Я широко улыбалась, дышалось тяжело, будто сквозь застрявшие где-то в груди ветки. Футболка была красной, футболка была давно знакома. Я лично хожу в этот замечательный магазин и покупаю из года в год всегда одну и ту же. Если эту фирму когда-нибудь прикроют, то гардероб мой безвозвратно поредеет. Размер тоже был мой. Сорвала этикетку, надела в туалете. Не стесняясь, накинула пальто и добежала до студенческой кафешки на первом — мои надежды оправдались: сигареты там были. Стою-курю, прямо у входа. И жить хорошо, и жизнь прекрасна. Воистину, курить женщина начинает только с неудачной личной жизни.
В три вернулся ректор, поглядел на заставленный книгами кабинет, убедился, что мы с Филькой измучены и усердно работаем, а стало быть, никуда перетаскивать книжное добро второй раз не согласны, решил сократить свой рабочий день на полчаса, и, соответственно, наш тоже. Кто же будет сидеть на попе ровно, когда начальство свалило? Правильно. Никто.
Я снова была довольна как слон! Теперь точно была уверена, что никаких неловкостей со студентом не будет — он на учебе, или еще где, но точно не ждет у дверей. Да и зачем. Все сказано вроде. Полчаса форы, чтобы не спеша уйти домой.
Зашла за Витькой, вышли на крыльцо. Красота! Солнце! Почки набухли — вот-вот на глазах в листики развернутся, капая своим золотистым сладким маслом прямо на душу.
— Сын, последнее время я была такой плохой мамашей… А помнишь, обещала в парк на карусели? Пошли. Конечно, чего откладывать!
И мы идем. Сладкая вата, такая же белая и безгрешная, как и в детстве, но почему-то горчит и не радует. И картошка, спиралью запеченая на шпажке.
— Вить, мы куда с тобой? На корабль? А пустят? Ну, спросим сейчас.
И я визжала! Громко, красиво, и сердце подкатывало к желудку и просилось наутек. Снаружи было весело, а внутри был наркоз. Казалось, что это все дурной сон, и непонятно, когда он начался, то ли после глупой ссоры с врачом, то ли с появлением Вадима вообще. Но чувство наркоза не пропадало. Хотелось дышать, а легкие сводило. Хотелось есть, но желудок так нервно сжался, что и съесть ничего было нельзя. Хотелось взять и побежать навстречу ветру, раскинув руки, ухватиться за небо, за этот, казалось бы, светлый солнечный день, но не было чувства уверенности в своем теле. Не было силы. Ощущение сдувшегося шарика, или бабульки с клюкой, оставшейся посередь дороги без надежного локтя. Был ли этим локтем Вадим? Не уверена. «Сама себе спина», как говорилось в стихотворении. Но чего-то важного внутри меня не хватало.
— Садись, Вить, на этот хай-фай без меня. Да, я вижу, что надежно, иначе бы тебя не отпустила. Но мой вестибулярный сегодня уже против перегрузов. Ага, я внизу, сфотографирую.
И я глупо села на лавку, достала сигарету и чиркнула зажигалкой. Было такое ощущение, что никогда и не бросала… Хороший день. Закономерный ответ. Чего же мне еще надо? Наверное, разобраться. «Мужчина — это книга, загадочная книга причин и поступков-следствий. Если ты не читаешь этого мужчину, значит мужчина этот не твой» — говорили на факультете. То ли психологи все такие рассудительные, то ли исключительно моя группа, но фраза врезалась в память. Про девушек такое не сказать: девушка — сплошная эмоция, в основном, видит все через призму своего внутреннего состояния — может с мелочи разразиться скандалом, а может пережить Армагеддон с улыбкой. Мое настроение больше подходило под второй тип. Как бы то ни было, я пыталась понять.
Одна страница суха и безэмоциональна, вторая полна слезливых фраз, больше подходящих подростку. «Я давно уже мертв», «молчи, когда разрывает на части», «чувства не в моде», «безразличие губит»… Долистала до «я не могу вернуть тебя назад» и закрыла. Мдя. Наверное, я погорячилась. Но тогда появление цветов в офисе тоже загадка. Чего человеку надо? Девочка красивая, хорошая, умная даже, отличная пара. Поцелуй этот непонятный перед нашей ссорой… И целовал бы, кого следовало…
Только вдруг картинка кусочками калейдоскопа перемешалась и сложилась так, как должно было быть. Три девицы под окном. Три сестрицы. Все равно тебе водить. Выйди вон. Ага. А вот и она… Боль не моя, беда моя. Закрываю.
Вадим возник рядом как-то сам собой. Неизвестно, как нашел, неизвестно, зачем пришел. Мы молча курили. Витька пошел в лего комнату, я заплатила за час и снова пристроилась на лавке. Вадим задержался, наблюдая за игрой и тоже сел рядом.
— Представляешь, там девчонка маленькая все грызет.
— Это плохо, — говорю я, задумчиво, — как ее родители туда отпустили?
— За ней старшие детишки приглядывают. Забрали покусанного человечка и строят ему домик, чтобы не догрызла.
— Вот бы и с людьми так же. — Вздохнула я.
— Вот бы, — подтвердил врач.
— Вадим, зачем ты здесь?
— А куда мне идти, к Насте? О чем с ней разговаривать?
— Наверное, есть о чем. Хорошая девочка.
— Грустно смотреть, как все разваливается.
— Вадим, оно разваливалось не сегодня. И не со мной это тебе обсуждать. И даже не с Настей. Была другая, была нужна, и стало больно. Такое бывает. Искал замену, похожа очень. Ну, да… Не в свое лезу.
— Продолжи.
— И была дыра, и было больно, да теперь заткнуть эту дыру не сможешь ни сам, ни Настя, ни я. Не хватает все время чего-то. Больно, да непонятно с чего. Смотришь вокруг — все должно быть нормально, а оно ноет и ноет. И волком выть. Но прячься — не прячься погрызенным человечком в свой домик, а все сказанное никуда с твоей души не денется. Потому и не уходишь, меня не хочешь оставлять-обижать. Вот только ты не со мной разговаривай. У меня к тебе, знаешь, задание.
— Какое? — Вадим стоял суровый и злой, ему совершенно не нравилось то, что я говорю. Хотя открыто отрицать не собирался, как и уходить.
— Ты, солнце, — я специально сказала «солнце», хотя мы договаривались этого слова не употреблять. — Так вот, ты, солнце, иди к той, что тоже грустит и отрицает. Пусть, у нее есть пара, пусть будет не рада. Довольно времени прошло. Поговори. Послушай, скажи, что тоже был виноват. Прости и будь прощен. А потом…
— Я на тебе женюсь?.. — продолжил фразу врач, видимо, тоже вспоминая сцену в больничной палате. Дааа, все так просто не бывает…
— А потом поглядим, — сказала я и встала. Разговор был закончен. Нас с Витькой ждало кафе и обещанное мороженое. И это были только наши посиделки, потому что свои тени больше не вызывали во мне ни боли и обиды. А чужие требовали сейчас чужих усилий.
Дайте крылья и разбег —
Чтобы ветер в руки,
Чтобы просто чистый снег,
Чтоб не выть от скуки,
Чтобы в небо и лететь,
Видеть земли лица.
Чтобы просто через смерть
И через границы
Дайте крылья и полет
Чтобы бесконечность
Чтобы даже через год
Переделать вечность
Дайте крылья и тогда
Я открою душу
ВСе пройдет, пройдет беда
Станет только лучше
— Понятно. — Славик горько вздохнул. С Гариком-то они все равно помирятся, и недели не пройдет, но вот что делать с таким продвинутым подарком? С кофе голова всегда варила лучше, и Славик вернулся на кухню, зарядил ударную дозу — три ложки — в кофеварку. — А ты сам тоже тарелки швырять умеешь?
Ничего умнее спросить он не догадался. Кибер небрежно махнул рукой — и все три тарелки вонзились с противным хрумкающим звуком в панель встроенного шкафа и застряли в ней чуть ли не до половины. Славик подавился воздухом.
— А ты точно Irien?
— Сомневаешься, хозяин? — Обольстительная улыбка на бородатой роже выглядела как-то слишком воинственно. — Могу доказать тебе это прямо сейчас…
— Н-не надо! — Славик поспешно отгородился от кибера стулом. Оглянулся на торчащие тарелки, тронул одну пальцем — та ссыпалась на пол мелким крошевом. — Мне бы в квартире прибраться.
— Как будет угодно хозяину. — Кибер застыл в центре кухни, монументально скрестив руки на груди.
Славик подумал, что готовность к уборке следует выражать как-то иначе, но озвучить свои мысли не успел. В дверь снова настойчиво звонили. Вторым визитером оказался Ленька и тоже не один — с ним был невысокий, тонкий, худощавый, изящно сложенный парень, одетый в потасканыне джинсы и легкую ветровку. Незнакомец приветливо улыбнулся Славику.
— С днюхой тебя, братишка! — Ленька порывисто обнял приятеля. — Вечером заскочу, посидим и отпразднуем. А это тебе подарочек, пусть поможет по хозяйству, пол подмоет. Ну, там сам с ним разберешься.
— А это кто? — Славик отодвинулся от Леньки.
— Кибер. — Ленька дружески похлопал кибера по плечу. — Правда, DEX, но, говорят, толковый. Хотел мэрьку, но не было. А последнего Irien’а какая-то сволочь буквально передо мной купила. Так что вот… но этот тебе тоже пригодится, научишь его уборку делать… Хотя, — Ленька критически оглядел приятеля, — ты не научишь. Я лучше к тебе маму свою пришлю — пусть она покажет вам обоим, как и что надо делать. Все, я побежал. До вечера.
Ленька рванул вниз по лестнице, ошибочно считая, что так будет быстрее, чем лифтом. Славик посмотрел на кибера, тот снова мило улыбнулся и продолжал стоять в коридоре. Пауза явно затягивалась, на приглашения зайти в квартиру кибер не реагировал. Славик затосковал: в такой идиотской ситуации мог оказаться только он. Через три минуты, цепляясь за перила, на площадку поднялся запыхавшийся Ленька.
— Чуть не забыл… — пропыхтел Ленька. — Кибер, смени хозяина. Теперь его слушаться будешь. Все… ускакал. — На этот раз приятель дождался лифта.
Славик матерно пожелал обоим друзьям всего наилучшего и чтобы с этим хорошим они оба побольше провозились. Зато теперь кибер послушно зашел в прихожую, разулся и нежно поинтересовался насчет тапочек. Славка по квартире рассекал в старых кедах с обрезанными задниками. Приятели, когда приходили в гости, обычно обувь не снимали. А за грязный и затоптанный пол как-то даже стало неудобно.
— Проходи на кухню. — Славик лихорадочно пытался вспомнить, где он последний раз видел робота-пылесоса. — И побудь пока там.
— Конечно, хозяин. — Кибер прошлепал босиком в сторону кухни.
— Погоди. — Славик и так плохо представлял, что ему делать с одним Irien’ом. А теперь, судя по повадкам нового подарка, у него уже целых два развлекательных киборга. — А ты Irien?
— Нет. — Киборг послал Славику воздушный поцелуй. — Я DEX.
— Кто? DEX??? — Славик оценил фигуру и манеры кибера, которые никак не соответствовали его представлению о «машинах смерти», и со стоном стал оседать на пол.
Упасть ему не позволили — кибер ловко метнулся, подхватил хозяина на руки.
— Да, хозяин. — Кибер сложил губы трубочкой, словно собирался приступить к поцелуям, и подтвердил: — DEX, боевая модель 7-АС, разработанная для специальных заданий.
Славик поболтал ногами, попытался вывернуться из рук кибера. И что девушки находят приятного в том, когда их на руки берут? Мало того что неудобно, так еще и стремно.
— Так… это… — Славик решил, что надо все-таки как-то взять дело в свои руки. В конце концов это не его подарили, а ему двух киберов. — Меня поставь на пол, сам чеши на кухню. А я уборкой займусь, а то эти гады еще кого-нибудь припрут…
В дверь снова позвонили — Славик побледнел, затаил дыхание. И даже зажмурился. Звонок повторился, новый визитер настаивал, чтобы ему открыли. Хозяин квартиры медленно и совершенно бесшумно пятился в сторону санузла.
— Добрый день. — Ленькин подарок открыл дверь и уже с кем-то вежливо здоровался. — Добро пожаловать.
Славик охренел от услышанного, открыл глаза и жалобно простонал: «Мама!»
Алевтина Петровна влетела в прихожую с энтузиазмом урагана, между делом со словами «какой милый мальчик!» потрепав открывшего ей дверь кибера по щеке, чмокнула в подбородок Славика и сразу же сунула ему в руки два огромнейших пакета.
— Меня Ленечка попросил помочь, и я сразу же к тебе помчалась — Алевтина Петровна уже развернула Славика и подталкивала в кухню. — Попутно залетела в магазин, все купила, чтобы вы, мальчики, могли посидеть как положено, по-человечески. А то мне Ленечка уже рассказывал, что вы на днях ели пиццу. Это же просто ужас какой-то, у него на рубашке пятно от кетчупа, а во что превратятся ваши желудки через месяц или через несколько лет? Вот как раз в три тысячи сорок седьмой серии «Прощания с домом» был именно такой случай, так Клин даже в больницу попал и там пролежал аж сто шестьдесят три серии, и все из-за того, что…
Славик мысленно заскулил: мама у Леньки замечательная, но общение с ней надо строго дозировать, иначе рискуешь сойти с ума, причем с концами.
— Алевтина Петровна, я тут… того… на работу собирался… — Славик сгрузил пакеты на стол и бочком стал протискиваться к выходу. Оказывается, когда по кухне летает мать Леньки и тут же замерли истуканами два кибера, один громадный, а другой тощий, то пройти, а тем более выйти вообще невозможно.
— Можешь не ходить. — Алевтина Петровна как-то умудрялась лавировать между киберами и уже успела загрузить часть покупок в холодильник, а еще попутно отмыла сковородку и взялась в ней тушить что-то белое и бесформенное. — У тебя сегодня выходной, и мальчики сказали, что тебя отпускают до завтра. И в случае чаэс тоже сами прекрасно справятся. Так что наслаждайся законными отдыхом, и вот, кстати, в «Мертвом сезоне» муж главной героини был чем-то похож на тебя… тоже работал-работал, а потом умер, но перед этим…
Пользуясь тем, что стоит рядом с холодильной камерой, Славик приложился лбом к прохладному серебристому боку. Хотел было повторить и посильнее, но не получилось — бородатый кибер подсунул между башкой хозяина и холодильником поролоновую мочалку для мытья посуды. От нажатия грязная вода потекла по холодильнику, промывая себе канавки в сплошной грязи, а еще обрызгала майку.
— Ох, бедненький, весь заляпался, — всплеснула руками Алевтина Петровна. — Сейчас маечку сменишь, а холодильник я протру. Иди пока в душ, а я тут сама управлюсь.
Славик с такой поспешностью воспользовался разрешением, что не стал обходить бородатого кибера, перегородившего проход, а, упав на четвереньки, проворно прополз у того между ног. И юркнул в ванную. Дверь он запирал с таким энтузиазмом, что чуть не выдавил ее в коридорчик. Зло сорвал с себя испачканную майку, путаясь и едва не падая, кое-как стянул спортивные штаны и забрался в душевую кабинку.
— С днем рождения, дорогой Славик! — Нервно ткнул в сенсор и слегка ошпарился хлынувшей горячей водой. — С тридцатилетием, мля… — Теперь на него ухнул поток ледяной воды. — С юбилеем… да что за…
Вопрос остался без ответа, но воду все-таки урегулировал до приемлемой температуры. Хорошо бы целую вечность вот так стоять под душем и ни о чем не беспокоиться…
— А чтоб вас всех…
«…Загляни в зеркальце — тотчас узнаешь,
где что делается».
Волшебное зеркальце: [Тексты сказок] № 211.
Ужас, смешанный с отвращением, охватил Маринку от одного прикосновения страшной старухи. Ладонь ее на ощупь была похожа на сушеную рыбу: шершавая, шелушащаяся кожа, но силой старуха обладала необыкновенной, острые кости под кожей сдавили Маринкину руку до боли. Маринка вскрикнула, даже не пытаясь вырваться. Она гордилась тем, что никогда не падает в обморок, и не знала, как это выглядит, поэтому очень удивилась, когда тошнота поднялась к горлу, перед глазами мелькнуло серое небо и…
Она открыла глаза в полутемной комнате с низким потолком, но не успела ничего толком рассмотреть, как над ней склонилось безобразное старушечье лицо с торчавшими вверх двумя зубами. Маринке снова захотелось потерять сознание, она зажмурилась, надеясь, что кошмар рассеется сам собой, без ее участия. Вот сейчас появится Игорь, возьмет ее за руку и уведет отсюда. Он умный, он находчивый, он сможет договориться со старухой.
— Да не бойся меня, — услышала Маринка скрипучий голос.
Легко сказать!
Она лежала на чем-то твердом и широком, вроде лавки. Неужели старуха затащила ее в свою кошмарную лачугу? В домовину… В гроб… И сейчас она в гробу, рядом с покойницей. Потому что кто еще может быть хозяином гроба, как не покойник?
И теперь она будет лежать в этом гробу, пока не умрет. Двадцать девятого сентября. Неужели ей уготован такой страшный конец?
Придет Игорь и вытащит ее отсюда.
А вдруг старуха его убьет? Что ей стоит? У нее на заборе висят черепа. И где он сейчас? Если он сразу не пришел за ней, значит, с ним что-то случилось! От этой мысли захотелось расплакаться.
— Эй, открывай глаза и ничего не бойся, — старуха похлопала ее по щеке — костлявой рукой, похожей на сушеную рыбу.
Ладно. Хватит распускать нюни. Надо посмотреть правде в глаза и решить, что делать. Ее не мучают, не убивают. А старость надо уважать, какой бы безобразной она ни была. Маринка осторожно приоткрыла один глаз, но, увидев лицо старухи над собой, снова в испуге зажмурилась.
— Ну и внучка мне досталась, — захохотала старуха, — надо же, какая трусиха!
— Я не трусиха, — Маринка распахнула глаза, — я просто немного растерялась.
Старуха расхохоталась еще громче. Смех ее тоже был скрипучим, как и голос, но оказался совсем нестрашным. Маринка привстала на локте и огляделась. Домик был очень маленьким, гораздо меньше, чем тот, в котором они ночевали. Чтобы не думать о гробах, Маринка представила себе купе в поезде. Да, размером с купе. И половину его занимала каменная печка, а вторую половину — сундук, на котором лежала Маринка. Под махоньким окошком откидывался крошечный столик. Как в купе. Если его поднять, он станет ставней для окна. А сундук — нижняя полка, на которой можно и сидеть за столом, и спать. И над ним есть второе окошко, тоже очень маленькое. Даже голову не просунуть, не то что вылезти.
— Нравится мое жилище? — старуха подмигнула Маринке.
— Вообще-то не очень, — Маринка села и свесила ноги на пол — сундук был высоким.
— Ничего, привыкнешь. Сейчас печку стопим, свечи зажжем…
Привыкать к домику Маринка не очень-то хотела, но решила благоразумно промолчать.
Старуха открыла заслонку в печи, несколько раз щелкнула камушками, и сухой мох под ее руками вспыхнул и разгорелся ярким пламенем. Маринка смотрела на этот процесс во все глаза — надо же! Она никогда не задумывалась, как добывали огонь до того, как появились спички.
— Что, огнива никогда не видела? Или думала, я взглядом дрова поджигаю? И взглядом можно, только баловство это, — две свечи на столике вдруг вспыхнули, хотя старуха вовсе не смотрела на них, — вот если бы ты согласилась пожить со мной три года, да три месяца, да три дня — я бы и тебя могла такому научить.
— А что, у меня есть выбор? — Маринка подняла брови.
— Пока нету, — пробурчала старуха, — но ведь Медвежье Ухо не сегодня-завтра за тобой сюда притащится.
Сердце у Маринки забилось.
— А… откуда вы знаете, как его зовут?
— Я много чего знаю. Старая я.
— И что, если он за мной придет, вы меня отпустите? — робко спросила она.
— Нет, — фыркнула старуха, — поймаю — ремней из спины нарежу и прочь прогоню.
— Да за что же так-то? — испуганно прошептала Маринка. Почему-то было ясно, что старуха нисколько не преувеличивает свою угрозу.
— Глупые вы, девки! Разве так с женихами надо обращаться? Что легко достается, никогда не ценится. Вот если он после этого снова придет, тогда другой разговор будет. Ну, а если не придет, так зачем тебе такой нужен.
Маринка закрыла лицо руками: это средневековье какое-то. Да она ни за что не согласится, чтобы медвежонок спасал ее такой ценой. Она и сама как-нибудь отсюда выберется. Ведь старуха не будет сидеть тут безвылазно.
— Что, жалко его? Медведя моего он отпустил, травку профукал — за что его жалеть?
— Медведя Сергей собирался убить. А Игорь его пожалел и спас. И не испугался совсем. Медвежье Ухо ничего не боится!
— Ну, пусть приходит. Посмотрим, как он ничего не боится, — тонкие губы старухи расползлись в стороны.
Маринка отвернулась к окну и сжала зубы. Надо успеть убежать до того, как Игорь здесь появится. Надо срочно, немедленно что-нибудь придумать!
— Да никуда ты отсюда не убежишь, — сказала старуха, будто читала ее мысли. — Не печалься, тебе у меня понравится. Доставай-ка лучше блюдечко и гребешок, я тебе что-то покажу.
Маринка удивленно обернулась. Старуха знала все — и о чем Маринка думает, и что прячет в карманах.
— Доставай, и прекрати на меня дуться. Я тебе только добра желаю.
Маринка пожала плечами: ничего себе, добра желает! Но блюдечко, спрятанное во внутренний карман куртки, все же вытащила и поставила на столик. Гребешок с диковинной птицей она считала подарком Игоря и вынула его неохотно.
— Не бойся, не отниму. Воткни гребешок в волосы, и зеркало покажет все, что захочешь увидеть. Хочешь — дальние страны, хочешь — дом родной.
— И кого хочу, покажет? — Маринка привстала.
— Покажет. Попробуй, — старуха была явно довольна ее удивлением и радостью. Не иначе, хотела Маринку к себе расположить. Зачем? Соскучилась по общению?
— Надо что-нибудь сказать?
— Нет, просто подумай. Блюдечко поймет.
Маринка подвинулась к столику и нагнулась над блюдцем. Пока что в нем было только ее немного искаженное отражение. Значит, старуха в зеркале не привиделась ей! Блюдце действительно умеет показывать, как телевизор! Она воткнула гребешок в волосы и постаралась четко сформулировать мысль: «Хочу увидеть, где сейчас Игорь».
Ее собственное лицо стало блекнуть, и на его месте возникло четкое изображение болота — редкие деревца, кочки, вода, остров с соснами на горизонте… По этому болоту они шли за перелет-травой, прежде чем встретили домик с припасами. Но Игоря видно не было. Неужели… Нет, такого не может быть, с ним ничего не могло случиться, не мог же он утонуть в болоте. Она бы почувствовала это, обязательно!
— Покажи мне Игоря! Ну же! — рявкнула Маринка вслух.
Изображение тут же сместилось в сторону, и она увидела его: он медленно шел по колено в воде, тяжело опираясь на палку обеими руками, но, как бы ни старался, ему все равно приходилось наступать на левую ногу. Потому что палка — не костыли. Как он там оказался? Куда он теперь идет? Он совсем один, и никто ему не поможет…
— Бедный медвежонок… — шепнула она.
Игорь поднял голову и огляделся. Лицо его стало удивленным и не таким напряженным, как за секунду до этого.
— Он меня слышит? — Маринка подняла брови.
— Нет, — ответила старуха, — но бывает всякое. Он может чувствовать, что ты на него смотришь.
— Как он туда попал? Это же очень далеко!
— Это я его туда отправила, — довольно сказала старуха.
— Зачем? Ему же нельзя в холодной воде, у него коленка болит. А там так тяжело идти!
— Ничего, дойдет, не развалится. Не надо было моего медведя отпускать.
Маринка взяла блюдечко в руки и села в угол, подтянув ноги к себе. Бедный медвежонок…
Одиноко катящийся камень…
Мир Земля. Служба Дознания.
— Итак, повторим: ваше имя?
Лицо в круге света нервно дрогнуло:
— Разлукин… Олег.
— Без пауз! Это имя вы должны выговаривать естественно и спокойно. Никаких пауз! — человек в черной форме раздраженно встал из-за стола, — Вы агент или заика?
— Простите, господин…
— Проклятье, если б этот лигист не был вашим близнецом! Мы бы подобрали кандидатуру получше… Сосредоточьтесь! Вы же хотите успешного внедрения? Или вернетесь в свой квартал, на вашу тихую работу?
— Нет-нет, я… я готов, — мужчина нервно пригладил волосы, — Я же сам вам сообщил о неблагонадежности брата. Я подписал все. Я готов! Ради государства…
И ради неплохой награды, пройдоха, а?
Секунд пять инструктор мрачно смотрел на человечка, стараясь удержать брезгливую гримасу. Если б эти лигисты не раскалывали бы враз трасформеров… если б только они не проверяли так придирчиво каждого новичка… приходится пользоваться тем, что подвернется. А брат этого ничтожества все-таки из Лиги. Светлой. Вовремя он, кстати, нам попался. Недобиток. Надеюсь, этот агент не провалится до того, как мы выжмем из него все, что можно.
— Итак, излагайте легенду.
— Я, Олег Разлукин, возвращаюсь с успешно выполненного задания. Мне было поручено добыть новые препараты и проверить степень внедрения новых браслетов. Докладываю: препараты-стимуляторы ND-25 и RSP-XP-24 доставлены в количестве двухсот доз…
Будущий агент больше не терялся. Он выпрямился в кресле и говорил уверенно и спокойно. Пожалуй, у него есть шанс….
…становится обвалом.
Мир Земля. Разное.
— Номер девять! — распорядитель аукциона-распродажи говорил так, будто номер девять был чем-то сверхъестественным. Подумаешь! Ничего в ней не было такого особенного, в этой худосочной блондинке! Патриция облизнула губы. И почему клюют всегда на таких? Вдобавок, эта плакса своего счастья не понимает и лепечет, что она, мол, повар, хороший повар… смените ей индекс, пожалуйста. Она не может быть этой самой… тьфу! Можно подумать, кто-то купится на ее слезки и сменит ей статус игрушки на прислугу прям посреди торгов! Патриция таких дур не понимала.
А вот ее саму если и купят, то в самом конце, на черную работу или на фабрику какую-нибудь. А если не купят вообще, то хозяин за полцены сдаст их посреднику Ванну, а тот подбирает товар для вампиров, для гладиаторских боев, а то и куда похуже.
А все родители! Сначала влезли в долги, потом связались с какой-то шайкой… И вот, пожалуйста, рабский ошейник!
Правда, есть одна надежда. Прошлой ночью, когда соседки по камере думали, что она спит, они шептались про сегодняшний день. Кто-то ухитрился передать им весточку, что выкупит. Дело в общем, обычное, но вот словечко «Лига» в момент заставило Патрицию замереть и напрячь слух. Это шанс, и хороший шанс!
Все ж знают: кто заложит лигиста, получит награду. Даже удивительно, что их так редко ловят. Так что она уже шепнула кому надо. Улучила минутку и шепнула… Зонд в костюмерной для того и висит.
Если эти девки реально лигистки, то она отсюда выберется.
Так…тощую блондиночку купили. Ой, ну надо же, она в обморок рухнула. Дура и есть. Ладно, не до нее сейчас.
— Номер десять!
Вот! На помост вытолкнули ту самую, которая болтала про Лигу. И высокая дама в ярко-синем наряде тут же вскинула номерок… Пора!
Эти две уже улыбались, наверное, празднуя победу… когда рядом с каждой возник зонд. Они даже вскрикнуть не успели. Публика сначала шарахнулась — а потом даже зааплодировала появившимся дознавателям.
Патриция усмехнулась. Она хитрая. Она выберется…
Демон был уже немолод. Счет шел не на года уже — на века. Он пережил половину своих детей. Иногда он сожалел о них — неосторожных, глупых, злобных…Так и не повзрослевших. Иногда считал, что это правильно. Мир обойдется без еще нескольких дураков. А мудрые остаются жить… Пережидают плохие периоды и остаются жить. Его пещеры пережили времена, когда Стражей было много и они буквально вели войну на истребление подземников. Пережили время, когда Стражей стало так мало, что окрепшие подземники, лишенные общего врага, затеяли глупые стычки, убившие едва ли не больше демонов, чем светлые маги. Все проходит, рано или поздно. Даже мальчишка Соловьев… Хотя он, кажется, наконец-то немного повзрослел…
В любом случае не стоит менять знакомое зло на неизвестные неприятности.
— Так чего вы хотите от меня? — он наконец поднял глаза на гостей, терпеливо ожидающих его слова. Младший сын и его непутевая невеста. Старый демон подозревал, что именно она, демон-полукровка, плохо повлияла на его сына… Не должно демону любить. Демон существует не для этого, что б там ни болтали о порядках в древности. Браки должны быть по сговору, именно чтобы никакие чувства не затмевали разум. Но теперь старые обычаи ветшают. Вот и сын изменил традициям.
— Ничего такого, отец. Просто припиши к своим счетам немного продовольствия. Мы слегка перебрали лимит…
Так-так. Что ж, он догадывался, что сын где-то оступился, но настолько! Неужели…
— Вы возместите мне средства?
— Конечно, сэр. Нам нужно только Ваше имя. Ваши финансы останутся в полной неприкосновенности.
— Что ж… это я могу сделать.
Дверь за парой давно закрылась, а старый демон все смотрел им вслед. Дело плохо. Что ж… он прожил долгую жизнь именно потому, что был мудрым. И умел жертвовать малым во имя целого. Он шевельнул пальцем. Шар-медиа немедленно оказался рядом.
— Требуется связь со Службой Дознания…
Антон стал лигистом именно потому, что был телепатом. Телепаты, как бы ни блокировались, все равно видят не только внешнее. И после первого ослепления, после радости, что можно больше не скрывать свои таланты, пришло отрезвление.
Они страшно ошиблись.
О, новая власть заботилась о телепатах. Для каждого сконструировали амулет-блокиратор, каждый, наряду с квартирой получил отдельный домик в тихом месте, где можно было отдохнуть и восстановиться. Их не перегружали… их не привлекали к допросам с применением «форсированных методов».
Только вот.. в памяти жертв они все равно все это видели. И на памятных кристаллах некоторых демонов. И в этих проклятых шоу, из-за которых Антон перестал входить в сеть. Атмосфера страха и боли нарастала. Телепаты перестали собираться шумной радостной компанией, как в первые месяцы. Перестали общаться… А легче не становилось. И наконец после одной рабочей смены Антон просто вскрыл себе вены.
Умереть ему все-таки не дали. Когда Антон очнулся, рядом сидел Феодор. Он смотрел и молчал. А потом рассказал ему про Лигу…
Это помогло продержаться. Почти четыре года. Нет, они не думали, что можно реально сменить власть. И немногие из них верили, что новая власть будет лучше. Люди есть люди… Но так, по крайней мере, они могли помогать. И дышать…
Сегодня у него почти удачный день. Он смог разузнать кое-что новой группе — прочитал в мыслях одного дознавателя о загадочном побеге почти тысячи «лишенцев» из спец-отстойника в Красноярске. Если связаться…
Он шагнул через порог собственного дома, когда что-то вдруг кольнуло в спину. Почти не больно… Словно укусила пчела. Холодная… По телу словно прокатилась морозная волна.
— Ты арестован, — дохнул в ухо вкрадчивый голос. Откуда он появился… Ведь Антон никого не почувствовал… И сразу на шее сомкнулось кольцо.
Кому гарем?
Мир Земля. Лина.
— Замуж?! За кого? Кто?
Марианна скривилась. Голос ее вдруг зазвучал иронически-официально:
— Его величество сегодня во время аудиенции изволил посочувствовать мне по поводу моей потери! Виновные понесли наказание, все такое… Кстати, виновную, говорят, видели с головой козы. По слухам…
Анжелика и Лина переглянулись. Они явно не понимали, при чем тут козьи головы и почему Марианна тянет.
— И? — довольно осторожно переспросила младшая феникс.
— И вот! — девушка возвела глаза к потолку, — Фениксов, по его мнению, осталось прискорбно мало, и он, как Повелитель, должен позаботиться о подвластном ему народе!
— Э-э… так и сказал?
Вадим — и позаботиться. Звучало как-то странно.
— Ну да. Короче, нам велено выйти замуж или еще как-то продолжить род. Кто бы нам для этого ни понадобился, Повелитель обеспечит. Хоть демона, хоть человека, хоть фейери! Хоть целый гарем! Даже своих протекторов отдаст, если надо. Хочешь протектора, Анжелка?
— Да тьфу на тебя! Себе забирай. Хоть всех сразу!
— Спасибо. А одного декоратора себе не попросить? Говорят, он..
— Только попробуй!
— О, так ты разрешаешь?
— Что ты ему сказала? — Лина вернула подружек к практической стороне вопроса.
Марианна поежилась. С силой провела ладонями по лицу, убирая волосы. И сразу стало видно, что настроение у нее вовсе не веселое.
— Что я могла ему сказать? Я вообще не понимаю, как ты с ним… как ты… Он только посмотрел, и я… я… в общем, я со всем согласилась. Струсила.
В комнатке-пещерке воцарилось ошеломленное молчание.
— Ох, ни фига себе! — темпераментно высказался забытый Марк.
— С ума сойти, — поддержал Линдэ.
— Теперь… что ж, теперь, похоже, придется уходить всем, — очень спокойно проговорила Лина.
И только Преисподняя знает, как это все организовать и не вызвать подозрений!
— Почему? — не поняла Анжелика. — Хотя… Ну да. Нет, я-то еще ничего, а вот ты и Белла…Особенно Белла. А может, он даже обрадуется! Уже почти готовый ребеночек.
— А если он захочет увидеть отца ребеночка?
— Мда. Беглый раб без опознавателя вряд ли вызовет у Повелителя прилив доверия.
— Помимо всего прочего, у его величества неплохие шансы на заложников, в случае чего, — Марианна потерла виски. — У меня от всего этого голова трещит.
Все замолкли. Только мальчишки о чем-то перешептывались в своем уголке.
— Мне кажется, что мы слишком паникуем, — наконец неожиданно рассудительно проговорила Анжелика. — Повелитель сроки определил?
— Э-э… пока нет. Он выразился «поскорее».
— Ага. Ну так вот. Я могу выполнить его желание довольно быстро — осталось только уговорить Яна, но, думаю, он согласится. А ты начнешь подбирать гарем. Официально. И будешь тянуть, пока можешь.
— Хм… — глаза Марианны вспыхнули, — Ну просто очень хороший гарем!
— Не увлекайся, — без улыбки пошутила Лина. — Коннор приревнует.
— Ха! Коннор, наоборот, выдаст мне координаты, где кого выкупить! У него ж и брат в лагере, и друг… Вы представляете, какие это дает возможности?! За это стоит вып… — Марианна оглянулась на мальчишек и закончила явно не тем, что хотела сказать, — Чаю выпить. Тут среди Алексовых травок что-нибудь сойдет за чай?
— Хм… — трогать травки зельевара без самого зельевара было как-то… неразумно. Можно выпить что-нибудь не то.
— Давайте я поищу, — вызвался эльф.
— А я достану чашки… — не дожидаясь разрешения, Марк тут же за этими чашками полез. И разумеется, тут же одну уронил. Правда, она не разбилась. Анжелика рассмеялась, Марианна деловито взялась за котелок…
Именно в этот момент, глядя на свой клан и неугомонных мальчишек, Лина в первый раз после ухода Леша ощутила это — будто ласковые крылья обняли сердце. Что-то, похожее на счастье. Она запоминала все: серьезные глаза Линдэ, тщательно перемешивающего в заварке сушеные травы… оживленное личико Марка, вдохновленно пересказывающего Марианне историю про Виктора и ножики. Расцветающую улыбку Анжелики…
Она даже закрыла глаза. Чтоб запомнить.
Этот миг, такой теплый… интересно, долго ли он продлится.
Давай поженимся?
Мир Земля. Ян.
Приглушенный свет словно растворял интерьер спальни — топил в тени рельефные кремовые стены, скрывал-скрадывал зеленый мини-сад, от которого веяло покоем и свежестью… мягко сиял на коже спящей девушки.
Или не спящей?
Ян приподнялся на локте, стараясь не шуметь, не разбудить… Она спала. Нежные щеки, чуть неправильные, но бесконечно притягательные губы. Глаза закрыты, и лицо кажется другим, совсем другим… но все равно прекрасным. И волосы, и плечи, и… как же это случилось?
Она пришла вчера. Полюбовалась на его новую работу — наброски Парка Фонтанов, но слушала как-то рассеянно, и Ян замолк, недоумевая. А потом улыбнулась, и… и что?
Что-то. Что-то… и где-то. Неясно где. Ведь, когда целуешь, мир на время исчезает. Ян сам это открыл. Когда попробовал…
..Они свалили наброски на пол, но это было неважно. Тропические растения над столом, как в лихорадке, росли, вились, переплетались — все равно. Их словно кружит в горячем вихре — все равно, все равно. Лишь бы она не отстранялась…
Феникс…
Кто из них перенес обоих в спальню? Неизвестно. Он не помнит. Точно помнит, что не снимал ни рубашки, ни джинсов — но куда же они тогда делись? Да какая разница? Он помнит, как она закрыла глаза, когда он отвел в сторону светлые длинные волосы…
И мир снова пропадает, рассыпаясь и плавясь. А потом воскресает, как феникс. И он, Ян, тоже феникс — умирает и воскресает. Пламя Преисподней…
Какое странное ощущение. Словно он стал… больше. И сильнее. И куда… счастливее, что ли? Согретым… согретым изнутри.
Ян не знал женщин. Никого не знал. Жертве положено быть неприкосновенной. Старательно культивируемое одиночество подкреплялось обрядами, напрочь отбивавшими желание касаться кого бы то ни было, искать утешения в чужом тепле.
Это не твое. Это не для тебя. Твое место на алтаре. Читай книги. Это все, что тебе позволено.
Потом, когда судьба вдруг выпустила его из цепких когтей, их было немало — пожелавших коснуться. От вампирши Дианы до протектора Саммаэля. Но что-то — может быть, нарушенная судьба, может, привитое отчуждение — оставляло прежние запреты в силе. Или дело было в самой атмосфере Дворца?.. В ядовитом шепотке придворных? Но за эти полтора года он никому не ответил согласием. Научился рукопожатиям, научился терпеть хлопки по плечам и прочие знаки одобрения, даже приятеля завел — но и только.
И вот…
Он почти растерянно посмотрел на Анжелику. Она сонно шевельнулась, по лицу скользнуло несколько пушистых прядей… Он обязательно переоборудует эту комнату. Он сменит цвет и фактуру стен — они должны быть совсем не такие, надо добавить золотой и белый, с редкими сполохами алых искр — внизу, у самого пола. И на полу! Он сменит и покрытие, пусть пол отзывается на ее шаги — только на ее — вспышками-зарницами. Словно комната — ее, огненной девушки.
Счастье — это оно? Человеческое слово. В дей-бра, демонском наречии, не было слова «счастье». Довольство, спокойствие, победа — были. А счастье — не для демонов. Или все же?…
Ян потянулся за памятным кубом-гало… Нужная комната возникла под его пальцами за минуту. А следом — еще одна, уже для них двоих. И еще одна — комната-сад, для Жана. И еще, еще… Сам собой из небытия возник и соткался сверкающий сад из разноцветных струй в обрамлении зелени — тот самый Парк… Он работал и работал, и нужные образы рождались сами — как огонь в Алой пещере. Вдохновение накатило и закружило — вихрем.
— Ян?
Демон перехватил куб у самого пола. Едва успел. Выдохнул. Помедлил… и обернулся. Анжелика смотрела на него блестящими глазами — как изящная птица в зелени деревьев. Тонкие бровки изогнулись крыльями:
— Ты даже в постели работаешь?
— Ну… бывает, — осторожно ответил Ян. — А что?
— Ничего, — мурлыкнула феникс, — Просто к этому надо привыкнуть, а?
Привыкнуть — эхом отозвалось во взбаламученном сознании. Она… привыкнуть? Я никогда не привыкну. Анжелика потянулась — гибким движением игривого котенка — и эхо затихло. И мысли тоже.
— Ты даже одеться забыл… — ласковая ладошка скользнула по плечу. О-ох… Он вдруг потерял контроль над руками, над сердцем, даже над головой. Что-то случилось. Словно Анжелика была солнцем, а он жар-цветом — он потянулся навстречу полуоткрытым губам… Забытый куб покатился в простыни.
Спустя пару минут дверь, так опрометчиво незапертая, скрипнула. На пороге почти неслышно возник Жан…и оторопел. Отступил, тщательно, неслышно, без единого шороха закрывая дверь. Постоял, размышляя… и с беззвучным воплем неумело, но очень старательно прошелся колесом по короткому коридорчику.
Встретившаяся на пути стена не проявила понимания к неповторимости момента и охладила его энтузиазм, крепко саданув юного акробата по спине. Жан шлепнулся на ковер, торопливо сел и беспокойно взглянул на дверь — не услышала ли его влюбленная (ведь влюбленная же, правда?) пара.
Дверь осталась безмолвной.
Жан расцвел, заулыбался и помчался на кухню. Его небогатый опыт наблюдений за отцом и матерью тихо, но явственно подсказывал, что скоро его названый братец и его суперская девушка очень захотят есть…
— Ян…
— М-м?
— Спишь, что ли?
— Э-э… нет.
— Ладно… Ян, послушай. Я тут должна срочно выйти замуж… Не хочешь жениться?
Базовая.
Космопорт.
Лайен.
Панель отошла легко, даже усилий особых прикладывать не пришлось. В узкой вентиляционной шахте было пыльно — киберуборщики сюда добираются в лучшем случае раз в два-три месяца. Не то чтобы очень грязно, но и не стерильно во всяком случае. А вот на перемычке пыли не было. Совсем…
Лайен поставил панель на место. Стиснул зубы. Зажмурился, чувствуя, как изнутри горячей волной обжигает щеки.
Он оч-чень отчетливо представлял выражение лица Каа, когда та спросит (а она обязательно спросит!): «И вам потребовалось почти неделя для того, что знает любой идиот еще со спецотрядовского возраста?!»
И — многозначительная пауза. Чего-чего, а уж паузу Каа держать умеет…
Что самое обидное — знал ведь про эти панели. Сам бессчетное количество раз играл в кошки-мышки, локти и коленки в этих шахтах сбивая. И ворохнулось же что-то недоверчивое, когда про мусорку заговорили, любой ведь ребенок знает… в смысле — любой умный ребенок, глупые-то как раз в этот тупик и лезут, легкой добычей становясь. И — не сообразил. Если бы не Дэн. Проклятье!
Хлопнув дверью кабинки так, что сломался замок, Лайен вышел из вокзального туалета. Пнул ногой ни в чем не повинную урну. Урна жалобно звякнула и поспешила отойти от греха подальше, смешно переваливаясь на толстых ножках. Лайен с огромным трудом удержался, чтобы не пнуть ее еще разок. Спросил хмуро у подпиравшего стенку Дэна:
— Ну?
Дэн отлепился от стенки, просиял счастливой улыбкой:
— Ты был прав! Я насчет трупов. Вообще-то за тот день подозрительных больше десятка, но парочка особенно… И один, заметь, рядом с портом. Причем не только остался без документов, но был еще и раздет, весь обляпан ее пальчиками и к тому же, заметь, преставился от лошадиной дозы мятки. Но там одна проблемка… Знаешь, чей это был трупик?
— Ну?
— Уве Янсена.
Возможно, умственная ограниченность — явление не столь быстро проходящее, как хотелось бы надеяться. А, может, виновата была та урна, по которой очень хотелось пнуть еще хотя бы пару раз — известно же, что подавление искренних и сильных желаний тем негативнее сказывается на способности к логическому мышлению, чем искреннее и сильнее были эти самые желания! — но, как бы то ни было, Лайен успел пробурчать, провожая удаляющуюся урну тоскливо-голодным взглядом:
— Уве Янсен, не Уве Янсен, какая, к дьяволу, разница, даже если и Уве Янсен… — прежде чем застыл с открытым ртом, потому что трижды произнесенное имя наконец-таки дошло до сознания.
— Черт!..
Спрашивать: «Что, тот самый?» было бы в данной ситуации верхом идиотизма — будь это просто однофамилец, Дэн не стал бы смотреть столь сочувственно.
— Что, тот самый?..
Дэн не ответил, лишь вздохнул.
— Черт…
А что еще тут скажешь? Только янсеновских молодчиков для полного букета не хватало. А если к тому же окажется, что это вовсе и не было самоубийством, то вообще самое умное – прикинуться ветошью и забыть обо всем, моля судьбу, чтобы и о тебе соответственно позабыли.
Эта малышка просто шагает по трупам. Если считать с теми, кто не выжил в порту при попытке ее поймать, Уве Янсен будет уже четвертым.
И это — тсенка в шестом поколении, в миротворки рекомендованная?!
Куда мы катимся…
***
Джуст
Отель Тортуга-14
Номер эконом класса.
Бэт
Экран в номерах эконом был хоть и без эффекта присутствия, но вполне себе трехмерный.
— …Знаешь ли ты, что такое — быть Зоей? — Прыжок. Скольжение. На секунду кажется, что пальцы вскинутой руки не достанут до очередной рейки.
Достали.
Прыжок повтором, в рапиде. На него накладывается абсолютно спокойный голос:
— Быть Зоей — это обязывает… Соответствовать необходимо… А иначе — нечестно.
Голос ровен, только чуть сбито дыхание, словно говорящая идет быстрым шагом вверх по склону не слишком крутого холма. Или перебирается на руках по хлипкому мостику над пропастью в одиннадцать этажей.
Замолчала, достала шуршащий яркий пакетик, захрустела оберткой. Ти-Эр свое дело знал, под этот хруст дал неторопливую панораму и вернулся к маленькой фигурке в форменном комбинезоне уже издалека, отчего она показалась еще меньше и беззащитнее. В свете прожекторов выгоревший комбинезон казался серебристым, рыжие волосы выбивались из-под беретика трогательными прядками, суетящиеся внизу приземистые коротконогие пехотинцы по контрасту казались еще более уродливыми и отвратительными, их пятнистая полевая форма нелепыми кляксами резала глаз на фоне почти черного пластбетона.
Ти-Эр был в ярости и прощать им повреждение съемочного хоптера не собирался.
И если поначалу, еще заочно, он более склонялся к вариации на тему: «Опасная маньячка и бравые парни доблестной пехоты», а, увидев декор площадки развернувшихся боевых действий и оценив юмор сложившейся ситуации, засомневался и уже решил было выдать «Взгляд беспристрастного наблюдателя», то сейчас в эфир шел откровенный и недвусмысленный слезодавильный трешак «Злые дяди и бедная крошка». Не прямой эфир, конечно, повторный показ, уже шестой по счету. ТиЭру даже не пришлось напрягаться, выбивая прайм-тайм – первые прокрутки так взвинтили рейтинг, что за этот ролик чуть не передрались все основные каналы, а уж распиратченные куски давно уже разлетелись по всей инфосети. Но с личным ТиЭровским копирайтом все равно котировались выше.
Комментатор рангом пониже уже давно не удержался бы от парочки злобных выпадов, и тем самым наполовину испортил бы ненавязчиво и потихоньку создающееся у зрителей впечатление. Ти-Эр же был неизменно корректен и безукоризненно вежлив. И вообще больше молчал.
За него говорили ракурс, форма, цвет. Укоризненное жужжание поврежденного хоптера. Выхватываемые время от времени крупным планом вооруженные до зубов пехотинцы. И — серебристая фигурка, зависшая в серебристой же металлической паутине между небом и асфальтом и рассуждающая о высоком предназначении Божественной Зои.
Легкий рапид на нее — так, самую чуть, ненавязчиво и почти незаметно, — не менее легкое ускорение на пехоту — и вот уже каждый жест одной приобретает утонченную плавность и отточенность, а другие же, наоборот, начинают выглядеть неприятно суетливыми и нервозными. В арсенале хорошего тивера есть немало подобных приемчиков.
А Ти-Эр был не просто хорошим.
Он был лучшим.
И он сделал все, чтобы сердца миллиардов тивизрителей переполнились негодованием как раз к моменту трагического финала.
— Хорошо висит! — сказала Рысь, профессиональный хитчер с двадцатитрехлетним стажем соседке по номеру, откликавшейся на славное имя «Железные Зубы», и шмыгнула перебитым носом. Железнозубка фыркнула через резиновый загубник, не прекращая послеобеденной разминки на портативном тренажере. Кроме них в номере было еще двое. Эркюль спал, поскольку есть пока не хотел, а тренажер был занят. Бэт сидел на краешке стола, грыз яблоко и морщился.
Эркюля и его соратниц по команде многие принимали за близнецов. Или хотя бы за очень близких родственников с какой-то крупной планеты — были они широкоплечи, крупноруки, накачаны до предела и стрижены коротко. К тому же — практически раздеты, хотя в номере было нежарко.
Бэт же больше походил на гимнаста — маленький, гибкий, черноволосый, молния на воротнике свободной черной рубашки поднята до самого верха, липучки манжет тщательно замкнуты. То, что не был он хитчером — ясно было с первого же взгляда. Со второго некоторые понимали, что мнение это несколько скоропалительно. Если успевали, конечно. Драться Бэт умел. Но не любил. Зато он умел и любил находить тех, кто умеет и любит это делать.
И еще он умел и любил извлекать из этого их умения максимально возможную прибыль.
Потому-то остальные, в номере присутствующие, его уважали и почти боялись, а это что-то да значит в такой компании. В общении был он весьма неприятен, характером обладал скверным, а языком — ядовитости чрезвычайной.
— Учитесь! — процедил он, смерив обеих хитчерш уничижительным взглядом. — Смотрите, как публику держит! Вам до такого класса срать да срать… а они еще юморят!.. Юм-мористки!
Рысь хотела что-то возразить, но посмотрела на Бэта и промолчала. Надулась, засопела. Некоторое время молчали все, было слышно лишь тяжелое дыханье Железнозубки, скрип тренажера да негромкий задумчивый голос, говоривший о Зое.
Потом Бэт сморщился, пнул Эркюля острым носком ботинка:
— Выключи.
Рысь хотела было возразить, но опять посмотрела на Бэта.
И опять промолчала.
***
Верхний Галапагос.
Отель «Хилтс».
Аликс.
— Будьте осторожны, умоляю вас! Я своими глазами видела здесь эриданца!!!
Эти слова, произнесенные с трагическим придыханием, заставили приглушенно ахнуть еще парочку знакомых голосов — не понять, то ли восхищенно, то ли негодующе. Впрочем, скорее — последнее, для восторгов возраст у этих клуш неподходящий.
Светлые губы чуть дрогнули в еле заметной улыбке.
До столика, за которым Ингрид Эйзенкиль сообщила столь пикантную информацию своим приятельницам, было метров тридцать через весь зал, и ни один человек не смог бы услышать ее театральный шепот сквозь многоголосие разговоров, позвякивание посуды, шарканье ног и ненавязчивую тихую музыку в стиле цяо.
Но та, что на сегодня даже имени себе толком не выбрала — зачем? Делов-то на полчаса, а к вечеру вновь проснется обворожительная А-Ль-Сью, — была эриданкой. А эриданцев кормят уши. В основном. Ну и, разумеется, то, что заполняет пространство между этими самыми ушами.
Нет, она вовсе не рассчитывала услышать сегодня что-либо ценное, просто развлекалась, убивая время и тренируясь заодно — тренировка никогда не бывает лишней.
— Я выскажу это администрации! Дожили! Это же просто ни в какие шлюзы!.. Чтобы в приличном обществе…
А Фиммальхенчик что-то больно уж рьяно возмущается, не мешало бы проверить, покопаться как-нибудь на досуге… Впрочем, если судить по обертонам — ничего серьезнее двух-трех банальных любовников и не слишком откровенных, но отличающихся завидной регулярностью шалостей с мужниной чековой книжкой. Скука.
Фимма Фон Розен-что-то-там (жена того самого Генделя Фон Розен-и-так-далее, как, неужели не слышали!? Да вы что, даже на самых отдаленных подступах к Фомальгауту каждая собака…) продолжала возмущаться в прежнем режиме, и та, что еще утром называла себя А-Ль-Сью, автоматически провела более детальное сканирование. Если нас так просят, мы же не в силах отказать.
Любовников, похоже, все-таки двое, третий пока в стадии разработки. И где-то в весьма далекой юности проскальзывают забавки весьма пикантного характера. Можно было бы копнуть, да не стоит выделки. Ну что можно взять с фомальгаутского миллиардера?
Так, мелочь.
— Кому нечего скрывать — тому нечего и бояться всякого сброда.
Это уже Цинтия. Или Порция? Никак не запомнить, но какое-то удивительно подходящее ей достаточно мерзкое и благопристойное до отвращения имя. (…Милочка, вы не находите, что ваша…э-э… манера ничего не носить под вашим… э-э… нарядом производит впечатление некоторой… э-э…). Остренький носик, вечно поджатые блеклые губы и постоянная готовность выказать свое негативное отношение словесно и по возможности громко. Церковь Девы-Великомученицы, вдова, непременная участница всех благотворительных игрищ. Наркотики, женская тюрьма на Сиетле, три убийства, совершенных лично, и не меньше дюжины заказных. Финансирует террористическую организацию «Кровь Девы». Похоже — искренняя и законченная фанатичка, но муж не в курсе.
Скука…
Вот ведь странная вещь — еще вчера вечером она вполне искренне наслаждалась этим обществом. Пила вино, танцевала, гуляла по саду. Как все. Даже к водопаду сходила. А стоило надеть привычную шкурку — и как отрезало. Словно вместе с одеждой надеваешь другую личность. Всегда настороженную, всегда готовую к появлению как лакомых кусочков, так и потенциальных конкурентов, на них же и претендующих. Какой уж тут отдых!
Поскорей бы пришел заказчик — и катись оно все к чертям. В конце концов, это ее законный отпуск, и никто не смеет портить его разными неприятными мыслями, к числу которых относятся и мысли о работе.
Полчаса — и баста. Даже если он не придет. Плевать. Как говорили предки — всех денег не заработаешь. Интересно — что такое деньги? Какой-то эквивалент информации? Или времени?
Плевать. Полчаса — и все.
И снова очаровательная А-Ль-Сью будет гулять по саду, пить, сплетничать и танцевать. Заводить легкие и ни к чему не обязывающие курортные романчики — надо же поддерживать репутацию канальерок!
Полчаса. За ради таки сволочного младшего братика, очаровательного паразита, очень хорошо научившегося использовать свою младшесть!..
За столиком у самых дверей деловито поглощала салат по-синтиански и запеченных кауринов под острым соусом — достаточно-таки скверных, надо заметить, кауринов, да и приготовленных не так чтобы очень… — скучная парочка со скучным выражением скучных лиц. Скучные фразы о соли, перце, хлебе. Повышенное давление, гастрит, слабые почки. Ему за шестьдесят, ей лет на десять поменьше. Развод где-то через полгода с шумным скандалом и попыткой оттяпать побольше или тихое убийство года через полтора, если развода удастся избежать.
Скука…
Ага, а вот и наш горячо любимый клиент пожаловал! И совсем необязательно оборачиваться — по рожам этих разряженных клуш вполне понятно.
До двери на веранду — метра двадцать два. Плюс угол столика и два стула, которые надо обходить. Накинем еще пару секунд на выпитый у стойки скотч… Нет, пожалуй, три с половиной секунды, поскольку скотч двойной…
Пора!
Она встала, не оборачиваясь, стремительно и плавно и подалась назад всем корпусом, одновременно начиная поворот.
Тут самая главная фишка в том, чтобы не успеть обернуться полностью и суметь врезаться в будущего клиента на полуобороте, плечом. Недовернешь — ударишь спиной, а спиной, сами понимаете, общаться затруднительно. Перевернешь — впечатает грудь в грудь, мужчин это очень отвлекает, а женщинам доставляет массу весьма неприятных ощущений, особенно, ежели со всего размаха… Нет, что ни говори — плечом это самое то, много раз проверено и результаты всегда самые…
На этот раз она не успела.
В смысле — не успела именно так, как и было задумано. Плечо впечаталось во что-то мягкое, скользнуло, шурша тканью о ткань, и резко ударилось о твердое. Над самым ухом клацнули зубы. Удачно.
— Извините… — голос был нетверд и хрипловат. Это уже хуже.
Она обернулась.
— Через двадцать две минуты. В сауне.
Его реакция показала, что она не ошиблась. Расширенные зрачки, дернувшийся подбородок. Он даже голос понизил.
— Зачем?
Она пожала плечами. Мурлыкнула:
— Вам лучше знать…
Посторонилась. Идя к выходу, улыбнулась поощрительно — умный дядя! Не остановился, вслед ей вылупившись, не начал орать в спинуглупости, — прошел к столику, не обернувшись даже ни разу.
Неплохая реакция…
У бассейна было практически пусто — она специально выбирала именно это время, неделю наблюдала. В раздевалке включены лишь четыре шкафчика. Правда, могут нагрянуть из тренажерной, для этих фанатиков хорошей фигуры режим не писан. Раздевшись, сложила вещи в шкафчик, заперла, придавив сенсор большим пальцем.
— Мы хотели бы вас нанять.
Голос мягкий и тихий. Слишком мягкий…
Она обернулась, автоматически высвобождая волосы из узла в боевой веер. Тот, кто полагает, что обнаженный эриданец беззащитен, очень редко доживает до возможности осознать всю глубину своих заблуждений. Не то чтобы именно сейчас она ожидала каких-либо неприятностей — просто привычка. Приподняла бровь. Сделала улыбку поощрительной и слегка насмешливой. Что это у нас тут за любители приходить на не им назначенные встречи?
Он не подумал раздеться и выглядел весьма мелодраматично в своем черном плаще чуть ли не до пола. Тоже мне, граф Дракула в бане! Лицо слишком правильное, усредненное какое-то — слишком мягкое для мужчины и слишком грубое для девицы. Голосочек тоже профессионально беспол, и никаких тебе обертонов, — это тоже о чем-то, да говорит.
Ему бы очень пошли усики. Этакие набриолиненные черные усики.
Если, конечно, это он.
В раздевалке было не то чтобы очень жарко — градусов сорок, не больше, — но и не настолько прохладно, чтобы было комфортно стоять полностью одетым. Но он не торопился, хотя лакированная поверхность остроносых черных туфель уже затуманилась от пара.
Она потерла голым плечом ухо. Край клипсы царапнул кожу.
— Работа по какой специфике?
Она не была встревожена или заинтересована. Забавлялась просто. И уж во всяком случае она не собиралась браться за эту работу…
— Анализ. — Он чуть пожал узкими плечами. — Просто да или нет. Ничего сложного. Если, конечно, все то, что мы слышали про эриданцев — правда.
Теперь она поняла, что именно ее в нем настораживало. Отсутствие обертонов. Не просто отсутствие — с кем такого не случается время от времени!
Полное отсутствие.
Вот сейчас, в последней шпильке он должен был раскрыться, в шпильках всегда раскрываются целые веера, успевай только фиксировать да считывать… Этот — не раскрылся. Ни разу. Даже в шпильке.
Ему что — действительно наплевать? Или…
— Хороший анализ стоит дорого.
У него была острая улыбка.
И — никаких обертонов. Обломайся, детка.
— Взгляните сами. И оцените.
Его левая рука вынырнула из кармана, метнулась вперед и вверх, потом снова в карман — она едва успела поймать маленький шестигранник информашки. Снова улыбка — быстрая и острая, как порез.
— Не захотите поработать — вернете адекватом, мы вам верим.
Он пошел к двери, а она смотрела ему вслед почти с восхищением. Нет, ну это же надо! Так непринужденно всучить кота в мешке, и кому — эриданцу! Поймать не на чем-то — на всем известной эриданской этике! Он же почти издевался.
И — никаких обертонов…
Она подкинула информашку на ладони. Нехорошо усмехнулась, глядя на дверь раздевалки. Хитрый мальчик. Все рассчитал, все предусмотрел, ко всему подготовился. Не учел лишь одного.
В каждом опутанном старинными законами, древними правилами и нерушимыми традициями обществе встречаются свои нарушители традиций, плюющие на законы и правила с очень высокой башни.