(летняя экспедиция 2894)
Первая часть
Ныне, присно, во веки веков, старина,
И цена есть цена, и вина есть вина
В. Высоцкий
Весна выдалась на редкость холодной и пасмурной— так считал Саша, местные же говорили, что в небесной канцелярии наконец-то вспомнили, что и в Выгжеле нужна хорошая погода. В первых числах мая тополя покрылись нежной зеленью, а ночные заморозки вроде как закончились.
Он вышел из отделения полиции, где туповатый следователь почти час мурыжил его по поводу пропавшей сотрудницы. Её родители — этнологи, помешанные на своих досумеречных корнях — наградили дочь дивным именем Шегригул Калтаауызкызы. На кафедре её называли просто Виолетта. Вместе со старо-казахскими корнями ей досталось круглое лицо, раскосые глаза, приплющенный нос и, конечно, стройный стан, который безнадёжно испортили любовь к булочкам и нежелание ходить в спортзал. Она приехала в Выгжел на полгода раньше него, можно сказать, была одной из первых, кто стал числиться в штате Выгжельского филиала Института Нового мира.
Саша брёл вдоль деревянных двухэтажных бараков, после утреннего дождя тропинки уже подсыхали, но всё равно ботинки стали грязными через сто метров. По своей воле он никогда бы не покинул родной Дербенд, но в прошлом году в универе разразился страшный скандал. Змей Горыныч поставил под сомнение результаты досрочно сданных Иминай экзаменов, мол, преподаватели чересчур хорошо относятся к этой девочке с дикого севера и подыграли ей. Это он сделал зря: всплыли старые счёты, коих в силу скверного характера Иззмелий накопил много, и понеслось… Иминай пересдала всё новой комиссии, а преподы из первой взъелись, оскорблённые необоснованными подозрениями. В результате, шаманка со своей верной троицей ушла в ИНМ, где их, а особенно Свартмеля, приняли с распростёртыми объятиями. Туда же под шумок упрыгали несколько подающих надежды кандидатов, а вслед за этой вереницей поплёлся Саша. Конкуренция между университетом и Институтом Нового мира шла с самого возникновения последнего. Руководство института потирало ладони: специалистов прибавилось, а тут как раз филиал собрались организовывать. Несмотря на цветистые речи, Саша ожидал, что Выгжел будет просто базой для заброски экспедиций в Дар, безо всякой серьёзной научной работы. Пока его опасения сбывались, но зарплату предложили достойную, особенно с учётом северного коэффициента и ещё кое-каких надбавок, о которых аспиранту и мечтать не приходилось, выходило совсем неплохо, а молодому отцу это было на руку. Мысли Саши переключились на трёхмесячную Маришку, с которой Грася уже второй раз лежала в местной, с позволения сказать, больнице. Ребёнок родился чуть раньше срока, с недобором веса и практически всё время болел. Жена пеняла на северный климат, а Сашу мучили подозрения, что это то ли тератогенный эффект, то ли наследственность, то ли, хотя это звучало совсем ненаучно, плата за абсолютное здоровье матери. Клим-то с Иланой потомством обзаводиться не торопились, видно, знали, что будет.
Он зашёл в неприбранную квартиру, запихнул перепачканные мокрой глиной ботинки на полочку рядом с туфельками Граси. Зазвонил телефон, межгород, Саша заторопился к аппарату.
– Алло.
– Здравствуйте, Александр.
– Зме… Иззмелий?
– Да.
– Как Ваши дела? Как здоровье?
– Нормально, спасибо.
– У меня к Вам предложение, выслушайте до конца, думаю, Вы заинтересуетесь, – трубка в руке будто превратилась в склизкое извивающееся тело, Саша так и увидел сложившиеся в улыбочку тонкие губы своего бывшего руководителя, а тот, не дождавшись ответа, продолжал: – Мне и некоторым моим весьма влиятельным друзьям кажется, что эта… Иминай совсем не та, за кого себя выдаёт. Наш университет, конечно, рад, что избавился от этой проходимки, но Вас-то какая нелёгкая понесла следом? Не верю, что такой разумный человек, как Вы, смог всерьёз счесть её своим добрым другом. Пока мы ничего не можем доказать, но Вы можете нам помочь вывести её на чистую воду. Поверьте, после мы не останемся в долгу, Вы сами сможете выбрать себе вознаграждение, например, льготное лечение в клинике Кросса для Вашей дочурки. Нет-нет, не отвечайте, я перезвоню после того, как Вы вернётесь из экспедиции. До связи.
Саша с омерзением кинул трубку на место, потом пошёл мыть руки. Надо было успеть заскочить в больницу до шести и собираться, на курорт вылетали завтра.
«Северин» летел над тайгой, Саша сидел, вытянув ноги в проход, изредка бросая взгляд на зелёное море. Этот маршрут стал ему, можно сказать, родным, он помнил всё речки и озёра, над которыми пролегала их воздушная тропа. За штурвалом был Вацлав, Саша сильно удивился, когда Клим не занял место второго пилота, а остался в салоне. Штрудофф поднялся со своего места и пошёл в заднюю часть салона, где стояли ящики с оборудованием и переноска с кошкой Иминай.
– Конечности втяни.
Саша подобрал ноги, Клим подошёл к большому прямоугольному ящику, стоящему на полу, достал гвоздодёр и отодрал верхнюю крышку. Саша вытянул шею, потом открыл рот, но пристойных выражений у него не нашлось: в ящике, в позе эмбриона лежала женщина в голубом спортивном костюме и синих мокасинах, голова её была обложена подушками. Илана разложила одно из кресел, а Клим с Василиком перенесли даму на него. Саша пересел ближе и спросил, наклонясь к уху Иланы:
– Это что за чертовщина? Вы зачем хомячка похитили? Почему она без сознания?
Клим проорал ему:
– Не обижай женщину, это не хомячок, а нежная эротичная фиялка!
Саша прыснул. Илана прощупала пульс и повернулась к нему:
– Её никто не похищал, сама лететь захотела! Вертолётов боится панически, ей в институте лошадиную дозу снотворного вкололи.
Он прикинул, что на девяносто килограмм пылкой женственности не лошадиная, а слоновья доза нужна.
– А в ящик зачем засунули?
– Ну, если бы мы её без сознания занесли в салон, нас что, никто ни о чём бы не спросил?
Саша кивнул, сел на своё место и посмотрел на Иминай: та, как обычно, улыбалась.
«Что там следователь сказал: соседка по съёмной квартире говорила, что нашла записку. Что-то пафосное, вроде: «Мне опостылел этот мир, я ухожу, и не вините никого, кроме этого ужасного бездушного мира». Или как-то по-другому? Да, не важно. Как здесь-то она оказалась? И зачем в Дар летит?»
Он стал вспоминать, надеясь нащупать верное направление. Шегригул, то есть Виолетта, училась на том же факультете, что и он, только поступила на четыре года раньше. Её можно было встретить в самых неожиданных местах: в секции стрельбы, на собрании клуба любителей внедорожья или среди сталкерья. Главным критерием было наличие большого скопления мужчин, парней, мальчиков – этот цветочек отличался поразительной всеядностью. После получения диплома она ушла на кафедру экспериментальной физики атмосферы в ИНМ. Когда в прошлом году он перешёл туда же, сердобольные аспирантки посоветовали держаться от «фиялки» подальше. И вскоре ему самому пришлось убедиться, что натиск её, конечно, не способен сокрушить Гималаи и гордые Анды, но лопату, чтобы отмахиваться, лучше держать под рукой. Вскоре, вздохнув: «Какой хороший мальчик», – Виолетта переключила своё внимание на кого-то другого. Собственно, после этого он с ней не пересекался до того момента, пока не приехал в Выгжел. Супруги Свартмель, перебравшиеся в этот городок, частенько собирали своих друзей-приятелей на вечерние посиделки, где звучала гитара Клима и флейта Иминай, выпивались литры чая и велись неспешные беседы о науке и искусстве. До последнего времени фиялка произрастала в их компании, потом Саша заметил, что она стала появляться лишь изредка. Илана сказала, что у неё бурная личная жизнь, вдаваться в подробности он не стал. На днях ему звонит следователь и назначает встречу, на которой сообщает, что, возможно, Виотлетта покончила с собой, а сегодня фиялка дрыхнет на разложенном кресле «Северина», летящего на Дарский курорт. Чудеса, да и только!
В голове зазвучал противный голос Иззмелия, Саша поморщился. Эту оголтелую компанию он неплохо изучил за последние полтора года. Да, возможно, шаманка не та, за кого себя выдаёт, возможно, у неё нечистое прошлое, но на похищение эта компания не пошла бы. Даже если б Иминай приспичило кого-то похитить, её муж никогда бы на это не согласился. Да и Клим в подобную авантюру ни за что бы не полез. Насчёт Иланы он сомневался, ибо работа женской головы была для него загадкой.
Вертолёт коснулся земли, Саша до мелочей знал, что будет дальше. Васпы всегда встречали их одинаково: две коленопреклонённых шеренги ждут, пока Иминай предстанет перед ними, вот она спускается с трапа и неслышной поступью подходит к ним, через полминуты Кир подаст ей тетрадь, в которой записаны события всех дней, прошедших с её отлёта. И всё это под аккомпанемент абсолютной тишины. Что величественное и жуткое было в этом молчании, будто вместе с видимыми действиями происходило что-то, недоступное человеческому глазу.
«Кто же ты, Иминай? Жертва чьих-то или своих собственных опытов? Результат неуспокоившихся последователей шуранских гениев? Или порождение самих васпов? Кто ты и зачем появилась среди людей?» – но вот уже два года, как он задавал эти вопросы сам себе, не осмеливаясь коснуться этой тайны, хотя и понимал, что запутался, как комар в паутине, и не выберется уже никогда. Свартмель и Штрудофф опускали трап, шаманка готовилась выйти.
Илана осмотрела женщину на сиденье, знаком подозвала Сашу и сказала шёпотом:
– Она вот-вот придёт в сознание, посиди с ней, чтоб не выскочила из «Северина» раньше времени.
Тот кивнул. Иминай вышла, за ней остальные. За бортом было тихо, казалось, что даже ветер не смеет нарушать торжественность момента.
Через несколько минут Виолетта пришла в себя. Саша шепнул:
– С пробуждением, только не ори, всех богов ради.
Дама приподнялась на локте и осмотрела салон.
– Мы прилетели уже?
– Ага, только пока из вертолёта не выходи.
– Почему?
– Увидишь.
В этот момент из пилотского кресла поднялся Вацлав, заглянул в салон и пересёк границу света, падавшего из двери. Медведь, от которого он чудом спасся, постарался, чтобы при виде его лица комната ужасов бледнела. Саша привык к нему за время прошлой экспедиции, а потому и значения не придал его появлению, зато Виолетта завизжала:
– Васпа!
И кинулась к выходу, Саша, проклиная всё на свете — следом. На трапе объемная леди споткнулась и порхнула вперёд, но её полёт прервали Клим и Илана. Васпы уставились на женщину так, что Саше стало не по себе. Он давно заметил, что на многие вещи они реагируют, как единый организм. Он испугался, что они просто раздерут её, если не сейчас, то в недалёком будущем. Виолетта немного пришла в себя и умилилась:
– Мальчики!
Потом попыталась изобразить реверанс, задумалась и шёпотом спросила у Иланы:
– А он в эту сторону делается?
Та покачала головой. И Виолетта тут же исправила свою ошибку. Клим давил смех, Саша стоял белый, как привидение, а Свартмель опустил глаза, ему было неловко.
Ночь шествовала с востока и пригоршнями бросала в темнеющую синь самоцветы. Угомонились дневные птицы, и лес наполнился шорохами и уханьями сов. Костёр, горевший в большом круге из булыжников, выбрасывал вверх искры, похожие на миниатюрные перья Жар-птицы. Вокруг костра васпы расставили табуреты, вынесенные из подземной столовой. В прошлом году лемех снёс все наземные постройки, после чего поселение, в буквально смысле, закопали. Саша даже примерно не представлял, что творится под землёй, но судя по его наблюдениям, васпы могут работать всё время, когда не едят и не спят. Вообще-то, нехотя признавался он сам себе, если им понадобилось что-то сделать, они забудут про еду, сон и даже походы в туалет. Потом он по привычке пересчитал посадочные места: табуретов вместо восемнадцати оказалось двадцать пять. Иминай и Илана, перешёптываясь и хихикая, постелили на земле пенки. Вскоре повар постучал по покорёженному ритуальному ведру, и местное население начало подтягиваться к костру. Когда все сели, дежурные вынесли два здоровенных котла: один с каким-то невероятным супом на сгущёнке и манке, в котором плавали сухофрукты, кедровые орешки и что-то ещё (при свете костра разобрать было сложно, а на вкус – Саша ничего похожего припомнить не мог); второй – с травяным варевом, которое васпы пили вместо чая. В первый день есть было тяжелее всего: навий дух с непривычки перебивал любые запахи — но он знал, что ещё день-другой и вообще перестанет его замечать. Ели, как обычно, молча, только Кяти громко мурчала, выпрашивая что-нибудь вкусненькое. Василик, как обычно, напоминал всем, что Иминай надо поесть. Это повторялось из экспедиции в экспедицию, но Саша никак не мог понять, к кому же обращается муж шаманки? По идее, к васпам, но никто из них и слова не проронил, может быть к духам? Подобных несуразностей на курорте было столько, что если думать над каждой — мозг взорвётся, поэтому учёный просто принялся за еду.
После ужина Клим принёс гитару, пел песни про войну, про первопроходцев; одну, про картографа, Саша даже запомнил. Ему было хорошо: после перипетий с переездом, родов Граси, больниц — лес, костёр, старые товарищи оказались тем, что было нужно его задёрганному организму. Одного он понять не мог: почему васпы сидят и слушают. Ребята, понятно, окультурить аборигенов пытаются, но им-то это зачем? После одной из песен, голос подал Як:
– Клим, помнишь, ты про север песню пел? Эту про северные болота.
– Понял, Киреева «Севера».
Васпа пожал плечами: ни автора, ни названия он не помнил. Клим начал переставлять аккорды, вспоминая мелодию. Саша пытался подобрать челюсть с хвои: васпа запомнил песню и попросил её спеть. Клим кивнул Яку, сыграл вступление и запел:
Ты живешь за зимы ледяными торосами,
Для кого-то тоска, для тебя — благодать,
Иероглифы пишут машины колесами,
И тебе их, наверно, дано прочитать.
Воздух из-под пропеллера – словно цунами.
Опуститесь пониже, товарищ пилот,
Чтоб увидеть поближе своими глазами
Клюквы красные льдинки на кочках болот.
Севера, Севера,
Обгоняет Казым Ангара.
— В мире нет беспокойней реки,–
Говорят рыбаки.
У тайги есть закон:
Ни к кому не ходить на поклон,
Только ей поклоняемся мы
От зимы до зимы.
Я уехал, а ты почему-то осталась.
Видно, есть что-то сущее у Северов.
Ты по зимникам дальним совсем замоталась,
Согреваясь навек у случайных костров.
Севера, Севера,
Обгоняет Казым Ангара.
«В мире нет беспокойней реки», –
Говорят рыбаки.
У тайги есть закон:
Ни к кому не ходить на поклон,
Только ей поклоняемся мы
От зимы до зимы.
Вяжет кружево толстыми спицами вьюга.
Не хватает бортов – это просто кошмар.
Ждут Надым и Сургут по большому по кругу,
А по малому кругу – Игрим, Белый Яр.
После того, как затихли последние аккорды, любопытство всё же пересилило, и Саша спросил:
– Як, а почему ты попросил спеть эту песню?
Вопреки ожиданиям васпа ответил сразу и развёрнуто:
– В Дербенде сушь, жара, когда эту песню услышал, так в Дар захотелось. А сейчас – мы тут, на своей родине, и песня про север.
Саша кивнул, а про себя отметил: «Значит, не всё население тут местное».
Вскоре васпы пошли спать, Саша решил прогуляться до маленького домика, а когда возвращался, увидел, что у костра сидят только дамы. Он остановился в тени и навострил уши.
– Виолетта, – сказала Иминай, – может, подумаешь ещё день-другой?
– Нет, я всё решила.
– Точно? – спросила Илана.
Та кивнула.
– Тогда пошли.
Они встали и подали ей руки. Женщина поднялась, и они пошли прочь от костра, он засеменил следом. Идти оказалось недолго, метров через пятьдесят дамы спустились под землю – соваться в осиное гнездо Саша не захотел и поплёлся к костру. Его и так раздражало, что оголтелая компания ничего ему не рассказывает, а увиденное и вовсе разозлило. У костра на пенке сидел Свартмель. По сравнению с ним даже самые крупные васпы казались щупленькими, но если каждый из них походил на взведённый арбалет, то Василик был похож на ожившего плюшевого медведя. Саша твёрдым шагом направился к нему с намерением вытрясти из него всю правду, и может быть, даже схватить его за грудки.
– Чего не спится? – спросил Василик глубоким спокойным голосом. – Садись, коли всё равно тут бродишь.
Парень про себя выругался: он забыл, что у всех, кроме него, потрясающий слух. Подошёл и плюхнулся рядом.
– Кто такая Иминай? – он решил застать Свартмеля врасплох неожиданным вопросом и требовательным тоном.
– Самая прекрасная в мире девушка, – губы Василика тронула мягкая улыбка.
– Я серьёзно!
– И я серьёзно.
– Кто такая твоя жена? Она, по ходу, мутант вроде васпов.
– Она – самая прекрасная в мире девушка, моя первая и единственная любовь. И это всё, что я знаю. Правда.
Саша уставился на него, а потом до него дошло, что Свартмель не врёт.
– Так ты никогда её не спрашивал?
– Напрямую – нет. Когда она сочтёт нужным – сама расскажет.
– Да как так можно? Ты же на монстре женился!
Василик потёр глаза.
– Саш, а твоя-то жена кто? Слух, как у летучей мыши, не болеет никогда, сила, как у тяжелоатлета, не смотря на то, что сама – тростиночка-любой-ветер-унесёт. Человеки такими не бывают. И ничего – женился. А что за кровь у твоего ребёнка течёт, м? – он подождал, но Саша только глаза опустил и засопел. – Так что, Саня, разберись сначала со своей жизнью, а потом к другим лезь.
– Так вы не рассказываете мне ничего.
– Так ты и не спрашиваешь, — он помолчал и добавил. – А может и хорошо, что не спрашиваешь, от некоторых знаний и хочешь избавиться, а никак. Ладно, шёл бы ты спать, Саш.
Тот поднялся, помедлил, а потом спросил:
– А что с Виолеттой?
– В смысле?
– Ну, что с ней случилось, и зачем она тут?
– А… Пыталась с собой покончить из-за несчастий в личной жизни. А здесь? Да я и сам толком не знаю, девчонки сказали, что мы её не раньше, чем через месяц увидим.
– Понятно. То есть вообще ничего не понятно. Спокойной ночи.
– Спокойной.
Свартмель снова вернулся к созерцанию огня и, кажется, забыл о стоящем рядом парне. Саша потоптался немного, а потом пошёл к «Северину», который на время экспедиций заменял ему дом. На этот раз он делил его только с Вацлавом – остальные решили поселиться в осиных катакомбах. Он отворил дверь, из салона доносился храп, пилот уже спал. Зашёл, постарался закрыть дверь неслышно – не получилось, Вацлав поднял голову, потом перевернулся на другой бок. Саша разложил своё кресло, разделся, устроился поудобнее на импровизированной кровати. Через десять минут перевернулся, потом ещё раз. Сон не шёл, голову распирали вопросы, а вдобавок после разговора с Василиком он чувствовал себя полным идиотом. Вскоре организм стал проситься на улицу. Саша встал, в одних трусах вышел из вертолёта и двинулся по натоптанной тропинке. Около ручья раздался смех. «Илана, – подумал он и тут же услышал серебро голоса Иминай. – А что это они там делают?» Он дошёл до кустов, закрывающих заводь, раздвинул ветки и замер. Девушки кружились, взявшись за руки. Лёгкий ветерок то и дело поднимал в воздух пушистые волосы Иланы, а по гладким волосам Иминая струилось небесное серебро. Свет Луны скользил по стройным, без единого изъяна телам, не встречая преград. В ушах у парня зашумело, а сердце превратилось в огромный барабан. Они, танцуя, вошли в воду, и больше всего в этот миг Саша хотел стать ручьём, в котором плескались эти игривые русалки. На его плечо легла тяжёлая ладонь, он вздрогнул и обернулся – за спиной стоял ухмыляющийся Кир.
– А, я, это… Мимо проходил, – но летописца эта версия не убедила. – Ну, ты же тоже мужик, тоже мимо бы не прошёл…
– Прошёл бы.
– А я думал, вы на любую юбку бросаетесь.
– Не на этих.
– Почему?
– Она, – кивнул он на Иминай, – так хочет. Кстати, тебя заметили.
Он обернулся, две прелестные головки повернулись в их сторону.
– Я б тебе посоветовал извиниться перед их мужчинами, до того как они пожалуются им, – Кир выдержал паузу и добавил:
— Или нам.
Саша побелел и припустил к костру. Свартмель и Штрудофф что-то обсуждали: то чертили палочками на земле, то выясняли, кто из них идиот. Василик поднял голову:
– Саш, ты чего?
Клим оглядел парня в трусах и сланцах и спросил:
– С какой сосны упал?
– Я это… увидел… Случайно! Как девчонки купаются.
Друзья переглянулись, издали клич ужаленного медведя, схватили по палке и понеслись за сверкающими пятками. Саша забаррикадировался в «Северине». Клим уговаривал парня выйти, Василик извинялся за дурацкую шутку, Кир ржал на весь лес. Потом проснулся Вацлав, пробурчал, что долбодятел Саша, если не заткнётся, полетит дышать свежим воздухом. Парень попытался что-то объяснить. Пилот встал – через секунду Саша прилетел в объятия Клима. Тот поймать-то его поймал, но от смеха не удержал равновесие и брякнулся. Когда подбежали девушки, все трое сидели на земле, показывали друг на друга пальцами, что-то пытались сказать, но слова тонули во взрывах хохота.
Май пролетел незаметно. Ещё в первой экспедиции васпы рассказали, что лемехи возникают не постоянно, а в определённое время: весной, в мае, и в начале осени, которое приходилось в Даре на середину августа. Работа кипела: Саша без конца сводил данные двух автометеостанций, расположенных в разных концах аномалии. От складывающейся картины у метеоролога голова шла кругом: мало того, что эти ураганы рождались над сушей, они «ходили» одними и теми же «тропами», оставляя в тайге после себя непролазный след из высоченных многослойных буреломов. Правда, по правилу «в семье не без … красавца», нет-нет, а какой-нибудь сорванец бежал вопреки всей логике внутрь аномалии. Саша снова и снова проверял расчёты, перелистывал привезённые с собой справочники и даже подходил к васпам с расспросами. После лемеха обязательно наступали два-три дня ясной погоды при полном штиле, тогда Саша присматривался к тому, что делают остальные.
В ИНМ шаманка изъявила горячее желание заниматься пчёлами, и в прошлом году здесь была организована экспериментальная пасека. Саша недоумевал, как фактически студентке, разрешили вести самостоятельные исследования и дали финансирование. Насколько он знал, институтские «насекомоведы» пророчили, что если зиму переживёт две семьи из шести, закупленных для этого эксперимента — это будет большой удачей. По прилёту выяснилось, что выжили четыре. А на васповой пасеке (документально не существовавшией) удачно вышли из зимовки все десять семей. К огромному удивлению Саши, шаманка организовала пасеку специально для васпов на свои, непонятно откуда взявшиеся средства, и учила «ос» обращаться с пчёлами. Когда он смотрел на то, что васпы (насильники и головорезы) сидят с учебниками, мастерят рамки, натягивают в них проволоку и наплавляют на её вощину – он понимал значение слова «сюрреализм». Со своей пасеки васпы заготовили почти тридцать килограмм мёда на еду и полностью обеспечили пчёл. Иминай была в полном восторге, и казалось, что от этого они работают и учатся ещё старательнее. Но самым большим сюрпризом было то, что васпы помогают и в исследованиях: у шаманки оказались записи состояния всех семей за зиму, описания облёта и даже учёт подмора. Саша позавидовал такому количеству смышлёных помощников. Конечно, легализовать эти данные было нельзя, но, видимо, карьера в институте шаманку, как настоящего учёного, не интересовала.
Саша стал внимательней относиться к маленьким труженницам после того, как в прошлом году выяснилось, что пчёлы слетаются в улей незадолго до появления лемеха и усов не высовывают, пока опасность не исчезнет. Оказалось, что жизнь улья настолько сложна и многогранна, что можно написать тысячу книг и ещё пара-другая сотен вопросов останется в тени.
В этом сезоне отрывистые наблюдения за пасекой пролили свет на то, что происходит в Даре, но это скорее запутало Сашу, чем внесло ясность. Он, конечно, знал, что васпы генетически скорее насекомые, чем млекопитающие, но тут увидел, в чём это проявляется. У пчёл не бывает выходных, у дарских поселенцев их тоже не было. Весь день расписан по минутам: подъём, приём пищи, уроки, строевая подготовка и физические тренировки (частенько он замечал там и Вацлава, но не сильно удивлялся этому — надо же мужику чем-то заниматься), работа на пасеке, в подземельях, на заготовке ягод, грибов и лекарственных растений. Самое странное, что между ними не возникало конфликтов, не было ни прославленной агрессивности, ни воспетой в газетах жестокости. Между собой они разговаривали мало, зато слаженные движения группы трёх-четырёх васпов были похоже на замысловатый отрепетированный танец. Из этих наблюдений у Саши и родилось подозрение, что они воспринимают шаманку, как правящую особь. Он долго мурыжил эту мысль, пока не понял её бесполезность: прав он был или ошибался, – это ровным счётом ничего не меняло, а, значит, не имело смысла.
Начался июнь, лемехи измельчали и появлялись всё реже. Свободного времени стало больше, а вместе с тем мысли о жене и дочке добавляли серые нитки грусти в яркое полотно дарского лета. Изредка налетали дождевые тучи, стояла жара, как на родном юге, травы поднялись почти до пояса. Когда не было ветра, казалось, что аромат цветов и мерное жужжание пчёл сливаются в нечто единое, похожее на текучий мармелад. В какой-то момент Саша заметил, что в лагере воздух дрожит от напряжения: с утра куда-то пропали Иминай и Илана, Свартмель перекладывал вещи с места на место, а Клим – молчал. Даже васпы двигались по-другому: резче, настороженней. Саше стало не по себе. Солнце клонилось к закату, казалось, скажи что-нибудь громко, и слово взорвётся, как фугас.
Когда солнце коснулось верхушек сосен, васпы оживились и чуть ли не бегом двинулись к входу в катакомбы. Саша побрёл туда же. Когда он подошёл, около выхода из подземелья уже выстроились две шеренги. Подтянулись Клим с Василиком, даже Вацлав пришёл. Минута, другая. Васпы стоят навытяжку, похоже, и дышать перестали. И вот из-под земли появляется Иминай, лицо спокойное, хоть и видно, что она устала, даже круги под глазами проступили. Василик солнечным зайчиком к ней, руку подал, когда она вышла, взял за локоть аккуратно, что-то спросил, тихо-тихо. Она чуть улыбнулась и кивнула. Тут показалась головка Иланы, она поднималась уверенным шагом и вела кого-то за руку. В первый момент Саша её не признал:
– Виолетта? – выдохнул он.
Илану за руку держала молодая женщина в чёрном топике и обтягивающих шортах. Тончайшая талия и роскошные бёдра, длинные ноги и блестящие волосы, заострившиеся черты лица, резкие линии скул — никак не вязалась эта картинка с заплывшим хомячком. Саша глянул на шеренги. Все, как один чуть подались вперёд, их глаза горели. Вот теперь он увидел, что значит желание васпов: казалось, ещё миг, и они кинутся на неё, оставив после груду осквернённого мяса. И тут что-то случилось: их глаза помутнели, они опять стояли навытяжку, как истуканы. Иминай взяла Виолетту за руку и повела обратно к входу в подземелье. Василик пошёл следом, шаманка попытался остановить его, но тот и слушать не захотел, промурлыкал что-то ей на ушко, и они скрылись под землёй.
– Мы голодны, как тысяча чертей! – сказала Илана.
Саше показалось, что повар с дежурными растаяли в воздухе и через миг материализовались на кухне. Клим подскочил к Илане и прижал её к себе:
– Ты как? Я так за тебя волновался!
– Я нормально, а Наечка вымоталась сильно, а у неё ещё работы невпроворот. Они ужинать, скорее всего, в лаборатории будут. Главное – сейчас туда не соваться.
Он внимательно посмотрел на свою возлюбленную:
– Знаешь-ка, наверное, ты сейчас приляжешь.
Она задумалась:
– Да, пожалуй. Пойду-ка я в «Северин».
Но не успела она вздохнуть, как Клим подхватил её на руки и понёс, куда она велела. Саша проводил пару завистливым взглядом, взгляд упёрся в Вацлава. Тот выдал:
– Надо бы дров нарубить. Пойдём?
На следующий день шальной лемех-малыш прошёлся по северу курорта. В результате часть дальней метеоплощадки оказалась под завалом из мелких веток, хвои и прочего мусора. Саша оставил Василика присматривать за ближней станцией, попросил у Иминай помощников и в компании восьми васпов пошёл разгребать след. Метеоролог мысленно погладил себя по голове за то, что ветряк для этой станции сразу монтировали по средней линии аномалии (почему-то лемехи затухали раньше, чем успевали дойти до неё). За два дня выкопали все приборы и собрали метеостанцию на новой площадке, на той же линии. По счастью, будка, в которой был компьютер, не пострадала, а соответственно, и вся информация, собранная, пока малыш бесился рядом, сохранилась. Под вечер второго дня Саша отпустил васпов, а сам задержался ещё на сутки, налаживая работу системы автослежения и разбираясь с данными.
Обратно вышел часов в шесть. Настроение было превосходным: благодаря тому, что малыш утих прямо на территории площадки, приборы зафиксировали последние фазы жизни урагана. Это было лучше всех на свете кладов. Шёл около двух часов, когда до лагеря оставалось совсем ничего, ему вдруг стало не по себе. Он остановился, огляделся – птички поют, травка шуршит (а травяные джунгли у ручья по пояс), потом ещё раз шуршит и замирает. Саша от ручья ближе к соснам отошёл и припустил в сторону, показавшимися такими родными, ульев и «Северина». Слева что-то опять зашуршало и раздался голос:
– Сашенька, дружочек, ну куда ты побежал?
Он остановился, повернулся на голос. Виолетта в топике и шортах стояла, прислонившись к сосне. Дышала она глубоко и часто, отчего её внушительной груди становилось тесно под обтягивающей тканью. Саша против воли заворожённо смотрел на эти многообещающие колыхания.
– Неужели испугался? – сказала она масляно-медовым голосом. – Не надо меня бояться.
Сашино воображение тут же дорисовало узкие прозрачные крылья за её спиной и жало, торчащее из попы. Чувство самосохранения вдарило по органу, творящему потомство, и завопило: «Беги!» Он рванул, как перепуганный заяц. Вдруг картинка смазалась, и Саша налетел на толстый ствол. Щуплое тело сжали сильные руки, в нос ударил навий запах, Виолетта прошипело прямо в ухо:
– От меня не убежишь, тварь.
И тут Саша завизжал, выдав самое высокое «си», на которое были способны его голосовые связки. Страстные объятия разжались, пойманный мужчина свалился на землю, и завизжала уже Виолетта, а потом пустилась бежать, Саше показалось, что у него галлюцинация: такой скорости человек развить не мог. Он поднялся и, пошатываясь, пошёл к лагерю.
Пока ковылял в сторону дома, пытаясь унять нервы никотином, думал, рассказывать ли об этом ребятам. Его по очереди окатывали то страх, то стыд. «А если она меня ещё раз подловит? – думал он, а потом представил ухмылочку Кира и шуточки Штрудоффа. – Нет, в следующий раз она у меня получит! Мужик я, в конце концов, или нет! Сам разберусь».
Когда среди сосен уже показался силуэт «Северина», где-то вдали раздался женский визг, Саша прибавил ходу. И вот они — вертолёт и ульи! Около командирского улья стояла Иминай и все васпы. Парню стало любопытно, по какому поводу собрание. Только он приблизился, в лесу, где-то совсем близко к лагерю, снова завизжала Виолетта. Васпы выстроились за шаманкой полукругом. Вскоре из леса выскочила «женщина-оса», одним прыжком перескочила ручей, подбежала к Иминай и свалилась на землю. Саша не понимал, что происходит: она катались по земле, выла, захлёбывалась рыданиями и молила о прощении. Вдруг затихла, будто прислушиваясь, закивала, на четвереньках отползла от шаманки, потом вскочила и побежала в сторону катакомб.
Тем временем васпы разошлись по своим делам, а куда делась Иминай, Саша не заметил.
На следующий день Виолетта обходила Сашу по приличной дуге, даже в столовой садилась на другом конце стола.
Спустя некоторое время он заметил, что у Яка синяк под глазом. Он не придумал ничего лучше, чем отозвать Кира, единственного с кем он общался, и спросить об этом. Кир ухмыльнулся и ответил:
– Побили его.
– Кто?
– Фиялка.
Саша хихикнул, а потом задал ещё один вопрос:
– А за что?
– Приставал.
Он уставился на васпу, только сейчас заметив, что него на скуле красовалось синее пятно.
– А с тобой-то что приключилось?
Кир хмыкнул и поправил ремень:
– А я в цветнике побывал.
– Понятно…
Саша, недолго думая, пошёл к пасеке. Иминай была там, он подождал, пока она закончит работу, и сказал, что хочет поговорить.
– Хорошо, пойдём.
– Давай лучше по лесу прогуляемся, ещё под землёй в столовой сидеть — туда-сюда… Не люблю по подземельям шариться.
– Ладно.
Когда деревья скрыли их, он пересказал разговор с Киром. Иминай усмехнулась:
– Спасибо, я уже в курсе её подвигов.
– И что ты будешь делать?
– Ничего, пока она не переходит границы.
– А кто же определяет эти границы?
Она посмотрела на него, как на школьника:
– Здравый смысл, и я, конечно же. Знаешь, Саш, мне нужно перед тобой извиниться.
Он удивился:
– За что?
– Виолетта здорово тебя напугала.
– Ещё чего?! – тут его осенило. – А откуда ты знаешь? Ты, что подглядывала?
– Саша, Саша, у тебя напрочь отсутствует воображение. Ты фантастику любишь?
– Да нет, не очень.
– Оно и видно.
В голове у парня завращались шестерёнки, и свет озарения хлопьями стал опускаться в мозг:
– Ответь, только честно, Кир тебе о своих приключениях в цветнике рассказывал?
– Нет, – Иминай улыбнулась, хитро-хитро.
– Ты и так знала, что происходит.
– Да…
– Ты чувствуешь их всех! А они подчиняются тебе, как пчёлы подчиняются своей матке!
Шаманка захлопала в ладоши:
– Тебе полтора года потребовалось, чтобы это понять, поздравляю, профессор Тормозиус!
Саша смотрел и не мог поверить:
– А ты сама-то откуда взялась?
– Из одного института, далеко за Хаммарской грядой.
– Я думал, исследования по генным гибридам свернули…
– Ага, щ-щас!
– Вот это да… Ну-ка, постой! Если ты знала, что делает Виолетта, то почему не остановила её раньше, когда она меня выслеживала?
– А вот за это мне и хотелось извиниться. Нужно было показать ей, что бывает, если Королеву ослушаешься. Воспитательная акция, ничего более.
– А я-то что сделал?!
– Мне – ничего. А вот её, позволь напомнить, ты отшил, и тем самым нанёс её женскому самолюбию болезненную рану. Женщины не забывают таких вещей, неужели не знал? Позволить ей выследить тебя и попытаться изнасиловать — был самым безобидным вариантом, поэтому я не стала мешать ей. А когда она причинила тебе физический вред — оттащила и принародно наказала.
– Попытаться изнасиловать — это безобидный вариант? – это прозвучало настолько дико, что его мозг отказался примерять эту ситуацию на себя. – А если бы у тебя не получилось её остановить?!
– Не кричи. Тогда у тебя был бы незабываемый сексуальный опыт.
– Ну, знаешь ли…
– Во всяком случае, де юре, он не считался бы изменой, в отличие от подглядывания за обнажёнными девушками.
Саша покраснел, но решил, что он всё же мужик, и должен вести себя достойно:
– Это тоже не измена. В конце концов, если я на диете, это не значит, что я не могу заглянуть в меню.
– Думаю, Грася не обрадуется, если узнает об этом.
Уши метеоролога продемонстрировали градиентный переход от красного к вишнёвому:
– А давай она об этом не узнает?
– Давай, – согласилась Иминай. – Нормы этичного поведения у людей настолько пластичны, что разобраться в них сами люди порой не могут. У васпов этика устроена проще: можно всё, о чём Королева не сказала «нельзя». Теперь Виолетта знает, что подкарауливать человеческих мужчин нельзя, и больше так делать не будет. Она переключилась на своих сородичей, что с моей точки зрения совершенно правильно. Она отбивается и разукрашивает их, и все довольны.
– Не понимаю.
– Тебе этого и не понять. Шуранские горе-генетики не учли, что с половыми проблемами васпов придётся что-то делать. Мне с этими проще, поскольку я контролирую их полностью, энергию полового инстинкта можно перенаправить, но бесконечно этим заниматься нельзя, организму васпы это может причинить вред.
– Подожди, так ты из хомячка бесплатную шлюху сделала?
– А в человеческой жизни она по-другому себя вела?
– Ну, как, ну не со всеми же подряд, насколько я знаю.
– Саша, ты совершенно не понимаешь женщин. Её добиваются двадцать пять мужчин сразу — она на седьмом небе от счастья. К тому же, на васпах она может выместить все обиды на мужской пол. Оска получилась несколько слабее физически, но зато она по-женски хитра и изворотлива. Ты бы видел, что как она их вяжет и расшвыривает! Я горжусь нашей с Иланой работой.
– Да, только две женщины могли придумать такое извращение. А что вы ей пообещали?
– Красоту.
– И только?
– И мужское внимание.
– Все бабы — дуры, – тут перед Сашей встал образ ухмыляющегося Кира, и он залепетал: – Ну, вы-то с Иланой не бабы, а девушки, умные, к тому же…
Иминай рассмеялась:
– Льстить у тебя не получается! Иди, Саш, если будут какие-то вопросы, подходи, не бойся.
Прошло ещё полторы недели, и зацвела плакун-трава. Точнее, её мутировавшая разновидность, поселившаяся в ручье. У счастливчиков, надышавшихся пыльцой этого чудного растения, поднималось настроение, им становилось весело и беззаботно, потом память отключалась до момента, пока пыльца не развеется сама собой, а тело в отсутствие контроля мозга творило всё, что ему хотелось. Выбрасывать пыльцу растения начинали в восемь утра, через десять минут концентрация «бесплатного счастья» переваливала за порог допустимого. К двум часам дня температура и солнечный свет изжаривали парящие пыльцевые зёрна, и веселье заканчивалось. Трудолюбивая травка производила на свет порошок радости всякий день, кроме дождливых, в течение месяца. Местная живность к пыльце адаптировалась, пчёлы собирали её за милую душу, васпы и оголтелая четвёрка на неё не реагировали, а Саше приходилось красоваться в ОЗК. Клим периодически подходил, участливо заглядывал в стёкла противогаза и спрашивал:
– Тепло ли тебе, девица, тепло ли тебе, красная?
А потом Саша, в зелёном герметичном комбезе, обливаясь потом, гонялся за шутником под палящим Солнцем. Девушки придумали способ избавить Сашу от необходимости носить спецкостюм, но он наотрез отказался: «Поставите укольчик, а я потом всю жизнь с летучими мышами разговаривать буду, лучше в противогазе ходить!» Колыбель вошла в устойчивую фазу, новых лемехов не выкидывала, поэтому он большую часть дня проводил в «Северине», с завистью глядя на купающихся ребят и Кяти, которая всё время тёрлась около хозяйки. Как-то Клим обмолвился, что нашли её здесь же во время первой экспедиции. Про себя Саша считал, что эта кошка — тоже мутант, поэтому никогда её не гладил.
В один из дней, Саша едва дождавшись половины третьего, выскочил из «Северина» с полотенцем, покурил (девушки очень просили не дымить в салоне) и побежал к ручью. Вдоволь накупавшись, вытерся, оделся и пошёл к ульям. В это время из второго улья, использующегося в качестве склада оборудования, вылезли Клим с Василиком.
– Привет, головастик!
– И тебе, вождь Воронье-гнездо-на-голове!
– Ребята, – сказал Василик, – давайте закончим обмен любезностями. Эх, хорошо тут у нас!
– Ага, – подтвердил Клим, – там в тайге холодрыга — ужас. Границу переходишь, и будто в райском саду оказался.
– Да? У меня есть теория, что лемех — это защитная реакция атмосферы на излишний подогрев, – поделился Саша. – Смотрите, весной и осенью, когда разница температур максимальна, лемехи появляются один за одним. Ураган на своё поддержание требует огромного количества энергии, получается, что он «вытягивает» лишнее тепло из аномалии.
– Хм, интересная теория, – сказал Василик. – Как проверять думаешь?
Но Саша ответить не успел, на пасеке кто-то заорал:
– Пчёлы в ульи забрались!
Мимо пронеслись васпы. Первым из ступора вышел Василик:
– Быстро под землю, лемех собирается. Где девчонки?
Подул прохладный ветер, тучи появлялись так быстро, что казалось, что они проступают через лазурный слой. Иминай с Иланой уже бежали к укрытию, на полпути их обогнала Виолетта, перемещающаяся большими прыжками и топающая, как слон.
– Бегом! – крикнул Свартмель.
Они побежали к спасительному прямоугольнику, в котором один за одним исчезали ломаные фигуры ос и гибкие тела девушек. Первым добежал Василик, остановился, пропустил Клима. Саша глянул на небо: тучи темнели, их края бугрились. Землю поглотили сумерки, нарождающийся ураган втянул верхние ветра кольцо. Тут в голове молодого учёного щёлкнуло, он понял, по какому принципу движется «малыш». Но догадку можно было проверить, только оказавшись около компьютера. До Василика оставалось метров пятнадцать, он махал рукой, мол, давай быстрее. Саша крикнул, пытаясь перекрыть свист ветра:
– Я в метеобудке пережду!
И что есть духу побежал к площадке. Свартмель что-то орал, но слова тонули в свисте прижимного ветра. Саша продирался сквозь сопротивляющийся воздух, полотенце сорвало с плеча, вдруг ноги оторвались от земли, парня перевернуло. Он вскрикнул, а лицо уткнулось в коричневый китель. Тут он понял, что васпа догнал его, закинул на плечо и тащит назад. Он попытался вырваться, в ответ его придавили так, что кишки поползли искать путь наружу. Казалось, васпа летел, настолько быстро мелькали его ноги. Через полминуты тряска прекратилась, Сашу сгребли в охапку и как куль швырнули в прямоугольный вход. Он ударился спиной о ступени, кто-то схватил его за штанины и поволок дальше. Черепом он сосчитал все ступеньки на нижней половине лестницы. Потом его поставили на ноги. Саша огляделся: он стоял в невысоком трапециевидном туннеле, над его головой горел тусклый светильник-тарелка. Каждый метр были укрепления: два наклонных бревна-стойки и соединяющий их верхняк. Коридор был полон васпов, они стояли неподвижно, как манекены, и казалось, прислушиваются к буре наверху. Из другого конца коридора раздался крик, Саша узнал голос Иминай. Васпы, как один, развернулись и бросились туда, парень побежал следом. Они высыпали в круглое помещение, освещённое тремя тарелками. В пять сторон от него расходились туннели. Посередине стоял Василик и удерживал извивающуюся девушку, она уже не отбивалась, но продолжала кричать. Вдруг она затихла и обмякла.
– Ими, Ими!
Илана подняла ей веки – глаза закатились, нащупала пульсирующую жилку, но тут Иминай очнулась:
– Кир…Лемех закрутил его и отшвырнул куда-то. Он ранен, потерял сознание – я его не чувствую.
Она уже твёрдо стояла на ногах, но Василик всё равно не выпускал её из объятий.
– Лемех ушёл, – сказал кто-то из васпов.
– Кяти, Кяти, – позвала Иминай.
Кошка тут же прибежала откуда-то и стала тереться о ноги хозяйки. Девушка присела, взяла её на руки и посмотрела в янтарные глаза. Кошка спрыгнула на земляной пол, юркнула мимо ошарашенного Саши. Васпы развернулись и кинулись в коридор, из которого две минуты назад выбежали в зал.
– А куда они?
Иминай глянула на парня так, что ему захотелось куда-нибудь деться.
– Кира искать.
Только сейчас до него дошло, что в подземелье за ним никто не вошёл. Он развернулся и побежал за васпами.
На поверхности увидел, где распался лемех: между ручьём и ульем лежала десятиметровая в поперечнике плюшка из травы, сучьев и веток. Саша прикинул, что высота этой подушки метр двадцать-метр тридцать, а значит это был не малыш, а где-то младший школьник. У Саши запоздало затряслись колени. Тем временем васпы расходились от входа всё расширяющимся кольцом, они принюхивались и оглядывали деревья и кусты. В центре стояли друзья, Василик поддерживал под локоть Иминай, Клим и Илана напряжённо всматривались в лес. Где-то в лесу, с северной стороны, мяукнула кошка.
– Нашла! – крикнула Иминай и кинулась на звук.
Кира нашли быстро, его придавило сваленной лемехом сосной. Васпы приподняли и оттащили ствол. Саше стало дурно: грудную клетку справа от грудины пробил обломившийся сук, острый, как обструганный кол. Пятна от крови в первый момент он не заметил, а потом понял, что китель насквозь промок. Илана, которая уже сидела рядом воскликнула:
– Жив!
– Ах, ты таракан, – попытался пошутить Клим.
Когда Илина начала осматривать Кира, тот застонал и очнулся. Она что-то тихо спрашивала, прикасаясь то к конечностям и груди.
– У него переломаны рёбра, ноги, левая рука, но это ерунда. Гемопневмоторакс, спадение правого лёгкого и, похоже, деформация левого.
– Что? – спросил Саша.
– В лёгком кровь и воздух.
– И?
– Он умирает, – выдохнула Иминай.
– Но васпы живучи, как не знаю кто, – возразил Клим.
– Вы забыли, сколько ему лет, сорок для васпы — это очень много. У него почти нет резервов крови.
– Наечка, почему ты так уверена?
– Королева чувствует своих ос.
– Его в «Северин» надо, всё оборудование там, – сказала Илана.
Васпы обступили их плотным кольцом.
– Ч-что происходит? — пролепетал Саша.
– Они не понимают, почему я хочу его спасти, — вздохнула Иминай.
– Не хотят? — удивился парень.
– Не понимают, старая Королева считала рабочих особей расходником.
– И?
– Удивляться они могут – сколько хотят. Времени в обрез. В кокон его.
– Что? – не понял парень.
– Помолчи! – прикрикнула Илана на Сашу и снова обратилась к Иминай: – Васповакцина?
– Нельзя, это активирует развитие имаго, как и протовещество. Только вакцина ксилокопы.
– И что это получится? У них же разные геномы.
– Не знаю, что получится, но так он точно умрёт. Выдирайте сук и быстро в лабораторию.
Саша несмело подошёл к Киру и заглянул в его мутнеющие глаза.
– Спасибо.
– Королева назвала тебя другом, я не мог иначе.
Сук вышел из тела, Кир забулькал, изо рта пошла кровь. Васпы переложили сородича на импровизированные носилки и понесли в подземелье. Саша со слезами на глазах, проклиная собственную глупость, поплёлся следом.
Носилки с Киром осторожно спустили в подземелье, потом пронесли мимо каких-то закрытых дверей, и наконец Иминай жестом остановила процессию из двух васпов, несущих раненого, и Саши. Она отперла какое-то помещение и включила свет. Саша остановился на пороге, раздумывая, стоит ли заходить, но любопытство пересилило. Посреди большой комнаты с дощатым полом, стены и потолок которой были обшиты пластиковыми панелями, стояло три деревянных стола: два из них были заставлены лабораторной посудой (пустой и с какими-то реактивами), хирургическими инструментами и ещё какими-то приспособлениями, Саше совершенно не знакомыми; третий пустовал, на него и положили Кира. Потом взгляд скользнул в дальнюю часть комнаты – парень застыл с открытым ртом – там стояло нечто, чему он не мог подобрать названия: массивное круглое основание, из которого высовывалась стимпанковская смесь зубчатых колёс, рычагов и тяг, над ним была платформа с треножным основанием, поддерживаемая двумя ажурными фермами. И всё это увито жгутами проводов, гофрированных трубок, тросов. Над платформой нависало нечто, напоминающее металлического паука, подобравшего под себя суставчатые лапы, брюхом металлическое членистоногое опиралось на телескопическую трубу, входящую в основание сбоку от платформы. А дальше, у самой стены, стоял огромный аквариум, заполненный желтовато-зелёной жидкостью. Сверху он был закрыт пластиковой крышкой, сквозь неё, через резиновую манжету, внутрь проходил пучок трубочек и каких-то проводов с датчиками на концах.
Кто-то пихнул Сашу так, что он нашёл опору в ближайшей стене. Парень сполз на пол и оглянулся – у двери стоял Гор и ещё двое васпов, с медицинскими ящиками из «Северина». На него никто не обращал внимания – они смотрели на Иминай, видимо, получали какие-то указания. Шаманка вышла. Тем временем Илана делала Киру уколы.
– Я на анастезию, – сказал один из вошедших, седой и ссутуленный.
– Я буду оперировать, – скрипнул Гор.
– Ты много операций провёл? – спросила Илана.
– Мною сшитых на две роты хватит.
– Хорошо, что у нас, ты видел.
Тот кивнул и сказал:
– Сначала, займёмся лёгким. Надо вытащить обломки рёбер, зашить рану, затем ввести дренаж и начать откачивать кровь и воздух.
– Но вообще-то…
Он не дал Илане закончить.
– У васпов другая анатомия и физиология, я – знаю.
– Тогда бери командование на себя.
– А этот что здесь делает?
Илана обернулась:
– Саша! Немедленно выйди из операционной.
Он без пререканий вышел в коридор. Когда поднимался, достал пачку, но закурить не успел, около входа его встретил Вацлав:
– Пойдём.
– Куда?
– К «Северину». Сам пойдёшь или тебя понести?
Саша глянул на пилота, тот смотрел ему в глаза; лицо Вацлава и так-то заставляло содрогнуться, а сейчас парень просто опустил голову.
– Сам пойду, – он чувствовал себя пятиклассником, которого ведут к директору.
На трапе вертолёта сидела Иминай, а на земле – Клим с Василиком.
– Садись, – сказал Штрудофф, – рассказывай.
Саша сел и рассказал всё как есть. И про догадку, и про то, почему он к метеоплощадке побежал.
– Учёный на всю голову, твою мать, – подытожил Клим.
– Ребята, простите.
– У Кира прощения просить будешь.
– Нет, Клим, – возразила Иминай. – Он просто не поймёт, о чём ему говорят. Я считаю Сашу нашим другом, поэтому Кир не мог поступить по-другому: если осу прижали — она жалит, если Королева к кому-то хорошо относится — его надо защищать – это инстинкт, тут ничего не поделаешь. Если бы там оказался другой васпа, он поступил бы так же. А вообще, ребята, рано рассуждать, ещё не понятно, выживет он или нет. Его сейчас Илана с Гором по кусочкам собирают.
– Но они же не медики, – удивился Саша.
– А что, у нас выбор есть?! – спросил Штрудофф.
Василик положил другу ладонь на плечо:
– Климка, не нервничай. Не поможет сейчас.
– На самом деле, – Гор — хороший полевой хирург. В его практике довольно сложные случаи были.
– Откуда ты знаешь? – спросил парень.
– Видела, – посмотрела на непонимающую физиономию метеоролога и пояснила: – Видела, не то, конечно, слово… Я знаю прошлое каждого из них, они не могут мне врать или что-то утаивать. Впрочем, и они в курсе всех моих переживаний. Ну, ладно, мы, собственно, не тонкости отношений в гнезде пришли обсуждать. Скажи-ка нам, Саша, как единственный в мире специалист по лемехам, куда нам переставить «Северин»? В этот раз нам несказанно повезло, что вихрь прошёл стороной, а в следующий — кто знает…
Саша аж надулся от гордости. Единственный в мире специалист — это ему понравилось. После недолгих обсуждений было решено переставить вертолёт за ручей, поскольку его русло почти совпадало со средней линией аномалии, до которой лемехи не докатывались.
Автор публикации
