«Малышка» действительно была очень маленькой. Чуть больше спасательной шлюпки. Переходный тамбур вел прямо в рубку, за ней располагалась крохотная каютка и санузел. И все. Ну, если не считать сделанных по спецзаказу двигателей, которых на «Малышке» было, кстати, несколько больше положенного, но кого это касается, а?..
Аликс положила свой трофей в одно кресло, сама села в другое. Спросила:
— Ну и чего вы не поделили? Не притворяйся, я же вижу отлично, что ты уже в сознании.
Девчонка открыла глаза.
Очень красивые глаза, надо отметить. Светло-светло карие с оранжевым отливом. Почти светящиеся, кошачьи такие, неожиданно яркие на чумазом лице. Взгляд тоже неожиданный — цепкий и чересчур спокойный. Почти безмятежный. Характерный такой взгляд.
Словно услышав ее мысли, девчонка сморщилась. Вытерла лицо рукавом порванной куртки, размазав текущую из носа кровь. И глаза пригасила, глядя теперь искоса, сквозь частую сеточку светлых ресниц.
— Платок дать? — спросила Аликс нейтрально. Ей очень хотелось услышать голос юной драчуньи, по голосу проще ориентироваться. А возникшее подозрение не мешало бы проверить.
Но девчонка промолчала, посмотрела только вопросительно. Аликс пожала плечами, протянула начатую упаковку бумажных салфеток. Мелкая взяла, но достать сразу не смогла — пальцы сильно дрожали. Разорвала обертку, уронив половину салфеток на пол. Вытерла лицо — осторожно, но вполне спокойно, значит, нос не сломан, а просто разбит, что в принципе тоже доказательно уже само по себе.
— Не притворяйся калекой, тебе не настолько уж сильно досталось. Я бы на твоем месте умылась. Душ вон там, за дверью. Если надо — слева есть диагност. В шкафчике справа — чистка. Кончай притворяться, кому сказано!
Улыбка скользнула на перемазанное кровью и многодневной грязью личико, не слишком-то оттертое сухой салфеткой.
— Спасибо. — Голос хриплый и сорванный. Но приятный. А вот взгляд — по-прежнему острый и цепкий.
Так и есть.
Бастард.
— Только давай в темпе, у меня мало времени!
Мелкая прошла в душ, почти не раздумывая. От двери еще раз улыбнулась — вполоборота, через плечо, радостно и искренне. И — почти кокетливо.
Еще интереснее. Что это — предельная степень отчаяния, когда уже все — все равно, вполне осознанная провокация или просто по-детски тупая уверенность в собственной неуязвимости? Ведь не знать о репутации бьютифульцев она не может.
Аликс сняла клипсу, вставила в комп.
— Чип, что там было?
— Случайностью это быть не может, слишком уж хорошо проработана мизансцена. Причем, заметь, ловушка была поставлена именно на тебя! Нельзя тащить бомбу туда, где живешь!
— Чип, я задала тебе конкретный вопрос. На уровне, который она взломала, было что-то ценное?
— Три сотых, ты понимаешь?! Вероятность случайности — три сотых процента!
Чип не умел ругаться. Спорить — другое дело. Она сама когда-то столько времени и сил угробила на отлаживание его логических контуров, что было бы просто смешно, не умей он спорить. Особенно, если считает себя правым. А правым в последнее время он считает себя постоянно. Возраст такой…
— Чи-ип!..
И, что характерно — голос менять на него бесполезно…
Он не ответил, только высветил схему на левом экране, одновременно на правом прогоняя файлы — все подряд и на очень высокой скорости. Ругаться, конечно, он не умел, но адекватную замену находил мастерски и всегда.
Впрочем, он никогда не наглел до беспредела. Вот и сейчас скорость прогона не превышала критичной. Для эриданца, конечно. Неудобно и напрягает, да, но вполне читаемо.
Технические характеристики — разумеется, настоящие, но далеко не полные. Порта приписки и данные о прошлых владельцах — не сказать чтобы очень фальшивые, поскольку, хотя «Малышка» с момента создания и принадлежала ей и только ей одной, но вот сама ее личность за это время претерпела столько изменений, что даже самый дотошный проверяющий вряд ли сумеет разобраться. Маршрутный лист, фальшивый наполовину. Сведения о нынешнем владельце — фальшивые от начала и до конца. И между прочим, даже не залегендированные, поскольку не казалось это необходимым, на один-то визит в провинциальную глухомань! Упущение. Маршрутный лист…
Аликс подняла бровь.
— Чип, ты видишь то же, что и я?
— Маршрутный лист, — ответил Чип неохотно.
Маршрутный лист. Вернее — предстартовая заявка. Кстати, совсем даже и не фальшивая, в нарушение всех традиций.
Да. Похоже. Во всяком случае — куда более реально, чем все остальные возможные варианты. Где-то на порядок. Все интереснее и интереснее. Кстати, об интересном — а не пора ли уже этой драчливой замарашке…
Дверь слабо пискнула. Аликс подняла голову.
Девчонка стояла у стеночки, чистенькая и сияющая, застенчиво ковыряя пальчиком переборку. Мокрые кудряшки под цвет глаз, зеленый рабочий комбинезон Аликс с аккуратно закатанными рукавами. Комбинезон был укороченный, типа бридж, и потому штанины ей даже закатывать не пришлось.
— Я одолжила ваше, пока мое чистится… Не возражаете?
Ах, как же славно у нее получается это наивно-кокетливое хлопанье пушистыми ресницами, любо-дорого! Просто девочка из рекламного ролика про идеальную семью, рыженький ангелочек, и одежду, между прочим, подобрала мастерски, там же в шкафу много чего висело. Аликс хмыкнула, вздернув бровь. Полюбовалась немножко, прежде чем спросить:
— Откуда ты, прелестное дитя?
— Из интерната.
— Понимаю, что не из помойной ямы. Где этот твой интернат?
— На Хайгоне.
Аликс присвистнула. Похоже. малышка считает честность лучшей политикой. Интересно — до каких границ?
— Ближний свет… И что — все время вот так, автостопом?
— Да нет, чаще нанимаюсь на работу. А один раз у меня даже был билет, правда-правда, мне его подарили!
У нее потрясающая улыбка. Восторженно-доверительная. Еще бы не подарили! Такой не подаришь, пожалуй…
— Иногда — на попутках. Но вообще-то не часто. Это же так редко случается, чтобы подвернулся кто-то, кому нужно именно в ту же…
Ее улыбка внезапно увяла. Она замолкла на середине фразы. В оранжевых глазах метнулась паника.
Она поняла.
— И именно поэтому ты вскрыла мой комм?..
Внешний люк пока еще был открыт. Она вполне могла убежать. Три прыжка — Аликс даже не успела бы встать с кресла, никакая эриданская скорость реакции не помогла бы, запаникуй мелкая вдруг и рвани с места. Одна надежда на то, что девочка еще не встречала достаточно серьезных противников и потому несколько более уверена в своих возможностях, чем следовало бы.
Короткий и быстрый, почти незаметный, взгляд на люк. Улыбка вернулась — немного более смущенная, чем раньше, но ничуть не менее сияющая. Быстрое пожатие затянутым в зеленый шелк плечиком:
— Ну, вообще-то я не специально… В смысле — именно ваш комм. Я просто сидела в ихнем кафе, копалась в сети… искала кого-нибудь, кто летит в направлении Талгола. Я даже не рассчитывала, что точно туда, просто задала поиск по приблизительным векторам, а вдруг повезет… А когда увидела вашу предстартовую заявку — просто не смогла удержаться. Понимаете, мне очень нужно на Талгол! Очень-очень!!!
Бровки домиком, личико страдальчески запрокинуто, ладошки сложены перед грудью, а в широко открытых глазищах такая мольба, что надо быть просто распоследней сволочью, чтобы отказать.
Ай да девочка!
И ведь похоже на то, что Мастера у нее еще не было. Да и откуда ему тут взяться, в такой-то глуши? Хайгон… Значит — сама, собственным разумением и опытом.
Врать эриданцам трудно. Очень. Да что там трудно — практически невозможно. Всем. Бастардам тоже. Но некоторые пытаются. Не понимая простой истины, что честность — лучшая политика, главное, честно и от всей души верить в то, что говоришь. И — ура Станиславскому!
— Х-м… — Аликс нахмурилась, сделав вид, что думает. — А что ты не поделила с теми, на поле?
— Я пыталась забрать у них одну мою вещь… Вернее, не совсем мою… и совсем не вещь… а они не хотели отдавать.
— Что-то ценное?
— Да.
Вот так. Коротко и ясно. И больше она говорить об этом не желает. Похоже — что-то действительно ценное. Но не настолько, чтобы из-за него отказаться от возможности полететь на вожделенный Талгол.
— Попыталась отобрать? Одна – у семерых?
— Если бы я действительно попыталась отобрать, то уж отобрала бы! Я просто… То есть… я хотела сказать…
Она, похоже, смутилась. На самом деле. Сначала ляпнула, не подумав, радуясь, что вопросы пошли не те, которых она ждала и опасалась. А потом сообразила, какие из ее слов можно сделать выводы — и от смущения стала многословной и торопливой:
— Да у них ведь его и не было… не они же забрали-то… не отдали то-есть… они помогали просто… Они не то чтобы совсем плохие, нет, просто работа у них такая…
Поня-ятно.
Интересно, ей действительно надо на этот самый Талгол, или это — предлог? Часть непонятной более сложной игры? Но, с другой стороны — что еще могло заинтересовать ее на полупустом внешнем уровне до такой степени, чтобы… А, кстати – до какой именно степени?… Проверим.
Аликс пожала плечами:
— Малышка, тебе не повезло. Видишь ли, я не беру пассажиров.
Вот так.
А теперь посмотрим…
Если тебе так уж нужен этот самый Талгол — заслужи. Поработай. Попытайся убедить. Ну-ка, ну-ка, давай, детка, а мы поглядим. Оценим. Прикинем. В эту игру можно играть и вдвоем, хотя ты об этом пока и не догадываешься…
Девчонка не разочаровала. Сделала несколько мелких шажочков в сторону Аликс, продолжая доверительно-заискивающе улыбаться и вдавив сжатые ладони вертикально в ребра на груди так, что на ребрах этих откуда ни возьмись проявились два намека на выпуклости. И не просто проявились — нахально заявили о своем существовании и теперь туго натянули тонкий зеленый шелк. Остановилась прямо перед Аликс. Их лица оказались практически на одном уровне, и поэтому девчонка запрокинула и склонила набок голову, чтобы иметь возможность заглянуть в глаза немного снизу, усиливая тем самым впечатление заискивания и приниженности. Аликс отметила, что в остальном она в точности скопировала ее позу. Насколько, конечно, возможно скопировать стоящему человеку человека сидящего.
— А вам не нужен юнга? Я могу быть хорошим юнгой!
Она была просто очаровательна сейчас, такая симпатичная куколка, огненно-рыжий цветок на тонкой зеленой ножке. Ссадины на мордашке ее совсем не портили, скорее, лишь добавляли очарования. Если приодеть как следует… Или — совсем раздеть…
— Очень хорошим юнгой… сэр… — Голос стал вкрадчивым, улыбочка — многообещающей. Вгляделась пристально. Поправилась:
— Ой, извините… мэм.
Еще более вкрадчивый голос, еще более многообещающая улыбочка.
А вот это уже серьезно.
Она явно работала в режиме «зеркала», эта малышка, подстраиваясь под собеседника по ходу действия. Проведенный Аликс только что простейший тест это явно и недвусмысленно выявил. Работала, конечно, плохо и примитивно, методом тыка, словно нахватала где-то верхушек, сути не понимая. Но — работала.
И назвала ее «мэм».
Уверенно так назвала. Без тени сомнений. При том что Аликс сегодня, чтобы не заморачиваться со сложными женскими головными уборами, принятыми в колонии Бьюта, работала под мальчика. А если уж эриданка работает под мальчика, то никому даже и в голову не придет подумать о каком-то ином варианте.
— Мэм, я… Я и правда могу быть отличным юнгой! Я уже работала… У меня даже рекомендации… были… Я все умею делать! Правда-правда! Я даже помощником моториста была!..
Голос почти не изменился, разве что стал более напряженным. Та же вкрадчивость и обещание. А в обертонах — паника. Паника и…
— ВОзьМИТе, ПОжаЛУйсТа, ну ЧТО ВАм сТОиТ?!!
Она опустилась на колени.
Ч-черт!
Дилонг!..
Точно!
Черт…
— И готовить могу!.. И убирать!.. И массаж умею… ВоЗьмИТе, мЭм! Не пОжаЛЕете!..
Неумелый, неотработанный и драный, брошенный широким веером вместо экономного прицельного лучика, но тем не менее вполне узнаваемый.
Вот же паскудство!
Все правильно, чего и следовало ожидать, с «зеркалом» сорвалось, она запаниковала и ударила из самых крупных орудий, чтобы уж наверняка, она же не понимает еще, чем это чревато, она же ни черта не понимает еще… Счастье ее, что здесь такая глухомань, никаких детекторов на ближайшую сотню парсеков, счастье ее, что не встречался ей лицом к лицу пока еще ни один самый занюханный рыцарь…
— Ладно, уболтала. Будешь юнгой до Талгола, а там посмотрим. Но — с одним условием.
— Как прикажете, мэм! — Мелкая потянулась, еще раз выгодно демонстрируя неплохую фигурку, улыбнулась ликующе и завлекательно, пригасив торжествующее сиянье рысьих глаз.
— Больше никогда не пытайся проделать ЭТО. Ни с кем.
— Что в-вы… имеете… в виду… мэм?
Очень тихий голос. Почти спокойный. Если бы не обертона. Глаза широко распахнуты.
Удивительно, до чего же холодными могут быть эти оранжевые глаза.
— Ты — знаешь… — Аликс крутанула пальцем в воздухе, — ЭТО.
Девчонка медленно встала с колен. Улыбка ее дала явственную трещину.
— Я не уверена, что… понимаю…
— То, что ты проделала с теми, на поле, заставив их драться с тобой, чтобы привлечь мое внимание. То, что ты так неумело пыталась проделать со мною сейчас. То, что, похоже, ты с той или иной результативностью проделываешь со всеми встречными.
Ее улыбка разлетелась на сотню дрожащих осколков. В голосе зазвенело отчаянье:
— О чем вы, мэм?! Я не понимаю…
— О тебе. Если хочешь быть моим юнгой — больше никогда и ни с кем не будешь проделывать ЭТО. Во всяком случае, пока не научишься делать правильно.
Девчонка спрятала руки за спину. Сделала шаг назад, в сторону люка. Сказала неуверенно:
— Я… передумала. Пожалуй, мне не так уж надо на Талгол. Я, пожалуй, пойду…
Она сделала еще шаг и была уже у самого тамбура. Явно готовая рвануть во все тяжкие при малейшем намеке на опасность. Или на то, что покажется ей опасностью. Чтобы услышать исходящую от нее панику, вовсе не надо было быть эриданцем.
Но — не одну только панику.
Любопытство.
Именно поэтому шаги к тамбуру были такими медленными. И именно поэтому Аликс продолжала говорить, словно ничего не случилось, не повышая голоса, не шевелясь и даже головы не поворачивая:
— Ты можешь уйти, дверь открыта. Но сперва я хочу тебе кое-что рассказать. О тебе. У тебя никогда не было переломов. Даже растяжений. Тебе легко даются практически любые виды спорта. Ты почти не болеешь. У тебя очень прочные ногти, ты их не ломаешь, как другие девчонки. Любой прочитанный текст ты запоминаешь с первого раза. У тебя до сих пор нет месячных, зато очень быстро растут волосы, быстрее, чем у всех твоих подруг. Ты хорошо понимаешь людей — что они сделают в следующее мгновенье, чего они хотят, даже о чем думают. Ты помнишь лица с первой, пусть даже самой случайной, встречи. Можешь узнать человека или предмет, который видела мельком несколько лет назад. Хорошо видишь в темноте, в тумане, под водой. А однажды ты заметила, что, если попросить с определенной интонацией, твою просьбу выполнят ОБЯЗАТЕЛЬНО… Но заметила ты это не так давно. Да ты и вообще не так уж много знаешь о своих истинных возможностях. И, похоже, уже начала об этом догадываться. Верно?
Она рискнула посмотреть на девчонку.
В конце концов, раз та до сих пор не убежала — значит, истинно эриданское любопытство победило благоприобретенную осторожность.
Мелкая действительно стояла в проеме тамбура, открыв рот. Сейчас обязательно спросит. Они все на этом этапе спрашивают. Причем, что характерно — обязательно какую-нибудь глупость.
— А откуда вы знаете?.. Ну, про волосы?.. Я же стригу их чуть ли не каждый день…
— Объясню. Потом. Сейчас нет времени. — Аликс уже развернулась к пульту и начала предстартовую рутину проверки готовности. — Занимай кресло и пристегивайся. У нас всего восемь минут в запасе.
— А мы не можем… задержаться? Ненадолго.
В голосе — ни малейших намеков на дилонг. От избытка старательности она уничтожила даже эмоциональную окраску. Почти. Остался только просительный компонент.
— Я — не могу.
Намек мелкая поняла. Больше ничего не сказала. Вздохнула, глядя сквозь тамбур и два синхронно закрывающихся люка в надкосмодромную черноту. Забралась в кресло, привычно повозилась, подгоняя его по фигуре.
Она не врала насчет своей опытности — явно не первый раз сидит в не пассажирском с его универсальной авто-подгонкой. Еще раз бросила короткий взгляд в сторону закрытых люков. Словно на что-то надеясь. Отвернулась.
Что бы там ни было у нее оставлено, оно не шло ни в какое сравнение с возможностью добраться до Талгола. Любопытно будет узнать, зачем… Но это — потом.
Интересно вот только, что малышке этой, приложившей столько усилий, чтобы иметь возможность туда добраться, на самом деле на Талгол этот вовсе не хочется.
Совсем.
До дрожи.
До тошноты.
До заледеневших рук.
Все интересатее и интересатее…