Март 2019 252

«Сегодня не очень удобно писать: проливной дождь,  ветер рвет тетрадку из рук. Тоже про конкурс знает. Обижается, почему нет конкурса красоты для ветра. Интересно, а какой ветер самый красивый? Северный, Южный? Наверное, Южный. После него сразу начинается весна, набухают почки, цветут  яблони. Красота! Е-мое… накапал на лист. Можно подумать, это мои слезы, но плакать я не умею. Течет из моих тряпичных глаз, которые копят влагу. Так долго до весны!»

Да что ж такое?

Словно обгоняя собственный страх,  мышь вскарабкалась  мне на грудь, когтями вцепилась в воротник рубашки.

—Ты чего? — Я спросил тихо, но мышь все равно испугалась,  сорвалась вниз, чудом удержалась за подол.

— Чего орешь? — пискнула она, уставившись одурелыми глазами. Потом все повторилось: шустро вскарабкалась, юркнула в трещину горшка.

С мышью творилось что-то неладное. Я чувствовал, как она дрожит.

— Э-э-э!— постучал я по своей голове.

—Тише ты, — пискнула она и затихла так, словно пропала.

Вовремя.

Вновь появилась лиса, но уже у другого конца забора. Шустрая, однако. Потопталась на месте. Ловя запах мыши, подняла морду. И тут произошло то, что меня очень огорчило. Лиса наконец-то меня заметила, ужаснулась. Она, не отрываясь, смотрела на меня изумлёнными глазами.

— Кыш, — шикнул я.

Лису мгновенно подбросило. Нелепо бултыхнувшись в воздухе, она шлёпнулась на лапы и, прижавшись брюхом к земле, стала  тихо отползать. Я видел ее стоящую дыбом всклокоченную шерсть, обнажённые  желтые клыки. Потом короткими прыжками перепрыгнула игрушечную тележку,  выгребную яму и пропала в зарослях малины.

Где-то зазвенело разбитое стекло, протяжно взвыл кот. Стихло.

— Эй, ты жив? — царапнула мышь стенку горшка.

Не ответил. Я реально расстроился. Я что, чудовище из сказки «Аленький цветочек»? Еще на конкурс красоты собрался. Смех, да и только.

«Бум, бум, бум!», — постучалась мышь внутри моей головы.

— Меня съела лиса, — грустно пошутил я.

От порывистого ветра тихо скрипнул маленький покосившийся домик с плоской крышей волнистого шифера. После смерти хозяйки домик оседал, выцветал. Синяя краска отслаивалась сухими пластинами и сыпалась в черные замороженные лопухи. Доживет ли до весны?

Сорока рассказывала, что существуют особенные земли, где всегда тепло. Там живут теплые ласковые ветра, летают красивые птицы, ходят павлины. А у нас только черные вороны и серые воробьи. Правда, соловьи тоже серые, но как поют. Сорока прилетела.

— Чего тебе?

— Принесла анкету. Надо заполнить каждому участнику,   — сказала сорока.

 

***

14 ОКТЯБРЯ *

«Анкета. Что писать? Имя – Василий. Пугало деда Пантелея, стою в его огороде, на поляне виктории.  Серая (была белой) рубаха-косоворотка, синие, местами выгоревшие брюки, длинный нос (зачеркнуто, уже говорил). До сих пор не понимаю, зачем дед Пантелей соорудил мне такой нос. Для понятности скажу, что дед собрал меня из того, что нашел в сарае. Рубаха дедовская, штаны старшего сына, поясок бабкин, шарф дочкин.  

Вместо рук – шланг от пылесоса, пальцы – прутики: тридцать три на правой руке, двадцать шесть – на левой. Каждый прутик знает одну букву, как в печатной машинке, поэтому я правильно пишу правой рукой, левой – пишу с ошибками. Левой стараюсь только держать тетрадку. Использую чернила из чернильницы-непроливайки, которая стоит у меня в нагрудном кармане. Чернилами меня снабжает мышка, откуда берет – не говорит.

Когда-то, когда я еще не был пугалом,  мы (мы – это все вещи, из которых я собран) жили по разным домам. Понятно, что горшок отдельно, рубаха отдельно, штаны отдельно. Так вот, когда мы жили врозь, с каждым из нас приключилась своя особая история. Сегодня расскажу про глиняный горшок (записано с его слов).»

Да не сгорит шест мой! Кто опять ползет по мне?!

Мышь положила хвост-ниточку на мое плечо.

—  Василий, я ужасно несчастная мышь. И каждый, кто отправляется на конкурс пугал должен меня понять и пожалеть. Что ты молчишь? Спишь?

— Нет.

— Я вижу. Ты спишь с открытыми глазами.

— Не сплю. Я думаю над анкетой. В ней надо написать краткую биографию. У меня есть биография горшка, рубашки, штанов, шеста. А биографии Василия – нет. Вот что писать?

Мышь задумалась.

— Придумай что-нибудь. Ну там, бла-бла-бла-бхай-бхай. Окончил институт, поступил в техникум.

— Что такое институт и что такое техникум?

— Не знаю, — честно призналась мышь. — Собери свою анкету из анкеты глиняного горшка, рубахи, двух метелок, ручки от турки.

Я задумался.

***

 

15 ОКТЯБРЯ  *

На  заполнение анкеты я потратил уйму времени. Уже смеркалось,  а я все думал. Может  лучше написать про ночь,  звезды? Никогда про них не писал. А ночь такая замечательная, совсем не осенняя, по-летнему теплая.  Она настолько светлая и звёздная, что между ними не видно пустоты. Небо, как одна большая семья. Инопланетянка сказала, что одна из звёзд – ее. Какая, интересно?

Уже светает, а я до сих пор не заполнил анкету. Честно говоря, я  особо не старался. Всю ночь гонял ворон. А потом и весь день. Вороны даже удивились моей необыкновенной активности. Осень на дворе, урожай собран, огурцы засолены, дачники разъехались, черви ушли под землю. Для чего, спрашивается, надо гонять ворон. Вороны сидели на крыше соседних домиков и каркливо меня осуждали.

— Летели бы  отсюда, — неожиданно миролюбиво предложил я. И тут же почувствовал жгучую потребность поделиться своей грустью, рассказать какой-нибудь живой душе, как мне одиноко без внимания Инопланетянки.

Рядом никого. Мышь куда-то пропала, соловей улетел к Гитаристу. А вокруг осень, слышно, как осыпаются последние листья. Я в этот момент очень жалею, что у меня есть уши. Невозможно слушать, сколько печали и горечи в этом золотом листопаде. 

И тут сорока долбанула меня в затылок. Я ужасно не люблю, когда она так делает. У меня в голове случается страшный г-у-у-л, словно рядом раскачивается огромный колокол. Бом-би-бом! Бом-би-бом!

Бам! Бам!

— Прекрати!

— Анкету заполнил? — Сорока сверху вниз заглянула мне в глаза.

Испугался. Я ж ни моргать, ни закрывать глаза не умею. А она смотрит — так пытливо, будто в самое сердце (это я к слову, потому что  сердца у меня нет).

— Я спросила по анкету?

Эта сорока решила меня достать.

«Противный вопрос. — Неожиданно я решил отказаться от конкурса. Не, ну на самом деле, зачем он мне нужен? Стою здесь, по колено в грязи, в рваной рубахе, а на конкурсе все будут в черных фраках, смокингах и цилиндрах».

— Отказываюсь! — сказал и обрадовался. Полегчало как-то сразу.

— Я так и знала! — Сорока переступила с головы на нос и  стала ходить по нему туда-сюда, у меня глаза запутались на нее смотреть.

— Хватит ходить. — Хотел приказать, но вышло так, будто попросил.

— Будем думать вместе. — Сорока забрала у меня анкету, прочитала. — Фамилия.

—  Нет у меня фамилии и отчества нет. Есть только имя Василий.

Сорока записала в строку ФИО – пугало Василий.

— Паспортные данные – прочерк. Родители?

— Нет родителей.

Сорока задумалась, записала.

— Дед  Пантелей.

Если бы у меня было сердце, то оно бы сейчас забилось от радости.

— Дата рождения, — задумалась Сорока. — Дай-ка вспомнить. Как виктория начала плодоносить, вот тогда и родился. Не сразу конечно. Дед Пантелей сам поначалу ворон гонял, а потом притомился, тебя соорудил, в самую середину ягодной поляны поставил.   Вот три года метелками машешь.  Всё, заполнила!

 — Уверена, что всё правильно?

— Совсем не уверена.  Но уверена в одном, что автор твоей биографии – я.

 

***

Глава 4. Ноябрь. Лоси.

 

     Острова занесены снегом. Лёд на озере крепок, но Рекс пока не видит необходимости на лёд выходить. В землянке тепло, несколько собачьих, два десятка заячьих и пара волчьих шкур, так как волков, нашедших его землянку, он убил – и уже не так страшен холод, хотя прогноз погоды не утешителен. Но мысль выйти и сдаться уже не кажется такой уж бредовой. Дни короткие – ночи длинные и морозные. В тёмном небе видны сотни звёзд… которые складываются в созвездия… где он был, и где не был…

 

     Инфранет ловится слабо – но последние новости Рекс знает, и что происходит на турбазах – знает тоже. Туристов немного – только любители голографировать всё подряд, но и они приезжают только на один или два дня. Не сезон.

 

     Посмотрел репортаж местного головидения о подготовке к Новому году – всё по запланированной программе, о приезде гостей, о местном начальстве – и о начальстве рангом повыше – планирующем приезды на каникулы. Более всего интересовало наличие – или отсутствие – у приезжающих киборгов, и основные маршруты передвижения гостей в заповеднике, если, конечно, гости не испугаются надвигающихся морозов.

 

     Новость начала ноября – сезонная миграция лосей почти на две недели запаздывает, обычно в середине октября проходят! – знать бы ещё, где именно пройдут! – есть ли на сайте такая информация? Есть! – большая статья научных сотрудников о лосиных тропах и следах на них достаточно информативна, хотя читается тяжеловато из-за изобилия терминологии, но самое основное Рекс понял.

 

    Взрослые животные почти все чипированы – и егеря без труда отслеживают передвижение стада, проходящего через контрольные точки наблюдения. Стадо, состоящее из десятка небольших групп, в каждом из которых от десяти до семнадцати животных, пересекает заповедник два раза в год – весной на северо-запад, осенью на юго-восток. Собственно, поэтому заповедник здесь и создан около двадцати лет назад – чтобы лоси могли спокойно пересечь озеро и прилегающие леса, не боясь охотников. Лоси – животные крупные и тяжёлые, из года в год проходят одним и тем же маршрутом, лишь изредка меняя тропы, вот бы хоть одного добыть! – и шкура толстая и мяса хватило бы надолго.

 

    Он слышит голоса – охотники? Но в заповеднике охота запрещена! – значит, браконьеры, и, если они исчезнут, искать их точно никто не будет. Хорошо. Рекс пробирается на соседний остров и наблюдает из укрытия – два человека и три собаки, рюкзаки и оружие. Их сюда никто не звал – сами пришли… стоит только пошуметь в кустах и порычать – люди, испугавшись мифического медведя – которого никто никогда не видел, в панике бросают вещи… и бегут, проваливаясь… всё ближе к берегу… — упс! — не добежали. Их теперь точно никто не найдет.

 

    Два рюкзака и три собачьих шкуры, свежее мясо – очень неплохо. Немного хлеба, спички, соль – вот соли ему не хватало! – кольцо колбасы, тушёнка, сгущёнка – по несколько банок!.. сахар, и оружие – ножи, топорик и… разборный арбалет. Можно жить дальше. Удивился арбалету – но догадался сам – с огнестрельным или плазменным оружием браконьерам светил бы реальный срок, если бы попались егерям, а с арбалетом – вряд ли. Арбалет – оружие спортивное. Почему – непонятно, убойная сила не меньше, чем у бластера, и при умелом использовании арбалет может быть намного более опасен.

 

     Собрал арбалет, зарядил, проверил новости – не ищут ли пропавших? — и стал ждать. Маршрут, которым обычно проходят группами лоси, был ему известен – информация на сайте была не особо новая, но надежная и проверенная годами наблюдений.

 

    Первая группа лосей вышла к берегу озера на рассвете – в самом узком месте почти два десятка животных подошли к воде, по одному вошли в воду и поплыли – впереди старые коровы, за ними молодые, потом молодняк и последним вошел в воду крупный старый бык. Доплыли до первого острова, прошли цепочкой по нему, медленно и без задержек, и спокойно поплыли к следующему – самым оптимальным маршрутом, большую часть пути пройдя по островам.

 

    Рекс выбрал бычка, шедшего предпоследним, и выстрелил. Бычок-сеголеток упал в кусты, вожак стада осторожно прошел мимо – выживание стада важнее жизни одного телёнка. Потом Рекс аккуратно и очень осторожно полдня разделывал тушу и переносил мясо в укрытие, долго – не спеша – коптил рядом с землянкой. Но сначала напился теплой крови – витаминов ему не хватало. От лосёнка остался только вздох – содержимое желудков и кишечника тоже были вполне съедобны.

 

    Теперь еды точно хватит до прихода весны, и большая толстая шкура – очень вовремя. Закутавшись в неё, можно спать долго и спокойно.

 

    За следующие дни прошло ещё несколько десятков лосей – но Рекс их не трогал, мяса до весны ему вполне достаточно, а убивать зверей ради трофея глупо. Движение егерей отслеживал по изредка пролетающему дрону – о нём до сих пор никто не знал.

 

Из распахнутых окон первого этажа на всю Партенитскую улицу разносилась «Феличита»: итальянцы захлебывались от счастья. Какое, к черту, счастье? Настроение было испорчено на весь вечер. Латышев расстегнул две верхних пуговицы на рубашке, приподнял воротник (мама терпеть не могла расстегнутых пуговиц, ей было не понять, что это модно, что рубашки все так носят) и небрежно глотнул «Жигулевского». Он бы и закурил, но «Мальборо» поберег, все же рубль пятьдесят… В кармане звенела мелочь и приятно шуршала трешка — на всякий случай, — и он решил, что на остановке купит «Родопи», просто покурить, без выпендрона.

С Наташкой он столкнулся на повороте — она, взлохмаченная и запыхавшаяся, вприпрыжку поднималась в горку. Наверное, тоже торопилась.

— Привет, — выдохнула она и подставила ладошку, чтобы Латышев по ней хлопнул, — они так здоровались.

Наташка с отцом приехали во Фрунзенское на два дня раньше Латышевых, и сначала она шипела и фыркала, узнав, что Саня тоже будет спать на лоджии. Но уступать не собиралась, так же как и он. А почему, собственно, он должен был уступить? Если ей что-то не нравится, пусть сама спит в духотище! А как Латышев хохотал, когда она заявила:

— Только попробуй подглядывать! Глаза выцарапаю!

Она была младше его на год, переходила в девятый класс — что с нее взять? Латышев ответил, что он не в детском саду и Наташка сдалась ему сто лет. Тем более что ничего интересного в ней не было (еще бы, при таком папаше!) — одеваться она не умела, красилась тушью-плевательницей и только по праздникам, не курила и не разбиралась в музыке.

Но потом они подружились. Именно подружились. И если в первые ночи демонстративно ложились ногами друг к другу (хоть и через ширму, а все же…), то потом, чтобы удобней и тише болтать по ночам, наоборот, поворачивались друг к другу головами. И однажды ночью решили, что будут братом и сестрой, чтобы раз и навсегда определиться в отношениях: брату с сестрой незазорно спать на одной лоджии. Чтобы закрепить их братский союз, Наташка отдала Латышеву свою серебряную цепочку, а он ей — часы, подаренные отцом.

Это она уговорила его прочитать «Мастера и Маргариту» — напечатанную на машинке и сшитую суровыми нитками, — до этого Латышеву не случалось брать в руки самиздат. Книга эта окрасила отдых совсем другими цветами: и жара теперь напоминала Патриаршие пруды, и в лунном свете мерещились незнакомые силуэты; Латышев даже съездил в Ялту, чтобы своими глазами взглянуть на тот волнорез, на котором очнулся Степа Лиходеев.

— Привет, сестренка, — ответил он.

— Ты в «Крым» не идешь?

— Что я там забыл?

— Там «Танцор диско» сегодня. Билетов, говорят, уже не осталось.

Латышев презрительно поморщился: индийские фильмы — это для женщин и детей.

— Ничего себе! Откуда у тебя такое пиво? — Наташка наконец заметила банку у него в руке.

— Да так, — Латышев равнодушно пожал плечами.

— Дай глоточек, а?

— Зачем тебе? — он усмехнулся сверху вниз.

— Должна же я знать, каково на вкус импортное пиво.

— Держи, — он протянул ей банку.

Наташка неумело отхлебнула глоток, поморщилась, но тут же сделала понимающее лицо:

— Здо́рово! На самом деле гораздо лучше нашего.

Латышев согласно кивнул — не смеяться же. Неизвестно еще, кто из них смешней. Мамины слова о том, что это низко, вдруг не показались ему пустым звуком. Глупо это все. Глупо и унизительно. В Геленджике все было по-другому!

Они распрощались с Наташкой до вечера, и Латышев двинулся к остановке. Ничего. Это ненадолго. Все утрясется — это только поначалу трудно вписаться в новую компанию. Это встречают по одежке.

Однако за две недели, прожитые во Фрунзенском, ему пока не удалось прибиться ни к одной компании. Латышев успокаивал себя тем, что сезон еще не в разгаре — конец июня. С местными гопниками он был на ножах с первого же дня, и хотя они признали его за равного, он сам не очень-то стремился с ними сходиться. Они плевались как верблюды, и смеялись как козодои.

Ничего больше не оставалось, как сидеть на пляже с загадочным и невозмутимым лицом, делая вид, что тебе ни до кого нет дела.

И вот вчера ему наконец повезло: в стороне от поселкового пляжа, на камнях, он познакомился с ребятами из «Айвазовского», вместе с которыми таскал из моря рапаны и мидии. Плавал Латышев как дельфин и нырнуть мог глубже многих, даже без ласт. Не было ничего удивительного в том, что вечером его позвали на костер, жарить набранные мидии. Там-то Латышев и положил глаз на девчонку по имени Кристина (куда уж до нее Наташке, даже смешно, честное слово!), и она тоже не скрывала своего к Латышеву интереса. Вообще-то он умел нравиться девчонкам.

Сегодня ловили крабов (на этот раз он был в маске и ластах), а вечером собирались на сейшн — у одного из ребят отца срочно вызвали на работу, а мать поехала провожать его в Симферополь, так что номер был свободен до утра.

 

— Фи, это что, какая-то местная бормотуха? — поморщившись, спросила Кристина, когда Латышев выставил на стол портвейн.

— Дура, это «Массандра», на экспорт идет, — пояснил ей Виталик. — В Москве такого вообще не достать.

Латышев еле заметно усмехнулся: зачем Виталику разбираться в «Массандре»? Ему из-под полы ею не торговать, ему папа денег сколько надо отстегнет. Экспортная «Массандра» подороже «Наполеона» может стоить, а это так, в магазине куплена… В прошлом году в Геленджике Латышев сам клеил «экспортные» этикетки на бутылки с магазинной «Массандрой».

В двухкомнатный номер набилось человек двадцать, на столике возле холодильника не умещались бутылки и пивные банки. Икры и крабов, конечно, не было, но колбаску покрошили сырокопченую, и кореечку свиную нарезали, и балычок осетровый — правда, холодного копчения.

— Москву вашу скоро переименуют, слыхали? — спросил Латышев, хлебнув «Жигулевского» из банки.

— Как это «переименуют»? — вытаращилась на него Кристина. — С ума сошел?

— Серьезно, — усмехнулся Латышев. — В Константинополь.

— Не, не может быть, — скептически покачал головой Виталик.

— Почему именно в Константинополь? — Кристина сделала умное лицо.

— Как почему? Третий Рим. А чтобы отличать ее от настоящего Константинополя, добавят «Усть».

Виталик заржал и, отсмеявшись, побежал рассказывать новый анекдот в соседнюю комнату, где играл магнитофон.

— Дай пивка хлебнуть, — попросила Кристина и потянулась к банке «Хейнекен».

— Может, тебе еще жвачки дать пожевать? — Латышев отодвинул банку в сторону. — Пойдем лучше покурим.

— У тебя есть?

— «Мальборо», но совковое, — Латышев не сомневался, что эта девочка отличит настоящие «Мальборо» от подделки.

Перед выходом на лоджию он допил «Жигулевское» и, смяв банку в руке, кинул ее в мусорку, стоявшую под столом.

— Зачем смял? Мы их уборщице отдаем, у нее сын собирает, — Кристина засмеялась нежным, переливчатым смехом. Совсем не злым, но смех этот задел больней прямого оскорбления, и Латышев похолодел: быть сыном посудомойки ничуть не лучше, чем сыном уборщицы.

— Я их тоже собираю, — с вызовом ответил он Кристине. — Но «Хейнекен» у меня уже есть.

В «Айвазовском» было не так отвратительно душно, как в поселке: снизу на лоджию поднимались пряные запахи моря и южной зелени, а не выхлопных газов и оплавленного за день асфальта. И все равно: и пахло тут не так, как в Геленджике, и цикады не скрипели, и земля под ногами была другая, и в горах росли совсем не те деревья.

— Смотри, на горе огонек горит, — Кристина показала на спину каменного медведя, выступавшую из-за мыса.

— Это кто-то богиню Деву вызывает, — раздался голос от балконной двери, и Латышев поморщился — он рассчитывал побыть с Кристиной вдвоем.

Та оглянулась.

— Какую богиню Деву?

— На горе раньше было святилище главной таврской богини. — У перил остановился парнишка в сером отглаженном костюме. — Никто не знает, как ее называли тавры, а греки называли ее Парфенос, то есть просто «девушка». Кстати, и Фрунзенское до войны Партенитом называлось. По представлениям тавров, Дева была богиней-матерью, что-то вроде Кали или Астарты, но греки почитали ее как Ифигению, жрицу Артемиды.

Латышев посмотрел на парня сверху вниз. Интересно, почему он без очков? Обычно так мудрено изъясняются очкарики. Впрочем, человек со стрелками на брюках ничем не хуже очкарика.

— А зачем ее вызывают? — спросила Кристина.

— А зачем вызывают Пиковую даму или Кровавую Мэри? — парнишка обезоруживающе улыбнулся и взглянул на Кристину. — Только богиню Деву вызывать интересней. Нужна кровавая жертва, разожженные костры, каменный алтарь. Если Дева явится на зов, то исполнит любое желание.

— Здорово! — Кристина всплеснула руками. — Завтра пойдем и попробуем!

— Делать нечего? — Латышев смерил ее взглядом.

— Может, ты боишься? — рассмеялась она.

— А чего, собственно, бояться? Волков или медведей? — он усмехнулся.

— Здесь нет ни волков, ни медведей, ни даже сколько-нибудь опасных змей, — с умным видом сказал парнишка в костюме. — Но подниматься на гору ночью рискованно. А кроме того, подступы к святилищу охраняют духи древних тавров. Между прочим, они украшали его черепами чужеземцев.

— О-о-о! — протянула Кристина. — Саня, признайся, ты боишься духов древних тавров!

— Глупости это, — поморщился Латышев. — Если хочешь, пойдем прямо сейчас.

— Сейчас там уже кто-то есть, это неинтересно, — отмахнулась Кристина. — Сегодня можно вызвать Кровавую Мэри или Пиковую даму.

— А зачем? — Латышев сделал скучающее лицо: вызов духов требует интимной обстановки, и этим стоит воспользоваться, только надо не переиграть, делая вид, что отказываешься.

— Действительно, зачем? — улыбнулся парнишка в костюме. — Пиковая дама — это для детей, повизжать в темноте. Всем мерещатся шаги за дверью и тени в глубине зеркала, а практического смысла в этом нет. Я бы предложил вызвать пропащего беса.

Латышев хотел сказать, что парнишку никто не приглашает, но Кристина заинтересовалась:

— А кто такой пропащий бес?

— Толком на этот вопрос ответить трудно. Пропащий бес много опасней Пиковой дамы, но вызывают его не просто так. В обмен на убитую черную собаку он может дать неразменный рубль. Но если на собаке будет хоть одно белое пятнышко, пропащий бес заберет твою душу, а неразменного рубля не даст.

— Саня, не хочешь получить неразменный рубль? — прыснула Кристина.

— Зачем он мне?

— Разбогатеешь.

— Неразменную сотню я бы хотел, а рубль? Это сколько же спичечных коробков надо купить, чтобы собрать на «жигули»? И где прятать столько мелочи?

Парнишка в костюме собирался потихоньку улизнуть с лоджии, но Кристина его окликнула:

— Эй, погоди! А как его вызывают-то?

— Очень просто, — с готовностью пояснил тот, — почти как Пиковую даму. Нужны два больших стоящих друг напротив друга зеркала. Как обычно, в полночь надо зажечь две свечи и кровью нарисовать на одном из зеркал дверь. А потом сказать три раза: «Бес пропащий, выходи». Он выйдет и заберет черную собаку.

Парнишка снова направился к выходу, но в дверях остановился и добавил:

— Кстати, в вестибюле на первом этаже два зеркала как раз стоят друг против друга…

Латышев щелчком отправил окурок на клумбу под окном.

— Саня, я хочу увидеть пропащего беса, — капризно и твердо заявила Кристина.

— Интересно, где я среди ночи найду черную собаку? — хмыкнул Латышев. Рыскать по всему поселку в темноте в поисках черной собаки? И только ради того, чтобы в полночь оказаться наедине с девушкой? В гулком вестибюле, куда в любую минуту может кто-нибудь войти?

— Главное, чтобы на собаке не было ни одного белого пятна. А то заберет пропащий бес твою душу, а неразменного рубля не даст, — она рассмеялась.

— Почему мою? Может, твою.

— Мне неразменный рубль не нужен. И собак убивать я не собираюсь, — фыркнула она, поводя плечом.

— Мне тоже не нужен неразменный рубль, — усмехнулся Латышев.

Шутки шутками, а из-за этого парня со стрелками на брюках он упустил подходящий момент для решительного поцелуя.

— Хорошо. Отложим на завтра, — постановила Кристина. — За день ничего не стоит найти собаку, здесь их полно.

Она уверенно направилась обратно в номер. Ух ты! Раскомандовалась! Латышев усмехнулся снова, теперь уже своим мыслям. Интересно, кто из них сильнее хочет оказаться в полночь наедине?

Сейшн прошел в пьяном угаре и сигаретном дыму, под музыку Scotch, а закончился на берегу моря незадолго до полуночи. И Латышеву почему-то было очень любопытно, что будет пить парень в костюме и как он в этом наряде будет танцевать. Но сколько ни искал его глазами в полутемном номере, так и не увидел. И даже спросил о странном госте у Виталика, но тот покрутил пальцем у виска и ответил:

— В каком костюме? Ты пьяный, что ли? У нас таких чокнутых нет.

— Сам ты пьяный, — хмыкнул хозяин номера. — Не понял, что ли? Не знаешь, кто на югах костюмы носит?

— А кто? — вытаращился на него Виталик.

Хозяин номера посмотрел на него как на убогого:

— Анекдот про Константинополь ты рассказывал?

— Это я рассказывал, — с достоинством сказал Латышев. — И что?

— Тогда это по твою душу, — с жалостью кивнул хозяин номера.

— Так сразу и по душу? — усмехнулся Латышев.

— Душу у него завтра заберет пропащий бес, — засмеялась Кристина, подхватывая Латышева под руку и увлекая в сторону. — Если на черной собаке будут белые пятнышки.

Карел аж споткнулся от глубочайшего изумления.

 

— Да, Васька. Только не пацаненок. Василина Аристарховна Ильина. Младший кинолог второй кинологической роты, Пшешск, Новая Чехия. Возраст двадцать шесть лет, рост сто пятьдесят один сантиметр, вес…

 

— Стоп!

 

Лех послушно замолчал.

 

— Откуда тебе известно, что она вообще обращает на меня внимание?

 

— Она просила меня наделать твоих голографий. При этом гормональный фон был нестабилен и свидетельствовал о заинтересованности и волнении.

 

— И ты сделал голографии?

 

— Да. И передал.

 

— В родном «Громе», практически под боком шпиона воспитали.

 

— Василина Ильина имеет право управления третьего уровня, равно как и любой сотрудник, имеющий отношение к антитеррористическому подразделению «Гром», за исключением хозяина и лиц с правом управления второго уровня, являющихся высшим командованием, — все это Лех, оправдываясь, выпалил одним духом.

 

— Спокойно, не части. Никто тебя не обвиняет, все нормально. Голографии остались? Покажи.

 

Лех на мгновение сконцентрировался на комме Карела и над ним возник луч проекции. Карел полистал изображения, хмыкнул и убрал обратно.

 

— Ты мне безбожно польстил.

 

— В «Громе» дерьма не держат, — Лех позволил себе улыбнуться, настроение хозяина стремительно повышалось до отметки «прекрасно».

 

— Ты даже это срисовал, ну ты жук! – Карел открыл дверь подъезда, и уже поднимаясь по лестнице, остановился, — А где же ее…, — и двумя ладонями схватил себя за грудь.

 

— Под курткой. И волосы там же, — Лех подумал и уточнил, — только сзади.

 

Карел нервно засмеялся:

 

— Сзади – это хорошо. А то я уж было подумал…

 

В квартире Карел заставил Леха разуться и надеть тапочки. С воодушевлением потер ладони друг о друга:

 

— Сейчас мы с тобой чего-нибудь закажем и чего-нибудь съедим. Устал и жрать хочу.

 

Лех протянул пакет, запасливо прихваченный при бегстве от разбушевавшейся любовницы хозяина:

 

— Здесь еда.

 

Карел заглянул, вытащил зельц и обрадовался:

 

— Ух ты! Волосатая колбаса! Сто лет не ел! Отлично! Тогда сварим картошечки, и будет у нас царский ужин.

 

Но, заглянув в холодильник, разочарованно присвистнул:

 

— Не получится царской еды.

 

Лех глянул поверх плеча наклонившегося Карела – в овощном отделении щетинились белыми ростками три вялые картофелины.

 

— А почему не получится? Этого овоща недостаточное количество?

 

— Да, мало. И к тому же, испортилась, — Карел захлопнул холодильник, — будем есть просто так. Во, с пирожками.

 

Он располовинил пирожок, вложил внутрь толстый ломоть зельца, откусил сразу половину и с блаженным видом промычал что-то сквозь набитый рот. Потом проглотил и исправился:

 

— Воспоминания детства. Шустрый был, но неуклюжий, как поломаю руку-ногу, в гипс закатают, лежишь дома, мама зельца принесет, полезный для костей очень, компоту наварит. И три дня наедине с отцовской библиотекой!

 

Карел задумался, вспоминая детство. Лех тоже соорудил себе сэндвич, укусил, вкусно, но потом все-таки решился оторвать хозяина от размышлений:

 

— А почему волосатая? Женщина в больнице тоже так сказала. Волосы в составе продукта не обнаружены.

 

Карел вынырнул из воспоминаний и с сомнением глянул внутрь очередной съедобной конструкции:

 

— Очень хорошо, что не обнаружены. Волосатый потому, что там свиная кожа, а на коже щетинки. Ничего страшного. Доедай, мыться и спать.

 

Потом спохватился:

 

— Вернее, это я спать, ты как хочешь. Ты теперь свободная личность, можешь себе позволить ночное бодрствование. Только учти, что завтра я на работу, и ты идешь со мной.

 

— Хорошо. Спать полезно, во сне регенерация идет быстрее.

 

— Регенерация? Ты еще не выздоровел? Какого же тебя выписали? – Карел посуровел.

 

— Осталось всего пятнадцать процентов, это рабочая норма.

 

— Ладно.

 

Когда Лех, сжимая в руках свернутую одежду, вышел из душа, Карел кивнул ему на уже разобранную постель:

 

— Кровать у меня одна, но широкая, поместимся, моя левая половина, твоя правая, — и, уже из душа, — только, пожалуйста, не надо меня больше дезинфицировать.

 

Лех осторожно присел на правый край кровати. Мягче, чем матрас в его индивидуальной ячейке, но ненамного, под весом упруго прогибается и пружинит. Закинул ноги и вытянулся на спине. Пока что все идет так хорошо, что даже страшно, что же будет дальше. Пришел Карел, со счастливым стоном плюхнулся на соседнюю половину, закопался в подушку и мгновенно вырубился.

 

Утром Карел проснулся и понял, что под его рукой лежит чье-то тело, слишком твердое для того, чтобы быть женским. Мысленно обругав себя, попытался медленно и незаметно снять ладонь с литого плеча и услышал тихое:

 

— Я не сплю.

 

Раздосадовано рыкнув, Карел откатился к своему краю и рывком поднялся на ноги:

 

— Ты только не говори никому, что я тебя лапал, засмеют.

 

Лех тоже поднялся и начал неторопливо сворачивать одеяло:

 

— Сначала ты лапал свою подушку. Потом спихнул ее на пол. Попытался забрать мою, но на ней лежал я, и тебе не удалось. Тогда ты облапил меня и больше не ворочался.

 

— Вот поэтому и не говори, — Карел со злостью бросил подобранную с пола подушку в изголовье и ушел умываться.

 

Быстро выпитые по чашке кофе, и они уже выходят из дома.

 

В штабе «Грома» сослуживцы Карела встретили Леха восторженными возгласами «Ну ты, мужик, даешь!», «Ну и фиг ли было шифроваться?», «Наконец-то хоть один разумный киборг в этом занюханном городишке!» и многочисленными подарками. Ему вручили кучу необходимых человеку вещей – от упаковки трусов до кружки, на которой приплясывал улыбающийся скелет и шла надпись «Мыслю – значит живой!».

 

От осознания того, что эти люди, которые несколько лет видели его послушной машиной, теперь смеются и обнимают как равного, Лех едва не ушел за процессор, но потом расслабился, поверил людям, которых довольно хорошо знал и понимал, что так шутить они не будут, и вскоре уже разговаривал с ними и даже рассказал о переговорах с Кирой Гибульской.

 

Карел же, не принимая участия в общем гвалте, уединился тет-а-тет с рабочим терминалом и в общем отделе кадров запросил досье на Василину Ильину. Долго читал. Потом, помрачнев, резко поднялся и, с грохотом задвинув стул, вышел. Люди, поглядев ему вслед, пожали плечами.

 

Вернулся почти через час, взъерошенный и хмурый, словно после серьезного разговора. Глядя на отражение в блестящем боку чайника, пригладил волосы, одновременно приводя в порядок эмоции.

 

— Ребята, Леха я у вас забираю, пойдем с человеческой жизнью знакомиться. И я на пять дней отпуск взял, отгулов на месяц накопилось, надо хоть немного урвать. Вызывать при острой необходимости, заместитель по штатному расписанию. Лех, забирай свои трофеи, пойдем.

 

Провожаемые шумной толпой, они вышли из штаба.

 

— Тут на стоянке мой флаер, на нем полетим.

 

Загрузили пакеты и коробки на заднее сиденье, Карел сел за штурвал, Лех рядом.

 

— Сейчас двинем к нашим айтишникам. Кое-что ненужное уберем в твоем процессоре, что-нибудь нужное зальем, обновим.

 

Лех обдумал сказанное, оно ему не понравилось. Вернее, не понравилось, что Карел сказал об этом непривычно расплывчато. Пока Лех оценивал перспективы визита, флаер уже взлетел.

 

— Что будут удалять?

 

— Строку назначения хозяина.

 

Лех оторопел. Это как же? Он будет совсем без хозяина? И без возможности его назначить? Совсем ничей? Сам по себе? От этой мысли сделалось жутко.

 

— Не надо, — почти прошептал он.

 

— Надо, надо, — рассеянно ответил Карел, он двигался в оживленном потоке и был сосредоточен на полете, — это чтобы никто чужой не смог взять над тобой контроль.

 

Лех повесил голову. Аргумент был рациональный, невозможно вписать нового хозяина в отсутствующий кластер, и, если нападут киберворы, он будет защищен. Но не утешал.

 

Карел краем глаза заметил поникший вид, вгляделся повнимательнее, беззлобно ругнулся и, выйдя из потока, завис над крышами:

 

— Вот только не надо распускать сопли как маленькая человеческая девчонка. Надо – значит надо, считай это моим приказом, последним, но от этого не менее обязательным к выполнению. В конце концов, я тебя не бросаю, просто вместо хозяина у тебя появится, скажем, старший брат. Согласен?

 

Лех, ощупывая лицо Карела мечущимся взглядом, некоторое время оценивал сказанное, просчитывал и прогонял через детекторы, а потом широко улыбнулся и хлопнул пока еще хозяина по плечу:

 

— Согласен, братуха!

 

Карел, потирая плечо, пробурчал, что это очень хорошо, что Лех мирный, потом стронул флаер дальше.

 

У айтишников они пробыли почти три часа. Сначала выслушивали очередную порцию поздравлений. Потом стирали ненужное. Потом спорили, что же будет нужным. Потом это новое нужное записывали. В результате Лех обзавелся последними обновлениями своих программ, мощным антивирусником, и еще несколькими полезными программами, лишился архивной базы «Грома» (ну не положено, прости) и чувствовал себя пропущенным через соковыжималку.

 

Потом они гуляли по городу. Без цели несколько раз меняли направление. Пару минут погоняли мяч с пацанами в дворе на окраине. Купили мороженое. Но Карел мыслями уходил в себя все больше и больше. Потом встряхнулся, огляделся вокруг и предложил присесть на лавочку, дескать, серьезные разговоры на ходу не ведутся.

 

Лех послушно опустился на теплые доски с облупившейся синей краской. Сердце тревожно стукнуло о ребра, что же еще на этот раз? Но оказалось, речь пошла вовсе не о нем.

 

— Я тут досье на Ваську прочитал, — задумчиво начал он, — девочка кремень. Родилась на заштатной планетке в рабочем поселке, в школе далеко не блистала, отец бросил семью, в общем не очень благополучная картина вплоть до тринадцати лет. В пьяном угаре отчим убил ее собаку, на следующий день Василина ушла из дома. В розыск подали не сразу, только когда обнаружили пропажу денег, копящихся на флаер. Но время было упущено, не нашли. Васька добирается так далеко, насколько может, и попадает сюда, на Новую Чехию. Некоторое время работает в «Матушке Крольчихе» сначала горничной, потом по специальности, и параллельно накапливает отсутствующие знания. Во всяком случае, когда она подает документы на поступление в военную академию на факультет кинологии, знаний ей хватает. А также хватает упорства с блеском ее закончить. Работать пошла по направлению от академии. В психологических тестах есть отметка, что с 89% вероятностью причины выбора учебного заведения личностные. Объект притяжения неизвестен. Проживает уединенно, в связях как с мужчинами. так и с женщинами замечена не была, какого-то постоянного афишируемого хобби не имеет. В общем, как говорили предки: не был, не состоял, не привлекался. Самое интересное, что за полгода до поступления ее в академию, про меня прошел репортаж по местному голоканалу. И, в свете запрошенных голографий кажется, что эти 89% вероятности имеют ко мне самое непосредственное отношение. Во всяком случае, бросать происходящее на самотек я не намерен.

Шум улицы становится громче, грохочет игральный автомат в углу.

 

Смена кадра

Грохот усиливается, сквозь него пробивается «поп-корн» — трагически, с надрывом. Изображение дрожит, сверху сыпется пыль и сухая штукатурка. Яркая вспышка, чуть позже мелодия перекрывается сильным раскатом грома

Старческие аккуратные руки, вооружённые пушистой метёлкой, сметают со стола в совочек насыпавшийся мусор. Фрау Марта с совком и метёлкой идёт к окну, её лицо по-прежнему невозмутимо, но движения замедленны и неуверенны, как у моряка на палубе во время шторма. Пол качается, за окном вспышки молний следуют одна за другой, гром сливается в канонаду, разряды впиваются в землю совсем рядом, словно большой и злобный великан пытается исхлестать дом светящейся плёткой, но от ярости всё время промахивается. Ветер рвёт занавеску в открытом окне.

Фрау Марта аккуратно ссыпает мусор в керамическое ведёрко у стены, закрывает окно. Гром теперь звучит гораздо глуше, но зато явственнее становится шум самого дома, и шум этот тоже необычен — лязг, стук захлопывающихся дверей, дребезжание и звон стекла, скрипы, треск, глухие удары. Снова дрожь и мусор с потолка. Подпрыгивает графин на столе, ему вторят тоненьким надрывным звоном подвески люстры. Дрожь обрывается резким толчком, графин падает на пол и разлетается сотней осколков, они ярко сверкают в полумраке, отражая заоконные молнии. На некоторое время восстанавливается относительная тишина, отдалённый гром служит ей фоном.

— Что случилось? — у Конти испуганный голос. Он стоит в дверях, в грязных ботинках и плаще, с которого на ковёр ручьями течёт вода, поля у шляпы обвисли.

Фрау Марта берёт эту шляпу и плащ, аккуратно стряхивает воду и несёт в тёмную прихожую. Её голос — невозмутимо, из темноты:

— Помните того мальчика, ну, ушастенького такого?  Он её ещё в кино водил. Помните?

— Н-ну? — Конти без шляпы и плаща выглядит потерянно и беззащитно, смотрит в тёмный проём двери, в котором исчезла Фрау Марта, с опаской и недоумением. Вздрагивает и отшатывается, когда подошедшая к нему со спины непонятно откуда Фрау Марта снимает с него шарф и тоже уносит в прихожую. Дёргается было следом, но опять отшатывается — Фрау Марта возникает из темноты неожиданно, белый передник и белое непроницаемое лицо. Невозмутимо проплывает к столу, на котором оставила метёлку, сметает вновь просыпавшийся мусор в совок, стоящей рядом со столом щёткой туда же сметает осколки графина. Направляется к окну и голосом ровным, словно идёт разговор о погоде, сообщает:

— Сегодня она вообразила, что он её  бросил…

У Конти округляются глаза, он пытается что-то сказать, но в этот момент сильный толчок сотрясает старый дом. Что-то падает, разбивается, с потолка срывается крупный пласт штукатурки, Конти хватается за притолоку, лицо у него белое, глаза безумные. Вдыхает клубящуюся пыль, заходится кашлем. Кричит, чуть не плача:

— Но это — причём?! Если она всего лишь вообразила… Если не на самом деле?!!

Дрожь и грохот потихоньку стихают. Фрау Марта относит мусор к керамическому ведёрку (ведёрко почти полное). Оборачивается и смотрит на Конти с выражением максимально дозволенного неодобрения. Губы чуть поджаты, голова наклонена влево, словно у старой птицы.

Видя, что её осуждающее лицо не произвело на Конти должного впечатления, она чуть поднимает брови, смиряясь с неизбежным, и поясняет:

 — Она же всерьёз это вообразила…

Конти смотрит на Фрау Марту диким взглядом. Фрау Марта смотрит в окно. На сухом лице её появляется что-то, похожее на тень улыбки. И когда она добавляет, голос звучит почти гордо:

— Бросил, конечно… Куда ему было деваться-то?..

 

Смена кадра

 

Яркая вспышка молнии переходит в ровное сияние неоновой рекламы на другой стороне улицы. Кафе. Крупным планом — лицо Воображалы. Впервые на нём нет и намёка на улыбку. Оно выглядит так, словно его хозяйка попыталась проглотить яйцо. Целиком. Страусиное. Назвать это  удивлением — всё равно, что назвать Тихий Океан — водоёмом. Вроде бы и верно, но масштаб не тот.

Наконец Воображала закрывает рот, моргает, сглатывает. Голос полузадушенный:

— Как это — никто не умеет? Вы смеётесь?..

Звучит почти жалобно. Стеклянный столик начинает слегка дрожать, тонко звенят креманки, темнеет.

 

Смена кадра

 

За тёмным окном сверкает молния, звуки надрывного «Поп-корна», отдалённый раскат грома, треск, наискосок падает гардина со шторами.

Воображала лежит на койке, уткнувшись лицом в подушку. Она полностью одета — белые брючки, оранжевая футболка, рыжий затылок. Конти стоит посреди комнаты, уперев руки в бока и широко расставив ноги для устойчивости. Эта предосторожность не лишняя, поскольку вокруг него бушует ураган разрушения, летают игрушки, книги, падает мебель. Но он продолжает стоять, не шелохнувшись, словно остров в бушующем море, самой своей неподвижностью выражая презрение к происходящему вокруг, и полный такого же презрения голос его легко перекрывает грохот и грозу:

—… Ай, как красиво! А умно-то как, просто слов нет!.. Тори, посмотри вон туда… Нет, ты посмотри! Там луна висит, причём довольно низко. Почему бы ещё и её не грохнуть? А? А то на этом берегу, пожалуй, не всё ещё раздолбала. Грубо работаешь, Тори! Не точно, без изюминки. Подумаешь — гроза и землетрясение! Мелковато… А цунами — слабо? А плотину взорвать? Мало ли, вдруг не все догадались, что наша детка капризничать изволит, и что держать себя в руках эта детка…

Договорить он не успевает — с тихим жалобным стоном падает огромная люстра — бронзовые шары и полусферы на длинных цепочках и коромыслах, масса зеркальных ассиметричных подвесок. Конти вскидывает голову, но уклониться не успевает — один из шаров обрушивается прямо на камеру. Темнота, гулкий удар (как в колокол) и медленно затухающий отголосок. Потом темнота немного светлеет, но изображение не появляется. Голос Конти, гораздо менее уверенный, слабый, словно после наркоза. Он говорит, чуть запинаясь:

— Как бы ни было плохо… Никогда! Понимаешь? Никогда… Это некрасиво. Плохо мне — значит, пусть всем плохо будет, так, что ли? Подло ведь… Подло… Нельзя так. Ты видела хоть раз, чтобы я или кто-либо из моих друзей так срывал своё горе на окружающих?..

Внезапно появляется изображение — руки Воображалы снимают с камеры влажную салфетку, до этого закрывавшую обзор. Воображала идёт к столу, выжимает салфетку в стоящую на нём большую супницу. Рядом — пластмассовое ведёрко с колотым льдом. Воображала берёт несколько кубиков, заворачивает их в салфетку и возвращается к Конти. Мельком — раскрытое окно, за ним — солнечный день, о недавних безобразиях напоминает лишь яркая сочная зелень за окном и груды мусора на полу в гостиной.

Конти полулежит на диване. Левая сторона его лица припухла и потемнела, он продолжает говорить, следя за Воображалой правым глазом:

— Я хоть раз навоображал каких гадостей ни в чём не повинному человеку? Ты видела хоть раз, чтобы кто-нибудь из моих знакомых устроил вот такой погром? И тебе не стыдно?..

Воображала кладёт салфетку со льдом ему на лицо. Смотрит вокруг. Улыбка у неё виноватая. Конти продолжает говорить:

— Ты видела хоть раз, чтобы хоть кто-нибудь…

Резкий звук лопнувшей струны. Воображала вздрагивает, оборачивается. Конти повторяет с той же интонацией:

— Ты видела хоть раз, чтобы хоть кто-нибудь…

Словно пластинка с трещиной. Губы его смыкаются на миг, а потом снова:

— Ты видела хоть раз…

  

смена кадра

  Через четверть часа позвонила Илона, спросила разрешения прийти – Нина согласилась. Всё-таки Саню она купила для себя… а, может быть, ей просто стало его жалко – его вроде собирались списывать на утилизацию.

 

— Саня, ставь чайник, сейчас Илона приедет в гости… успеешь что-нибудь испечь? Минут двадцать есть.

 

— Сырники. Это быстро. Успею.

 

— Хорошо, делай сырники.

 

    Илона появилась минут через десять и была явно расстроена.

 

— Добрый вечер! Что-то случилось?

 

— Случилось? Да… можно и так сказать…  Здравствуйте!

 

— Проходи… Саня, собирай на стол, будем чай пить.

 

Саня ответил:

— Приказ принят, – и исчез на кухне.

   

   Девушка выглядела расстроенной:

— Нам нового киборга прислали… совсем нового… из магазина… тоже Mary… санитар.

 

— Это же хорошо. Новый глючить не будет… будет помогать… — Нина даже обрадовалась.

 

— Он такой страшный! Представляете! Почти два метра и чёрный!

 

— Зато издеваться над ним не будут… — совершенно спокойно ответила Нина, — это самая смирная линейка… но ты его боишься?

 

— Его назвали… его уже зовут Мрак… он злой…

 

— Илона, это киборг. Пойми это. Он не может быть злым… или не злым… он… отражение твоего отношения к нему… не поняла? Давай сначала… пойдем на кухню. Саня, тоже садись… но сначала достань, пожалуйста, варенье из холодильника. Спасибо. Молодец.

                                    ***

 

    Змей связался по сети с Лютым и передал слова хозяйки о школьных киборгах – откуда они привезены и что с ними делали раньше. Лютый пообещал сообщить всё DEX’у, живущему у участкового полицейского, чтобы тот передал хозяину, чтобы он присмотрел за «подарками»… да и Деян (DEX Данки) ещё в деревне… так что ничего страшного. Присмотр будет.

 

  После этого Змей позвонил Нине и успокоил её – деревенские киборги предупреждены и постараются предотвратить срыв.

                              ***

 

 

    Илона с изумлением наблюдала, как Нина разговаривает с киборгом. А Саня спокойно достал варенье и масло («Достать масло приказа не было!» — про себя удивилась Илона), поставил чашки, достал пряники и смирно сел за стол.

 

— Нина Павловна… разве Вы приказывали Сане достать масло?

 

— Да… заранее. Илона, не делай такие глаза… Саня явно разумен. И его глюки… это не совсем глюки… а именно… его попытки думать. Он молодец…

 

— Разумный киборг! Надо же! Разве так… бывает? И… Мрак может быть… разумным?

 

— Хочешь попробовать? – улыбнулась Нина, поставила перед Саней вазочку с пряниками. – Ешь, Саня, можно, – и дала девушке ценный совет: — Купи полкило карамели и за каждую помощь тебе давай ему конфету. Или даже две конфеты. А лучше… пряники… мелкие и шоколадные.

 

— И что?

 

— И через некоторое время ты заметишь, что твои приказы он выполняет особенно быстро и качественно. А потом он будет пытаться предугадать твои приказы… и подавать тебе нужный предмет до приказа… разве это не здорово?

 

— Здорово… наверно… — неуверенно произнесла Илона, — но… если это будет заметно, его сдадут на проверку.

 

— А ты на что? Делай так сама и другим скажи… честно говоря, я не до конца уверена, что Саня разумен. Но… чисто теоретически… я думаю, что это возможно. Так что… вероятно возможно и Мрака приручить. Попробуй.

 

— Хорошо, попробую. Мне пора.

 

— Давай такси вызову тебе, уже поздно… где ты живешь?

 

— Общежитие педучилища. Там больница комнату для интернов арендует.

 

— Далеко… может, тебе охрану вызвать? Хотя… тебе ко скольки на работу?

 

— К восьми… а что?

 

— Оставайся на ночь. Место есть. Саня!

 

   Mary появился как тень и встал у двери.

 

— Саня, Илона ночует у нас. В комнате, где ты спишь… проспишь сегодня в комнате… в этой. На любой кровати. Перестели для Илоны кровать.

 

— Приказ принят.

 

  Девушка прошла в выделенную комнату – в общежитии в комнате такого же размера она живет вдвоем с Вероникой. А здесь такой огромный дом! И Нина Павловна в нём одна!

 

    Ну не совсем одна. С Саней. Но всё равно… даже вдвоём… это очень много. Но… завидовать нечему. Фома говорил, у неё сын пропал без вести… и муж бывший ушёл с одним портфелем.

 

    Когда Фома выиграет все места в своей весовой категории на следующей Олимпиаде и предложит ей выйти за него замуж, и она согласится – то он тоже купит такой же дом… помечтать не вредно.

 

— Илона, ты сразу будешь ложиться спать? Можешь посмотреть головизор… только звук громко не делай. Спокойной ночи!

 

— Спокойной ночи!

                                             ***

 

     После чаепития на кухне школьной столовой в компании поварихи тёти Клаши и Драгана Кот собрался продолжить дежурство – обход внутри здания с проверкой всех окон и после этого обход здания снаружи… но Драган достал принесённый для них двоих старенький планшет с мультфильмами, пришла Данка и подала Лисе пакет, в котором были два шерстяных платья с рукавами и бельё.

 

   Пока в окнах школьной столовой горел свет – шли люди с подарками для «подарков»: принесли одежду и обувь, несколько инфокристаллов с мультфильмами, книги на настоящей бумаге… и даже пару толстых альбомов и фломастеры.

 

   И Кот снова отложил на время запланированный побег.

 

  А когда ушёл Драган – а с ним и все гости – Кот отправился в обход школы в крепких ботинках, почти новой куртке и в вязаной шапке.

                                        ***

 

 

    Утро началось с кофе. Дивный запах распространился по всему дому. Нина посмотрела на часы – полседьмого! Пора вставать.

 

   На кухне уже был сервирован стол для завтрака на одного человека. Саня с самым деловым видом пёк блинчики.

 

— Утро доброе! А мне ты такой завтрак не готовил, – полушутя заметила Нина, – и кофе готов… Илона, утро бодрое! Как спалось на новом месте?

 

— Замечательно! Здравствуйте! – Илона просто светилась от радости. — Саня молодец. Столько всего успел за утро.

 

— Вижу… мне он кофе не готовил…

 

  Киборг тихо и словно виновато проговорил:

— Вам нельзя кофе. У Вас давление повышенное… и сердце…

 

— Саня! У меня нет проблем с сердцем! И хватит об этом. Сама себе кофе сделаю. Когда умоюсь.

 

    Нина ушла в ванную, а Илона села за стол. Наверно, всё-таки не совсем хорошо вот так вот в гости являться… неожиданно. И за стол садиться раньше хозяйки дома не следует… наверно. Но… надо успеть на работу, и чайник уже скипел и блинчики готовы… и неудобно как-то.

 

    Всё же взяла чашку, Саня тут же налил в неё кофе, подал блинчики и встал в сторонке.

 

     Разрешения сесть за стол не было. А эта хозяйка и наказать может. Бывало уже такое в больнице, когда не успевал выполнить какой-нибудь из приказов, которые интерны давали одновременно, посылая киборга в противоположные стороны. И было дико страшно не успеть, не выполнить приказ – или выполнить не так, как приказано. Стало вдруг страшно – ведь эта хозяйка имеет первый уровень и может приказать сделать что-то… что очень не понравится хозяйке со вторым уровнем.

 

— Саня, подай варенье!

 

   Тело само дернулось к холодильнику, рука сама достала креманку с вареньем.

 

«А масло не достал» — подумала Илона – «а мог бы и догадаться… а как он мог догадаться, если не приказано?».

 

   Илона смотрела на киборга и понимала, что что-то не так. Вчера вечером Саня был спокойнее, двигался плавно и даже красиво… а сейчас дёрганый какой-то… и с чего бы это? Ждёт приказа?

 

   Вспомнила вдруг, как они развлекались с Вероникой, посылая одновременно киборга в разные стороны – обе имели одинаковые права управления, и если Вероника посылала парня за булочкой в буфет на первом этаже, то Илона тут же посылала его за чистыми полотенцами на пятый этаж. Киборг стоял на месте и тупил, а им было смешно. И в мыслях не было при этом, что он уже отработал две или три смены подряд.

 

    Стало стыдно. И перед собой, и – как ни странно – перед этим киборгом.

                                ***

 

    Утром Змей первым делом спросил Лютого, как прошла ночь – и получил несколько видеозаписей, снятых Деяном и Котом. Просмотрел – обход вокруг школы, внешний вид Кота в куртке и шапке, вечернее чаепитие и получение завтрака. Скинул Лютому для Кота видеозаписи острова и отключился.

   После этого сразу позвонил Нине и скинул записи.

                                   ***

 

    Илона перевела взгляд с кофе на киборга – в его взгляде промелькнул страх. Да нет, показалось… он же машина, а машина не может бояться.

 

— Илона, тебе такси вызвать? Или… может, Фоме позвонить, и он за тобой приедет? – Нина взяла чашку и стала делать себе кофе.

 

   Саня молча наблюдал за процессом, не смея вмешиваться, но всё же очень тихо сказал:

— Вам нельзя кофе.

 

— Саня, успокойся, мне можно кофе. Не стой там… бери себе чашку и садись за стол. Можно.

 

— У Вас недостаточно прав управления, – ещё тише сообщил Саня.

 

— Ну да… у Илоны первый уровень на тебя… Илона, ты ведь не будешь против, если Саня сядет с нами за стол? Без твоего разрешения… или приказа он не посмеет.

 

— Саня, можно сесть… и чай пить тоже… можно, – ответила Илона и почему-то густо покраснела.

 

   Саня взял себе чашку и сел за стол. С полминуты сидел неподвижно, ожидая отмены разрешения. Потом осторожно налил себе чаю, положил в чай сахар, и взял хлеб.

 

   Нина, наблюдавшая за Саней и Илоной, вдруг – неожиданно даже для себя – предложила:

— Илона, продай мне Саню. Совсем.

 

— Что? – от неожиданности девушка чуть не подавилась чаем.

 

— Его ваш главврач оценил в три пятьсот. Две тысячи я заплатила больнице. Сейчас я готова заплатить ещё две. Тебе и сейчас. Полторы ты отдашь больнице, пятьсот останется тебе. Ну как?

 

— Неожиданно! А… зачем он… Вам?

 

— Чтобы был. Он боится тебя… — при этих словах Нины Саня побледнел ещё больше, — а на страхе далеко не уедешь. Здесь ему хорошо, тепло и сухо. А будет ещё лучше.

 

— Но как… он ведь…

 

— Он медик… успокоится и сможет нормально работать. В поселковом медпункте, например. А ты попробуй наладить контакт с Мраком. У тебя получится.

 

— Медпункт в… посёлке? – теперь побледнела Илона.

 

— В заповеднике… посёлок при турбазе, где живут работники турбазы и фермы при этой турбазе. Сейчас… вот насколько я знаю… там одна врач. А помогает ей Irien… если, конечно, его не заберут на ферму.

 

— И… когда Вы хотите его туда отвезти?

 

— Не сегодня… сначала покажу. Но… Саня, если ты не захочешь там остаться, то вернешься сюда, – и Нина снова обратилась к Илоне, – что скажешь?

 

— А… сам Саня… что скажет? Саня, хочешь остаться здесь, в этом доме и потом попасть в медпункт в посёлке? Или… вернуться со мной в больницу и помогать мне там?

 

   Mary побледнел, потом покраснел, побледнел снова… впервые в жизни ему предложили выбрать, где жить и где работать. С одной стороны – посёлок в глуши, множество незнакомых людей, Irien… с другой стороны – знакомая больница и интерны, гоняющие то туда, то сюда… и работа по три-четыре смены подряд, и тяжёлые больные… пусть уж в больнице новый санитар работает.

 

     И Саня впервые в жизни сказал сам:

— Здесь хочу жить… и в посёлок… тоже, – и замер. Что же будет?

 

    Илона с изумлением смотрела на всегда тихого и безропотного Саню – никогда от него никто не слышал слова «хочу»!

 

— Раз так… то пусть… так и будет… он Ваш.

 

— Отлично! – решительно сказала Нина. – Сейчас полторы тысячи… куда перечислить?

 

— На видеофон… вот мой номер… — и через минуту, — уже пришли!

 

— Еще пятьсот переведу, когда привезешь на него документы… можно сегодня вечером.

 

    Илона в состоянии легкого ступора сообщила Сане о смене хозяйки и позвонила Фоме, чтобы он заехал в общежитие, взял у Вероники документы на киборга и привез Нине Павловне.

 

— Он сейчас приедет… а куда Вам столько киборгов?

 

— Чтобы были… ты знаешь, что есть на свете такой остров, где живут одни киборги? Людей там нет, все сыты и одеты по погоде, никто никого не бьёт… и там очень нужен медик-киборг…

 

    Саня слушал – и не верил! Неужели есть такой остров? Включил детектор и прокрутил запись – стопроцентная достоверность. Вот бы хоть посмотреть, как там живут… без людей!

 

— …а такой остров есть. Только там места мало… и не все поместятся. Но помечтать-то не вредно. И скоро мы туда полетим с Саней. Кстати, Саня, если хочешь, можешь придумать себе другое имя. Это не приказ. Если это имя тебя устраивает, хорошо. Но если не устраивает, то можно поменять.

 

— Устраивает, – и добавил, – у дверей обнаружен посторонний объект.

 

— Отлично. Встречу… наверное, Фома приехал… утро доброе, – уже к гостю обратилась Нина, – а мы тут Саню уговариваем. Илона согласилась мне его продать…

 

— Да, я в курсе… привёз все документы, – ответил парень – у Вас же и так десять киборгов… вот пакет с бумагами.

 

— А медика нет ни одного. Теперь есть. Пока здесь поживет… на днях свожу его на остров. Если захочет, останется.

 

— А не захочет? – поинтересовался Фома.

 

— Будет жить здесь. Присматривать за домом. Может, ещё киборга приведу… помогать будет.

 

— Но продавать его…

 

— Я не буду. Он мне самой нужен. Кстати, Илона, держи оставшиеся пятьсот галактов… теперь Саня мой.

 

— Тогда мы пошли… нам пора на работу.

 

— Удачного дня! Заходите вечером.

 

Взгляд в прошлое.

 

  Ей шестнадцать, и это ее второе не тренировочное убийство. И первое – без подстраховки.

Темный колдун Властим, еще молодой, ему пятидесяти не стукнуло, но уже успевший достать изрядное количество народу. По крайней мере, клану заказало его целых четыре клиента:

— конкуренты по магическим услугам

— обозленная любовница, узнавшая, что он использовал ее волосы на какое-то снадобье;

— глава ассоциации магов, прознавший, что Властим, наряду с магией использует всякие технические новинки людей. А что ж вы хотели, этот современный маг  даже учился к каком-то университете..

— родной братец, увидевший при гадании, что Властим, оказывается, нанимает киллеров для его убийства…

 Мать, несколько удивленная такой популярностью объекта, разумеется, ни словом не обмолвилась клиентам о других жаждущих и, кроме обычной ставки,  ухитрилась выторговать еще и надбавку за риск и доплату за выбор способа убийства. После чего спихнула заказ на дочь, предоставив ей самой определиться, как, черт побери, умудриться убить объект четырьмя способами сразу. Для тренировки – сказала она. Для тренировки. Дочь главы клана должна уметь принимать решения и .. Силы ада, как мне это надоело..

 Лина материализовалась в пещере и благоразумно замерла для осмотра места. Как оказалось, не зря: в пещере поклонника техники оказались датчики движения! Ничего себе! В последнее время, по словам старшей наставницы, фениксам стало куда трудней работать — пришлось изучать и что такое видеокамеры, и какие существуют датчики, и многое другое.. Клан организовал спецкурсы, инструкторов нанимали… Ну же, мой хороший.. ага, вот так, меня здесь нет..

 Разобравшись с техникой, феникс пожелала знать, где черти носят ее объект? Конечно, в пещере могло быть несколько отделений, но бегать по этим отделениям – верный шанс нарваться на неприятность. По данным работодателей, объект отличался подозрительностью почти до паранойи и установить на входе какую-нибудь смертоносную пакость вполне в его характере. Воскреснуть она воскреснет, но, во-первых, больно, во-вторых, объект может и удрать, пока она будет копаться с воскрешением, а в третьих, мать заметит и сначала закатит трехчасовую лекцию по идеальным убийствам, а потом загонит на тренажеры на пару недель..  Так что лучше она тихо подождет, пока Властим не..

 А, вот и он.

 Точно как на изображении. Стрижка, щегольская аккуратная бородка.. Даже одежда у него не такая, как у всех! В руках – современный шприц и пробирки..

— Привет, — вздохнула феникс и аккуратно влепила в высокий аристократический лоб модного демона специальный шарик, блокирующий способности к переносу. Шарик впитался в кожу, едва коснувшись, колдун вздрогнул и непонимающе посмотрел на незваную гостью:

— Тебе чего, девочка? Я сейчас не принимаю. За любовным зельем зайди завтра, получится убойной силы! – он зачем-то потряс пробирками..

— Властим? – проявила знание традиций Лина. В принципе, это было не обязательно, но старым обычаям полагалось обязательно спросить жертву про имя. Фоток и Кристаллов ведь раньше не было..

— Я же сказал, я не принимаю! – рявкнул колдун, теряя всякую приветливость.

 Ну вот и ладно..

— Александрус велел передать тебе привет, — продолжила традиционный ритуал девушка и подняла руку, перестав прятать родовой знак.

  Глаза Властима полезли на лоб:

— Феникс?!

  А вот теперь объекту полагалось начать делать глупости типа бегства или драки.. ну вот, как по заказу! Лина легко уклонилась от шприца, пробирок, которыми зашвырнул в убийцу запаниковавший объект, и перенеслась ему за спину. Он только успел переступить с ноги на ногу, не понимая, почему не действует телепортация… а феникс уже была рядом. Ничего сложного. Ножик к горлу – и колдун понятливо притих.

— Подожди, — проговорил он торопливо, — Подожди! Тебя послал Александрус? Мой брат?

Подожди!

 Это было непрофессионально, но Лина придержала нож. Мать права, из нее хреновая убийца, не получается у нее бесстрастность и безжалостность.

— Послушай.. Сколько он дал?

— Это важно?

— Подожди же! Я дам больше! Намного.. Намного.. Он ведь неудачник. Сколько он мог.. ну подожди же, пожалуйста!

— Я слушаю.

— Я могу выкупить.. вам же разрешается, нет? Я отдам свои зелья! Редкие.. Сильные!

— Не пойдет.

  За нарушение контракта семья взбесится..  и никакие зелья не помогут ей уйти от наказания.

— Да ты не представляешь, насколько сильные! Тебя весь клан на руках носить будет! – колдун, кажется, сообразил, что после его смерти феникс так и так может забрать имущество и отчаянно продолжил, — Постой, минутку, ну пять секунд, ладно? Ладно?!

— Ну?

— Ты ведь феникс? Ты.. пьешь силы, правда? Хочешь такую силу, каких на Земле всего пять? Всего пять, представляешь? Я отдам его тебе. Ты станешь сильной.. очень.. Только отпусти меня. Я уйду.. все брошу.. никто не узнает.. а?

  Лина вздохнула… Если она принесет в клан что-то очень-очень ценное.. ну очень.. то может сойти и нарушение контракта. И ей не слишком попадет… Да и в любом случае, ценное надо посмотреть. Ну ладно, колдун. Тебе же хуже, если обманешь. Девушка поджала губы и захлестнула вокруг шеи объекта цепочку-амулет с лазуритом.

— Пошли.

— А… а это что? – колдун потянулся к горлу, еще не веря, что обошлось..

— Взрывчатка, — не моргнув глазом заявила феникс. – Обманешь, попытаешься убить – останешься без головы.

 

 Крохотная пещерка, всего шагов пять. Вроде искусственная… Фу, гадость! По коже продирается волна такого колючего холода, что она невольно оглядывается: какого черта?

Впечатление, что тут черные Кристаллы на полную мощность работают! Как чародей их терпит, они ж любую магию глушат?!

Но тут включается свет, и на постели, наскоро переделанной из алтаря, Лина видит свою «плату за молчание».

  Ему лет двенадцать, и он то ли спит, то ли без сознания. Обнаженное тело распластано на тонком слое травы, прикрывающем камень. И руки, заведенные за голову и вмурованные в изголовье алтаря, и ноги – в кровавых синяках… Особенно много на бедрах и у плеч..

 По краю алтаря цепочка тех самых черных кристаллов. Штук тридцать. Кем должен быть мальчик, что его блокируют на такой мощности? И как же ему сейчас тошно – черные кристаллы даже ей, темной, терпеть тяжело.. Дышать тяжело..

— Это кто? – голос феникса спокойный-спокойный… Именно такого добивалась от нее мама..

— Маг. Из сильных. Очень. Среди его предков сплошные Стражи. Зелья, приготовленные на его крови – настоящее сокровище! Я столько на них.. Кхм. Он твой. И мы расстаемся.. – голос чародея стал почти заискивающим.

— Так ты кровь у него берешь?

— Ну да. Я его специально для этого прибрал. Забирай, мы ведь договорились, да?

  И в этот миг мальчишка открыл глаза.. Огромные, помутневшие от боли и жара.. На миг в них тенью мелькнула надежда, но тут же потухла, потом растерянность и стыд —  увидев девушку, он судорожно дернулся, на инстинктах пытаясь прикрыться. Не вышло, каменные кандалы не пустили, и вздрогнув от боли, он затих, едва шевельнув запекшимися губами. Слабый совсем.

— Много уже взял?

— Крови? За трое суток – где-то около литра. Тебе хватит.

 Три дня..

— И мести родителей не боишься?

— Тебе-то что? – не выдержал Властим, — Ладно-ладно, ничего, извини… Я не тороплю.. Нет, не боюсь. Его никто не ищет, он официально покойник.

— Как это?

— Интересуешься новым способом убийства? Пожалуйста: ждешь, пока твоя жертва куда-нибудь полетит на самолете, покупаешь билет. В нужный момент запускаешь снотворный газ и забираешь нужного человечка.. Потом переносишься – и готово. Самолет падает.  По останкам на месте катастрофы никто в жизни не определит, сколько там трупов и как они умерли.. Спишут на террористов, не первый раз.

  Во время его речи Лина следила за мальчишкой.. Он тоже слушал своего мучителя, и на тонком лице все ясней проступало отчаяние.. Но он молчал. Только дышал как-то странно.. Девушка прищурилась – на левом боку темнел громадный синяк. Гарантированный перелом ребра. Рядом с легким.

— На боку тоже кровь брал? – ладонь феникса легко легла на горячую кожу..

— Что? А.. нет. Это стукнул, не удержался. Язык у него.. Так берешь?

  Вот доставучий..

  Мальчик снова вздрагивает, когда она касается перелома.. В его глазах нет надежды, только боль и злость на собственную беспомощность. Зеленые глаза..  Лина решительно кивает головой:

— Беру.

— Отлично! – оживился тот, — Снимай эту свою взрывчатку, и..

— Не спеши.

— А что такое? Мы договорились, нет?

— Договорились. Насчет заказа Александруса. А еще есть приветы от Лайзы, Магнуса и мудрейшего Пу Сы. Тоже расплатишься? – губы юной убийцы кривит злая усмешка, и колдун, что-то поняв, отшатывается..

— Что?..

— Прощай, Властим.

 

 Изобразив на жертве, кроме, раны в сердце, еще и следы удушения и утопления (целых пять минут на это угробила!), Лина вколола ему еще какую-то пакость – яд тоже заказывали – и снова вернулась к алтарю. Ну-ка, ну-ка, что нам тут нужно? Мда, паршиво..  Мальчик отвел глаза от тела своего мучителя и посмотрел на нее..

— Феникс.. – прошелестел почти неслышный голос, — Что ты.. от меня.. хочешь?..

— Чтоб ты полежал тихо, — огрызнулась она. И перенеслась.

  Белые кристаллы нашлись только в третьей по счету лавочке, и вдобавок, стоили немало. Шипя нечто неласковое в адрес покойничка Властима, феникс выгребла из кармана одно из его зелий и все-таки добилась скидки.. Но из-за поисков и торга в пещеру она вернулась только через сорок пять минут.

 Почувствовав перенос, он открывает глаза.

— Что теперь?..

— Я ж сказала, лежи тихо!

— Куда я денусь..

 Лина достает из сумки Кристаллы,  кладет у его груди. Молча осматривает фронт работ. Нейтрализовать черные Кристаллы можно только белыми, причем раскрошить с первой попытки. А мы имеем тридцать два черных и только двадцать шесть белых. Весело. Присвистнув, девушка вынимает нож и прищуривается: если отколоть вот этот кусок алтаря, то разница, в принципе, преодолима…

— Подожди… — шепчет мальчик.. – Минутку..

— Что?

— Можно сначала попить? Пожалуйста..

 Тихий, почти безнадежный шепот словно проломил перегородку между сознанием и тем котлом где-то внутри, вечно кипящим котлом, который назывался «злость». Ярость заклубилась огненной лавой.. Какая там злость, это просто бешенство!

  В клане Феникс очень ценили детей.

  Редко кто из фениксов была способна родить больше двух дочерей. Они жили долго, втрое дольше человека, но за это пришлось платить.. Дети рождались нечасто, и поэтому каждый ребенок был драгоценностью.. Их берегли, несмотря на требовательность и традиции. Берегли и охраняли. Даже детеныши демонов могли рассчитывать на безопасность и какую-никакую помощь при случае.. И все знали, что фениксы малость ненормальные на детках, и с заказами на лиц до восемнадцати к ним соваться может только самоубийца. Ее объект, кажется, не знал, что показывать своей убийце ребенка в таком виде небезопасно..

 Эх, Властим, жалко, что никто не заказал тебе какую-нибудь медленную смерть. Мама была бы поражена моим дебютом!

  Пока Лину терзали кровожадные мысли, руки ловко сняли с пояса небольшую фляжку, открутили колпачок-стаканчик и поднесли его к губам-корочкам..

— Он что, сегодня тебе воды не давал?

  Мальчик не ответил.. Слишком сосредоточен был на том, чтоб поймать губами и выпить все до капельки… Словно неделю не пил. Догадка уколола шипом..

— Подожди.. совсем не давал?!

  Тихий вздох..  Усталый взгляд, в котором смешались благодарность и боль.. и обреченность.

— Нет. Зачем?

  Жбыр! Про еду можно не спрашивать. Лина налила еще стаканчик..

— Как тебя зовут?

— Тебе зачем? – настороженно глянули на нее чуть прояснившиеся глаза. – Лёш..