Я широко улыбалась, дышалось тяжело, будто сквозь застрявшие где-то в груди ветки. Футболка была красной, футболка была давно знакома. Я лично хожу в этот замечательный магазин и покупаю из года в год всегда одну и ту же. Если эту фирму когда-нибудь прикроют, то гардероб мой безвозвратно поредеет. Размер тоже был мой. Сорвала этикетку, надела в туалете. Не стесняясь, накинула пальто и добежала до студенческой кафешкина первом — мои надежды оправдались: сигареты там были. Стою-курю, прямо у входа. И жить хорошо, и жизнь прекрасна. Воистину, курить женщина начинает только с неудачной личной жизни.
В три вернулся ректор, поглядел на заставленный книгами кабинет, убедился, что мы с Филькой измучены и усердно работаем, а стало быть, никуда перетаскивать книжное добро второй раз не согласны, решил сократить свой рабочий день на полчаса, и, соответственно, наш тоже. Кто же будет сидеть на попе ровно, когда начальство свалило? Правильно. Никто.
Я снова была довольна как слон! Теперь точно была уверена, что никаких неловкостей со студентом не будет — он на учебе, или еще где, но точно не ждет у дверей. Да и зачем. Все сказано вроде. Полчаса форы, чтобы не спеша уйти домой.
Зашла за Витькой, вышли на крыльцо. Красота! Солнце! Почки набухли — вот-вот на глазах в листики развернутся, капая своим золотистым сладким маслом прямо на душу.
— Сын, последнее время я была такой плохой мамашей... А помнишь, обещала в парк на карусели? Пошли. Конечно, чего откладывать!
И мы идем. Сладкая вата, такая же белая и безгрешная, как и в детстве, но почему-то горчит и не радует. И картошка, спиралью запеченая на шпажке.
— Вить, мы куда с тобой? На корабль? А пустят? Ну, спросим сейчас.
И я визжала! Громко, красиво, и сердце подкатывало к желудку и просилось наутек. Снаружи было весело, а внутри был наркоз. Казалось, что это все дурной сон, и непонятно, когда он начался, то ли после глупой ссоры с врачом, то ли с появлением Вадима вообще. Но чувство наркоза не пропадало. Хотелось дышать, а легкие сводило. Хотелось есть, но желудок так нервно сжался, что и съесть ничего было нельзя. Хотелось взять и побежать навстречу ветру, раскинув руки, ухватиться за небо, за этот,казалось бы, светлый солнечный день, но не было чувства уверенности в своем теле. Не было силы. Ощущение сдувшегося шарика, или бабульки с клюкой, оставшейся посередь дороги без надежного локтя. Был ли этим локтем Вадим? Не уверена. «Сама себе спина», как говорилось в стихотворении. Но чего-то важного внутри меня не хватало.
— Садись, Вить, на этот хай-фай без меня. Да, я вижу, что надежно, иначе бы тебя не отпустила. Но мой вестибулярный сегодня уже против перегрузов. Ага, я внизу, сфотографирую.
И я глупо села на лавку, достала сигарету и чиркнула зажигалкой. Было такое ощущение, что никогда и не бросала… Хороший день. Закономерный ответ. Чего же мне еще надо? Наверное, разобраться. «Мужчина — это книга, загадочная книга причин и поступков-следствий. Если ты не читаешь этого мужчину, значит мужчина этот не твой» — говорили на факультете. То ли психологи все такие рассудительные, то ли исключительно моя группа, но фраза врезалась в память. Про девушек такое не сказать: девушка —сплошная эмоция, в основном, видит все через призму своего внутреннего состояния — может с мелочи разразиться скандалом, а может пережить Армагеддон с улыбкой. Мое настроение больше подходило под второй тип. Как бы то ни было, я пыталась понять.
Одна страница суха и безэмоциональна, вторая полна слезливых фраз, больше подходящих подростку. «Я давно уже мертв», «молчи, когда разрывает на части», «чувства не в моде», «безразличие губит»… Долисталадо «я не могу вернуть тебя назад» и закрыла. Мдя. Наверное, я погорячилась. Но тогда появление цветов в офисе тоже загадка. Чего человеку надо? Девочка красивая, хорошая, умная даже, отличная пара. Поцелуй этот непонятный перед нашей ссорой… И целовал бы, кого следовало…
Только вдруг картинка кусочками калейдоскопа перемешалась и сложилась так, как должно было быть. Три девицы под окном. Три сестрицы. Все равно тебе водить. Выйди вон. Ага. А вот и она… Боль не моя, беда моя. Закрываю.
Вадим возник рядом как-то сам собой. Неизвестно, как нашел, неизвестно, зачем пришел. Мы молча курили. Витька пошел в лего комнату, я заплатила за час и снова пристроилась на лавке. Вадим задержался, наблюдая за игрой и тоже сел рядом.
— Представляешь, там девчонка маленькая все грызет.
— Это плохо, — говорю я, задумчиво, — как ее родители туда отпустили?
— За ней старшие детишки приглядывают. Забрали покусанного человечка и строят ему домик, чтобы не догрызла.
— Вот бы и с людьми так же. — Вздохнула я.
— Вот бы, — подтвердил врач.
— Вадим, зачем ты здесь?
— А куда мне идти, к Насте? О чем с ней разговаривать?
— Наверное, есть о чем. Хорошая девочка.
— Грустно смотреть, как все разваливается.
— Вадим, оно разваливалось не сегодня. И не со мной это тебе обсуждать. И даже не с Настей. Была другая, была нужна, и стало больно. Такое бывает. Искал замену, похожа очень. Ну, да… Не в свое лезу.
— Продолжи.
— И была дыра, и было больно, да теперь заткнуть эту дыру не сможешь ни сам, ни Настя, ни я. Не хватает все время чего-то. Больно, да непонятно с чего. Смотришь вокруг — все должно быть нормально, а оно ноет и ноет. И волком выть. Но прячься — не прячься погрызенным человечком в свой домик, а все сказанное никуда с твоей души не денется. Потому и не уходишь, меня не хочешь оставлять-обижать. Вот только ты не со мной разговаривай. У меня к тебе, знаешь, задание.
— Какое? — Вадим стоял суровый и злой, ему совершенно не нравилось то, что я говорю. Хотя открыто отрицать не собирался, как и уходить.
— Ты, солнце, — я специально сказала «солнце», хотя мы договаривались этого слова не употреблять. — Так вот, ты, солнце, иди к той, что тоже грустит и отрицает. Пусть, у нее есть пара, пусть будет не рада. Довольно времени прошло. Поговори. Послушай, скажи, что тоже был виноват. Прости и будь прощен. А потом…
— Я на тебе женюсь?.. — продолжил фразу врач, видимо, тоже вспоминая сцену в больничной палате. Дааа, все так просто не бывает…
— А потом поглядим, — сказала я и встала. Разговор был закончен. Нас с Витькой ждало кафе и обещанное мороженое. И это были только наши посиделки, потому что свои тени больше не вызывали во мне ни боли и обиды. А чужие требовали сейчас чужих усилий.
В Гнездо мы возвращались молча. Хорошее настроение испарилось, но когда из коридора повеяло теплом и травами, стало почему-то легче.
Все здесь было так не похоже на то, что я ждал увидеть.
Что я ждал? Снежные горы, с разбросанными кое-где гнездами. В крайнем случае, небольшими пещерами. Пара-тройка десятков драконов, такое небольшое дикое племя, которое занимается охотой и прячется от драконоловов.
Сейчас самому смешно.
Пара десятков? А полторы тысячи не хотите?
Гнезда? Гнездо! Огромная разветвленная пещера, которая тянется не под одной горой, а под целой цепью. Пещера с просторными коридорами, по которым можно даже летать, и залами. С вентиляцией! С обогревом, правда не везде, а в так называемых Теплых Покоях. С водоснабжением — тщательно оберегаемая подземная речка тянется через весь пещерный комплекс, а ее отводы проходят по каждой «ветви». С канализацией — в каждой «ветви» есть такой укромный зальчик с прикрытыми от посторонних глаз «кабинками». И посещают их по расписанию, чтоб не мешать друг другу. Драконам ведь «надо» не больше раза в день, так что парни девушкам обычно не мешают, и наоборот. Раз в сколько-то там времени закрываются и чистятся — как, я пока не понял.
Здесь даже «ванные комнаты» есть. Горячие болота называются. Купания, правда, тоже по расписанию, но вода горячая, с бьющими струями, почти джакузи. Я тут первый раз за все это время нормально помылся! В обоих видах. Правда, Бережитель пристал с какими-то лечебными грязями… Так, мол, и так, вещь нужная, жутко полезная, а при твоем здоровье вообще незаменимая. Здоровье, блин… Вот теперь я понимаю, каково раньше Славке было — от одних сочувственных взглядов чувствуешь себя больным, а от постоянных вопросов так вообще хочется кого-то покусать. Хотя покусаешься тут — после того, как меня стащили с этого их «стопора», самочувствие было такое, что укусить получилось бы только то, что не увертывается и вообще не шевелится… подушку, например. Так и подушки ж у драконов не предусмотрено! Стопор — камушек такой, для буйных психов, у всех тут приступы буйства бывают время от времени. Так вот, стопор — простая каменная глыба, разве что с выемками для лап и шеи. А постель — тот же камень, но с охапкой негорючих листьев для тепла и мягкости. Ни подушек, ни одеял… ладно, что-то меня не туда занесло. Согласился я, короче, на грязи. Не знал, с чем связываюсь.
А Бережитель возрадовался. Чуть не утопил в них. То есть он не топил, это я, как увидел, куда меня принесли, попытался смыться, так и упал… чего ржать-то? Она реально противная! Черно-зеленая на вид, болото болотом, и полное впечатление, что шевелится… Вам смешно, а я туда с головой ухнул. Бережитель обрадовался еще больше и пока я отплевывался, разъяснял, какие там суперполезные микроорганизмы и личинки… ой, вы только их, пожалуйста, не глотайте, а то потом придется комнатку туалетную на полдня резервировать, а при больничном зале их только три. А запашок у этой грязи такой, что я потом вместо часа отмывался все три.
Дикие драконы, ага. Терхо ходит с круглыми глазами. Вид у него… ну представьте футбольного фаната, которому сообщили, что Кубок мира достался российской сборной. Не конец света, конечно, но…
А у диких драконов есть свои врачи и свои учителя. Свои художники. Свои порядки. Своя «продовольственная база», как обозвал это дело Славка. Целая «ветвь», по-моему, Южная, отведена под грибные плантации и мшаники. Мяса, конечно, не хватало, и не хватало сильно, все-таки это основная драконья еда. Но на местных кашах из съедобного мха и жареных грибов вполне можно жить.
Входя «под крышу» я привычно прищурился и запустил корону на режим проблесков. Не стабильный свет, а желтоватые вспышки с промежутком в пару секунд. Света корон вообще-то хватало на то, чтобы при желании осветить самую темную пещеру, но сейчас смысла в сиянии не было — так, разве что, как сейчас, обозначить сигналом: «я-тут». Ну, чтобы кто летящий-торопливый успел притормозить или вовремя разминуться. Мало радости на скорости влететь в соплеменника (или в стенку вломиться, пытаясь облететь). Драконы хоть и облегчают вес на время полета, а все равно без переломов не обойдется. Вот и приходится включать режим новогодней елочки, по Славкиному выражению. Мне эти проблески больше напомнили маячки на машинах родной милиции, но сообщать об этом почему-то не хотелось. Елочка так елочка…
А вообще внутренние коридоры, особенно часто посещаемые, неплохо освещены. По потолку, как и везде, стлался светящийся мох, по краям неровного пола к стенке жались светящиеся грибы. И те, и другие были, к сожалению, несъедобны (а грибы еще и слегка ядовиты), но светили неплохо: мягко, ровно, почти без теней. Удобно для глаз, что для драконьих, что для человечьих.
Цвет только не очень. Голубоватый, словно неживой. Может, поэтому в жилых пещерах предпочитают освещаться «светляками» — светильниками из чешуек. Все-таки здешние драконы любят солнце, и пещерная жизнь, несмотря на все благоустройства, им непросто дается.
И с каждого Уровня есть выход наружу — для прогулок. Каждый имеет право на прогулку — не меньше часа в день. И тоже — по расписанию, чтоб люди не засекли, сколько драконов на самом деле.
Говорят, на зачисление в охотники народ в очереди стоит, хоть это и опасно…
— Чего ты там про Старших говорил?
Славка повернул голову:
— Мой Бережитель сказал, что они сегодня прилетают. Может, уже прилетели.
— Откуда?
— Ну… если тебе что-то скажут слова «стабилизация структуры прилежащего пространства»…
— Это вряд ли, — честно сказал я. — Это типа «отвяжись»?
— Вряд ли. Это только то, что я услышал. Сам знаешь, наш внутренний «переводчик» ловит только знакомые понятия. Остальное приходится домысливать. Или доучивать.
— Или доучивать и домысливать. Ладно. А почему с ними поосторожней-то?
— Подожди.
— Что?
Он вздохнул.
— Подожди, говорю. Давай постоим пока. Этот коридор в обеденное время должен быть пустым… или почти пустым, я на это и рассчитывал.
Он помолчал.
— Старшие — здешние старейшины. Вожди. Правительственный состав. Выбирай любое слово, все это более-менее соответствует. Они действительно самые старшие, они помнят еще День гнева, когда здесь было не убежище, а что-то вроде комплекса лабораторий. Они бывшие ученые, в основном. Сейчас нацелены в первую очередь на защиту Убежища и своих. Я не думаю, что они обрадуются новым сложностям в нашем лице. Плохого, правда, тоже не жду.
Уже утешает.
— Уверен?
— Материала для анализа не так много, но… почти уверен. Не то общество. Не те отношения. Они здесь очень сплоченно держатся, заметил? Действительно «все за одного». Но для новых родичей могут быть испытания. В таких вот тесных сообществах очень важно сразу определить статус новичка, пусть даже неофициальный.
— Подумаешь, новость. Да везде так. Куда ни придешь, везде сначала оцениваешь расклад, «прописываешься», тебя оценивают. И что?
— Везде? Ясно… — Славка примолк, видно,что-то просчитывал. — Ну ладно. Раз ты сам все понимаешь… Просто постарайся не нарываться. Обещаешь?
— Нарываться, я? Я тебе Воробей, а не Орел какой-нибудь.
— Максим!
— Да понял я. Буду мальчик-зайчик! Тихий, как… как гриб! Слышал? Ладно, пошли…Эй? Ты где?
Славка обнаружился чуть позади. Он зацепил хвостом светящийся гриб и теперь огорченно рассматривал «пятую конечность». От удара гриб размазался по чешуе и, похоже, впитался в кожу, потому что вытряхнуть его не получалось.
— О-о… как это тебя угораздило? Эта дрянь не отмывается же…
— Да знаю. Их потом для покраски используют, когда они перестают светиться. Вообще местная система грибов – это что-то потрясающее! Мхи и грибы – это то, что они изучали тогда, до Дня Гнева. Просто научный материал. А получилось? И еда из них, и освещение, и краски, и корм для животных, и даже формовочный материал для изготовления нужных вещей! Можно только восхищаться.
— И ходить с фонариком на хвосте…
Славка осекся. Озадаченно глянул на светящийся хвост и фыркнул:
— Вот умеешь ты приземлить.
— Я ж практичный!
— Может, подскажешь тогда, что делать, практичный? Наверняка же вызнал уже!
— Откуда бы? Это ж ты у нас изучаешь историю, социологию драконьего сообщества!
— Ага. А ты – практику проживания и возможности… ну колись уже!
— Бесплатно? – в шутку ужаснулся я. – А, ну тогда… да ничего не делай, так ходи. Скажешь, новая мода.
Гребень драконистого моего напарника дернулся.
— Мода? – подозрительно мягко переспросил он.
— Мода… — я на всякий случай отступил.
— Новая…
— Ага…
— Так давай тебе хвост в модный вид приведем! Куда? А ну стой! Ммммодник!
Резиденция Нойта-вельхо.
— Вы оторвали меня от весьма важных дел, достойный собрат.
— Милость Пяти да засвидетельствует, что не было в моих мыслях дурного, достойнейший. Все ваши дела воистину важны… в том числе и те, коим посвящена наша беседа. Так что вы ничего не потеряете, а если и потеряете, то обретете бесценное сокровище, имя которому — опыт. А ведь именно он, как учит нас мудрость…
— Нельзя ли покороче? Я и правда спешу.
— Воистину стоит позавидовать вам, достойнейший. Ибо хоть мы почти равны в годах, а пылкость юности и нетерпение сохранены вами в полной мере. Чем я, увы, похвастать не могу.
— Достойный собрат. Ваши слова…
— Что мои слова? Я ведь веду речь всего лишь о нетерпении, о мой достойный собрат! И слова пока не сказал ни о дерзости, ни о печальной нерасчетливости, также свойственной юности. И уж тем более не поминал неосторожность, даже глупость, присущую неким нашим… достойнейшим собратьям!
— Следует ли мне расценивать ваши речи как оскорбление?
— А это как на то будет ваше желание, о достойнейший. Вы слишком часто потворствуете своим желаниям… а посему, думаю, и сейчас пренебрежете всем, дабы их исполнить… в ущерб остальному.
— Вы не смеете упрекать меня в подобном!
— Смею! Хотите, я скажу вам, куда вы так торопитесь, мой достойнейший собрат?! Не значится ли в перечне ваших неотложных дел Пограничье? А в особенности некий город и некий маг, преступивший свои Зароки?
— Я не позволю разговаривать с собой, как с мальчишкой!
— А как с вами разговаривать? Вы заигрались, мой достойнейший собрат! Мы смотрели в сторону, когда вы связались с этим осколком прошлого — Бира Майки! В конце концов, что плохого в том, чтобы оказать внимание престарелому вельхо, герою прошлых лет? Мы не обращали внимания на ваши игры с драконоловами! Мы не ставили вам в укор ваши чересчур смелые эксперименты с разведением драконов!
— Я не…
— Если вы и впрямь думали, что все это остается незамеченным, беру назад свою оценку вашего ума! Это попросту глупо, полагать, что если вы следите за правящим кругом, то никто не проследит за вами! Но пока вы вели себя осторожно, и у нас не было повода укорять вас в нарушении долга. А вот сейчас…
Зачем, зачем, во имя Пяти, вам потребовалось связываться еще и с преступившими?! Вы понимаете, к чему это привело?!
— Я… я должно быть не в курсе о новостях?
— О, ну разумеется, вы еще не в курсе! Извольте, я введу вас в курс. Итак. Осененный вашим вниманием город, о мой достойный собрат — тот самый город, из которого по какой-то невероятной случайности сбежали некое время назад три дракона — сегодня будет обсуждаться на совете. Поводы весьма достойные. Первое: драконы вновь навестили город. Второе: их действия привели к тому, что три четверти городских жителей ныне стали латентами.
— Нет…
— И третье: все это наблюдала Рука Нойта-вельхо, где, как вы знаете, были представители от всех групп заинтересованных лиц. Так что скрыть это невозможно. Гонец от них прибыл сегодня. Так что вы мне теперь скажете, достойнейший собрат?
Гнездо (убежище драконов). Макс.
Утихомирившийся Славка внезапно вспомнил, что обед сейчас есть, а нас за этим обедом нет, и потащил меня в южную «ветвь».
— Ритха тебя нашла?
Я споткнулся.
— Нет. А что, она тоже от Бережителя сбежала?
— Ну, вы с ней недаром родственники…
Это еще что за наезды?
— Сам ты родственник! Что ей опять в голову взбрело?
— Так ты же пропал!
— Блин…
Из нас троих Ритха влипла круче всех. Славку вылечить было довольно просто — ну, по драконьим меркам. С моей «инвалидностью» похуже, но она, если верить Бережителям, вроде ничем особо серьезным не грозила — в смысле, помереть в сжатые сроки мне не светит. Остаться без рук-ног-крыльев-хвоста тоже. Язык и мозги точно при мне останутся, причем эти мозги Славка уже неплохо проветрил на тему «Кто-именно-тут-инвалид-и-нефиг-угрызаться-на-пустом-месте!»
Так что главный пострадавший тут, похоже, только моя самооценка. Ну да кто только по ней не топтался, переживем и на этот раз. Наверное…
А вот Ритха летела в Гнездо, кажется, на одной гордости и поддержке родичей. Долгая голодовка, плен, бандиты. Она ведь и правда почти умирала, когда мы с ней пересеклись. И потом долгий путь плюс волнение-напряжение. Добравшись до своих, она, как только нас разделили, ударилась в истерику, а потом, когда ее кое-как успокоили и затащили на обследование… Вобщем, там не слишком веселые дела, и лежали мы рядышком. Только если мне обещали, что вот-вот выпустят, буквально через пару-тройку дней, то ей светила тоже пара-тройка, но уже недель. А она еще жутко переживала за нас и особенно почему-то за меня, и постоянно рвалась на помощь.
— Кто ей сказал-то?
— А к ней сегодня очередная подруга пришла, — с непередаваемой интонацией проговорил бывший сосед. — Поговорить.
— Блин!
Да сколько у нее подруг?! За последние три дня это уже пятнадцатая! И все приходят поговорить, и всем-то надо обязательно познакомиться с новыми родственниками дорогой подруженьки, и подарочек ему преподнести, «по традиции». И разговор обязательно переключается на мой героизм и доблесть при спасении соплеменницы, мол, отважный герой с цветком снежника в зубах преодолел все преграды и нашел-таки подземелье, где томилась несчастная пленница (это я-то герой… точнее, моя жаба, которая не пожелала с цветочком расстаться… держите меня семеро!). И все девицы (как на подбор, «девушки из хорошей семьи»!) смотрят, как наши красотки на «Мазератти», а Ритха строит жалобные глаза, чтоб жерт… тьфу ты, отважный герой… никуда не смылся.
— Блин! — в третий раз повторил я. — Ну почему они с тобой разговаривать не хотят?
— Так я же не герой, — фыркнул бессовестный сосед.
Все-таки услышал!
— А по шее?
— О? Сразу в драку? Точно — герой!
— Вот зараза… осторожней!
По стенкам замерцали желтые точки — навстречу кто-то летел. Мы пригнули шеи — на всякий случай, запас высоты тут приличный. Темная масса стремительно надвинулась, разделилась на три силуэта…
— Поверх!- обозначил свои намерения голос. — Поверх!
— Мы низом! — откликнулся Славка.
— Принято! Девочки, поверх!
Несколько ударов крыльев, девичий смех, блеск голубой в этом свете чешуи… пахнуло душистым ветерком от натертых пахучей травкой крыльев… я невольно оглянулся. Серебряные силуэты миновали вход — и растворились в дневном свете. Надо поприбавить шагу. Обед, похоже, кончается, сейчас народ полетит на прогулку, в коридоре станет тесновато.
— Слав, а полетели наперегонки?
— Рехнулся?
— Неа! Полетели? До скрестка!
Гнездо было трехуровневое, назывались уровни сложно-закрученно, на радость возможным шпионам: Низовой, Срединный и Верхушка. Хотя если учесть уровень изучения драконьего языка — вряд ли возможному шпиону что-то светит.
Каждый уровень имел четыре ветви, названные опять-таки просто и понятно, по сторонам света. Каждая ветвь отвечала за свое дело — от тех самых грибных огородов до сушилок. Думаю, что и каждый уровень тоже, но проверить у нас шансов нет — до прибытия Старших подозрительным чужакам, несмотря на все родственные связи, не было хода никуда, кроме Срединного. Мотивировалось это очень просто, нашим слабым здоровьем и острой необходимостью в присмотре со стороны Бережителя. А тот и рад стараться. Он не у нас в России медицине учился, интересно? Нет, слово «Москва» ни разу не прозвучало, но высказывания… Выражение «здоровых нет, есть недообследованные» мне почему-то кажется очень знакомым.
И ладно бы он еще просто обследовал, так он еще и рассказывал, что именно ищет и какие хвори в нас могут гнездиться. После лекции о паразитах мы со Славкой абсолютно добровольно полезли в серные пруды (пахучие до жути!), и даже после этого мне потом «сверлильные червячки» во сне мерещились пополам с «стригучей плесенью». А последним извращением было дополнительное обследование на отклонения в структуре внутренней сферы, порождающие искажения с пламенем…
Словом, понятно, почему я удрал?
Но я опять не о том. Так вот, уровни. Самое интересное было в центре, где предполагаемые «веточки» соединялись. Такой центр на каждом уровне именовался скрестком, по вполне понятным причинам. Но он же назывался и «стволом» — потому что именно здесь, в центре, можно было слететь с одного Уровня на другой. Теоретически.
Практически я проверять не рвался. Пока сохранялись хоть какие-то шансы слинять от новоявленных родичей. Опять-таки теоретически. Но чужаков, узнавших местные тайны, никто никуда — и никогда — не отпустит.
— Макс, что на тебя нашло?
А ничего. Не знаю, но эта короткая возня в снегу почему-то прояснила мозги. И… если совсем честно: разговор со Славкой тоже помог. Вообще я, конечно, не слабак, защищать меня и тем более указывать, что делать. Но ведь напарник же. Не для понтов говорил, а просто — потому что такой.
И потому что не чужие уже.
— Да ладно тебе, сам говорил, этот коридор в обеденное время пустой. Догоняй!
Золотые глаза несколько секунд провожали взглядом две стремительные фигуры.
— Переключить на другой вид?
— Не стоит. Дальше обеденный зал. Как впечатления?
— Они очень… необычные — наши новые родственники.
— Другой мир.
— Уникальный шанс.
— Значит, верим?
— На такое у вельхо просто не хватило бы фантазии. Что с императивами?
— Закладок не найдено.
— Ну а Бережители уже поведали все, что заметили. Что ж, думаю, мы слышали достаточно. Позовем молодых людей? Пора пообщаться лично.
— Вот всё, что я помню, теперь я раскрыт перед Вами, как книга, — резюмировал Джет, закончив рассказ на описании заражённой лучевой болезнью прекрасной незнакомки. – Потом я пришёл в себя от холода и голода в этой тайге, шёл, жевал кору и пил талую воду… Да Вы это и сами знаете. Лоб парня горел, на ввалившихся щеках играл лихорадочный румянец, глаза воспалённо блестели. Он снова был близок к одному из загадочных приступов, над объяснением природы которых вся медицинская часть Комплекса безрезультатно билась уже третий день. Приступы не реагировали ни на какие препараты, а только час от часу становились продолжительнее. В конце концов Лютенвальд решил, что, как только продолжительность перевалит за час, тянуть дальше будет бессмысленно. Останется последнее средство – Ячейка. Лютенвальд даже заранее определил для Джета сыворотку. Геном Bombus. Модификатор по генному образцу каменного шмеля.
— Я прошу Вашей помощи, Учитель. Я не могу сам, не понимаю, как, я запутался во всех этих временах и пространствах. Но её нужно спасти. Ту девушку. Я люблю её, но я обрёк её на смерть, лучевая болезнь неизлечима, если я сам не выведу радиацию из её организма. Мы должны найти тот Портал. Маячок… У меня остался только маячок, но он намертво связан с моей Силой – той, которая для неё – просто лучевая болезнь… Надо найти… Там, в тайге… Где солнце… Прямо под Солнцем…
Глаза Джета закатились, голос перешёл в шёпот, слова стали нечёткими и бессвязными. Начался пресловутый приступ. Санитары – ксилокопы уложили бредящего Джета на каталку, дежурный врач уже настраивал реанимационную камеру…
— Нет. Это бессмысленно, доктор. Спасибо, дальше – я сам. Лютенвальд решительно остановил санитаров. — В Инкубатор.
Лютенвальд сам настроил параметры ячейки, перевёл рамку на разогрев и нажал клавишу сигнала общего сбора. Инкубатор разогревался сорок минут – ровно столько, сколько продолжался последний приступ. Через десять минут всё население Комплекса находилось возле ближайших доступных экранов.
— Панове, — сказал Лютенвальд в большой микрофон, выдвинувшийся из пульта, — друзья мои, верные соратники и ученики. Все вы знаете о нашем единственном на данный момент пациенте Джете, выходце из Гермополиса, родственного нашему комплекса, построенного в Канаде Збенешем, Сотом Двенадцатым. Сегодня, сейчас с Джетом случился критический приступ неизвестной, не поддающейся нашим исследованиям болезни. Никто не знает, какой приступ станет для Джета последним – возможно, сегодняшний. Я решил рискнуть, ибо риск это средство последней надежды. Джет будет помещён в Инкубатор, в ячейку с генным модификатором каменного шмеля. Но Джет – уже мутант, к тому же, не известного нам природного типа. Для стабилизации жизненных процессов во время нахождения в ячейке и в момент выхода из неё ему необходим дублёр, который одновременно с ним опустится в соседнюю ячейку, связанную с ячейкой Джета по принципу сообщающихся сосудов. Одновременно и тому, и другому будет произведено переливание крови по малому контуру и введена протовакцина. Перерождение пройдёт экспресс-методом, при интенсивном катализирующем воздействии. Время нахождения в ячейке – двести сорок часов. На выходе из ячейки у Джета появится генетический «близнец», связанный с Джетом по принципу «Общий ритм сердца». Пока бьётся сердце одного – другой, фактически, бессмертен, и наоборот. Теперь дело — за вами. Нужен доброволец. Итак, кто согласен опуститься в ячейку, чтобы через десять дней обрести генетического двойника?
-Я. –голос прозвучал, практически, без паузы. Говоривший знал, о чём попросит профессор, задолго до окончания монолога. К экрану шагнул Ромэ – цыган, весёлый, умный, пронырливый студент-генетик, почти всё свободное время проводивший вместе с Джетом в библиотеке, где они читали и шумно обсуждали фантастику, за шахматами или у теннисного стола. Лютенвальд спрятал улыбку среди морщин. Он изначально не сомневался в том, кто вызовется добровольцем.
Подготовку дублёра закончили за пол-часа. Ещё через восемь минут над двумя соседними гексагонами с шипением пневмозажимов закрылись шестигранные крышки.
На следующий день профессор осмотрел имеющийся в гараже автопарк и приказал расконсервировать и подготовить «Лось» — компактный двухмостовый грузовой вездеход с фургоном, предназначавшийся когда-то для передвижных медицинских, исследовательских и командных пунктов. Любили эту машину так же геологи, зоологи, картографы, егеря и прочие топтатели непроторенных троп. В классе средних колёсных вездеходов «Лось» не знал себе равных. Когда машина была очищена от смазки, проверена и готова к эксплуатации, Лютенвальд собственноручно оборудовал в фургоне небольшую темпоральную лабораторию, перенеся и установив там, фактически, всё оборудование из лаборатории темпоральных исследований кафедры вероятностного деления прямых и обратных временных потоков. Здесь были хроноскоп, аналоговый хронограф, темпоральный делитель, хроноспектрограф, синхронный и асинхронный хронометры, электронный кварково-нейтринный делитель векторного потока и мощный компьютер со специальным набором программ для обработки и анализа данных. С помощью такого набора можно было отслеживать и наблюдать, практически, любые темпоральные аномалии, и даже удерживать, или, наоборот, отклонять небольшие временные потоки, оказывая влияние на образование пространственно-темпоральных ниш, (хроноклазмов), и развитие вероятностных сценариев. Лютенвальд прилаживал и закреплял приборы, раскладывал по шкафам необходимые для работы расходные материалы и вспоминал о весёлой белокурой Ирэнэ из тысячелетнего прошлого – своей единственной по-настоящему любимой девушке, с которой у него, увы, так ничего и не сложилось, по странной прихоти мельника Курта, его спасителя и учителя, кому Лютенвальд был обязан своим становлением и дорОгой, не кончающейся вот уже тысячу лет. ДорОгой, на которой ему было суждено испытать всё, кроме любви. И, хотя профессор никогда не жаловался и не роптал на свою жизнь, повторять этот путь и эти ошибки он не пожелал бы никому. «Раз уж я не смог спасти и уберечь любви собственной – так, может, смогу помочь сделать это тому несчастному доброму парню, который лежит сейчас в ячейке Рамки, и, вероятно, видит во сне девушку с белой прядью в волосах – отважную летающую амазонку из своего первого настоящего, головокружительного приключения», так думал профессор Лебош Лютенвальд, обросший легендами в конце двадцать девятого века сильнее, чем в дремучем девятнадцатом обрастал ими алхимик и чернокнижник Лышко, мельник с Лютенвальдской мельницы.
*********
Когда срок Перерождения закончился и крышки гексагонов были открыты, профессора ожидал сюрприз. Свежеперерождённые двойники оказались не просто «генетическими братьями», но «братьями – близнецами». У Ромэ и Джета произошло совмещение памяти. Двойники знали друг о друге всё в буквальном смысле слова, и могли общаться между собой, не прибегая ни к звуковой речи, ни к жестикулярной сигнализации. У них открылась способность к взаимной телепатической связи. Насколько далеко будет работать эта связь, Лютенвальд не знал, но в пределах Комплекса таких расстояний, на которых она бы не работала, не оказалось.
Была, однако, и печальная новость. Джет, хоть и выглядел помолодевшим, и держался бодрячком, не излечился от своей странной болезни, каким-то образом связанной с утратой ядерной составляющей энергетической структуры его уникального организма. Впервые за всю историю экспериментов с Перерождением прохождение цикла коконовой терапии не дало стопроцентно положительного результата. Ну, хоть приступы не повторялись, и то хорошо. Остальное, видимо, предстоит выяснить, когда отыщется «заражённая» джетовской энергетикой девушка. Эти поиски представлялись профессору отдельной «песней». С момента появления Джета прошло три недели. Ещё несколько дней он блуждал по тайге перед тем, как попасть в «Time of Fate». Итого – почти месяц… Как течёт время в мире девушки? Сколько прошло в нём дней? (Месяцев? Лет?) Возможно, и девушки этой там давно уже нет в живых… Хотя, нет. То, что она жива, гарантирует факт ощущения Джетом маячка, связанного с перешедшей на девушку энергией. Пока маячок не «погас» — можно не сомневаться, что она жива. Что ж, есть маячок – значит, по крайней мере, есть точное направление на мир. Вести поиски в пределах одного мира несказанно легче, нежели вести их во всех подпространствах и вероятностях Кристалла…
…Не журчит вода. Не гремят, не крутятся жернова. Не мелет мельница. Тревожная тишина разлилась кругом. СтоИт у окна старый Мельник, глядит на ворота. Который день слышатся ему во дворе лёгкие, невесомые шаги. Певунью ждёт Мельник. Погибель свою ждёт.
*******
Отправление наметили на двенадцатое мая. Фургон снарядили заранее. Под диваном расположили кейс переносного медблока, загрузили запас консервов, круп, муки, сухарей, соли, сахара и прочих кулинарных излишеств, закачали полные баки воды для кухни и душевой, заправили газ, бензин и дизтопливо для отопителя. Долгих прощаний профессор не любил, да и не долгих тоже. Никаких не любил. Потому, передав последние наказы юристу, он просто кликнул подготовившихся ещё с вечера дублёров – «близнецов», усадил их в фургон, нажал кнопку грузовой подъёмной платформы, на которой стояла машина, и забрался в кабину. Через три минуты платформа подняла грузовик во внутреннее пространство одного из бетонных строений бутафорского поселения «Три Медведя». Лютенвальд вытянул обогатитель, повернул ключ, мотор сделал с десяток холостых оборотов и загудел, прогреваясь… Через пол-часа грузовик, добросовестно меся всеми четырьмя колёсами талую землю, не спеша пробирался на юго-запад по угадываемым среди поросли и жухлой прошлогодней травы колеям. В фургоне Джет впился взглядом в экранчик компьютера хроноскопа, плавно перемещая ползуны ручной настройки. Автоматике он не доверял.
Проездив весь день по размокшим лесным просекам, тропинкам и просто так, безо всяких ориентиров, лишь бы между ёлок не застрять, и так ничего и не обнаружив, решили сменить тактику: разметили лес на квадраты, и стали обследовать один за одним, по степени вероятности нахождения там точки выхода. Визуально места Джет не помнил, более-менее ориентироваться начал только на второй день, по началу же двигался на «автопилоте», полагаясь исключительно на интуицию.
Квадраты тоже принесли мало успеха, только в одном из последних Джет, кажется, обнаружил некоторые запомнившиеся ориентиры. Решили поспать, чтобы с утра с новыми силами начать поиски. Остановили машину на небольшой поляне, поужинали, улеглись, разложив спальные мешки.
Джету не спалось. Тускло горела желтоватая дежурная лампочка, мерно тарахтел генератор, раскалённая печь заставляла расстёгивать молнию спальника и просто укрываться им, как одеялом. Дизельный отопитель не включали: экономили топливо. Солярки больше может и не найтись, а дров в тайге – сами понимаете… Джет лежал и думал о Перерождении, о своём новоявленном двойнике… Ну и, конечно, о девушке. Жаль, так и не расслышал тогда её имени… Постепенно зрительные нервы стали отключаться. Джет понемногу начинал засыпать. Вдруг в его тело словно вонзились десятки тончайших холодных игл. Сон мгновенно исчез, глаза переключились в ночной режим – ещё одна способность, подаренная Инкубатором… Пустяк, а приятно… Джет откинул спальник и сел. Рядом завозился, проснулся Ромэ. Протёр глаза, посмотрел на Джета… И наскоро свернул спальник. Оба брызнули в лица по пригоршне воды и молча гуськом выскользнули из фургона. Фонарь Джету был не нужен, а Ромэ ориентировался по импульсам двойника…
Хлопнула входная дверь, и профессор окончательно проснулся от того, что его довольно настойчиво трясли за плечо. Откинув спальник, обнаружил, что над ним стоял запыхавшийся Джет.
— Учитель, проснитесь. Я… Мы нашли. То самое место. Идти туда надо срочно, там, на той стороне, что-то не так, можно опоздать…
Двигатель машины уже работал, фары горели. Лютенвальд не заставил повторять дважды. Сел, открыл шкаф-пенал, разложил и включил компьютер хроноскопа.
— Глушите генератор, пойдём на аккумуляторе, а у точки отключим и его, и всю аппаратуру: согласно теории, электроника в портале может повести себя не адекватно. Джет, иди в кабину, вам лучше держаться рядом. Я прослежу за аппаратурой. Всё, вперёд.
Джет выскочил, закрыл дверь фургона, почти одновременно хлопнула дверца кабины. Мотор рыкнул, машина дёрнулась и поползла вперёд. Грузовики Ромэ до этого водил не часто… Через несколько минут петляний, переваливаний через кочки и продирания через мелкий подлесок грузовик остановился. Запищала внутренняя связь, голос Джета сказал: «Приехали! Точка выхода – прямо перед нами!» Лютенвальд и сам видел, что портал находится рядом. Это был «стихийный» прокол в пространстве-времени, оставшийся после прохода значительной физической массы. Такие проколы могут удерживаться до полутора месяцев, в зависимости от концентрации энергий в месте, на которое пришёлся разлом, от дальности «прыжка», от фактической массы прошедшего через разлом тела и ещё от нескольких менее значимых факторов. Этот прокол был уже довольно слаб, ему оставалось жить считанные дни, если не часы. Лютенвальд выключил хроноскоп, прошёл к панели управления энергоблоком, отключил центральный рубильник питания и отключил аккумулятор от преобразователя. Энергосистема фургона изолирована. Всё готово к «прыжку». Лютенвальд нажал кнопку связи: «Всё готово. Трогаем!», и отключил питание селектора. «Лось» взревел мотором, вздрогнул и пополз в разлом. Чувство реальности и все привычные ориентиры – верх, низ, стороны, направления – растворились в сером матовом небытие. Лютенвальд почему-то вспомнил занимательный парадокс, открытый неким учёным прошлого тысячелетия, по фамилии Шрёдингер. В предложенном им опыте некий абстрактный Кот помещался в ящик вместе с ампулой яда и устройством, которое срабатывало в пятидесяти случаев из ста, разбивая при этом ампулу. Для внешнего наблюдателя на момент окончания опыта вероятность обнаружить в ящике кота живым либо же мёртвым делилась ровно пополам. А поскольку реальность не отделима от сознания, и реально лишь то, что мы осознаём, получалось, что для наблюдателя в этот момент кот в ящике был с равным успехом как живым, так и мёртвым, то есть, теоретически, с точки зрения реальности, создаваемой сознанием наблюдателя, кот находился либо в промежуточном состоянии, либо – одновременно в двух. Лютенвальду представилось, что с точки зрения сознания любого теоретического наблюдателя, оставшегося в их родном мире, фургон был сейчас таким «ящиком», портал – «ампулой», способной с равной вероятностью сотворить с ними всё, что угодно, а сами они – «котами»… Песчинки, безвозвратно затерявшиеся в необозримой пустыне Времени, безумные отшельники на его обитаемых и необитаемых островах. Робинзоны Шрёдингера.
Ощущение полёта внутри самого себя сменилось невесомостью, только почему-то при этом вернулись понятия «верха» и «низа». Лютенвальд прошествовал к двери, совершенно не чувствуя собственного веса, повернул ручку. Серое ровно светящееся ничто залило открывшийся проём. Машина висела в пустоте и одновременно стояла на какой-то невидимой тверди; поодаль серая бесплотность слегка структурировалась, образуя подобие стены. То тут, то там в ней возникали более светлые области – прямоугольники, овалы, круги. «Двери», — подумал профессор. Одна из таких «дверей» имела форму вертикального ромба и стабильно мерцала неподалёку, не исчезая и не перемещаясь. Из кабины выскочил Джет, и тут же, не шагая, оказался возле ромбической двери. От него в центр ромба протянулся лохматый синий луч. Тело мутанта начало окутываться ярко светящейся ультрамариновой дымкой. Джет наклонился к «двери», словно пытаясь разглядеть что-то на той стороне, и вдруг с низким, словно замедленная магнитная запись, криком: «НЕЕЕЕЕТ!!!» на английском языке, резко отклонился назад, вытянув руки, словно бы схватившись ими за энергетический шнур. Ромэ в одно мгновение оказался позади Джета и, казалось, начал игру в детскую народную сказку про репку, которую гуськом вытаскивали обитатели деревенского дома, включая собаку, кошку и мышь. Не раздумывая, Лютенвальд шагнул-переместился к близнецам и принял на себя роль внучки. Все вместе они постепенно отступали-перемещались к фургону, вытягивая через портал то, что находилось на другой стороне шнура, и что в первый промежуток взгляда увидел там Джет. Вдруг усилие сопротивления резко увеличилось, шнур стал истончаться. Джет уже сиял, как подсвеченный изнутри рождественский ледяной истукан, и, по-видимому, старательно подпитывал шнур, не давая ему прерваться. Наконец, пробив мутную мембрану, из серого ромбического облака показалась взлохмаченная женская голова с широкой белой прядью посреди густой тёмной шевелюры, и в Тоннель Межвеменья, вцепившись друг в друга, ввалилась процессия, словно вырванная из детского приключенческого мультика. Девушка с белой прядью, затянутая в пафосный зелёно-жёлтый облегающий комбинезон, по всей видимости, была без сознания. На её спине, всадив в ткань когти всех четырёх лап, висел жирный пушистый бело-рыжий кот. За ноги девушки мёртвой хваткой держалась ещё одна особа прекрасного пола, в не менее пафосном одеянии, только не жёлто-зелёном, а красно-оранжевом. В эту вцепилась ещё одна, в каком-то немыслимом не то охотничьем, не то пиратском костюме. И, наконец, компостируя зубами её одежду, последним шедевральным аккордом цепочку замыкал великолепный экземпляр уссурийского таёжного тигра, оранжевые полосы на его теле, казалось, светились так, что соперничали в яркости с ореолом вокруг тела Джета… Лютенвальд отрешённо залюбовался роскошным зверем, и боковым зрением заметил, что фургон стоит и одновременно перемещается, заваливается набок, стробоскопическими рывками сползая к клубящейся киселеобразной стенке Тоннеля… Профессор попытался закричать, но голос изменил ему, из горла вырвался только хрип и пара гулких нечленораздельных звуков… Тогда Лютенвальд что есть силы наподдал ногой по мягкому месту Ромэ и одновременно дёрнул его на себя, разворачивая лицом к грузовику. Близнец понял всё, потянул, и одновременно с ним на себя всю процессию рванул обретший, наконец, свою прежнюю силу Джет. Прыгнув-переместившись, они оказались у входа в фургон, и Лютенвальд, схватившись за поручень, втащил внутрь сначала себя, затем, одного за другим, дублёров-близнецов. Остальное доделал Джет, буквально зашвырнул в фургон девушек и кота. Тигр, огрызнувшись, сам прыгнул внутрь. Захлопнув фургон, Джет материализовался в кабине. Ромбическая «дверь» бесследно растворилась в плавном бесконечном течении стены. Фургон, всё больше кренясь и погружаясь колёсами в волнующееся дымчатое ничто, медленно вплыл в раскрывшуюся чёрную пустоту Слепого Портала. В следующую вспышку Вечности никакого намёка на присутствие уже не было. Тоннель Межвременья снова был недвижен, спокоен и пуст.
Приближается ураган…
Мир Земля. Лина.
— Марианна… — дальше у хладнокровной, по идее, Лины просто не было слов. — Ну как ты могла?
Представитель клана пожала плечами:
— А что ты волнуешься? Ну перебрала я пару сотен парней, и что?
— Пару?!
— Ну четыре. Лина, ну ничего же страшного. Кто заподозрит? В крайнем случае посмеются: мол, дорвалась до мужиков новая глава фениксов. Пару стычек — и все на место встанет. Подумаешь…
— Марианна!
Кто-то из коридора дернул запертую дверь. Анжелика, с большим интересом наблюдавшая «битву титанов» из наиболее удаленного уголка, хмыкнула — двери заперла она, чтоб никто не попал под «дружеский огонь», влетев в пещеру в самый разгар перепалки.
Фениксы на желающего войти не обратили ни малейшего внимания — они сверлили друг друга взглядами. Марианна сдалась первой:
— Что? Даже Коннор ничего не говорит!
— Да какая разница, что говорит твой Коннор! Меня волнует, что скажет Вадим! Что он подумает о твоей выходке? Дворец наверняка гудит, и желающих довести до его внимания твой… рейд по поиску мужей будет полно! Начиная с дорогуши Зои.
— Зоя вряд ли пойдет стучать. Она все еще с рожками и белой мордочкой, — вставила Анжелика. — Сидит в своих комнатах и носа не показывает.
— Ради удовольствия напакостить вылезет. Марианна, ну как ты могла так подставиться! Ты подумала, что Он скажет?..
Рыжая феникс как-то зябко повела плечами и буркнула:
— Подумала… Я… в общем, только что от него.
— Что?!
— Ну да. Ты права, Он заинтересовался.
Склоняя голову перед Повелителем, Марианна мысленно уже в который раз пообещала, что поставит Лине памятник — за то, что столько времени общалась с Его Величеством сама, оберегая остальных. Ее никто и никогда не называл трусихой, и из эльфийского леса она отступала последней… но перед Повелителем ее всегда прохватывало каким-то странным ледяным ознобом, словно феникс вместо мага видел надвигающийся айсберг.
Как Лина это выдерживала?
— Итак… — проплыл по залу неторопливый голос. Марианну вдруг посетило дикое видение: слова Его Величества, как ядра катапульты, выбирают мишень. Только медленно-медленно. — Итак, мой новый глава фениксов, кажется, вводит полиандрию?
Э-э… что?
— Простите, милорд?
— Многомужество, — пояснил Вадим, рассматривая какой-то кристалл. — Так?
— Милорд… — Марианна перевела дыхание, пытаясь вспомнить, как собиралась объясняться. Она готовилась, но… но в его присутствии мысли замерли, как замерзающие во льду рыбы. — Милорд, я выполняла ваш приказ.
Вадим выжидательно шевельнул бровью:
— Приказ. Насколько я в курсе, мой приказ успешно выполнила Анжелика Жар. Полчаса назад у меня был мой декоратор. Просил разрешения на свадьбу. А вот это… — оно снова посмотрел на кристалл, — вот это очень своеобразное выполнение приказа. Если верить информаторам, то в твоем гареме порядка тысячи человек?
— Всего четыреста, милорд.
Осознав, что именно она сказала, владелица гарема оцепенела. Всего четыреста… всего четыреста! Щеки залились жаром, язык просто примерз к небу под тяжелым немигающим взглядом… Феникс ударился в панику — ему навалившаяся на хозяйку грозовая тишина всерьез перепугала. Замри, огонек, не время…
Всего четыреста…
Она шевельнула губами, судорожно подыскивая уточнения или оправдания — Пламя, как Лина с ним разговаривала, как? — но тут повисшая пауза наконец лопнула. Вадим откинулся на спинку трона, и серо-зеленый лед в его глазах стремительно растаял, сменившись чем-то похожим на живой интерес.
— Всего четыреста, — откровенно развлекаясь, Повелитель тоже выделил голосом слово «всего», — Действительно, какая мелочь.
— Милорд…
— И что, этого количества достаточно? Или мне предоставить в твое распоряжение небольшой город?
— Милорд…
— Или большой?
— Милорд, мне… на самом деле достаточно одного. Но сильного. Причем человека.
— Любопытно… Еще одна ваша традиция? — шар справа от его руки полыхнул вспышкой вызова, но Вадим не глядя погасил его.
Марианна перевела дыхание и довольно связно объяснила про традиции выбирать в партнеры то воинов, то людей творческих. Кое-что пришлось приврать, насчет рас…
Когда она замолчала, Повелитель как-то задумчиво кивнул:
— Интересно. Значит четыреста только чтоб выбрать одного? Интересно… если правда.
Если?!
— Лина бы еще призналась в попытке подразнить гусей… — все так же отстраненно проговорил Вадим, — Или… Ладно. Надеюсь, феникс, в исполнении других моих приказов ты проявишь такое же… хм, старание. И надеюсь, твои выборы не слишком затянутся.
— Да, милорд.
— Свободна. В чем дело, Мэджи, кто там рвется ко мне? — эта реплика была уже шару. — Снова Дензил?
— Так Он… разрешил?! — голос Лины помимо воли прозвучал сдавленно. Как Марианне удалось? Застала Вадима-без-холодка? Тот миг (они совсем редкие теперь), когда он не кипит злостью и не леденеет… — Тебе повезло.
— Ага. Я вообще везучая. Подожди, что это?
Светильник резко сменил цвет — на красный. И снова… и снова.
— Что это?
— Тревога!
Испытания, испытания…
Мир Ангъя. Алекс.
Леш никогда в жизни не рвался в микробиологи. Вирусы, штаммы и грибки были словно из другой жизни, и встречались они Соловьевым разве что при гриппе. Кто знал, что придется свести знакомство поближе. Сейчас Леш совсем по-иному смотрел на проекции крохотных невидимых существ — полупрозрачных, хвостатых, в крохотных «шерстинках». Надежда Земли…
— Итак, внимание, — худощавый мужчина в накидке врачевателя повел рукой над столом. Проекции засветились. — Предварительные работы завершены. Перед нами несколько возможных модификаций. Вот эта разновидность передается тактильным путем. Вот эти — воздушно-капельным. Есть и другие. Из рассказов наших гостей следует, что в их мире исследовательские службы достаточно развиты для того, чтобы купировать вспышку неизвестной болезни и выработать вакцину. Поэтому мы и сделали сразу несколько видов — затруднить противодействие и достичь максимальной эффективности. Есть даже один вид с… хотя не об этом сейчас. Важно вот что. Первый этап завершен. А для второго — испытаний — нам нужен материал.
Слово «материал» царапнуло по нервам, неприятно напомнив о лабораториях Повелителя и о донорских пунктах. Леш нахмурился. Материал…
— Визит за реципиентами в ваш родной мир исключен, Алекс-мир-Земля, — мягко предупредил Лий-Лий-ину, глава сегодняшнего совещания. И пояснил, — Конечно, это было бы хорошим вариантом — нас беспокоит вопрос о влиянии препарата на людей. Но ученые заверяют, что волноваться не о чем, мутации вируса исключены, и он будет действовать именно так, как запрограммирован. Следовательно, для вас все препараты практически безвредны, так как исследования велись на вашем генетическом материале. Да и преждевременный пробой встревожит дай-имонов.
— Тогда о каких испытаниях идет речь?
— Разрешите, я объясню? — снова вступил врачеватель. — Мы знаем, что вирус безвреден для вас. Нам важно, насколько вирус вреден для дай-имонов и реципиентов. Точнее для дайи… для тьмы. Сохранил ли он свою поражающую способность в полной мере?
— Но у нас не осталось ни инфицированных реципиентов, ни дай-имонов. Что бы вы не говорили, мастер, ваша первая разновидность сработала очень эффективно.
— Вот-вот. Так что материала для испытаний нет.
— Вы предлагаете заразить кого-то из нас? — поднял брови Богуслав. — А потом вылечить?
— Вас?! — такая идея явно не приходила в голову местным ученым. Врачеватель, поперхнувшись на полуслове, изумленно рассматривал Богуслава. Остальные участники совещания выглядели почему-то так, словно гость предложил им препарировать заживо кошку или написать на ковровом покрытии неприличное слово. Эмпат Алекс уловил общую растерянность. В ней мелькнуло несколько багрово-красных вспышек возмущения, горькая колючка чьей-то обиды, снежно-синий вихорек жалости…- Нет. Это, конечно, было бы эффективно, но…
— Но неприемлемо, — перебил врачеватель, все еще багровея возмущением, — Неужели вы могли подумать о нас…
— Простите, — иногда Алексу казалось, что пропасть между культурами становится просто огромной, и не загладить ее, не перелететь. Только попробовать соединить мостиком понимания… — Простите моего друга, мастер… Просто у всех нас остались дома друзья. Близкие…Мы очень хотим успеть. Если мы чем-то можем помочь, как-то ускорить — мы готовы. Каждый из нашей команды доброволец.
Врачеватель открыл рот… и снова закрыл. Смотрел при этом, как… как в Убежище смотрели на одного нервного парня, бывшую вампирскую закуску, который вечно прятал горло в особый ошейник с серебряными шипами и без святой воды даже в коридор не выходил. Фон возмущение в комнате выцвел окончательно, частыми звездами-искрами мягко затеплилось сочувствие…
— Я думаю, мы можем это понять и не возмущаться, — вздохнул Лий-Лий-ину, — В конце концов, мастер Ви-ди-сани уже сталкивался с проблемой излишка добровольцев. В первое применение вируса… И кстати, испытывал его на себе.
— Это этически обоснованно!
— Разумеется, мастер. Но… давайте потом поговорим об этике? Боюсь, нашим гостям сейчас не до споров о таких понятиях. Так вот. В настоящий момент у нас нет ни единого образца дайи и ни одного реципиента. Нечего испытывать.
Макс и Богуслав переглянулись.
— Тогда нам все равно необходимо наведаться в наш мир.
— В этом нет необходимости, — наконец проговорил один из сидевших у двери людей в зеленой форме мобильных отрядов. — Поход за материалом планируется в мир дай-имонов.
Мертвое прошлое.
Мир Дайомос. Богуслав.
Право пойти вместе с группой в мир серых пришлось отвоевывать. Ан-ниты были категорически против. В мобильные отряды включаются только люди тренированные… да, они понимают, что по части тренировок гости на уровне, понимают. Но тем не менее, гости должны понимать, что значит подготовленный отряд и в чем его отличие от наспех подобранной группы, правда? И уж конечно, путь в мир дай-имонов закрыт для эмпатов и телепатов. Слишком тяжелая там атмосфера.
В первый год освобождения ан-ниты пробовали наведываться в Дайомос — были сведения, что туда переправляли кое-кого из соотечественников. И пока сохранялись слабые шансы на их спасение, несколько мобильных отрядов, усиленных телепатами, пробились сквозь блокированные переходы…
Первый телепат погиб сразу — просто вскрикнул, схватился руками за голову и упал. Второй продержался примерно четыре минуты и умер уже перед самой эвакуацией… Эмпаты и последний телепат, молодая женщина, сошли с ума спустя полчаса, так и не успев никого отыскать. Двоих до сих пор лечат…
Ан-ниты пробовали конструировать механические аналоги поисковиков, но и те не выдерживали и ломались. Что-то было такое в воде, в воздухе… невидимое, но страшное, отчего ржавел металл и крошился пластик. Потом удалось переправить и запустить детекторы жизни. Проработали они недолго, но задачу свою выполнить успели. Только радости это никому не принесло — они никого не нашли. Ни пленных, ни хозяев, ни людей, ни животных. Никого. Здесь давно не было ничего живого… И стало понятно, что искать больше некого.
Поэтому Дайомос теперь закрыт для любых посещений, и только ради мира Земля ан-ниты согласны организовать еще одну экспедицию. Но гость-эмпат туда не пойдет. Впечатленный Алекс замолк, но прежде чем он успел сказать о согласии, тихий Макс и сам Богуслав в один голос рыкнули, чтоб он не смел даже думать туда соваться!
— Дайомос, — выдохнул в ухо голос Май-рина, их сопровождающего. — От перехода не отходим. Очень опасно.
— Ага…. — еле слышно ответил Богуслав. Макс вообще не ответил, захваченный дикой картиной.. Ну ясное дело, такое увидать.
Дайомос был пустыней. Бесплодной каменистой пустыней, неровной изломанной чашей с иззубренными краями, вгрызавшимися в горизонт. Серая, высохшая, вся в каких-то черных проплешинах, она точно сошла с кошмарных картин об аде в представлении сюрреалистов.
Вот вихрится, зависая над неровной, изрезанной поверхностью равнины пыль, но это не пыль и не дым, а что-то странное, замершее, застывшее… непонятно что. Но оно багровое, а не серое — темно-багровое.
Вот по серому воздуху медленно-медленно, как туман, плывет-клубится, вспучиваясь черными клубками, сгусток маслянисто-черной темноты… То вытягивается в воронку, то жмется к земле жуткой пародией на медузу…
Вот, словно схваченный на лету, косо тянется к небу щетинистый неровный пучок каких-то «нитей»… и вот еще один рядом… и еще несколько таких.
— Это дерево, — тихо сказал рядом Май-рин, — Здесь когда-то был лес. Еще можно рассмотреть. Скоро растает окончательно.
— Растает?.. Но отку…оххх! — застыв на месте, Макс и ошалевший Богуслав всмотрелись в дикое небо. Пугающе-черное, с дымными серыми, тошнотно-пронзительно желтыми, полыхающе-багровыми извивами. От сумасшедшей, ненормальной расцветки заломило глаза… а линии еще и шевелились. То плавно-неторопливо колыхаясь, то резко дергаясь, как от электротока. И в довершение безумия между этими гротескными подобиями гигантских живых водорослей в небе плыли призрачно-прозрачные пятна. В них смотреть было особенно страшно. Потому что в них не было ничего. Совсем ничего. Пустота…
— Пробы взяты, — напряженный и очень деловой голос нарушил мрачный транс гостей.
— Возвращаемся?
— Нет. Ждем страховочные пятнадцать минут. Для чистоты перехода.
Пятнадцать минут… Разбредаться и любопытствовать никто не стал — не та местность. Белые «скафандры» мобильного отряда настороженно застыли, осматривая небо и плывущую неподалеку багровую «кисею».
— Успеем?
— Она не к нам плывет… Не в нашу сторону.
— И все же не стоит здесь задерживаться…
Леш, замерший у объемного изображения, встрепенулся:
— Лий… что это? Вот это, багровое?
Лий-Лий-ину тревожно шевельнулся. За спиной послышался быстрый шепот. В монитор-зал, отслеживающий высадку в мир захватчиков, набилось десятка три сочувствующих из разных мобильных отрядов, но до сих пор они молчали. А теперь все-таки не выдержали… Что же это такое?
— Точно не знаем. Но рисковать и проверять не хочется.
— Вы правы, — Лёш снова всмотрелся в отражение гибнущего мира, — Вы правы…
— Май, а это что? Похоже… не знаю, на что похоже.
— Близко не подходи! — Май-рин поспешил вслед снежно-белой фигуре Богуслава. Присмотрелся к горе неровных, чем-то изъеденных лохмотьев — кое-где на них еще можно было рассмотреть уцелевшие искорки блеска, — На дом это похоже. То, что от него осталось. Причем сравнительно новый дом, последней эпохи. Такие крыши, с отражателями, они уже в последние десятилетия делать стали, когда все начало рушиться. Из-за дайи…
Парень присел, осматривая неровную землю в оспинах-кратерах. С сожалением покачал головой:
— Нет, ничего не уцелело. Раньше у них был обычай вокруг дома цветные дорожки делать — кто-то из камня, кто-то краской просто. По ним узнавали, кто тут живет. Но тут… тут, наверное, уже было не до этого. Зато под домом наверняка есть убежище. Когда начались едкие дожди и выбросы, дай-имоны строили подвалы. Укрывались там во время «волн».
— Чего?
— «Волн». Таких… бедствий, словом, — юноша вздохнул, — Дома в архиве хранятся записи — те, что дай-имонов остались. Словами трудно объяснить… Накатывает такая волна — она магическая, темной магией заряженная — и начинается что-то. Что-то страшное. Вода с неба становится ядом, из-под земли всплывают «голодные пузыри», из-за «мертвых молний» воздух кипит … нет, это надо видеть, объяснять без толку. Вот смотри, там, под песком, еще видны слои стен. Видишь? Этот дом пережил три волны. Три раза восстанавливался. Это примерно лет семьдесят-сто. А после четвертой его восстанавливать не стали. Переселились в убежище, если уцелели…
— Осторожно!
Предостережение опоздало.
Алекс, следивший за плавным полетом «кисеи» успел только перевести взгляд… и увидеть, как взмахнув руками, Богуслав и его спутник пропадают под землей… и как снизу выстреливает фонтан пыли, накрывая Макса и еще двоих… .
— Богуслав! Макс!
Какой-то треск… чей-то судорожный вздох… негромкий стон…
— Богуслав! Май-рин!
— Тут, тут! — поспешно ответили разом два голоса, — Живы… Кажется, мы провалились…
— ..в то самое убежище… Ох… извините…
Полыхнул свет. Май зажег одно из «солнышек» — осветительных дисков.
— Ого…
..Убежище еще держалось. Странно скошенные стены — потолок шире пола, из-за чего комната казалась приплюснутой — почти не тронуло время. Разве что плесень кое-где пятнала темно-желтый камень. На потолке еще уцелела цепочка световых трубок, давно погасших, правда. В углу смутно темнело что-то, похожее на широкий диван с низкой спинкой. Рядом, прямо на полу неожиданно нарядная вещь — красивый стакан цветного стекла, странно чистый в этом запустении. Он отозвался на свет диска мерцающей вспышкой… Убежище уцелело.
А вот хозяев не было… Еще цела была металлическая лесенка, ведущая прямо в камень (наверное, когда-то там был замурованный ход на первый этаж бывшего дома), еще не истлели окончательно выцветшие коврики на неровном каменном полу. Остро отозвались на свет осколки стекла — когда-то, давным-давно, пропавшие хозяева здесь что-то разбили…
Сколько они прожили тут, надеясь и отчаиваясь? Куда делись потом? Кто знает…
— Что это? — глухо прозвучал голос Май-рина. — Вот это, на стенах?
Полускрытые слоем пыли, по камню тянулись в ряд странные стеклистые овалы, немного напоминающие иллюминаторы.
— Ребята, вам помочь? — послышалось сверху.
— Все в порядке, — автоматически отозвался Богуслав, осторожно протянув руку. И, пока Май-рин переговаривался с взволнованными товарищами, осторожно счистил пыль. Из-под стекла на него в упор глянули чьи-то глаза…
«Доселе русского духу слыхом не слыхала и видом не видала, а ныне и слышу, и вижу. Зачем ты, Ивашка-медвежье ушко, пришел сюда?»
Сказка о Ивашке-медвежьем ушке. Из сборника «Старая погудка» (1794—1795)
Прошло не меньше десяти минут, прежде чем к Игорю вернулась способность соображать. Холод подобрался незаметно, а вместе с ним остро кольнула сердце мысль о Маринке. Да что же он здесь разлегся! Он начал вставать — голова кружиться перестала, но болело все, как будто тело превратилось в один большой синяк. А главное, коленка просто взорвалась болью, как только он попробовал опереться на левую ногу.
— Ничего себе болтанка, — рядом зашевелился Сергей.
Игорь резко повернул голову в его сторону и скрипнул зубами:
— Зачем ты это сделал?
Герой спецназа со стоном поднялся из воды и уставился на Игоря сверху вниз, презрительно усмехаясь.
— А ты что, хотел, чтобы я спокойно смотрел на то, как ты спасаешь свою жизнь ценой моей собственной?
— С чего ты это взял? Я вообще не собирался спасать свою жизнь.
— Да ну? Ты разве не знаешь, что травка только один раз может пересечь порог избы смерти? Даже не догадываешься?
Ах вот оно что! Интересно, откуда у него эта информация? И как он назвал лачугу? Изба смерти? Очень точно.
— Ты ошибаешься, — ответил он Сергею.
Сейчас не время для выяснения отношений. Надо немедленно выбираться из болота, пока не начало темнеть, и возвращаться к лачуге, к страшной старухе, к Маринке. Если ему страшно даже вспомнить об этой жуткой женщине, больше похожей на ходячий труп, то каково Маринке находиться рядом с ней? И кто может хотя бы отдаленно предположить, какие у этой старухи планы? Маринкин крик стоял у него в ушах, будто он услышал его секунду назад. Жалобный, тихий, испуганный.
Игорь повернулся к Сергею спиной и ухватился за сосенку, торчавшую из воды, — левая нога идти отказывалась. А у него и топорика с собой нет, чтобы вырубить себе палку. Вот Маринка всегда находила для него «элегантные трости» легко и быстро.
— Что, юннат? Тяжело? — кинул Сергей ему в спину.
Игорь оглянулся. Когда в следующий раз Игорю доведется взять травку в руки, этот красавец сделает то же самое — попробует отобрать ее силой. И убеждать его в том, что он заблуждается, Игорь не будет. Они говорят на разных языках, это просто бесполезно. И все-таки не сам же Сергей придумал идею о пересечении порога травкой один раз.
Игорь вспомнил текст на латыни, найденный в доме оборотней. Не для спасения жизни, а для получения семян перелет-травы нельзя переступать порог избы смерти. А может… Может, Сергей только прикидывается их товарищем по несчастью? Может, он и есть тот самый таинственный монах? И Волох говорил, что травка не подпускает к себе людей с магическими способностями, тогда становится понятным, почему она так упорно не дается ему в руки, что бы он ни предпринимал.
Впрочем, она никому в руки не дается. Игорь просто исключение, а не правило. Да и сыграть роль так мастерски не удалось бы никому. Скорей всего, Сергеем кто-то манипулирует. И если Маринке не показалось, что она видела монаха на другой стороне озера, то Сергей запросто мог столкнуться с ним в лесу.
— Послушай, а кто тебе сказал про то, что травка может пересечь порог избы смерти только один раз? — спросил Игорь.
— Не твое дело, — угрюмо ответил Сергей и пошел вперед широкими шагами.
Значит, враги? Очень хорошо. Намного легче иметь дело с врагом, чем с обманщиком.
Игорь долго боролся с сосенкой, вырывая ее из болота. Корни у нее оказались хлипкие, только поэтому ему удалось с ней справиться: после открытия капкана руки еще не вполне его слушались.
Шел он очень медленно. На этот раз стоило поспешить, Игорь пытался убедить себя в том, что Маринка его ждет, что ей страшно, что ей грозит опасность, но наступать на ногу силы воли все равно не хватало. Сергей давно скрылся за горизонтом, и от одиночества было тоскливо и жутко.
— Бедный медвежонок, — услышал он отчетливый шепот.
Игорь с удивлением огляделся и, разумеется, никого не увидел. Но ощущение, что Маринка смотрит на него, не прошло.
— Я иду, Огненная Ладонь. Я тебя не брошу, — пробормотал он себе под нос. Собственный голос слегка разогнал тоску. Он посильней подналег на палку и пошел дальше, стараясь шагать если не быстрей, то хотя бы шире.
Сумерки спустились гораздо раньше, чем изменилась картина на горизонте. Игорь и так шел наобум, не будучи уверенным в правильности направления, но он мог смотреть по сторонам и не прошел бы мимо зимовья. В темноте он запросто промахнется и проплутает здесь еще несколько лишних часов. И эти несколько часов представлялись настоящим кошмаром.
А ведь сутки назад… Ровно сутки…
Может быть, не стоило опережать события? Надо было дождаться, когда травка сама приведет их к избе смерти, она бы наверняка нашла для этого более подходящую минуту. Теперь поздно сожалеть о содеянном, надо выручать Маринку и только после этого думать, как действовать дальше.
А вдруг страшная старуха сможет заменить Волоха с его непроверенным обрядом? Она назвала перелет-траву своим цветочком, она хозяйка избы смерти и должна знать об их несчастье не меньше, чем колдун. И кроме этого, ее способности явно превосходят способности потомственного мага и целителя. Надо постараться ее расспросить. Но как ее расспросишь, если ей достаточно шевельнуть посохом, чтобы отбросить человека на двадцать километров в сторону? Чем теперь заслужить ее расположение? И медведя он отпустил, а старухе это совсем не понравилось.
Сильней всего хотелось лечь на какую-нибудь кочку, вытянуть ногу и подождать, пока утихнет боль. Но Игорь понимал: от этого он только продрогнет, и сустав перестанет сгибаться вообще. Как бы ни было тяжело, надо двигаться. Немного передохнуть у печки и идти к Маринке. Может быть, он успеет до утра.
Он не ожидал, что перелет-трава захочет еще раз с ним встретиться, и когда радужная звездочка спустилась с неба и повисла у него перед глазами, удивился и обрадовался. Не столько тому, что стало светло, сколько ее великодушному прощению. На этот раз она не пряталась и не взлетала вверх: если бы Игорь захотел, то запросто мог взять ее в руки.
Если бы она не показала ему дорогу, он бы точно прошел мимо зимовья, потому что давно сбился с пути и сильно забрал влево. И даже по прямой идти пришлось еще несколько часов.
К зимовью Игорь вышел дрожа и шатаясь от усталости. Он думал застать там спящего Сергея, но домик оставался пустым и холодным. Пришлось отказаться от соблазна немедленно завалиться в постель. Игорь затопил печь, и пока она разгоралась, выстирал белье и окунулся в озеро, смывая болотную грязь.
Без Маринкиного участия песок не подействует. Этого слишком мало. Но песок Игорь все же нагрел, для гарантии натер коленку финалгоном, привязал сверху джинсовую штанину и обмотал ее шерстяным шарфом. Через несколько часов он сможет идти, и надо бы выспаться. Но сна, разумеется, не было ни в одном глазу — ногу жгло огнем, и облегчения не предвиделось.
Игорь зажмурился, преодолевая навязчивое желание сорвать все, что на нее намотано, и опустить коленку в ледяную воду, а потом на всякий случай сунул в зубы уголок подушки. И как назло именно в этот миг дверь домика распахнулась, и в нее ввалился промокший герой спецназа.
— Юннатам физкульт-привет! — он осклабился.
Интересно, где он был столько времени? Судя по его скорости, он должен был выйти к зимовью еще засветло.
Игорь не ответил и пожалел, что не лег лицом к стене. Тогда бы он притворился спящим.
— Что молчишь? Притомился? Не привык ты, братан, к таким нагрузкам.
Сергей сел на соседнюю кровать, бросил на пол вещмешок, тяжело вздохнул, и Игорь уловил в воздухе ощутимый запах водки. Да он пьян! Где, интересно, он взял спиртное? В его фляжке оставалось не больше ста граммов, не мог же он напиться с этой несерьезной дозы.
— Ты не знаешь, почему мне все время хочется дать тебе по зубам, а? — вкрадчиво спросил герой спецназа.
Игорь мог бы ответить на этот вопрос, но побоялся вынуть угол подушки изо рта.
— Ну? Что молчишь? Не желаешь со мной говорить?
Этого следовало ожидать. Если человек хочет дать кому-то по зубам, он обязательно найдет повод это сделать. Даже если у него не будет повода. Игорь еще в детстве научился справляться с такими ситуациями, тем более что драться никогда не любил, но каждый раз испытывал отвращение, если кто-то пытался втянуть его в такую разборку. А сейчас было особенно неприятно: он чувствовал себя беспомощным, да и противник намного превосходил всех его прежних врагов.
— А? Не слышу? — Сергей нагнулся к его лицу и дыхнул на Игоря перегаром.
Спокойствие и выдержка. Только так. Как бы ни хотелось вскочить, вспылить, наорать, помахать кулаками и гордо пасть в неравном бою.
Игорь выдернул подушку изо рта и сел, прикрывшись одеялом.
— Если ты наконец дашь мне по зубам, тебе этого будет достаточно? Тогда бей и оставь меня в покое.
— Какие мы смелые! — Сергей насупил брови. — Нет, так неинтересно.
Игорь знал, что это неинтересно. Именно неинтересно.
— Я знаю. Но ничего другого предложить не могу. Если это все, то я прилягу.
Он лег обратно и на этот раз повернулся лицом к стене.
— Э! Погоди! До чего же с тобой скучно. Ну давай хоть побазарим…
Даже трезвому герою спецназа было бы бесполезно что-то объяснять, а пьяному тем более. Молчание он воспримет как оскорбление, и все закрутится сначала.
— Давай, — Игорь скрипнул зубами и повернулся, — кто тебе рассказал, что травка только один раз может пересечь порог избы смерти?
— Эк ты загнул! — герой спецназа лег на кровать и закинул ноги в сапогах на ее спинку. — Знаешь, как она там действует? Я все разузнал подробно. Смерть готова поменять травку на жизнь, только для этого ее надо позвать. Бабка будет тебя неделю мучить, пока ты не захочешь сдохнуть, и тогда смерть придет и заберет травку.
Это что-то новое! О мучительном обряде инициации Игорь уже слышал от Волоха, но о сделке со смертью пока никто не упоминал. И звучит это как-то… несерьезно. Огнем горящая коленка пульсировала и мешала думать.
— Смерть — это старуха с косой? — спросил он, стараясь придать голосу невозмутимость.
— Что ты можешь в этом понимать? Ты, юннат! Ты когда-нибудь видел смерть?
— Считай, что нет.
— Смерть — она как хищник. Она охотится за тобой, идет по следу, выпрыгивает из-за угла… Тебе кажется, что ты ее обманул, но она все равно тебя достанет. У нее длинные руки. И она очень терпелива. Если она тебя выбрала, считай, тебе уже ничто не поможет. Она три года меня ждала. А ты хотел отдать ей травку. Вместо меня.
— Эй, а тебе не кажется, что кто-то ввел тебя в заблуждение? — робко поинтересовался Игорь.
— Сам ты дурак. Если с тебя кожу начнут сдирать и за ребра на крючья к потолку подвешивать, ты не только перелет-траву, ты что хочешь смерти отдать согласишься. А вот останешься ли жив после этого — неизвестно.
— Я не об этом. Речь идет не о сделке со смертью, а о переходе за черту. О переходе и возвращении. В этом весь смысл. И травка может ходить туда-обратно несколько раз. Кто-то обманывает тебя.
— Это ты напридумывал себе сказочек со счастливым концом. И не хочешь признать, что в живых из нас останется кто-то один: или ты, или я, или Маринка. Так что лучше умереть вам обоим, а мне остаться в живых. Типа, жили они недолго, но счастливо и умерли в один день… А? Здорово я придумал? — Сергей захохотал.
А почему, собственно, вариант Сергея менее правдоподобен, чем тот, который предложил им Волох? Потому что некто, манипулирующий героем спецназа, может обманывать, а Волох — нет? И вариант этот Игорь готов отмести лишь потому, что ему даже подумать страшно о выборе между Светланкой и Маринкой.
Но, возможно, тот, кто манипулирует героем спецназа, любой ценой хочет получить перелет-траву, и ему надо убедить Сергея отобрать ее у остальных. Тогда лучше версии и не найти.
Что делать? Знает ли кто-нибудь правду?
Правду знает только хозяйка избы смерти. Только она. Но захочет ли она ее открывать? Как бы Игорь ни старался отрешиться от мыслей о крючьях в потолке, почему-то образ старухи вязался с ними очень органично.
Герой спецназа успел поведать ему с десяток героических историй, прежде чем захрапел. Впрочем, истории эти по большей части были выдумкой, судя по тому, с каким восторгом Сергей их рассказывал. Дед Игоря воевал и в ответ на всякие расспросы внуков о войне только отмахивался, а если и вспоминал что-то, то лишь за рюмкой водки. И фильмы про войну не смотрел, уходил и ругался. А ведь с войны не один десяток лет прошел… Нет, Сергей не так прост. Наверняка рассказы предназначены для потрясения женских сердец, а свои воспоминания он держит при себе и открывает их с неохотой, если вообще открывает.
Игорь не заметил, как уснул, и снились ему кошмары. То Сергей хватал его раскаленными щипцами за коленку и хохотал, то старуха сдирала с нее кожу, то Волох со знанием дела вещал об ужасных пытках и раскладывал на своем антикварном столе сложные приспособления для них. А потом вел Игоря по темному каменному подземелью, в котором сотни обнаженных людей висели на железных крюках, и крюки эти торчали у них из ребер. Гулкий стон висел над подземельем, прерываемый время от времени громкими отчаянными криками. На пол капала кровь, и от нее камни скользили под ногами. Волох расталкивал беспомощные тела в стороны, чтобы освободить себе дорогу, причиняя им еще большие страдания, и Игорь спешил за ним следом, стараясь никого не задеть. Колдун вдруг остановился и посторонился, пропуская Игоря вперед: прямо перед ними висел свободный крюк — большой, ржавый, прикрепленный к потолку толстой металлической цепью. И не было никаких сомнений в том, для кого он предназначен. Игорь отступил на шаг, холодея от страха, и попытался бежать, но босые ноги прилипли к полу, облитому кровью.
Он проснулся потным и задыхающимся, долго приходил в себя, стараясь отдышаться и понять, где находится. Какое счастье, что это был всего лишь сон! И только когда Игорь увидел, что за окном рассвело, то вспомнил о Маринке и немедленно поднялся. Проспал! Проспал все на свете!
Зато коленка совершенно не болела и вещи успели просохнуть.
Игорь умылся в озере, побрился, глядя в него как в зеркало, пожевал копченого мяса, чтобы не возиться с кашей, выпил воды и собрал рюкзак. На этот раз он не знал, сможет ли сюда вернуться и когда это произойдет — и произойдет ли вообще. Надо добиться от старухи ответов на все вопросы, надо вызволить Маринку, и не факт, что он успеет это сделать до вечера. Да и Маринке ее вещи могут понадобиться. Кормит ли ее старуха? И чем?
Рюкзак получился увесистым и объемным.
Герой спецназа так и не проснулся, и Игорь не стал его будить, чтобы попрощаться.
Дорогу к избе смерти он запомнил хорошо, тем более что к ней вела широкая утоптанная тропинка, которая никуда не сворачивала. Он даже не начал хромать, когда дошел до серой поляны. На этот раз место показалось ему еще более мрачным и пугающим. На выходе из леса он спугнул ворон, и в тишине их грай прозвучал резко и зловеще.
Черепа таращились с ограды, будто действительно видели пришельца издалека. Наверное, стоило подойти к избе незаметно, но спрятаться было некуда — ни редкие деревца, ни частокол не могли укрыть человека. Игорь привстал на цыпочки, стараясь рассмотреть двор, но никого там не увидел. А самое удивительное — крыльца у лачуги не было, на месте двери осталось малюсенькое окошко.
Ну что? Семи смертям не бывать… Игорь зашел во двор, озираясь по сторонам, как вдруг ему навстречу вылетела травка, описала несколько кругов вокруг головы и села на протянутую ладонь.
— Привет, — шепотом сказал ей Игорь, — неужели ты мне обрадовалась?
Травка ничего не ответила, но Игорь посчитал ее появление добрым знаком и подошел к избе уже без страха.
Крыльцо оказалось с северной стороны, над провалом в земле. Ни подняться на него, ни постучаться в дверь возможности не было. Игорь обошел избушку с востока, стараясь заглянуть в высокие окна, но ничего не увидел — сваи поднимали домик метра на полтора над землей, и чтобы посмотреть в окошко, нужна была лестница. Он искал ее недолго — у сарая нашлась как раз такая, какая требовалась. Как будто специально сделанная для героев-любовников, залезающих в окна к своим принцессам.
Игорь скинул рюкзак, приставил лестницу к стене, поднялся наверх и заглянул в окошко, куда едва могла бы пролезть его голова.
Маринка спала. Ничего страшного Игорь не заметил, ему показалось, что с ней все в порядке. В крохотной комнатке она была одна.
— Маринка, — тихо позвал он, — Маринка, просыпайся.
Она открыла глаза и села, как будто только и ждала команды, чтобы проснуться. В первую секунду она еще ничего не понимала и хлопала ресницами, потом брови ее удивленно приподнялись, и лицо расплылось в радостной улыбке.
— Медвежье Ухо! — она прижалась к окну и протянула руки к его лицу.
— Привет, Огненная Ладонь. Как ты? Что с тобой?
Лицо ее в один миг изменилось.
— Беги отсюда, скорей беги! Я выберусь сама, вот увидишь. Со мной все хорошо.
— Никуда я не побегу, — Игорь улыбнулся ей, но Маринка потрясла головой.
— Уходи, пожалуйста. Старуха сказала, если поймает тебя, то ремней из спины нарежет и прочь прогонит. Она не шутила, я знаю, она на самом деле это сделает! Игорь, пожалуйста, беги скорей… Она ушла, но она в любую минуту вернется. Мне показалось, она нарочно ушла, чтобы тебя выследить.
Насчет ремней из спины Игорь не очень-то поверил, но прочь его старуха однажды уже прогнала. Повторять совсем не хотелось. Однако надо же попытаться с ней поговорить?
— Нет, малыш, я никуда не пойду, и перестань плакать. Я тебе шоколадки принес и вещи твои. А со старухой мне обязательно надо встретиться, я хочу у нее спросить про травку.
— К черту шоколадки, и вещи мне не нужны! Игорь, не надо, не шути с ней, она на тебя из-за медведя очень обижена. Я сама ее спрошу, если хочешь…
— Маринка, она тебя обижала?
— Нет! Она меня холит, лелеет и откармливает! Наверное, хочет съесть, — усмехнулась Маринка.
— Я тебя вытащу отсюда, не бойся. Тебе в окошко не пролезть?
— Нет! И крыльцо… над пропастью висит.
— Я достану веревку, и ты спустишься. Или пилу. Наверное, пилой даже проще. Сделаю окно пошире.
— Не надо, Игорь, я сама. Не приходи сюда, пожалуйста! Я все у нее узнаю и убегу, честное слово!
— Ничего не бойся, я тебя прошу. Я сам у нее все узнаю и…
Игорь не договорил: лестница неожиданно полетела вниз и плашмя упала на землю, прищемив пальцы.
— Мало того, что ты выпустил моего медведя, ты еще собрался распилить мою избушку? — услышал он скрипучий голос сверху.
Игорь бы нисколько не удивился, если бы узнал, что лестницу старуха выбила легким ударом своего тяжелого посоха. Да, встречу с хозяйкой избы смерти он представлял себе немного не так.
Маринка закричала и начала стучать кулаками в стену. Игорь перевернулся и сел, снизу вверх глядя в лицо старухи, — взгляд ее кошачьих глаз не обещал ничего хорошего. Пожалуй, про ремни со спины она вовсе не шутила. Ему вдруг стало очень страшно, он почувствовал себя беспомощным маленьким мальчиком в руках огромного людоеда.
— Бери вещи и пошли со мной, — старуха махнула рукой и повернулась в сторону бани.
— Нет! — крикнула Маринка. — Нет, пожалуйста, бабушка, не надо!
— О! Теперь я бабушка! А то все «вы», да «вы», — недовольно пробурчала старуха. — Чего расселся? Поднимайся!
Игорь втянул голову в плечи, встал и поднял рюкзак. Нет, он никуда не побежит. Во-первых, это бесполезно, а во-вторых, если он сейчас струсит, другой возможности ему не представится. И на карту поставлена не только свобода Маринки, но и жизнь Светланки. Надо просто набраться храбрости и хотя бы распрямить плечи. Но храбрости почему-то не прибавлялось. Старуха пугала его, и плелся он за ней, как школьник за учительницей в кабинет директора. Как будто он в чем-то провинился и теперь до дрожи боится наказания.
А ведь никакой вины он за собой не чувствовал. Кроме разве что излишней самонадеянности.
Старуха поднялась на невысокое крылечко бани, зашла в тесный предбанник с высоким потолком и распахнула дверь в парную, пропуская Игоря вперед.
— Заходи.
Он шагнул через высокий порог и замер: посреди просторной парной на толстой металлической цепи с потолка свешивался огромный ржавый крюк. Игорь даже тряхнул головой, проверяя, не галлюцинация ли это, настолько не ожидал наяву встретить воплощение ночного кошмара.
— Что встал? — старуха подтолкнула его в спину, и Игорь чуть не упал, налетев на лавку. — Я обещала из тебя ремней нарезать? Обещала. Тебе Маринка это передала? Передала. Ты ее послушал? Нет, не послушал. Сиди и жди.
Старуха хотела захлопнуть дверь, но Игорь ее остановил:
— Погодите. Погодите минуточку. Я сейчас.
Он скинул на пол рюкзак, сел на лавку и попробовал развязать веревку негнущимися пальцами.
— Ну? Чего еще ты придумал?
— Я быстро.
Руки, как назло, не хотели слушаться, и узел затянулся слишком туго. Игорю пришлось дернуть его зубами. Он вытащил приготовленный с самого верха пакет и протянул старухе:
— Вот. Маринке передайте. Тут ее вещи. И еще…
Он сунул руку поглубже и вынул оставшиеся шоколадки в шуршащих обертках.
— А это что такое? — старуха шумно понюхала воздух.
— Это сласти. Она любит…
Старуха хмыкнула, но шоколад взяла, захлопнула дверь и задвинула засов.
Игорь опустил голову на руки: от страха дрожали колени и противно ныл низ живота. Осматриваться по сторонам совершенно не хотелось — глаза сразу натыкались на ржавый крюк. Да чего он, собственно, боится? Его зовут Медвежье Ухо, разве нет? Он пришел сюда по своей воле, от него зависит жизнь дочери и Маринки, и если старуха хочет его испытать, он должен выдержать любое испытание. Другого пути заслужить ее расположение у него нет.
И все равно было страшно. Игорь начал прислушиваться, не возвращается ли старуха, но стены оказались слишком толстыми, снаружи вообще не доносилось ни звука. Серый свет едва проникал сквозь маленькое слюдяное окно, но его вполне хватало, чтобы рассмотреть баню как следует. Обычная парная. Огромная белёная печь с каменкой и котлом. Полок — высокий и широкий, две осиновые лавки, деревянные кадушки и чугунные тазы. Ковши и веники на стене. И крюк посередине.
Его зовут Медвежье Ухо. А не Тухлый Кусок Мяса. Но если он просидит тут еще минут пятнадцать, то при виде старухи начнет умолять ее о пощаде. И после этого можно будет попрощаться с травкой, с Маринкой и Светланкой. Навсегда. Игорь встал и прошелся из угла в угол. Чтобы унять дрожь в коленях. Выглянул в окно и снова сел.
Старуха не пришла ни через пятнадцать минут, ни через полчаса. Она нарочно тянула время, давала ему возможность понервничать. Довести себя до полного отчаянья. Ну нет! Это у нее не получится!
Игорь достал из рюкзака «Пятнадцатилетнего капитана» — он его не дочитал, уступив Маринке — и сел поближе к окну. О чем он мечтал, когда в детстве читал Жюля Верна? Наверное, не о том, чтобы сидеть запертым в бане и трястись от страха. Он мечтал быть отважным, смело смотреть в лицо опасности и никогда не сдаваться. Вот сейчас как раз настало время воплотить свои детские фантазии в жизнь. Эта мысль оптимизма не прибавила — детские фантазии слишком отличались от реальности, да и система ценностей с тех времен несколько изменилась.
Сначала строчки разбегались перед глазами, смысл прочитанных слов ускользал, но вскоре Игорь вчитался, отвлекся и даже получил некоторое удовольствие от прочитанного. Но когда услышал шаги на крыльце, от его спокойствия не осталось и следа — страх сдавил горло, снова дрогнули колени и заныло в животе.
Старуха отодвинула засов и распахнула дверь.
— Ну что? — спросила она, остановившись на пороге.
— Я готов, — ответил Игорь, стараясь придать голосу твердость, и посмотрел ей в глаза.
Старуха помолчала, оглядывая его с головы до ног, хмыкнула и сказала:
— Благодари Маринку, Медвежье Ухо. Жалеет она тебя. Так уж она убивалась, так плакала, что я решила над ней сжалиться. И цветочек мой к тебе привязался. Дам тебе возможность. Сослужишь мне три службы. Согласен?
Игорь постарался, чтобы вздох облегчения прозвучал не слишком громко, и кивнул.
— Перво-наперво будешь пасти моих кобылиц семь дней и семь ночей. А чтоб тебе не скучно было, объездишь трех коней — это вторая служба. За это отдам тебе одного коня и Маринку. Ну, а не справишься — пеняй на себя. Убить не убью, а три ремня со спины вырежу, солью натру и сюда никогда больше не пущу.
Игорь хотел сказать, что не умеет объезжать коней и на лошади в последний раз сидел лет двадцать назад, но решил об этом благоразумно умолчать.
— А третья служба?
— О третьей службе потом поговорим, ты сначала эти две отслужи. Но за третью службу я тебя научу, как дочку от смерти спасти. Ну как, согласен на мои условия?
Выбора все равно не было. Смущал только срок: семь дней — это слишком долго. Колдун говорил, что две недели у Светланки точно есть, но две недели как раз через семь дней и истекают. А Маринка? Волох сказал, что у нее времени еще меньше. Неужели и старуха хочет его обмануть и заманить в ловушку? Пока он будет пасти ее кобылиц, ни Светланке, ни Маринке помощь его уже не понадобится.
— Разумеется, я согласен, — Игорь пожал плечами.
— Ну, тогда пошли. Познакомлю тебя с твоими подопечными.
В конюшне стояли двенадцать ослепительно-белых кобыл, по-настоящему белых, без единого пятнышка, с красными глазами. Старуха гордилась своими лошадками, и недаром: это были удивительно красивые животные, все как на подбор. Игорь не очень хорошо разбирался в породистых лошадях, он любил всех лошадей и не понимал, почему одна стоит дороже квартиры, а другую можно купить на его месячную зарплату. Ему все лошади казались одинаково красивыми. Но эти… Они были совершенством. Ни одной линии, нарушающей гармонию.
— Попробуй, прокатись, — предложила старуха, — они, конечно, шалые все, но объезженные. Не боишься?
Игорь пожал плечами: было бы неплохо потренироваться.
— Тогда Ветреницу бери, — посоветовала старуха и показала на крайний денник, — она самая спокойная. Только седел у меня нет, не держу.
— А я, если честно, всегда без седла ездил. Выучили меня так.
— Ну смотри, — старуха протянула ему уздечку из мягкой светлой кожи.
— Только я почищу ее сначала, чтобы она ко мне привыкла. Можно?
— Чего ж нельзя.
Прикосновение к этой красавице было приятным и волнующим. Как к перелет-траве. Сначала кобыла не очень обрадовалась его появлению, но позволила пройтись по своему великолепному телу щеткой. Уздечка привела ее в трепет и оскорбила в лучших чувствах — ею, вольной и гордой, собирались помыкать! Игорю пришлось насильно пригнуть ее голову и угостить сухариком, завалявшимся в кармане. Он надел уздечку, шепча ей на ухо ласковые слова, и кобыла стерпела, согласилась с ним, а главное — оценила твердую руку. Никогда еще Игорю не было так легко с лошадьми — он четко знал, о чем животное думает и что ощущает.
— Да ты никак ее язык понимаешь? — подозрительно спросила старуха.
Игорь покачал головой, взял Ветреницу под уздцы и повел во двор. Старуха направилась следом, и на лице ее появилось удивление. Как будто она даже такой малости от него не ожидала. Или лошадь повела себя не так, как обычно? Игорь ждал от кобылы подвоха — так просто с седоком она не смирится. Но это будет всего лишь проверкой, не более.
— Хоть прутик возьми, — предложила старуха.
— Не надо, зачем? Я же не собираюсь ее во весь опор гнать, я по двору прокачусь только. Вспомню…
Он прикусил язык — вдруг старуха передумает доверять ему своих лошадей, когда узнает, что он давным-давно на них не садился? Мальчишкой он умел запрыгивать на лошадь на скаку, но сейчас бы на это не решился. И вообще, «вскочил на коня» звучит гордо, но Ветреница была высокой…
— Давай ногу, — старуха нагнулась и подставила ладонь.
Игорь благодарно кивнул, и сильная рука подкинула его на спину лошади без труда. Двадцати лет как не бывало: тело мгновенно вспомнило, что нужно делать, и когда подлая кобыла, надеясь напугать седока, встала на «свечку», оно отреагировало само — Игорь даже не успел подумать об этом, пригнулся к шее и чудом удержался от падения, но удержался.
— Нет, красавица, так не пойдет, — он покрепче взялся за поводья, — придется тебе на некоторое время смирить свой гордый нрав.
— Неплохо, — кивнула старуха.
Игорь пустил ее вперед легкой рысью, чувствуя, как не терпится лошадке перейти на галоп. А лучше всего рвануть в карьер, перелететь через ограду и мчаться вперед, не зная преград.
— Милая, там лес, куда ж ты собираешься скакать? — шепнул он ей. — Слушайся старших, и все будет хорошо.
Он дал ей пройти два круга галопом, когда почувствовал себя немного поуверенней. Нет, сидеть на лошади он не разучился! Ветреница проверила его еще раза три, шарахаясь в стороны и резко срываясь с места, но ей все стало ясно сразу после «свечки», так что на жалкие попытки выйти из-под контроля Игорь даже внимания обращать не стал.
Он спешился около конюшни и вопросительно глянул на старуху.
— Ничего, — кивнула она, — а теперь посмотри на моих жеребцов.
Жеребцы произвели на Игоря сильное впечатление. Один — вороной тяжеловоз, весом под тонну, ростом в холке выше Игоря, с широченной грудью и мохнатыми ногами — посмотрел на него через открытую старухой дверь денника недобрым взглядом, всхрапнул и оскалился.
— Ну как? — спросила старуха, пряча улыбку. — Богатырский конь?
Игорь кивнул и отошел подальше — разглядывать лошадь было небезопасно. От жеребца исходила злоба, он рыл копытом землю, глаза его наливались кровью только от присутствия человека. Да это дракон огнедышащий, а не лошадь! Неужели именно его надо объездить? Да к нему и подходить-то страшно!
Второй оказался под стать первому — огненно-рыжий, легкий, тонконогий, но еще более опасный. Завидев Игоря, он сразу поднялся на дыбы и ударил в дверь копытами, надеясь ее сокрушить. Вороной все же не пытался атаковать, а этот рвался в бой: лягнуть, укусить, растоптать! Маньяк-убийца.
— Хорош? — старуха уже не скрывала улыбки.
Игорь прикусил губу. Из двух зол надо выбирать три ремня из спины — это, конечно, больно, но не так опасно для жизни. Если бы не Маринка, он бы предложил это старухе прямо сейчас.
— А где третий? — на всякий случай спросил он.
— И третьего хочешь увидеть? Ну, посмотри…
Старуха пошла в дальний угол конюшни, одной рукой сдвинула в сторону огромный валун, закрывавший вход в подземелье, и нырнула вниз.
Так. Если третьего держат под землей, наверное, стены денника не выдерживают его крутого нрава… И она собирается вывести его на свет? Может, сразу выйти во двор и не рисковать?
Но старуха вывела наверх бледного коняшку, среднего роста, с круглыми боками — наверняка беспородный и не очень молодой мерин. У него были добрые, спокойные глаза, которые он жмурил от света.
— Его зовут Сивка, — старуха подошла к Игорю вплотную, и конь доверчиво ткнулся ему в карман.
— Учуял сухарики? — улыбнулся Игорь. — Сейчас, достану. А почему он сидит в подвале?
— Сивка не любит света, но ты на это внимания не обращай.
Конь осторожно взял сухарик мягкими губами. Игорь погладил его гладкую шею. Это не обыкновенный конь, в нем что-то не так. Игорь не чувствовал его мыслей. Но, несомненно, такого можно и объезжать — не убьет и не покалечит, разве что уронит раз-другой.
— Можно я возьму его с собой? На ночь.
Все лошади в этой конюшне были своевольными, показывали норов, требовали укрощения, и только этот коняшка ничего не стремился Игорю доказать. Добрый и доверчивый парень. Пожалуй, рано поддаваться панике, надо попробовать.
Славик сердито пришлепнул ладонью сенсор и торопливо принялся одеваться. Это же совсем без мозгов надо быть, чтобы оставить на кухне мать Леньки в компании двух киберов и ни ей, ни им не дать указания насчет друг друга. А зная, как Алевтина Петровна может достать даже стенку своими ситкомами…
Но ничего страшного не произошло — даже наоборот: Алевтина Петровна пересказывала очередную эпичную серию двум внимательным и молчаливым слушателям, бородатый Irien отмывал холодильную камеру, причем и внутри, и снаружи, а DEX с очаровательной улыбочкой молниеносно орудовал ножом, шинкуя лук. Славик помотал головой: картинка была настолько реалистичной, что вряд ли соответствовала правде. И даже ущипнул себя за руку для верности.
— У тебя такие милые мальчики, просто прелесть какие старательные. — Алевтина Петровна быстренько сварганила бутерброд с ветчиной и сыром, подогрела его и пододвинула Славику. — Сейчас чай заварю. Пока ты плескался, мальчиков твоих я покормила. Так что можешь не волноваться.
Славик согласился — волноваться было уже бессмысленно. Откусил кусок бутерброда, прожевал и, озаренный новой идеей, развернулся к Ленькиной маме:
— А можно я в гимер сгоняю, мне хлеба докупить надо…
— Я же все купила, и принесла, и уже заказала чего не хватает, даже пиво и молоко. Доставка минут через девять будет. — Алевтина Петровна перетирала желтки с сахаром с такой скоростью, что могла бы дать фору и кухонному комбайну. — Так ты молодец, все чисто вымыл. А теперь возьми тряпку — вон ту, да, это майка, но можешь ее взять, и протри пол. А ты почисти морковку.
— А почему они вас слушаются? — удивился Славик, наблюдая, как оба кибера бросились выполнять новые распоряжения. А ему ведь, пока не прописался хозяином, не подчинялись.
— Так я же мать, — отмахнулась Алевтина Петровна. — А вот тебе бы, как и Ленику с Гариком, давно бы следовало остепениться, завести девушку и ребенка родить. А то вот состаришься, а любить тебя некому…
— Я могу, — подал голос бородатый кибер, — полный спектр сценариев для всех возрастов и различных физических возможностей хозяина…
— Ай, что ты там можешь, — передернула плечами Алевтина Петровна, — иди лучше яйца разбей… да, в кастрюльку. Сейчас настоящий пирог забомбим, я рецепт в «Хрониках империи» видела… там нужно… главная героиня… а он…
Славик выскользнул из кухни — пусть сами разбираются и с героями, и с хрониками, и с пирогом. А он завалится еще на полчасика поспать — и вдруг, когда проснется, этот кошмар сам собой рассосется. И проблема даже не в том, что он не прокормит двух киберов — просто в однокомнатной квартирке они ему и даром не нужны, да и девать-то их некуда. А продать какого-то одного — нельзя, тогда, получается, или Гарик или Леник обидится. Хотя это разве друзья? Взяли сами решили и подарили то, что ему вовек не надо! Мало того что за собой некогда было убирать, так еще теперь и за этими киберами придется… или они сами? А насколько они сами? И вообще что они сами могут? Надо будет все-таки глянуть гайды про них… — с этой мыслью Славик и уснул.
Проснулся он на удивление бодрым и отдохнувшим. Даже с дивана не сполз, а вскочил, настроение было такое, что готов свернуть горы. Или даже, бери круче, перемыть посуду, вымыть пол и послушать полчаса Алевтину Петровну. А кстати, где она и что делает? В квартире было привычно тихо — странно, вроде же друзья должны были прийти… Славик попытался нашарить домашние кеды, не нащупал, плюнул и пошел на кухню босиком. Пол ощущался как-то необычно, даже ничего не покалывало и не царапало подошвы ног. От движения включился свет — и в первую секунду Славик подумал, что дружки сыграли с ним очередную дурацкую шутку. Например, утащили куда-то сонного и оставили в чужой квартире. Но в следующее мгновение сообразил, что жилплощадь все-таки его, просто выглядит до неприличия чистой и уютной.
Подарки ко дню рождения сидели на кухне на полу, по обе стороны от кухонного стола. но при виде хозяина синхронно вскочили на ноги.
— Доброй ночи, хозяин, твои друзья Гарик и Ленька велели передать, чтобы ты им позвонил, когда проснешься, — хрипловато проинформировал Irien.
— А Алевтина Петровна просила передать тебе это, хозяин. — DEX скользнул к Славику и смачно поцеловал его в губы. Отбиться тот не успел, закрыться, впрочем, тоже. — И сказать, что она тебя очень любит и крепко обнимает.
— Надеюсь, как любит, показывать не просила, — выдохнул стиснутый в нежных дексовых объятиях Славик.
— Я и сам могу, — любезно предложил Irien. — Более тысячи сценариев и четыре сотни поз в комплекте.
— Спасибо, не надо. — DEX его выпустил, и Славик обеспокоенно ощупал себя на предмет переломанных ребер и сдавленной грудной клетки.
— Хозяин… — Irien указал на движения человека, — ты же сам себя гладишь, но я могу погладить лучше.
— Так! — Славик почти потерял терпение и уже готов был заорать. — Меня не трогать, ко мне не лезть и вообще не прикасаться! Все ясно?
— Да, хозяин. — Киберы одновременно отступили к окну и убрали руки за спины.
— Вот так лучше. — Славик налил себе воды, сунулся в холодильную камеру — офигел от обнаруженного там богатства и беспомощно ткнулся в комм. Друзьям надо перезвонить, не извиниться, так хоть поблагодарить или, на крайний случай, обозвать обоих придурками.
— Что у тебя случилось? — Гарик на вызов ответил почти сразу. Подозрительно сощурился: — Ты же вроде в порядке.
— А ты? — осторожно уточнил Славик.
— Я? — Гарик поморщился. — Не особо, мы у тебя хорошо посидели, а потом отвалили по домам.
— А я? — начиная подозревать нехорошее, Славик открыл вкладку с часами и календарем.
— А ты наслаждался заслуженным отдыхом. — Гарик зевнул. — Короче, если ты цел и здоров, то дай поспать другим, завтра еще только понедельник.
Славик сбросил вызов и набрал Леньку. Если в их скромной фирме Гарик специализировался по клиентам, он сам занимался документами, то Ленька был просто умным и сообразительным по любым вопросам.
— Славушка, солнышко, с тобой все в порядке? Ты проснулся? Кушать хочешь? Там в холодильнике я тебе много вкусностей приготовила. — Алевтина Петровна смотрела на Славика одним глазом, а второй ожесточенно терла кулаком. — Ленечка спит, его надо разбудить? Ты хотел обсудить что-то важное? Если что, я все запомню и ему передам в точности, можешь не сомневаться.
С учетом того, что Алевтина Петровна помнила наизусть все пересмотренные ситкомы, сомневаться в ее памяти было кощунством.
— Нет, будить не надо, я посоветоваться хотел. — Славик покосился на киберов. Стоят, как два манекена. И ему уже стало не важно, с кем поговорить про свою проблему. — Я не знаю, что с ними делать и зачем мне их ребята подарили. Да и вообще могли же обсудить друг с другом и хотя бы одного впендюрить. Куда мне двоих? Тут их даже спать некуда положить, разве что валетом…
— Я даже раком могу, — согласился Irien.
— Оборудование может спать и стоя, — отозвался DEX.
— Славушка, родной, там в прихожей пакет со спальными мешками. Я специально заказала, зная, что вы все трое шалопаи и о бедных мальчиках не побеспокоитесь. Выдай им мешки, и пусть спят себе. И ты тоже спать еще иди, а то ночь на дворе. Все, милый, баиньки.
— Да, мама, — машинально проговорил Славик. Выключил комм и потер виски — все-таки было в Алевтине Петровне что-то такое… командирское и непоколебимое, чему невозможно было противостоять и чего нереально было ослушаться.
Выдав киберам спальники, Славик напился воды. Немного постоял возле стола, посидел на табурете, случайно смахнул чашку с остатками воды, посмотрел на замерших в спальниках киберов. Наверное, самое правильное, что он может сделать, — это пойти и доспать. А утром уже как-то определиться. Славик поднялся, шагнул… — нога сама собой поехала по лужице воды. Он взмахнул руками в тщетной попытке если не удержаться, то хотя бы за что-то нибудь зацепиться, и с маху шлепнулся на пол в позе, отдаленно похожей на продольный шпагат. Причем припечатался так, как даже матерно описать сложно, но сильнее всего, кажется, пострадал копчик. Посидев с минуту на полу и понимая, что больше ничего не происходит, Славик принялся подниматься медленно и осторожно. Отбитая часть тела отзывалась глухой и неприятной болью, которая мешала нормально двигаться. Кое-как Славику удалось подняться на коленки, потом, цепляясь и подтягиваясь за край стола, на ноги. Оба кибера с неестественно прямыми спинами сидели на своих спальниках.
— И? — уточнил Славик, поежившись под пронизывающими, как рентген, взглядами.
— Была команда тебя не трогать, хозяин, — скучающим тоном объяснил DEX, — а то бы не позволили тебе упасть.
— Ну… — Славик подумал, что команду надо как-то конкретизировать, а то так вот будешь падать, и ни одна сволочь кибернетическая даже не почешется, чтобы поймать. — Если я буду падать так, что убьюсь, то, конечно, ловите.
— А какой предел прочности взять за основу расчета? — Irien честными глазами буравил хозяина.
— Никакой. — Славик рассердился, потер пятую точку. — Ловить не запрещено.
Отправиться спать было мудрым советом, но сон свалил куда-то напрочь. Славик покрутился с боку на бок, то закутываясь в одеяло, то сбивая его ногами в сторону. Потом не выдержал, сходил за планшетом и, поудобнее пристроив под спину подушку, полез на сайт производителей кибер-помощников. Надо же разобраться все-таки в деталях: что ему подсунули приятели и как с этим дальше жить. Информации было с избытком, начиная от многостраничных мануалов с перечислением возможностей, параметров и технических характеристик, заканчивая кроваво-красочными роликами про сорванные модели. По спине пробежал неприятный холодок, а пострадавший зад заболел еще сильнее.
Славик перевернулся на живот — так валяться было удобнее, просмотрел еще три видео. Рекомендации на тему: «если вы заметили что-то подозрительное, то немедленно обратитесь к ликвидаторам» — были, разумеется, хороши. Но вот что именно относится к категории «подозрительного», а что можно списать на имитацию личности — он так и не понял. Так и задремал в обнимку с планшетом, под аккомпанемент какой-то жуткой музыки, сопровождавшей ролики. Во сне на него нападали сразу десять сорванных киберов, угрожая здоровенным ножом, шваброй и почему-то тарелкой овсяной каши. А рядом выплясывали какой-то непонятный танец полуголые Гарик и Леник, размахивая красными тубами и щедро орошая окружающее их пространство липким багровым кетчупом. Потом откуда-то взялась Ленькина мать и принялась тыкать ему в лицо какую-то приторно пахнущую веточку, а потом заговорила басом, что ему как настоящему мужчине надо проявить себя и поэтому ему нужна девушка. Славик честно сопротивлялся, отмахиваясь и от веточки, которая стала дымить и шипеть, как гадюка, и от неведомой девушки.
— Милый, это не разумно сразу отказываться, — увещевала его Алевитна Петровна. — Ты же даже еще не попробовал.
Голос звучал слишком реалистично, и Славик с трудом продрал глаза. Ленькина мать никуда не делась: сидела на краешке его дивана и что-то ему втолковывала. Славик сначала потыкал ее легонечко в бедро пальцем, чтобы убедиться, что ему это снова не снится, и потом провел потер ладонями лицо.
— Доброе утро, Алевтина Петровна, а как вы здесь оказались?
— Мне твои мальчики открыли, они такие милые и любезные. Худенький даже сварил мне кофе. — Алевтина Петровна солнечно улыбнулась. — Но понимаешь, в чем дело, милый, жить с мальчиками, пусть и такими замечательными, как-то неправильно. Я всю ночь думала, не спала, места себе не находила и все-таки придумала. Вот! — и гордо указала пальцем в сторону двери. Там неподвижно стояла невысокая девушка с равнодушным лицом, с хвостом на голове и потенциалом серой мыши. — Я думаю, тебе стоит попробовать и сравнить, специально выпросила у подруги, та была только счастлива…
Славик глянул на девушку, на довольную Алевтину Петровну, на закружившуюся перед глазами комнату и рухнул в спасительный обморок.
Денис.
Не прошло и пяти минут, как в динамиках у нашего нового друга отчаянно завизжали голоса:
— Внимание! Вы сошли с предложенного Службой Безопасности курса. Немедленно вернитесь. Внимание! Вы сошли с предложенного Службой Безопасности курса. Немедленно вернитесь.
Джек, хмыкнув и залив в себя новую порцию пива, из стоящей рядом ёмкости, уверенно летел в джунгли.
— Внимание! Вам рекомендовано вернуться на маршрут.
Он повернулся к уже, частично, не уверенной в себе группе и сообщил:
— До цели три минуты. Там джунгли. Но, после третьего предупреждения, через шестьдесят секунд, нас уничтожат.
— Поворачиваем, — громко и твёрдо провозгласил аудитории Арсен.
— И идём медленным параллельным курсом, — тем же тоном, неожиданно для всех, произнёс Ад. — Через тридцать секунд у нас окно три минуты. До цели пятнадцать километров. Вы нас сбрасываете здесь и возвращаетесь.
Окся сняла очки с носа и сообщила пространству:
— Я сбрасываться никуда не собираюсь.
— Только мы трое: я, Мел и Ад,— напел мне в ухо Сашка, намекая «скажи за меня ей сам».
— Я услышала, — сообщила мать.
Мишка вскочил и, размахивая руками, будто решив прочитать нам очередную поэму, заголосил:
— Я не хуже остальных, я DEX.
— И это звучит гордо, — закончил за него Костя.
— Ты останешься и вместе со мной организуешь эвакуацию, — резюмировал я.
— Правильно, Миша остаётся и организует, — подтвердила Света.
Ребята, между тем, похватали воду, содрали с мужиков штаны и рубахи, надев наше барахло поверх своих футболок и шорт, приготовились к высадке.
— Мужики, хоть какой нож у кого-нибудь есть?— поинтересовался Сашка, между делом.
Джек зафиксировал штурвал и, покопавшись где-то под креслом, извлёк совсем нестарый мощный станер и антикварный УЗИ….
— Выбросите потом, — сказал он. И повернувшись к матери, произнёс.
— Я на Вас надеюсь… мадам.
***
Саша.
Выбросили нас не совсем удачно. А так как экипировка оставляла желать лучшего, то спускаться с крон деревьев под чёрные тени тропического леса, не имея верёвки, было проблематично даже нам. Зато на троих мы имели раритетное допотопное оружие и фактическую глушилку ежиков в загоне. Но лучше так, чем ничего.
Пока мы лезли по гладким и скользким от плесени стволам, нежданно-негаданно включившийся процессор проводил сравнительную характеристику тропических лесов, которые я посетил, мешая мне думать.
Первобытный мир начала юрского периода Шебы был, конечно, самым «привлекательным». Память об опасности, которая может таиться прямо под ногами. Ты её не видишь, но чувствуешь. И хорошо, если успеваешь ощутить до того, как сделал шаг… А если не успеваешь, то потом будет уже всё равно. И последним воспоминанием в цифровой памяти останется бросок. Органическая даже не успеет ничего записать.
Великолепные джунгли Яноды. Фактически, безопасные для исследователя DEXa.
И эти… Странный, необъяснимый мир, состоящий из кислотоплюющих тварей, множества ядовитых насекомовидных существ и агрессивных растений.
Пока мы летели, под флаером стелился рисунком старых мастеров, бесконечно однообразный, и в то же время, неуловимо меняющийся, вечный лес. Изредка над его покровом возвышались дополнительные зонты исполинских пихт. На их кронах гнездились гигантские гарпии, имеющие полный комплект вооружения, начиная с когтей и клыков, заканчивая кислотосодержащими заглоточными мешками.
Опустившихся на дно душного колодца, нас моментально укутал в кокон удушающий туман стопроцентной влажности и летающих спор — мхов и лишайников. После этого похода мы рисковали прорасти новогодней ёлкой всех оттенков синего и зелёного.
Несмотря на отсутствие самой зелени и мёртвую землю, идти было сложно.
Нижний ярус леса представил нам для ознакомления море трухлявой древесины, содержащей в своём нутре разнообразных червяков, змей и прочую живность, норовившую поправить своё здоровье за наш счёт. Белая плесень и жёлтые высыпания грибов на синих стволах, представляли собой неоконченную и всё время изменяемую картину, пера сумасшедшего трудоголика-экспрессиониста.
Вдруг Мел хлопнул себя по шее и обиженно, совсем по-человечески, произнёс:
— Мерзкая мошкара!
— Тихо! — успел одёрнуть не в меру разговорчивую семерку Ад, — Мы на месте.
***
Лёха.
Прихватив с собой Ильяса и Мишку, наш деловой разведчик удрал в сторону моря, к шумящей прибоем «глухой» зоне — обсуждать.
А мы, развесив уши, слушали байки Джека.
— Сложно там ребятам будет, — максимально сочувственным тоном начал он, быстро заказав четыре джин-тоника. — Вот как без репеллента бороться с комарами?
— И как?,— вяло поинтересовался Арсен.
— А никак, — ответил персонаж мультсериала. — Там, где правят бал законы природы, надо терпеть и продавать свою кровь, в обмен на жизнь.
— Ну, это не криминал, — протянув руку, и, позаимствовав один из четырёх стоящих с джином стаканов, уверенно сообщил пространству заведующий родблоком.
— А много крови они высасывают? — подала голос расстроенная Жанка.
— До литра… — осуждающе проводив глазами стакан, сообщил Джек. — Но ведь есть твари гораздо хуже. Гарпии. Скальные желчные коты. Чёрный аспид. И мелкота… Жучок-лизун, например. Слышали про такого?
Мы помотали головами и прислушались.
Джек взял солёных орешков и, убедившись, что спиртное не ограничено, широким жестом предложил джина и Косте.
— Попав с листвы на тело жертвы, жучок выпускает микродозу кислоты и, через отверстие с оплавленными краями, влезает под кожу, залепив его своими фекалиями. После проделанной работы, он находит сосуд и, с током крови, рано, или поздно, оказывается в…. Мочевом пузыре. Там он и начинает интенсивно расти. В результате он перекрывает мочеиспускательный канал, и жертва погибает в страшных мучениях…
— И что делать-то? — подняла голову от лежака чувствительная Света.
— Только отрезать член, мадам…
Костя закашлялся, после этих слов, подавившись бесплатным пойлом, и, отдав жене стакан, сообщил пространству.
— У меня три точечки на ноге после похода…
— Возможно, это фекальная пробка, — важно сообщил новоиспеченный натуралист, сделав очередной большой глоток.
***
Мария Каллас.
Если бы Мария была человеком, в полном смысле этого слова, то она давно пристрелила бы и тупого капрала войск специального археологического направления, и недоделанного мальчишку-студента, и его упёртого деда-маразматика.
С каменным лицом ей приходилось второй час рассматривать, наконец, расчищенный проход к двери некогда белой пирамиды. Она потеряла на этой бессмысленной расчистке DEXа, ночью спасшего их от чёрной смерти, и пятерых никчёмных солдат. Не сдержавшись, сверкая глазами от вырывающегося гнева, Мария, наконец, обрушила волну своего негодования на старика и его щенка.
— Вы увидели всё, что вам здесь нужно? Взрывайте проход. Скоро ночь. Нам необходимо укрытие.
***
Саша.
Солнце садилось. Ад, всё чаще оглядывался на быстро темнеющий лес, и что-то энергично считал. Впереди нас ждала пирамида, взвод тяжеловооружённых, но не представляющих никакой опасности для трёх DEXов, солдат, Си Ань, его дед и загадочная Мария. Она могла успеть уничтожить искомые объекты, и мы не хотели рисковать.
Джунгли медленно просыпались от дневного жаркого забытия. Уже слышались уханье и резкие крики крупных обитателей этого мира. Постепенно обретали плоть живые легенды дремучих лесов Кхимета. Пора было куда-то прятаться.
Внезапно раздался направленный внутрь пирамиды локальный взрыв. Вот вандалы!
— Пошли, — наконец, передал наш следопыт.
Мел замешкался, и я обратил внимание на нехарактерно рваные движения семёрки.
— Что с тобой?
— Яд, почки пока не справляются. Время выведения до восьми часов.
— Это та мошкара?
— Похоже…
Солдаты углубились внутрь пирамиды уже более чем на триста метров. Далее их передвижение прекратилось. Мы последовали за ними.
Мои самые смелые предположения подтверждались. Медленно продвигаясь по коридору, я насчитал экспонаты трёх, или четырёх эпох. В каком-то особом порядке лежали древние черепки, стояли саркофаги. От взрыва, ближайшие к дверям — раскололись, и разодранные в клочья мумии валялись под ногами.
Мы совершили круговой поворот и поднялись, как по вавилонской лестнице, на следующий уровень. Перед нами, среди серой пыли и плесени, предстали каменные скульптуры очень похожих на греческую, или римскую цивилизаций. Немного гротескные лица не мешали восхищаться плавными пропорциями тел. Мы миновали три огромных зала и, поднявшись на четвёртый уровень, увидели стеллажи, на которых стояли коробки с древними амулетами, стеклянной посудой, лежали бусы, браслеты и печати.
Послышались голоса. На последнем уровне разместились Мария и пленники.
— Ждём утра. Зачищаем территорию. Нас заберут через люк. Пирамида идентична найденной нами. Время «Ч» в четыре часа. Вся операция не более двенадцати минут. Свидетелей не оставлять. — Коротко инструктировал Ад.
Пирамида представляла собой вариант земного исторического музея. Каким музеем была найденная около отелей пирамида: биологическим, вариантом технического музея, музея антропологии, или, может быть, складом оружия—от древних эпох до наших дней… Ещё предстояло выяснить.
Я внимал инструкции и грезил открытиями, пока не услышал тихий шум падающего сзади тела…