Идти по следам было легко: группа не таилась, двигалась быстро. Но на ночевки-то все равно останавливались, так что неспешно, но верно нагонял. Отдыха он себе и лучины не давал, закидывал на ходу в рот пригоршню снега и медленно рассасывал холодные крошки. Пить не хотелось, спать тоже, хотя он и шел уже третий день. И к вечеру вполне мог пристроиться в хвост, чтобы не только следовать за ними, но и вести дальше, попутно разведывая, что творится вокруг. Ведь пешему через лес пробираться проще — можно и дорогу сократить, и круг заложить, пока громоздкие вездеходы будут катиться по дороге.
Герен шел, привычно ступая на в продавленные колесами колеины, чтобы, если кто и захочет узнать подробнее что за подорожники тут были, не угадали еще и про одинокого путника. Думать о том, что случилось с полковником и бойцами, не хотелось. В лучшем случае устроят показательную казнь, чтобы заранее заручиться поддержкой западников. В худшем — просто прирежут потихоньку, выставив татями и предателями. До своего района далеко — покуда вести дойдут, армия соберется да народ поднимется — то предъявят возмущенным северянам головы подосланных убийц, испросят прощения — мол, не уберегли, да и любезно помощь предложат, покуда будущий полковник ума-разума набирается. А если в это время Ладиг к землям района подойдет, то его даже никто боем не встретит — так и возьмет голыми руками. Прав все же Борг: единственная надежда у всех северян, чтобы Верс уцелел, да обратно живым воротился.
Герен невольно сбился с шага — пусть и думы были печальные, но это не мешало ему по стороном глядеть. А тут второй раз подряд споткнулся, и как будто болью под ребра протянуло. Огляделся, пытаясь определить что и откуда его зацепило — вроде, дальше по дороге. Уже не таясь и не думая про то, что может угодить в ловушку, Герен побежал. Присутствие чужака еще ощущалось, пусть и слабо, но лишь от одного предчувствия срывало дыхание и то обжигало диким мертвым холодом, то, наоборот, окатывало с головой волнами белого слепящего огня. Герен жмурился, бежал быстрее. И вдруг упал, словно его сшибли мощным ударом. Сколько он пролежал несколько щепок или пару лучин — он не знал, но когда густая темнота, что враз словно окутала его, растворилась, ветер донес острый запах гари, сладковатый, терпкий. Так могло бы пахнуть хорошо прожаренное мясо, если его вовремя снять с углей. Вот только никто не станет на задании баловаться свежатиной…
Герен рывком перекатился, поднялся. Перед глазами все плыло и кружилось, колени подгибались, а к горлу подкатывала тошнота. И отчего-то было сложно заставить себя идти вперед. Вот если короткими перебежками, от дерева до дерева, опираясь рукой о холодные шершавые стволы, чтобы снова не рухнуть. Еще несколько усилий — последние сажени дались тяжелее всего, но он все же дошел, упал возле разметанного и уже остывшего пепла. О том, что тут произошло можно было не гадать, хотя даже костяки сгорели полностью, но запах, холодное дыхание нави, да и пятно выгоревшей земли слишком большое. Герен осторожно протянул руку, прихватил щепоть серого пепла. растер между пальцами.
— Дошел-таки, — голос был хриплым, да и слова произносил медленно с натугой.
— Словом яви, светом огня, силой Зова… — Герен спокойно, не дергаясь и не делая резких движений, обернулся. Против пришлого с нави обычное оружие бессильно, да и не всякое заклятие мертвого возьмет.
— Не надо, — мертвец не приближался, так и стоял в десяти локтях. — Разве ты не понял?
Герен скрипнул зубами: обычного выходца с нави можно было спровадить обратно таким внушением но только не воина Зова. Отрадно было лишь то, что серым пеплом стал не Верс, а чужак.
— Кто тебе сделал краду? — Герен попытался посчитать, сколько лучин прошло. Погребальный костер, который зажигает сильный воин Зова мог испепелить тело и за пару лучин. Но Верс — он же почти ничего не умеет.
Мертвец молчал долго, Герен даже оглянулся несколько раз — проверить не пропал ли тот, не договорив.
— Я еще не встречал таких воинов. Он сильнее стражей-порубежников, — равнодушно рбронил мертвец. — Если ты позволишь, я покажу тебе свою смерть.
Герен поежился. Как это происходит он знал — видел несколько раз еще мальчишкой в родном поселении. Но вот Старший, после трех таких бесед, стал совершенно седым, хотя старым еще не был. Только вот с тенями, навьиными выходцами да мертвецами не спорят. Герен склонил голову, подставляясь под нечувствительное прикосновение ледяных рук. Мертвец мгновенно оказался рядом и… Герен почувствовал, как студеный кокон сдался вокруг сердца. Дыхание остановилось, и мир смазался, а потом растекся душной чернотой. И где-то вдали, на грани тьмы и смерти полыхнул огромный костер.
— Отпусти, — Герен не молил, а приказывал. Если навьим выродкам показать слабость, то потом точно живым не отпустят: утянут к себе или выпьют без остатка. — А то сожгу…
Мертвец расхохотался.
— У тебя силы такой нету. Вот у моего палача была. Он и живого мог сжечь, и мертвого. А ты…
Герен переплел пальцы — настоящим воинам Зова такие штуки не нужны, они могут и рукой и даже взглядом испепелять, — а вот ему без знака-помощника не обойтись. Пламя было едва заметным, и прошло сквозь выходца, ничем тому не навредив. Зато ординарец сам едва не свалился от слабости. Уперся руками в пепел, судорожно вдохнул. Если этот навий сын захочет его выпить или обратить, то никто ему не поможет.
— Чего ты хочешь? — охрипшее горло плохо слушалось и говорить получалось лишь коротко.
— Уйти, — глухо и резко обронил мертвец.
Герен чуть не застонал — ритуал. Ритуал, о котором знает каждый мальчишка-порубежник, но ведь Верс вообще, судя по всему, случайно стал слышащим Зов, а потом… вообще непонятно, что с ним стало происходить. То, что костер погребальный парень для ворога сложил, похвально, вот только в костер это следовало немного собственной крови пролить. Ничем иным, кроме живой крови невозможно притушить Зов огня, что даже после смерти продолжает гореть в крови умершего воина. И этот Зов будет держать мертвого среди живых, покуда те, кто складывал поминальную краду, не делали новый прощальный огонь и туда не лили свою кровь — как дань для выходца нави. А те воины, что мертвыми продолжали среди живых ошиваться порой становились невидимыми стражами рубежей. И такие мертвецы несли службу верно, подчиняясь, правда лишь тем, кто силой Зова и огня их превосходил.
— Мою кровь примешь? — Герен вытащил из сапога нож. — Мы с Версом раненые друг возле друга лежали, не братались, но кровь смешаться могла.
Мертвец снова протянул руку, легко провел пальцем по щеке живого. Герен почувствовал, как занемено лицо, и вниз к подбородку скатились несколько капель теплой крови — кожа все же лопнула от прикосновения, сильнее чем от удара.
— Не годится.
Герен покрутил нож между ладоней. Тащить за собой неведомого призрака — тут надо быть либо последним недоумком, либо самоубийцей, либо обоими сразу.
— Клятву огня дашь, что мне служить станешь?
Мертвец молчал, лишь склонился к Герену так, что у того от холода нави зубы застучали, а все тело колотилось от озноба. Оглядываться было бесполезно — оружия, способного расправиться с выходцем у ординарца не было, огнем жечь — тоже ничего не выйдет. Вот и остается, что ждать: ответит или убьет. А как убивают мертвецы Герен видел — страшно, человека будто окутывает прозрачный кокон, а когда дымка расползается. на земле остаются лежать ошметки, в которых и человека сложно опознать.
— Клянусь… — нехотя молвил мертвец.
— …силой Зова, пролитой кровью, светом огня, — осторожно подсказал Герен.
Мертвец послушно повторил.
— …не убивать своего господина, не причинять ему вреда, как и людям его, не злоумышлять… — Мертвец знаком велел Герену поднять руку. Пальцем провел по ладони, вспарывая человеку кожу, а затем плавно стек на колени и припал губами к ране, сделал несколько глотков. — Я буду верен клятве своей, но и ты клянись, что твой Верс меня отпустит и я уйду.
— Через четыре седмицы, — торопливо пробормотал Герен.
— Будь по твоему, — мертвец оторвался от кровоточащей раны. — Клянись…
Автор публикации
