Вылет из гровиафана — состояние самое пренеприятное. Голова кружится, перед глазами все плывет, тебя тошнит и выворачивает настолько долго, насколько долго ты был в этой стеклянной реальности.
Гровиафан — сильнейший артефакт, созданный расой друидов накануне создания академии. Артефакт исторический, практически судьбоносный. Когда один из межрасовых советов стал переходить в масштабную потасовку, тихий высокий старичок в зеленых одеждах кинул в середину зала этот кругляш… Три дня представители рас убивали друг друга. Потом решили сражаться группами союзников, потом, сидя, усталые и голодные, в общем кругу, вспомнили все события, и нашли виновника.
Старичок вздохнул, сказал, что наказание за все то, что они творили, ждет их по выходе и будет мучительней смерти. Все согласились, кто — комкая край одежки, кто — сглотнув ком в горле, кто — с суровым выражением истинного бесстрашного магистра… Друид вынул из кармана мантии еще один шарик, на этот раз ярко-зеленый, из него во все стороны стали распыляться мельчайшие ядовитые споры. Система выкинула своих гостей наружу… И начался мир.
Стребовать такую сильную историческую диковину у самого Шарэля было редкой удачей, Себастьян надеялся допросить своего противника и все выяснить, а после, еще тепленького, в кандалах привести начальнику. Не тут-то было… Безликий понял алгоритм работы системы, да еще и очухался намного быстрее. Вопрос только в одном — почему не убил?
— Ну, вы меня напугали! — Рени подошел к лису со спины и помог подняться. Аманда уже стояла, опираясь на стену, удивленно глядя на брата и на столпившихся в клетке людей.
— Так откуда, позволь спросить, эта клетка? — хрипя и откашливаясь, поинтересовался Редвел.
— Устал. — Признался юный менталист, — вас все нет и нет, а я так долго бодрствовать не привык.
— Это понятно, но откуда клетка? — Аманда обняла брата, радуясь, что все они живы, и недовольно глянула на лиса, негодуя на его настойчивость. — Ведь даже сайна не знала о том, откуда появилась клетка, не смогла ни открыть, ни взорвать…
— Сайна? — Аманда удивленно подняла бровь.
— Сайна, или сирена, как называли древние. Поэтому она и не поддалась звуковому гипнозу — их раса невосприимчива. — Поведал Себастьян и снова с вопросом уставился на Рени.
В это время в зал, наконец, ворвались специалисты особого магического, сокращенно, СОМ. Менталист махнул рукой, рассеивая свои навеянные чары. Люди, стоящие кучкой, стали в недоумении оглядываться по сторонам и сопротивление оказывали слабое.
— А клетки, господин инспектор, не было. Мне надо было отключиться, я позаимствовал этот старинный вахмуровый диван с кистями, а проснулся от взрывного зелья в полуметре от своего уха.
СОМовцы, проводив сектантов в отделение, подошли к троице с настоятельным предложением посетить Шарэля.
— Я боюсь! — Аманда практически повисла на брате и напарнике, не давая идти. — Он говорил, что Академии грозит что-то страшное…
Мужчины поняли, что ее эмоции вызваны не трусостью, а скорее переживанием за их жизни, после такого богатого на опасности дня.
— Эми, — Себастьян впервые так трогательно и мило обратился к напарнице, лаская ее щеку и садясь на корточки, чтобы лицо и морда были на одном уровне, — если бы Академии грозила опасность, он бы ни за что нас не предупредил. Теперь я более всего уверен, что нам надо вернуться в город. И еще… Посетить библиотеку — так много всяких магических «эпидемий» можно сотворить, имея пару флаконов крови демона, а у него — гораздо больше.
Рени нахмурил брови, и защемил меж пальцев и без того сжатые губы, будто раздумывал, стоит ли сказать что-то важное, или, может быть, напротив, нельзя проболтаться. Видимо, первая мысль возобладала, и он негромко сказал.
— Очень сильная эмоциональная волна от вашего Норна. Помимо ненависти и злости, желания отомстить, сильнейшая вспышка гнева при виде Редвела.
— И ты туда же, какую-такую сущность я мог обидеть на веки-вечные, и не заметить? К тому же, Норна!
— Нет. Я не о том. Несмотря на обширность штата, сектантки ведь ничего толком не натворили. Отдельные сегменты заговора, как Незида и Сорренж, особо не верили в религию новоявленного матриархата и преследовали только исполнение своих целей. Если так подумать… Одни только сведения, что сайна выведала, могли бы натворить дел. Ее влияние на Шарэля… И проход сквозной наружу… Думаю, секта — только руки этого существа.
— Говоришь, руки? — переспросил Себастьян. — Так, я в библиотеку! Мне срочно. Отчитайтесь Шарэлю сами. И пусть расконсервирует отделение параполиции в городе. Нам надо к мэру.
На исходе второго года проекта Штад сдался – он прекратил сам и запретил своей бригаде любое косвенное общение с гениальным ребенком, и пошел обивать пороги высшей инстанции. Там решить вопрос оказалось проще, чем договориться с десятилетним пацаном. Всего за два месяца для Андрея Ветрова был, в виде огромного исключения, оформлен статус взрослого гражданина со всеми вытекающими правами и обязанностями. Для проживания мальчику, по настоянию Конрада, выделили частный дом на окраинном полисе, максимально удаленном от центральной части Федерации. Свое решение Штад объяснил тем, что поскольку контролировать мальчика в полной мере они все равно не научились, да и вряд ли преуспеют в этом, то чем дальше и тише будет жить объект — тем лучше. А если вздумает чего натворить, то провести ликвидацию и зачистку в удаленном месте намного проще, чем в густонаселенных жилых модулях. Да и незачем такому ребенку (с очень специфическим мышлением) лишний раз общаться с обычными людьми, как говорится, смущать их умы.
— Но, будем надеяться, что до этого не дойдет. У мальчика фантастический потенциал, и хотелось бы его использовать по максимуму на пользу общества. Так что смотри, контролер, под твою личную ответственность, — с этими словами сам председатель высшей инстанции вручил Конраду планшет со всеми документами и наработками по Ветрову.
В тот же день Конрад забрал мальчика из приюта, и самолично повез в девятый полис. На участок, выделенный в пожизненное владение Андрею Ветрову, они прибыли поздним вечером. Штад наскоро показал ребенку дом.
— Хочешь здесь жить? Сам, один, как взрослый? Или тащить тебя обратно в учреждение? – с мальчиком Конрад разговаривал короткими рублеными фразами из-за банальной усталости. Десятичасовая поездка за рулем электрокара (автоматическая система управления слегка барахлила, и контролер не рискнул включать ее на скоростной трассе), молчаливый и безучастный пассажир – вымотают кого угодно. Штад пробовал расшевелить мальчишку, то рассказывая ему о житье в частных домах, то пугая страшилками о специальных лабораториях, но видя нулевую реакцию, оставил всякие попытки.
— Здесь надолго? – Андрей с завидным равнодушием обвел рукой абсолютно пустой дом. Недавно построенный, с отличной внутренней отделкой, двухэтажный особнячок предназначался для кого-то из инстанционной элиты, но почему-то достался Ветрову. Получается, опять повезло.
— Да хоть на всю жизнь, — буркнул Конрад, — если будешь умником, не станешь зарываться. Нормально делай свою работу, выполняй все требования, и живи в свое удовольствие. Я по-прежнему остаюсь твоим контролером, мой номер личного контакта ты знаешь. Если что – связывайся в любое время дня и ночи. Но учти, с этого дня ты перестаешь быть ребенком. Вот твоя новая чип-карта, здесь счет – тебе полагается повышенная оплата как специальному технологу. Что надо – заказывай. Если что-то специфическое потребуется – можешь обращаться к «Новаторам», у них указание тебе всячески содействовать. По поводу обстановки – на твой вкус, делай как знаешь, главное, чтобы тебе комфортно было трудиться. Да, сегодня днем тебе на карту перевели все твои гонорары за прошлые изобретения. Со статусными полномочиями сам разберешься, возникнут вопросы – пиши или звони Арсении, она с четверга твой официальный помощник по общественным делам.
Андрей спокойно кивнул.
— И еще… — Конрад очень медленно и осторожно достал из нагрудного кармана небольшой инфодиск, — тут последний привет от твоих родителей. Они умерли одиннадцать месяцев назад. Ксандр после сто восемьдесят седьмого испытательного воздействия. Кристиана выдержала сто семьдесят пять. Беспрецедентный случай. Обычно и крепкие преступники на пятом-шестом десятке концы отдают. И дело не в том, что ребятам очень жить хотелось… – Главный контролер поколебался, но все же договорил: — Им пообещали, что после двухсотого отпустят на все четыре стороны и позволят тебя забрать. Вот и терпели за гранью возможного. Может, их и действительно… В общем, посмотри внимательно. И запомни, твоим родителям не хотелось бы, чтобы с тобой произошло что-либо подобное. Они так сами сказали напоследок. Постарайся такого не допустить.
Под застывшим взглядом мальчика Конрад закашлялся и опустил глаза. Про привет Штад наврал. Копию для мальчика он сделал перед поездкой с полученного полгода назад архива, причем скопировал по собственной инициативе, не получив санкций руководства, и не поставив начальство в известность. Просто хотел, пусть и таким жестоким способом, предостеречь мальчика.
…А потом Андрей остался один в большом доме. По комнатам свободно гуляло эхо, старательно повторяя каждый звук. Где-то в душевой звонко капала вода из случайно треснувшей панели. За окнами стелилась густая ватная темнота, не разбавляемая ни диодными лампами, ни галогеновыми рекламами.
Андрей, не включая свет, сидел на полу возле входной двери. От неподвижного четырехчасового сидения затекли ноги и ныла спина. Но Ветров не обращал внимания на мелкие неудобства – сейчас для него во всем мире существовал только светящийся экран планшетника и подключенный сбоку инфодиск.
Специалисты из лаборатории взысканий вели видеодневник с методичностью и безжалостностью истинных ученых. Они спокойно фиксировали на камеру профессионального планшетника все манипуляции, что проделывали с биоматериалом. В соседнюю графу вносили данные по наблюдениям, комментарии медиков и психодиагностов. В дополнительные разворачивающиеся окошки вставляли таблицы, отчеты по состоянию подопытных, диаграммы развития и рекомендации по дальнейшим экспериментам. Будничные выражения лиц под прозрачными пластиковыми масками, искренняя заинтересованность в процессе, спокойные уверенные голоса – люди отлично и добросовестно выполняют свою работу по исследованию психофизического болевого порога, разрабатывают и совершенствуют методы и технологии дисциплинарного воздействия. Вот только на универсальных (способных принимать сорок различных положений и трансформаций, с многочисленными креплениями, зажимами, датчиками, экранами и панелями) столах в качестве подопытных зафиксированы такие же люди. Правда, утратившие человеческий облик на семнадцатой минуте записи, а на двадцать второй — окончательно превратившиеся в истерзанные, но живые и способные еще что-то чувствовать ошметки двух человеческих тел. И это были его родители…
…Родители, которые когда-то, в прошлой жизни, могли задорно смеяться над любыми шутками. Умели искренне и самозабвенно радоваться каждому дню, находили что-то позитивное даже в самом гадостном событии. Обладали поразительной харизмой. Родители, которые относились друг к другу, и к своему сыну с трепетным вниманием и нежностью. Родители, которых не стало одиннадцать месяцев назад…
Общий хронометраж записей был шесть часов тридцать пять минут. Все строго регламентировано и умело смонтировано – видеоролик по каждому испытанию не превышал трех с половиной минут. Сорокасекундные комментарии по промежуточным результатам. Напоследок — двухминутный сюжет, в котором демонстрировалось, как диагносты констатировали прекращение биологического функционирования тел, и двадцатисекундная процедура кремации – скорее похожая на выкидывание в большой мусоросжигатель нескольких пластиковых мешков. Последний восьмиминутный ролик посвящался выводам и рекомендациям по практическому применению семидесяти шести новых видов наказаний. Аудиозапись подкреплялась нарезкой из самых жутких видеофрагментов.
Мальчик скрупулезно сверил даты. Отстраненно подумал, что перед теми свиданиями его родителей, наверное, по несколько часов гримировали. Еще Андрею показалось, что последняя проверка (сдохли или нет?) выглядела явной насмешкой. Даже если бы Ксандра и Кристиану сожгли заживо – это все равно было бы более милосердно, чем и десятая часть перенесенных ими мучений. Да и вообще вряд ли взрослый психически устойчивый человек смог бы выдержать больше пятнадцати минут этого видео, пусть бы и пребывая в наивной уверенности, что это всего лишь качественная графика. Андрей досмотрел до конца…
Мальчик окаменел от нервного перенапряжения, заледенел весь от смертельного ужаса. Ноги и руки его совсем не слушались. В голове нарастал протяжный глухой гул. Перед глазами плескался багровый туман. Андрей не осознавал, как сумел подняться, кулем вывалиться в так и не запертую дверь и сделать несколько бесконечно тяжелых шагов в неизвестность…
Хриплое срывающее бормотание, доносящееся с соседнего участка, Юлий Морской услышал выходя из дома. Погода была отменная, настроение тоже – и популярный блогинист собирался прогуляться пешком до ближайшего мегамаркета. Поход за покупками считался средневековым атавизмом, но Юлию нравилось выбирать продукты на реальных полках, а не на красочных виртуальных картинках с сенсорными датчиками вкуса и аромата. Правда, такое удовольствие он начал себе позволять сравнительно недавно. А до этого, экономя время, заказывал доставку.
Нормальный гражданин, услышав что-то подозрительное, немедленно бы вызвал исполнителей. Посмотреть, оценить, разобраться, принять меры — привилегия специалистов. Но Юлий всегда мыслил и действовал нестандартно. Ворота соседнего участка (до сегодняшнего вечера считавшегося необитаемым) оказались заперты, но ничто не помешало Юлию по разложенной стремянке перебраться через забор.
Источник звуков (сиплый неразборчивый шепот сменился дикими, рвущими горло выкриками) обнаружился сразу – за домом на голой земле лежал мальчик. Левая рука заломлена под поясницу, правая отброшена в сторону. Голова мотается из стороны в сторону, глаза плотно закрыты. На серых щеках застывшие дорожки слез. Юлий подхватил мальчика на руки, потом спохватился – уложил обратно, и рванулся к входной двери. Ребенок ведь не может быть один – значит, что-то случилось с его родителями или опекунами такое, что мальчишка валяется в горячечном бреду на дворе. На громкие вопли никто не отозвался. Свет нигде не включился, а в наступающих сумерках гулять по незнакомому дому – не слишком разумное решение.
Юлий побежал обратно. Чипов, чтобы открыть ворота, на мальчике не было. Поэтому Юлий по-простому лучом из лазерного брелка прорезал небольшое, лишь бы протиснуться, отверстие в металопластиковой секции забора. Судя по малопонятным крикам и репликам ребенка, обращаться за помощью было не только нежелательно, но и опасно. И выхаживать малолетнего соседа Юлий принялся сам. Обкладывал согревающими грелками, держал, когда мальчишка принимался метаться. Аккуратно разжимал стиснутые зубы, напоить укрепляющими, витаминными и стимулирующими коктейлями, более сильные препараты можно было получить или купить только по временной карточке с печатью диагностического центра.
Если бы Корделия помнила, что такое ярость, она бы непременно этим воспользовалась. Но она не помнила. Она с легкостью могла перечислить внешние проявления вышеуказанной эмоции: выпученные глаза, ходящие под кожей желваки, побелевшие костяшки пальцев. Она могла бы с некоторой, очень небольшой, долей артистизма даже воспроизвести эти проявления. Но для полноценного воплощения ей требовался гормонально-физиологический подтекст. Эндокринная система должна была поддержать внешние признаки изнутри, обеспечив поступление адреналина и норадреналина из надпочечников в кровь. Тогда вытаращенные глаза, заломленные руки и хруст пальцев произвели бы требуемое впечатление. Но для того, чтобы надпочечники выполнили свою функцию, необходим сигнал из вышестоящей инстанции — головного мозга. А мозг, в свою очередь, должен был зарядиться настроением от поступившей извне информации — негативной или пугающей. Информация поступила. Прошла по зрительным и слуховым нервам. Была распознана и осознана. Но… мозг не счел информацию достойной выброса адреналина. Эмоциональное реле не сработало. Щелчок, еще щелчок. Осечка. Возможно, мозг и выжимал педаль газа до упора, но она проваливалась в пустоту, как проваливалась все предшествующие пятнадцать лет. Корделия очень хотела закричать, выругаться, вскочить, метнуться из одного угла пультогостиной в другой, заломить руки, завести глаза, взвизгнуть, топнуть ногой, разрыдаться и даже хлопнуться в обморок. Но продолжала сидеть неподвижно, развернув пилотское кресло к выстроившейся полукругом команде, и переводила свой устрашающе спокойный взгляд с одного участника заговора на другого. Чуть в стороне, прислонившись к колонне, стоял начальник службы безопасности.
— Итак, — очень ровно, с невозмутимостью инквизитора, произнесла Корделия, — повторяю вопрос. Кто тот непревзойденный гений, который решился так остроумно от меня избавиться?
Команда начала переглядываться и перешептываться. Ордынцев поднял руку, как уличенный в шалости ученик, признанный хулиганский авторитет, готовый мужественно признать вину.
— Идея принадлежит мне. Я не мог позволить тебе отправиться в это логово без связи.
Корделия метнула в него взгляд, превышающий допустимую для человека дозу гамма-излучения.
— И во имя этой великой цели, спасения моей драгоценной персоны, ты навесил на меня «жучок»!
— Это не «жучок», — пискнула Лена Кирсанова, — эта органическая центаврианская флэшка. Сканером не считывается. Мы проверяли.
Смолкла и получила свою дозу микро рентген. Корделия, склонив голову набок, с минуту просвечивала навигатора.
— По-вашему, в отделе безопасности «DEX-company» не подозревают о существовании таких флэшек? Там идиоты наивные работают, полагающие, что шпионы галаполиции до сих пор крепят микрофоны скотчем к заднице?
Лена всхлипнула.
— Об этих флэшках правда мало кто знает. Они для ученых, а не для шпионов. Центавриане используют эти флэшки для сбора генетического материала на удаленных планетах.
— Я знаю, для чего используются центаврианские флэшки, — отрезала Корделия. — Они разбрасывают этих назойливых блох, а потом штампуют из инопланетного ДНК своих химер. Тогда тем более, какого… космоса вы нацепили эту флэшку на меня? Чтобы она укусила Бозгурда? — Снова перевела взгляд на Ордынцева. — Ты взялся заполучить его ДНК, чтобы сравнить с ДНК Волка? Сверхгениально. Использовать меня как носитель. Вы, собственно, на кого работаете, майор? На меня или на Федеральную службу? Если вы все еще майор ФСБ, то вам и зарплату следует получать в ведомстве. А если вы работаете на холдинг, то задание по извлечению ДНК преступника вам полагается согласовывать со мной, вашим непосредственным работодателем.
— Я не ставил себе целью добыть ДНК Бозгурда, — буркнул Ордынцев. — Цель операции состояла в обеспечении безопасности охраняемого объекта, то есть вас.
— Это каким же образом? Посредством укуса? Предполагалось сохранить мое бесценное ДНК для потомков? Или вызвать у меня анафилактический шок и таким оригинальным способом, в мешке для трупов, извлечь из вражеского логова?
Лена Кирсанова снова всхлипнула.
— Эта флэшка не кусается, — прошептала она. — Она информацию собирает. Аккумулирует и кодирует все поступающие извне аудио- и видео сигналы. Эти флэшки используются центаврианами для сбора климатических данных. А так же для атмосферного и почвенного анализа. Их сбрасывают в самые труднодоступные уголки планеты. Флэшка некоторое время остается неподвижной, накапливая сведения, а затем самостоятельно возвращается на базу. Даже если эта база на полюсе или в жерле вулкана. Эти флэшки очень редкие и о них мало кто знает.
— А ты где взяла?
— Я ее на фрисский резонатор выменяла. На Ярмарке…
Тут даже неисправное реле заискрило. Корделия задохнулась.
— Вы… вы летали на Ярмарку? Без моего ведома?
Экипаж еще ниже свесил повинные головы.
— Майор, ты знал?
— Знал, — невозмутимо ответил Ордынцев. — Данный рейс выполнялся с моего согласия. Цель — приобретение некоторых не вполне законных, но крайне необходимых для обеспечения безопасности технических средств.
Корделия схватилась за голову. Этот жест получился естественным и уместным, ибо не требовал гормональной подоплеки, а выполнялся на мышечных рефлексах.
— О вселенная, кто все эти люди? Кто они? — полным трагизма голосом воскликнула она. — Как я могла так обмануться?
Фраза вышла менее удачной. Послышались приглушенные смешки. Корделия тут же свернула драму в сухое либретто.
— Боюсь спросить… а где флэшка?
— На тебе, — ответил Ордынцев.
Корделия боязливо оглядела голые руки, потрогала шею, запустила пальцы в короткие идеально уложенные волосы.
— Где?
Тут вперед выступил техник.
— Я вмонтировал ее в одно из звеньев колье, — сказал он со вздохом.
Корделия устремила на него взгляд погибающего Цезаря.
— И ты, Брут!
— Ну да. Мне объяснили. Я помог. Делов-то…
Едва касаясь пальцами, Корделия брезгливо отстегнула украшение, подержала на ладони, изучая, затем, размахнувшись, швырнула Ордынцеву.
— А я, по наивности своей, шутила, что в 16-м веке вместо «жучков» известностью пользовались блохи.
Майор украшение поймал.
— И все-таки я не вижу смысла, — вновь заговорила Корделия. — Как бы эта центаврианская блоха помогла мне выбраться оттуда? Она собирает информацию. И что дальше? Как бы она помешала Бозгурду меня придушить?
— Никак, — с ужасающим хладнокровием ответил Ордынцев. — Если бы ты не вернулась в назначенное время, флэшка вернулась бы на базу. Она ориентируется на исходящий сигнал, неуловимый для сканера. Флэшка возвращается на базу, как пчела в улей. Или голубь — в голубятню. Мы бы просмотрели запись и отправились за…
— … моим трупом. Спасибо, утешил. А база у нее…
— Здесь, — ответила уже Лена и предъявила странный серебристый пентакль с углублением посередине. — Это дешифратор. Когда флэшка возвращается к исходному пункту, она сливает собранную информацию на чип. И подзаряжается.
— Но меня могли запереть в одном из подземных боксов. Или уволочь на корвет Бозгурда.
— Она бы и оттуда выбралась, — ответила Лена, активируя базу через сенсорную панель. — Есть система вентиляции, канализации, сопла двигателей, трещины в обшивке.
По периметру пятиугольника побежали полупрозрачные всполохи. Послышалось неприятное, низкочастотное гудение. К изумлению Корделии одна из подвесок колье зашевелилась и отпала. Форма подвески изменилась, став из продолговатой почти шарообразной, цвет так же сменился с золотистого на бурый. Шарик уверенно скатился с ладони Ордынцева, все еще державшего колье, упруго скакнул, кусочком жвачки повис на комбезе навигатора, пополз вверх, переместился на предплечье и уже оттуда скатился в углубление пятиугольника.
— Нам повезло, что это не моль, — сказал Никита, чье кресло заняла Корделия. Непосредственного участия в заговоре он не принимал, но обвинялся в недоносительстве.
Когда флэшка угнездилась и распустила серебристые лапки, Лена сделала шаг к компьютерному разъему, намереваясь снять информацию с дешифратора.
— Стоп! — решительно приказала Корделия. — Никто не будет это смотреть.
На нее уставились пять пар изумленных, негодующих глаз.
— Вы окажетесь в смертельной опасности, если услышите и увидите хотя бы десятую долю того, что скрыто на этой флэшке. Для Бозгурда вы станете опасными свидетелями. К тому же, если информация, которой владею сейчас только я, где-то всплывет, вы подставите под удар не одну меня, а десятки сотрудников холдинга, их родных и близких.
Послышались негодующих вздохи и возгласы.
— Да, да, я понимаю, вы все не отличаетесь излишней болтливостью, не замечены в погоне за сенсацией, в нечистоплотности помыслов и шпионстве. Я всем вам безусловно доверяю. И ни в коей мере не хочу обвинять или подозревать в предательстве. Но… — Она предостерегающе вытянула руку ладонью вперед, как бы заранее отгораживаясь от налетающих контраргументов, — иногда, чтобы сохранить репутацию, остаться верным себе и своим убеждениям, лучше ничего не знать. Есть избитая истина. Меньше знаешь, крепче спишь. Тайну не обязательно продавать искусному шпиону. Ее можно выдать случайно, без всякого злого умысла, в бреду, в азарте, в порыве ярости, в отчаянии или… на допросе. Можно сколько угодно храбриться и называть себя стойким оловянным солдатиком, но вряд ли кто-то из вас способен устоять против современных методик воздействия, медикаментозных или физических. Вот, спросите Ордынцева. Он знает.
Майор кивнул. Он уже принял доводы Корделии.
— Госпожа Трастамара совершенно права, — добавил Сергей. — Нам всем лучше оставаться в неведении ради собственной, а прежде всего, ее безопасности.
— Я не спорю, что подобный компромат на Бозгурда, а компромат убийственный, может нам со временем пригодиться, — продолжала Корделия. — Пусть информация остается нашим секретным оружием, последним козырем в рукаве. Я даже готова простить вам эту самодеятельность, если в данный момент вы все примите мои условия. Я забираю флэшку и кладу ее в сейф. Нет, Лена, я не позволю сделать копию. Давай сюда вместе с дешифратором.
Навигатор со вздохом протянула тлеющий зеленоватым пламенем пятиугольник.
— А киборга-то покажешь? — вдруг встрял шеф безопасности.
— Точно! — оживился пилот. — В природе-то он существует, кибер этот? Или Бозгурд туфту впарил?
— Существует, — неохотно подтвердила Корделия. — Заперт в подземной лаборатории дома Волкова.
— И он… — заговорил молчавший до сих пор врач, — разумный?
— Увы…
Она испытывала стыдную неловкость. Не то чтобы это непрошеное чувство ей мешало, но было как-то неуютно, изнутри противно, как в далекой юности, когда она, спеша к поджидающему ее таксофлайеру, перешагнула через скулящего у порога щенка. Она слишком торопилась, бежала на престижную конференцию. На ней были новенькие модельные туфельки, очень светлое дорогое платье, накануне купленное в бутике, портфель из дорогущей кожи альфианской ящерицы, а тут этот щенок… Грязный, мокрый… Ну не могла она взять его с собой! Не могла! Она торопилась. Ее ждали очень важные люди, доктора наук, профессора, маститые ученые. Это была одна из первых научных конференций, на которой ей, аспирантке, предстояло изложить собственную теорию. Она успела вовремя, но чувство стыдной неловкости не проходило. Не помогали разумные доводы собственной непричастности, сведения о городском приюте, о вездесущих волонтерах, отслеживающих судьбы бездомных животных, обо всех прочих преимуществах современных городских служб, в чьи обязанности входит забота о покинутых и ненужных. Почему же ей так тошно? Она тогда все-таки вернулась в залитый водой переулок, но щенка уже не было. И она снова себя утешала, уговаривала. Да сколько их по всей Галактике, этих щенков! И не только щенков. Осиротевшие дети, голодающие старики, невинно оболганные узники, похищенные, обращенные в рабство пленники… Вселенная полна несправедливости и страданий. Когда-то эти страдания ограничивались старой Землей, сводя эту всеобщую боль к пульсирующей точке мироздания, но с тех пор, как с началом экспансии человечество размножилось и расселилось, до галактических пределов расползлось и страдание. И ничего с этим не поделаешь. Боль — это атрибут жизни, ее непременное условие. Нет боли, нет жизни.
Что же тогда остается? Безучастно наблюдать, вооружившись этой сентенцией, как респиратором? Корделия вздохнула и недобро взглянула на навигатора.
— Можешь подцепить дешифратор к моему комму? Нет, к корабельному искину не разрешаю. Он по умолчанию сделает копию.
Лена кивнула и с помощью фрисского переходника соединила дешифратор с устройством. В развернувшимся окне сразу появился Бозгурд, вальяжно шествующий по вестибюлю отеля. Изображение было нечетким, дергающимся, временами распадающимся на отдельные пиксели, но позволяющим идентифицировать объект.
— Она не рассчитана на сбор информации в замкнутом пространстве, — виновато пояснила Лена.
— Для наемного убийцы и этого хватит. Перематывай.
Девушка провела пальцем по гладкой полоске на одной из граней пентакля. Образы замелькали с невообразимой быстротой. Довольно долго дергался в пляске Бозгурд. Затем мелькнула толпа таких же судорожно приплясывающих, кривляющихся людей, и вот уже вирт-окно залил холодный голубоватый свет. Из-за угла, забавно переваливаясь, возник толстячок в халате.
— Опаньки! — вдруг подал голос темнокожий врач. — А этот перец откуда? Это же Лобин.
— Да, — подтвердила Корделия, — он самый. Бозгурд его так и представил. Зигмунд Лобин. Он возглавляет лабораторию на Вероне. Тестирует киборгов для клиентов Волкова.
— Он хирург, специализировался по нейрофизиологии. Я с ним познакомился, когда проходил интернатуру в Центральному военном госпитале на Новой Земле.
Лена остановила запись, позволяя всем разглядеть круглое, одутловатое личико завлаба.
— И как он здесь оказался? — поинтересовалась Корделия.
— Да космос его знает! Я тогда недолго в госпитале проработал, — продолжал Ренди, — попросился на Ледяной Пик, на военную базу. Сокурсники мне писали, что Лобина едва не отдали под суд и лишили лицензии на врачебную деятельность.
— Что же он натворил?
— Точно не знаю. Результаты следствия не афишировали. Слышал, что вся администрация госпиталя оказалась замешана, а Лобин — главный исполнитель. Опыты на людях. Операции на мозге с целью достижения определенных поведенческих реакций.
— Да говори проще! — вмешался Никита. — Делали из людей зомби. Или киборгов.
— Извечная мечта тиранов, — тихо сказала Корделия. — Тихие, законопослушные граждане.
— А если эти граждане еще и оружием владеют и направляют его на тех, кто неугоден… — продолжил ее мысль капитан МакМанус.
— Киборгов им, что ли, мало? — опять вмешался Никита. — И оружием владеют, и стреляют куда прикажут.
— Возможности киборгов ограничиваются установленным на них программным обеспечением, — сказала Корделия. — Если в программе не прописана перезарядка бластера, то киборг и не подумает это сделать. Конечно, если это правильный киборг, а не разумный… Перематывай дальше, только звук не включай. Второй раз я этого не вынесу.
Лена снова потянула палец по гладкой полоске. Прозрачная клетка. Скорчившаяся в полумраке фигура. Вспыхнувший свет. Оказывается, когда Корделия приблизилась вплотную к пластиковой преграде и положила поверх раскрытые ладони, киборг тоже сделал шаг, и флэшка запечатлела его крупным планом, будто неведомый оператор исполнил указание режиссера. Лена активировала паузу.
— Это… это же человек! У него глаза живые. И мимика. Киборги так не умеют. Даже с программой имитацией личности, — воскликнул врач.
— Это киборг, Ренди, — тихо сказала Корделия. — Бозгурд мне это доказал.
— У него глаза фиолетовые, — вдруг сказала Лена.
— Да, фиолетовые, это у него от матери, Эмилии Валентайн… генетическая аномалия. Хватит! — Корделия щелчком деактивировала комм и протянула руку за дешифратором. — Я положу его в сейф.
Навигатор безропотно протянула ей пентакль с заключенной в нем флэшкой. В пультогостиной повисла тягостная тишина.
— Мы что же… так это и оставим? — не поднимая головы, озвучил общую мысль пилот.
Корделия, уже шедшая к выходу, резко обернулась.
— А что ты предлагаешь? Взять приступом лабораторию Волкова? Мы ничем не можем ему помочь. Киборг — собственность «DEX-company». Их опытный экземпляр. Я даже выкупить его не могу, потому что официально его не существует. И не надо на меня так смотреть! На роль Робин Гуда я не подписывалась. На свете полно несчастных и обездоленных! Да я бы миллион отдала, если бы они согласились его продать!
Она шла к двери, чувствуя упершиеся ей в спину взгляды. На пороге обернулась, как всегда устрашающе невозмутимая.
— Ордынцев, отвези меня в отель.
В каюте поместила дешифратор в свой личный потайной сейф, набрала код. Покачала головой, отвечая на незаданный вопрос.
— Вот сдохла бы тогда на «Посейдоне» и не пришлось бы отвечать на дурацкие вопросы… Вот как теперь жить?
Заперла каюту отпечатком пальца, вышла на трап. Майор уже стоял у флайера. Никто из команды не появился. Обструкция.
В отеле долго сидела на кровати, не раздеваясь. Сбросила туфли, легла. Смотрела в потолок, к чему-то прислушивалась. Затем вскочила, прошлась по номеру до окна. Полюбовалась на серебристые в лунном свете холмы. Взяла полотенце и направилась в душ. Но с полпути вернулась и схватила брошенный на столе комм. Набрала как обычно по памяти десятизначный номер. Ордынцев ответил сразу.
— Слушай, Сергей, я тут подумала…
— Бар «Веселая бретелька», — последовал ответ.
— Что? — изумилась Корделия. — Какой бар?
— В котором Лобин пьет водку.
Разбойников было двенадцать лохматых и неумытых, а Самый Главный Разбойник – тринадцатый, бородатый и страшно грязный. На медведя похож.
Увидели они двух парней, первых встречных — и стали они думать, как этихпоймать – а не знали разбойники, что самые первые встречные беглыми киборгами окажутся и поймать решили. Совещаться начали и думать очень много. Решили спросить самого умного.
А самый умный разбойник, который среднюю школу с отличием закончил и ЕГЭ сдал с первого раза, но в техникум поступать не стал, несмотря на мамины советы, и говорит:
— А чего их ловить? Сами придут! Надо ящик сгущенки у входа в пещеру поставить, они за ней полезут и попадут в ловушку. Они голодный и похожи на беглых киборгов. А пока едят, их запереть. А потом Ивана к ним закинем.
Сначала в тёмную пещеру залезли и попались киборги, а через полчаса привели Ивана. Но сгущёнки уже не осталось, знали бы киборги, что к ним Ивана закинут – оставили бы ему немного. Им всего-то по две банки дали вместо обещанного ящика.
Так вот и сидят. Съели DEX’ы все пирожки, уровень энергии повысили и даже регенерацию включили, повеселели немного даже – но от Ивана отодвинулись. Кто знает, что у него на уме? Ненадолго только. Даже поговорить с ними не успел Иван – позвали его на выход. Не очень вежливо.
А разбойники уже костры разложили, в котлы воды налили – кипятят да ножи точат, уток пойманных потрошат. И ведь знают, что осенью нельзя в заповеднике охотиться, а всё равно настреляли. Вот какие вредные!
Самого Главного Разбойника ждут, обедают — и песни поют страшные о своих деяниях коварных и вредных.
Дождались и говорят:
— Раз ты, Иван-дексист, тестировщик DEX-компани, то мы тебя сейчас тестировать будем. И ты будешь занят и нам забава.
Вывели Ивана из пещеры, закрепили в стенде – и стали разбойники изучать инструкцию по эксплуатации боевых киборгов в полевых условиях.
И позвал Самый Главный Разбойник двух пойманных киборгов приказным голосом:
— Беглые DEX’ы! Вот это Иван – сотрудник DEX-компани! Как он вас тестировал, — так и вы его можете. Но точно по инструкции, а мы смотреть будем. Нам скучно. Так скучно, что даже ручной медведь не радует… и не играет ни с кем.
И говорят разбойникам беглые сорванные армейские DEX’ы:
— Не будем мы его тестировать, не выдержит он таких тестов, он же не киборг. Он нам все пирожки отдал, а вы нам только кости кидали! – им приятно уже то, что можно отказаться выполнять приказ безнаказанно, разбойники у них в хозяевах не значились, и их приказы не действительны. И можно не слушаться!
Задумался тут Иван – киборги-то дело говорят, разумно так и рассудительно. А вдруг они действительно что-то понимают? Или не узнали его? Или таки узнали – и почему-то не тестируют и в живых оставили? Есть, о чем подумать. Прямо даже расстроился Иван от дум таких тяжелых, вспоминать начал, какие тесты проводил и какие результаты получал, и как итоговые документы исправлял, чтобы утилизации избежать и родную контору в убыток не вводить.
А стенд тестировочный разбойники в городе украли, в фирменном магазине – не купили, как все нормальные люди делают.
Не принято у разбойников покупать, ведь что люди скажут? – позорно разбойникам покупать! Они коварно ночью напали и похитили! Демонтировали прямо в магазине, и привезли в лес, собрали и установили у входа в пещеру.
Зафиксировали Ивана в стенде плотно, совсем невесело Ивану стало, думать начал – раньше думать некогда было настолько работа была увлекательная, а теперь время появилось – и мысли в голову полезли. Всякие. Разные – о работе своей и о нужности её… для общества –, о технике безопасности при работе с инструментами и инструкции по эксплуатации боевой техники в бытовых условиях.
А уже завечерело.
Ыых загляделся на Вау и упустил зайца. Не на настоящую Вау, конечно, та в пещере осталась. На ту, что Ыых сам вчера слепил из липкой земли. А потом в костер бросил.
Поначалу слепленная Вау Ыыху не понравилась. Скользкая, холодная. Непохожа совсем. Разозлился Ыых и кинул ее в огонь. Огонь — хорошо! Зверей отгоняет, тепло дает, мясо делает вкусным. Кругом помогает. Вот и с Вау помог.
Утром Ыых собрался на охоту. Хотел вытащить из костра головню, чтобы нарисовать на стене, как убивает косулю. А вытащил вчерашнюю Вау-из-липкой-земли. Только не липкую уже. Твердую, звонкую. Словно не из земли, а из камня.
Посмотрел — восхитился. Вау! Как живая! Теплая, гладкая. Сверху два огромных шара грудей, снизу тоже два, но сзади. А шар живота посредине еще больше. И вся — как один большой шар. Красота! Смотрел бы и смотрел…
Вот и в лесу засмотрелся. А заяц мимо прошлепал. Пока Ыых спохватился, пока Вау-из-камня на кочку поставил, чтобы не упала, да за палку схватился — его и нет уже. Зайца-то. Ээх. Слишком уж хороша Вау-из-камня, утром не смог в пещере оставить — с собой на охоту взял. И совсем забыл косулю нарисовать. Плохо теперь, не будет удачи. Ни косули, ни даже зайца. Откуда взяться, если заранее не нарисовал? Чего уж теперь.
А сосед наверняка не забыл все как надо сделать. Он никогда не забывает, потому и добычливый. Подошел, стоит рядом, сопит довольно. В каждой руке по зайцу. Увидел Вау, восхитился.
— Вау! — говорит.
Узнал, значит.
Смотрит, слюни пускает — у самого такой нет. Жена у соседа — кожа да кости, ни посмотреть, ни подержаться. И на шкуре с такой жестко. И холодно. Он ей даже имени не дал — вот еще, тратить на такую. А ведь сосед охотник — не чета Ыыху, плечи — во! Руки — во! И выше почти на голову. Никогда без добычи не возвращается. Мимо когда идет с косулей на плече — на Ыыха и не глянет, словно того и нет. А сейчас стоит, на Вау-из-камня смотрит, рот забыл закрыть. Зайца уронил, руку тянет:
— Дай!
Ему это слово сразу понравилось, давно украл. Пускай, Ыыху слов не жалко. А Вау жалко. Даже из камня. За спину спрятал. Зарычал — тихонько, правда. У соседа руки — во! И зубы.
Сосед тоже зарычал. Но не зло — для порядка больше. А потом зайца уроненного ногой к Ыыху толкнул.
— Р-рхрерр-На!
Тоже ворованное, но куда хуже вышло, Ыых почти и не разобрал сквозь рычание, больше по смыслу догадался. А сосед опять руку тянет:
— Дай!
Это у него куда лучше получается. Привычнее. Часто повторяет, наверное.
Ыых подумал, подумал. Посмотрел на Вау-из-камня, на соседа. Потом снова на Вау. И отдал. За зайца.
Но не потому, что сосед выше и сильнее.
Просто очень приятно было, что соседу так понравилась Вау-из-камня. Он ее обеими руками схватил и к своей пещере побежал, чуть про второго зайца не забыл. Оно и понятно: у него ведь нет своей настоящей Вау. Пусть хоть такая будет.
К тому же Ыых еще утром понял, что настоящую Вау почему-то не радует Вау-из-камня. Не то чтобы совсем, но…
Заяц точно обрадует ее гораздо больше.
Глава 2.
После бани хозяйка привела девушку в дом, посадила за стол ужинать – вместе с собой и хозяином! – за одним столом с хозяевами сидеть непривычно и странно, и страшновато, но от прямого приказа никуда не деться:
— Садись здесь, есть будешь вместе с нами, сегодня пока сладкая каша с молоком, но, если есть необходимость, можешь взять банку тушёнки.
— Приказ принят – ответила и принялась за еду, данная ей большая тарелка молочной каши с мёдом быстро опустела. И снова молоко вместо питья – теперь горячее, кипяченое с мёдом! Никогда она не ела так вкусно! – и так много! И тушёнка!
— Ешь! Кто хорошо ест, тот хорошо работает – и еще порция каши в тарелке – ешь больше, быстрее поправишься – хозяйка довольна, это хорошо – попозже еще дам, поправляйся.
Еда! Много! Вкусно!.. кормят. А зачем? Что потом?
И новый хозяин снова проявил неслыханную щедрость:
— Вот что, девочка. Даю сутки отдыха, ешь часто и досыта, если хочешь, отлежись и, если есть необходимость, включи регенерацию. Восстанавливай силы. Потом будешь помогать хозяйке по дому, займешься скотом, а там и ремонтом трактора займёмся.
Хороший хозяин! Целые сутки на отдых! – неслыханно! И еды – не просто много, а досыта! Вот только надолго ли? И когда это закончится?
Для сна выделила старуха Снегурке небольшую комнатку с широкой лавкой, встроенным шкафом и тумбочкой, дала матрас, подушку и одеяло, комплект постельного белья, и две смены чистой одежды, мужской – ехал дед за парнем, пока он ездил, она в магазине заказала несколько рубашек, куртку, штаны, футболки, бельё, носки и обувь – курьер всё доставил в течение часа.
Целую комнату дала хозяйка! – после ячейки в спальном блоке новое жильё показалось киборгу невиданной роскошью! И чистая одежда! Тапочки! – никогда в жизни она не ходила в тапочках! Тёплые носки! И новые ботинки! И разрешение спать столько, сколько надо для восстановления сил! – хотя бы в данные для отдыха сутки!
Весь следующий день Снегурка, несмотря на разрешение отлежаться, ходила следом за хозяйкой, помогая по мелочам и заодно изучая дом и помещения на чердаке и в подклетях – надо знать охраняемые объекты, да и хозяйка сама попросила её помочь! – не приказала, а именно попросила, и целую конфету дала! — познакомилась с тремя кошками и собакой по кличке Инга.
– Добрейшая псинка! В лесу её подобрал Иван весной, раненую, видать, вместо зверя подстрелил кто-то и бросил. На ошейнике написано было – Инга. То ли имя её хозяйки, то ли кличка собаки, а так и зовём, отзывается – хозяйка гладит собаку, которая лижет её руки и лает радостно. – Погладь её, она тебя будет знать и не тронет. Инга молодая, около двух лет и не кусается. Явно помесь, и вроде бы на эрдельтерьера чем-то похожа, хвост купирован и окрас типичный для этой породы.
Инга! У человека – имя. У собаки – кличка. Одно и то же слово. Странно…
Старуха кормила киборга в первые сутки несколько раз – но всё молоком и горячими молочными кашами с хлебом и мёдом, после длительного недоедания мясная пища только во вред! – так считает хозяйка.
Хозяин, видя это, сам принёс и подал три полулитровые банки тушёнки – по одной на утро, день и вечер – и показал полку в кладовке, с которой Снегурка могла бы брать тушёнку самостоятельно, но не больше трёх банок в сутки. И молока хозяин разрешил пить вволю – сколько захочет.
Старуха знала, что на DEX-6 пакет программ от Mary ставится плохо – но поставлены были только самые необходимые программы, поэтому через пять дней усиленного питания и регенерации, когда Снегурка уже перестала напоминать ходячий скелет, постепенно начала кибер-девочку обучать с самого простого, почти не требуя действий по программе. Сначала объяснила и показала, как доить корову и делать массаж вымени нетели – и устройство доильного аппарата и сепаратора заодно, — и как кормить остальную скотину, и как собирать яйца, и куда убирать навоз.
— Ты не бойся, Малька корова спокойная, шести отелов, недавно снова осеменяли, так что стельная седьмым, отёл ожидается в начале марта, а пока дай ей хлеба с солью. Она будет тебя знать. Эту неделю вместе будем доить, а потом сама начнёшь. А нетели кличка Умка, она дочь Мальки.
— Приказ принят к исполнению. – Снегурка уже получила всю нужную информацию – все племенные животные были чипированы, и хозяин разрешил ей чипы проверить. Но у животных, предназначенных на мясо, чипов не было – и киборг внимательно слушала хозяйку, просто запоминая сведения.
Животные. Много. У коровы есть кличка и номер. И у нетели есть кличка и номер. У лошадей есть клички и номера на клеймах. У овец нет кличек, есть номера. И у коз тоже. И у кур нет кличек. И нет номеров. А у собаки – имя. И у кошек – имя – одно на троих. Муська белая, Муська рыжая и Муська пёстрая. Непонятно…
Через пару дней старик запряг рыжую кобылу и, взяв с собой Снегурку, поехал в деревню – не столько для показа киборгу окрестностей, сколько для того, чтобы обучить девушку управлять лошадью.
— Лошадей для души держу! – дед говорил вроде бы сам с собой, медленно, не торопясь, с длинными перерывами – Трактор у меня есть, и флайер старый есть, но это техника, машины бездушные… а лошадь живая! И видит, и слышит, и понимает… вот ты – вроде живая, а машина машиной… частенько бываешь… да не частенько… постоянно такая, как неживая… хотя вроде разумные киборги где-то есть… я пока не встречал… может, и ты разумная… вроде не похоже…, держи вожжи ровнее, да сильно не натягивай, кобыла дорогу знает…, но она идёт там, где ей удобнее…, а ты веди её так, чтоб телеге было лучше проехать… вот так, уже лучше…
До деревни не более шести километров, недалеко, дорога хорошая, да и для лошади разминка, не торопясь за час доехали, по пути хозяин показал Снегурке свои поля и пастбище, разделенное на загоны – и о своих планах на культивацию пастбищ и посев кормовых трав на семена.
В деревне зашли в магазин, посмотрели товар и сдали на продажу привезённую рыбу, поговорили со знакомым торговцем, – и хозяин купил Снегурке большую шоколадку, девка всё же, хоть и киборг, а девки все сладкое любят, всё-таки пять дочерей вырастил, все замужем, и все сладкое любят.
На обратной дороге правила лошадью Снегурка, дед только местами поправлял явные ошибки и говорил, обращаясь непонятно к кому:
— …кобыла умная, сама дорогу знает, домой всегда придёт… и работу свою знает, и чужого не подпустит… самостоятельная… хотя у рабочих лошадей самодеятельность не допускается… это спортивным много позволено… но и жизнь у них не сахар… чего молчишь?.. кобылы у меня породистые… порода такая, рабочая… видела лошадей раньше? Не видела… лошадь – животное полезное…
Лошадь бежит по дороге, хозяин говорит и говорит – кому? – и зачем?
Кобыла у него, значит, умная! А я?.. Рябина** – от Радуги и Буяна, 9 лет, русский тяжеловоз, жерёба, предполагаемый срок выжеребки 8 мая… Умная. Русалка – от Рябины и Сдвига, 4,5 лет…тоже умная… А я? Кто я для хозяина – машина? – но с машинами не разговаривают! Животное? – но у животных не спрашивают ответа! Кто я – для него?
— …вот держу я трёх лошадей, две тяжеловозные кобылы и рысистый мерин… настоящий орловец, чистопородный…, родословная такая!.. чемпион! на ипподроме бегал…, да ты меня совсем не слушаешь! Не надо её бить! Она знает дорогу…
Через месяц Снегурочка знала всех в деревне – когда, к кому и надолго ли приезжают внуки, в каких домах живут только дачники, куда можно ходить безопасно и куда ходить не следует, пару раз ездила с хозяйкой за продуктами – соль, сахар, чай, кофе, конфеты, шоколад и крупы покупали – и сразу коробками или мешками, все остальные продукты были свои – хозяйка поговорить любила, спрашивала – но киборг отвечала только стандартными системными фразами, стараясь не выдать свои появляющиеся мысли.
Хозяйка поручила ей уход за животными, научила корову доить и молоко сохранять в холодильнике и при необходимости перерабатывать – при своевременном и качественном выполнении порученных заданий поощряла конфетой или банкой сливок, а также Снегурочка выполняла часть работы по дому – только еду готовила сама хозяйка и посуду убирала.
На сон девушке отводилось не более шести часов – но ей было достаточно. Когда она справлялась с работой вовремя и делала всё правильно – хозяин ей разрешал посидеть за терминалом в Инфранете, но сначала она работала с программами племенного учёта и расчета рационов и расхода кормов, после этого ей разрешено было смотреть мультфильмы по её выбору и читать книги, или просматривать сайты – без ограничения во времени.
Долгими зимними вечерами сидела Снегурочка за электропрялкой – сама нашла на чердаке несколько машинок для обработки и переработки шерсти – с разрешения хозяйки отремонтировала, и сама на них работала, хозяйка научила вязать не только на машинке, но и руками – и первая же связанная ею вещь – теплые носки – ей же были подарены!
Хозяйка старалась поощрять лакомством или подарком любое её самостоятельное действие, даже если это действие не приносило пользы прямо сейчас, — шерсть давно лежала на чердаке и была прошлогодней и свалявшейся, заняться ею было некогда – но пусть девочка учится, раз сама нашла и шерсть, и машинки для расчесывания, прядения и вязания.
Подарок! Выходит – себе связала. Так странно – что-то делать для себя… сама связала, и сама на себя надела… знала бы, что для себя, связала бы длиннее… были бы чулки. Хозяйка носит чулки…, и я могла бы… наверно…
На новогодние каникулы в большинство домов в деревне приехали жильцы и их гости, гости проезжали и в усадьбу.
И Снегурочка почти две недели просидела дома за прядением и вязанием, сканируя входящих гостей и охраняя стариков и вверенное ей имущество – от деревни до хутора недалеко, и многие знакомые зашли поздравить её хозяев с Новым Годом, и заодно прикупить свежей баранины – дед забил несколько подросших валухов* и пару взрослых овец. Ветврач приехал, поприсутствовал при забое, проставил клейма на мясо и уехал в тот же день.
Старик украсил ёлку во дворе, живую – не стал рубить, но всё-таки праздник! – да и девочку порадовать немного захотелось, она ведь такая славная работница! – хоть и киборг, но так похожа на человека! Но Снегурка даже не поняла, что ёлка украшена для неё.
В армии ёлок не наряжали – в армии наряжали киборга. Ёлкой или зайчиком – и киборгу это очень не нравилось. Но её мнения никто не спрашивал.
Выходила во двор только по необходимости – к скотине, в сенной сарай и в погреб. Всем было радостно и весело – её это сильно напрягало, армейский опыт подсказывал, чем – теоретически – может закончиться любой праздник.
И только подарок хозяйки порадовал – платье! Настоящее, шерстяное, длинное и с рукавами коричневое платье – первое в её жизни! И туфли – тоже первые в её жизни! И красная лента в отросшие волосы – хозяйка разрешила выбрать самой! – и даже заплела!
— Какая же ты красивая, девочка! А в белом платье еще краше станешь. Хочешь, вышивать научу? Купим тебе белое льняное платье, вышивкой сама украсишь, будет у тебя праздничная одежда.
Белое платье! И вышивать! Хочу… я красивая!..
Замёрзла река и старик научил Снегурочку запрягать лошадь и ездить, показал за рекой ближайший лес и местонахождение стогов, — на тракторе пока не проехать, да и лёд может не выдержать тяжести трактора, — и через пару дней стала она самостоятельно за сеном и за дровами для бани ездить. Да и лошадям движение не лишнее, если много не нагружать в сани.
Поездки ей нравились – никто не контролирует, задание простое, только за световой день управиться надо, и лошадь не загнать, а в хорошую погоду успевала съездить два раза, меняя лошадей. У стогов силки поставила – самостоятельно — и привезла однажды пару зайцев, спрятанных в сене – для себя, но хозяин увидел — и почему-то обрадовался, и даже похвалил за старание, Снегурка уже успела испугаться, но вместо наказания за самодеятельность получила шоколадку. После этого привозила зайцев, не скрывая их и сразу отдавала хозяину, со снятыми шкурками и выпотрошенных.
Шкурки сама обрабатывала – с разрешения хозяина нашла и скачала нужную программу. Хозяин, видя такое усердие, в качестве поощрения разрешил ей из обработанных шкурок сшить себе шапку и безрукавку.
А остальные шкурки отвёз в город и продал — когда ездил в ветаптеку за лекарствами и на ветстанцию с отчётом, и в семенную инспекцию заодно – и купил рулон белого льняного полотна и красные шерстяные и шелковые нитки.
Стала Снегурочка учиться шить и вышивать – красными нитями по белому полотну, ей понравилось – вышивка получалась ровная и красивая, и работала киборг очень быстро, и первое вышитое полотенце отдала хозяйке уже через пару дней.
Примечание — *- валух – кастрированный баран
**Все клички и родословные животных придуманы.
Картинка из И-нета
Воды в душе, конечно, еще не было – день, все на занятиях. Адское пламя… Сэм, шипя сквозь зубы, натянул рубашку подлинней, чтоб хоть немного прикрыться. В голове творилось черте-что, кровь, казалось, сейчас закипит, а стоны Дина ничуть не помогали сосредоточиться. Что делать, проклятье, адское пламя, гадство…
Ладно.
Немного успокоившись, Сэм вернулся в комнату.
— Эй? – шепотом позвал Дин.
— Что?
— Мне что, одному работать? Вы что, при этом молчите?
А черт его знает. Сэм как-то не вслушивался, что там за звуки. Вот ***! Ладно… Он закрыл глаза, попробовав воссоздать подходящий стон…и Дина затрясло. Эй, что такое? Сэм наклонился, и… задохнулся от возмущения! Этот… этот… блин, этот его брат закатился в приступе нервного смеха.
— Дин!
— Прости.
Шипя сквозь зубы, Сэм наклонился… достал из-под кровати тяжелый рюкзак охотника и тихо положил на стол. Дин замер. Зеленые глаза потрясенно расширились. Он даже головой потряс. Не веря своим глазам, одними губами спросил:
— Это что?
— Это твое….
— Господи, Сэмми…
— Святая вода… ох ты черт… благодарю тебя, Господи! И соль… только оружие забрали… очешуеть… – охотник поднял голову и одарил Сэма сияющей улыбкой, — Господи, братишка, ты не представляешь, что ты сделал! Дай обниму!
— Не трогай меня! – юноша отшатывается, и улыбка Дина гаснет…
За окнами темнело, соглядатай убежал на ужин, других Сэм не чуял, и можно было говорить без особых опасений…
Не получалось.
Сэм хватанул две порции успокоительного, и это немного прояснило голову, но желание никуда не делось. Он старался не обращать внимания – это просто еще одно неудобство, как голод или жажда… он же умеет терпеть, так терпи же! Он умеет терпеть… А Дин не выдержит, ясно же…
И он кое-как держался, но к Дину подошел только раз – когда наручники отмыкал. И то старался касаться только металла. И… не смотри же на него, Тир! Взбесившееся тело невозможно было укротить, невозможно призвать к порядку убеждением. Оно хотело и требовало… И он не знал, что с этим делать.
Надо отвлечься…
— Какой узор чертить на потолке? – глуховато спросил он, вертя в пальцах продолговатый кусок мела… Проклятье.
Дин с чего-то замолчал. Три томительные секунды. Наконец он поднимает голову…
— Ты твердо решил?… Я не уйду без тебя. – его руки, беззастенчиво проверявшие один из пистолетов Сэма, прекратили свой быстрый танец и замерли на коленях… – Сэмми…
Юноша несколько секунд смотрит в умоляющие глаза. Как похоже… В полутьме легко было увидеть в нем прежнего Дина. Старшего брата, отгонявшего от него чудовищ. А куда денешь то чудовище, что у меня внутри? Что б ты сказал, Дин, если б понял, что я все еще хочу… Он сглотнул комок в горле….
— Глупый ты. Я что, самоубийца, тут оставаться? Что чертить?
Соль рассыпана, осталось только замкнуть контур… пистолет и фляга приготовлены… и мел третий раз срывается с линии, юноша закрывает глаза, пытаясь сосредоточиться…
— Тебе плохо? – слышится тихий голос.
— Нет.
— Тогда что?
— Отвя… – начинает Сэм и вспоминает, с кем говорит. – Дин, лучше не спрашивай.
— Сэмми, ты меня пугаешь! –интонация полушутливая, но видно, что беспокоится…
Блин!
Мел падает на пол, Сэм ругается от бессильного гнева… Черт-черт-черт… Какого черта ему надо?! Мало досталось?! Ну ладно! И он вываливает на голову старшего брата все о таблетках, вечеринках секса и том, что у него, черт возьми, стоит до сих пор, доволен?! И он не знает, что делать, ясно?!
Дин молчит…
Сэм слезает со стола, шипит сквозь зубы, наклоняясь за мелом…и замирает, слыша тихое:
— Иди сюда.
Иржи уложили на вершину поленницы. До слёз обидная смерть, за миг до победы…
Получив оружие, изгои стали партизанами. Джанкарло не собирался сидеть и ждать, он действовал сам. Мобильный отряд под командой Ивася, собранный из самых умелых и непримиримых, кочевал вокруг города и бил синих. Нападал на транспорты и уходил. Главная база так и осталась в пещерном лагере, но для удобства и безопасности Джанкарло приказал оборудовать ещё несколько. Пригодились и старые оружейные склады возле кооператива «Элегия», и катакомбы в трясинах. Разведчики нашли несколько подходящих мест, в каждом обустроили опорные пункты с запасами оружия и провианта.
Военачальник – это вам не свинарь, поэтому Ивась переселился к Луиджи. Так было сподручнее готовиться. Они как раз планировали новый набег, когда к ним зашёл Джанкарло.
– Не закиснуть бы, – сказал он. – С вами пойду.
Луиджи внимательно посмотрел на Ивася.
– Советником по общим вопросам? – улыбнулся Ивась.
– Примерно.
– Хорошо, только не встревать, – твёрдо сказал Ивась. – В бою должен быть один командир.
– По рукам! – согласился Джанкарло.
Луиджи одобрительно кивнул.
Объектом выбрали четырнадцатый интернат. Между ним и базой лежал город, пришлось обходить, поэтому к месту вышли только на четвёртый вечер. Ивась не боялся пропустить транспорт: программы, о которых рассказывал ему Джанкарло, слушали сеть, и сеть исправно делилась с ними информацией.
Синих ждали утром, и те появились…
Смотрители ферм стали осторожнее, впереди грузовичка с кошмарным их продуктом плыл бронированный мобиль с генератором поля и охраной. Ивась влепил гранату машине под брюхо, в движитель. Броневик окутался дымом и пламенем, клюнул носом и упал на дорогу. Покрытие шоссе завизжало, собираясь перед носом мобиля в гармошку. Грузовик вильнул, обходя броневик слева, ему почти удалось вырваться, но выстрел Луиджи и его уронил на землю.
Дым рассеялся. Обе машины стояли рядом, метрах в семи. Наступило короткое равновесие сил. Партизаны ждали, когда охрана откроет двери. Охрана выбирала момент, чтобы пустить поле на свободу. Первые мгновения после старта поле неустойчивое, его можно прорвать. Выстрелить надо именно в этот момент, тогда граната пронзит силовую плёнку и ударит в генератор. Не просто выстрелить, но и попасть в створ люка! Если промедлить, то поле наберёт силу и погонит их прочь от машин.
– Луиджи, Коля, приготовились… – вполголоса скомандовал Ивась. Зря, конечно, всё обговорили заранее и не один раз, каждый знал свой манёвр. Разве что так ему было легче…
– Что они задумали? – удивлённо произнёс Луиджи. – Что-то новенькое…
В крыше броневика возникла тонкая щель. Круглый люк поднялся примерно на ладонь, оттуда сверкнуло серебром и хрусталём, и воздух вокруг наполнили сгустки синего огня!
Долгий миг Ивась не мог понять, потом его озарило: оружие с винтокрылов!.. Простая идея — отогнать партизан подальше, прижать их к земле, и потом спокойно активировать поле!
– Стреляйте! – закричал он. – Надо попасть в люк!
Заряд попал ему в плечо: руку скрутило от боли, она повисла как плеть. Не пушка, а парализатор. Пастуху ни к чему ружьё, ему достаточно кнута.
Охнул и замычал Джанкарло, уткнулся лицом в мох Николай. Люди получали заряды, кричали, падали, только Луиджи стоял прямо. Огонь до поры обходил Луиджи стороной, но вот синий цветок расцвёл у него на бедре, охотник пошатнулся, упал на одно колено, но граната уже начала свой путь.
Время замерло. Ивась увидел, как медленно, словно во сне, растёт дымный хвост… потом секунды обрели верный темп, а граната ударила точно под крышку люка!
Громыхнуло, по сторонам полетели брызги серебра. Оружие с винтокрыла рассыпалось в пыль… А потом загремело по-настоящему, до боли в ушах! Над дырой на месте люка вспух перламутровый пузырь — поле вырвалось на свободу – и тут же лопнул. Осевший, помятый броневик окутала сетка молний, они проросли канатами, протянулись к дороге, к ближним деревьям, как по волшебству обходя, избегая людей…
И исчезли. Стало тускло и словно плоско. Вернулся слух, и Ивась услышал треск. Взрыв генератора расколол, разметал старую сосну.
Острый тяжёлый сук рухнул с высоты и пригвоздил Иржи к земле. Сразу и насмерть.
Смолистая древесина занялась быстро, потянулся к небу серый дым. Налетел ветер, раздул огонь в поленнице. Тело Иржи скрылось за языками пламени и струями пара.
Бойцы подходили по одному, прощались, бросали в огонь щепки и шишки, молчали, поглядывали на Ивася.
– Прости, Иржи, что так получилось. Ты храбро сражался, но мы не имеем права поступать иначе, – сказал Ивась. – Простите и вы, девочки и мальчики, что мы не можем вас защитить. Зато мы можем мстить!
Безвестные питомцы, убитые синими мундирами, не могли его слышать. Ивась говорил для бойцов, для партизан. Они должны знать, ради чего умер их друг и ради чего рискуют жизнью.
Пламя ревело. Поэтому, наверное, они не сразу заметили винтокрыл…
– Уходим! – закричал Джанкарло. – Сойка!
– Будем драться! – перебил его Ивась.
Бойцы замешкались. Секунды, важные для спасения, уходили.
Ивась схватил гранатомёт. Попадёт ли он? Долетит ли граната? Винтокрыл над головой – не машина на дороге. Мысли вихрем пронеслись в голове, пока он готовил оружие к выстрелу. Некогда переживать!
Встав на одно колено для устойчивости, Ивась задрал гранатомёт в небо, дал поправку на высоту, – немного, два пальца! – задержал дыхание и потянул спусковой крючок…
– Попал! Попал! – заорали партизаны на несколько голосов.
Граната ударила винтокрыл в брюхо, разорвалась с грохотом! Винтокрыл выпал из дымного облака, пошёл косо к земле и скрылся за деревьями.
– За ним! – крикнул Ивась, не слыша собственного голоса: оглох от взрыва! – Живыми взять, хотя бы одного!
Сердце колотилось бешено. Он попал! Попал с первого раза, сбил воздушную машину синих, от которых раньше они бежали как от огня! Значит, есть шансы и можно воевать…
Ивась развернулся, собираясь уходить с погребальной поляны, и увидел в стволе сосны рядом чёрное пятно. Осколок гранаты… Тронул, отдёрнул палец, зашипев от ожога. Ему повезло, в который уже раз.
Земля Бранчу не понравилась. Слишком холодно и влажно. Комфортные условия встречались и здесь, но аборигены, как назло, предпочитали селиться в самых неудобных местах. Впрочем, чего ещё можно ожидать от условно разумных?
Зато здесь водилось множество настоящих животных; это подтвердило отсталость мира, но и царапнуло его самолюбие: живущие инстинктом передвигались на четырёх или более лапах, и только условно разумные аборигены были двуноги и двуруки.
Но он потому и совершенный, что выше совпадений и обстоятельств.
Бранч изменился. Пилот Ференц сказал бы, что задние лапы Бранча стали толще и массивнее, а передние конечности, наоборот, уменьшились в размере и стали похожи руки. Глаза покинули привычные места по бокам головы и сдвинулись вперёд. Теперь он напоминал не геккона, не ящерицу вообще, а двуногого динозавра ростом выше среднего человека.
Закончив метаморфоз, Бранч вызвал на совещание местных начальников. Двух человек от серых и двух от синих. Властные половины обречены вечно бороться между собой, поэтому никогда не станут настоящей силой. Разделяй и властвуй — древнейшее изобретение разумных!
Пилот Ференц давно спал под боком у жены, приглашённые не знали прежнего облика попечителя и взирали на него снизу вверх. Как и положено растущим смотреть на совершенного.
Серых представлял старый самец, при нём молодая самка. Синих – самка и самец примерно одного возраста, но самка была главнее. Что это значит? Управляют брачные пары? Или случайное совпадение? Забавный факт, из него можно вывести следствия, представляющие интерес. Но это потом, сначала — дело.
– Объяснитесь! – потребовал он. – Старейшие удивлены. Старейшие думают об эскадре.
Это было не так, но для пользы дела условно разумных следовало испугать.
– Террористы, совершенный, – ответила синяя. Она боялась, как и её спутник, но чего-то другого. Поражены его совершенством, решил Бранч.
– Я знаю, – сказал он. – Я знаю также, что популяция довольна. Откуда взялись бандиты? Почему они не пойманы и продолжают нападать?
– Недовольные есть всегда, совершенный, – осторожно сказал серый. Дитмар-Эдуард, кажется, так его звали.
– Почему? – спросил Бранч.
– Трудно угодить всем, – ответил серый.
Бранч наклонил голову. От серого старика отчётливо пахло спокойствием. Ненормально отчётливо. Он тоже боялся, но пытался не показать виду.
– Хорошо, – сказал Бранч. – Недовольные есть всегда. Но почему именно здесь и только здесь?
Молодая серая едва заметно дёрнулась, старик почти незаметно покачал головой. Бранч заметил эти движения. От его внимания не ускользнуло и то, как напряглись синие. Они знали причину, но не хотели говорить.
– Так ли это важно, совершенный? – произнёс серый Дитмар-Эдуард. – Важно, что оно случилось.
Бранч задумался на миг и понял. Просто и примитивно. Его присутствие оживило вражду между серыми и синими, между Управой и Фермами! Серый хотел получить преимущество, хотел больше власти. Не интересно, но полезно. Он поговорит с ними по отдельности. Потом.
– Снова хорошо, старый человек, – сказал Бранч. – Мой второй вопрос. Почему нет порядка?
– Оружие, совершенный! – воскликнула синяя. Её звали Марика, вспомнил попечитель. Ей понравилось, что первый вопрос остался без ответа.
– Что это значит, растущая?
– Они нашли оружие древних, оружие до… – она запнулась.
– Оружие, которое было у вас до Встречи? – подсказал попечитель.
– Да, совершенный, – кивнула синяя Марика. – Нам запрещено…
– Я знаю, – сказал Бранч.
Самка говорила правду.
Старейшие запретили аборигенам не только оружие. Современные технологии, кроме самых простых, вроде хлыста или силового поля; усилители сознания, мыслящую технику, всё, что могло представлять для попечителей угрозу. Логично. Пусть довольствуются малым, этого достаточно для поддержания порядка и работы ферм.
– Ставлю задачу, – объявил Бранч. – Бандиты знают расписание перевозок. Откуда? Выяснить! Источники утечек – устранить! Бандитов – искать! Резервные маршруты – рассмотреть!.. Почему не возите поверху? – он резко, по-птичьему, повернулся к синей Марике.
Женщина побледнела.
– Много брака, совершенный… – хрипло сказала она. – Двигатели дают наводку, портят продукт. Нам запретили возить по воздуху.
– Я запомню, растущая, – сказал Бранч.
Да. Здесь много недоработок, но Старейшие предпочли отложить наведение порядка на потом. Неужели их так смутила условная разумность аборигенов? Странно, но в ситуации есть и приятная сторона – ему придётся меньше скучать.
– Итак, думать! – напомнил он. – Два дня думать! Потом доложить!
Бранч знал решение, он принял его сразу, как только ознакомился с обстоятельствами налётов. Достаточно сделать нападения слишком неудобными, рискованными, опасными. Бандитов мало, каждая особь на счету.
Два дня! Он ждёт ровно два местных дня. Если власти не найдут верного способа, он начнёт действовать сам.
Но подготовиться надо заранее.
Из дневниковых записей пилота Агжея Верена.
Абэсверт, Прат
Иногда я не понимаю, что такое высшая нервная деятельность и есть ли она вообще. Бывают дни и даже недели, когда чувства и желания теряю совсем, не теряя при этом способности жить.
Тело функционирует, мозг командует, желудок отправляет очередной транш в кишечник… Сознанию происходящее безразлично, но инициировать умирание ему тоже не хочется. Разве что убьют. Я даже кого-нибудь автоматически спасаю время от времени. (Хоть я и заточен на убийство лично генералом Мерисом, а он понимает толк в воспитании убийц).
Вдох-выдох. Пауза между ними – цена любой боли, а время, достаточное для выстрела, еще короче – оно между ударами сердца.
Вообще-то, Мерис – умница, он научил меня принимать физическое наказание, как инициацию. Иначе я вряд ли выжил бы в штрафбате. Кое-кто из сержантов, конечно, впечатлился тем, за что меня сюда отправили, но тут есть всякие. Некоторым – сахара не надо, лишь бы ударить тебя ногой.
Первый раз, еще на астероиде, я переживал незаслуженное насилие с болью и обидой на Мериса, обставившего порку, словно спектакль. Я не понял тогда, что он как раз и стремился вывернуть наизнанку все наше понятие о наказании в армаде. Он не хотел, чтобы мы искали потом в себе несуществующие грехи. В штрафбате бьют «за просто так» – за неудавшийся цвет кожи или морду, описанную не тем циркулем. Не устрой нам Мерис промывку мозгов, вряд ли избалованные хорошим обращением северяне выдержали бы тот беспредел, в который довелось окунуться на Юге. Это притом, что «мясом» мы тогда еще не были. Это сейчас я условное человеческое тело с татуировкой на виске, за которое практически никто никакой ответственности не несет. Меня можно просто списать. Сложнее списать даже форму на мне.
Но в первый раз мы были условниками без отягчающих статей, нас еще нельзя было так легко отправить в утиль. За это тоже прилетало иной раз. Но тогда я мог хотя бы пообещать сержанту, что придушу ночью, ведь условники все-таки солдаты, а штрафники на грунте – подконвойное мясо. Если дернешься лишний раз – пристрелят. Причины допишут к сопроводительному письму. Может быть.
Удивительно, насколько разные порядки в наземной армии и на флоте. На кораблях даже «мясо» не является никчемной единицей. «Татуированных» терпят, даже по-своему берегут. В крайнем случае – из штрафников получаются неплохие смертники. Но на грунте таких потенциальных смертников, видимо, слишком много.
Моя штрафная команда убирала на Прате трупы. Прат, если ты не знаешь, своего рода стационарная взрывбаза. Здесь центр по производству начинки для пиротехнических пирогов. Но потому и население планеты сразу оценило грамотность подавления бунта. И проэкзотианские настроения умерли в считанные дни, после того как на Прат кинули воздушные генераторы живого огня и нелинейные волновые излучатели…
Это было быстро и жестко. Большая часть боезапасов повстанцев рванулась в воздух. Погибло до пяти процентов населения. В массе – мирного. И тут же начались переговоры.
А нам достались трупы, переслоенные чем-нибудь недоразорвавшимся.
Келли, руки которого росли из железа, многому меня научил. Взрывное дело было его любимым досугом. И я успел прыгнуть на Лерона Мкрейна, потому что под мертвыми телами ставят не только растяжки, а еще и рассыпают дилам.
Порошок этот с виду совершенно неприметный – комковатый, грязный, но отлично взрывается на свету, если ночью сунуть его в рав-пакете под труп. Пакет потихоньку разлагается, дилам впитывает влагу, и остается только перевернуть тело, чтобы взрыв взял за одного лежащего пару-тройку пока еще бегающих. Порошок сначала стремительно темнеет, потом… Потом я успел оттолкнуть Лерона и прижать его к земле. Спину мне, конечно, обожгло.
Сержант долго махал перед моей грязной мордой гэтом и расширял мое знание пайсака и алайского. Но прав был я, а не он. Датчиков у нас не имелось. Не было и собак – они чуют эту дрянь на раз. И я сделал то, что только и можно было сделать, увидев темнеющую на свету грязную массу.
Нашу группу отвели назад: убрать закладки вручную без намеренного риска невозможно. Пришлось просвечивать район с воздуха в терагерцовом диапазоне… Трупы засветились, сигнализируя, что единичный взрыв не случайность. Ими занялся спецон, а сержант, удивленный, что обошлось-таки сегодня без списания доверенных ему живых мертвецов, направил меня и Лерона в медчасть.
Лерону я сломал при падении руку, ребро и сделал пластическую носа с креном влево. Тяжел я для него оказался. Лерон тощий, даже форма висит мешком. Да и некогда мне было выбирать место, куда рухнем.
Регулярные войска обогнали нас прилично, медчасть пустовала. Положили вдвоем в комнатенке на восьмерых. Мы захватили оба места у незарешеченного окна: он справа, я слева. Бежать было можно. Внизу я разглядел только две будки с охраной, сигнализация особой сложностью не отличалась. Но был ли смысл бежать? Особенно на Прате.
– По гроб, – сказал Лерон, когда медик чавкнул дверью.
Я промолчал. Мкрейн был мне мало интересен, вместе со своими гробами.
– Быковатый ты, – сказал Лерон.
Я изучал стену. Что ему с того, что держусь в стороне?
– Правду говорят – северянин?
Я не кивнул.
– А еще гонят…
Я посмотрел на Мкрейна долгим, ничего не предвещающим взглядом. Хорошего – ничего.
Я знал, о чем шепчутся у меня за спиной. Да, я лично расстрелял пятьдесят одного правительственного ублюдка. И заложников, и террористов. Заложников – даже с большим удовольствием. Потому что понял – все они играли в одном спектакле. Одни хотели экзотианского протектората, другие – шли на прямую провокацию, чтобы разорвать планету пополам. Я смотрел на холодное тело Дьюпа, на весьма вольные отношения между заложниками и мнимыми террористами… Аннхелл был наш, имперский. Но в заброшенной канализации под городом так считала лишь горстка спецоновцев. Здесь, на Юге, всё оказалось так запутано…
Пятьдесят один человек лёг как один. Только рука затекла. Вопросы? Поаплодировали и сели. Да, трудно было. Да, замкнутое пространство. Из гэта – нельзя, сами бы потом задохнулись от жара и вони, а у импульсного – приличная магнитная отдача. Меня шатало, когда я вышел в проход и сдался Келли. Ну, может, и не от отдачи шатало. Пятьдесят, как один. И мальчишка какой-то. Последним. Я не буду больше стрелять в мальчишек.
– Не заводись, – сказал Лерон. – Я тебе не фрайсудья.
Как он догадался, о чем я думаю? Худой, что пугало… Смешанных кровей?
Об экзотианцах много чего говорят. Например, что им трудно стрелять в людей, потому что чувства их глубже и рельефней. Они не только видят агонию, но и сопереживают ее. С каждым. Я – сопереживал? Не помню.
Лерон усмехнулся, почесал свежую татуировку на бритом виске. Моя – не чесалась. Потом протянул через проход квадратную ладонь.
Я пожал.
Закрыл глаза. Если сейчас распахнется дверь, нужно падать и перекатываться вперед, потому что назад – некуда.
Террористы были мальчишками, заложники – взрослыми дядьками. Мне не по мозгам оказалось оценить той каши, которую они там варили. Но я понял – на Аннхелле нет своих и чужих, есть свои-свои и свои-чужие. Кровь смешалась там через одного, а у того, у кого не смешалась, просто времени недостало. И надо, чтобы не проиграть, резать всех потенциальных чужих в правительстве планеты, что я, собственно, и сделал. Думаю, генерал Мерис счастлив теперь. Он примерно этого от меня и хотел.
– У человека всегда есть цель и предопределение. У одного – муху убить, у другого – мир спасти. Но для вечности – эти поступки равнозначные, – сказал вдруг Лерон.
Ему удалось меня удивить, но глаз я не открыл.
– Может, – продолжал он, – это и была твоя цель?
– Не цель это была – мишень, – поправил я сухо.
– Значит, – цель осталась, – уверенно сказал Лерон.
У него был слишком звучный голос для такой тщедушной тушки.
– Нет у меня цели, – огрызнулся я. – Не лезь. Я тебя вытащил, я и приложу, как с кровати упал.
– Не приложишь, – усмехнулся мой товарищ по несчастью. – Тебе теперь, чтобы жить, нужно еще пятьдесят.
– Ересь экзотианская, – отмахнулся я. Больно нелепо прозвучало то, что он сказал. Пятьдесят жизней за пятьдесят загубленных…
– Ты северянин, тебе не понять, – пробормотал Лерон. – У нас тут – не то, что у вас там. У нас никто не хочет быть куском имперского дерьма, понимаешь? Мы были люди, а потом пришли ваши корабли!
– Стоп, чумной, – я открыл-таки глаза. – Ты же солдат Империи?
– Это мой сержант – солдат Империи! А я хочу жить на солнечной стороне!
«Жить на солнечной стороне» – принцип заселения планет в мирах Экзотики. Они принципиально не живут в тех местах планеты, где неблагоприятный климат – слишком холодно или тепло, мало солнечных дней или хаотичны магнитные токи. Они много работают над климатом своих планет, но много и выбирают. У них нет нашего желания населить весь мир, как бы трудно это ни казалось.
Вот и Аннхелл начали заселять по экзотианским схемам. А потом пришли истинные хозяева, которые только нанимали сторонних климатологов и инженеров. И хозяева сказали, что те, кто научил жить «на солнечной стороне» – враги. Но вражда не укоренилась в массах. На Севере галактики к экзотианцам всегда относились настороженно, там наши народы никогда особенно не соприкасались, на Юге же население планет – сплошной овощной суп.
– Много вас таких? – спросил я.
Лерон промолчал.
Это было посерьезней ответа. Он не хотел мне ничего доказывать, а значит – и не нуждался в подтверждении своей правоты.
– Больной ты, – огрызнулся я. – Ваши светлые лозунги революции – с изнанки резня плюс мародеры. Дело не в Империи, дело в революциях. Не каждый способен выстрелить даже в убийцу своих детей, а ты веришь в пальбу по людям за какие-то идеалы! Отморозков вы плодите. И психов. Другое дело, что и мы – не лучше.
Лерон молчал.
Я повернулся, неудачно пробудив обожженную спину. Он сказал – пятьдесят…
Сколько же я пробуду в медчасти? Если спина заболела, значит, гель наложили временно, и кожу будут пересаживать. С чего вдруг такое отношение к штрафнику? И так бы не сдох. Но это значит, что через неделю меня вернут в строй. А Лерон с рукой проведет здесь две. Можем и не увидеться больше.
Я открыл глаза и посмотрел на его худые плечи и поджатые колени. Для Мкрейна происходящее не было инициацией. Война отнимала у него жизнь.
Утром меня прооперировали, и, придя в сознание, Лерона я уже не застал. Его увезли вместе с госпиталем, двинувшимся за нашими частями. А меня оставили на двое суток в реанимации, в городишке, который назывался Искерат. А потом вдруг кинули с Прата на Мах-Ми, и я ощутил в этом длинную костлявую руку Мериса.
Смешно, но генералу я был нужен именно такой – озверевший и полумертвый. И вряд ли он согласился бы, что жизнь и смерть открыли во мне какой-то особый счет.
Большего бардака, чем на Мах-Ми, кажется, не было нигде. Наши, чужие, наши мародеры, чужие мародеры, наши уличные банды, чужие уличные банды, наши религиозные фанатики, чужие религиозные фанатики… Плюс сомневающиеся всех окрасок…
Сунули меня не в штрафбат, а в гражданскую тюрьму. Сначала якобы временно, за неимением спецтранспорта. Потом забыли. И вот, когда обо мне забыли, я и уверился окончательно, что забыли не все. И порадовался, что не дернулся куда-нибудь сам. Ведь кроме Мериса, кому я был нужен? Ну, убежал бы… От себя-то не убежишь.
Тюрьма после штрафбата – курорт. Горячая пища, чистое белье, невзрывающиеся соседи. Татуировка на виске заставляла их относиться ко мне с забавной опаской, словно я сам был для них взрывпакетом.
А еще в тюрьме, в отличие от армейского карцера, никто не гонял меня с кровати. Я ложился на чешущуюся спину и думал, уставившись в потолок.
Кем был для меня Колин? Не подумай, что я его любил, у меня стандартные физиологические реакции. Но его душа питала мою душу или что-то вроде.
Он умер, так почему же я жив? И зачем мне эта душа, если от нее так тошно?
Только успела сказать о запрете на секс, как Ворон доложил:
— Змей и Фрол достали байк и уже вытащили на берег. Можно посмотреть?
— Можно. Пойдём посмотрим, мне тоже интересно.
Лежащий на траве аэробайк показался Нине огромным – не меньше трех метров в длину и почти полтора в высоту.
— Как вы его вытащили-то? – потрясённо спросила она парней. — Он же… тяжёлый!
— Так мы же втроём… мы же боевые киборги! – радостно сообщил Фрол. – И теперь у Змея будет свой транспорт.
— Не будет, – мрачно оборвала его мечтания Нина. Парни застыли столбами, ничего не понимая, а Змей спросил:
— Мы же его достали, байк не совсем исправен… но отремонтировать можем. Нужны кое-какие запчасти… и тюнинг сделать. И вполне можно пользоваться.
— У каждой техники должен быть хозяин. К байкам это тоже относится. У него наверняка есть номер, и он где-то зарегистрирован. Не было ли около байка останков человека… или киборга? Или кусков одежды?
— Я не заметил, – замялся Змей, – но можем проверить. Мы все вели запись подъёма… скинуть?
— Обязательно! Фрол, здесь есть участковый? Или кто-то из местной администрации, кто может документально и под протокол подтвердить, что вы эту машину не украли?
— Но… если вызвать участкового, то он явится с киборгом… и будет всем ясно, что Змей киборг! – возразил Фрол.
Нина задумалась – а ведь Фрол прав! Тогда и местных крестьян звать нельзя – и они могут явиться с киборгом. А Лютый… хоть и приятель Фрола… но под приказом скажет всё, что не надо!
— Тогда… ждём Степана. Он поможет с документами… а ты, Змей, ещё поныряй в том месте… может, хоть какие-то следы человека… или киборга… найдёшь. Не сам же байк туда прилетел и упал! Возможно, байк придётся вернуть хозяину… или выкупить. Опять же… нужны деньги.
— Мог и сам прилететь, если ему программа дана такая. Но… поныряю, посмотрю. Вдруг там ещё какая-нибудь машинка найдется.
— А пока убери в гараж… Степан подскажет, как оформить документы на байк. И пока он это не сделает… никому не сообщать о находке. Лютому не сообщать в первую очередь… о том, что он не знает, он и не расскажет хозяевам. А поскольку вы смогли достать такую тяжесть… то и сома достать сможете! Поищите его, хуже не будет.
— Понял. Так и сделаем, – ответил за всех Змей.
Нина посмотрела на часы в видеофоне:
— Уже третий час! Нам пора лететь на остров. Фрол, зови Агнию и Аглаю… и сам садись. Фрол останется на островах архипелага Светого озера в качестве управляющего. Поскольку он местный, всё и всех знает, а девочек одних оставлять нельзя… по здешним представлениям, девушки и женщины не должны жить одни. Фрол, у тебя такой вид, словно ты эту новость впервые слышишь!
— Я… — медленно, даже слишком медленно для киборга сказал Фрол, – не думал, что это по-настоящему.
— У меня другого выхода нет. Людей местных я не знаю… привозить кого-то из города?.. так неизвестно, как он с киборгами обращаться станет… сама я не могу на острове жить, у меня своя работа есть. Так что… особого выбора у меня нет. Змей принят на работу здесь, Ворон не готов жить один на островах… так что… Фрол, даже если ты и не хочешь, а придётся… остаться… и жить.
— Приказ принят, – согласился Фрол как-то очень радостно и тут же уточнил: – указания какие-то будут?
— Обязательно! Прилетим на остров и все ЦУ выдам.
— Хорошо, с того острова полетим прямо в посёлок, здесь останавливаться не будем. Змей, Ворон, Злата… оставайтесь здесь… и боги вам в помощь. Остальные, садитесь в флайер.
***
Нина разглядела модуль только когда флайер начал снижаться – шестиугольное сооружение с тремя соединенными галереями круглыми павильонами расцветки «осенний лес» сверху было похоже на древний «спиннер» (есть такой в коллекции «Разное»). И, если бы Фрол не показал, где он находится, не увидела бы до самой посадки.
Вблизи модуль оказался неожиданно большим – был рассчитан на шестнадцать человек и имел четыре довольно большие одноместные, вероятно – офицерские, комнаты и три четырёхместных, кухню и столовую. Была и комната отдыха с головизором и терминалом, диваном и двумя креслами.
Плюс — тёплый ангар и две просторные отапливаемые комнаты без мебели, соединённые с основным корпусом галереями, которые можно было использовать под мастерские или лаборатории.
И теперь предстояло за них расплачиваться – а на дворе почти середина сентября, и скоро зарядят дожди и жемчуг найти будет труднее – было и радостно, и тревожно одновременно.
— Какой огромный! – Нина стояла у флайера и смотрела на строение, где должны будут жить её киборги и не верила в реальность происходящего. – Какой огромный! Как же его отапливать будут?
Из модуля вышел мужчина лет сорока и подошел к Нине:
— День добрый! Снежана Олеговна предупредила меня о Вашем визите… мы незнакомы? Я завхоз заповедника… Седов Сергей Иванович… прилетел раньше вас. Вчера ещё.
— А где… Ваш флайер?
— В гараже… я же вечером ещё прилетел. Фрол, день добрый! Проходите.
Нина подозвала вышедших из флайера DEX-девушек и представила их завхозу:
— Это Агния и Аглая… пропишите себе Сергея Ивановича с третьим уровнем. Это они сами себе имена такие выбрали. Фрол останется с ними.
— Порядок! Хуже, если бы девочки одни остались. Добро пожаловать в новый дом… сумки свои сразу берите… если есть.
Комнаты оказались неожиданно большими, кухня – просторной, мастерские – огромными, и после осмотра модуля Нина в состоянии шока спросила завхоза:
— А не слишком ли… вот это… всё? Большое? Я думала, если модуль армейский… то там только койки в одной комнате… и всё… а тут ещё и кухня отдельная… и столовая… я потому и просила размером побольше, что думала так…
— Нормально. Вояки только такой и продавали. И то только потому, что им самим продали полярный вариант в камуфляже «осенний лес»… а не белый. Четверть суммы заплатили сразу, остальную сумму выплатим после продажи жемчуга. Вы ведь намерены поселить здесь ещё нескольких киборгов? Возможно, и производство какое-нибудь наладите? Местные ели твёрже земных… и почти не горят. Идеальный материал для изготовления мебели! Не думали о таком? А из морёного дерева делать… оно же втрое дороже обычного. Но и твёрже вчетверо.
— Даже в голову не приходило! А Вы бывали на Старой Земле?
— Я там родился…
Нина медленно шла по коридору, заглядывая во все комнаты подряд – в офицерских было по одной кровати, в остальных – по две двухъярусных… но если и в офицерских комнатах кровати поставить двухъярусные… то больше киборгов поместится… только где взять денег на столько…
— …инструменты привезу, как только за модуль расплатимся полностью… вот тут столярить можно, а тут шить… или вязать… ещё девушки будут если… можно овощи выращивать… Нина Павловна, Вы меня слышите?
— Да… я слушаю… — рассеянно сказала Нина, заходя в последнюю офицерскую каюту, рядом с кухней и столовой. Фрол тенью следовал за ней.
— Я спросил, готовый жемчуг есть ещё?
— На берегах этого острова есть жемчуг. Здесь Ворон нашёл ту чёрную жемчужину… огромную… Фрол, выбрал комнату, где жить будешь?
— Я сам должен выбрать? – удивился DEX.
— Ну… не я же! Тебе здесь жить. Эта тебя устроит? Девочки где?
— Кухню смотрят. Продукты нужны… холодильник почти пустой. Но это не страшно… рыбы наловлю… крыс ловить разрешено. Грибы будем собирать… и ягоды.
— В багажнике что-то оставалось… — Нина прошла в столовую, – посмотри, что там, и заноси всё на кухню.
— Муку-соль-сахар-крупы завезём. Ловить можно… не только рыбу, – задумчиво сказал завхоз, – знаешь, какой впереди праздник?
— Осеннее равноденствие. Но ведь не все приносят жертвы… — Нина прошла внутрь выбранной Фролом комнаты, — далеко не все. В деревнях часто люди умнее и образованнее, чем кажется городским.
— Но высшее образование не мешает верить в водяных и леших… особенно, если глава семьи в них верит… а если эти самые биоэнергетические сущности нуждаются в подношениях… то им подносят… чисто потому, что так принято. Так что… Фрол, осматривайте озеро внимательно и круглосуточно… и доставайте то, что в воду бросят. Только… из-под воды доставайте. Козла или барана со связанными ногами бросят в воду, так под водой его тащи к себе и уже на месте реанимируй.
Нина возразила:
— Тогда нужны корма для животных. А на дворе середина сентября. Не поздновато ли для заготовки?
— В одном из гаражей можно и хлев устроить… а сено купить в деревне…
— На что купить? У них денег нет!
— Зато есть рыба. И то, что есть на дне озера… после терраформирования его, скорее всего, не чистили. И на дне может быть… да что угодно может быть!
— Даже флайер и скутер? – язвительно поинтересовался Фрол. – А если найду и достану… чей он будет?
— Твоего хозяина… ты киборг, и тебе свои вещи иметь не положено по закону… а уж если хозяин разрешит его вещами пользоваться… то ты будешь летать и на флайере, и на скутере.
Агния и Аглая вдвоем разместились в четырехместной комнате, заняв по койке. Тёплых вещей у них было немного – а надо покупать на зиму, нужна одежда прочная и крепкая…
Нина попыталась посчитать, сколько же надо будет на всё денег. Получилось даже слишком много. Но обратно поворачивать уже поздно.
— Да, уже поздно, – проговорила фразу вслух, и все обернулись на неё, – уже скоро вечер, проведать киборгов на метеостанции я не успеваю… Фрол, слетай туда, когда будет время.
— На чём?
— У тебя ведь есть флайер и скутер, – также язвительно и полушутя ответил ему завхоз, – в озере. Достань и летай.
— Но… ведь эта техника… у неё ведь хозяева есть? – возмутилась Нина. – И это ещё неизвестно, есть ли что-то подобное на дне… ведь если человек поехал на рыбалку и пропал… его же искать должны. Или здесь не так? А утонувший скутер… или флайер должны вытащить!
— Что попало к водяному, ему и принадлежит… утопающего человека спасут, если успеют… а техника его на дне останется… или достанется тому, кто сможет взять у водяного. Всё, что найдешь на дне, утонувшее дерево для поделок или… что маловероятно… флайер… доставай под запись, чтоб было понятно, что это не украдено! И тогда проще будет оформить документы. А особенно… отказ родственников утонувшего рыбака от его собственности… если, конечно, достанешь лодку утонувшую или машинку какую… надо заверять документально.
— Утонувшего? Кто он?
— Каждый год с ноября по март на лёд выходят рыбаки с удочками… на подлёдный лов. Кто-то приносит домой рыбу… а кого-то находят по весне вмерзшим в лёд. МЧС давно грозится спасение этих… рыбаков платным сделать… да не делает. Но регулярно снимает одних и тех же рыбаков с отколовшихся льдин… в ноябре и марте будете мониторить озеро вместе с МЧС-никами… и помогать им.
— Тогда… дно может быть усеяно… флайерами и скутерами! – усмехнулась Нина. – Ныряй и выбирай любой!
— Ну… может, и не усеяно… — возразил ей Сергей Иванович, — но пара штук на дне вполне могут быть… на глубине. Вода холодная, люди доставать сами не полезут… и своими киборгами рисковать вряд ли станут. А вот если группа киборгов дно озера чистить будет…
— То всё, что они найдут, могут взять себе… и пользоваться.
— В понедельник скажу директору, – сказал завхоз, – что если ваши орлы будут чистить дно озера от мусора, то всё, что они достанут, ваше. А пока… мне пора лететь.
— Да и мне пора домой. Фрол, вечером обязательно позвони мне. К модулю обещана лодка… если сможешь, скатайся на метеостанцию. И перезвони мне.
— Хорошо, всё сделаю.
***
Уже сидя в флайере, по пути к дому, Нина вспомнила, где видела парня с видеозаписи. Имя у него Огнедар. Или – просто Дар.
В мае были экскурсии для сельских школ, которые проводили просветители. Была и группа из Песоцкой школы – шестнадцать подростков в возрасте от двенадцати до семнадцати лет, в основном мальчики. У двух или трех в левом ухе было колечко – знак того, что мальчик младший или единственный сын у родителей. Ну или единственный сын вдовы.
Группа приходила в обеденное время, и потому Нина, как хранитель, была в зале вместо смотрителя, пока смотрительница ходила на обед, и могла наблюдать, как осторожно сельские школьники ходят по залу и как внимательно слушают экскурсовода. И этот подросток был в этой группе.
***
Домой попала почти в десять часов. Только поужинать и спать. Но… после ужина включила терминал и взялась за перевод. Смогла сделать только десять страниц – проверила и отправила на сайт.
***
Воскресное утро началось с звонка Василия:
— Доброе утро! Разбудил? Уже восемь… придете к нам?
— А надо? Утро… туманное слишком… дождь будет.
— Клара уже может сама вставать и немного ходит! – радостно поведал парень. – Надо бы отметить. А дождь — не страшно… после него всегда бывает радуга! Это же так здорово!
— Достижение! Хорошо, я появлюсь… после завтрака.
Уже хорошо. До этого Клара вставала только с помощью Лиды или Пети. Это надо отметить – а Василий борзеет… наверно, так и надо. Тортиком… а можно ли ей тортик сейчас?
Можно… и нужно. Кондитерская работает с девяти, свежая выпечка будет к десяти… значит, в десять и выйти надо.
Включила чайник, достала банку с кофе… позвонил Степан.
— …мы сейчас на последней гасилке, часов через восемь… или десять… будем в Янтарном… прилетишь встречать?
— Здесь восемь утра… это к шести вечера… обещают дождь… но постараюсь быть. Но… разгружаться будете в космопорте? Ты же говорил, что они еле живы? Их же при пробуждении надо будет срочно оперировать… я правильно поняла?
— Значит, и радуга будет тоже! Всё правильно… но думаю, что довезём до нашего медпункта и уже там…
— Ты давно был в поселковом медпункте? Там одна палата, и та занята.
— И что ты предлагаешь? Продлить фрахт транспортника на неделю и вывозить киберов по несколько штук?
— Ты сказал! Но… так и надо сделать… сейчас позвоню Змею, он привезёт собранный жемчуг, им и расплатитесь с капитаном… и врачами.
— Хорошо. До встречи. Сейчас скажу капитану. Он уже имел дело с аммским жемчугом, знает его ценность, и знает, где его можно продать выгоднее. Врачам он заплатит сам, просто выкупит у них данный им в качестве оплаты жемчуг.
— До встречи.