Я широко улыбалась, дышалось тяжело, будто сквозь застрявшие где-то в груди ветки. Футболка была красной, футболка была давно знакома. Я лично хожу в этот замечательный магазин и покупаю из года в год всегда одну и ту же. Если эту фирму когда-нибудь прикроют, то гардероб мой безвозвратно поредеет. Размер тоже был мой. Сорвала этикетку, надела в туалете. Не стесняясь, накинула пальто и добежала до студенческой кафешкина первом — мои надежды оправдались: сигареты там были. Стою-курю, прямо у входа. И жить хорошо, и жизнь прекрасна. Воистину, курить женщина начинает только с неудачной личной жизни.
В три вернулся ректор, поглядел на заставленный книгами кабинет, убедился, что мы с Филькой измучены и усердно работаем, а стало быть, никуда перетаскивать книжное добро второй раз не согласны, решил сократить свой рабочий день на полчаса, и, соответственно, наш тоже. Кто же будет сидеть на попе ровно, когда начальство свалило? Правильно. Никто.
Я снова была довольна как слон! Теперь точно была уверена, что никаких неловкостей со студентом не будет — он на учебе, или еще где, но точно не ждет у дверей. Да и зачем. Все сказано вроде. Полчаса форы, чтобы не спеша уйти домой.
Зашла за Витькой, вышли на крыльцо. Красота! Солнце! Почки набухли — вот-вот на глазах в листики развернутся, капая своим золотистым сладким маслом прямо на душу.
— Сын, последнее время я была такой плохой мамашей... А помнишь, обещала в парк на карусели? Пошли. Конечно, чего откладывать!
И мы идем. Сладкая вата, такая же белая и безгрешная, как и в детстве, но почему-то горчит и не радует. И картошка, спиралью запеченая на шпажке.
— Вить, мы куда с тобой? На корабль? А пустят? Ну, спросим сейчас.
И я визжала! Громко, красиво, и сердце подкатывало к желудку и просилось наутек. Снаружи было весело, а внутри был наркоз. Казалось, что это все дурной сон, и непонятно, когда он начался, то ли после глупой ссоры с врачом, то ли с появлением Вадима вообще. Но чувство наркоза не пропадало. Хотелось дышать, а легкие сводило. Хотелось есть, но желудок так нервно сжался, что и съесть ничего было нельзя. Хотелось взять и побежать навстречу ветру, раскинув руки, ухватиться за небо, за этот,казалось бы, светлый солнечный день, но не было чувства уверенности в своем теле. Не было силы. Ощущение сдувшегося шарика, или бабульки с клюкой, оставшейся посередь дороги без надежного локтя. Был ли этим локтем Вадим? Не уверена. «Сама себе спина», как говорилось в стихотворении. Но чего-то важного внутри меня не хватало.
— Садись, Вить, на этот хай-фай без меня. Да, я вижу, что надежно, иначе бы тебя не отпустила. Но мой вестибулярный сегодня уже против перегрузов. Ага, я внизу, сфотографирую.
И я глупо села на лавку, достала сигарету и чиркнула зажигалкой. Было такое ощущение, что никогда и не бросала… Хороший день. Закономерный ответ. Чего же мне еще надо? Наверное, разобраться. «Мужчина — это книга, загадочная книга причин и поступков-следствий. Если ты не читаешь этого мужчину, значит мужчина этот не твой» — говорили на факультете. То ли психологи все такие рассудительные, то ли исключительно моя группа, но фраза врезалась в память. Про девушек такое не сказать: девушка —сплошная эмоция, в основном, видит все через призму своего внутреннего состояния — может с мелочи разразиться скандалом, а может пережить Армагеддон с улыбкой. Мое настроение больше подходило под второй тип. Как бы то ни было, я пыталась понять.
Одна страница суха и безэмоциональна, вторая полна слезливых фраз, больше подходящих подростку. «Я давно уже мертв», «молчи, когда разрывает на части», «чувства не в моде», «безразличие губит»… Долисталадо «я не могу вернуть тебя назад» и закрыла. Мдя. Наверное, я погорячилась. Но тогда появление цветов в офисе тоже загадка. Чего человеку надо? Девочка красивая, хорошая, умная даже, отличная пара. Поцелуй этот непонятный перед нашей ссорой… И целовал бы, кого следовало…
Только вдруг картинка кусочками калейдоскопа перемешалась и сложилась так, как должно было быть. Три девицы под окном. Три сестрицы. Все равно тебе водить. Выйди вон. Ага. А вот и она… Боль не моя, беда моя. Закрываю.
Вадим возник рядом как-то сам собой. Неизвестно, как нашел, неизвестно, зачем пришел. Мы молча курили. Витька пошел в лего комнату, я заплатила за час и снова пристроилась на лавке. Вадим задержался, наблюдая за игрой и тоже сел рядом.
— Представляешь, там девчонка маленькая все грызет.
— Это плохо, — говорю я, задумчиво, — как ее родители туда отпустили?
— За ней старшие детишки приглядывают. Забрали покусанного человечка и строят ему домик, чтобы не догрызла.
— Вот бы и с людьми так же. — Вздохнула я.
— Вот бы, — подтвердил врач.
— Вадим, зачем ты здесь?
— А куда мне идти, к Насте? О чем с ней разговаривать?
— Наверное, есть о чем. Хорошая девочка.
— Грустно смотреть, как все разваливается.
— Вадим, оно разваливалось не сегодня. И не со мной это тебе обсуждать. И даже не с Настей. Была другая, была нужна, и стало больно. Такое бывает. Искал замену, похожа очень. Ну, да… Не в свое лезу.
— Продолжи.
— И была дыра, и было больно, да теперь заткнуть эту дыру не сможешь ни сам, ни Настя, ни я. Не хватает все время чего-то. Больно, да непонятно с чего. Смотришь вокруг — все должно быть нормально, а оно ноет и ноет. И волком выть. Но прячься — не прячься погрызенным человечком в свой домик, а все сказанное никуда с твоей души не денется. Потому и не уходишь, меня не хочешь оставлять-обижать. Вот только ты не со мной разговаривай. У меня к тебе, знаешь, задание.
— Какое? — Вадим стоял суровый и злой, ему совершенно не нравилось то, что я говорю. Хотя открыто отрицать не собирался, как и уходить.
— Ты, солнце, — я специально сказала «солнце», хотя мы договаривались этого слова не употреблять. — Так вот, ты, солнце, иди к той, что тоже грустит и отрицает. Пусть, у нее есть пара, пусть будет не рада. Довольно времени прошло. Поговори. Послушай, скажи, что тоже был виноват. Прости и будь прощен. А потом…
— Я на тебе женюсь?.. — продолжил фразу врач, видимо, тоже вспоминая сцену в больничной палате. Дааа, все так просто не бывает…
— А потом поглядим, — сказала я и встала. Разговор был закончен. Нас с Витькой ждало кафе и обещанное мороженое. И это были только наши посиделки, потому что свои тени больше не вызывали во мне ни боли и обиды. А чужие требовали сейчас чужих усилий.
Автор публикации
