Сначала кадр просто белый.
Потом камера отъезжает, белое пятно смещается, открывая кусок кирпичной стены, возвращается, уходит в другую сторону. Камера продолжает удаляться, пока не захватывает целиком сидящую в открытом окне девочку лет тринадцати. На ней белые брюки и оранжевая футболка. Сидит она боком, поставив на подоконник согнутую в колене ногу и свесив другую. Рыжая шапка волос, загорелое лицо, светлые глаза и ослепительная улыбка довершают образ. Она качает ногой и грызёт яблоко. Доев, прицельно щурится (с хитрой улыбочкой левым краешком рта, чуть вытянув губы) и бросает огрызок.
Камера падает, отслеживая его полёт.
Окно, на котором сидит Воображала, расположено на верхнем этаже высотки большие блочные окна, террасы, плющ, голубые ели по бокам от зеркальных дверей фойе, мощёная дорожка, фирменный дворник моет плитки, рядом вёдра с водой и мусором.
Огрызок падает точно в ведёрко с мусором, ведёрко звякает. Дворник смотрит на ведёрко, потом – наверх. Снисходительно улыбается, качая головой.
Он привык.
смена кадра
Шум улицы.
Воображала на скейте, камера отстаёт, оранжевая футболка и белые брюки мелькают совсем далеко, легко проскальзывая сквозь густую толпу. Камера следует за ней, но догоняет лишь во дворе у спортивной площадки, где Воображала замедляет движение, чтобы посмотреть, как гоняют в футбол полдюжины мальчишек.
Неудачно брошенный мяч летит в её сторону, она ловит его рукой. Игроки разворачиваются, замечают, расцветают улыбками, несколько голосов вопят восторженно:
— Воображала!!!
— Привет, Воображала!!!
— Воображала, играть будешь?!
— Воображала, кажи класс!!..
Воображала улыбается в ответ, спрыгивает со скейта и «кажет класс».
Грязный серый мяч летает вокруг её рук и ног, словно привязанный, она играет головой, грудью, корпусом, за спиной, не глядя, она бросает его, не целясь, и ловит, не замечая, и под конец посылает в единственную на площадке баскетбольную корзину сложным тройным рикошетом.
Смеётся, вытирает ладони о белые брюки, прыгает на скейт.
Мальчишки на площадке с завистливым восхищением свистят ей вслед.
Они все, как один, пыльные и грязные, мяч тоже грязный, но на белоснежных брючках и яркой футболке Воображалы не осталось ни пятнышка.
Какой-то салажонок лет шести в кепке и вытянутой майке спрашивает:
— А почему её так обозвали? Она задавака, да?
Сосед натягивает кепку ему на нос.
— Сам ты… задавака! А она — Воображала, ясно?!
смена кадра
Школьный коридор.
На двери одного из кабинетов прикноплен лист с надписью «Прививочная». Перед дверью — группа ребят, среди них Воображала. Лица у большинства не очень радостные. Только на Воображале даже в мрачном коридоре сохраняется солнечный отсвет. Худая девчонка рядом (недовольное лицо, узкие вельветовые брючки в цветочек, кружевной блузон, обесцвеченная чёлка) смотрит на дверь без энтузиазма, скулит:
— Воображаю, как это больно…
Крупным планом — искренне недоумевающее лицо Воображалы:
— Зачем? Лучше вообразить, что щекотно!
Из-за двери доносится сдавленное хихиканье.
Голос медсестры:
— Следующий!
смена кадра
Воображала натягивает оранжевую футболку.
Школьный спортзал временно переоборудован под нужды плановой медкомиссии. За раздвинутой ширмой — шведская стенка, маты на полу, спортоборудование сдвинуто в угол. За одним из столов что-то пишет медсестра. У другого стоит Врач, смотрит на Воображалу хмуро и слегка озадаченно. Та улыбается и говорит скороговоркой:
— Спасибо-до-свиданья!
У неё это выходит одним словом.
Врач — тот самый хирург, что говорил с её отцом после аварии, только постаревший и замотанный — смотрит ей вслед. Хмурится. Вид у него неспокойный, словно он никак не может поймать ускользающую мысль.
Медсестра фыркает, говорит, продолжая писать:
— Дети сегодня какие-то ненормальные! Словно им не прививки делали, а пятки щекотали! Никакой серьёзности. Впрочем, вокруг этой Конти всегда что-нибудь…
— Конти? — у Врача взлетают брови. — Не может быть!
Он смотрит на захлопнувшуюся дверь, потом — на свой стол. На столе — открытый журнал регистрации. Крупным планом — имя в последней графе.
Виктория Конти.
Врач повторяет, но уже не так уверенно:
— Этого просто не может быть…
смена кадра
Конти открывает дверь (тяжёлая, деревянная). На его лице — вежливый интерес:
— Заходите, я сегодня один… Так что там насчёт диспансеризации, я как-то не совсем понял по телефону…
Голос его затихает, ответ Врача вообще не слышен, перекрытый звуками холла, по которому движется камера. Стук старинных часов с маятником, ритмическая музыка — свободная вариация «поп-корна». Обстановка тёмная, добротная, неполированного дерева. У окна – огромная пальма, под потолок, на подоконнике спит огромный рыжий кот. Много пустого пространства, деревянная лестница на второй этаж. Камера следует по ней, но останавливается на полпути, показывая открытую дверь в кабинет.
Кабинет ярко освещён, полоса света падает из открытой двери на лестницу, голоса говорящих становятся громче, и не только потому, что Конти повышает тон:
— Поверьте, что вы ошибаетесь…
— А я уверяю вас, что это исключено.
Голос Врача тоже слышен явственно, хотя говорит он негромко.
— Технически невозможно засекретить цикл легальных операций такого масштаба, пусть даже не будет публикаций, но слухи обязательно должны быть, хотя бы в профессиональных кругах…
— Не было никаких операций.
— Не понимаю, почему вы упрямитесь! Согласен, поначалу причины держать всё в тайне могли и быть. Возможно, хирург не имел лицензии. Может, даже был преступником. Видите? Я вполне это допускаю! Но ведь прошло столько лет!.. Никто не собирается предъявлять ему обвинение, наоборот! Человек, сумевший сотворить такое чудо, не должен оставаться в неизвестности! Мы должны помочь ему! У меня есть связи… Человек, сумевший хотя бы один раз в своей жизни совершить подобное…
На секунду музыка становится громче. Резкий скрип двери. Полосу света перекрывает выдвинувшийся сбоку массивный силуэт. Подчёркнуто спокойный голос Конти:
— Володя, этот человек уже уходит. Проводите его, пожалуйста.
— Вы меня не так поняли! Я просто хотел…
— Благодарю вас, Володя…
смена кадра
Конти берёт с заднего сиденья автомобиля портфель, аккуратно прикрывает дверцу с тонированными стеклами. Начинает подниматься по длинным широким ступеням.
— Послушайте, нам надо поговорить!
Конти ускоряет шаг.
Врач выныривает сбоку, бежит рядом, пытается заглянуть в лицо. Тараторит:
— Не понимаю вашего упрямства!.. Хорошо! Пусть!.. Я хирург, мне трудно поверить, но — пусть! Пусть не было операции, пусть, но ведь что-то же было?!. Нетрадиционные методики, хелеры или кто там ещё, я понимаю, да, понимаю, хотя мне и трудно поверить, но — пусть… Я даже в шаманство могу поверить – пусть, если оно работает, почему нет… Но зачем отрицать очевидное?!
Не обращая на него внимания, Конти проходит через предупредительно распахнутые тяжёлые деревянные двери. Кивает охраннику.
Охранник осторожно выдавливает Врача наружу, дверь за ними закрывается беззвучно.
смена кадра
Из окна второго этажа Конти наблюдает, как перед ажурной решёткой ворот Врач объясняется с ребятами из охраны. Ребята вежливы, но непреклонны. Звучат первые такты «Поп-корна» — сигнал мобильника.
Конти отворачивается от окна, берёт со стола трубку.
Смена кадра
Воображала лежит на спине на подоконнике в расслабленной позе, болтает ногой, смотрит, щурясь, в яркое небо. Руки закинуты за голову, в ухе гарнитура.
— Привет!.. Ага, кто же ещё… Я к тебе тут намылилась – не возражаешь?.. Ну-у-у, папка, какая школа! Каникулы же… Покупаемся, рыбу половим… Да брось ты, на пару дней всегда можно… скучно здесь, все разъехались…
смена кадра
Конти смотрит в окно.
Врача перед решёткой уже нет, но охранники всё ещё стоят у ворот, о чём-то переговариваются, то и дело поглядывая в сторону дома.
Конти перекладывает телефон в другую руку, говорит задумчиво:
— Тоська, а ты бы не хотела куда-нибудь слетать, а? К морю, например… недельки так на три… Или в горы…Ты на Алтай вроде хотела?.. А дней через пять-шесть и я бы к тебе…
смена кадра
— Папка, у тебя что – проблемы?!
Воображала уже не лежит на подоконнике – она сидит на нём, поджав под себя ноги и готовая в любой момент вскочить. Она не встревожена – скорее, обрадована.
— Тогда я точно приеду, да?! Сегодня же, прямо сейчас, да?!..
У Конти на этот счёт другое мнение. Воображала долго слушает, скучнея на глазах и лишь изредка вставляя:
— Ну что ты, в самом деле… Ну что я – совсем, что ли… Ладно, не буду… Ну я же сказала… Ладно, ладно… Обещаю… Сказала же – обещаю!.. Не, не хочу.. Одна, говорю, не хочу… Я лучше тут покисну, пока ты со своими несуществующими проблемами разберёшься… Ладно, ладно, пока.
Смена кадра
— Малая Ахтуба, вторая терапевтическая…
Врач стоит в таксофонной будке, опираясь плечом на прозрачный пластик. Стоит давно, поза удобная, почти расслабленная.
— Да нет, Эдвард Николаевич, я отлично знаю, куда звоню, просто хотел успеть самое главное, пока вы не бросили трубку… Вторая городская больница на Рабочей, номер дома не помню, там ещё такой смешной заборчик и ёлочки… Я был там. И что любопытно – они таки хранят архивы за последние тридцать лет… Интересные у вас дочери, Эдвард Николаевич… Особенно младшенькая… Да, и в нашей семнадцатой я тоже был, с Александром Денисовичем у нас нашлись общие знакомые, разговор получился занимательный… Чего я хочу? Поговорить. Всего лишь. И сейчас я хочу этого даже больше, чем раньше. Особенно после разговора с Никитенко… Нет, вы ошибаетесь, это меня совсем не устроит… Нет, дело не в сумме, я хочу просто поговорить… ну, вот так бы с самого начала, совсем ведь другое дело! Да, благодарю, мне это вполне подходит… Хорошо, договорились.
Автор публикации
