…К десятому курсу Мэнни совсем с ума сошёл. Втемяшилось ему, что закончить школу нормально он сможет только при условии индивидуального обучения, и чем раньше оно начнётся, тем лучше. Парень сокрушался, что раньше-то не решился поговорить об этом, а уж теперь, когда до окончания осталось всего три года — решающий этап, финишная, так сказать, прямая — теперь подавно. Дорогие предки, вы ведь не хотите видеть своего сына будущей литературной посредственностью, одним из тысяч типовых борзописцев, бодро тянущих длиннющий одноцветный состав из авторов современной клишированной многотиражной литературы? Вы ведь не хотите видеть нашу родовую фамилию исключительно на голообложках «вагонных бестселлеров» — нет, вы хотите проявления настоящего таланта, яркого, индивидуального, смелого — такого, который оставит след в истории литературы, а не только в разжиженных мозгах клерков и домохозяек? Удивительно, как наши с вами взгляды на этот вопрос совпадают, в кои-то веки! Но для достижения этой общей цели — придётся, ничего не поделаешь, оставить общепрограммное обучение, даже в элитной литературной гимназии. Только индивидуальные занятия!
Сказки Мэнни стал сочинять с того момента, когда впервые осознал себя, окружающий мир и своё место в нём. Мэнни твёрдо, безо всяких метаний и сомнений, знал, что это за место. Сказочник. Вот его будущее. В сказках — весь смысл его дальнейшей жизни. Впрочем, это было семейное. Бабушка — преподавательница литературы. Дед — писатель, мастер исторического детектива. Мать — художник-мультипликатор. Отец, правда, немного выбивался из художественной когорты, но всё равно — журналист-обозреватель, вечно сопровождающий всяких приключенцев: то группу альпинистов-дальнепланетчиков, то ксенобиологическую экспедицию... В общем, тоже по сути недалеко ушёл. Нет, уходил-то он как раз далеко, очень далеко. Но сына от этого не начинал понимать хуже и меньше.
Короче, к идее появления в семье гувернёра все отнеслись бы с полным пониманием… Если бы Мэнни не втемяшилось видеть в качестве гувернёра исключительно их старого киборга. «Шестёрку». Охранника, привратника и помощника по хозяйству в одном флаконе. Вот этого не мог понять никто. Кроме, пожалуй, бабушки. Да и та сочувствовала в основном молча, открытой радикальной поддержки не проявляла. Так что Мэнни пришлось всего добиваться самому. Но парень в грязь лицом не ударил. Нескольких недель упорной психологической обработки хватило, чтобы склонить на свою сторону отца. После этого убедить матушку, а тем более остальных было уже делом техники. К осени специально приглашенные специалисты DEX-компани установили дополнительные блоки, инсталлировали в систему и протестировали пакеты программ и утилит. Ко времени начала занятий Джером был во всеоружии.
Джеромом дэкса окрестили с лёгкой руки, (а точнее, с «лёгкого слова») всё того же Мэнни. Дело в том, что когда года три назад киборгу установили блок имитации личности, (тут Мэнни был, надо сказать, вовсе не при делах, это была совместная причуда отца, которому захотелось обсуждать с киборгом археологические находки очередной сопровождаемой им экспедиции, и деда — любителя моторетро, которому остро не хватало единомышленников и собеседников в гараже). Одной из базовых установок личностного типажа оказалась модель чувства юмора, сходная с древним классиком Дж. Джеромом. Мэнни очень любил этого автора, смаковал сцены из «Троих в лодке…» и кликал забавного комнатного робота-пылесоса не иначе как Монморанси. Ну, а обретшего тонкое английское чувство юмора киборга, соответственно, прозвал Джеромом. И, как говорится, «попал в точку». Имя на удивление быстро и крепко прижилось, Джером стал семейной достопримечательностью и даже гордостью. До этого-то всё «Дэкс» да «Дэкс«. Подумаешь. У половины соседей такие «дэксы«. Не сподручно как-то гордиться было. Другое дело — теперь, когда у киборга появилось имя, да ещё такое подходящее!
В общем, жил Мэнни со своей семьёй, как говорится, душа в душу, и секретов от предков не имел. Кроме одного. Совершенно иррациональной, но от этого не менее заветной тайной мечты: спровоцировать у Джерома пробуждение биологического мозга, развития самоосознания и, соответственно, полноценной личности, настоящей, а не программного суррогата. Спросите, откуда Мэнни взял такую идею? Ну, так он же был Сказочником. А сказочникам сам Великий Космос велел верить в чудеса. Тем более, когда за плечами юного литератора выстроилось могучее войско — Шекли, Бредбери, Воннегут, Хайнлайн, Булычев, Азимов… И вот теперь Мэнни вплотную приблизился к точке коньюнкции с реализацией своей мечты.
— Привет, Джером. Как ты?
Подобная постановка вопроса неизбежно ставила киборга в тупик. Но Мэннипродолжал упорно использовать именно такие формулировки. Адекватно ответить на которые мог только человек Мыслящий. Разумный. Живой…
— Здравствуйте, молодой хозяин. Вопрос не корректен. Не достаточная конкретизация действия. «Как я…» — что именно? Отдохнул? Получил энергетическую подзарядку? Дошёл досюда? Пожалуйста, сузьте вариативность для получения максимально точного ответа.
Эх-хх… Ну ничего. Ничего, киборг ты мой расчудесный. Капля, говорят, камень точит. Всё равно ты у меня «проснёшься». Как миленький. Время за нас, а не против.
— Приступим к занятиям, молодой хозяин?
— Конечно приступим. Только я же уже просил. Не зови меня так. Пожалуйста, называй по имени. Просто по имени. Мэнни. Неужели это так сложно?
— Хорошо, молодой хозяин Мэнни. Итак, сегодня у нас тема: «Влияние эпохи романтизма на формирование тенденций в мировой литературе девятнадцатого столетия…»
Мэнни слушал хорошо поставленный голос гувернёра и думал о том, как можно изучать романтизм, если не понимаешь значения, смысла этого понятия по-настоящему. Не мыслительным аппаратом — душой… Если нет её, этой души, спит она, мёртвым, беспробудным сном. Чего в таком случае стОят любые, даже самые профессиональные рассуждения о романтизме… Да и о любых других культурных течениях, впрочем, тоже… Эх, Джером, Джером… Как же ты, милый, при таком раскладе шутить-то умудряешься? И ведь достаточно удачно порой даже. Интересно… Надо будет поглубже изучить этот вопрос.
Закончив дневные программные занятия, Мэнни вместо того, чтобы, как все мальчишки, отправиться на улицу играть в голоквадробол или гонять на грависёрфе, обвешивался вирт-окнами и принимался за изучение трудов по экзо-, псевдо- и просто психологии. Эти науки не казались ему гранитом, их не было никакой нужды грызть, вопреки расхожему мнению. Об них не нужно было обламывать зубы и мозги. Но иногда в них запросто можно было намертво увязнуть, как в бассейне с неньютоновской жижей. Попавшись пару раз на эту их особенность затягивать, запутывать и не отпускать, Мэнни был постоянно начеку, и никогда слишком не углублялся в подробности до тех пор, пока не изучал тему досконально, до полного понимания, и только тогда постепенно, пласт за пластом, забирался на глубину. И истины потихоньку, нехотя и недоверчиво начинали открываться молодому экспериментатору. С каждым днём Мэнни проводил свои бережные атаки на пребывающий в глубокой коме биологический мозг киборга всё более и более профессионально. Но тот упорно не желал просыпаться.
«Проблема гения» присутствовала в жизни Мэнни с самого детства. Сверстники не понимали парня, живущего в мире сюжетов и персонажей. Те, кто постарше, либо тоже не понимали, либо завидовали. Взрослые… Нет, эти, конечно, не завидовали — наоборот, восхищались, ценили, поощряли. Но… Они были взрослые. Обыкновенные взрослые. Сказочников среди них, к сожалению, не было. Во всяком случаенастоящих, таких, которым «вечно двенадцать», или возраст вовсе отсутствует. Мэннитолько читал о таких, среди бесчисленных биографий и критических очерков. ГансАндерсен… Кир Булычев… Владислав Крапивин… Увы, эти удивительные Сказочники жили в далёком прошлом, дотянуться и заглянуть в которое можно было, к сожалению, лишь посредством воображения. Поэтому друзей у Мэнни не было. Не то, что друзей — даже приятелей, с которыми можно беззаботно пошутить, перекинуться парой-тройкой слов на перемене между занятиями, не опасаясь каждую минуту получить насмешку, «шпильку», а то и вовсе тычок или подзатыльник. В лучшем случае к нему обращались, чтобы списать сложное домашнее задание или получить подсказку на контрольной. Как обращались бы, окажись среди них «всезнающий» киборг, у которого всегда готов правильный ответ на любой вопрос. А чаще — просто не замечали. К прозвищу «Профессор Тыц-тыц» Мэнни привык за школьные годы едва ли не крепче, чем к имени. Почему «Тыц-тыц«? Потому что похоже на звук клацанья клавиатуры при наборе текста.
И вот однажды Мэнни загорелся тайной мечтой о Друге. Таком, который не будет насмехаться и дразнить, с которым можно будет говорить о самом сокровенном, не опасаясь подвоха, который будет понимать, о чём ты говоришь, и поддерживать разговор, а не просто кивать молча с идиотским видом развесистого июльского лопуха. Где взять такого друга, Мэнни понял в первые же дни, когда в доме появился DEX. С тех пор вынашивал свою мечту, готовился и ждал момента. И вот время пришло.
— Доброе утро, Джером. Ну, что, брат Пушкин, как оно?
Мэнни приготовился привычно услышать логическо-лингвистическуюконструкцию в ответ на простенькую литературную шутку и снова терпеливо объяснять биоэлектронному приятелю, зачем такие шутки присутствуют в жизни и сознании людей…
— Да ничего, брат! Так как-то всё…
На губах киборга заиграла асимметричная улыбка, а левый глаз заговорщически подмигнул. И в неловкой тишине кабинета на этот раз, обескуражено приоткрыв рот, «завис» уже сам Мэнни.