя обратно… а пока… сможешь отремонтировать робот-уборщик? Сделай сразу. Придешь вечером в 18.00. Пока Дита не уведена… может и у нас подежурить.
— Хорошо. Можно после ремонта в душ?
— Да, иди. И потом сразу на кухню завтракать.
***
Змей медленно обошёл остров – хотелось побыть одному и подумать.
Чем больше он узнавал о мире и людях, тем больше вопросов возникало. И на них не было ответов.
У кого спросить – что делать дальше? Степан Иванович увёз весь собранный жемчуг, сказал: «Молодцы! Славно потрудились!». А что дальше?
Можно ли ему верить? Хозяйка верит… то есть, в присутствии киборгов её искренность достигала почти 100%! Но люди обычно верят тому, чему хотят верить.
Как узнать, сдержит ли он слово? Захочет ли? Данное киборгу обещание – надо ли выполнять? У кого спросить?
Взял скутер, полетел на остров с капищем. Медленно и посолонь обошёл капище по кругу, подошёл к камню-алтарю… надо было что-нибудь с собой взять для подношения… но… Горыня говорил, что богам угодны и листья с цветами, лишь бы собраны и поднесены были искренне и честно.
А ещё люди дают богам обеты! То есть – обещания что-то делать или не делать, если боги исполнят их желания. Или – чтобы исполнили.
Как же всё сложно!
Змей вспомнил, как ему приходилось чувствовать себя беспомощным – когда, развлекаясь, люди приказывали замереть и избивали его.
Но сейчас никто ничего такого не приказывал! Так почему же сейчас появилось это ощущение полной беспомощности?
Приказ… даже не приказ, а поставленное условие… выполнено успешно, собрано жемчуга вдвое больше, чем было задано. И втрое быстрее. И весь жемчуг обработан.
А что дальше?
Жемчуг забрал Степан Иванович. Но привезёт ли киборгов? Не он самый главный в заповеднике. Директор главнее. А что, если этот директор не разрешит лететь? Или – не разрешит лететь именно на Новую Москву? Или…
Что же делать?
Тем временем начала портиться погода, небо заволокло тучами и резко похолодало.
***
— Васенька, давай-ка я тебя отвезу… пока дождь не начался. Зайдем заодно в магазин тканей… пока у меня деньги не кончились. Ты наверняка лучше меня знаешь, какие ткани нужны Лизе для работы.
— Хорошо, я готов.
Время есть, спешить вроде бы некуда – а отвлечься от мыслей о жемчуге как-то надо.
Сначала зашли в магазин тканей, и Нина с помощью Васи – он лучше её знал, что именно требуется Лизе для шитья – накупила разноцветного ситца и бязи в мелкий «горошек». В другом магазине, покупая для киборгов чай и сахар, вспомнила о лентах. Пришлось вернуться в магазин тканей, где, кроме десятка лент разной ширины, купила набор спиц для вязания и десяток мотков полушерстяных ниток… и десяток мотков ниток акриловых. Пусть вяжут.
Засомневалась, смогут ли вязать вручную, спросила:
— Вася, ты должен знать. Вроде бы у Лизы есть программа по вязанию?
Вася ответил:
— Есть. И у Лиды тоже.
— Тогда… пусть ещё и вяжут. И Диту можно занять вязанием.
— Хорошо, передам.
— Зайдём вместе…
Нина сама отвезла Василия в музей, подписала заявления и приложила к ним папку с информацией о предметах, и проследила за отправкой. Оно конечно, суббота – и у всех выходной, но вдруг кто-то есть на работе. Например, директор…
Вася продублировал отправку папки ещё и на личный видеофон Аллы Юрьевны.
***
Над островом быстро потемнело, идущая с юго-востока туча быстро увеличивалась в размерах.
— Перун… Род… Сварог… что мне делать? Горыня, где ты?.. говорил, что будешь рядом…
Глупо спрашивать у тех, кого нет! Но… у кого-то спросить надо!
Стало понятно, для чего людям нужны боги – в минуты глухого отчаяния и полной безнадёги есть, у кого спросить… у кого попросить совета. Не помощи – а именно совета.
Горыня говорил: «Всё, что можешь делать сам, делай сам. Не проси богов сделать вместо тебя, не проси дать… не моли их. А проси сделать вместе с тобой. Говори богу: «Я сам, а ты просто будь рядом!» и действуй!». Всё правильно… но что можно сделать… сейчас? Только ждать.
— Род. Сварог. Перун. Боги людей. И родственники людей… боги славян – их предки, жившие когда-то давно. Я киборг. Не человек. То есть… не совсем человек. Если вы есть… то родственник ли я вам? Родственники ли вы мне? Есть ли у меня семья… мать, братья, сёстры? И… будет ли когда-нибудь? Дайте совет… но не делайте вместо меня. Делайте вместе со мной. Просто… будьте рядом…
Люди дают богам обеты – и стараются их исполнять. Не есть мяса или не пить молока… не стоять под березой или не рубить сосен… не убивать животных… у каждого своё… и часто очень трудновыполнимое обещание.
Что может пообещать богам киборг? Если он ничего не имеет и если он сам вещь?
Не есть мяса или не пить молока?.. не рубить берёз или елей?.. – а если хозяйка прикажет? Он прямого приказа не увернуться.
Что делать?
***
В кабинете Нина приказала Лизе взять и унести занесённые Васей пакеты, и уже собралась обратно, но пришлось сначала принять звонок.
— Утро доброе! О, Вы на работе! А я в кабинете директора…
— Утро… наверно, всё-таки доброе! Райво, ты тоже явно не дома. Мне подойти? Здравствуйте Ильяс Ахмедович!
— Здравствуйте! Уж будьте так любезны зайти. Из-за вас… обоих… пришлось на работу выйти.
— Хорошо… сейчас буду. Вася, проводи меня до директорского кабинета, потом отнеси готовые жилеты в лавку, распишись за меня, сделай видео нового поступления и вернись за мной к кабинету директора.
— Приказ… хорошо, я всё сделаю.
***
Змей стоял перед идолами на капище – и, наконец, решился:
— Боги… люди верят, что вы есть… и верят вам. Соблюдают заповеди… приносят требы… дают обеты… и я должен… наверное… это делать… хоть и не понимаю, зачем это нужно… зачем переводить хорошие продукты… сжигать их. Боги… Род… Сварог… Перун…
Над островами собирались тучи, резко похолодало, закапал мелкий дождь… последняя летняя гроза… или первая осенняя, холодная и с колючим секущим ветром. Где-то вдали громыхнуло… сверкнула молния…
Змей встал на алтарный камень, не думая – можно ли так делать? – поднял руки к небу и заговорил уже громче:
— Я… киборг DEX-6, серийный номер… кличка Злодей… была в клубе… имя Змей Горыныч, второе имя Воислав… ник Воин-Славный… даю обет… вам, боги… никогда не сбегать от этой хозяйки… и возможность есть, и желание… Ворон почти поправился…
Гроза усилилась, через пару минут хлынул дождь. Но Змей продолжал стоять перед идолами и уже кричал:
— …надо было развести костер… позвать в посредники Семаргла, бога огня… но вот упустил, не развёл… но… небесный огонь мне свидетель и посредник… даю обет… что никогда не сбегу от этой хозяйки…
***
Нина сидела в директорском кабинете, напротив её сидел порядком уже уставший программист – и оба уже раза два повторили всю историю, начиная от покупки Кроу до предполагаемого полета.
Ильяс Ахмедович, кажется, впервые попал в такую ситуацию, и интересы музея она вроде бы не задевает… но уже два сотрудника начали действовать… и потому просто отойти в сторону и не мешать уже не получится.
И поэтому лучший выход из положения – возглавить его.
— …а почему именно туда вы собрались за техникой? – в третий раз спросил директор, пытаясь понять, всерьез его сотрудники влезли в это, или это шутка юмора такая.
Райво на своем планшете открыл сайт Ново-Московского Музея современного искусства, нашел нужный раздел и повернул планшет к директору:
— Вот поэтому… они же как люди! Нельзя же так! Их убьют… а здесь могли бы жить и работать… и музею тоже нужны киборги… часть списанных можно продать, а новых… ну… которых привезём… да хоть в мастерские реставраторам отдать, Вы уже говорили на собрании, что реставрировать ткани и картины можно и здесь!
— У нас достаточно киборгов! Продаём даже! Кстати, Нина Павловна, заявление я подписал, киборгов можете забрать сразу… то есть… девушек, Райво, после разговора произведи им смену хозяина… и поставь программы, какие надо… парни, как я понимаю, сданы музею в аренду… и в музее пока что останутся. А мебель и посуда в уплату за них… почему бы не взять? Я посмотрел голо… хорошая мебель… в три пополудни будете дома? Пришлю завхоза и грузчиков. Райво, я не зверь… и не садист… мне их тоже… жалко. Но на какие деньги?.. что-то продать надо, а у нас лишнего ничего нет.
— Вы не будете против, если мы поговорим все вместе?
— Я? Не против… что ж, подключайте…
Сенко заснул рано, только начинало темнеть. Моргот сначала как следует рассмотрел маленький двор миротворца сверху, потом спустился вниз и прошелся вдоль редкой железной решетки, разглядывая, как закрывается гараж, где идет провод, подводящий к нему электричество, на какой замок запирают ворота и нет ли на них сигнализации: у Моргота был «полицейский ключ», с сигнализациями он расправлялся без особого труда — «высокие технологии», которые везли с собой миротворцы, создавали вору гораздо меньше проблем, чем кондовые висячие замки.
Возвращаться к Сенко Моргот не стал, поехал домой.
Все утро мы играли на задворках вокзала — это было одно из наших любимых мест. Я успел прочитать остальным книгу про подвиги партизан, и в тот раз нам кружило голову желание пускать поезда под откос. Притаившись на куче угля, мы изображали диверсантов, заложивших мину на рельсах, а при приближении кого-нибудь из взрослых зарывались в этот уголь, оставляя на поверхности носы. Потом мы — снова неудачно — пробовали делать ножички из гвоздей, но ни один гвоздь, положенный на рельсы, наших ожиданий не оправдал: колесо поезда почему-то отталкивало гвоздь, а не расплющивало.
Домой мы явились к обеду. С вечера мы наварили гречки дня на три — это вышло случайно, мы не рассчитали, что крупа настолько увеличится в объеме, и получили в результате две полных кастрюли вместо одной.
Моргот сидел за столом и ел нашу гречку с сосисками, но стоило нам войти, он замер и так и не донес ложку до рта, лицо его изменилось, я бы сказал — оно вытянулось. Он поперхнулся и несколько секунд молча смотрел на нас, а потом швырнул ложку в тарелку. Честно скажу, мы не сразу поняли, в чем дело и чем его так взволновало наше появление.
— Вы чего, обалдели? — спросил он чересчур тихо и обиженно.
— А почему мы обалдели, Моргот? — Первуня, не ощущая за собой никакой вины, посмотрел на Моргота открыто и с любопытством.
— Вы вообще думаете, когда что-то делаете? — рявкнул Моргот, приподнимаясь. — На месте стойте!
— Да чего такое-то? — недовольно поинтересовался Бублик.
— Чего такое? — заорал Моргот. — Ты сам не видишь? Сбрендили совсем, ублюдки малолетние! На себя посмотрите! Где вы шлялись?
Обычно Моргот не интересовался, где мы играем: ему было на это наплевать. Да, конечно, нам приходило в голову, что мы немного перепачкались на куче угля, но мы не видели в этом ничего особенного.
— Быстро! — продолжал орать Моргот. — Все вот это дерьмо, которое на вас надето, — быстро в ванну! Будете стирать, пока все не отстираете, мля!
— Да подумаешь, Моргот… — вздохнул Силя. — Ну испачкались немножко.
— Подумаешь? Я тебе щас подумаю! Быстро разделись, я сказал! И не здесь, не посреди дороги! К ванне идите! Ну?
Мы, конечно, не боялись Моргота, хотя он мог нам и поддать, и находили его гнев не вполне оправданным, но что-то похожее на чувство вины у меня внутри зашевелилось. Одежда наша действительно была слишком черной, и угольная пыль полетела в стороны, когда мы начали стаскивать ее с себя и бросать в ванну.
— Трусы что, тоже снимать? — мрачно и обиженно пробормотал Бублик.
— Я не понял, ты еще и не доволен чем-то? — Моргот смерил его взглядом. — Ублюдки, мля… Только попробуйте это не отстирать, вы у меня без трусов до осени ходить будете! Ну куда, придурок? Куда ты чистые трусы в эту грязь пихаешь, а?
— Ты же сам сказал… — проворчал Бублик.
— Чего я сказал? Наверх давай! На колонку, мыться!
Только при попытке отмыть угольную пыль холодной водой мне в голову впервые закралась мысль, что одежду нашу теперь будет не отстирать. Если уж с рук грязь не сходит, даже если очень сильно тереть, то как же она сойдет с футболок и джинсов? Моргот поднялся наверх минут через пять, когда мы отчаялись и стучали зубами от ледяной воды.
— Навязались на мою шею, — проворчал он вполне миролюбиво, выдавая нам мыло и мочалку, — черти полосатые…
— Моргот, а оно не отмывается, — заныл Первуня.
— Да мне плевать! Отдирайте, как хотите! Хватило же ума перевозиться!
Стирка полностью подтвердила мои опасения: уголь не отстирывался. Вода в ванне почернела, и мы поменяли ее три раза, но черные пятна только расползлись по джинсам и футболкам густым темно-серым налетом.
— Как же теперь в таком грязном ходить? — сокрушенно покачал головой Первуня, выуживая из горячей пенящейся воды некогда белую футболку с нарисованным на ней жирным котом.
— Никак, — зло ответил ему Бублик. — Нас в таком виде точно за беспризорников примут, так что стирай.
Моргот одевал нас аккуратно и заставлял следить за собой, мы действительно не выглядели беспризорниками, напротив, могли дать фору многим ребятам, живущим с родителями.
Конечно, у нас была смена одежды: майки, рубашки, свитеры и спортивные штаны. Но в спортивных штанах мы ходили дома, а рубашка заменить футболку не могла. Мне было очень жаль моей футболки — голубой, со смешным мультяшным волком на груди. Но совсем плохо мне стало, когда я подумал, что Морготу придется купить нам новые футболки и джинсы: я не разделял той легкости, с которой он относился к деньгам. Не то чтобы я стеснялся жить за его счет — мне как-то не приходило это в голову, и обузой я себя, как ни странно, не считал. Мы как будто заключили негласный договор о том, что Моргот дает нам деньги на еду и покупает нам одежду по мере того, как мы вырастаем из старой. Но тут мне стало стыдно: ведь из футболки я еще не вырос! Это прибавило мне желания непременно вещи отстирать, и я принялся за дело с удвоенной силой.
Первым захныкал и захлюпал носом Первуня, в чем не было ничего удивительного. Однако к тому времени и у меня пощипывало в носу: никакие усилия не помогали! Я стер костяшки пальцев, их разъедал порошок, а футболка так и оставалась темно-серой. Моргот давно ушел в свою каморку, вода постепенно остывала, и хныканье Первуни превратилось в горькие и искренние слезы, когда я заметил, что и Силя украдкой протирает глаза. Мрачный Бублик, закусив губу, с остервенением тер джинсы и как-то странно время от времени запрокидывал лицо вверх. Признаюсь честно, я не выдержал, и слезы сами закапали из глаз, как я ни старался их удержать: мне было жалко мультяшного волка, Моргота, который, я знал, купит нам новую одежду, но больше всего — самого себя, потому что бросить стирку я не мог, а сил на нее не осталось.
В общем, когда к нам пришел Макс, мы все вчетвером ревели самым позорным образом, роняя слезы в грязную, остывшую воду, вонявшую стиральным порошком. Нам даже не хватило сил хором крикнуть «Непобедимы», мы лишь вяло вскинули кулаки в ответ на его приветствие.
— У… — протянул Макс. — Целую ванну наплакали? А я пирожков принес, с черникой, но вам, похоже, не до пирожков.
Видимо, все остальные, как и я, тоже вспомнили о том, что так и не пообедали, потому что вой наш тут же стал гораздо громче.
Макс заглянул в ванну, двумя пальцами приподнял над водой футболку Бублика, покачал головой и позвал:
— Моргот!
— Ну чего? — Моргот появился на пороге каморки, зевая и потягиваясь.
— Ты издеваешься над детьми, я правильно понял? — усмехнулся Макс и плюхнул футболку обратно в воду.
— Это дети издеваются надо мной, — прошипел Моргот, включая чайник.
— Моргот, у меня пальцы все ободрались… — громко взвыл Первуня, ощущая рядом надежное плечо доброго Макса. — Вот, смотри!
— Да плевать мне на ваши пальцы, — фыркнул Моргот, усаживаясь за стол.
— Моргот, это несерьезно, — Макс посмотрел в ванну еще раз, — надо было хотя бы прокипятить, что ли.
— Кипятите, кто вам мешает? — Моргот пожал плечами.
Мы с радостью уцепились за новую идею, Макс помог нам поменять воду, включил кипятильники, вытер наши слезы, заклеил пальцы пластырем и усадил за стол — есть пирожки с черникой. Мне еще не исполнилось одиннадцати лет, но я отчетливо помню свою мысль: если вещи не отстираются, то отнюдь не Макс, каким бы он ни был добрым, будет покупать нам новые. Это была довольно злая мысль, мне стало обидно, что пожалел нас вовсе не Моргот. Впрочем, он никогда нас не жалел; наверное, поэтому мы и были так привязаны к нему: каждому из нас довелось столкнуться с жалостью к бедным сироткам, так же как и с безжалостностью мира к нам, поэтому мы острее чувствовали и лучше других ценили не жалость, а нечто совсем другое, настоящее, осязаемое, то, для чего мне трудно подобрать правильное слово. Моргот мог называть нас ублюдками, которые навязались на его шею, но мы-то отлично понимали: за этими словами ничего не стоит. Он относился к нам, как к данности, перед ним словно не стояло выбора — жить с нами или жить без нас, он не предполагал благодарности за свою заботу, напротив, делал все, чтобы мы этой благодарности не ощущали. И наше отношение к нему не отягощалось чувством долга, мы просто любили его.
— Ну? Как дела у «лесных братьев»? Фронт уже развернули? — издевательски начал Моргот, когда они с Максом вышли из подвала и расположились на лавочке, сколоченной Салехом у южной стены. Салех называл ее завалинкой.
— Надеешься, что я буду оправдываться? — улыбнулся Макс. — Не буду. Я передал твои материалы куда надо, и сегодня утром мне прислали записку. Знаешь, от кого?
— Не иначе от вечно живого Лунича, — хмыкнул Моргот. — С чего бы ты так светился!
— Ну, не от самого Лунича, конечно, но Лунич заинтересован в этом деле, сильно заинтересован. Нам поручают три конкретные задачи: найти представителя покупателя, с которым Кошев ведет переговоры, забрать с завода все чертежи, пока их не успели передать покупателю, и найти место, где находится оборудование цеха.
— Нам — это, простите, кому? — осклабился Моргот.
— Нам — это тебе и мне, — кивнул Макс.
— Макс, ты же знаешь, я не люблю поручений. И с каких это пор Лунич отдает мне распоряжения?
Моргот искренне полагал, что на передаче информации о продаже цеха его миссия закончится, что младшим Кошевым заинтересуются люди посерьезней Макса, и этого будет вполне достаточно, чтобы прищемить Виталису хвост.
— Не передергивай.
— Нет, Макс, я чего-то не понял… Я что, уже состою на службе? И давно?
— Погоди. Не ерепенься. Я передал твое предупреждение о привлечении войск к борьбе с Сопротивлением, и тобой на самом деле заинтересовались в качестве аналитика.
— Ты чё, с ума сошел? — Моргот даже привстал. — Да катись ты подальше со своим Сопротивлением! Заинтересовались, мля! В список включили, досье составили?
— Морготище, прекрати истерику, — Макс сжал губы, — списков не существует. Никто тебя не принуждает. Если придет в голову что-нибудь подобное, просто скажи мне, и больше ничего не нужно.
— А я не хочу, чтобы мной кто-то интересовался! Мне дорого стоило жить так, чтобы меня никто не трогал, чтобы никто не знал, где я живу и чем занимаюсь. И тут, понимаешь, мной заинтересовались!
— Да прекрати ты орать! Я даже фамилии твоей не называл! Подумай лучше, как мы будем доставать чертежи и искать цех!
— «Мы»? — Моргот скривился еще сильней. — А кроме нас с тобой, в Сопротивлении есть кто-нибудь еще? Или ты у товарища Лунича один остался? Кстати, у меня есть два чудика, которые спрашивали, нет ли у меня знакомых вербовщиков, которые выдадут им автоматы и покажут, в кого стрелять.
— Серьезно?
— Совершенно. Два моих однокурсника, — Моргот отвел глаза.
— Потом скажешь мне фамилии и адреса, мы их проверим по своим каналам, — Макс кивнул так серьезно, что Морготу захотелось рассмеяться.
— Объявление в газету подайте: производится дополнительный набор в коммунистическое подполье на конкурсной основе. Набор производится по адресу… Засланных казачков просят не беспокоиться.
— Тебе смешно, а люди к нам идут, — вспыхнул Макс.
— Что-то не заметно. Расскажи мне, как я буду узнавать, с кем Кошев ведет переговоры? Я должен раздобыть приборчик, читающий мысли Кошева, или притащить его сюда, поставить утюг ему на брюхо и спросить, кому он собрался продавать цех?
— Моргот, ты же вор, — Макс сказал это так смущенно, как будто боялся Моргота оскорбить, — придумай что-нибудь.
— Я не медвежатник, а угонщик. Я умею быстро бегать, лучше всех в этом городе вожу машину и знаю много проходных дворов и проездов. И как мне это поможет раздобыть чертежи?
— Ты спишь с секретаршей Кошева, этого мало? — Макс вздохнул.
— Ну я же сплю с секретаршей, а не с Кошевым, правда? Она ничего толком не знает, она про этот цех вообще не слышала! И потом, она мне надоела хуже горькой редьки! Она такая правильная, что меня тошнит! Ее даже ущипнуть не за что, она даже целоваться толком не умеет!
— Укради у нее ключи. Она же наверняка имеет ключи от приемной и от кабинета шефа.
— Ну? — Моргот посмотрел на Макса, как на дурачка. — И что дальше? Украсть у нее пропуск, загримироваться под ее фото и пройти через вертушку? Как-нибудь ночью, когда на заводе никого не будет? Не говори чушь. Так дела не делаются, это тебе не дешевый боевичок, а я не суперагент.
— Суперагенты занимаются вещами поинтересней, а это для нас — рядовая операция. У нас таких операций несколько десятков в разработке, так что не надо… Не боги горшки обжигают.
— Да ну? Несколько десятков! — Моргот сдвинул брови, покачал головой и прищелкнул языком. — И сколько человек искало опоры виадука, прежде чем его взорвать?
— Виадук был взорван, когда на сортировке стоял состав с пусковыми установками для ракет. И диспетчер, который устроил для нас задержку этого состава, арестован. Возможно, его уже нет в живых. И это не повод для шуток, честное слово! Он знал, что его вычислят сразу же, он знал — и все равно на это пошел!
— Да ну? Ты думаешь, меня вдохновит его пример? — усмехнулся Моргот. — Не вдохновит! Я не понимаю этой жертвенности, я не вижу в ней смысла. Через неделю сюда придет новый состав с точно такими же пусковыми установками, миротворцы от этого не обеднеют, уверяю тебя!
— Ты… Ты не понимаешь главного, Моргот, — Макс посмотрел на него с жалостью. — У нас есть только один способ победить. Нам нечего им противопоставить, кроме наших жизней. И это единственное, чего они не понимают и с чем не умеют бороться: с жертвенностью, с нашей готовностью умереть, если надо. Они сами умирать не готовы, поэтому мы их сильней.
— А я умирать не собираюсь, Макс. И противопоставлять им свою готовность умереть не стану. Так что считай, что я их слабей, и таких, как я, — миллионы. А таких чокнутых, как вы, — единицы. Поэтому они и ставят свои ракеты где хотят, и вывозят отсюда все, что им заблагорассудится.
Макс опустил голову и сцепил руки в замок.
— Да, Морготище, ты прав… Именно поэтому. И я ничего не могу с этим сделать. Я не могу уговорить человека умереть, собственно, я и права такого не имею. Каждый решает сам.
— Да ладно, Макс! — Моргот подтолкнул его в бок. — Кончай. Вот скоро вы развернете фронт…
— Перестань издеваться! Я не вижу в этом ничего смешного!
— А я разве говорю, что это смешно? Я говорю, что это бесполезно, — Моргот пожал плечами.
— Вот именно. И все же… Даже если это бесполезно, даже если это ничего не меняет, я все равно готов умереть, понимаешь? Я ненавижу их так сильно, что готов умереть только для того, чтобы они поняли, насколько сильно я их ненавижу! И я не понимаю, почему ты не испытываешь такой же ненависти.
— Я опираюсь на здравый смысл. Я не пытаюсь изменить того, чего не могу изменить. И тебе того же желаю.
— О каком здравом смысле ты говоришь? — Макс вскинул голову. — Ты что, вообще ничего не желаешь чувствовать? Я ведь… Я ведь твою маму вспоминаю всегда, твоего отца… Они бы…
Моргот чуть повернул голову в сторону Макса и тихо сказал:
— Заткнись.
Он бы не ответил так никому, он бы сыграл что-нибудь, но Макс много раз видел его без маски: Моргот ничего не терял, появляясь перед другом детства таким, каким был на самом деле.
Хайгон
Интернат «Солнечный зайчик»
Пашка.
— И что? Обнулишь такую роскошную отмазу ради какого-то спора?
Жанка пожала плечами, свернула экран и сунула школьный комм в портфель, громко щелкнув магнитным замком. Но отвязаться от Маськи было не так-то просто.
— Тебе ведь тогда и на другие практики летать придется! И не только на астероиды! Ты была на Базовой? А я была! Там такая гадость и грязь, и дождь все время идет. Я бы сама попыталась изобразить что-нибудь, лишь бы туда не лететь, да только кто поверит, я-то ведь уже столько раз летала. Нет бы в самый первый сообразить… Но ты-то умная! Ты сумела! Я бы полжизни отдала за такую отмазу! Так зачем же теперь, из-за какого-то дурацкого спора… А Пашка – он дурак, конечно, но добрый, повопит и забудет. Может, уже забыл!
Жанка еще раз пожала плечами. Вздохнула.
Маська просто так не отстанет.
— Зато я не забыла. Он поймал меня на слабо. Как маленькую. Понимаешь? – Жанка улыбнулась. Она умела хорошо улыбаться. Так, что даже Маська отстала, протянув напоследок разочарованно:
— Ну ты и дура!
Вообще-то, это еще вопрос, кто кого и на чем поймал. Во всяком случае, первой слово «Слабо» произнесла сама Жанка.
Это было вчера, после отбоя, когда они почти что всей группой сгрудились в смотровой у огромного окна. До практики два дня, какой уж тут режим? А сегодня еще и Хайгон проходит через край метеоритного потока, и синоптики обещали красивый звездопад. Девчонки, конечно же, разахались и собрались непременно смотреть такое чудо. Пашка тоже решил сходить – а че в спальном блоке торчать, если все в смотровую ломанутся? Звезды, как обычные, так и падающие, были ему неинтересны, но присутствие в тесном пространстве большого количества девчонок, да еще и при выключенном свете – дело совсем другое! Темнота, теснота, красота, чьи руки? Какие руки? Ах, эти руки… да с чего тебе померещилось, нужно больно о твои ребра пальцы бить, просто дорогу нащупываю…
Но вечер не задался с самого начала. Во-первых, Жанка села на широкий подоконник. А Пашка был уверен, что к окну она не пойдет, она звезды тоже терпеть не могла, что он, не видел, что ли?! Всегда морду кривила, словно тухлый лимон жует, если классная свою вечную песнь заводила. Или стихи свои любимые читала, про плевочки. Стихи Пашке нравились – правильные стихи, плевочки и есть. Он как-то, еще в младшей группе спецотряда, нажевался светящейся резинки и обплевал ею прозрачный потолок в переходе между корпусами. И пол тоже обплевал, хотя он и непрозрачный был. Красотища получилась! Идешь – а у тебя под ногами звезды. И над головой тоже звезды, но это дело обычное, а вот чтобы под ногами… Причем — свои звезды, личные.
Кончилось скверно — ухо надрали и заставили оттирать. Директриса тогда как раз новомодную теорию о стимулировании правильной реакции болевым рефлексом на практике проверяла, так что уши драли за все подряд. Вот тогда-то Пашка звезды и невзлюбил — и те, которые над головой, и те, которые под ногами.
А Жанка их не любила просто так. Значит, толкаться у окна ей незачем. А если не пойдет она к окну, то вариант остается только один — кожаный диванчик в углу. Вот Пашка его середину заранее и оккупировал, развалившись с комфортом и руки на всю спинку раскинув. Теперь на какой бы край Жанка ни села — все равно окажется в пределах досягаемости.
Да только вот не угадал Пашка — она к окну пошла. Правда, села на широкий подоконник спиной к пластстеклу. Но все равно обидно. Если самой неинтересно — зачем других-то обламывать?
Кто первым завел разговор о Станции, Пашка не слышал. В комнате было достаточно шумно — девчонки регулярно ахали и ойкали, парни похохатывали и отпускали шуточки, да и сам Пашка отвлекся. Он тогда как раз очень удачно прижал Линку, усадив ее к себе на коленки, и теперь удерживал, пресекая попытки встать, и при этом как бы случайно задевая руками то за одну, то за другую интересную выпуклость. Линка взвизгивала и подпрыгивала, как заведенная, все коленки своей задницей оттоптала, попробуй тут что расслышать. Но, очевидно, какой-то разговор о Станции все-таки был, потому что Жанка вдруг сказала, что все равно там — самый большой экран. И если уж кому-то так приспичило смотреть на эту гадость, то стоит делать это только оттуда. Ни с самого Хайгона, ни даже с Пояса Астероидов так ты их не увидишь.
Слова Жанки Пашка услышал отчетливо — по какому-то хитрому закону природы получалось так, что ее слова он всегда слышал отчетливо, даже когда говорила она негромко и в шумной комнате, вот как сейчас, например. И сразу же захотелось сказать что-нибудь наперекор. Но его опередили.
— Ха, много ты чего увидишь изнутри диагноста!
Это, конечно же, Макс. Он прав — попасть на Станцию можно, лишь подцепив какую-нибудь космо-чумку, а тогда тебе уже будет не до звезд. Ну или лаборантом, но там допуск с двадцати одного года, и отборочные тесты такие, что с Пашкиным средним баллом лучше и не думать. Жанка бы прошла, у нее балл один из самых высоких по интернату, только ей это неинтересно.
— Слабо? — спросила вдруг Жанка. В Сторону Макса она и не посмотрела, просто так слово кинула, ни к кому конкретно не обращаясь. Но Пашке почему-то показалось, что это она его спросила, Пашку.
— Мне — не слабо, — ответил он, отпуская Линку, которая в тот же момент по непостижимой девчачьей логике передумала вставать и завозилась на его коленях, устраиваясь поудобнее. Но Пашка уже забыл о ней. На его глазах происходило невиданное — Жанка предлагала пари. И какое пари…
— Мне-то не слабо… Но ты-то ведь — не ответишь.
Все знали, что у Жанки есть справка, и на практику она не летает — никогда, с самого первого класса.
Все также знали, что справка эта — фальшивая. Но на Жанку не обижались — на нее вообще невозможно было обижаться.
— Ну почему же… — сказала Жанка после короткой паузы, когда Пашка уже был готов засмеяться, сморозив какую-нибудь глупую шутку про инвалидов, Жанка любила такие шутки в свой адрес, можно даже сказать, коллекционировала. — Я отвечу.
Она легко соскочила с подоконника, подошла и стиснула холодной ладошкой пашкину руку. Кто-то разбил. Хлопнула дверь — Жанка умела очень быстро двигаться, когда хотела, конечно. Кто-то присвистнул. Кто-то сказал: «Ну, дела… а практика будет ниче так». Кто-то возразил: «Не, не успеет подтверждение получить, там же столько анализов!», разгорелся спор. Про звезды все как-то сразу позабыли. Пашка встал, растерянно озираясь. И вздрогнул от вопля Линки — та орала уже всерьез, больно припечатавшись задницей об пол. Про то, что она сидит у него на коленях, Пашка тоже как-то совсем забыл.
***
Хайгон.
Интернат «Солнечный зайчик»
Тэннари
Легкий и какой-то деликатный стук в дверь оторвал Теннари Хогга от прессворда.
— Входите! — крикнул он, улыбаясь заранее, потому что знал, кто именно стоит за дверью: так осторожно и деликатно умел в интернате стучаться лишь один человек, а до практики оставалось всего два дня.
Жанка аккуратненько закрыла за собой дверь, приветственно качнула челкой — и замерла, накручивая на пальчик светлую прядку. Этакая идеальная девочка с картинки из учебника по педагогике. Улыбка ее, правда, немного выбивалась из образа, поскольку была хитроватой и чуть вопросительной.
— Здравствуйте, Теннари-сан…
Его забавляло ее упорное стремление видеть в нем сенсея, несмотря ни на что — ни на то, что сама она ни разу не была на тренировке, ни на то, что здесь, в общем-то, у него совсем иные обязанности, ни на то, наконец, что сам Теннари никогда не претендовал на предков из Рассветной Конфедерации.
— Заходи, заходи, — ответил он сразу же на невысказанный вопрос, — Печенье хочешь?
— А калорий в нем много? — спросила достаточно озабоченно, но глаза смеялись. Она всегда так – все превращает в игру или шутку. Он называл ее Ани, вроде бы уменьшительно, а на самом деле намекая на идеальную школьницу из популярного аниме.
Славная девочка.
— Как говорили древние, в присутствии врача — все не вредно. Никакой химии, никаких суррогатов и красителей, мама-Таня пекла чуть ли не в натуральной микроволновке.
— О! Если Мама-Таня, тогда я, пожалуй…
Чай тоже был натуральный. Хороший такой, классический желтый чай.
Чашки, правда, для подобной роскоши подходили мало — обычные, интернатские, из небьющегося мутного стекла. Печенье приятно хрустело на зубах почти что настоящим маком.
— Будешь еще?
— Буду, спасибо, — она еще похрустела печеньем. — Но вообще-то я по делу.
— Ага, понимаю. — Теннари подмигнул.
Девочка приятная и серьезная, не то что некоторые. Профессиональная память подсказала услужливо — за последний год всего две справки, на четыре дня и неделю. Не так уж и много по сравнению с прочими, почему бы и не помочь, если ребенку отдохнуть захотелось?
— Мне кажется, что у тебя вирус. Какой-нибудь. При вирусном заболевании, кстати, часто не бывает внешних симптомов, даже температуры. Ни кашля, ни насморка. Очень коварные они, эти вирусы, и недельки на две я бы прописал тебе домашний режим.
— Да нет, Теннари-сан, я здорова.
Теннари фыркнул, посмотрел насмешливо.
— Ты в этом абсолютно уверена?
Она подумала. Вздохнула с сожалением.
— Уверена. Дел слишком много. Теннари-сан, я к вам по поводу практики…
— Ани, я бы на твоем месте по поводу практики вообще перестал волноваться! У тебя же белый билет по подозрению, а переатестационная комиссия будет только при распределении. Еще пару лет можешь спать спокойно — никакая практика тебе не грозит.
— Теннари-сан, я как раз об этом и хотела попросить… Я хочу полететь на практику.
Теннари подавился печеньем.
— Ани, ты… серьезно?..
— Теннари-сан, подумайте сами, с психологической точки зрения вряд ли рационально отрывать ребенка на целых три месяца от коллектива… У меня сейчас трудный возраст, Теннари-сан, переходы там всякие… На таком этапе три месяца — очень много… А вдруг неопытные воспитатели меня в ваше отсутствие сломают как личность? Или озлобят? Между прочим, большинство подростковых суицидов приходится как раз вот на такие переломные моменты, я смотрела статистику…
— Ани! — Теннари восхищенно развел руками, — Твой шантаж просто великолепен! Но как же быть с тем приступом?
— Теннари-сан, но ведь тогда не проводили глубокой проверки… Может, и не было у меня никакого приступа? Отравилась консервами — и все?.. А?
Она улыбалась. Хитренько так.
Конечно же, он не проводил контрольной проверки. Потому что отлично знал, что нет у нее никакой аста ксоны, симптомы нулевой стадии сымитировать — ерунда, это любой ребенок справится, догадается ежели. Он прекратил все тестирования, как только узнал, что это именно она запрашивала в информатеке файлы спайс-медицинской энциклопедии.
Он восхищался этим чудным ребенком уже тогда.
— Очень надо?
Она вздохнула.
— Очень-очень!
— Лады, — он хмыкнул, — Считай, что ты уже в списках. Предохраняться не забывай. Да, и — познакомишь потом как-нибудь, ладно?..
Она растерялась. Открыла рот, поморгала.
— Ой, а как… А откуда вы?..
Теннари засмеялся.
Забавно, но каждое поколение в этом вопросе почему-то именно себя считает Первооткрывателями. Словно самих их родители из пробирки достали.
***
Джуст.
«Проспект Тшикатилло».
Стась.
Две грудастенькие девочки на углу танцевали акробатический ролл. Танцевали они неплохо, хотя и со стилизацией, а вот люминесцентной краски, которой были они щедро заляпаны (ногти рук и ног, веки, губы, ноздри, соски и мочки ушей), из-за чего танец оставлял впечатление роящихся светлячков, Стась не одобряла. И вовсе даже не из-за вопиющего несоответствия подобного макияжа изображаемой танцем эпохе, карнавал — штука условная, детальной аутентичности не требует, лишь бы красиво было.
Это было красиво, кто спорит.
Вот только такая краска здорово сжигает кожу, провоцируя рак. Она въедается намертво, фиг отмоешь, и ногти потом начинают расслаиваться. Но где и когда пятнадцатилетних волновали отдаленные последствия?!
… Праздник Святой Селины…
«Почему бы тебе не попробовать?» — так сказала черненькая синеволосая малышка, с которой они вчера драили тротуар и покрывали стены праздничными блестками. «Почему бы тебе не попробовать? В конце концов — что ты теряешь?»
Что ты теряешь…
Стась закашлялась, прижалась спиной к ободранной стене, сдвинула кепку на самые брови и глубже засунула стиснутые кулаки в узкие карманы замшевых штанчиков. Обрезая янсеновский шмот под принятую у братишек униформу, она специально старалась не задеть боковые карманы, задними-то все равно пришлось пожертвовать, ибо ягодицы скрывать от честного народа эта братия считала недостойным. За что порою и отхватывала по этим самым, неприкрытым — к вящей обоюдной радости. Часть ритуала.
Глотать было больно — горло словно перехватили удавкой.
М-да…
Вот тебе и попробовала.
Затарахтели петарды, заливая тротуар потоками неровного света. Основным оттенком был, разумеется, красный — сегодня же все-таки день Святой Селины. Ностальгический милый праздник, их так мало осталось. Рождество, Случайность, да этот вот… Ну, еще День Независимости.
Но Независимость и Случайность — они же обезличенно-общие, а неофициальное, но тем не менее вполне сохранившееся Рождество — так и вообще сугубо мужской праздник, день рождения архаичного Бога-мужчины, который к женщинам вообще относился не больно-таки хорошо, мать его хотя бы вспомнить…
А Святая Селина женщиной была. До кончиков ногтей. И хотя заодно покровительствовала она довольно-таки пестрой компании (всяким там студентам, морякам и ворам), не этим она прославилась и не за это вошла в историю.
Правда, сейчас праздник ее давно уже перерос просто профессиональный уровень, превратившись в общеженский. Сегодня алым шелком по древней традиции затянуты все фонари, и даже шустрые луны кажутся алыми, и в «Квартале цветов» день открытых дверей, и любая может попробовать свои силы, никто не станет смеяться над неумелостью или лицензию спрашивать. Никто не будет ехидненько интересоваться: «А у кого, собственно, вы учились так тпорно делать минет, деточка?» или проверять сертификат, сегодня День Святой Селины, а значит, никаких ограничений — было бы желание…
Вот именно что.
Хм… Чувство довольно-таки острое. Новое, доселе незнакомое. Забавно. За все двадцать лет — впервые. Новый опыт.
Чувство острого унижения…
Главное — даже сравнить не с чем. Ну, разве что с тем не слишком приятным случаем, когда тетя Джерри застукала ее в мужской игровой комнате в самом разгаре игры с «Живыми куклами Уолли». Впрочем, тогда преобладало раздражение — надо же было так глупо попасться!
А вот стыдно — не было. Почти совсем. Забавно…
И то, что тетя Джерри не захотела тратиться на ее стерилизацию, тоже не показалось тогда оскорбительным. Позабавило лишь. Ее все тогда забавляло.
Сегодня тоже было… забавно.
Нет, правда, ну разве не смешно, что на Стенде ее дожидаются почти полторы эры, а ей приходиться выбирать – бургер или ночь не на скамейке в парке?
Разве не смешно, что эту старую разваливающуюся лохань спокойно пропустили через три на самом деле опасных кордона и арестовали именно в этом порту, куда корабли залетают раз в неделю по обещанию? И за что?! За ничтожное превышение содержания какой-то дряни в посадочном выхлопе! И проявленное неуважение — уладить можно было небольшим штрафом, но капитан заартачился. Слово за слово — и арест транспортного средства с принудительным расторжением контракта со всем персоналом по форсмажорным обстоятельствам. А значит — никакого выходного пособия, скажи спасибо, что вещи забрать разрешили.
Разве не смешно, что в нагрудном ее кармане (бывшем кармане Уве Янсена) лежит маленькая такая полимолекулярная карточка-завещание, в которой, в частности, имеется упоминание о пяти тысячах на предъявителя при условии вручения карточки законному адресату. Только вот до законного адресата отсюда… поближе, конечно, чем до Стенда, но все равно. Ну вот что стоило проверить его карманы на Базовой! И далеко ходить бы не пришлось.
Пятьдесят веков — это, конечно, не полторы эры, но тоже… смешно. Мир — забавная штука.
И не смешно ли, в конце-то концов, что сегодня в местном борделе ее признали фригидной, абсолютно и окончательно?..
Смешно…
Что бы по этому поводу сказала великолепная Зоя? К черту! Какая тут, к оракулу, фригидность?!! Фригидная не влипла бы под статью, на то она и фригидная. Если бы просто фригидность. Если бы…
Всю жизнь гордиться своей выдержкой, втайне забавляясь, что так ловко провела всех, даже тетю Джерри… Да, внутри я — огонь, но попробуйте-ка прошибить броню! И вдруг обнаружить, что броня твоя — не броня вовсе, так, скорлупка, и не ореховая даже, а под ней — ничего. Пустота. Не протухло даже — высохло просто. За ненадобностью.А может — и не было. Совсем… Забавно.
Стась оттолкнулась лопатками, пошла вдоль улицы. Мотнула головой, убыстряя шаг и чувствуя, как стягивает кожу на скулах. Новое ощущение.
Что, Зоя, забавно, да?
Если бы только фригидность…
Фригидность — ладно. Можно древних французов послушать — умные тоже люди были! — и на мужиков все списать, не виноватая я, мол, это они сами идиоты неумелые. Да ведь только был же, Зоя, папашка твой, сволочь эта ушастая. Был.
Так что иначе это называется.
Улыбка Стась стала хищной — в конце расцвеченной улочки она, наконец, увидела то, что давно искала. Расслабилась, переходя с инерционного Бега Преследования на легкий стелющийся Шаг Разведчика. На ходу привычно промяла суставы. Мышцами и связками мы, Зоя, с тобой и позже заняться успеем, это незаметно со стороны, а вот костями хрустеть у всех на глазах не стоит.
Сквозь плотную волнующуюся толпу она просочилась легко, но в первые ряды лезть не стала — зачем высовываться раньше времени? На площадке пока крутились юные качки, этих в расчет брать не стоит, все равно долго не протянут. Придется обождать. Ничего, Зоя, мы люди привычные.
Мы подождем.
– А неплохо посидели. – Эрик оглядел рубку «Кельпи», щурясь, как сытый кот. – Киберы, вы как?
– Отлично, – отозвался Рон после короткого информационного опроса. – Я даже не ожидал, что будет так весело. Надо было тоже попробовать поохотиться.
– С тобой я бы не стал даже пытаться, – ворчливо сообщил с потолка С-маур. – Ты неудачно запрограммирован, всегда какие-то гадости делаешь.
– Все претензии к хозяину, он, знаешь, сколько меня ломал, прежде чем получил данный результат? – Сэй прошел на кухню, но тут же высунулся. – Кому еще кофе, кроме меня и Эрика?
– Всем. Давай сюда. – Эрик принял чашки, передав одну остекленевшему от этого жеста гарду. – Берт, хватит прятаться. Бери и садись со всеми.
– Да, хозяин. – гард поспешно опустился на ближайший стул. Из кухни выбрался урчащий от удовольствия С-маур, держа в четырех передних лапах что-то крупное в непрозрачной упаковке. – Кто заказывал?
– Мы с Бертом, – признался Эмиль. – Вчера доставили. А что?
– Ну вы даете, парни! Я ваш должник! Только есть я это буду у себя, люди существа нервные, потом пичкай вас антипсихотиками или еще чем-то от необоснованных страхов и депрессии, тут вот написано, что показывать процесс еды теплокровным не рекомендуется…
Киборги дружно просканировали упаковку, обнаружили там шкуру ящера с купированными лапами, заполненную чем-то жидким, и так же дружно согласились, что инструкция на то и написана, чтоб ее соблюдать. А то люди – существа нервные…
– Ну что, взлет? – Эрик устроился в кресле пилота, пробежал пальцами по клавиатуре, активируя окна. – Асато, ты чего такой мрачный?
– Да так, размышляю, что перевозка грузов штука спокойная, но я как-то не об этом с чертом договаривался.
– С чертом? – Эрик заинтересованно обернулся. – А зачем? В смысле, это когда ты тут раненый валялся?
Ответить японец не успел…
– Красный вызов, – Хейзер мотнула хвостом и почему-то перетекла в мультяшную пони – беленькую с синими цветочками. В тон ей напрягся и Эрик, хорошо знавший, что чем красивее его искин, тем гаже ситуация, а такой милой он ее еще не видел. – Отвечаем?
– Давай!
– Отмените взлет, «Кельпи»! – диспетчер аж подался вперед, рискуя провалится через экран. – У двигателей человек, если начнете взлетать, он погибнет!
– Фух, я уж думал, что-то случилось! – Эрик откинулся на сиденье с облегченным вздохом. – Ну, убирайте этого придурка, и мы улетаем.
– Мистер Ларсен, – диспетчер помолчал, с чем-то сверился и продолжил: – Этому человеку нужны вы. Он говорит, что не уйдет, пока не переговорит с вами.
– Хейзер, дай изображение. Вроде среди моих знакомых самоубийц не было.
Поодаль, так чтобы его не зацепило при взлете, стоял, засунув руки в карманы кожаной куртки, молодой – лет двадцати восьми – мужчина с короткими светло-русыми волосами. Возле него стоял полицейский аэробайк, и арран в полицейском окрасе что-то активно внушал этому типу, размахивая четырьмя лапами. А практически под кораблем уселся еще один гость. При виде его Эрик слегка побледнел и приказал:
– Хейзер, увеличь. Я хочу…
Изображение приблизилось. Эрик закрыл руками лицо и тихо попросил японца:
– Слушай, Асато, помнишь, ты очень хотел меня убить при встрече? Сделай это сейчас. Я запрещу киборгам вмешиваться и сам не буду сопротивляться.
– Да ладно тебе. – Асато тоже пригляделся к гостю и подавил желание демонически расхохотаться. – Ну что ты, из-за таких пустяков стреляться. Может быть, ты кармический долг просто не отработал!
– Интересно, какой же падле я так задолжал-то и когда это кончится? – Эрик опять тоскливо уставился на экран. – У вас в восточной традиции нет объяснений, как с такими долгами бороться?
В этот момент гость словно почувствовал: он тряхнул рыжими, слегка запыленными волосами, зеленые глаза уставились точно в камеру…
Берт успел испуганно обдумать, чем ему грозит нарушение программы защиты владельца и как можно любить опасность. Покосился на остальных, невозмутимо шагающих рядом с хозяевами. Мелькнула мысль, что если уж Эмиль молчит, то… а потом следующая, паническая, что это может быть проверка лояльности. И тут же пришло сообщение от блондина:
«Это друг. Хозяева будут рады его видеть. Я бы никогда не подверг своего человека риску».
Не доходя несколько метров до флаера, Эрик вдруг резко встал, вскинул руку, остановив остальных, покрутил головой, оглядываясь по сторонам, и крикнул:
– С-маур! Вылезай! Я тебя узнал! – обернулся к серьезным киборгам с упрёком: – Ладно, вы двое, но ты, Берт, вот от тебя я не ожидал!
Берт не сразу осознал, что хозяин смеется – страх плеснул ледяными искрами, заставил напряженно выпрямиться. Но старшие киборги тоже дружно фыркнули, а люди шагнули вперед, распахивая объятия крупному аррану, торопливо ползущему через флайер.
– Вот, Эрик! – Паук слегка подпрыгнул, прикусывая по очереди людей за руки и прочие удобные части тел. – Вот как ты узнал, что я там? Ну хорошо, ладно – киборги, я не синхронизировал температуру тела. Но у тебя нет сканера! Как вы без меня?
– Сканер хорошо, но мозги лучше, пушистик! – Эрик присел на корточки и воткнулся лицом в шерсть аррана. – Без тебя – мрак и смерть! Мы безумно соскучились!
Асато, пользуясь размерами паука, тоже обнял друга с другой стороны. Теперь оба человека, прижимаясь к восьмилапому приятелю, напоминали странную скульптуру. Наконец японец отлип, бросил на расчувствовавшегося Эрика короткий взгляд и пояснил:
– Он заметил отражение в витрине, С-маур! Ну, а киборги не реагировали, значит это ты. Мы вообще-то в кафе, праздновать починку Чучела.
– Тогда в «Лесные огни»! Я там всегда питаюсь. Обалденное место! Только я им сперва позвоню, это все-таки арранское кафе и им нужно время, чтобы приготовить человеческие блюда. – С-маур вытащил вирт-окно с меню: – Давайте, выбирайте! Я угощаю!
– Ого, банкуешь? – Эрик тоже отпустил приятеля, отстранился, рассматривая. С-маур здорово вырос, прибавил по весу килограмм двадцать и выглядел намного жутче и волосатее, чем раньше. Почти взрослая особь.
– Получил премию, моя линька проходила, как исследование. – Паук гордо пошел яркими сиреневыми пятнами. – Я пробыл в космосе дольше, чем все наши вместе взятые.
– С-маур, а ты… – начал было Асато, но арран перебил:
– Если ты опять спросишь, мальчик я или девочка, я тебя укушу. Пока я не собираюсь размножаться, можете считать, кем вам удобно! Сами придумайте!
«Ну, я же говорил, им понравится», – передал Эмиль, щурясь от неслышного смеха.
«Почему они рады? Охота закончена. Они друг другу больше не нужны. Он опасен».
«Они друзья, Берт. Хозяин странный. Привыкнешь. Вам с ним надо потренироваться. Это поможет тебе его лучше понять».
«Спасибо, и так неплохо!» – Мысль о тренировке удовольствия не доставила. Ускоренная регенерация справилась с повреждениями, и лучше было хозяина не провоцировать на новые. Конечно, рано или поздно это произойдет, но… пусть лучше поздно.
Кафе оказалось настолько арранским, что Берт сразу же перешел в режим охраны. А как не перейти, если вокруг сплошная зеленая масса лиан, по которой, прямо над головой хозяев, ползают здоровенные волосатые твари? Несколько раз в листве мелькали тенями ящеры. Кроме их компании, людей не было. Молодой арран свалился на паутине, повис перед носом Асато, переведя в файт-режим Эмиля, и предложил пройти к столику.
– У нас тут люди такая редкость, – сообщил он, – мы приготовили все, что вы заказали, и надеемся, что вам понравится. У нас очень приятная, вызывающая аппетит атмосфера, но если вам чего-то не хватает, только скажите!
Столик гарду понравился. В углу, у стены, так что большая часть мертвой зоны перекрыта. А вот рев ящеров в зарослях совершенно доверия не вызывал.
– Вот она, разница восприятия, – Асато снял с глубокой тарелки крышку, попробовал и одобрительно кивнул: – Для нас – хищники и тревога, а для С-маура и всей его братии – звуки обеда.
– Ну да, все существа, звуки и изображения которых присутствуют, съедобные и очень даже вкусные, – Арран присосался к небольшому мешочку с густой жидкостью. – Кафе наше, поэтому и атмосфера тоже. Но если хотите, они поправят. А что с киборгами?
Ларсен обернулся: Эмиль ожил, сбросив файт-режим, а вот клон застыл у владельца за спиной и даже подстроил зрение к лесному полумраку.
– Берт, садись тоже. Это не лес, это кафе, и мы тут будем отмечать починку Чучела и успешную линьку нашего друга!
– Хозяин, вы приказываете отключить режим охраны? – на всякий случай уточнил киборг. – Это намного снизит мою эффективность в случае опасности.
– Очеловечивайся и садись есть. Это прямой приказ. Кстати, познакомьтесь. С-маур, это тот самый тип, который гонял меня на Охоте. А ты Берт, добавь в списки лиц с правом приказа второго уровня С-маура, нашего врача.
Киборг подтвердил приказ и послушно опустился на стул. Ему не нравилось в кафе. За свою недолгую жизнь гард уяснил, что подобные заведения – это отличное место для атаки на хозяина или деловой встречи. И после первого, и после второго возрастала вероятность, что хозяин будет злой и захочет отдохнуть. А это в пятидесяти процентах случаев приводило к поломке. К счастью, в остальных пятидесяти – отдыхал хозяин не с ним, а до других киборгов и тем более людей Берту дела не было. Здесь же все было очень плохо с точки зрения охраны: густые заросли обеспечивали прикрытие вероятному противнику, а большое количество аппаратуры, создающей спецэффекты, мешало работе сканеров.
Берт, озабоченный поиском внешнего врага, не сильно прислушивался к разговору. Кажется, люди хотели провести месяц в роли космических перевозчиков грузов. По словам С-маура «пока кое у кого крыша на место не встанет, а то фонит, как хрус в брачный период». Эрик, почти не споря, смирился с произволом друзей, и даже согласился на уколы в случае обострения. Впрочем, упрямиться, когда тебя нежно обнимает, тихонько заматывая паутиной, арран – довольно проблематично… Берт моргнул и уставился на паука – угроза оказалась совсем не в зарослях.
«Рон, ты уверен, что это не угрожает жизни хозяина?»
«У тебя что, детекторы не работают? Видишь, он даже не беспокоится, им весело. Не обращай внимания».
«Тебе виднее. Но мне это не нравится».
Что бы там старший киборг ни говорил, но Берт еще пару раз чуть не перешел в файт-режим: первый – когда сверху свесился хозяин заведения узнать, как у гостей дела. Такого волосатого и упитанного аррана киборг даже представить не мог. А второй, когда С-маур решил показать свои возросшие охотничьи способности на киборге.
Пока обсуждали подробности демонстрации, клон всерьез обдумывал побег. С него и одной Охоты хватило. Но на роль жертвы вызвался довольно посмеивающийся Эмиль. Оповестили хозяина заведения, а он гостей и полицию. Полиция среагировала предсказуемо: сделала ставки и прислала смешанный наряд – поржать. Гости дружно залезли на потолок и покрасились в ярко-неоновые цвета, чтобы не мешать соревнованию. Эмилю выдали купленный в ближайшем магазине игрушечный пистолет, заряженный шариками и пластиковый ножик из детского набора, и блондин, совершенно счастливый, притаился у входа в кафе. С-маур отполз к стойке ресторана и там «ушел», то есть поменял окрас в цвет лиан.
«Рон! Что будет с Эмилем? Он доверяет хозяину, а тот даже оружия нормального не дал!»
«Ничего, С-маур не причинит ему вреда. Это игра».
«Не люблю игры. Это всегда ведет к снижению функциональности или прекращению жизнедеятельности».
«Эти люди не такие. Смотри».
Люди и киборги сели на пол, чтобы хорошо видеть происходящее. Эмиль помахал рукой зрителям и разом изменился: черты лица окаменели, глаза подсветились зеленым светом, движения стали экономными, плавными и очень быстрыми – спай задействовал файт-режим.
Эмиль был доволен собой и ситуацией. Хорошо, что лианы шуршат, а объект крупный. И он не сидит в засаде, а сам подкрадывается к киборгу. До сих пор хозяин не видел свою машину в деле. Теперь увидит. И пусть это только игра, но хочется подстрелить паука – всадить ему в пузо весь магазин шариков. Легкий шелест листьев слева. Просканировать участок. Бесполезно, арраны поддерживают температуру окружающей среды, и он может принять маскирующую окраску, но… одну вещь он сделать не может. Эмиль сделал еще один шаг, покачал головой, ловя игру света на листьях. Темно-зеленая с белыми крапинками листва послушно блеснула, а вот в одном месте, совершенно не там, где он ожидал, листья остались без изменений.
Киборг выстрелил, уходя от броска кувырком, но паутина накрыла его, опутав, склеив и уронив на пол.
– Киборг проиграл! – объявил кафевладелец.
– Выиграл! – оспорил С-маур скрипуче, – Шесть выстрелов, и все по уязвимым местам! Я его, конечно, уложил, но… Эмиль, выберешься? Или помочь?
– Сколько у меня времени? – донеслось из кокона.
– Ну, минут пять… наверняка, хищники подойдут узнать, чей ужин пропадает.
– Попробую! – Эмиль подергался, пытаясь извернуться, а потом вдруг заявил, что освободиться не может.
«Ты в порядке?! Почему прекратил попытки, расчёты показывают, что шанс есть»,. – слишком хорошо клон знал, что бывает с проигравшим киборгом. Как ни глупо смотрелось доверие спая к владельцу, но видеть наказание блондина было бы неприятно.
«Берт, не паникуй. Я могу освободиться. Но не хочу обижать пушистика».
«А хозяин? Что он сделает?»
«Я отправил ему сообщение, он согласен. Мы решили свести игру к ничьей. С-маур маленький».
«Тебе за проигрыш ничего не будет?»
«Нет. Это просто игра, для удовольствия».
Берт не то чтобы поверил, просто смирился, осознав, что попал к совершенно ненормальным людям и киборгам. Которые даже играть нормально не умеют, выходя против хищного паука с пластиковыми игрушками и не сопротивляясь плену. Спаю помогли выбраться, разрезав плотный серый кокон. Хозяин кафе на правах самого раскормленного представителя вида объявил ничью. Осознав, что победила межвидовая дружба, арраны, как хозяева и превосходящий вид, накрыли стол еще раз: за счет заведения. На этот раз прямо на полу, на месте поединка, откинув в сторону остатки паутины…