У одного крестьянина умерли старики родители: сперва отец, а за ним и мать. Крестьянин оставил домишко на ферме, на которой работал по найму, вернулся в родительский дом и стал жить в нём, а работать продолжал на прежнем месте. «Чем плохо? — рассуждал он, — жильё у меня теперь своё, а на кусок хлеба с маслом да на рюмку маисовой я уж как-нибудь заработаю!» Так и пошло. Крестьянин работал в первую половину дня и шёл домой, по пути покупая на заработок хлеб и маисовую, мясо и рыбу, фрукты и овощи, молоко и сметану. Придя, он готовил себе поесть, ужинал, а потом заваливался на диван с газетой. Читал-читал, да и засыпал над ней, до утра, когда нужно было снова вставать и идти работать на соседнюю ферму… А тем временем за его домом, где холм плавно спускался к реке, дичал прекрасный фруктовый сад и зарастал сочным бурьяном огород, который всего пару лет назад до сыта кормил и родителей, и его самого.
Прошла зима, наступила весна. На старых грушах в саду распустились листья и зарозовели первые цветы. В родительский день, сидя с рюмкой возле могилы и глядя на потемневший деревянный крест, крестьянин решил, что родители достойны большего, и дал над могилой обещание сделать хороший, добротный памятник. Сказано — сделано. В ближайшие выходные он купил на ярмарке воронёного железа, и стал искать мастера, который сможет вырубить из него детали и сковать их между собой, превратив в красивое надгробье. Но в деревне не было никого, кто хорошо умел бы обращаться с металлом. Для починки металлической утвари все ходили на кузню, в небольшой городок по соседству. Кузнец брал за работу немалые деньги, да и идти до городка было не близко. Крестьянин решил отложить поход до следующего выходного, когда сосед всё равно собирался ехать туда на подводе. «Договорюсь, поедем вместе!» — подумал крестьянин, и только было собрался взять свежую газету и отправиться на диван, как стукнула колотушка на воротах. Это оказался бродячий Мастер, который ходил по деревням и делал разную работу за ночлег да миску гаоляна. «Вот хорошо-то! — подумал крестьянин. — Я пущу старика на постой, а в качестве оплаты пусть-ка он изготовит мне родительский памятник, на то он и Мастер!»
— Проходи, добрый человек, и будь в моём доме так же сыт и спокоен, как был бы в доме своего брата. Платы никакой я с тебя не возьму, но будет у меня одна просьба: сооруди для моих усопших родителей памятник, а то сам я не умею, у меня даже грабли — и те бамбуковые. Сделаешь — и мне поможешь, и батюшка с матушкой на небесах порадуются, меня благословят, да и тебя не забудут!»
Усмехнулся бродячий Мастер, но ничего не сказал. Вместо этого пошёл осмотреть дом и то, что было вокруг. Когда вернулся, на устах его уже не было улыбки.
— А что, радушный хозяин, разве не твой тот сад, что благоухает за этим домом?
— Отчего же, — отвечал крестьянин, — конечно, мой.
— Что ж ты не обрежешь на кустах и деревьях старые бесплодные ветви, не выполешь бурьян и крапиву, не подстрижёшь розовые кусты, не подвяжешь виноградные лозы?
— На что это мне? Когда были живы матушка и отец, они ухаживали за садом, обрабатывали огород, и кормились с этого. А я и так сильно устаю, работая на соседней ферме — зачем мне ещё и здесь спину надрывать? Мне хватает заработка на то, чтобы прокормить и себя, и своих гостей! Ну, так как — пособишь мне угодить предкам, сделаешь для них памятник, Мастер?
— Что ж, — ответил тот, — хорошо. Ты не пожалел для меня угла и куска хлеба — помогу и я тебе. Я сделаю твоим родителям памятник.
На том и порешили.
Дни снова пошли своей чередой. Крестьянин уходил по утрам на работу, а когда возвращался домой — звал Мастера, и они ужинали на веранде, любуясь танцем грушевых лепестков, медленно облетающих с ветвей на фоне уходящего за горы вечернего солнца. Медлительными реками текли рабочие будни, стремительными серебристыми рыбками мелькали дни отдыха. Через месяц, в очередной выходной день, крестьянин проснулся ближе к полудню, зевнул, оделся и вышел во двор. Залюбовавшись солнечным сиянием и стремительным полётом пичуги, крестьянин неожиданно запнулся за что-то и посмотрел под ноги. Около крыльца, наискосок прислоненные к стене, по-прежнему стояли листы воронёного железа. Похоже, с тех пор, как он оставил их здесь, вернувшись с ярмарки, к ним так никто и не прикасался. Обманул его бродячий Мастер. Не сделал родительского памятника. «Вот негодяй! — подумал крестьянин. — Вроде, пожилой, седой человек. Как не стыдно? Я-то приютил его в своём доме, поил, кормил, делился радостями и печалями, словно с родным братом! А этот старый лентяй за месяц не то, что памятник — даже ни одной детали из этого грешного железа не вырубил!»
Рассердившись, крестьянин кликнул своего гостя. Через несколько минут тот появился с другой стороны дома, отряхивая руки, подошёл к хозяину и приветствовал его коротким поклоном.
— Скажи, бродяга, разве не спал ты в моём доме на мягкой постели, как спал бы мой брат, если бы он у меня был?
— Спал, — отвечал Мастер, — и каждый раз, засыпая, вспоминал твою доброту.
— А разве не ел ты со мной за одним столом ту же еду, что и я, как подобало бы моему брату? Разве не брал ты добавки столько, сколько мог бы брать мой брат, будь он у меня?
— Ел, — отвечал Мастер, — бывало, что и добавку брал: вкусно ты готовишь, что и говорить! Но вот чтоб я ушёл из-за стола, сердечно не поблагодарив тебя — такого не было.
— Разве не прошёл целый месяц с того дня, когда ты постучал в мои ворота?
— Истинная правда. Как есть, ровно месяц тому назад я постучался в этот благословенный дом.
— Так что же ты не выполнил обещания, которое дал мне, в ответ на гостепреимство? Где памятник, обещаный тобой мне, а мной, от твоего имени — дУшам моих усопших родителей? Как можно быть настолько ленивым и неблагодарным?
— Зря сердишься, мой добрый хозяин, — отвечал Мастер. — Твои тревоги напрасны: ведь памятник уже готов. Идём со мной, посмотришь, достаточно ли он хорош для твоих почтенных родителей. Только обещай мне, что в своей оценке будешь таким же искренним, каким был со мной все прошедшие дни.
И Мастер, развернувшись, стал обходить дом. Сбитый с толку, недоумённо косясь на нетронутое железо, крестьянин отправился следом. Обойдя дом, Мастер остановился в тени помолодевшего сада. На деревьях не было ни одной больной или старой ветки, кусты подстрижены, по новеньким опорам вились виноградные лозы, дорожки были прополоты и заботливо посыпаны чистым речным песком, а за садом, до самой реки, парИла на солнце свежевскопанная земля.
— Как думаешь, друг мой, твои родители довольны? Достойный ли памятник им и их беззаветному крестьянскому труду я создал? — спросил Мастер. А крестьянин не мог отвечать. В его горле застрял горячий солёный ком, а глаза застилали слёзы стыда и раскаянья. Он молча прижал руку к сердцу и отвесил Мастеру долгий глубокий поклон.