Утром на комме у Роберта заиграл будильник. Проснувшаяся от первых звуков незамысловатой песенки Глэйс подскочила, стремительно оделась, свернула постельные принадлежности и вытянулась в ожидании приказов. Приказывать было некому – Роберт сигнал будильника проигнорировал. И второй тоже. Откуда-то из глубин системы приползла утилита от Mary – если подопечный объект не просыпается от первого звонка, надо нежно погладить его по голове и тихо произнести на ухо: «Солнышко, пора в школу». Что такое школа Глэйс не знала, поэтому подключилась к инфранету, используя полученный от хозяина допуск. Усвоив информацию, вздохнула и переступила с ноги на ногу – хозяин не вписывался в возрастные рамки людей, посещающих это странное заведение. Поэтому после третьего звонка нейтрально произнесла:
— Хозяин, ваш будильник сработал.
Роберт, сонно мигая, сел в кровати, потянулся за коммом, и через секунду уже скакал на одной ноге, втряхиваясь в брюки и диким взглядом обшаривая пространство вокруг.
— Что-то поискать? – вежливо предложила еще одна утилита.
— Ключи, куда я их вчера дел?
Связка ключ-кодов обнаружилась в прихожей на низеньком шкафчике. Уже почти выскочив за дверь, Роберт притормозил:
— Инструкции по поведению помнишь?
— Да, хозяин.
— Дверь не открывать, на звонки не отвечать, к окнам не подходить.
— Да хозяин, имитация отсутствия является приоритетной линией поведения.
Роберт еще раз дико на нее посмотрел и исчез за дверью.
Глэйс задумчиво пожала плечами – совсем недавно освоенный человеческий жест – и отправилась на кухню выполнять приказ питаться без ограничений. Хороший приказ, выполнять такие одно удовольствие.
Первым делом вытащила из холодильника едва начатую тарелку рагу и утилизировала ее в себя. Потом открыла бочонок с медом и запустила туда ложку. Мед ей раньше доводилось пробовать, когда, помогая бортнику на пасеке удавалось украдкой облизать пальцы, испачканные восхитительно сладким. Но сейчас – целый бочонок! Без ограничений!
Остановилась она только когда уровень запредельно вкусной массы понизился на пару сантиметров. С сожалением поглядела на оставшееся изобилие, но отставила бочонок от себя – давний урок с тушенкой не прошел даром. Потом не удержалась, зачерпнула ложкой еще раз, сунула ее в рот, решительно закрыла бочонок, поставила его на место в шкаф и так с ложкой во рту и пошла наводить порядок в комнате.
Перетряхнула, перестирала, пересушила, перемыла. Тщательно обходила окна, подоконники протирала, заходя сбоку и высовывая только руку. И все это время жадно поглощала информацию из инфранета. А что? Хозяин сказал – ограничено тремя гигабайтами. А три гигабайта в день – это очень много.
Глэйс с удивлением почувствовала, что, оказывается, всю ее сознательную жизнь в голове был словно некий туман, вроде того, что летним утром стелется в низинах у воды; а сейчас вышло солнце, и голова ясная, и думается легко, и новые знания о мире, о людях усваиваются не в пример лучше. Очень скоро она поняла, что в ее вроде бы сработавшем плане поменять хозяина есть множество мелких, но досадных просчетов. В целом вероятность, что люди не раскроют ее преступление, колебалась около двадцати семи процентов. Оставалось лишь надеяться на человеческое несовершенство. Надеяться Глэйс еще не умела, ей только предстояло этому научиться.
Но зато она умела определять координаты своего местонахождения. По спутнику. А потом по онлайн-карте нашла город, куда ее привез хозяин. Маленький городок Фётривилль, население всего 8374 человека по данным на начало прошлого месяца. Несколько фабрик, фермы, больница, полицейский участок. Вот он, новостной сайт.
Вот и статья о гибели общины.
«Вчера, 29 марта 2180 года по общегалактическому календарю было обнаружено зверское убийство всех членов нашей знаменитой общины отшельников, включая их главу, известного под именем Валлери Франклин. Состав преступления с помощью двух выживших членов общины, временно находящихся в отъезде, обнаружил шериф Р.Шиноби. Доблестному служителю закона предстоит распутать кровавое дело, а также выяснить, причастен ли к нему отсутствующий адепт данного культа.»
Дальше шли комментарии, которые были едва ли не интереснее статьи. Люди бурно обсуждали произошедшее, делились домыслами и передавали сплетни. В основном, все сводилось к двум противоположным мнениям: «так им и надо, сектантам» и «догнать мерзавца», причем сторонников первого было едва ли не порядок больше.
Про бывшего в собственности общины и исчезнувшего киборга не было написано ни слова.
Как будто бы его вообще не существовало.
У Глэйс словно что-то распрямилось глубоко под ребрами, позволяя вздохнуть свободнее, полной грудью. Ее не ищут. Не подозревают, что это она убила всех. Ей сейчас хорошо, у нее хороший хозяин. Может быть, после продажи новый будет тоже хороший, не будет бить и угрожать сдать на утилизацию. А может быть, возможно стать полезной для этого хозяина, чтобы себе оставил? И Глэйс с удвоенным старанием продолжила прибирать в квартире.
В мельком увиденном отрывке фильма женщина, обметая разнообразные мелкие фигурки, стоящие на всех горизонтальных поверхностях, бодро и радостно напевала популярную песенку. Глэйс попробовала повторить, желая приобщиться к странным человеческим ритуалам, может быть, они не будут такие же болезненные и травмирующие, как в общине. Очень трудно было издать первый звук по собственному желанию, связки, подчиненные системе, отказывались работать, скованные имплантами. Глэйс остановилась и задумалась. Пришлось выстроить логическую цепочку: разрешение пользоваться инфранетом, если нужны будут инструкции – видеоинструкция по уборке – фильм – песня как необходимый компонент, повышающий качество уборки.
В пустой квартире собственный голос прозвучал настораживающе, вызывая желание прислушаться, а не подкрадывается ли кто-то к двери, а не приник ли ухом к стене. Песня оборвалась, тишина была надежнее и приятнее.
Развешивая в шкаф чистую и сухую одежду, Глэйс заметила на нескольких предметах разошедшиеся швы и болтающиеся пуговицы; одна даже была совсем оторвана и лежала в кармане. Требовалась починка, но в квартире не было ни иголок, ни ниток, и где их взять, тоже было непонятно. С решением по починке нужно было дождаться хозяина.
А пока Глэйс, окинув удовлетворенным взглядом чистую убранную комнату, пошла купаться, замотивировав систему, что настала такая необходимость, так как пыль при уборке осела на коже и волосах и могла теперь снова осыпаться на пол. Самой же ей просто хотелось повторить приятные ощущения.
По запросу «как мыться» инфранет вывалил кучу ссылок, пройдя по которым Глэйс с удивлением и недоверием узнала, что большое металлопластиковое корыто предназначено не для сбора воды, а чтобы наполнять его и окунаться в него полностью.
Глэйс прикинула, чем можно заткнуть слив, болтающаяся рядом блестящая штучка на цепочке подошла идеально. Плеснула сладко пахнущей пены, открыла кран с горячей водой. По разливающейся на дне ванны воде поползли шапки пены, поднялись клубы пара. Сделала чуть прохладнее – раз хозяину нужна здоровой, ожоги ему точно не понравятся. Когда воды набралось уже достаточно, чтобы погрузиться в нее, разделась, перешагнула через край ванны и осторожно опустилась в ароматные пузырьки. Полностью окунуться не получалось – высовывалась то макушка, то коленки. В конце концов, Глэйс свернулась на дне клубочком, подтянув колени к груди. Над головой колыхалась прозрачная, чуть зеленоватая вода, плыли пенные облака. Это было чудесно: тепло, уютно, безопасно. Глэйс активировала таймер – в горячей воде не рекомендовалось находиться больше двадцати минут.
Но кислород кончился уже на пятнадцатой. Глэйс вынырнула и задумалась, она не учла, что люди не могут находиться под водой больше минуты. Что-то она поняла неправильно. По новому запросу «мыться в ванне фото» поисковик обрадованно поделился 28 364 576 фотографиями. Изучив первую сотню, Глэйс поняла, что, что бы люди (и не только люди) ни делали в ванне, голову они оставляли над водой. Попробовала повторить. Такое положение ей понравилось гораздо больше, хотя бы тем, что не приходилось выныривать, чтобы отдышаться. И можно было закрыть глаза и представить себя домашним киборгом, не знавшим ни холода, ни тяжелой работы.
Из ванны ее, задремавшую, вытащила система, исполняющая приказ питаться по мере необходимости.
Удовлетворив требования системы по восполнению питательных веществ, Глэйс принялась за приготовление ужина.
Макароны по-флотски, старинный нехитрый рецепт, часто использующийся женщинами в общине; Глэйс немного модифицировала его, положив побольше мяса. Попробовала – вкусно, впрочем, как и вся человеческая еда. До расчетного времени прихода хозяина оставалось еще время, и Глэйс, немного подумав, чем можно его обрадовать, сварила еще и компот из привезенных из общины яблок.
Но вот час, в который хозяин вчера вернулся домой, наступил, а Роберта все не было. Глэйс закончила домывать недомытую вчера кухню и теперь просто сидела на стуле, наслаждаясь тишиной и покоем. Странное новое ощущение – ничего не делать. Непривычно. Сколько она себя помнила – у нее всегда были дела. Посложнее и попроще, но были. А тут… Сготовила, убрала, вот и все. Просто.
Обманутая тишиной, в углу зашуршала мышка. Глэйс плавно потянулась к магнитной доске над разделочным столом и секунду спустя незваная гостья слабо пискнула в агонии. Глэйс вытащила из плинтуса глубоко вонзившийся кухонный нож с наколотой на него тушкой. Нож помыла и убрала на место, тушку покачала на ладони. Еще вчера она бы, не раздумывая ни минуты, съела добычу, оставив только плохо переваривающуюся шкурку. А сегодня поняла, что не голодная. Вот так вдруг и не голодная. Потрясенная этим открытием, положила мышку на край стола и принялась наводить порядок в кухонном шкафу. Испортившееся – выкинуть, пригодное к употреблению обтереть от пыли и поставить поровнее.
Хозяин пришел ближе к полуночи. Еще с порога окликнул:
— Диамант, есть что пожрать? Накрывай на стол.
Быстро сполоснулся под душем и пришел уже в домашних растянутых спортивных штанах. Передал пакет с покупками, сел за стол, с удовольствием принюхался к поставленной еде и заметил мышиный трупик на столешнице.
— Это что за гадость?
— Мелкий домовый вредитель из отряда грызунов. Полагается скармливать домашним животным. Домашние животные отсутствуют. Требуется обозначить способ утилизации.
— Утилизация – в утилизатор. И стол протри, — Роберт дождался, пока киборг уберет дохлятину и воткнул вилку в макароны.
— Молодец, вкусно. Сама почему не ешь?
— Необходимость в восполнении питательных веществ отсутствует.
Отсутствует – какое замечательное слово!
Но хозяин нахмурился, повернулся на стуле, подтянув киборга к себе за комбинезон, поставил между расставленных коленей. Провел пальцем от груди к животу, испытующе глядя снизу-вверх в опущенное лицо:
— Ты что, обиделась, что я вчера тебя не трахнул?
— Чувство обиды не запрограммировано у модели DEX-6.
— Вчера же нормально разговаривала, без этих машинных закидонов.
— Программа имитации личности принадлежит пакету от Irien-69, в настоящее время отключенному, — сообщила Глэйс, с внутренним мстительным удовольствием.
— Таак, давай вот что: включай пакет, но не весь, эти свои приставалкиубери полностью. Возможно так?
Светло-серые глаза медленно мигнули, и следом неподвижное лицо заулыбалось:
— Конечно, сладкий, все для тебя. Приставать не буду, но помни: я всегда готова раздвинуть ножки.
Роберт отпустил Диамант, слегка подтолкнув к стулу:
— Хоть чаю себе налей, или чего у тебя там есть.
Доев и шумно отдувшись, он, с компотом в руке, откинулся на спинку стула, довольно оглядел Диамант, изящно потягивающую из своего стакана.
— Очень хорошо. Я сейчас спать, завтра по звонку будильника меня разбудишь. По первому звонку. Что-нибудь купить надо?
— Да, милый. Капустки и зелени, в рационе должны присутствовать витамины. Иглу и разные нитки, сейчас образцы принесу.
— Зачем иголка с нитками?
— Одежду подлатать, дорогой, — Глэйс метнулась в комнату и вернулась с пучочком ниток, выдернутых из швов одежды, — вот такие ниточки.
— Ладно. Зелени какой?
— Что попроще: лебеды, сныти, крапивы…
Роберт поперхнулся компотом:
— Как ты это себе представляешь? У нас тут город, а не ваша глушь, тут такая трава не продается.
Глэйс молчала, не понимая, почему нельзя просто пойти и нарвать.
— Петрушка, укроп, сайбис, магента… Что из этого надо?
— На твое усмотрение, солнышко, я тебе полностью доверяю.
— Хорошо. Все, спать. Ты – на матрасе, — он уставил указательный палец на киборга. Та потупилась:
— Как будет угодно хозяину.
Утром повторилась вчерашняя ситуация с побудкой за исключением, что Глэйс разбудила хозяина после первого звонка. И поэтому он успел поплескать в лицо водой из-под крана в кухне и даже выпить кофе. Полчашки.
После ухода Роберта Глэйс попробовала оставшийся напиток. Черная горькая гадость с исчезающе маленькой энергетической ценностью. Даже на переваривание хрустящей на зубах крошки потратится энергии больше, чем удастся получить. Некоторое количество кофеина, масла, белки, витамины. Ничего интересного. Почему люди это пьют? Непонятно.
Выплеснув гущу в раковину, Глэйс вымыла чашку, поставила ее в сушилку и поняла, что делать ей нечего. Квартира была вычищена вчера, ужин готовить рано, нитки для починки будут только завтра. Пользуясь свободным временем, Глэйс полезла в инфранет.
Села за терминал. Поставив возле себя большую тарелку с макаронами и время от времени ныряя туда ложкой, Глэйс училась – просматривала все подряд о человеческой жизни. Фильмы, образовательные программы, мультфильмы, видеоблоги – все изучалось и осмысливалось чтобы послужить путеводителем и ориентиром в дальнейших поступках. Три гигабайта как-то незаметно закончились.
Глэйс повертелась в кресле. Обнаружила, что сидеть не прямо с ровной спиной, а скрутившись боком и закинув ноги на подлокотник тоже вполне себе удобно. Некоторое время, шевеля пальцами, порассматривала свои ноги, болтающиеся в воздухе.
Ноги ей понравились, но захотелось придать им эстетическую завершенность, как у женщины из фильма. Проще говоря, накрасить ногти. На роль предмета усовершенствования подошел красный перманентный маркер. Поставив на край стола сначала одну ступню, потом вторую, Глэйс накрасила себе ногти. Полюбовалась лаково блестящей поверхностью, поболтала ногами в воздухе. Красиво. Как у людей. Оттягивая неизбежный миг расставания с такой красотой, прошлась по квартире, наклонив голову, чтобы было видно мелькающие стопы. И пошла смывать. Перманентный маркер не смылся, только размазался, окрасив кожу вокруг в лихорадочно-синюшно красный. Глэйс оттирала его мылом и щеткой, от усердия чуть не разодрав кожу до крови, но оттереть смогла только чистящим средством для унитаза. Обидевшись на маркер — раздраженную кожу щипало – Глэйс засунула его обратно, в ящик стола.
И пошла заниматься делами: колоть орехи. Хозяин обещал привезти зелени, надо накормить его витаминной пастой с орехами, может быть, оценит заботу. Достала мешочек с орехами и, встав в привычную рабочую позу за разделочный стол, внезапно задумалась: а так ли уж она обязательна, эта рабочая поза? В результате раздумий она уселась по-турецки на обеденный стол, расположив орехи и кружку для ядрышек перед коленями. Было не то чтобы очень удобно, но сам факт нарушения предписаний радовал чрезвычайно.
Высыпав пытающиеся раскатиться орехи на стол, Глэйс брала по два из них в руку, на мгновение сжимала пальцы, ссыпала скорлупки в освободившийся пакетик, а два чистых ядрышка складывала в кружку.
Подготовив таким образом полуфабрикат на вечер, поставила вариться половинку курицы чтобы бульон подать с бутербродами, а с мясом пожарить картошку. Пока все варилось, искупалась. Глэйс уже поняла, что хозяин не следит за счетчиком, но за рамки нормативного расхода воды все-таки старалась не выходить.
Роберт пришел, когда Глэйс дожаривала картошку, намного раньше, чем вчера. Глэйс порадовалась, что успела слезть со стола и вылезти из ванной. Сейчас же она, как примерная Irien’очка суетилась, встречая хозяина в прихожей, перехватывала пакет, откуда остро и свежо пахло пряными травами, помогала снять куртку, подавала тапочки, мол, почувствуй, хозяин, разницу, с программой ИЛ и без нее.
— Милый хозяин подождет пятнадцать минут до готовности ужина? Я сейчас домелю пхали из свежей зелени.
— Куда пихали? – неуклюже сострил Роберт, отмахнулся и пошел в комнату, сел за компьютер и стал просматривать поступившие звонки.
В первом же видеосообщении красивая кареглазая брюнетка требовательно приказала: «Позвони мне. Немедленно, вот прям сейчас же!».
Роберт прерывисто вздохнул, шикнул на Глэйс, чтобы она не показывалась в поле видеокамеры и набрал номер. Глэйс отметила признаки волнения и, пожалуй, даже возбуждения. Появившаяся в вирт-окне девушка безапелляционно заявила:
Ты мне изменил! Никогда тебе этого не прощу!
Роберт весьма достоверно, даже киборгу было не придраться к 90% искренности, возразил:
Даже и не думал, звезда моя, кроме тебя мне никто не интересен.
— Не ври! – завелась брюнетка, — Тебя видели с дылдой белобрысой!
Роберт издал растерянный смешок, потом принял суровый вид и пояснил:
— Милейшая Розамунда Львоевна, имеющая обыкновение ежедневно дежурить у подъезда, видела меня с девушкой, проходящей по программе защиты свидетелей. Естественно, какое-то время она провела в моей квартире. И никто не видел ее выходящей потому что она перекрасилась в моей ванной, и я выпустил ее через чердак в другой подъезд.
— И в какой же цвет она перекрасилась? – не сдавалась ревнивица.
— Вот этого я тебе сказать не могу, — Роберт самодовольно откинулся в кресле, но, увидев нахмуренные брови визави, снова подобрался, — во всяком случае, по видеофону. Может быть, при личной встрече и мог бы намекнуть, если бы не нашлось занятий поинтереснее.
Это каких занятий? – ревность в голосе сменилась подозрительностью.
— Ну, например, дегустация блинного пирога у Марко. Я как раз собирался перекусить, и, если ты не против, мы могли бы сходить туда вместе.
— Фуу, блины! Лучше мильфлей с кедровыми орешками в «Малахите».
— Как скажешь, звезда моя. Я за тобой заеду.
— Э, нет! – спохватилась девушка, — Я должна подумать, посмотреть в ежедневнике, свободен ли у меня вечер. А пока я думаю, расскажи мне о своем новом расследовании.
— А что о нем рассказывать, зачем забивать твою прекрасную голову неаппетитными подробностями? Шайка сектантов, жили-были, не тужили, похищали богатеньких буратин, потом один из них отравил соратников и сбежал. Найду его – пойду на повышение в столицу.
— В столицу? – глаза девушки на миг алчно загорелись, но она быстро потушила взор, — Конечно, там непристойности и девушки легкого поведения…
— И зачем бы они были мне нужны, если ты поедешь со мной? – удивился Роберт, увидел торжествующую улыбку и поспешил закрепить победу, — Одевайся, уж на «Малахит» мне зарплату прибавили.
— Уже одеваюсь, — счастливо протянула девушка и отключилась.
Роберт еще несколько секунд смотрел на то место, где только что светилось вирт-окно, а потом зло выругался, выражая мысль о том, что эта столица ему ни в пень не сдалась, а с дочерью судьи ему и тут будет совсем неплохо. Потом оттолкнулся от стола, встал и прикрикнул на киборга:
— Что стоишь? Найди мне что-нибудь приличное надеть, или ты кроме драных штанов ничерта не видела?
Глэйс метнулась к шкафу, подала вычищенный темно-синий костюм, единственную одежду хозяина, в которой можно показаться в ресторане, вытащила классическую белую рубашку.
Роберт сунул ее обратно:
— Я не на похороны, а развлекаться с девушкой. Найди что-нибудь нормальное, — и ушел в душ. Пока он мылся, Глэйс достала еще несколько вариантов – голубую рубашку, бежевую тенниску и черную водолазку. Разложила на кровати вместе с бельем.
Вернувшись, Роберт скептически осмотрел модельный ряд и потянул из шкафа ярко-желтую рубашку, висевшую в самом дальнем углу.
— Ну ты и дура, смотри, что надо надевать, когда собираешься танцевать с гламурной тянкой.
Лицо мужчины разгладилось, он словно сбросил десяток лет, на губах появилась мечтательная улыбка. Одеваясь, он насвистывал что-то бодренькое, а уходя, приказал:
— Едý в холодильник, вернусь голодный. Продолжаешь сохранять видимость отсутствия.
Он ушел, а Глэйс окончательно поняла, что удержаться у доброго хозяина не получится, как бы она ни старалась.
К началу съемочного дня все было фактически готово. Философски курили возле прицепов водители трейлеров и мини-передвижной телестудии. В образах разномастных зомби бродили артисты и члены съемочной группы. Техники настраивали и проверяли аппаратуру, попутно прихлебывая кто кофе, кто чай, кто вискарик. С выражением на фейсе «мир равно тлен» на кресле возле главного монитора сидел сценарист. Рядом мертвой кучей лежала туша шестиметрового дракона, очень пестрая и слегка измазюканная. И только режиссер носится по площадке с видом полководца, которому выпало форсировать и мативировать неприступные кадры. В его глазах сверкал азарт борьбы, а на лбу словно горела невидимая простым смертным надпись: «творить и созидать!».
— Давай сценарий. Хлопушка. Приготовились! Заняли позиции…. — режиссер обвел суровым взглядом подготовленную площадку. К стене огромного павильона робко прижался макет башни. Администраторы поспешно отгоняли оголодавший народ от стола со скромными закусками и горячим чаем-кофе. Костюмеры и гримеры на ходу устраняли косяки внешнего облика актеров. Исполнители главных ролей снисходительно поглядывали на творческий процесс в целом и на отдельных его представителей в частности. — Начали.
— «Мой ласковый и нежный ящер», — забормотала хлопушка, — сцена первая, дубль первый.
Щелк! Красные циферки на экране хлопушки замерли. И все приступили. Актеры стали говорить положенные монологи и диалоги, сценарист яростно зачеркал в распечатке. Режиссер удивился, нахмурился, задумался.
— Всем стоп! Я тут читаю сценарий и снова понимаю, что это не рейтинг. Это даже рядом не стояло. История красавицы и чудовища в любом облике — сплошной анархизм, да и пересказанная много раз. А нам нужно хайпить аудиторию, срывать бурные восторги, чтобы толпы фанов раскупали влет весь фанфикшн. Так, меняем концепцию! Значит, красавица и чудовище… ну, пусть будет красавец. Мы же современная кинотекстоартокомпания, мы пойдем другим путем! И в свете популярных тенденций сделаем принцессу принцем. Да плевать сколько стоит операция по смене пола — героиню утвердили? Утвердили! Вот и пусть снимается, а пол поменяем. Мы же крутая организация! Так, теперь дракон — чего вы уперлись, что у него четыре лапы и хвост. Мы же современная кинотекстоартостудия. Мы прогрессивные! Наши герои должны выделяться. Пусть будет у дракона пять ног. Что? Куда присобачить? Щас я вам продемонстрирую, куда присобачить пятую ногу.
Помощник режиссера подозрительно покосился на драконью тушку — та в ответ прискорбно щелкнула пастью. Или помощнику это всего лишь показалось, но звук был четкий и не обнадеживающий. Кажется, даже тряпичная рептилия не вдохновилась идеей обладать пятой ногой, но ведь с гением съемочной площадки не поспоришь.
— Сейчас решим с драконом! — режиссер вприпрыжку доскакал до драконьей тушки. Щелкать челюстью та больше не рискнула, затихарилась под ветошь. Рядом примерно в той же позе застыли костюмер и бригадир массовки, которые пытались оттереть инвентарь от пролитого кофе. Кто окропил тушку черной, очевидно сладкой, жидкостью никто не признался, но создавалось ощущение, что не просто пролили, а старательно и достоверно размазали по всему синтепоновому туловищу. — Дракон я сказал! Что это вы мне чучело подсовываете?! Он должен шевелиться. Значит ты, этот… и вон ты — да, нечего стоять, как на почетном карауле, вы не египетскую мумию охраняете. Выкинули мусор из этой шкуры и сами залезли внутрь. Кто не помещается? Ты не помещаешься? Значит, зарплату урезать, чтобы похудел и помещался.
Бригадир массовки был человеком опытным и подготовленным ко всяким жизненным неожиданностям — ну, работа с людьми обязывает, — поэтому, нимало не смущаясь, вытащил откуда-то сзади из джинсов огромный мачете, упал на одно колено и с громким впечатляющим выдохом вспорол шкуру одним резким взмахом. А вот костюмера жизнь к подобному явно не готовила, он отпрянул, споткнулся и непрезентабельно шлепнулся на задницу, и на ней же попытался отползти подальше от кровожадного бригадира.
Режиссер смотрел выжидающе, по площадке порхали клочки и обрывки выгребаемого из брюха набивного наполнителя, а бригадир массовки довольно-таки шустро заползал внутрь освежеванного каркаса. Режиссер одобрительно хмыкнул и угрожающе уставился на нервно икающего костюмера. Тому с одной стороны было жалко дракончика — все-таки очень неплохо была кукла сделана, со стопроцентной реалистичностью. Но с другой стороны взгляд режиссера был настолько пронзительным, что обещал зарезать и вспороть похлеще мачете бригадира. Выдохнув, и максимально втянув живот, костюмер попытался протиснуться в каркас, с первого раза не вышло, но мотивация — великая двигательная и пинательная сила. С четвертой попытки, усердно подталкиваемый сзади уже в три пары рук и в два колена, костюмер все-таки угнездился внутри каркаса, почему-то тылом к уже обосновавшемуся там бригадиру массовки. Зато в такой позе костюмер мог руками двигать во все стороны драконий хвост — выгода позиции была очевидной.
— Теснее, плотнее, выдохнули, — командовал процессом утрамбовки режиссер. Два администратора и хлопушка старательно заталкивали костюмера. — Так, сценарист, — затяни их. А вы держите плотнее, чтобы края не расходились. Сценарист?! Шей, матьтвоюдевственницу. Чего не можешь? А ты моги! Возьми и затяни! Сценарий не затянул, а этих затяни — должен же быть от тебя хоть один порок. Что? Прок? Прока я скорее дождусь от этого пластмассового яйца, чем от тебя. От тебя точно не дождусь. Так… я вас слышу? Вы не должны ругаться, кто у кого на что наступает и кому яйца отдавил! Вы должны рычать и плеваться огнем. С этого отверстия рычать не надо, а то выглядит, словно ты не огнем плюнуть хочешь, а воздух испортить. А ты плюйся и рычи! И шевелись! Лети! Ну, полетели! Разбежались… да не упали как куча сами знаете чего, которое нельзя даже на площадке размазать. Поднялись! Ну, поднимите их! На ноги поставьте, нежнее! Нежнее! Что за варвары, один животы вскрывает, а другие роняют куда ни попадя! Так, пробуем еще раз… разбежались и полетели! Что не умеете? Полетите! У меня кто угодно полетит: кто вверх, кто вниз, но полетят все. Со свистом.
Пока дракон, пыхтя, виляя задом самым неподобающим образом и взбрыкивая, нарезал круги вокруг вагончика, режиссер осмотрел остальные декорации. Осмотром остался недоволен, но мужественно решил работать с тем что есть: то есть с кривой лестницей, печальной башней и оплывающей пещерой.
— Так… что у нас там дальше по сценарию? Принцесса, которую похищают… Тьфу, у нас же принц. Откуда его похищают? Из башни? Ты, придурок, чего ты в подвал спрятался? Под бочку? А ну, давай, лезь в башню! Ща тебя тырить будут.
А, ты не принц, а электрик? А под бочкой кабель? Вот! Смотрите, недоумки, как настоящие профи работают. Под бочкой. А вы под драконом поработать лапами не можете.
Повинуясь указующему режиссерскому персту — почему-то указал режиссер на башню средним пальцем, — исполнительница главной роли, наскоро переодетая в симпатичного мальчика, с наглухо утянутым корсетом бюстом, полезла в башенку. Сбитая из фанеры тонкой, явно дешевой — честно добытой на распродаже остатков или неликвида, башенка поскрипывала и подвывала всеми крепежами и постанывала каждым перекрытием. Актриса героически карабкалась вверх, думая как же вовремя она села на диету и похудела на два кило, ведь будь на ней прежние сорок шесть кэгэ, то рухнула бы точно. Весь вопрос лишь в том: шмякнулась бы индивидуально или вместе с башенкой. Интересно, какой мужик поместился бы на этом пятачке, тут не то что принцу места нет, а даже полпринца не всунешь.
— Так, декорации готовы? — режиссер приветливо помахал страдающей в окошке принцессе-принцу. И нецензурными жестами подсказал, что надо улыбаться, а стенать еще предстоит, когда дракон будет похищать. — Логово дракона? Где логово? Ну-ка, катите его сюда. А почему оно скрипит? Это же камень! По сценарию камень — значит, оно не должно скрипеть, как комод со свалки. Что делать? Почему я всегда знаю, что делать? Скотчем склейте и проволочкой подвяжите — а сами сообразить разве не можете? Вечно вас учить надо.
Склеиваться и связываться логово не хотело, оно пыталось — в знак протеста не иначе! — развалиться на фрагменты, которые обратно не собирались. Вокруг ремонтной бригады логова собралась толпа: кто-то давал советы, кто-то пытался впихнуть невпихуемое и соединить несоединяемое. Режиссер страдал от несовершенства мира, в котором на шестнадцать человек не нашлось ни одного с руками из нужного места. Собранное логово напоминало дом ужасов времен махровой перестройки, когда граждане мечтали обзавестись частным домовладением и тащили на строительство все что только можно, — поэтому в одной и той же стене можно найти и кирпич, и доску, и проволоку, и древний матрас. Здесь тоже царили полный сюр и сор, логово стало скрипеть громче и мощнее и на вставшие дыбом брови режиссера вытолкнутый на заклание звукач торопливо пояснил, что так и было задумано: мол, натуральный эффект, реал, фореве! Брови режиссера скакнули еще выше, но остальные отчаянно закивали, поддерживая эту версию. В глазах режиссера отразился весь скепсис мира, логово отчаянно взвыло, давая понять, что еще одной реконструкции оно просто не вынесет. Люди прониклись и оставили декорацию в покое, но каждый раз, когда кому-то по роли предстояло заходить вглубь, человек ретиво крестился и истово молился, чтобы не остаться погребенным под останками инженерной мысли и архитектурной гениальности съемочной команды.
— Так… так… что у нас там по плану дальше? — режиссер выжидательно уставился на второго помощника. Тот сверился с экспликацией и бодро отрапортовал. — Так… — повторил режиссер, задумчиво поглядывая на покачивающуюся башню с намертво вцепившейся в решетку окошка принцессой. — Значит, попадает красна девица в лапы дракона. Сцена номер сорок три, всем приготовиться.
— Приготовиться всем, сцена номер сорок три! Дубль один! — проинформировала командным голосом хлопушка. — Щелк!
— Дракон проникает в башню к принцессе… — стал комментировать съемочный процесс режиссер. Актеры встали на крестики, сказали стартовые реплики. — Стоп! Ты должен проникнуть в башню! Что значит не полезешь? — удивился режиссер. — Что значит, ты требуешь каскадера? Ах, это твое право не рисковать своей жизнью! Ну, тогда будешь рисковать своим кошельком! Найдите ему заменителя за половину его гонорара. Пускай на башню лезет! Я не вижу желающих… Значит, за целый гонорар исполнителя главной роли ибн «дракон в человеческом обличье»! Что? Кто? Электрик? Ну, лезь. А, нет, стой! Переоденьте этого самоубийцу в прикид того мудака. Что? Дракон, который человек ушел? Ну и ляд с ним, пускай электрик играет, заодно и подсветку вовремя включать будет. А вы чего стоите? Башенку герою поддержите! И да, заткните кто-нибудь принцессу, то есть принца — а то визжит слишком громко, а тут, если падать… то метра четыре всего лишь.
Электрик, волшебными взмахами гримера, превратился в человека-дракона и мужественно полез за своей судьбой. Несколько техников и два водителя уперлись в башенку с трех сторон, четвертая должна была работать на камеру. Электрик добрался до окошка, ухватился за решетку — та подозрительно заскрежетала. С другой стороны решетку тянула к себе исполнительница главной роли принца — эти железные прутья казались ей единственной надежной деталью во всей раскачивающейся башенке. Впрочем, если бы девушка, раскорячившись, не упиралась коленями в фанерную стенку, то электрик мог обвалиться вниз вместе с решеткой — а так болтался и пытался по привычке закрепиться.
— Эпично, — решил режиссер, понаблюдав за «битвой за решетку». — Ее, ты понимаешь, освобождают, замуж берут. А она упирается. Не понимаю я этих баб. Ведь если подумать: ну и пусть дракон. Превратился — и нормальный мужик. Еще раз превратился — и полезная в хозяйстве штука: и вместо обогревателя можно использовать, и как аэротакси, и деньги на нем можно зарабатывать — народ катать или выступать типа как с дрессированным. А принцессы эти, как дуры последние, прости муза, орут и страдают.
— М-да, — печально вздохнул третий администратор на сетования режиссера. — Я бы согласился, жаль только, что дракон не настоящий.
— Хм, — режиссер глянул на парня. Подумал, что он и сам бы от дракона не отказался. Особенно на дачном участке бы пригодился: траву с мусором посжигать, огородик перепахать, да и мало ли чего еще придумать можно. — Да, смысл говорить… дракон штука полезная. Но это смотря какой дракон — наш вредитель!
Дракон, который в фильме играл самого дракона-гада, пытался выполнять одновременно две миссии: решить проблемы с нехваткой двенадцати человек для массовой сцены и попутно переделать случайно добытые костюмы, честно отработавшие в шести военных сценах, в наряды для селян и селянок. Поэтому из пасти синтепонового драконапопеременно слышались маты и указания, а из-под хвоста вылетали обрезки ткани и какие-то неопознаваемые лохмотья, сопровождаемые искренними проклятиями тем, кто это так криво шил и так безжалостно эксплуатировал. Периодически драконья шкура принималась подрагивать и выпирать в самых неожиданных местах, и тогда ругань слышалась глуше — очевидно, это бригадир массовки и костюмер, объединенные волей и пинками режиссера в одного персонажа, яростно боролись за главенство, но часто места, куда им надо было, не совпадали. А поскольку конструкция дракона ограничивала обзор, то увлекшись противостоянием, они периодически налетали и сносили декорации, аппаратуру и зазевавшихся людей. Вылезти, чтобы решить свои вопросы и выполнить должностные обязанности, они боялись — ибо гнев режиссера неисповедим.
— Я теперь понимаю, почему люди ненавидели драконов, — задумчиво почесал кончик носа режиссер. Кажется, он словил дзен. По крайней мере, на ляснувшийся и растоптанный супер-чувствительный микрофон даже не стал ругаться. Просто мысленно внес еще один пункт в список расходов. В начале перечня стояли имена бригадира массовки и костюмера.
Подобие порядка удалось восстановить только через часа два. Уроненное и чудом уцелевшее подняли, сложили и поставили. Частично пострадавшее кое-как реанимировали скотчем. Нервно икающую и дохнущую от хохота массовку отпоили коньяком и вискарем из режиссерских стратегических запасов. Примазавшихся к пострадавшим от драконьей тушки техников и водителей просто и незатейливо обматерели и вернули на рабочие места.
— Так, сцена семьдесят два, — уже шепотом командовал режиссер. Горло не вынесло подобной нагрузки, благо все команды дублировала народу хлопушка. На восхищенный, выраженный жестами, комплимент ее голосовому диапазону, девушка смущенно улыбнулась и пояснила, что после десяти лет в школе, она еще громче командовать может. — Дракон должен показать, что у него тонкая и трепетная душа.
На режиссера одинаково подозрительно уставились и дракон-актер, и дракон-тушка. И у второго недоумения в пластмассовых глазах было намного больше, а выражаемые окровавленной кетчупом мордой чувства выглядели достовернее.
— Э-э-э… — режиссер посмотрел на одного, на второго, и развел руками. — Ну, покажите, как сильно вы котиков любите. Это верный признак трепетной души.
Взгляды обоих драконов оказались настолько выразительные, что режиссер аж попятился. Но раз по сценарию душа должна быть нежной и трепетной, то придется преодолеть себя и публично возлюбить не то что котика, а даже бабу-ягу. Как назло ни одного кота поблизости не оказалось, хотя обычно банда пушистиков регулярно подкарауливала сердобольных стареющих актрис возле павильонов. На поиски объекта любви режиссер выпроводил всех. Даже тушка дракона отправилась искать котика, хотя ни бригадир, ни костюмер не понимали как им в их теперешнем облике отлавливать кота. Зато в своей нелюбви к кошачьей породе оба проявили удивительное единодушие: у каждого нашлось в анамнезе и подпорченные ботинки, и боевые раны от когтей, когда пытался подкатить к хозяйке киски, и глубоко укоренившееся неодобрение всему кошкоподобному роду.
Требуемого котика искали сначала на площадке и возле близлежащих павильонов, потом зону охоты расширили. Коллеги с других площадок и служб сначала с легким удивлением, потом с глубоким подозрением наблюдали, как несколько десятков человек с потерянным видом бродят по окрестностям и с безмерным страданием во взорах кис-кискают на разные голоса и со всеми возможными интонациями.
— А что вы хотели… — режиссер философски утешал почти рыдающего помощника. У бедолаги срывался план съемок — и, соответственно, мог сдвинуться или вообще слететь и завтрашний день. — Добычу надо выследить, загнать…
Помощник едва не заскулил. Он почти неделю уговаривал сотрудников музея, чтобы те предоставили для съемок пару горниц, оформленных в средневековом стиле, — причем в процессе уговоров пришлось прибегнуть даже к тяжелой артиллерии: на подарочные наборы, конфетные коробки и дорогое вино бдительные стражницы не клюнули, но против личного обаяния киномэна суровая заведующая не устояла. И теперь все мучения прахом. Да и вообще по мнению расстроенного помощника: от охоты за такой дичью вернее всего могут загнаться и загнуться сами загонщики.
Через два часа отчаянно мяукающего котенка торжественно приволок звукач. Живность он нес на вытянутой руке и мужественно терпел все попытки котейки вывернуться и разодрать врага в клочья. Героя встречали бурными аплодисментами, плавно переходящими в овации и деловые предложения пойти отметить успех охоты. А сам герой смотрел на мир красными от аллергии глазами и душевно чихал в сторонку от дергающегося и подвывающего кота.
— Отлично, снимаем все! — воодушевился режиссер.
Актер, играющий дракона-человека, с небывалым энтузиазмом подхватил котейку, прижал к могучей груди, состроил самую умилительную физиономию, на которую только был способен и… заорал. Кот одним взмахом когтистой лапки раздер актерскую щеку, поранил губы, и умудрился даже зацепить кончик носа. К честью актера животное он не выпустил, но демонстрировать любовь к котику с окровавленным фэйсом было как-то несподручно. Съемку пришлось останавливать, искать аптечку, оказывать первую, вторую и утешительную помощь пострадавшему. А также до хрипоты ругаться на тему компенсации. Актер считал, что это у него боевая рана, а продюсер проекта доказывал, что травма получена по неосторожности и собственной бестолковости раненого. Съемочная группа меланхолично пила чай с хот-догами и делала ставки. Победила ничья — актер, после пятого демонстративного ухода, все-таки вернулся и обещал остаться, а продюсер пообещал ему пристроить в сериал на главную роль.
— Так, — режиссер ухватил пытавшегося ускользнуть дракона-тушку за уже порядком потрепанный хвост. — Ты! Взял эту царапучую хрень, прижал к пасти и изобразил трогательное выражение. Ну и что если порвет? Ты же синтепоновый! И да, морду не вредить, а то зашитый дракон — это уже ни в какой бюджет не лезет.
Синтепоновый дракон коту понравился, но сидеть в его лапах живность не желала, а вот бегать, вонзая коготки, это зверек проделывал с удовольствием. Бригадир массовки пытался отловить скачущего по тушке кота, но безуспешно. Костюмер солидарно помахивал хвостом, желая подогнать добычу поближе к лапам.
— Снимайте как есть! — скомандовал режиссер. — Будем считать, что это они играют.
Хорошо, что лиц бригадира массовки и костюмера в эти моменты никто не видел, но пыхтели и шипели они весьма громко и выразительно. Кадры с котом отсняли, животину отловили и со всем полагающимся пиететом выкинули за павиольон. Котик обиженно вякнул, немного вылизался и… вернулся минут через пять к полюбившемуся ему синтепоновому дракону.
— Убрать! — взгляд режиссера запылал.
Выполнять команду ринулись сразу шесть человек, стукнулись друг с другом, сшибли самого дракона, уронили столик с чаем-кофе. Что-то разбили и сломали — что конкретно пострадало в образовавшейся свалке было угадать сложно, но режиссер надеялся, что это не чья-нибудь кость (ведь компенсации будут просто драконовские!), не раритетный инвентарь, и не бесценная аппаратура. Котик оказался прирожденным бойцом и организатором — он умудрился организовать повальную потасовку, к концу которой люди уже плохо помнили про главную задачу и самозабвенно мутузили друг друга, мстя за полученные в свалке синяки и шишки. Когда все, в том числе и кот, изрядно вымотались, и свалились вповалку, — хлопушка быстро подхватила котейку на руки и отнесла подальше. Потом вернувшегося зверя снова пришлось ловить и относить еще дальше. Через полчаса процесс ловли и выноса повторился. После восьмого раза, когда в охоте принимал участие даже режиссер, люди сдались, плюнули и решили считать черного котейку инвентарем.
— Приготовились! Эпизод двенадцать. Сцена три, дубль одиннадцатый! — провозгласила хлопушка. — Щелк!
Дракон-тушка похищал принцессу. Принцесса, переодетая принцем, сваливалась с коротковатых лап, не предназначенных для транспортировки тел. Безропотно обвисшую девушку, изображающую глубокий обморок, пытались привязать, потом приклеить. Затем не выдержал бригадир массовки, которому на пятки наступал и на которого регулярно заваливался костюмер, и заорал: что он готов тащить эту девицу пешком хоть десять километров, но только пусть выпустят его из этой шкуры-ловушки и отделят от прилипшего сзади придурка. Идея — посадить принцессу на спину дракону или перекинуть через хребет — провалилась. Костюмер оказался не приспособлен к перетаскиванию таких тяжестей и рухнул, утянув за собой на пол и бригадира массовки. Режиссер не сдавался, съемочная группа словила азарт: всем стало интересно найти способ, чтобы воссоединить обе части дракона с принцессой. Варианты предлагались настолько экзотические, что после двадцать седьмой попытки не выдержала сама принцесса и с филологическим посылом многоопытного грузчика объявила, что сама готова на руках унести целого дракона отсюда на ху… на его хутор, лишь бы ее прекратили ронять.
— Трактовка! — глубокомысленно заметил сценарист, провожая очумевшим взглядом пыхтящую под увесистым драконом хрупкую принцессу. Причем девушка реально почти взвалила на себя часть дракона — правда почему-то заднюю, передняя волочилась следом и как-то подозрительно конвульсивно подергиваясь. — Наверное девица в азарте упаковки как-то умудрилась оглушить своего гада-похитителя, поэтому у него и дрожат лапы в предсмертной конвульсии… — торопливо стал вносить правки в сценарий, — и брюхо тоже бьется в судорогах, — победно закончил исправления сценарист. И с видом олимпийского чемпиона огляделся.
Принцесса протащила раскорячившегося дракона метров пять — благо его пещера располагалась неподалеку, — и небрежно свалила у входа. Затем, как и полагается настоящей принцессе, пусть и переодетой в неподобающий рангу костюм, взялась за отобранный у уборщицы веник. От заклубившейся пыли стали чихать все, но принцесса, у которой и была взаправдашняя аллергия на муку, лишь краснела и сжимала ручку отчаянно трещавшего веника с таким воинственным выражением лица, словно собиралась этими прутиками сделать харакири всему легиону массовки. После того, как в пещере стало чисто и она уже не боялась разрыдаться и рассопляться, актриса, как и следовало по роли, села у порога — прямо на почти труп поврежденного дракона, ну не на полу же сидеть — и горько заголосила.
— Ах! На кого ты нас… Ох! На кого ты ж меня! — актриса понимала, что, вроде бы, надо говорить другие слова, но после стольких падений в голове осталась только роль бедной вдовы, которую она играла позавчера. И решив, раз женская доля по-любомустрадать от всяких козлов и драконов, то телезрителям не особо заметно будет, чтострадание немного другого толка.
От стенаний принцессы дракон стал мелко вибрировать и пыхтеть, а на словах «шоб тебе не стояло, как ты слег не вовремя» — даже стал давиться от распирающего внутренности смеха. Принцесса понимая, что гад палится, попробовала несколько раз на нем подпрыгнуть: то ли желая придушить, то ли пытаясь тактично намекнуть о конспирации. Когда страдающая девушка дошла до воплей и искренних рыданий — актриса как раз вспомнила всю боль и горечь, постигшие ее возле банкомата, когда она сообразила, чтоее нагло обманули и за такой гонорар можно было сыграть бабу-ягу даже без грима в детском утреннике: так хоть оторвалась бы в самой роли, а не изображать целый съемочный день безголосый манекен в отделе женского белья в отечественном фильме, — то от ее выкриков всполошился сам дракон и потребовал немедленно любого рыцаря, который его избавит от этой сумасшедшей, причем любым удобным ему способом, пусть даже со смертельным исходом.
Режиссер, услышав мольбу, вопросительно поднял одну бровь. А через полчаса уже вовсю жестикулировал обеими бровями. Съемочная группа дружно искала рыцаря. Когда запрашиваемый, вернее уже активно требуемый объект был найден под перевернутой телегой, оказалось, что сыграть он может только труп рыцаря, павшего в бесславном поединке с зеленым змием.
— А че такова? — икнул рыцарь, не поднимая головы. — Я ушу… уши…. ушибы залечивал. Доктор… сказал! Пин… Мин… Мун… драв рекомендует.
Режиссер громогласно объявил, что такого многоебно… многомудрого доктора сам готов схарчить за милую душу, а если тот окажется слишком сухим, жестким и несъедобным, то все равно его проглотит, запивая при этом кровью упившегося в дребодан рыцаря. Снять с выбитого из актерской обоймы рыцаря доспех оказалось некому: костюмер на совесть закрутил и заклеил все расстегивающиеся крючки и заклепки, поэтому без специального навыка, тряпичной матери и ловкости рук никакого разоблачения не выйдет. Вытряхнуть тушку рыцаря из доспехов попробовали уже все, последним за рыцарское горло взялся режиссер. На замечание администратора, что так актера проще удушить, чем раздеть, режиссер сердито ответил: мол, сам знает как лучше обходиться с подопытным составом. Администратор, по тону догадавшись, кто станет следующей жертвой искусства, больше не мешал творчески-производственному процессу.
Принцесса повторила свой монолог на бис, потом порепетировала его еще раз. После пятого повтора задняя часть дракона предложила сообразить на троих по коктейльчику, чтобы, дескать, горло промочить, а то уже все тут сипеть без доблестного рыцаря стали. Каким образом тушка дракона, которая все это время упорно не коннектилась друг к другу, умудрилась незаметно просочиться в бар, вернуться под пятую точку принцессы, да еще и намешать под шкурой таинственное зелье — история умалчивает, но когда уставший режиссер вернулся к прерванной сцене, то увидел такую душещипательную картину, что аж прослезился.
— Ты муж-жжик! — Принцесса, стоя на коленках перед мордой дракона, целовала гада в нос и прочувствованно говорила, что им никто больше не нужен, они и втроем прекрасно проживут.
— Так! — закомандовал режиссер, понимая, что удача давно и прочно стоит какой-то неаппетитной частью тела ко всему съемочному процессу, — тащите сюда этого… горе-рыцаря. Да! Сюда! Сюда. И киньте его там рядышком. И кетчупом полейте. Да не дракона… а-а-а! Уже поздно! Ну, пусть и дракона тоже. Рыцаря полейте. Ага, нормально. Все монолог принцессы, о том как они втроем… Да какая разница, что они там втроем будут делать — мы же суперсовременная киностудия, мы и не такое показать можем во всей красе. Что? Продолжение? О жизни принцессы, рыцаря и дракона втроем?! Да запросто, после сегодняшнего дня… да мы про обе части дракона с рыцарем сериал забацаем. Все снято! Всем спасибо и всех наху… на художественный монтаж отснятого материала.
— Ты не пойдешь! — повторил снова упорный шаман, и я очнулась. Вот же дятел… Да не больно-то хотелось куда-то идти, наоборот, превратиться б и немножко собой заняться, а то одичаю ж… хорошо, что тут маникюр не портится — когти всегда превращаются в красивые ноготки, только что без лака. Но волосы расчесать надо? Надо. За лицом поухаживать надо? Надо. Хоть яйцом намазать, раз эти отсталые еще не додумались до маски на основе… э, ну вы поняли. Словом, идти никуда и не хотелось, тем более работать. Но это, мне — и не переспорить парня? Нет уж!
— Фигушки.
— Александра!
— Эй, проблемы? — спросил чей-то голос, и мы повернули головы на…
О-о-о… Ой-ой… Офигеть!
Дракон! Дракон, ой, мамочки, ой какой… Я прям вся … заинтересовалась. Большой, серебряный, весь такой… и самец. Нет, этих самых признаков не было, но… ну просто кожей чувствую, что самец!
Я придвинулась. Ну а что? С драконами я еще не… Не знакомилась, в общем… А интересно!
— Никаких проблем, — отвечает шаман, но его не слушают. Никто. Мы заняты. Дракон рассматривает меня. Что я делаю? Ну я тоже… смотрю. А что — нельзя?
— Такая девушка и одна? — дракон сверкнул сиреневыми глазами. Ой… У меня прям чешуйки заблестели. Я ему тоже понравилась? Круто! Интересно, а им хвосты не мешают?
— Александра, ты хоть поздоровайся, — вмешался блондин. Причем таким тоном… Так обычно говорят: «эй, ты, челюсть подбери». Нет, ну кто его спрашивает?
— Шаман… ты вроде шел куда? Иди, иди…
Вот же мужики! Ах, женщины капризные, ах, мы только про шмотки думаем, ах, переменчивые, семь пятниц на неделе! На себя гляньте! Вон хотя б Рика взять. Два часа талдычил, что не может меня с собой взять, а только замаячил рядом серебристый красавчик-дракон — бац, и сразу сменил пластинку. Видите ли, там очень нужна моя помощь и он без меня не справится и вообще, сам шаман жить без меня не может! Так и сказал! Ну, почти так…
— Александра!
— Слуш, отвянь, а? Хочешь, пообещаю быть сахарным пряником, только отвяжись?
— Пряником?!
Блин, во тупизна ж…
— Тихая я буду, тихая! Как мобилка разряженная! Только от… иди себе спокойно. А?
Ну, спокойно он не ушел: сначала я два раза повторила, что нельзя делать одинокой молодой драконице без знака, потом — что нельзя конкретно мне и конкретно здесь. Я повторяла, а что? В одно ухо влетело, в другое вылетело, и свобода. Папа тоже, кстати, всегда думал, что я его слушаю….
— Я вернусь вечером, — наконец договорил Рик. — Пожалуйста, будь осторожна!
Да запросто!
Когда-нибудь.
— Ну у тебя и патрон! — серебряный дракон только что не ржал, когда мы остались одни. Патрон?
Блин, тут, кажись, и драконы дефективные! Где он тут патроны-то увидел? А бомбы ему не мерещатся? Или эти … террористы. Прям даже расхотелось как-то с ним…
— Патрон? — на всякий случай спросила я.
— Хозяин, — ухмыльнулся дракон, и уставился куда-то мне в бок, — У тебя что, срок кончился?
— Какой еще срок?
— Ну, срок службы. Знака, смотрю, нет, с хозяином разговариваешь, как со шпорником или попрошайкой.
— Как заслужил, так и разговариваю. — буркнула я. А, значит, все-таки не псих… Как же они все-таки управляются с хвостами, когда… ну вы поняли.
— Ну ладно. Я Гаррэй эддо Мейтек. С Южных вершин.
— Александра.
Ну ни фига ж себе имя! Как я его выговаривать буду? Гаррэй… А, ладно, будет Гарри.
Правда, Гарри тоже мое имя тоже почему-то не устроило.
— Алесан… а дальше?
— Александра Морозова. Из Москвы, — пока серебристик гадал, где эта самая Москва, я вдруг сообразила, что словила неплохой шанс разобраться с татушкой, которую мне скоро должны приклепать. Хоть буду знать, какая она! — Слуш, а дай этот знак посмотреть! Ну, твой!
Там на боку был красивый такой узорчик — светящийся, переливающийся. Он начинался у передней лапы, проходил по боку и нырял куда-то под крыло. Если б еще под крыло заглянуть, было б понятней. Или если б этот шустрик перестал вертеться.
Дракон с чего-то оживился:
— Смотри-смотри… Тебе весь показать?
Голос у него какой-то… подозрительный. Словно он сам призадумался, куда нужно будет хвост деть, когда… ну тогда, в общем. Да ладно, много я в драконьих голосах понимаю!
— Ну да, весь.
Гарри с чего-то обрадовался еще больше.
— Тогда на крыло? Тут ведь, сама понимаешь, не покажешь…
Еще подозрительней… Странный этот Гарри, честно. Если закрыть глаза и не смотреть — вылитый Кол с тусовки. Тот еще оболтус. Я-то думала, драконы другие.
— Рик вообще-то просил тут подождать, — я состроила телячьи… то есть драконьи глазки и даже лапкой мостовую у постоялого двора зацарапала. Мол, я не такая. Но нас тут же попросили уйти — хрупкая какая-то мостовая оказалась.
— Да ладно! Тут рядышком есть такое озеро… Заодно и выкупаемся… ты что, своего патрона так уж слушаешься?
Прям вся разбежалась — слушаться!
— Недалеко, говоришь? А розовые мокрицы там не водятся?
— Козел!
— Ну Асандра… То есть это… Алесадра…
— Я — Александра! А ты — козел озабоченный! Убери лапы! И хвост!
Не, я не то чтоб против, но… но… ну не знаю, чего но! Но не тут, не так и не… Ох ты ж пилинг тебе на хвост, только счас дошло — я не только в жизни с драконом ни разу. Я ж еще и сама ни разу… Ну, по-драконьи. Можно сказать, я — драконья девственница!
Вот это да-а…
Я — девственница. Умереть не встать.
— Лапы убери, пока не откусила!
Убрал. Даже кажись, обиделся:
— Ты ж сама просила!
Что-о?! Я тебе еще и просила, урод зубастый?! Обнаглели мужики вконец! Рик отбрыкивался, как кот от купанья, этот лезет, как кот на валерьянку… Тьфу!
— Ррррррр…
— Эй-эй, потише… ты чего? — дракон непонятно как оказался в том самом озере и таращился на меня, как моя гувернантка — на ту жуткую ящерку, которую я как-то подложила ей в постель. — Ты сама попросила посмотреть полный знак! Забыла, что ли?
— При чем тут знак, ты, жертва анаболиков?
— Александра! — Гарри, не иначе как в минуту просветления, вспомнил, как меня зовут, — Ну ты предложила! Издеваешься, что ли?
— Чего я тебе предложила, а? — мой хвост сердито хлопал по траве. Раз-два, раз-два… Озеро трясло, как желе на блюде.
— Посмотреть… Ты… ты что, вообще еще знака не получала? Не знаешь, что полный узор заканчивается под… — и он скосил глаза куда-то вниз. На хвост. — Нет?
А-а… то есть я его попросила разрешить заглянуть… под хвост?!
Твою мать! Шаманью…
Это значит, я его… ага… ну… э…
Эх…
Можно было плюнуть и продолжить вообще-то, раз все прояснилось. Гарри и правда был парень что надо, мы такую классную развлекаловку устроили. Летали между громадных таких дубов на скорость, с размаху плюхались в озеро — у всех рыб наверное, морская болезнь началась. Потом одной местной зверюге, злющей такой, стриптиз устроили. Ну в смысле, шерстку с нее так аккуратненько сдули огненной змейкой. Гарри показал, как.
Я чуть так одну тетку не раздела, но как подумала, какая она противная станет… и не стала. Вместо этого мы полетели гонять жириков. Ну такие, на свиней похожи, только побольше и в пятнышко, как леопарды… И не хрюкают, а почти лают… Ух, как они злились!
А как злились хозяева, я вообще молчу. Вспомнить приятно. Я от шамана таких слов не слышала, даже когда он начал в себя приходить после барона. Ну, в смысле, от баронского зелья. Потом Гарри показал, как находить медовые деревья. Еще удивлялся, что не знаю.
А это весело.
Находишь такое дерево — оно на помаду похоже, тока с веточками, откусываешь верхушку… И сок отпиваешь, прямо как коктейль, только соломинки не хватает. Они типа как мед, но с легким градусом. Как нам было весело… Еще б шамана из головы выкинуть — и было б совсем в кайф! Паршивец! Из головы ж не вылезает.
Эх.
— Эй… Ну чего ты? Александра… — Гарри накрыл мою спину крылом, — Тебе плохо? А?
— Нормально все.
— Странная ты… — его шея тихонько так потерлась об мою… — Ничего не знаешь…
— Угу.
— И красивая…
— Угу…
Я больше не ругалась… Расхотелось. Мед был вкусный, голова чуть кружилась, как положено после парочки коктейлей… Трава какая… мягкая… И деревья шепчут что-то хорошее… уютное… Глаза сами собой закрываются. А паршивец Гарри мне чешуйки перебирает на крыльях… дыханием… М-м-м… Надо б ему сказать чего-нить такое… приятное.
— Смешной ты. И узор красивый… У меня тоже будет синий?
— Слушай, тебе сколько лет? — серебристик с чего-то замер.
— Ну двадцать.
— Быбыдры-ы-ы-ы-ых! — простонал Гарри, отлетая от меня, как от электрического шарика — ну, шаровая молния, знаете? — Предупреждать надо!
— Эй, ты чего? — я подняла голову. Обижаться или нет?
— Еще спрашиваешь! — обиделся серебристик.
— Вот-вот. Я спрашиваю. Пока вежливо спрашиваю. Уловил намек?
Я придвинулась.
Гарри резво полез обратно в озеро.
— Ты… ты это, держись подальше! Пока я не… успокоился.
— Гаррррррррри! Быстро отвечай, какого черта творится, пока я тебя не успокоила! Причем насовсем…
Гарри только вздохнул.
— Ты… только не злись, ладно? Сама ж знаешь…
— Чего? Чего я знаю?
— Что ты маленькая.
— Фома! Ты спишь на месте? Чай стынет. Здесь не просто чай, а с листьями смородины… вкусный.
— Что? Кто вкусный?
Нина рассмеялась – киборги эмоций не показали – и повторила:
— Чай пей. А то остынет. Злата, садись тоже… здесь остаёшься. Охранять будешь… вот этот дом и этого Ворона в этом доме. А поскольку именно Змею дан для проживания и работы этот дом… то… пропиши себе Змея с третьим уровнем управления.
— Приказ принят. Приказ выполнен.
Змей и Фрол удивленно уставились на Нину – где это видано, чтобы одному киборгу давали права управления на другого киборга?
— Не выглядывайте так… просто надо всё выяснить сразу. В аренду сдан Змей, документы оформлены на него… и продукты из посёлка будут привозить тоже для него… ну и… да, у вас теперь небольшой коллектив, а в любом коллективе должен быть кто-то главный… и почему бы не Змей. К тому же для местных крестьян он должен выглядеть как человек.
— Да мы же не против, – Фрол ответил за всех. – Змей для людей изображает человека, а Злата…
— Может изображать его сестру… — Нина перевела взгляд со Златы на Змея и обратно, — …двоюродную. На родную не потянет… фенотип различается. А имя… пусть останется это.
Злата сидела на лавке и ничего не понимала. Наказания за попытку побега не было! А если её привоз на остров и есть наказание? Что ждет её впереди? Еще и DEX’а пришлось прописать в список лиц с правом управления. Вот зачем? Охранять Irien’а и дом? Это как? – бордель для элитных клиентов? Или – для себя? А как же тогда запрет на секс?
***
В тот день, когда в подвал спустилась толпа народа во главе с полицейским, функциональность Кота, Лисы и Мани была не более пяти процентов у каждого.
Их отвязали, завхоз отвела в свой кабинет и дала по две банки кормосмеси… наступило облегчение. Ненадолго – в лаборатории DEX-компани, куда их доставили на проверку, оказался всё тот же Костя… и всё началось снова… но уже без детей… — страшные семь дней, когда Кот пытался подбадривать Лису, стоящую у стенки… первой не выдержала пыток Маня. Тихо закончила жизнедеятельность. И тогда её место заняла Лиса…
Сейчас Кот и Лиса лежали на диванах – было разрешено. И было приказано пить кормосмесь каждые три часа и два раза в сутки посещать санузел. Как бы узнать, что будет дальше?
***
— Змей, вот интересно мне, как альфиане узнали, что я скупаю киборгов? И как, интересно, они узнали, что я имею возможность… теоретическую только, но всё же возможность… продать им копчёную рыбу?
Змей удивлённо уставился на хозяйку. Он-то сам был уверен, что это именно она проболталась. Или написала кому-нибудь… ведь есть у неё знакомые, которые знают, что её DEX работает в заповеднике?
— Я никому не сообщал. И Ворон тоже. И в уме не было.
Фрол усмехнулся:
— Говорится у людей… слухом земля полнится. Года полтора назад у нас сома ловили… как раз весной и в разлив… а альфиане были с экспедицией… геологи и гидрологи. Изучали вероятность строительства плотин на протоках… знать бы ещё зачем. Их угостили, им понравилось… вот и заказали.
— Так! – уже к Фролу обратилась Нина. — А почему заказали именно мне?
— Так у нас все знают, что Ворон собирает жемчуг для покупки новых киборгов. А Ворон Ваш… значит, и киборги нужны Вам… сложили один плюс один…
— Вообще-то говорится, что сложили два плюс два… но… логично. И надо что-то ответить. Будете ловить сома?
— Попытаемся… — начал Змей, но Фрол перебил его:
— Для ловли сома нужен хотя бы один гидрокостюм и акваланги. Егерям они не положены. Глубина знаете, какая?
— Знаю. И что вода холодная, и что рыба тяжёлая… но… Фрол… есть проблема… Ты понимаешь, что у меня нет столько денег? Впереди зима, а у меня десять киборгов! Всех кормить и одеть надо! Сколько стоит гидрокостюм? Тысячу? Полторы? Две? У меня зарплата двести пятьдесят! С премиями, стажевыми и доплатами за экскурсионку до трёхсот пятидесяти… бывает… иногда. Плюс продажа в лавке… до ста в месяц. Если я не смогу всех прокормить, мне придется продать кого-нибудь из вас… чего мне не хочется совершенно… так что… ловите рыбу пока так. Ловите столько рыбы, сколько возможно… сдавайте в заготконтору… запасайте на зиму… грибы-ягоды, которые разрешено собирать… зайцев приручить попробуйте… им корм заготовить нужно в таком случае. Зверюшек каких-нибудь… которые не слишком уж под охраной… можно ловить и коптить… а сома… когда будут деньги в достаточном количестве… Змей, посмотри в каталогах, какой нужен размер и плотность, скинь мне… закажу гидрокостюм. Но… обещать не буду.
— Хорошо, я… то есть мы… поняли. Попробуем пока ловить то, что можем…
— Вот и договорились.
***
Борис засиделся в кабинете до позднего вечера, но был доволен. День прошел не зря!
Киберов успешно выгрузили в космопорте. Лёня сделал все возможное, чтобы Нина считала себя круче всех… и оставила киберов у себя. Но даже если и отведет в музей – одна внеплановая проверка решит все проблемы. Даже если отдаст брату… заповедник – тоже государственная организация.
Перед уходом с работы включил головизор – что там в области делается? Открытие новой выставки в музее. Это неинтересно. Нина на открытия и раньше не ходила. Значит, и ему там делать нечего. Дальше что?
В пединститут приехала на работу новый психолог, кандидат педагогических наук… тоже не важно.
Наконец закончено строительство здания новой школы… с небольшим опозданием, но успешно прошло открытие и начался новый учебный год… а вот это интересно!.. в селе Песок. Что там говорит эта журналистка? «Здание двухэтажное, тёплое, крестьяне довольны, теперь председатель сельсовета будет собирать деньги на покупку одного или двух киборгов для охраны здания…».
Вот оно! То, что надо, чтобы и повысить репутацию компании, и себе пару плюсов в карму прибавить!
***
После чаепития Нина засобиралась обратно. Скоро совсем потемнеет, а еще надо не только долететь до дома, но и флайеробус сдать обратно.
— Очень надеюсь, что вы уживетесь… Фрол, ты с нами?
— Да. Пока нет Степана Иваныча, надо поработать в доме.
— Тогда… присматривай, пожалуйста, за оставшимися в посёлке. Азиз на медпункте и близнецы на курятнике… скорее всего будет действительно приезжать кто-то из дексистов за кровью. Борис гематолог… и он прежде всего учёный. А уже потом администратор… лаборанты у него… странные.
— Но… ему нужна кровь только от близнецов? – поинтересовался Фрол.
— Не только от них… и не только кровь. Насколько я его знаю… кровью он не ограничится. Вероятно, нужен будет и костный мозг… хотя я совершенно не представляю, как его берут и что для этого нужно.
— Я знаю, – сунулся Ворон, – рассказать? У меня брали несколько раз… и даже пробы ткани селезёнки брали…
Нину даже передернуло от этого:
— Не надо… рассказывать. Но обезболивающее я вам привезу… или пришлю на днях. Кстати, Ворон, все твои игрушки… которые ты лепил и обжигал, Дита разбила. Случайно.
Киборги насторожились – чтобы киборг что-то сделал действительно случайно, надо было постараться киборга до этого довести. Что же случилось?
— Я не знаю, как она умудрилась всё разбить… когда я пришла, она уже рыдала под столом. Но теперь всё хорошо, Дита осталась в мастерской и будет помогать Инне Сергеевне. И лепить. Поэтому нужна глина. Если есть подготовленная глина, могу увезти сразу. Если нет… Ворон, умеешь готовить глину?
— Видел, как это делает Фрол… а сам не пробовал.
— Тогда… через пару дней прилетишь с глиной… но… лучше будет, если я позвоню, когда. Надо еще с Инной договориться, чтобы на месте была… прилетишь и научишь Диту. Фрол, если тебя отпустят, то ещё лучше будет… по залам пройдете… посмотрите выставки.
— Хорошо… — обрадовался Фрол, – прилечу, если отпустят.
— Вот и договорились… девочки как?
— На печи лежат… — ответил Змей, — я запретил им выходить… пока.
— Пока здесь посторонние? Молодец… но Фома не совсем посторонний. Но лучше перебдеть. Нам пора.
***
Борис набрал номер своего зама и по совместительству лучшего и единственного друга:
— Приветствую! Не спишь ещё?
— Здравия желаю! Проблемы?
— Как тебе сказать… Сергеич, скатайся-ка в село… да не здесь. В заповеднике… новости смотрел?
— Смотрел… а ты это о чем?
— Открытие новой школы в Песоцком сельсовете. Им как раз нужны два кибера. А у нас в офисе в Воронове как раз две штуки есть. Из той самой школы… где их типа тестировали… они проверены, всё в норме. Вместо них по госпоставкам городская школа «семёрку» получит… не забудь сказать, чтобы программно запрет на подчинение несовершеннолетним поставили.
— А этих двоих в сельскую школу? – отозвался друг и по совместительству заместитель. – Не сорвутся ли?
— Не сорвутся… не должны. К тому же их тестировали после школы. Исправны… все показатели в норме. Сейчас лети в Воронов, накорми и одень киберов, и вези в село… и возьми пару журналюг.
— Понял… Борис, ты гений! Подарить пару беушных киберов школе… сельской школе… и мы хорошие, и они довольны… но… у тебя же там есть менеджер… как его звать-то?..
— У тебя уровень выше, – спокойно и чуть даже весело пояснил Борис. — Солиднее. Зам главы филиала сам лично вручает подарок от DEX-компани новой сельской школе… и пару упаковок кормосмеси возьми. И пару комбезов новых… речь там выдай… ты умеешь это!
— Понял. Сделаю.
— Поезжай сейчас, осмотри киберов… проследи, чтобы этот идиот их не отформатировал… и привези мне записи тестирования. Переночуешь в гостинице, а с самого утра бери журналюг за шкирку и в село!
— Понял. Будет сделано.
***
Нина летела с острова с тяжелым сердцем. Как они поладят? Совершенно городская кибер-девушка оставлена в компании сорванного DEX’а и не менее сорванного Irien’а.
Но при этом – она пыталась сбежать и… или покончить с собой. Знала она или не знала о местных пираньях? И как она смогла отойти от буса?
Вопросы без ответов.
На лавке и за столом сидела смирно, руки на коленях, взгляд вперёд… — на вид самая исправная машина на свете. А что у этой машины на уме? Мыслить она может, раз уж додумалась до побега.
«Что с ней такого делал отец?» – вдруг мелькнула мысль – «И что с ней делал арендатор? Только ли насиловал? Но и изнасилование само по себе страшно… а что ещё?..».
Надо было все-таки оставить её в доме… с Саней. Но… Саня на неё так смотрел!.. что-то знает? Или догадывается?
Скорее всего, включил медицинскую программу и просканировал… и узнал о повреждениях.
Вот же блин! И почему сама не догадалась спросить отчёт о состоянии раньше, у дома?
***
Домой вернулись поздно, и потому Фома сказал, что сам сдаст обратно флайеробус.
Нина с благодарностью согласилась, но предложила сначала зайти в дом поужинать. Если, конечно, два домашних киборга что-нибудь приготовили.
Два домашних киборга приготовили всё, что нашли в холодильнике и в шкафчиках кухни! Словно соревнуясь, они готовили на одной кухне с бешеной скоростью – Нина при подлете к городу догадалась позвонить Сане и сказать, что она скоро вернётся и будет не одна.
С кем она будет – Саня спросить не посмел. А просто достал из морозилки сардельки. А Агат достал пельмени. В результате их шедеврами можно было накормить небольшую армию – были использованы даже продукты, лежащие в морозилке настолько давно, что Нина о них давно забыла.
Только мёд они не посмели тронуть.
Фома ужинать не стал, и потому Нина велела Сане упаковать половину приготовленной еды в пластиковые контейнеры и подала Фоме:
— Поужинаешь дома… или позавтракаешь.
Фома ответил: «Спасибо!» и вышел, а Нина поблагодарила обоих Mary и отпустила отдыхать – Саня пошел в отведённую ему комнату, а Агат – в бывший кабинет.
***
Нина всё-таки включила терминал, снова просмотрела список статей, включённых в сборник, и разделила их на четыре раздела: «Кологодные праздники», «Инициации», «Солярные знаки» и «Символика одежды».
Можно, конечно, поправить еще немного… но нет лишнего времени… надо отправлять. Нужны деньги. Много денег. Очень много.
Всё упирается в деньги. Пришла зарплата – сто восемьдесят шесть галактов. Плюс аванс был семьдесят. Итого – двести пятьдесят шесть в месяц… вместе с северными… плюс стажевые… Ещё месяц назад этих денег хватало на продукты и оплату коммунальных платежей. Сейчас столько в день уходит на… одного, потом двух, потом четырех… а теперь десяти киборгов… все больше и больше надо денег на их содержание, кормление и лечение.
Слава богам, что есть сайт «Родная вера» и что есть в музее программист и сувенирная лавка! Без них не выжить бы! Приход с сайта до двух тысяч в месяц! – но, бывало, несколько месяцев не было ничего. В среднем около трехсот галактов – неплохая прибавка к зарплате. Плюс – девочки шьют на сто или двести галактов в месяц. Незачем знать посторонним, что Лиза сама придумывает рисунки на жилетах — сочетанием кусочков ткани разного цвета. Ни одного повтора! Просто умница!
А сейчас ещё и керамика будет – надо как-то привлечь рекламщика, не важно – музейного или из заповедника – для раскрутки нового вида сувениров.
Глиняная игрушка – традиционная, но с современными мотивами – чем не новый бренд города или деревни? Надо подумать – и написать пару статей об этом.
Ведь если Ворон станет лепить игрушки, Клара будет раскрашивать, то надо сделать всё возможное, чтобы эти игрушки продавались. И чтобы туристы с радостью покупали новый вид сувениров – ручная работа, единственный экземпляр… и им совершенно незачем знать, что эти «единственные экземпляры» сделаны руками киборгов.
А ещё… существует народная вышивка… и кружевоплетение… и ткачество… если среди привезенных киборгов будут мэрьки, вот этим их и надо будет занять.
Костичка был напуган. Настолько, что даже не смог наорать на лаборанток. Он тупо подошел к стендам, где уже почти неделю стоят два киборга, с размаху кулаком врезал парню в живот, только отбил кулак, отключил фиксацию в стендах – и оба киборга, лишившись опоры, чуть не упали на пол лицом вниз, но на ногах всё же устояли и вышли из стендов.
Лиса была немного в лучшем состоянии – она провела в стенде «всего» трое суток, тогда как Кот простоял более семи суток… функциональность обоих едва достигала десяти процентов.
Оба вытянулись перед Костичкой – в потёках крови и с незажившими ожогами и порезами – и от того ещё более страшные. Дексист не выдержал и заорал:
— Встать! Идиоты! Гады! Из-за вас меня уволят!.. Идти за мной! – и Костя повёл их в комнату отдыха персонала.
***
Фрол как местный и не совсем гость совершенно спокойно отщипнул кусочек хлеба первым и съел его. Вслед за ним – следующий по статусу – должен был ломать хлеб Фома, и Нина пропустила его вперед. Обряд проводится молча – теоретически и без лишних слов все должны были знать, что делать.
Змей протянул хлеб на доске бывшему хозяину, оторопевший от этого Фома машинально отщипнул кусочек и положил в рот, и только после мужчин хлеб отщипнула Нина. И Змей двинул доску-поднос с хлебом к Злате.
Она заметно напряглась и, как показалось Нине, даже перешла в боевой режим. Так и было – и тут же в боевой режим перешли Фрол и Змей, одновременно посылая Злате запрос на доступ. После секундных колебаний Злата доступ дала, но сразу сообщила, что будет бить человека на поражение, если кто-то из них сдвинется с места.
Нина хоть и сделала вид, что не заметила, как замерли три DEX’а, но все же испугалась. Злата стоит за левым плечом и ничто не мешает ей напасть… а Змей может просто не успеть помочь ей.
До этого Злата наблюдала за всем совершенно равнодушно. Ей было всё равно, где и как её будут убивать. Она совершила побег, пусть и неудачный – но побег. Но движение к ней DEX’а с доской в руке напрягло. Бой с двумя сытыми DEX’ами она не выдержит – но постараться повредить их максимально можно постараться.
***
Костичка сразу выдал киборгам по две банки кормосмеси, приказал лечь на диваны… и тут же приказал встать, увидев, как диваны запачкались кровью. Побледнел, покраснел… обматерил киберов – это же из-за них всё! — и приказал идти мыться в душевую… обоих сразу затолкал в кабинку и включил воду на полную мощность.
Почти две минуты хлестала холодная вода по измученным в стенде телам. Энергия стремительно падала… но шанс жить, выпавший так внезапно, придавал сил. Парень слышал весь разговор Кости с начальником.
Получается, что у этого человека тоже есть хозяин, который может приказывать? И которому этот человек подчиняется? Этот страшный человек, который мучил их ещё в школе и продолживший здесь, сам боится?
Сначала, когда он только попал в школу, все было хорошо и спокойно – охрана школы и двора, смены по восемнадцать часов и целых две банки кормосмеси в сутки! Потом появилась она – DEX женской модификации, которую он сразу прозвал Лисой за рыжеватые волосы. Она спросила у него: «Почему?» — и он скинул ей пару видеозаписей из школьной видеотеки, к которой научился подключаться. «Тогда ты… Кот! Вот кто!» — ответила она и скинула ему найденный в той же видеотеке мультфильм. Ему понравилось, и в разговорах по внутренней связи они называли друг друга Кот и Лиса, а в это время люди называли их Белый и Рыжая.
***
И тут из-за дома выскочил радостно сияющий Irien с расправленными крыльями, в одних штанах и босой, с зайцем на руках – то ли Змей не сообщил ему о гостях, то ли сам он решил разрядить обстановку, Нина так и не поняла, но успокоилась и даже обрадовалась, так как Злата переключила внимание на Ворона, и Фрол мгновенно сдвинулся и мягко зафиксировал её.
Ворон заметил хозяйку, и радости на его лице заметно убавилось. При ней, наверно, нельзя находиться… не совсем одетому? Но… ведь в штанах-то можно, наверно?
— Ворон, здравствуй! Змей, вечер добрый… — обряд проведён… почти проведён, и Нина, отойдя от первого шока, поздоровалась, но… Irien никуда не делся… и Нина попыталась вспомнить, запрещала ли она ему ходить при ней в голом виде.
Ворон с расправленными крыльями стоял между домом и Змеем, заходящее солнце светило ему сзади как раз в правое крыло, перед ним легла длинная тень – зрелище было жутковатое и потрясающе красивое!
Все уставились на него, DEX’ы отключили боевой режим, Нина уже собралась возмутиться, но Фома тихо сказал:
— Он есть… он настоящий!.. я видел его на рекламных плакатах… на прошлогоднем чемпионате… на Новой Самаре!.. он существует! Представляете! Это он! Тёмный ангел… который забирает души бойцов, погибших на татами и на ринге… вот он… он есть…
— Фома, это киборг. Irien. Его имя Ворон… и он мой. Я купила его… случайно, – так же тихо ответила ему Нина – он сделан таким как раз для съемок в рекламе… спецсерия для ювелиров… и… он живой… а вот про Тёмного ангела я не знала…
***
Почти через два года их службы в школе появился Мишенька – любимый внук директорши. Причину этого киборги узнали случайно – его родители привезли сына на каникулы к бабушке, а сами отправились в круиз, где и погибли. После этой трагедии бабушка забрала внука к себе, выделила лучшую комнату в доме и… заслуженный педагог не смогла справиться со своим чувством вины по отношению к своей дочери. Ведь если бы она настояла на своем запрете куда-то лететь, то дочь и зять остались бы живы.
И свою любовь к внуку она стала проявлять своеобразно. Сначала ему было позволено всего лишь ходить в школу не в форме — единственному в школе. Примерно через пару месяцев было предоставлено право управления на школьную Mary – уборщицу. Третий уровень. По закону этого делать было нельзя – но ведь никто не узнает, если Мишенька будет заниматься с ней… ну, например… в подвале школы, где хранится спортинвентарь…
***
— Ворон, спасибо тебе, конечно… ты отвлек внимание Златы на себя. Но более так не делай… я не хочу, чтобы люди… особенно посторонние люди… видели твои крылья. Серия «Тёмный ангел»… а, как оказалось, по городским суевериям… именно Тёмный ангел не просто забирает души бойцов, дерущихся за деньги, но и не дает им переродиться… не так ли, Фома?
— Так… — ответил Фома, отходя от шока, — в городах есть люди очень суеверные, всерьёз думающие, что Темный ангел может забрать душу… и тебя могут попытаться если не убить… то украсть… чтобы повредить.
— Но я сильно сомневаюсь, что в деревнях верят в это… здесь другие порядки…
— Но в это многие верят в городах… — возразил Фома, – я встречал таких… и если узнают, что Тёмный ангел существует, и что это киборг… могут захотеть заполучить его.
— Вот поэтому Злата останется здесь… Змей, Ворон, это Злата. Она будет жить с вами и помогать охранять острова. Когда Змею надо будет уходить из дома надолго, Злата будет охранять дом и Ворона. Всем понятно?
— Да, – ответил Змей за себя и за брата.
— Давайте уже пройдем в дом. Фрол, отпусти её… и выноси коробки. Злата, бери эти пакеты и иди в дом.
— Приказ принят, – Злата, взяв указанные пакеты, направилась к дому, но была остановлена Змеем:
/Ты должна отщипнуть кусочек хлеба и съесть. Здесь так принято делать. Это значит, что ты не будешь воевать против тех, кто живет в этом доме.
/Командовать будешь? Ты не человек… но… что скажет хозяйка? Давай твой хлеб…
Это как? Змей – это киборг? Вот этот DEX? И… он живет с этим Irien’ом? Тут, что? Бордель? Вот только бордель охранять ей не приходилось!
Злата знала, что это за заведение – приходилось сопровождать временных хозяев при поисках ими приключений. И потому она знала, что делают люди с Irien’ами… а зачастую и с DEX’ами. К тому же, Злата не просто слышала разговор агента с Борисом, но и записала его.
Агенту не пришло в голову, что киборг без приказа или разрешения может включить запись, а Борису было не до этого… скорее всего. Или была другая причина?..
— Злата, что с тобой?
Девушка поняла, что терять ей нечего… и ничего хорошего уже не будет. И воспроизвела аудиозапись разговора агента с Борисом.
Нина застыла – вот оно как! Кое о чём она догадывалась, зная, что бывший муж уже является главой местного филиала DEX-компани… но… чтобы он считал её способной завести бордель, она узнала впервые.
***
…Мишенька и занимался. Сначала просто приказывал сидеть-стоять-лежать. Через месяц ему это надоело, и он стал думать, что бы такого ещё сделать с киборгом.
Через месяц мэрька делала для него все домашние задания – но, чтобы никто не знал, бабушка разрешала брать куклу только после уроков и не более, чем на час один или два раза в неделю.
Ещё через месяц Мишенька привел в подвал друзей и по секрету сообщил, что есть в школе такая кукла, которой он может приказать всё, что захочет, и она сделает. Они не поверили – и он вызвал в подвал убиравшую в классах Маню и стал кидать в неё ножик…
***
Змей вошел в дом первым, отправляя Агнии и Аглае сообщение, что идёт хозяйка с гостем, чтобы они не вылезали с печи, пока их не позовут. Нарываться ещё и с ними не хотелось – Фома и так узнал больше, чем следовало бы.
Нина, войдя в дом, сняла туфли, поискала тапки, не нашла – и прошла к столу в носках и села на лавку к столу. Фома, глядя на неё, тоже снял обувь и тоже присел на лавку. Фрол молча достал из-за печи две пары самодельных домашних тапок и подал Нине и Фоме.
Тем временем DEX’ы принесли из флайеробуса все привезённые подарки.
«А подарки ли это? Собственные вещи привезены на остров для того, чтобы другие не менее собственные вещи могли ими пользоваться!» — пришедшая Нине в голову мысль шокировала – «Но… Змей и Ворон… не совсем вещи! Они могут думать… действовать самостоятельно… принимать решения… они оба… разумны. Фрол… тоже разумен. А Зиночка? Она… просто подержанная, но в хорошем состоянии машинка… никогда не замечала за ней разумных действий…»
От раздумий отвлек подошедший Ворон, уже одетый в широкую длинную блузу поверх сложенных крыльев:
— Вы… чай пить будете? Только у нас пирогов нет… а вот блины есть.
— Будем… с блинами будем, – улыбнулась Нина своему «имуществу», — можешь собирать на стол… в пакетах есть сахар… и… я тебе краски привезла…
На столе появилась тарелка с блинами, полкаравая хлеба, слегка ощипанного гостями, тарелка с дольками лимона в меде, миска с ягодами, на деревянном подносе появилась копчёная рыбина… Нина тихо радовалась, глядя на это изобилие – значит, её ребята не пропадут с голоду, смогут прокормить себя. И ей смогут посылать и рыбу, и ягоды с грибами.
Фома был и без этого шокирован увиденным настолько, что удивляться уже не мог! Киборги ведут себя совершенно неправильно! И два DEX’а – Фрол и Змей – и этот Irien… Ворон… кстати, это имя или кличка? – надо спросить… чуть позже… всё неправильно!
Фома ранее ещё как-то мог допустить существование одного разумного киборга – Змея он сам привел Нине. Потом он познакомился с Васей и Петей. С трудом – но принял и их вроде-как-разумность.
А теперь еще и Irien! А вот это уже перебор!
А если ещё и Злата окажется разумной! Тогда…
***
Прошла зима, с Маней «играть» Мишеньке надоело. Захотелось большего.
И в апреле на день рождения внука бабушка дала ему права управления ещё на двух киборгов, а пришедший дядя Костя пообещал научить тестировать биомашины.
Тогда-то и начался ужас для Кота и Лисы. В первый раз им приказал спуститься в подвал этот самый дексист – которого лаборантки почему-то звали Костичкой.
Костя стенда в подвале не нашёл, с незафиксированными киборгами что-то делать не осмелился – и потому в первый раз приказы были простыми – сесть-встать-лечь… и тому подобное. Кот успокоился – это не так страшно оказалось, как сообщала Маня.
Но он ошибся. Через неделю дядя Костя привёз четыре пары наручников и зафиксировал на шведской стенке обоих киборгов. И начал учить школьников, как правильно тестировать киборгов – по методичке для внутреннего пользования – примерно раз в неделю, но по два или три часа подряд.
С наступлением лета у школьников среднего звена начались каникулы, у старших классов начались экзамены – DEX’ы охраняли вход в школу и должны были быть на виду, и только по этой причине «тестирования» прекратились. На полтора месяца.
Кот и Лиса смогли восстановиться и уже обрадовались, что их перестали гонять в подвал, но «игра» неожиданно возобновилась. Так Мишенька называл то, что он делал с киборгами – то одного Кота водил в подвал и оставлял там на привязи дня на два-три, то Маню или Лису, то по одному, а чаще всех троих вместе.
Завхоз и учителя знали – но предпочитали молчать. Детям Костя запретил говорить об этой «игре», зная, что бабушка, передав внуку права управления киборгами, нарушает закон. На удивление, никто из детей не проболтался, и никто не выложил снимки в Сеть – ведь в этом случае киберов у них заберут, и «игра» закончится…
Борт «Малышки»
Аликс.
— … Мне было шесть, когда я узнала… Вернее, нет даже шести не было, как раз за месяц до дня рождения… этакий подарочек… Повезло, что там еще парочка каких-то дур тушенкой траванулась… Но я-то знала… я же тушенку ту и не нюхала. Страшно?.. Да, наверное… Нет! Не страшно. Противно… рожи их… сочуственно-снисходительные… НА ФИГ!!! Лучше — сама… Не хочу, мол, сама не хочу — и все! И не заставите!.. Лучше — так, чем… Я полночи тогда сидела под лестницей, ревела и думала, думала, думала… Мне нужно было решить сразу же, и сразу же все хорошо продумать, чтобы потом не сбиться… Вот я и думала… Думала так, что башка раскалывалась… Она у меня маленькая, в этом все и дело, повезло, можно сказать… Я подавала заявление, никто не знал, втихаря, сама к почтовому модулю бегала, чтобы не заподозрили… они иногда берут пятилеток, если водить умеешь, а я умела, из имитатора неделями не вылезала. Они берут пятилеток… В виде исключения… но только крупных, эмканы ведь стандартные, никто не станет их специально подгонять… а я мелкая была, почти на три сантиметра не вписалась… Я тогда расстроилась жутко… Это очень удачно вышло, что у меня башка такая маленькая… При первой же проверке комиссовали бы вчистую, но уже официально, уже — не скроешь… А так — не хочу, и все! А остальное никого не касается… Куда мы летим?
Мелкую звали Жанной.
И ломка у нее проходила нестандартно — даже для эриданца.
— Талгол. Ты же сама хотела.
— Да… конечно… Просто — дергает… Знаешь, а я даже один раз сама вела… не на имитаторе, правда-правда! Смешно, правда, я угнала шлюпку, настоящую шлюпку, а в ней не оказалось автопилота…
Она металась по тесному помещению, каким-то чудом умудряясь при этом не задевать за кресла и пульт, то скрещивала руки на груди, то хватала себя за плечи, словно мерзла, хотя в каюте было жарко. Хватала из холодильника пузыри с соком, потом, недопитые, забывала на пульте, кресле, полу…
И — говорила, говорила, говорила, не умолкая ни на секунду, лихорадочно блестя глазами, почти бессвязно, перескакивая с темы на тему.
— А потом я сошла с ума, это бывает… И даже почти не испугалась… Я умела водить, правда-правда… И боль переношу неплохо. Обычно… Обычно в таких случаях говорят — не справилась с управлением… Вранье! Я справилась… Просто… Просто не ожидала, что это будет — так долго… Мне потом говорили, что меня тормознули принудительно, и даже уже мертвой посчитали… Это тоже удачно сложилось, иначе сидеть бы мне там до скончания веков, штраф отрабатывая… Там кошмарные штрафы! Заметь, мне вообще ужасно везет, вот и с тобой… Но тогда я так не думала, тогда я подумала — все, девочка, допрыгалась, это уже серьезно… понимаешь, это было лишь наше… Наше с Аськой… Наша игра, понимаешь, ее Аська придумала… Это только наша игра была, ее не могли знать другие… был такой роман, исторический, про инженера… Аська читала мне вслух… а потом мы играли в Зою… Ловили друг дружку вопросами… обосновать, почему именно так, а не иначе… это была наша книжка, наша игра… Зоя тогда загадала «Чет», и старик на лодке ответил «ЧЁТ», но был ли этот «ЧЁТ» правильным решением, ведь в гостинице их ждала засада… Я ничего не понимаю, это просто какое-то безумие, когда в сумке обнаруживаешь живого сцинка, а абсолютно посторонняя девушка вдруг спрашивает тебя… Она сказала, что умерла в пятницу, и подарила мне билет до Деринга, но там уже никого не было… я еще на полпути вдруг поняла, что не надо мне туда… Ты проверяла курс?
— У меня хороший автопилот. Я тебя с ним как-нибудь познакомлю… потом.
То, что температура у нее под сорок — это нормально. Ну, почти нормально, организм эриданца к наркотикам относится немножко иначе, чем организм любого другого человека. Болтливость эта повышенная — тоже естественно. И обезвоживание, и метание по каюте…
Неестественно только то, что длится это ее состояние вот уже шестой час.
— … Почему вы такие жадные?.. Вы же продаете информацию, любую информацию, это каждый знает… Не может быть, чтобы эту штуку знала лишь ты одна, то, что знает один эриданец — известно всем эриданцам, это тоже все знают… Почему же вы никому… Нет, не то, не то… Мне же вот… Ты не боишься, что я всем расскажу?.. Почему? Ты ведь меня совсем не знаешь… кровная солидарность? Чушь собачья! Я не ощущаю себя эриданкой… Да, я немножко не такая, как другие, но мы ведь все разные… у кого-то нос курносый, у кого-то чешуя или жабры… Почему я должна сразу все бросить и начать жить по каким-то чужим законам?.. Только потому, что у меня обнаружились лишние гены? Чушь… собачья… К чему эти тайны предрассветного двора? Что за дрянь ты мне вкатила, это от нее меня так выкручивает?..
Метание — ладно. Его можно счесть естественным. Даже шестичасовое. Но…
Вот именно, что но.
Вот эта манера неожиданно замирать, замолкнув на полуслове и уставившись в пустоту. Это ведь совсем не похоже на ломку. Это куда больше похоже на…
— Та дрянь, которую я тебе вкатила, просто немножко перестроит твой обмен веществ и поможет справиться с ломкой. И благодари судьбу за то, что ты все-таки эриданка, а для эриданца практически невозможно стать наркоманом. Хотя ты и старалась изо всех сил.
— Ты! А какое право ты имеешь осуждать?! Ты мне кто?.. И не надо меня жалеть, не надо, ясно?! На фиг! Ты знаешь, каково это было — лежать всю ночь, уставившись в потолок, тихо так лежать, чтобы никто не обеспокоился… Лежать и думать, что никогда, никогда, никогда… Я ведь лучшей была, на имитаторе со мной даже из старших групп не справлялись… И все равно, их возьмут… Даже самых тупых… Даже Руди, который не мог отличить квазара от двойной переменно-циклической в радиодиапазоне… А меня — никогда… Смешно… Я даже в медицинский не могла поступить, потому что его не было на Хайгоне… Пошла на пищеблок, там хоть химию и биологию нормально дают… У тебя закурить не найдется?
ПОИСК.
Режим активного поиска — вот на что это похоже больше всего. Фильтры называют это зовом, школлеры — настройкой координации, а эриданцы — поиском. И учатся входить в такой режим, между прочим, довольно-таки долго…
— Не курю.
— Я тоже… — Жанка поежилась, передернула плечами. Добавила виновато, словно сама себе удивляясь, — Просто что-то вот… захотелось… Сама не понимаю… Куда мы летим?..
Точно.
Мама дорогая, ПОИСК, пробы не ставить!
Классическая симптоматика смены направления, словно картинка из учебника. И останавливается она, между прочим, все время в одной точке, слева от пульта. А Талгол у нас где? Пра-авильно, Талгол у нас прямо по курсу…
Раннее созревание, стало быть. Акселератка чертова, чего ей на своем Хайгоне не сиделось?
Жаль.
В кои-то веки в руки сами падают ажнак три бастарда, а поймать удается лишь одного, да и то — левого. Но не бросать же уже пойманный куш ради куша возможного, семья не поймет.
А начатый поиск должен быть обязательно завершен, так уж этот режим устроен. К тому же этот, похоже — тот самый ПЕРВЫЙ ПОИСК, который официально приравнивается на Эридани к чему-то вроде торжественного вручения аттестата зрелости, первого, так сказать, совершеннолетия… Вряд ли у этой акселератки было нечто подобное раньше, иначе не удивлялась бы она так.
— По-прежнему на Талгол. Как заказывали.
— Да… конечно… Талгол… конечно… Не знаю, хреново мне что-то… Впрочем, чего уж… я же столько всякой дряни… было бы странно… куда мы летим?!!
— На Талгол.
— Я… я не хочу. Я не хочу на Талгол!
— А куда ты хочешь?
— Не знаю… — Ее трясло. Она рухнула в кресло, обхватив себя руками за плечи, сидела, раскачиваясь взад-вперед. Зажмурилась.
— Так лучше? — спросила Аликс, осторожно смещая курсор в том направлении, куда оказалось повернутым незрячее лицо мелкой. Чип недовольно пискнул, но курс пересчитал мгновенно и спорить не стал.
— Не знаю… — Мелкую по-прежнему трясло, но уже не так сильно. И раскачиваться она перестала, только чуть поводила головой.
— Тогда говори.
— О чем?
— О чем хочешь. Это не важно. Может быть, что-то и проявится…
***
Талерлан
Космопорт Униаполиса. Катер «Ки-Со»
Бэт
На маленьком экранчике монитора слежения было очень хорошо видно Стась. Она неподвижно сидела на корточках перед металлической дверью. Двигались только руки. Могло бы показаться, что ничего не изменилось. Но это было не так. Изменилось многое.
Начать с того, что дверь была другой.
С сейфом она благополучно справилась (кто бы сомневался!) тому назад уже минут сорок. И взяла из него лишь пакет со старыми документами Уве Янсона. Проигнорировав как наличку, так и карточки — такие привлекательные, солидненькие, на предъявителя. Даже ту, на которой красным маркером был нарисован маленький дракончик. Бэт специально положил эту карточку на самом краю и эмблемой вверх, чтобы не заметить было совсем уж невозможно. Хотя и знал, что она все равно – не возьмет…
Новая дверь была внешней дверью шлюза. Внутреннюю — тоже, кстати, заклиненную личным кодом — Стась вскрыла минут десять назад. Шустрая, далеко пойдет. Прямо-таки талант на всякие замки да наручники…
В кают-компании Бэт был один.
Он закрыл свой тотализатор — существенно, кстати, увеличивший его личное благосостояние и повысивший риск инсульта у остальных участников, — и вот уже минут пятнадцать, закатав длинный рукав черного свитера к локтю, рассматривал левую руку, пытаясь понять, откуда среди старых, наполовину выцветших и пожелтевших синяков взялись вот эти три — абсолютно свеженькие, яркие, почти параллельные полоски поперек предплечья? Временами, хмурясь, он делал пару глотков едкой оранжевой дряни — не для того чтобы лучше думалось, а просто так. Пил он редко, по ряду причин это занятие требовало слишком долгой и тщательной предварительной подготовки. Но по ряду этих же причин если уж начинал он пить, но нажраться старался в хлам, с запасом на несколько ближайших лет…
Вспомнил.
Этот, бледный и очень нервный, как же его… имя еще такое… Ладно, черт с ним. Именно он в эмоциональном порыве все время норовил схватить за руку. И, похоже, один раз таки не удалось увернуться. И несильно ведь хватанул, а достаточно оказалось, гадость какая. Только-только подумать успел, что руки выглядят почти прилично… Ладно, чего уж теперь, заранее предупреждали, да и не такая большая это, в сущности, плата.
На монитор слежения он не смотрел.
А что смотреть, когда сделано все и в кои-то веки сделано, кажется, правильно. После растянутой чуть ли не на четыре месяца ежедневной безрезультатной мороки, когда бьешься, как муха о бронестекло, и так стараешься, и эдак, и с разных сторон заходишь, и ночами не спишь, думаешь, что бы такое еще… а в ответ — только этот неподражаемый виноватый взгляд… Взгляд потерявшегося щенка. Готового в любой момент лизнуть твою руку только за то, что не ударил ты. И, даже если ударил — все равно готового лизнуть. В надежде на то, что больше не ударишь…
Об этот взгляд он споткнулся еще на Джусте.
И непонятно было, как же другие-то, которые тоже вроде слепыми не были, смотрели на нее в упор — и не видели. Мамина дочка, тетина племянница, впервые оказавшаяся вне защищенного дома без гувернантки, одна на улице. Такие не оказываются на улице одни просто так, если не случилось у них какой-то большой беды.
И что куда хуже — такие на улице не выживают.
Он попытался тогда ее разозлить. Просто слегка разозлить, привести в чувство, заставить сопротивляться — а что может разозлить сильнее, чем наглая попытка среди бела дня на людном проспекте отобрать собственными кровью и потом заработанное? Он тогда еще не знал, что злиться она не умеет. Зато умеет всегда и за все чувствовать себя слегка виноватой, именно слегка, немножечко, извините, мол, так получилось…
Раньше бы прошел мимо, не оглядываясь, мало ли девочек со своими бедами на улицу выходят, что же теперь — на всех оглядываться? Раньше бы не заметил просто. Ну действительно — не хватать же за шкирку каждого бездомного котэ, под ноги подвернувшегося? Он ведь этим несчастным-потерявшимся не хозяин, он им вообще никто. Посторонний.
Раньше.
До того, как несколько лет назад его самого сграбастала за шкирятник и как следует тряханула, в себя приводя, совершенно посторонняя эриданка по имени Аликс…
Дверная панель тихонько скрипнула, пропустив в узкую щель коротко стриженую голову. Голова заискивающе улыбнулась, сверкнув всеми тридцатью стальными зубами:
— Бэт, послушай, там этот твой любимчик…
И стремительно отдернулась, потому что обрадованный возможностью хоть немного сорвать злость Бэт со всей дури запустил в нее пустой бутылкой. Он метил точно в середину лба и знал, что попадет. Но убить не боялся. У Железнозубки была для этого слишком хорошая реакция.
Сам натаскивал.
…Однажды на перекрёстке двух дорог умирала Фея. Она умирала от того, что в мире становилось с каждым годом всё меньше и меньше людей, верящих в Чудеса. Ведь, когда в мире становится меньше Чудес и Сказок, Феи болеют и умирают от этого. Случилось так, что по двум дорогам шли Ученик Мага и Дурак, и судьба одновременно привела их на перекрёсток, к умирающей Фее.
«Ну и дела! — сказал Ученик Мага, — Придётся мне продемонстрировать искусство, которому я давно обучаюсь!» И, достав из котомки Волшебную Книгу, он стал читать заклинания, творить наговоры и создавать эликсиры. Но, как бы он ни старался, Фее становилось всё хуже и хуже. Удивлённо опустив руки, Ученик Мага посмотрел на Дурака и спросил: «Моя магия не помогает, что же нам теперь делать?» «Не знаю,» — рассеянно ответил Дурак. Он в пол-уха слушал Ученика и слабо понимал, о чём тот говорит. Потому, что даже в предсмертии Фея была столь прекрасна, что Дурак сразу же влюбился в неё. Он подошёл к ней и предложил разделить с нею пополам свою жизнь, потому что, какой бы простой и неказистой ни была жизнь Дурака, даже такая жизнь веселей, чем смерть. Дурак наклонился, взял фею за руку и поцеловал. Бледные щёчки Феи порозовели, она открыла прекрасные глаза и улыбнулась. Фея и Дурак смотрели друг на друга, и взоры их лучились Счастьем. Ведь только что произошло Чудо, а Чудо — это самое лучшее лекарство, перед которым бессильны не только все болезни, но и сама Смерть.
Один юноша, зная свою склонность к работе с деревом, решил стать плотником. Он отправился в соседнее селение, где жил старый Мастер, которого знала и уважала вся округа. Не было подворья, в котором по многу лет не служила верой и правдой утварь, созданная его руками. Юноша нашёл его дом и попросился к нему в обучение. Мастер не отказал, предварив начало обучения таким наставлением: «Не обольщайся похвалами. Они приведут к лени, а сами обманут.» Юноша не предал словам особого значения, сгорая от нетерпения поскорее добраться до инструментов и заготовок…
Шли дни и годы; юноша взрослел, знания его преумножались, а умения совершенствовались. Похвалам и благодарностям клиентов, заказы которых учитель доверял ему, не было конца. И лишь учитель встречал каждую очередную похвалу, казавшуюся ученику несомненной победой, лишь ухмылкой и качанием головы. Юноша отчаялся дождаться признания учителя и готов был объявить его старым желчным сухарём, когда однажды в их дом постучался богатый купец, знакомый Мастера, живший в конце соседней улицы. Купец и Мастер долго пили чай и беседовали, а когда купец откланялся, Мастер подозвал ученика, и сказал ему: «Вот, приходил мой знакомый купец. Он принёс большой заказ. Я отдаю его тебе, и пусть это будет твоим экзаменом. Выдержав его, ты станешь Мастером, великим Мастером. Не выдержишь — так и будешь ходить век в подмастерьях, как бы искусно не вырезал ты табуретки и как бы тщательно не подгонял доску к доске в дубовых бадьях.»
Купец заказал изготовить и установить дверь между гостиной и одной из комнат, вместо тяжёлой портьеры, висевшей в проёме. Молодой плотник решил подойти к делу философски, и первые два дня провёл в созерцании интерьера дома и обдумывании даже не самой двери, а её идеи, звуков её движения, формы тени, отбрасываемой ею в разное время суток, возрастом и породой дерева, из которого её предстояло изготовить. На третий день, окончательно запутавшись в вариантах и сомнениях, он взял первое, что обнаружили в мастерской его глаза, и принялся за изготовление, решив не предавать двери никаких особенных изысков. За день до оговорённого срока и возвращения купца дверь была готова, и в начале дня, когда все были заняты работой и дом купца был пустынен, он отнёс туда дверь и установил в нужный проём. Ближе к вечеру, когда он закончил работу и присел отдохнуть, в дом стали возвращаться обитатели; и хотя все они не по разу заходили в гостиную и выходили, открывая и закрывая дверь, ни один не сказал плотнику ни слова, будто не он только что установил эту дверь, а она испокон века была тут. Озадаченный, он вернулся в дом учителя и отправился спать. Сон его был тревожен, а мысли не веселы — ещё бы, ведь в его адрес не прозвучало не то, что ни одной похвалы, никто вообще даже не заметил его работы! Экзамен был явно провален…
Утром его разбудил разговор: это купец, вернувшись, зашёл навестить его учителя. «Конец мне, — подумал молодой плотник, — ну почему, почему я остановил полёт фантазии, не выбрал тщательно древесину, поленился вырезать затейливый узор, встроить в замОк музыкальный механизм!» Умывшись, понуро вышел он к завтраку, готовясь принять заслуженное неодобрение. А учитель встретил его земным поклоном, и с улыбкой передал ему большой кошель золотых монет.
«Дверь, изготовленная тобой, так удачно, незаметно и органично вписалась в интерьер дома и в саму его жизнь, что не только все остальные, но и сам хозяин заметил её, лишь отворив и закрыв много раз. Вот это и есть Мастерство, и теперь ты — Мастер. Мне больше нечему научить тебя.»
И тогда молодой Мастер вспомнил и понял слова учителя, с которых несколько лет назад началось его обучение.
Кощей поскакал,
догнал Ивана-царевича,
изрубил его в мелкие куски
и поклал в смоленую бочку;
взял эту бочку, скрепил железными обручами
и бросил в синее море.
Марья Моревна: [Тексты сказок] № 159.
— Нет, — шептала Маринка, перебираясь через высокие нагромождения камней, — так не бывает, этого не могло случиться…
Так не бывает, это слишком жестоко… Когда оставался всего один шаг…
Но, глядя на тело Игоря, разбившееся о камни, она понимала, что ее надежда пуста — он мертв. И если его голова не разлетелась на мелкие куски, то только потому, что самый страшный удар пришелся на позвоночник. Он держался за веревку, но не смог удержаться. Если бы его руки не разжались, он бы сейчас был жив! Ну почему он разжал руки? Почему одно мгновение решило судьбу, и решило так несправедливо, жестоко, страшно?
— Медвежье Ухо, — всхлипнула она и протянула дрожащую руку к его лицу, низко запрокинутому назад, со струйкой крови, стекавшей изо рта на щеку, — ты жив? Скажи мне только, что ты жив…
Сейчас он ответит: «Я не знаю», и все снова станет хорошо. И она сразу же расскажет ему о ребенке, который у них будет. Она так и не сказала ему об этом, и теперь он никогда об этом не узнает. Может быть, если бы он услышал ее тогда, когда она пыталась прошептать ему об этом на ухо, может быть, если бы он уже знал, то не разжал бы руки… Может быть…
Нет, он не ответит. Он не может ответить. Маринка попыталась нащупать его пульс на шее, но его тело безвольно поехало вниз и грузно сползло к ее ногам. Ей показалось, что он шевельнулся, она упала перед ним на колени и обхватила руками его голову — его затылок был мягким и мокрым.
— Игорь, ну очнись, пожалуйста, так не бывает! Я не верю, я не верю! Мы собирались умереть через сто лет, ты слышишь? Ты сказал, что согласен. Почему, Медвежье Ухо, ну почему?
Она снова попыталась нащупать его пульс, уже на руке, и вдруг увидела, что ладонь его стерта до крови, стерта тонкой веревкой, на которой он опускал ее вниз. Маринка посмотрела на другую руку и там нашла точно такие же раны, больше похожие на ожоги, чем на мозоли. И ее бесконечный, но уверенный и спокойный спуск на дно вдруг представился ей совсем по-другому. Не триста метров унылой стены, уходящей вниз, а триста метров режущей руки веревки… Если бы его руки не были поранены, он бы удержался, он бы ни за что их не разжал…
Рыдания, до этого клокотавшие глубоко внутри, беззвучно хлынули наружу. Она прижала мертвую окровавленную руку к лицу, и целовала ее, и поливала слезами, как будто это могло вернуть его к жизни. Если бы можно было силой ее отчаянья вернуть его к жизни!
Может, если бы она придумала что-нибудь получше и ему не пришлось опускать ее вниз на веревке, все случилось бы по-другому? Может, если бы у них были с собой перчатки, ничего бы этого не произошло?
— Игорь, прости меня… Прости меня, я не знала, как тебе больно опускать меня вниз. Я даже подумать об этом не могла…
Голос ее больше походил на вой, и никто бы не разобрал, что она пытается ему сказать.
— Прости меня… Ну почему, почему ты меня не слышишь? Пожалуйста, очнись, пожалуйста!
Может быть, ее слезы помогут его оживить? Может быть, надо всего лишь поцеловать его, и жизнь к нему вернется?
Но ни слезы, ни поцелуи не помогли… Если бы он не разжал руки! Если бы он оставил мертвую воду себе, то мог бы залечить раны на ладонях. И тогда, может быть, не разжал бы руки!
Маринка вспомнила, как сама оказалась по ту сторону Калинова моста. Не сразу. Она смотрела на свое тело сверху долго, очень долго. Пока старуха не переодела ее, не дала в руки блюдечко с гребнем и не сказала: иди. Только в те минуты она была вовсе не старухой, а очень милой и молодой женщиной.
Может быть, ему все еще больно? Когда еще он доберется до Калинова моста и сможет залечить раны в реке Смородине! Она понимала, что это глупо, потому что сама по дороге к мосту никакой боли не чувствовала. Но вдруг она ему поможет? Маринка зубами развязала бечевку, стягивавшую дорожную сумку Игоря, и вытащила толстобокую металлическую флягу.
— Я знаю, что поздно, Медвежье Ухо. Но я не хочу, чтобы ты страдал, даже совсем недолго.
Она с трудом отвинтила крышку, плеснула мутной воды в свою дрожащую руку и очень осторожно дотронулась смоченными пальцами до его пораненной ладони, будто ее прикосновение могло причинить Игорю боль.
Раны на его ладони затянулись в одну секунду, как будто их и не было. Почему? Ну почему этого нельзя было сделать, когда он еще не умер? Маринка протерла мертвой водой другую его руку.
А голова? У него большая рана на голове, и ее тоже надо вылечить, ведь это гораздо больней, чем пустячные мозоли, пусть и глубокие! Она смочила его затылок, и рука ее перепачкалась в крови — рана на голове затягивалась гораздо дольше, чем на руках.
— Милый медвежонок, я вылечу тебя всего, тебе не будет больно… Ты будешь здоровым, здоровым и целым…
Между камней раздевать его было неудобно, и Маринка, подхватив Игоря под мышки, с трудом оттащила его тело ближе к ручью, где камни расступались. Она вспомнила ночь в маленьком домике, около печки, когда они любили друг друга: ей хотелось рассмотреть его всего и запомнить. Там, в неверном свете свечей, она так и не успела этого сделать. Но здесь, в полумраке, ей хватит на это времени… Она запомнит его, запомнит навсегда.
Маринка сняла с него всю одежду и гладила его тело руками, поливая их мертвой водой и своими слезами. Раны затягивались медленно, но затягивались, кости срастались. Кровавый провал в спине, до которого ей было страшно дотрагиваться, подернулся тонкой кожей, позвоночник встал на место. Она долго растирала его левую коленку, не вполне уверенная в том, что вылечила ее до конца, — пусть коленка тоже никогда его не тревожит.
— Ты будешь здоровым и целым, — шептала она, — ничего не бойся…
И только когда на теле Игоря не осталось ни одной царапинки, до которой бы не дотронулась мертвая вода, когда он лежал перед ней, как живой, отчаянье накатило на нее с новой силой. Почему? За что? Теперь он совершенно здоров, только мертв!
Старуха говорила ей, что оживить мертвой водой нельзя, мертвая вода только залечивает раны… Даже отрубленная голова прирастет, но человек от этого не оживет. Для этого нужна вода живая. Но и ее недостаточно. Она говорила про живую воду! Говорила, где ее можно взять! Может быть, еще не все потеряно? Надо подняться наверх и спросить старуху, что еще нужно, кроме живой воды!
Ну же! Надо вспомнить, где берут живую воду! Маринка запомнила, что доставать ее очень трудно, глубоко! Как она могла забыть, ведь это так важно! Училась мыть плевками полы и посуду, а самое главное забыла, забыла! Глубоко… Старуха сказала: «выйди на крыльцо и посмотри». Что она могла увидеть с крыльца? Да только этот самый провал! Ручей, который бежит у ее ног, шумный ручей, быстрый и чистый!
— Медвежье Ухо… Я не знаю, что нужно еще, но живая вода у нас есть…
Пусть случится чудо! Разве недостаточно чудес они встретили, чтобы случилось еще одно?
Маринка, размазывая слезы по лицу, встала на ноги и потянула Игоря к воде. Пусть случится чудо! Еще одно, последнее чудо. Она опустила его в ручей, положив его голову к себе на колени, и поливала его лицо, и волосы, и шею ледяной прозрачной водой. Пусть случится чудо…
— Милый медвежонок, ну очнись… Пожалуйста, очнись… Я не знаю, что теперь со мной будет, как я попаду к тебе теперь. Очнись, давай жить здесь, я не хочу умирать снова… Если мы вернемся, у нас родится ребенок, мне старуха сказала… Только очнись… Я же не смогу без тебя.
Сквозь громкое журчание ручья она вдруг отчетливо расслышала:
— Как холодно…
Ей показалось? Она так хотела этого, что ей показалось?
— Игорь? — она снова склонилась к его лицу. — Игорь, что ты сказал?
— Холодно…
Теплое дыхание долетело до ее губ, но Маринка все еще боялась поверить.
— Медвежье Ухо, ты замерз? — шепотом спросила она.
— Да.
— Сейчас! Я тебя вытащу! Я тебя согрею!
Она сорвалась с места, подхватывая его под мышки, и потянула на берег.
— Уй! — его лицо сморщилось.
— Тебе больно?
— Камни… царапаются…
— Это не страшно, не страшно. У меня осталась мертвая вода. Медвежье Ухо, неужели… Неужели? Сейчас, сейчас, еще немножко!
Она выволокла Игоря на камни, сняла с себя шерстяную накидку, которую старуха называла плачеей, и кинулась растирать его грудь. Глаза его были еще закрыты, но он дышал! Нет, не годится, что его голова лежит на камнях! Маринка развязала пояс, скинула юбку, похожую на занавеску, скомкала и подложила ему под голову.
Что-то твердое оставило на его теле широкий след, когда она вытирала его грудь: проклятый жемчуг! Маринка отгрызла три жемчужины, украшавшие центр накидки.
— Теплее? Хоть немного теплее?
Да что же она думает! Как ему может стать теплее, если он мокрый и голый лежит на холодных камнях! Он простудится! Все не так! Надо под голову положить его свитер, пусть он и в крови, а плечи завернуть в юбку. Брюки не такие грязные, на них только подтеки крови, они почти сухие. Она вытерла его ноги накидкой и попыталась натянуть на них штаны.
— Маринка, — вдруг спросил Игорь, — я что, совсем голый?
— Уже не совсем, — ответила она, вытирая пот со лба, — я сейчас тебя одену.
— Погоди, я сам… Я могу… — он со стоном сел и посмотрел по сторонам.
— Игорь… Как… как ты себя чувствуешь? — робко спросила Маринка.
— Еще не знаю… голова болит.
— А спина? Спина не болит?
— Не знаю. Не чувствую, — он поднялся на ноги и натянул штаны. — Холодно.
Маринка несмело протянула руку и положила ему на шею:
— Медвежонок, ты жив? Ты правда жив?
— Если честно, я в этом еще не уверен… — он взглянул наверх, долго присматривался, а потом сказал: — Жив. Я жив! Я не просто жив, я жив по-настоящему! Там избушка, а не терем, маленькая избушка, а не ее изнанка! Значит, я жив! Этого не может быть…