После нашего жизнеспасающего полёта на Кхимет прошло четыре года.
Я заканчивал универ…
Мелу отрастили новые почки. И под испепеляющим взглядом домомучительницы он доблестно грыз гранит науки, готовясь поступать в ВУЗ
Миша учился в музыкальной школе по классу фортепиано.
Ад в прошлом году со второго раза поступил в Московский строительный университет, по специальности строительство уникальных зданий.
Си Ань с дедом написали большую статью о религии Кхимета и получили грант на покупку жилого модуля. Но тут воспротивилась наша Ба, и в результате они продолжили жить все вместе. Дед Си Аня, правда, в основном доме… а внук в гостевом.
Дом находился под таким присмотром, что поглядеть на него и участок приходили аж за три километра.
В искусственном пруду жили золотые рыбки, каскадные водопады создавали два небольших озерца. В одном жил сомик, в другом — два пресноводных ската.
Каждый камень альпийских горок был отмыт и правильно уложен, а цветы распускались только тогда, когда им положено.
…За два месяца до государственных экзаменов и сдачи диплома меня культурно пригласили в знакомое Серое учреждение.
Господа Икс и Игрек недвусмысленно сообщили, что я давно подписал с ними контракт и посему в ближайшее время надо будет «повесить» погоны. Только после этого они пристроят по специальности красивого меня на благо Родине и назло врагам. Поэтому отправляйся-ка ты, дружочек, в армию на полгода…
«С какой целью военного киборга отправлять послужить?» — тогда поинтересовался наивный я. Ответили: «Надо! Погоны без бумажки не наденешь!».
Ну что ж.
Обретя диплом, я отфутболился в часть на шесть месяцев. Напоследок мне велели никому не показывать свою техническую составляющую организма «ради спортивного интереса».
Часть встретила меня свежевыкрашенными воротами с проявившейся на них после сильного ливня нацарапанной латинской буквой «Х» и плановой проверкой боеспособности, сильно смахивающей на инвентаризацию.
Переступил порог с уверенностью быстрого получения должности и койко-места. Но, благодаря экстренно проводимому пересчёту кастрюль и противогазов времён Великого Переселения с моим распределением вышла заминка.
Господин полковник, даже не рассмотрев данные в экране, а только сверив их с биометрией, махнул начальственной рукой, и вот я топчу спортивный ламинат в длинном коридоре штаба. Про себя назвал полковника «шефом» — от военного в командире был только мундир.
А дальше меня (со скоростью скособоченной радикулитом черепахи Тортиллы) гоняли с мелкими поручениями по части, доверяя дежурство рядом с секретарём моего благодетеля. После обеда отпускали «домой», в предоставленную «молодому лейтенанту» халупу с видом на плацдарм и удобствами в виде унитаза и душевой лейки.
Я чувствовал себя полноценным отдыхающим санаторно-курортной зоны и знакомился с новинками, которые посылала мне Глобальная Сеть. И, расслабившись за полтора месяца, допустил ошибку.
Одним прекрасным дождливым октябрьским утром шеф, натолкнувшись на меня в коридоре, внезапно спросил:
— Студент, ты, кроме русского, какой язык знаешь?
Забыв стандартную фразу «читаю и перевожу на галакте со словарём», я брякнул:
— В данный момент в совершенстве говорю на шести, — и, как дурак, принялся перечислять…
Такое невнимание к мелочам тут же вышло боком!
Уже вечером меня направили на военный космографический челнок с авантюрным именем «БОЧ—ЧП 6213», уходящий в прыжок на четыре месяца в созвездие Веги.
— Норм всё, — успокоил Ден. — Тобой закрыли дырку в штатном расписании. Не ссы, братишка. Вернёшься и через пару недель — к мамочке, в стойло…
Собирая пожитки в ставшем мне родным халупообразном гнезде, я влез в сеть. Справочник состояния военного флота Родины гласил, что я приписан к «Ти—фиктеру» первого поколения, со старыми спаренными ионными двигателями и древней внутренней гасилкой. Короче, каравеллы «Тринидад» и «Консепсьон», под командованием Магеллана, были привлекательнее этого сомнительного корыта. В любом случае, старше они были не намного.
«Пиздец», — громко подумал я. Нет, не потому, что будущее транспортное средство вызывало мало эмоций! Наоборот. Остальные выражения просто перекрыли своим скоплением выход из нейронной сети, образовав десятибалльную пробку. Прорваться смог только он — «пиздец».
***
Приветливо встретивший меня новый руководитель имел небольшой рост, значительный вес и высокий градус уверенности в правильности порученного ему дела.
— Вы нам нужны, — тоном партийного работника из Понпеня заявил мне капитан-лейтенант Старшинин, когда я покорно отдавал себя в его руки вместе с документами и рюкзаком вещей.
— У меня тут половина состава тока паёк в сортир переводит, а ты башковитый. Ну, а если не справишься — переведу на проведение занятий по политграмотности с рейнджерами, там тоже толковые требуются.
Запуганный перспективой обучения солдат правилам высокой культуры общения с этносом других миров, я твёрдо решил пригодиться!
Так что чётко махнул рукой у виска, щёлкнул каблуками пол (а-ля «идеальный офицер») и отвалил в помещение, размером два на три, представленное мне вахтенным как мою собственную каюту. Зато одноместная!
Кинув рюкзак под койку, я плюхнул на неё зад, и тут судьба прохрипела мне по громкой связи своё предсказание: «Экипаж, корабль к походу и бою готов! Приступаем к отсчету стартового времени! Маршевые двигатели греть!».
Я услышал топанье множества ног по полу, затем его вибрацию, и, наконец, подпрыгивающая вместе со мной койка возвестила о работе какого-то особенно древнего вала.
Лёг. И, уже засыпая, решил постараться быть полезным, став частью этого древнего механизма!
***
Мы болтались в космосе второй месяц. За истекшие недели я успел наладить контакт с тремя молодыми лейтенантами и ни с кем не поругаться, хоть это было и непросто для кибермодифицированного организма. О моей сущности никто не пронюхал, да и я по неопытности считал, что тоже разобрался в хаосе здешнего поселения. Основную часть времени меня предоставляли самому себе, а отсутствие ответственности за не подчиняющихся мне лично рейнджеров позволяло ощущать себя находящимся в компании «Окся и ко» в круизном туре. Полноту иллюзии подтверждала лаконичная ненормативная лексика, с которой я жил до службы, правда, слегка изменённая из врачебной в служебную, но тоже наполненная гармонией.
Короче, служить было приятно.
Начало дня «Х» также вышло умиротворённым. Доктор Володя тихо сетовал о больной после вчерашнего дня рождения голове и предлагал «пенталгин». Прошлым вечером он угощал нас, своих «избббранных дрррузей!» спиртом из своих запасов. Спирт при этом разбавлялся горячим чаем с сахаром вприкуску, так что сегодня «круг избранных друзей», кроме меня, смотрелся на завтраке вяло.
В круг входили я, навигатор Колян и третий штурман Витя. Уже совсем ночью к нам на огонёк заглянул было прыщавый особист с нашивками майора, Митрий Дмитрич. Понюхав спирт, он благосклонно покачал головой, но пить не стал. Зато сожрал всю оставшуюся закуску и, выдав рекомендации «много не болтать», отбыл. Наш коллектив заметно привял, и мы почти сразу тихо расползлись по койкам.
А сейчас, тщательно пережёвывая бутер с синтетическим сыром на поверхности рыхлого куска кислого хлеба, я узнал, что рядом с нами, в какой-то четверти парсека, выпасает свой «Серенити» альфианский флот. Более того, они выкинули мусор, и последний, не успев раствориться за истёкшие сутки, мирно подплывает к нам.
— И что? — заглотив последний кусок «замазки», поинтересовался я.
— Да, ничего, — приветливо хмыкнул штурман. — Работа тебе нашлась; внезапное появление Митрий Дмитрича — примета хреновая, готовься!
Наш рыдван к этому моменту слегка замедлил ход и, всосав в себя упакованные остатки альфианской жизнедеятельности (!), мирно гудел шестерёнками, разбирая их содержимое по кучкам.
Буквально через час меня вызвали к руководителю и, вручив стопку расплывшейся литературы в пластике и с грифом «Секретно», велели ознакомиться и доложить!
От запаянных в пластик отходов едва ощутимо… пованивало.
Истинный язык, самостоятельность и прогулка
Игнат догрыз яблоко и был снова подвергнут процедуре вытирания салфеткой. В то время, когда он отфыркивался и отплевывался, вошел неуловимо довольный врач с планшетом. Заглядывая в него, объявил:
— Ну-с, дорогие мои пациенты! Все у вас идет лучше некуда! Вас, молодой человек, — строгий взгляд на ребенка, — завтра выпишем домой. С утра проверим, как пошло схватывание, и есть большая вероятность, что обедать будете уже домашними котлетами.
— Ура! – Игнат сидя подпрыгнул, — Домой это хорошо! И котлеты хорошо. Только окрошка лучше, но мама ее редко делает, потому что долго. Потому что она занята, она словарь составляет.
— Там сами разберетесь, — врач повернулся к киборгу, — у Вас, конечно, травма посерьезнее, так что выписать не обещаем по крайней мере еще три дня. Но заживление идет в штатном порядке, и Вы можете рассчитывать на полное выздоровление. Так можете своему хозяину и передать. Сейчас придет сестричка, снимет все подключения, а вечером еще пару укольчиков сделает. Можете вставать, кушать все подряд, только избегайте повышения пульса более девяноста ударов в минуту и давление держите в норме. Во всяком случае, производители заявляют, что для вас такая регуляция возможна.
— Да, возможна. Хорошо, границы будут соблюдены.
— Вот и славно. Какие приятные в этой палате пациенты, — врач, ставший еще более довольным, ушел. Как он и обещал, пришла медсестра, вынула все иглы и трубки, еще раз проверила сердце портативным сканером и ушла, что-то удовлетворенно ворча себе под нос.
Лех некоторое время лежал неподвижно, пытаясь понять, кем же врач его воспринимает – киборгом или человеком? Так ни до чего и не додумавшись, решил потом расспросить Карела и дотянулся до яблока, настороженно поглядывая на женщину – не передумает ли угощать, не отберет ли? Кто его знает, незнакомого человека?
Но нет, женщина лишь доброжелательно на него посмотрела. Лех поднес яблоко к лицу. Даже с тумбочки оно пахло густо и сладко, а сейчас, у самого носа, аромат стал просто одуряющим. Лех осторожно надкусил красный бок. Сок моментально заполнил рот, прохладной струйкой стек в горло, несколько капель скатилось на подбородок. Вкусовые рецепторы ошалело взорвались, наперебой посылая сигналы в мозг: сладко, чуть кисловато, чуть терпко, процессор выметнул на внутренний экран таблицу состава, от которой Лех отмахнулся – не до нее сейчас, когда вот оно, неизведанное ранее, и его можно попробовать, и оно твое по праву. Лех сглотнул сок, а откушенный кусочек задержал во рту, не решаясь прожевать, опасаясь, что ощущения будут слишком сильными.
Женщина, как раз начавшая доставать что-то из сумки, замерла, внимательно разглядывая картину «киборг и яблочко».
— У меня такое ощущение, что ты пробуешь яблоко первый раз.
Это не было ни вопросом, ни приказом, но Лех рискнул ответить, он не раз сталкивался с тем, что люди в разговоре друг с другом реагируют на повествовательные предложения. Тем более, что эта женщина вроде спокойно отнеслась к его разумности, да и сделать ничего серьезного она ему не может.
— Да, первый. До этого меня кормили согласно инструкции – качественной кормосмесью, — Лех перекатил кусочек яблока между зубами и, наконец, раскусил его.
— Она невкусная? – Инга сморщила нос.
— Не в этом дело. Вот, допустим, овсяная каша вкусная?
— Смотря как сваренная.
— Не знаю, не сталкивался. Предположим, правильно сваренная. Я знаю, что для людей она полезная, как кормосмесь для нас. А теперь представьте – полезная, вкусная овсяная каша ежедневно в течение девяти лет.
— Ух ты ж, блин, — женщина призадумалась, на лице ее медленно проступил ужас ситуации. Лех, пользуясь паузой, откусил еще.
— Даже не знаю, что сказать, — проговорила женщина, — пожалуй, сочувствую, — она, наконец, завершила поиски и достала из сумки планшет. – а для девяти лет ты неплохо сохранился.
— В «Громе» следят за сохранностью своего оборудования. И за физическим состоянием, и за софтом. И считают, что лучше старый, но свой, обкатанный, чем новый, от которого неизвестно, что ждать.
— Как же тебя сейчас угораздило? — Инга уже запускала на планшете какую-то программу, на что Игнат заметно оживился и потянулся было к выскочившему вирт-окну, но замешкался, с сомнением поглядывая на киборга.
— На спине брони не было, только нагрудник. Взрывом откинуло, и железка попалась. Не повезло.
— Может, наоборот, повезло? До ранения хозяин знал, что ты разумный?
— Нет.
— Теперь знает. А то так бы и жил скрываясь. Хозяин у тебя хороший, правильный, лечиться отправил, может быть, потом будешь жить легально как человек.
Лех призадумался. С этой точки зрения он свое ранение еще не рассматривал.
Между тем Инга отправила в сторону Игната три вирт-окна. Мальчик неожиданно насупился, вжался спиной в подушку и даже заложил ладошки под попу.
— Ты чего? – в голосе матери удивление, видимо, такое поведение для ребенка нестандартно.
Игнат замотал головой и почти испуганно посмотрел в сторону Леха. Мать проследила его взгляд и смахнула окна:
— Кажется, я должна объясниться. Я переводчик-шоарровед. Папа вот этого чуда – веб-художник. Известен аффирмационными роликами для создания нужного настроения. В результате у Игната возникло уникальное свойство – он различает слова по цветам. Он видит их разноцветными, даже не понимая смысла, на любом неизвестном ему языке и может перевести на интерлингву. Просто выбрав одинаковые цвета. У шоаррцев довольно древняя культура, есть Истинный язык, на котором сейчас уже никто не говорит, но на нем написаны памятники искусства: трактаты и поэмы. Мы с Игнатом составляем современный словарь, который позволит эти литературные тексты перевести. И тут возникает проблема – если кто-нибудь узнает о необычной возможности Игната, то информация может уйти далеко, дойти до генетиков или военных, и тогда Игната могут у меня забрать. Чтобы изучить получше и, возможно, использовать его гены в каких-нибудь не очень честных целях. Я этого не хочу. Игнат тоже не хочет, чтобы его изучали. Может быть, потом, когда он вырастет и сможет сам решать и быть за себя ответственным, но пока точно нет. Могу ли надеяться, что информация, полученная сейчас тобой, не будет никому передана? В любом случае, я буду все отрицать.
Лех несколько долгих секунд смотрел на женщину, прикидывая вилки диалога и то, какому ответу она поверит с большим процентом вероятности.
— Да. Из цифровой памяти я уже все стер, а органическая никому не доступна. Доказательств нет. Ребенок играет.
— Вот и отлично, спасибо, — Инга снова развернула вирт-окна с одинаковыми серыми прямоугольничками со словами. Игнат, вытащив ладошки и еще раз сурово покосившись на Леха, стал попарно вытаскивать прямоугольнички из двух разных окон и отправлять пары в третье окно. Там Инга их подхватывала и укладывала в таблицу. Постепенно Игнат расслабился, увлекся и снова забормотал себе под нос:
— Теперь серое. Нет, не серое, как мышка, а серое, как туман…
Ясно было, что подобной работой он занимается не первый раз, и она ему нравится.
Лех несколько минут рассматривал увлекшегося малыша, а потом сполз с подушки пониже и прикрыл глаза – надо было как-то уложить в органическом мозге новую информацию.
Он знал, что некоторые хозяева плохо относятся к своим киборгам, и от этого их срывает. Сам он на своего хозяина пожаловаться не мог, Карел внимательно относился к вверенной ему машине, правильно кормил, чинил, когда надо было, после нагрузок даже рафинад за свои покупал. Но вот именно – к машине. Теперь наверняка что-то поменяется, но вот в лучшую сторону, или в худшую, сказать было нельзя, множество посторонних факторов не поддавались расчету. Хотелось вернуться обратно в подразделение и работать по-прежнему. Или как-то еще по-другому, как именно – даже угадать не представлялось возможным. И совсем не хотелось, чтобы его куда-нибудь забрали из знакомого места и там изучали. Вот в этом он очень хорошо понимал мальчика и его маму, чтобы изучали – это для любого плохо. Оказывается, люди могут изучать даже людей, и другие люди этого боятся…
Под негромкое, не несущее актуальной информации бормотание Игната Лех задремал и проснулся от звуков открывшейся двери и стука тарелок. Санитарка втолкнула в палату гравитележку с обедом и выставила на прикроватные тумбочки тарелки с супом, макаронами по-флотски и стаканы с компотом. Два набора, на две тумбочки, возле двух кроватей. Оглядела получившийся натюрморт и ушла.
Инга поставила тарелку с супом себе на колени и взяла в руки ложку:
— Давай-ка я тебя покормлю, а то весь уделаешься, лежа неудобно, потом будешь в супном море заплывы устраивать.
Игнат с неохотой, но послушно раскрыл рот.
Лех попытался снова расслабиться, отключив обонятельные рецепторы – кормосмеси ему не выдали, может, забыли, или не положено, а еда пахла.
— А ты что не ешь? – Инга обратила внимание на бездействующего киборга, — остынет, будет холодное и совсем невкусное.
Лех с удивлением приподнялся:
— Это мне?
— Ну да, — Инга ловко орудовала ложкой, зачерпывая из тарелки и впихивая в открывающийся рот, — мне, как здоровой, питаться внизу в кафе положено. Ешь, не бойся.
Лех сел на койке, осторожно, чтобы не разбередить швы, тоже взял ложку. Есть ею было непривычно, даже немного страшновато, вдруг все расплескаешь, но он справился. Ведь не может быть такого, чтобы боевой киборг не справился с обыкновенной ложкой. Еда оказалась очень даже сбалансированной по составу, если считать по человеческим меркам, конечно. И опять-таки непривычной. И очень-очень вкусной. Лех сам не заметил, как доцеплял вилкой последние макаронинки и выпил весь компот. И завис в затруднении – неизвестно, куда было девать пустую посуду. Она была многоразовая, керамическая, да и утилизатора в палате не наблюдалось. Инга разрешила его сомнения:
— Поставь, я сейчас обедать пойду и твою посуду вместе с Игнатовой захвачу.
Лех поставил. Помолчал, потом вспомнил, что люди обычно за оказанные услуги благодарят.
— Спасибо, — сказать это слово тоже было непривычно.
И вообще, все вокруг происходящее все больше и больше становилось непривычным.
Захотелось закрыть глаза, заткнуть уши, с тем, чтобы потом, вынырнув обратно в действительность, оказаться опять в насквозь знакомой ячейке, и чтоб из-за тонкой стенки был слышен голос хозяина.
— Начинаешь понимать, куда ты попал? – голос женщины выдернул в реальность, — Привыкай, добро пожаловать в самостоятельную жизнь.
Самостоятельная. И как же в ней самостоять? Получится ли?
— А как вы, люди, определяете, как надо поступать, чтобы жизнь была самостоятельной?
Инга запихнула последнюю наполненную ложку в рот сыну, подала ему стакан и задумчиво ответила:
— Я бы сказала, что настоящая самостоятельность это готовность принимать решения не только за себя, но и за того, кто тебе дорог. Впрочем, у другого человека может быть другое мнение на этот счет. Ладно, давай сюда свои тарелки, пойду сама схожу поем.
Инга ушла, Игнат открыл на планшете мультфильм и некоторое время громко переживал за носящихся по вирт-окну героев, а потом стал ерзать, все сильнее и сильнее.
— Дядя киборг, я очень-очень хочу в туалет. А мама ушла, и когда вернется, не знаю. Боюсь, мне ее уже не дождаться.
Лех вопросительно посмотрел на мальчика – чем помочь ему он не представлял.
— Если это не повредит тебе, не мог бы туда меня отнести? И потом принести обратно, конечно же?
— Пожалуй, мог бы, — проблема, оказывается, разрешалась так легко и просто.
Лех подхватил легонького малыша на руки. План здания он уже себе скачал, поэтому до дверцы в конце коридора они добрались без помех. Внутри Игнат твердо сказал: «Тут я сам справлюсь» и долго пыхтел и стучал гипсом в кабинке. Обратно на руках киборга ехал уже довольный и улыбающийся. Лех же прикидывал, что вот он, самостоятельный поступок, помощь лицу без права управления, просто по просьбе. Интересно, чем это для него обернется?
Лех донес ребенка до двери в палату, потянулся одной рукой повернуть ручку и едва успел убрать ребенка из-под удара распахивающейся двери и подставить собственное плечо.
Из палаты вылетела Инга, с полубезумными глазами, она вцепилась в Игната, сдернула его с рук Леха, прижала к себе и тут страх в ее глазах медленно сменился смущением:
— Ой, вы вместе были… Прости, я не должна была так реагировать. Я даже не заметила, что тебя тоже нет, очень испугалась.
Ее начало заметно потряхивать. Обычный адреналиновый отходняк. Лех помог ей дойти до койки и опустить ребенка. Тот, напуганный, молчал.
— То есть Вы испугались не того, что я его похитил?
— Конечно, нет. Сама не знаю, чего я испугалась, даже ничего подумать не успела.
Правды в первой фразе было под сотку, во второй – около десяти процентов.
— Ладно. Не могли бы Вы мне помочь? Как Вы думаете, можно ли мне прогуляться? Хотелось бы выйти из здания, посидеть в парке. Не будет ли это расценено как побег?
— Не думаю, тебе же разрешили ходить. Так что иди спокойно, если что, я скажу, что ты гуляешь, и где тебя найти. И вот, возьми, это я тебе принесла.
Лех заглянул в протянутый пакет. Яркие оранжевые фрукты с ноздреватой кожицей. Мясо и овощи, завернутые в тонкую лепешку. Игнат успел успокоиться и тоже заинтересовался:
— А мне чего-нибудь вкусненькое принесла?
— Нет. Дядя в больницу попал потому что с преступниками воевал, а ты по собственной дурости. Теперь ешь что в больнице положено и думай над своим поведением.
— Ну и ладно, — Игнат вовсе не расстроился, — все равно я мандарины и шаурму не люблю. И дома у меня еще «Третий шанс» недогрызенный.
— «Третий шанс»? – переспросил Лех: для еды было уж чересчур странное название.
— Ты не знаешь, да? Это корабль такой, на нем Теодор Гризли на Карнавальских гонках почти всех победил, — мальчик воодушевился, но как-то вяло, язык у него стал заплетаться.
— Шоколадная фигурка, — пояснила Инга, — этот хитрец не стал ее разворачивать, сзади фольгу отодрал и ямки в шоколаде вылизывает. А сейчас хитрецам положено спать, — она опрокинула сына на постель и натянула ему одеяло до носа.
Лех, прихватив пакет, вышел из палаты. Сходил туда, куда недавно носил мальчика, спустился к проходной, внутренне опасаясь, что его сейчас завернут обратно или вообще поднимется паника. Но дежурившая девушка только мазнула по нему взглядом и вернулась к процессу раскрашивания ногтей мелкими блестящими точками.
Лех вышел в сад, посидел на скамеечке, сжевал шаурму и почти все мандарины, расцарапывая их кожицу и долго обнюхивая, прежде чем почистить.
А потом по внутренней связи прилетело сообщение от Карела: «И где ты бродишь? Поднимайся в палату, я пришел».
Замок щёлкнул, и звуки пропали. Здесь царила тишина, неожиданная для помещения, переполненного техникой. Левый угол отвоевал сервер: круглые пластины процессоров, нанизанные на шину вертикально, как блины штанги на гриф. Справа приглушённо мерцал огоньками накопитель — куб со скошенными гранями, похожий на контейнер для мусора. Огни ничего не значили, зато надёжно и загадочно мерцали, – на этом настояла психолог Управы. Здесь слишком важные машины, они не могут просто занимать место, они должны работать, иначе человеку станет неуютно.
Психологиня объясняла ещё что-то, Алёна не запомнила. Ей не мешал мёртвый на вид вычислитель, она пришла к сестре.
– Поздравь, Алинка, меня снова повысили!
Алёна коснулась лица Алины. Тёплая, чистая кожа.
– Ты знаешь, в твоём возрасте у меня были прыщи, – сказала Алёна. – Смешно, правда?
Выражение лица сестры не изменилось. По-прежнему не мигая, Алина смотрела в парящую перед нею в воздухе мешанину красок, линий и форм. Виртуальный объём, то же самое, что тактический экран в её собственном кабинете, только в сотни раз сложнее.
– Я редко захожу, извини, – продолжила Алёна. – Трудно получить пропуск, сама понимаешь. Но теперь я смогу приходить в любое время, седьмой ранг всё-таки. Ты вообще как? Всё хорошо, да?
Алинин кокон, гладкое чудовище в композитной броне, походил на огромного, вставшего на дыбы таракана. Он обеспечивал Алине всё, потребное для жизни. Кормил, убирал отходы, мыл, делал массаж, регулировал гормональный фон. Он заменил Алине родителей, друзей, любовников и человечество, хотя неизвестно, нужны ли они все глубочайшему аутисту.
– Помнишь, я рассказывала, как ушла из дома? – сказала Алёна. – Это был ужас, сестричка, ужас, когда я вернулась с учёбы, а тебя нет! Я психанула, я наговорила им гадостей, я собрала вещи и сбежала! – Алёна помолчала. – Ты прости их, они не знали, что такое интернат, они думали, так будет лучше.
Алина не ответила. В зрачках её цвёл и клубился виртуальный объём. Алёна знала, что внутри кокона руки сестры лежат на сенсорной клавиатуре, а пальцы пляшут яростную тарантеллу. Алина работала, управляла городом. Или его частью: транспортными потоками, финансами, товарооборотом, погодой или архивами. Она даже не знала, чем управляет, виртуальный объём прятал детали, оставлял главное и общее.
– Я недавно видела их, – произнесла Алёна. – Папа совсем седой, у него трясётся голова. Он не старый ещё, но вот так… А мама — красавица, только не следит за собой. Они не знают, что я тебя выкупила… Я думаю, может, выберем время, навестим их? Ты сможешь?
Алина мигнула. Просто мигнула, как любой другой человек время от времени, хотя Алёна знала: если будет необходимо, кокон сам синтезирует и впрыснет в глаз слёзную жидкость. Хотелось верить, что это реакция, что Алина услышала и согласилась. Или отказала, но услышала.
– Ты права, я знаю, – выдохнула Алёна. – Но я устала, веришь? Раньше, только стала управленцем, я мечтала, что вот, получу первый ранг и отдохну… вот получу второй ранг и отдохну… Но чем выше ранг, тем больше работы, тем меньше отдыха, и что мне эти жетоны? Мне мужика хочется, сестричка! Чтобы не думал о жетонах, о том, что я какой-то там начальник, и сделал ли он всё верно, и что ему за это будет, и не попадёт ли!.. Просто мужика, Алинка! Такого, чтобы увидел во мне просто бабу без ранга!
Алёна шмыгнула носом и сказала:
– Извини, Алина, разнюнилась я, бред несу. Устала… Пойду хорошо? Ты не обидишься?
Алина не шелохнулась, но в тишине бокса возник звук. Мурлыкнула планшетка в нагрудном кармане мундира. Алёна выхватила карточку, развернула:
Предписание. Инспекционная поездка за город, кооператив «Элегия». Командировочные. Форма отчёта, сроки… Золотая звезда в зелёном поле — подтверждение департамента есть, всё по закону. Исполнитель — Алёна, личный номер такой-то. Её личный номер! Впрочем, это уже бюрократия, не могло придти чужое предписание на её планшетку.
Алёна закашлялась. Командировка была чистым отдыхом, формальностью, синекурой.
– Это же ты, сестричка! – догадалась Алёна. – Ну, спасибо!
Алина не ответила, но Алёне показалось, что на бесстрастном, неподвижном её лице на миг появилась улыбка. Расцвела и пропала, как не было.
В «Элегию» Алёна приехала под вечер. Нашла председателя, потребовала кучу совершенно сумасшедших сведений, чем привела его в полное изумление. Ну как, скажите, относиться к инспектору, который в страду требует «немедленно» предоставить данные «о содержании селена в растительном масле «второго отжима» за десять лет, да ещё и с графиками корреляции с фазами Луны на момент старта уборочной? И длинный список таких же и подобных запросов. Хорошо, дядька оказался с понятием.
– Молочка парного не желаете? – спросил он, вручая ей ключи от гостевого домика. – Огурчиков малосольных? Кстати, с грибами в этом году полный беспредел. Не знаем, куда девать!
– А цифры? – спросила, стараясь не расхохотаться, Алёна.
– Оставьте, совершенная, – отмахнулся председатель. – машине не всё равно, какие параметры считать? Полчаса работы. Перед отъездом заходите.
Алёна напарилась в бане, приняла сто грамм ледяной водки, закусила огурчиком, а от молочка благоразумно отказалась, упала на чистые простыни и проспала почти сутки.
Проснувшись, свежая и голодная отправилась на охоту, – и почти сразу поняла, что это пустой номер. Все селяне трудились. На полях, в теплицах, грибных подвалах, вообще, занимались делами, и на её предложения виновато улыбались и обещали позже. Позже! Седьмому рангу!
Ну, сестричка, ну, удружила…
Потом Алёна поняла в чём дело и рассмеялась. Алиночку не за что было ругать. Откуда ей, выросшей в интернате, знать, чем занимаются осенью люди в сельхозкооперативах? Она хотела как лучше, ближе к природе, неизбалованных, и вот…
А потом Алёна увидела загон. Обычный загон для преступников, какой можно найти в любом дворе. Внутри томились двое, – Алёна усмехнулась: нельзя сказать «томились» про тех, кто ест пищевые брикеты. Бездельничали, блаженствовали, грезили наяву, – как угодно, но только не томились. Пищевой брикет примиряет с реальностью и заставляет забыть о будущем. А будущее у обитателей загонов было… Его просто не было.
Первого Алёна отбросила сразу: толстый и явно просидел здесь не один день. Проку от него как от тюфяка, то есть никакого. А вот второй…
Молодой парень в интернатской пижаме. Пижама порвана, на плече засохла кровь, босые ноги исцарапаны. Откуда здесь интернатский? Сбежал? Он сидел и угрюмо рассматривал брикет. Угрюмо! – восхитилась Алёна. Значит, не ел, значит, он ей подходит, а что ноги исцарапаны, так в домике есть душ и аптечка!
Алёна протянула руку к силовой завесе, и тут мальчишка поднял голову и посмотрел ей в лицо.
Странно посмотрел, совсем не так, как смотрели питомцы интерната в её последнее и единственное посещение. Алёна вспомнила тот день…
– Это вам будет стоить… – пастух в синем назвал цену. Все они носили чёрные очки, прятали глаза. Наверное, иногда в этих людях просыпалась совесть и жгла, жгла…
Жетонов хватало. О цене договорились заранее, все жетоны были при ней — а как же иначе? – и это были почти все её накопления, хотя много ли может накопить управленец третьего ранга? Она боялась: вдруг пастухи захотят больше? И как ей тогда поступать?
Он назвал правильную цену.
Алёна перевела жетоны на левый счет, Алиночку при ней списали в брак.
– Иначе нельзя, – сказал пастух, – отчётность, сами понимаете.
Алёна понимала. Попечители очень любили отчётность, отчётность, как секс, была им угодна.
– В вашем случае, – продолжил пастух, – это проще. Ваша… – он замялся.
– Сестра, – подсказала Алёна.
– Понимаю, – пастух покивал, – я вас понимаю. Так вот, с нею проще, она не вполне нормальна, к отчётности не будет претензий. Если бы вы хотели купить здорового питомца, например, мальчика для…
– Я понимаю! – резко сказала Алёна.
– То это было бы труднее, – закончил пастух.
– Я уже могу забрать её?
Стены давили. В воздухе висела обречённость. Неужели они этого не чувствуют? Неужели они совсем очерствели душой? Уехать, как можно скорее уехать, не видеть этих лиц!
– Конечно, идёмте.
Это была обычная комната. Два ряда низких кроватей, четыре десятка девочек, почти девушек. Серые, не очень здоровые на вид, с пустыми глазами. Повернувшись, когда она вошла, они равнодушно продолжили свои занятия, – какую-то компьютерную игру. Стандартную игру, которая входила в комплект поставки. Каждый, у кого имелся компьютер, хоть раз в жизни да попробовал её, а компьютеры имелись у всех.
Алина не обратила на сестру внимания. Что-то очень сложное происходило на экране перед нею, очень похожее на то, что видела Алёна в кабинетах Управы.
Алина была занята, она не хотела уходить, не сразу узнала сестру, и только перед самым уходом стала похожей на человека.
Талерлан
Космопорт Униаполиса. Крыша ремонтного дока.
Человек Без Имени
Он лежал, распластавшись, на крыше невысокого ангара.
Задание было простым и понятным, как три секунды. Отыскать и загасить объект при первой же возможности первому обшарить карманы. Если же первому обшарить карманы не получается — не гасить ни в коем случае и принять все возможные меры к тому, чтобы и другие не сумели. Загасить — он предпочитал именно это слово, очень правильное по сути и смыслу. Дунули, мол, — и нету. Делов-то.
Найти объект было не так легко. Искать всегда трудно. Но он был умный. И опытный. И хорошо понимал, что информации мало не бывает.
Один эриданец — это хорошо.
А три — лучше.
Ровно в три раза.
И если один из них пожимает плечами и говорит «не думаю», а двое других чуть ли не в один голос твердят про семьдесят четыре и семьдесят шесть процентов вероятности, то чему нас учит семья и школа?
Правильно.
Экипирован он был по высшему разряду, давно придя к выводу, что время, потраченное на снаряжение, окупается потом сторицей. Потому и был он профессионалом. Те ребята, которые этой простой истины так и не поняли, в итоге профессионалами так и не стали. И уже не станут. Потому что плохо подобранное снаряжение — тоже фактор своеобразного естественного отбора.
Его мимикрирующий плащ был не просто «Хамелеон», а «Хамелеон-экстрим», при необходимости он мог превратиться в глубоководный костюм или даже минискафандр, имитируя окружающую среду и защищая владельца даже на некислородной планете или в глубоком вакууме. Если не слишком долго. И уж, конечно, не могло доставить ни малейшего дискомфорта находящемуся в нем человеку трехчасовое пребывание в летний солнцепек на раскаленной крыше ангара.
Его личный корабль, находившийся сейчас на другом конце посадочного поля, был унифицированным одноместным истребителем класса «А», продажа которых в частные руки, вообще-то, была строжайше запрещена и каралась в цивилизованных секторах как Протектората, так и Коалиции весьма сурово, поскольку при неслабом вооружении скоростью эти кораблики обладали потрясающей, а размерами — комариными, не каждый радар засечет. Благодаря этим же размерам из гипера выныривать они могли чуть ли не прямо в атмосфере, что тоже, знаете ли…
Его личная снайперская винтовка, сквозь оптический прицел которой он вот уже три часа разглядывал внешнюю створку некоего шлюза, была изготовлена на заказ лучшими оружейниками Танжера. Некоторые, правда, предпочитают Уницион с его новомодными технологиями и наворотами, но лично он к самым-самым новейшим технологиям, многие из которых так и не вышли из стадии эксперимента, а другие не выйдут и через десять лет, относился с подозрением и предпочитал старую добрую и надежную лазерную винтовку с оптическим целенаведением.
Неудивительно поэтому, что именно он оказался здесь самым первым. И вот теперь лежит, распластавшись на крыше ангара, и испытывает вполне заслуженное чувство глубокого удовлетворения. Чувство это, конечно, достигнет своего пика лишь в момент окончательного завершения работы, но и сейчас уже приятность доставляет немалую. Первоначально их десять было. К стычке в космопорту Базовой осталось трое. А тут лежит лишь он. Один. Вот так-то. А еще посмеивались — куда, мол, ты, дед, сидел бы дома, внуков нянчил. Ну и где теперь эти, молодые да ранние?.. То-то же. Возраст — тьфу.
Главное — опыт.
***
Стенд.
Верхние уровни
Эльвель.
Высота среднего лькиса составляет около сотни ростов. Приблизительно половина этой высоты достаточно удобопроходима, имеет отполированные многолетним прикосновением сотен рук вертикали, страховочные сетки, игровые площадки и прочие признаки цивилизации. От нижне-среднего, где слишком холодно для жилья, но самое то для активных игр, и до верхне-нижнего яруса. Ниже живут лишь скиу с горячей кровью и лживыми глазами. Верх отдан орсам…
Негласно, конечно, отдан. Но какое, в сущности, это имеет значение? Все равно понятно любому, что руки-ноги там переломать легче легкого, там места есть, по которым и сами-то орсы пробираются весьма и весьма осторожно.
Эльвель старался гонять свою неофициальную команду именно по таким местам. Вниз, потом вверх, потом снова вниз и опять вверх. Сначала ночью, по всем маршрутам не менее пяти раз, чтобы запомнить путь не мозгами — руками, носом, всей своей кожей. А потом и при свете дня, вслепую уже. Снова. И снова. И снова… С ускорением, с внезапными изменениями направления движения, с неожиданными сюрпризами на пути типа порванных сцепок, надломленных вбок-веток или намазанных жиром вертикалей.
Сначала они возмущались.
Потом уже только ныли и жаловались.
Потом перестали – дыхания не хватало…
Когда — уже после полудня — он повел их на одиннадцатый круг, с ним осталось не больше трети первоначальных участников. Он не видел их — только слышал. И уже почти что стал узнавать по разной манере дышать. Хотя кто его знает, может быть, это уже только казалось, он ведь и сам почти терял сознание и дышал как загнанный. Но руки работали сами, без участия головы, и он бы довел их. Наверняка бы довел. Наверняка…
Если бы не сорвался на повороте. Позорно, на простейшем повороте безо всяких сюрпризов. Просто ноги вдруг отказались держать.
Повезло — Рентури шел вторым. Буквально руку протяни. И они вдвоем свалились в ближайшую развилку.
Остальные ситуацию поняли по своему и с такими радостными стонами повалились кто куда мог, что Эльвель счел за лучшее даже не пытаться их немедленно поднимать. Тем более что ноги действительно не держали…
— Почему они так себя ведут? — спросил Рентури потом, когда дыхание уже перестало напоминать клекот подавившейся рль, а усталость оказалась слишком сильной, чтобы просто заснуть, — Почему они каждый раз, победив, исчезают? Почему никогда не дают отыграться? Паскудство же все-таки… И неспортивно как-то.
Эльвель засмеялся. Тихонько — сил на громкий смех не было, мышцы ныли даже от такой малости. И это было хорошо…
— На самом деле тебя ведь не невозможность отыграться раздражает, правда?
Рентури посопел в ответ немного смущенно. Хмыкнул. Но не возразил.
Оно и понятно.
Ситуация была самая обычная и повторявшаяся уже много раз. Арбитры снова морщили свои аристократические носы и становились ужасно щепетильными при воспоминаниях о прошлых нарушениях. Прошло даже, кажется, очередное ужесточение правил. А чего, простите, церемониться со всякими орсами ТЕПЕРЬ, когда играть им не с кем?..
Было такое уже. Кушали, знаем. Скоро кто-нибудь наверняка сгоряча предложит очистить лес от «всяких там…»…
Вот и царит на верхнем ярусе уныние. Впрочем — весьма умеренное, поскольку сил у измотанного большинства не хватает сейчас даже на то, чтобы огорчиться как следует.
— Ты поэтому нас так гоняешь? Ну, чтобы времени не было на жалобы, да?..
Рентури — умница. Он все всегда очень тонко чувствует. И понимает. И не его вина, что выводы делает не совсем те.
— То, что арбитры ведут себя не слишком вежливо… ну, так на то они и Арбитры. Хуже то, что ведут они себя еще и глупо. Рентури, вот ты только что сказал очень мудрую фразу, помнишь? Не про арбитров, про двуногих скиу. Ты сказал — «Они всегда так поступают…» Они ВСЕГДА так поступают, понимаешь? Всегда… Они всегда играют по своим правилам. Всегда — – неспортивно. Всегда уходят после победы. Всегда… Всегда, понимаешь?.. Но, чтобы делать это всегда, что еще они всегда должны делать?
Рентури охнул. Потом задышал быстро-быстро.
— Возвращаться…
— Точно. И они ВСЕГДА возвращаются… вот о чем очень непредусмотрительно забывают сейчас наши доблестные Арбитры. И вот когда они вернутся… а они обязательно вернутся… то будут иметь дело не с кучкой обрадованных доверием любителей, а с хорошо натасканной и организованной командой. Пусть даже и неофициальной командой. К тому же командой, чьи правила несколько отличаются от тех, которым так привержены Арбитры. И вот тогда… Как ты думаешь, кто тогда с кем и по чьим правилам будет играть?
***
Талерлан
Космопорт Униаполиса
Катер «Ки-Со»
— Ну и что будем делать?
Вопрос был задан по существу. А, главное — вовремя. Они стояли у двери в капитанскую каюту. Все трое.
Вернее, стояли лишь Эркюль и Железнозубка, а Рысь по вечной своей привычке устоять не могла и металась по узкому коридорчику – два шага от одной стенки до другой. Но на дверную панель, отделанную со стороны коридора под темное дерево, смотрели они все трое, даже Рысь постоянно голову выворачивала то в одну, то в другую сторону. И никто как-то не спешил вызываться добровольцем и лезть под следующую бутылку — а бутылок этих у Бэта в личном сейфе штук восемь, не меньше, как раз на один запой средней продолжительности, а уж на три головы — так и с лихвой…
— Не суетись…
— Если мы сейчас не подсуетимся, то он уйдет! Не знаю, как ты, а я не хочу потом объяснять Бэту, почему мы дали ему уйти!..
Рысь Бэта уважала, Реддрака терпеть не могла, а врать умела не слишком. И потому злорадство скрыть даже и не пыталась. Схватить, связать и приволочь хозяину на расправу бывшего любимчика, нынче отчего-то в немилость впавшего — что может быть приятнее?.. Возможно, даже попинав слегка за «оказываемое сопротивление», втроем вполне получится.
— Ты что, боишься? Ерунда, втроем мы его вполне… Или что — пойдешь опять лоб под бутылку подставлять?.. Эрки, ну хоть ты ей скажи!..
— Не суетись…
Железнозубка думала.
И чем больше она думала, тем больше это занятие ей нравилось…
— Так ведь уйдет!
— Ну и что?
— Так ведь… — Рысь даже растерялась слегка, — Так ведь с нас потом спросят!
— С какой стати? Ушел — и ушел. Мы ему в сторожа не нанимались.
— Так ведь Бэт…
— А Бэту — заметь! — мы доложили… И не наша, знаете ли, вина…
Они переглянулись. И до Рыси потихоньку начало доходить. Она остановилась. Замолчала. Подумала.
И чем больше она думала, тем больше это занятие начинало нравиться и ей…
ХОРСТ…
Этого слова из них не произнес никто. Но оно само словно материализовалось в воздухе, мгновенно загущая и электризуя крохотное коридорное пространство — прекрасное никелированное чудо, за пятнадцать минут разминающее мышцы в полном объеме пятичасовой тренировки, не раз снившееся по ночам и доводящее до истерики своей прекрасной недосягаемостью… Показалось даже, что между троими проскочили с отчетливым треском вполне осязаемые искры.
Но это были лишь взгляды.
Понимающие.
Согласные.
— Вот и прекрасно…
***
Талерлан
Космопорт Униаполиса. Крыша ремонтного дока
Человек Без Имени
— Я не совсем понял…
— А чего тут не понятного? Старик плох, вот-вот начнется Большая Грызня, тут каждый человек на счету… Или связь барахлит?..
Связь работала отлично. Он никогда не экономил на снаряжении, вот и мобилка у него была одна из лучших, на пьезокристаллах, так называемая прямая связь, без всяких там коммутаторов и потерь времени. Даже на таком расстоянии.И слышимость отличная — он полтора месяца подбирал наклейку, наиболее удачно резонирующую с его височной костью…
Вот только то, что по этой идеальной связи с идеальной звукопередачей было им только что услышано, не было настолько уж идеальным. Даже больше. Словно яркий солнечный день вдруг перекрыли огромной грозовой тучей. Одна серость и никакого тебе удовольствия.
В оптический прицел было отчетливо видно, как открылся люк шлюзовой камеры. И на бетонное покрытие спрыгнула тоненькая фигурка с ярко красной длинной косой. Ну вот, прекрасная цель, и так просто было бы вот сейчас…
— Отбой, повторяю, отбой! Немедленное возвращение на базу. Некогда ерундой заниматься. Десятый, отбой, как меня слышите, Десятый?..
— Слышу вас хорошо.
Он вздохнул. Обидно…
— Десятый все понял. Отбой и срочное возвращение.
Сидя на раскаленной крыше ангара, разбирая снайперскую винтовку с оптическим прицелом и тщательно укладывая ее отдельные детали в ячейки специального футляра — он ценил первоклассное снаряжение и всегда обращался с ним бережно, — он смотрел, как уходит по серому бетонному покрытию космодрома его несостоявшаяся клиентка. Он был послушным и исполнительным. За что его и ценили. А еще — опытным.
И никогда не ставил удовольствие выше работы.
***
Борт «Малышки»
Аликс
— … Талерлан… Это тоже была из ЭТИХ, неосуществимых… Вторая… или третья?.. не важно… Не то чтобы уж совсем неосуществимых… Талерлан — это была цель… Туда со всей галактики… там ведь полно специалистов, они каждый день что-то изобретают… Вырасти, разбогатеть, и купить люксовый билет… Вот бы они все взвились! Особенно тетя Джерри! Чтобы одну из Эски — и перевозили в качестве хорошо замороженного мяса! Я заранее радовалась, ее рожу представляя!.. Я все рассчитала, вполне реально… Но — не раньше двадцати двух лет… Двадцати одного, если очень повезет… Целая жизнь, с ума сойти!.. А вот, смотри как вышло… Талерлан — где-то там, и вряд ли я на него попаду в ближайшее время, а звезды — вот они, руку протяни… И водить я могу… Хотя и больно это… Но если не слишком долго, то очень даже… А Талерлан — так и остался… ТА-ЛЕР-ЛАН… Знаешь что… Пожалуй, я хочу именно туда… Да. Вот сейчас сказала — и поняла. Сначала думала — просто отголосок старой мечты… Но теперь — нет. Талерлан! Да. Точно.
— Ты уверена? — спросила Аликс очень осторожно. Она не хотела случайно повлиять на чужой поиск.
— Да.
— Не спеши. У меня топлива не хватит обшаривать все запомнившиеся тебе планеты подряд. Так что ты уж точно реши для начала, ладно?..
Мелкая помолчала немного, теребя пальцами подбородок. Нахмурилась.
— Ты говорила вроде, что я дорого стою? Ну, как этот… бастард.
— Да, конечно. Семья неплохо платит обнаружившему и дает очень даже весомые подъемные новому родственнику… но это долгая песня — пока проведем генетическое сканирование, пока отыщем твою семью.
— Я не о том… Дорого стоит любой бастард, так?
— Так.
— Ну так вот… я ищу свою сестру. Я полагаю, что… предположение… о том, что и она — бастард… имеет под собой некоторые основания?
Вот это да…
Это сколько у нас получается? Тут даже не сразу и сообразишь… Ну, родители, ну вы и это самое… Круты, похоже, в свое время…
Но ведь так не бывает. Ну не бывает такого, чтобы бастарды размножались, как кролики! Не может быть. Не может быть просто потому, что не может быть никогда…
— Она была амазонкой. Ее комиссовали… по здоровью. Она выступала в хитче, я ее видела по тиви. Не знаю, что она делает на Талерлане, но если ты права насчет моего поиска или что там у меня, то она именно там, меня туда тянет со страшной силой, мне даже название это произносить приятно, Талерлан, словно сосульку облизывать…
Ну конечно. Вот оно. Конечно.
Хитчер.
Амазонка.
Ага.
Рекламный ролик. Серебристый силуэт на фоне почти черного неба. Братская посылочка. Странное поведение Ки Кю. Вышедший на тропу войны рыцаренышз братства генетических ортодоксов…
Бастардов не может быть много, это старая истина, и она не перестала быть истиной только лишь потому, что старой стала. Бастард может быть лишь один. Максимум — двое. Если братья они.
Или сестры…
— Талерлан — это прекрасно!
А Иван-царевич поехал с царевной
из золотого царства венчаться;
обвенчались и стали жить-поживать,
добра наживать.
Три царства — медное,
серебряное и золотое:
[Тексты сказок] № 130.
Старуха вытащила из пропасти их обоих, вместе, скинув вниз точно такие же качели, какие Игорь делал для Маринки. Маринка всю дорогу пыталась ладонями прикрыть его глаза, чтобы у него не кружилась голова, а ему вовсе не было страшно. Какая-то ненормальная радость не отпускала его с тех пор, как он увидел избушку и понял, что случилось чудо и он не разбился, упав на дно пропасти.
От холода у него все еще стучали зубы, а накидка на плечах вместо свитера его не смущала, а смешила. Маринка плакала и прижималась к нему, как будто боялась потерять, и он не понимал, почему она плачет, и все время пытался ее развеселить, отчего она плакала еще сильней и улыбалась сквозь слезы.
Но как только старуха втащила их на крыльцо, так сразу оторвала от него плачущую Маринку и заперла в избушке, а Игоря отвела в свою жаркую баню. На этот раз баня не показалась ему таким уж тяжким испытанием — там он наконец согрелся. И, наверное, в первый раз легко и с удовольствием задавал старухе вопросы, пока она хлестала его березовым веником.
— Это тоже обряд? Баня после возвращения?
— Никакой это не обряд, это чтобы ты не простыл ненароком, — проворчала старуха, — прах и запах мертвецкий с тебя живая вода смыла. Помолодел-то лет на десять, не меньше!
Игорь бы поверил в то, что она недовольна, если бы не ее сияющие желтые глаза и спрятанная в глубоких морщинах улыбка.
— А как Волох оказался на этой стороне? Разве мертвые могут переходить Смородину в обратную сторону?
— Всякое случается, — старуха пожала плечами, — разве мертвые никогда не тревожат живых? Только, видно, судьба так сложилась для него и для тебя — ведь если бы он тебя в пропасть не сбросил, мне бы самой пришлось тебя убивать и воскрешать. Это по дороге туда мертвым можно понарошку прикинуться, а чтоб к живым вернуться, воскреснуть надо по-настоящему.
— Значит, я и вправду был мертв? На самом деле?
— Конечно. Ты одежу-то свою видал? С такими ранами не живут. Маринка-то умница какая! Хоть и разбавленная, а моя кровь! Да и ты молодец, чего греха таить…
А потом была свадьба — и венки, которые они надели друг на друга, и огромный дуб, вокруг которого старуха обвела их трижды, и кольца на безымянных пальцах, горящие золотом, подобно солнцу. И белые кобылицы, цугом запряженные в быструю колесницу, несли их через нескончаемый лес по широкой тропе, ставшей вдруг похожей на дорогу.
Маринка, с головы которой только перед самым венчанием сняли непрозрачную вышитую накидку, сидела тихо-тихо и не говорила ни слова — старуха сказала, что мертвым негоже разговаривать с живыми, и велела Игорю держать ее за руку через платок. Игорь хотел посмеяться, но Маринка отнеслась к этому очень серьезно, ее все еще не оставляли тревога и страх. И держалась она за его руку судорожно, до боли вцепившись в нее ногтями.
Старуха, оседлав богатырского вороного коня, ехала следом, несмотря на свою кажущуюся немочь.
Лошади неожиданно выскочили на широкое открытое пространство, залитое осенним солнцем, их копыта звонко зацокали по бетонным плитам, сквозь которые прорастала трава, и остановились возле флагштока и осыпавшейся гипсовой статуи, когда-то изображавшей женщину с веслом. Пансионат «Чайка»! Место, где живут три оборотня, которые хотели сделать Маринку своей сестренкой!
Четыре, а не три волка вышли им навстречу, перевернулись через голову и приветствовали их поклоном.
— Ты спас нашего брата, Медвежье Ухо, — еще раз поклонился Игорю старший. — Если когда-нибудь тебе понадобится помощь — мы всегда рады помочь.
Игорь удивленно посмотрел на оборотней и с трудом узнал в одном из них героя спецназа. Ничего себе поворот судьбы!
И свадьба продолжалась. Длинный накрытый изысканными яствами стол, и поющие девушки, похожие на лесных нимф, и зерно, которое они сыпали молодым на голову, когда провожали их в дом, где для них была приготовлена комната.
Старуха подтолкнула замершего на пороге Игоря вперед и захлопнула за ними дверь.
Под окном разносились красивые, немного печальные песни, солнце, клонившееся к закату, пронизывало комнату насквозь, а в середине стояло широкое ложе, накрытое огромной шубой из нежного меха. Маринка все еще молчала, и Игорь растерялся и смутился, когда понял, после чего она сможет с ним заговорить.
Самая красивая девушка на свете, на этом и на том… Разве не для этого он вез ее через Калинов мост? Разве не об этом мечтал, когда ехал к старухе, дрожа от страха? Разве не этого ему хотелось, когда он прижимал ее к себе, пролетая над лесом на Сивкиной спине? И когда полз через пропасть, он тоже думал о том, как они наконец останутся вдвоем. И теперь она тоже смотрит на него со страхом, и не решается протянуть к нему руку, и смущается, и прячет глаза…
Игорь поднял ее на руки и бережно положил на мягкий, блестящий мех.
— Значит, поцелуя недостаточно, чтобы оживить мертвую царевну? — с улыбкой спросил он.
Она хотела приложить руку к его губам, но он не позволил:
— Ты можешь молчать, а я — самый отважный и непобедимый индеец и не боюсь разговаривать с мертвыми.
Он скинул на пол свой починенный и выстиранный старухой свитер вместе с футболкой. Маринка нежно провела рукой по его спине.
— А теперь мы вытряхнем тебя из этой длиннющей рубахи, — он подмигнул ей и взялся за подол свадебного платья, расшитого жемчугом, — потому что я хочу посмотреть на самую красивую девушку на свете поближе.
Маринка не выдержала и прыснула:
— Медвежье Ухо! Надо было красиво и торжественно! А ты? И я должна снять с тебя сапоги в знак покорности мужу!
— Не надо, — он поспешно скинул сапоги сам, зашвырнув их куда-то в угол, — я не хочу никакой покорности.
— Тогда говори, чего ты хочешь. Я — твоя жена! — она широко и радостно улыбнулась, — Я должна исполнять все твои прихоти!
— Даже не знаю, чего пожелать… Ну, крикни «кукареку» в окно три раза, можешь?
Она засмеялась, вскочила и подбежала к окну. Игорь поймал ее и вернул на брачное ложе:
— Я пошутил, малыш… И сейчас мы исполним совсем другую мою прихоть…
— Ой, Игорь, какие у тебя глаза! Мурашки по спине! Ты не забыл, я ничего не боюсь?
— Ну наконец-то ты об этом вспомнила, Огненная Ладонь! А то все плакала и цеплялась за меня ногтями…
— Я… это просто потому, что не могла поверить… — лицо ее снова стало испуганным, — потому что я очень боюсь еще раз потерять тебя.
— Ну? Ты опять? Давай лучше вернемся к моим прихотям и начнем с этого платья, под которым я никак не могу тебя разглядеть.
На чёрный затёртый пластик падает треугольная бирка ядовито-жёлтого цвета с нарисованным черепом. В одном из углов просверлена широкая дырка, на лбу у черепа – чёрные цифры. Звуки дискотеки приглушены парой дверей, но вполне отчётливы. Рука с чёрным лаком на заострённых ногтях сгребает номерок, заменяя его оранжевой ветровкой.
— Ты что — уже уходишь? Рано же!
Воображала натягивает оранжевую ветровку перед огромным треугольным зеркалом в чёрно-жёлтой раме. Пожимает плечами
— Скучно тут.
Рядом с зеркалом отираются шестеро ребят приблизительно её возраста, три девчонки – как бы сами по себе, и трое же парней – тоже как бы сами по себе.
— Да брось ты! – неуверенно возражает густо намазанная чёрно-белым гримом девочка в зеркальных лосинах, — Сейчас наши подгребут, будет весело…
— Не будет, — голос у Воображалы куда более уверенный. Она не просто говорит – она словно прислушивается к чему-то, лишь ей одной слышимому, и, наконец, кивает решительно. — Здесь весело сегодня уже не будет.
Личико накрашенной под оголодавшего вампира девочки огорчённо вытягивается. Она спрашивает с непонятной надеждой:
— А ты сейчас домой или…
— Не знаю… – Воображала задерживается в дверях, — Пройдусь, наверное, по набережной, посмотрю… Может, в «Коли-Вали» загляну, там обещали сегодня что-то любопытное… там видно будет. Пока!
— Пока-пока… – крашеная отвечает отстранённо, думая о своём.
— Ну так что? – лениво подаёт голос один из парней, — Заходим, или вы до утра тут мяться будете?
— Пойдём отсюда, — решительно мотает мерцающей чёлкой девица в зеркальных лосинах, — У неё нюх. Если сказала, что здесь ловить нечего – значит, и на самом деле голяк… Лучше по набережной погуляем.
смена кадра (флешбэк)
Камера отъезжает от лестницы и даёт панораму холла. Знакомая мебель выглядит более новой, шторы на окнах другие, пальма в кадке совсем молоденькая, едва достаёт до подоконника.
У серванта — он смотрится необычно без стёкол и зеркальных стенок — стоит Фрау Марта. Это пожилая женщина в строгом платье. Седые волосы убраны под простую белую наколку. Держится она с чопорным достоинством и непоколебимой уверенностью, пыль с серванта вытирает с видом королевы.
Наверху хлопает дверь, слышны резкие, злые шаги (камера рывком переходит на лестницу), по ступенькам быстро спускается молодая девушка. Она на высоких каблуках, в обеих руках по сумке, на плече — ещё одна. Сумки большие, набиты небрежно, та, что на плече, не застёгнута, из неё торчат женские шмотки, свисает длинный розовый шарфик. Может быть, девушка и красива, но висящая на плече сумка перекашивает её фигуру, а красные пятна не добавляет привлекательности столь же перекошенному лицу.
— Не запугаете! — кричит она через плечо, срываясь на визг, — Не те времена!
В холле пытается поправить подбородком сползающий ремень, замечает расстёгнутую молнию. Роняет сумки из рук на пол, третью швыряет на стол. Закрывает молнию, прихватив шарфик. Движения резкие, злые. Голос тоже резкий и неприятный, лицо красное и не очень умное. Замечает Фрау Марту, и теперь уже адресуется к ней:
— Я в суд пойду! Нету такого закона, чтобы ни за что гнобить человека!
Она дёргает молнию, но та не поддаётся, мешает застрявший шарфик. Девушка не замечает, дёргает снова, шипя сквозь зубы, потом силы её внезапно оставляют, и она падает на стул, всхлипывает, трясет головой, бормочет жалобно:
— Господи, и было бы за что?!..
По лицу её текут мелкие злые слёзы. Фрау Марта — по-прежнему молча и невозмутимо — ставит перед ней фарфоровую чашку с чаем. Сверху доносятся звуки пианино — кто-то одним пальцем пытается наиграть «поп-корн». Сбивается, начинает сначала.
Девица поднимает голову, шипит с ненавистью:
— У-у, ведьма психованная!.. — переводит ненавидящий взгляд на Фрау Марту, — Все вы здесь психи! Вот и нянькайтесь сами со своей уродиной, а с меня хватит! Да я и за миллион не останусь в этом психушнике! Вы ещё умолять будете! Вы ещё на коленях…
Вскакивает, сдёргивает со стола баул, задев чашку, подхватывает вторую сумку с пола и ковыляет к двери. Фрау Марта невозмутимо вытирает пролитый чай. Крупным планом — её руки, ритмично двигающиеся по поверхности тёмного неполированного дерева.
смена кадра (флешбэк)
Крупным планом — руки Фрау Марты. Они больше не вытирают стол, они на него опираются, твёрдо и непоколебимо. Камера на уровне крышки стола, между руками Фрау Марты лежит что-то маленькое и плоское. Слышны приглушённые всхлипывания. Камера медленно отъезжает назад, звучит голос фрау Марты — сразу ясно, что это именно её голос: суровый, сухой, негромкий и властный:
— Вы были ознакомлены с правилами поведения в этом доме?
Молодой женский голос, дрожащий, запинающийся:
— Д-да, м-мэм…
— И денежная компенсация тех мелких неудобств и ограничений, которые от вас требовались, была признана вами вполне удовлетворительной?
— Н-но, мэм…
— Я спрашиваю — да или нет?
— Д-да, м-мэм.
— И у вас никогда не возникало претензий по поводу не совсем обычного контракта?
— Но, мэм!..
— Да или нет?
— Н-нет, м-мэм…
— Тогда как прикажете понимать вот это?!.
Всхлипывания становятся громче. Теперь камера отъехала достаточно далеко, чтобы можно было видеть, что дело происходит в кабинете, по стенам — высокие книжные шкафы, у одного из которых жмётся провинившаяся. Она очень молода, гораздо моложе той, что грозила судом. Она тихо плачет, теребя белый передничек и размазывая по лицу косметику.
— Как вы могли принести это сюда?!!
Фрау Марта негодующе вздрагивает, передёргивает плечами. Направляется к двери. Девушка бежит за ней:
— Но, мэм!!!
— О вашем проступке немедленно будет…
Их голоса гаснут, отрезанные массивной дверью. Щёлкает замок. С лязганьем дважды проворачивается ключ. Рыжий персидский котёнок, всё это время наблюдавший за людьми из массивного кресла, вспрыгивает на стол, трогает лапой вызвавший такое возмущение предмет. (Камера движется к столу — медленно и немного сверху).
Это зеркальце.
В нём отражается котёнок. И окно. И пыльные деревья за окном. И кусочек яркого неба.
смена кадра
Цепь событий 5.
Киборг, когда он не нужен людям, должен находиться в спящем режиме в своей ячейке. Это правило. А когда киборг вместо этого жрет сладости, да еще сидя в прохладном медкорпусе, то с ним, с этим киборгом, что-то явно не то. И этому конкретному дексу очень везет, что хозяева не только одобряют такое поведение, но даже отдали соответствующий приказ. «Отдыхай, Рон, ты заслужил. Жри сладости, отсыпайся тут в холодке, и не отсвечивай перед начальством, оно злое».
Декс облизал ложку, закрыл контейнер крышкой и убрал в холодильник за какие-то лабораторные образцы. Туда даже солдаты не лазили, брезговали. Идеальное место для тайника.
Лакомство ему подарил хозяин. Рон чуть не шарахнулся в сторону, когда, забравшись в убежище, человек бросился к нему и сперва обнял, потом отшатнулся, ткнул кулаком в грудь, и опять прижал к себе изо всех сил.
— Ну что, жестянка! Жив, сволочь! Вот и мы — живы!
Рон стоял столбом и хлопал глазами. Детектор не включай, человек рад его видеть. Пусть даже и выражает это руганью. Но что в такой ситуации должен делать декс? У него же нет программы ответных объятий! Командная строка пуста, он не должен приветствовать человека, хотя очень этого хочет. И даже решается. Поднимает руку, чуть-чуть касается владельца в ответ и ждет реакции. Хозяин не замечает своеволия машины, он просто радуется встрече, и киборг слегка прижимается. Он счастлив. Человек опять начинает вести себя странно: отстраняется, криво усмехаясь, отводя глаза, будто стыдится чего-то или собирается сделать что-то плохое. Но Рону все равно, его человек вернулся живым, пусть делает, что хочет!
Еще больше смущаясь, Эрик лезет в пропыленный вещмешок и достает из него пластиковый контейнер, где в чем-то темно-желтом лежат непонятные черные штуки. Рон просканировал вещь, но ничего опасного не нашел. Биологические соединения, но что это и зачем?
— Это тебе, скотина! — человек даже покраснел, пихая ему в руки загадочную вещь. — Спрячь пока, в части откроешь. Я тебе и Женьке по такой дряни купил, чуть не слипся, когда попробовал!
Киборг так и не понял, что не так с подарком, и почему хозяин так странно себя вел. Они вернулись в часть и Женька, узнав о происшествии, пообещала убить обоих. После чего осмотрела сначала Эрика, потом декса, вкатила им какие-то витамины и… Вот тут Рон срочно включил фильтры, потому что Эрик вручил ей свой подарок. Такого визга Рон не слышал, даже когда один раз во время операции они зашли в гарем очередного местного князька. В результате хозяева закрылись в соседнем помещении, а киборг, наконец, открыл свой контейнер и попробовал.
Это были просто разные фрукты, вдетые друг в друга. Много фруктов, а в середине каждого такого рулетика еще и орех запрятан. И все это для консервации залито медом. Вкусно до безумия. Киборгам такое не дают. Даже, наверное, не всем людям, судя по тому, как обрадовалась хозяйка. Все-таки жаль, что он не может поблагодарить Эрика за подарок. Нет у него таких функций. Да и человек, наверное, испугается. Зато он может спрятать лакомство, растянув его на несколько дней.
Киборг запер холодильник, и лег на пол. В бараке есть тонкий матрас, зато тут температура воздуха всего двадцать четыре градуса, а не тридцать пять.
***
— Вы с ума сошли? — полковник выложил семь фотографий на стол. — И вы думаете, я с этим пойду туда?
Он указал пальцем наверх. Посмотрел на ротного, на мрачного майора, на секретаря, пытающегося не ржать совсем уж в открытую, на стоящую по стойке смирно группу и набрал номер.
— Капитан Вест, пожалуйста, зайди ко мне. Тут наши орлы такое приволокли, что только тебе в коллекцию.
Настоящее имя Веста было Абу ибн Гасан и происходил он родом с отсюда, с Дюны. Обычный такой правительственный капитан из отдела безопасности, приданный в часть для порядка. Кличку ему дали уже здесь. Он быстро привык, отзывался охотно, а родное имя вспоминал, только расписываясь в ведомостях. Вот и сейчас, хитромордый восточник просочился в дверь, и замер по стойке смирно.
— Вот что ты на это скажешь, Вест? — полковник ткнул пальцем в фотографии.
— Скажу, о мудрейший султан, что староваты женихи для дочери твоей луноликой, да простишь ты визиря своего верного! — отозвался особист воздевая руки, и тут же резко сменил дурашливый тон на полностью серьезный. Он часто так делал, естественным образом перетекая из одного состояния в другое, и здорово деморализуя этим своих собеседников. — Считаю, что есть смысл доверять парням. Если была бы хоть малейшая возможность, задание они бы выполнили. Не вижу основания для расследования.
— Я не буду уточнять, откуда ты успел пронюхать, зачем я тебя вызвал, — полковник устало вздохнул, — но подумай сам, что мы можем сообщить об этом наверх? Задание не выполнено потому, что наши солдаты херов насмотрелись?
— Ну, зачем так? — капитан обвел цепким взглядом всех собравшихся. — Давайте, господа, внимательно изучим явленные нам доказательства. Скажите, как, по-вашему, изображения на фото разные?
Собравшиеся, включая полковника, подтвердили, что да, вполне может быть.
— Отлично, господа. А теперь… Ларсен, будьте добры, вызовите на минутку киборга.
Рон вбежал через пару минут и застыл, кукольным взглядом уставясь в лицо командира в ожидании приказа.
— Эрик, пусть жестянка посмотрит фото и изобразит нам сравнительный анализ. Он ведь умеет? Если нет, закачай нужную утилиту, пригодится.
— Умеет, — Эрик повернулся к дексу. — Рон, обработай изображение и сверь фотографии между собой. Результаты скинь на терминал.
Не удостоив вниманием отчет машины, южанин заговорил, опять впадая в образ восточного визиря:
— О великий султан, — пропел он, кланяясь, как персонаж сказок про тысячу и одну ночь. — Соблаговолите ли вы услышать слова мои, устремленные к вашим ногам?
— Вест, я тебе что, кузнечик, ногами слушать? Давай, рожай! Не арбузами гнилыми торгуешь! — полковник вытер бритую, в попытке замаскировать лысину, голову платком и добавил: — Не бригада, а зоопарк! И я тут Шерханом работаю!
— Ну, хорошо. Ян, запиши это, — Вест ткнул рукой в сторону секретаря, на секунду задумался и принялся диктовать. — Исследовав собранные доказательства, авторитетная комиссия в количестве десяти специалистов разнонаправленной квалификации, пришла к выводу: лица изображенные на данных фотографиях, принадлежат разным людям.
— Ты где тут увидал лица, Вест?! — полковник даже не сразу обрел дар речи. — Вы что все, сговорились?
— Ну, хорошо, можно написать «части тел», но это уже плохо звучит и пахнет расчлененкой, — отмахнулся от проблемы капитан. — Господин полковник, дайте еще минуту, а то мысль забуду. Башка совсем тупой стал! Ага, вот! Также был произведен крипто-анализ в независимой лаборатории, подтвердивший выводы комиссии. Ну, вот и все, не стыдно послать кому угодно. Ах да, забыл. Просим уточнить приметы для обнаружения настоящей цели задания. Я могу идти?
— Ты сам-то понял, что сказал? Какой крипто-анализ? Ладно, иди… — полковник посмотрел на закрывшуюся дверь, и тяжко вздохнул. — Нет, следователь он хороший, мужик умный, и вот сейчас спасибо ему. Но иногда жаль, что я староват для хорошего мордобоя.
Он опять протер лысину, и тоже обратился к секретарю:
— Ян, приведи в порядок этот выкидыш эпистолярного жанра, и дай мне на подпись.
***
— О чем задумался, Сергеич? — Вест вспрыгнул на подоконник рядом со смотрящим в окно сержантом.
— О смерти. Могли и не вернуться, если бы парень сплоховал. Сложное там дело.
— Сложное, — Вест поболтал ногой. — Но пророка или кто там за ним стоит, надо убрать. Или не видать моей родине мира.
— Спасибо, что нас прикрыл. Начальству не понравилось.
— Зато правительству понравилось, вы случайно очередной переворот предотвратили. Пять человек только в нашем ведомстве уволено, — государственный засланец выразительно провел рукой по горлу.
— Случайно! Знаешь, я верю в судьбу. Я ведь этого мальчишку — Эрика, случайно взял. Не за ним тогда шел. Там была пара очень неплохих кандидатур. И кибера этого ему случайно всучил, просто бесхозяйственности не выдержал. Вещь-то хорошая, дорогая, а его просто так сломали, ради развлечения, да и руки свободные в группе. А свободные руки и шило в жопе, это у нас одно и то же. И вот этот декс спас нас всех даже на расстоянии, пока подыхал в убежище. Понимаешь? Эрик тоже… вот как тут не верить?
— И я верю, — особист закурил, протянул пачку собеседнику, угощая. — Каждый наш поступок порождает событие, словно четки нанизывает! … Ах да, вам правительство на премию раскошелилось. За невыполненное задание.
Цепь событий 4.
Город, как город. Пыльный, вонючий. Толпы людей на грязных улицах. Современные флаеры соседствуют с ишаками и верблюдами, привезенными первыми поселенцами. На площади можно купить все, от местных вин до рабов. Даже оружие можно купить, если знать места.
Заселились удачно, в маленьком домике из необожжённого кирпича, состоящем из двух комнат и кухни. Не успели расположиться и приступить к наблюдению, как их посетил местный глава нищих. Суровый толстяк с мышцами и лицом профессионального бойца пришел один. Просто намекнуть, что если «праведные и благочестивые паломники» положат глаз на чье-то имущество, то чтобы не забыли занести его долю, как положено у любых честных людей. Сержант в ответ угостил собеседника чаем, и заверил, что их профиль совершенно не имущество, и они не конкуренты.
— Это зря, — фыркнул толстяк, почесывая сквозь лохмотья пузо. — За воровство только руки рубят, что при нынешних технологиях — ерунда, а вот за убийство… Печально это, брат. Ладно, надумаешь, кого из парней продать, стукни мне. То есть, кинь записку в любую чашку нищего. Удачи, неконкурент!
— И тебе брат. Прими в знак почтения, — из рук сержанта в руки главы нищих перекочевал сверток. — Прошу тебя, если наше уединение захотят потревожить…
— Ты узнаешь об этом раньше, чем твои недруги обуют сапоги, — ощерился гость, пряча подарок за пазуху. Выразительно хлопнул по задницам ближайших к нему Пятого и Четверку и, подмигнув, удалился.
— Как он нас вычислил? — Эрик злобно отряхнул штаны.
Первый окинул взглядом парней и махнул рукой:
— Селим? Он меня просто в лицо знает, не первый раз сталкиваемся. Это он для вас спектакль ломал. Не может без театральщины. Не бойтесь, не сдаст. Ему самому этот пророк поперек глотки. Нищих много, и не все готовы ему подчиняться, да и полиция жмет. Так что, он нам даже поможет. Работаем, парни.
Не так уж это и сложно — лежать, не двигаясь, в той единственной точке, которую не просматривают снайперы, и снимать видео «омовение пророка». Вот еще не старый, только начинающий седеть мужчина выходит из носилок. Камера зафиксировала, как отключилось внутри них силовое поле. Вот он ступает на деревянную площадку и сбрасывает одежду на руки учеников. Вот они набрасывают ему на плечи тонкий халат из белой ткани, и пророк входит в священную купель — обычный бассейн, выложенный потрескавшимся кафелем времен заселения планеты. Пророк проходит водоем насквозь, поднимается по лестнице, и опять переодевается. Садится в носилки и его уносят. Теперь и все остальные страждущие могут войти в эту воду, освященную его присутствием и получить свою долю благодати и исцеления от болезней.
Тут случилась первая накладка. Несмотря на легенду и уверения, что «сейчас все лечат» храбрые диверсанты не сочли себя достойными чести купания в этом «священном сосуде».
— Первый, лучше пристрели, я туда не полезу. В любое болото загони — пойду. Но не туда! — выразил общую мысль Третий, после созерцания слегка разбавленной водой толпы, нырнувшей в бассейн прямо в дорожных халатах.
— Черт с вами! — Первый понюхал воздух, как раз подувший с той стороны.
— Тогда поваляйтесь в пыли с молитвой о ниспослании на вас благодати. Чтоб все видели, вы не ощущаете себя пока достойными этой великой чести. Да не усердствуйте так, мягче! А то лбами площадные камни повышибаете.
Это все ерунда. Рутина.
А вот запустить аудиофайл — это подвиг. Потому что от него уже трясет. А надо делать это девять раз в день и больше. И каждый раз это новый файл, но с тем же текстом. Громкая хоровая молитва фальшивящими мужскими голосами и ритмичные удары лбом об пол. Достало до печенок, но такова легенда! Гнусавые завывания наполняют маленькое пространство глинобитного домика, и наконец, можно поговорить.
— Чтоб я еще раз в паломники пошел! — Второй зачерпнул из ведра желтоватую воду, брезгливо заглянул в кружку, сделал глоток и вылил обратно. — Пива хочу!
— Не положено! Воду, хлеб с пресной кашей и молитвы. Нет информации, что в аду пиво дают. А если нас раскроют, все там окажемся. И причем без шанса на повышение, зачем чертям неудачники, — Сержант оглянулся на остальных подопечных и оторопел: — Пятый, ты чего, крыша поехала?
Эрик деловито щелкал по клавиатуре, обвесившись вирт-окнами, на каждом из которых было только одно изображение — мужских гениталий.
— Пятый! Ты чего? — повторил сержант. — Ау! Ты меня вообще слышишь? Нирвана, прием!
— Да. Слышу, — парень медленно обернулся. — Первый, это ловушка. Похоже, мы в жопе.
— А подробнее? — Сержант вгляделся в изображения. — Ты по этому определил?
— Это увеличенное достоинство пророка. Так вот, все детали разные. Перед нами двойники.
— Пятый! — Второй развернул его к себе вместе со стулом. — Ты, конечно, у нас парень оригинальный, но спрошу еще раз — ты точно уверен?
— На сто процентов. Смотри, — Эрик совместил изображения и принялся их растаскивать с комментариями. — Ни один из них не совпадает. Номер один — вообще чуть короче, номер два — имеет легкий изгиб влево, вот этот какую-то операцию перенес, вон шрамик, номер четыре, видимо, изначально крипторх — у него протез яйца — форма левого почти идеальна, пятый…
— Так, все, хватит. Верю, специалист херов! И ведь додумался же посмотреть! — Первый подошел совсем близко, изучил экспозицию и распорядился. — Делаем еще две съемки и возвращаемся на базу. Я не могу сам принять решение, если это двойники. И у нас нет достаточной информации о настоящем пророке. Так что сворачиваемся.
— Спасибо, Эрик. Возможно, ты спас нас от больших неприятностей, — он потрепал Пятого по плечу, оценил помрачневших бойцов. — Спокойно, ребята, еще не вляпались.
— Всегда, пожалуйста, — Эрик вернулся к своему занятию. — Только можно пять?
— Что, пять?
— Пять дней. Интересно, сколько у него двойников.
Следующие три дня прошли почти без происшествий. Ну, только кого-то задавили во время купания, да на площади повесили двух еретиков, покусившихся на «святого и непогрешимого». Бедняги стреляли с близкого расстояния, но даже это не помогло — один из телохранителей пророка успел закрыть его собой. И тут же народу было явлено чудо — упавший боец, после горячей молитвы нанимателя, встал, поклонился и, как ни в чем не бывало, занял свое место.
— У него еще и киборги, — подвел итог сержант. — Хреново это все, ребята. И смысла нет доставать цель. Сколько там двойников, Эрик?
— Семь. — парень опять развесил пронумерованные органы, превратив дом в убежище гомосексуального маньяка. — Первый и второй экземпляры повторились, уверен, завтра будет третий.
— Не будет. Уходим. — приказал Первый. — Заодно глянем, как там наш киборг.
***
Раньше бы ему не пришло в голову, что одному, без людей — плохо. Раньше, просто подумай он, что по командиру можно скучать, пришлось бы подключить импланты, чтобы скрыть смех. А ведь скучает. Сидит и ждет. Помогли ли лекарства или справилась, наконец, система, но на третий день Рон уже смог подняться и немного погулять. А ночью даже покинул убежище, сел на то же место, где до этого с сержантом разговаривал хозяин и задумался об услышанном. До сих пор его не слишком интересовали люди. Не трогают — и хорошо. Они все одинаковые, просто строчка кода в командной строке.
Этот другой. У него есть лицо, имя, есть шоколадки в карманах. У него была какая-то жизнь, которая причиняла такие повреждения, что его до сих пор тошнит. Двенадцать лет. А киборг прожил меньше половины этого срока и уже считается устаревшим, подлежащим списанию и утилизации. Как бы узнать о другой, без армии, жизни Эрика? Жаль, он не может просто спросить. Точнее, может, но только один раз, последний в своей жизни.
Киборг представил, как хозяин сидит, думает о чем-то своем. И тут к нему без команды подходит поговорить сорванный киборг. Главное успеть человеку рот зажать, чтоб не заорал, а потом и спрашивать можно. Человека не сложно удержать. Может быть, даже хозяин ему постепенно поверит и не выдаст. Жаль вокруг так много других людей, процесс приручения хозяина займет время, и лучше это делать наедине.
Немного помечтав о несбыточном, декс заполз обратно в убежище. Хозяин приказал ждать там. Он придет и заберет своего киборга. Он обязательно придет.
На восьмой день измаявшийся декс, наконец, установил связь с коммом Эрика. Послушал своих людей. Группа возвращалась в полном составе.