Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Мутно небо, ночь мутна.
Мчатся бесы рой за роем
В беспредельной вышине,
Визгом жалобным и воем
Надрывая сердце мне…
А.С. Пушкин
Снег летел в лобовое стекло нескончаемой вращающейся спиралью, словно где-то на небе чокнутые мельники бешено крутили ручки жерновов, посыпая землю рыхлой мукой. На трассе, освещенной фонарями, иногда попадались участки голого асфальта — по ним поземка вилась впереди машины десятками шустрых змеек, удиравших из-под колес. Ехать по городу было тяжелей: колеса не приминали посыпанный солью раскисший снег, старая «девятка» вязла, виляла задом, как норовистая кобылка, и плохо слушалась руля.
Зимин был зол и раздражался из-за любой ерунды. Сначала он уволился с работы — сам. По собственному желанию. Из-за этого поругался с женой. Довел до истерики тещу. Под конец нарвался на скандал с тестем и ушел из дома, хлопнув дверью. Жена ждала ребенка, у тестя два года назад случился инфаркт, и только теща была здорова как лошадь, если не считать больной головы. И никто из них не работал! Как в телесериалах!
Зимин думал отправиться к родителям, тем более что на следующее утро собирался съездить к ним вместе с женой — им приятно, а ей полезно подышать свежим загородным воздухом. Другого случая выбраться домой до Нового года ему бы не представилось. Но теща все рассказала родителям еще до того, как он дошел до машины: мама своими звонками посадила ему аккумулятор в мобильнике.
Пассажир подвернулся сразу: пятница, непогода, предновогодняя суета — когда еще выпадет такой день? Снега насыпало столько, что конкурентов у Зимина не было: город стоял в пробках.
Он халтурил до полуночи, набрал почти тысячу рублей и подумывал пойти к кому-нибудь выпить, но мобильник сдох, а прежде стоило позвонить и выяснить, кто готов оставить его переночевать. Зимин, конечно, заехал к другу детства, но не застал его дома, постоял на вонючей лестнице, нажимая кнопку звонка, и подумал, что среди ночи мама не будет устраивать сцен. А переночевать у родителей можно и без предупреждения. Да и подарки лежали в багажнике…
Стекла запотевали несмотря на включенную печку, снег таял на лобовом стекле, замерзал под дворниками и забивал их льдом. Они скрипели не переставая, но видимость от этого лучше не становилась. Зимин в который раз притормозил, включил аварийку и вышел из машины — почистить дворники. Это заняло не больше двух минут — тем временем стекло засыпал плотный слой снега. Уходя из дома, Зимин не думал о штормовом предупреждении, надел легкие узкие ботинки вместо зимних сапог — и досадовал не на себя, а на непогоду и заодно на тещу с тестем. Да и кожаная куртка в такой мороз и ветер была не самой подходящей одеждой.
Он сбросил снег с плеч и тряхнул головой: на волосах остались липкие ледышки. За городом мороз был покрепче городского — или это подморозило к ночи? Зимин поспешил сесть в машину, кинув на заднее сиденье скребок и тряпку, и потер закоченевшие руки.
На их заводишке, дышащем на ладан, за время кризиса сократили почти четверть рабочих и подбирались к ИТРам. Ради этого хозяин-немец сменил слабохарактерного, но знающего дело директора на «топ-менеджера», специалиста по антикризисному управлению, который тут же получил среди рабочих кличку «пиджак», потому что ходил по цехам в костюме. Зимин был самым молодым конструктором в отделе, но при старом директоре сокращения не боялся: в отделе никто не разбирался в компьютерах лучше него. «Пиджак» же словно нарочно появился на заводе, чтобы изводить Зимина. Впрочем, изводил он не одного Зимина, и в курилке только и говорили о том, какие коленца выкидывает новый директор.
В первые дни своей работы он повстречал Зимина в бухгалтерии — у них как всегда не работал банк-клиент. Каждый раз Зимин думал, что число способов сломать хорошую вещь ограничено, и каждый раз бухгалтерия убеждала его в обратном.
— Я только случайно нажала на кнопку «Да», когда он спросил что-то про архив… — лепетала очаровательная бухгалтерша.
— Да ну? Только нажала, и больше ничего? — поиздевался Зимин, но она не оценила его сарказма.
— Больше ничего, честное слово!
Вообще-то в назидание следовало вызвать инженеров из банка и заплатить им за приезд, а не возиться самому с восстановлением базы из архива, но Зимин пожалел девчонку: могли ведь деньги из ее зарплаты высчитать. За этим его и застал новый директор, причем вся бухгалтерия стояла вокруг злополучного компьютера, с восхищением глядя на работу Зимина.
— А что это вы тут делаете, Зимин? — директор кашлянул.
— Восстанавливаю базу, — лаконично ответил тот.
— Вы, кажется, у нас конструктор, а не бухгалтер, я ничего не путаю?
— Нет, вы ничего не путаете.
— У нас сломался банк-клиент, — тут же вступилась за него виноватая. — Саша нам всегда помогает.
— Вот что, Зимин… Отправляйтесь на свое рабочее место. И помогайте девушкам в свободное от работы время.
Ни одно доброе дело не остается безнаказанным!
— Как скажете, — Зимин пожал плечами и поднялся.
— А… а как же банк? — пролепетала бухгалтерша.
— Пусть главный бухгалтер напишет мне служебную записку, что там с вашим банком и кто уполномочен решать такие проблемы. Я полагаю, не инженер-конструктор.
В следующий раз, когда у начальника торгового отдела с утра не загрузился компьютер, Зимин посоветовал ему написать служебную записку на имя директора — что тот и сделал (снова не оценив сарказма Зимина). Через полчаса позвонил директор. Он орал так, что слюна летела из трубки в ухо. Зимин не стал прислушиваться, положил трубку на стол, давая всему отделу насладиться криками начальства.
Дядя Коля, которому до пенсии оставалось доработать полгода, покачал головой и сказал, что лучше бы Зимину не нарываться — он сам слышал, что из шести конструкторов оставят только троих, остальных сократят.
— И мы с тобой в списке первые. Я самый старый, ты самый молодой.
— Да плевать я хотел на их списки, — ответил Зимин.
— Дурак ты, Сашка. Где ты сейчас работу найдешь?
Через неделю для ИТР ввели хронометраж рабочего времени. Зимин принес из дома хронометр и аккуратно записывал (не в часах, а в секундах), сколько времени он курил, сколько обедал, сколько раз бегал по нужде — список состоял примерно из двадцати пунктов, в которых лишь одна строчка посвящалась работе (двадцать восемь тысяч восемьсот секунд за вычетом всего остального). Видно, руки у директора дошли до анализа этих бумажек только через неделю; он не стал звонить — вызвал Зимина через секретаршу. На этот раз он не орал, а велел сесть и перевести секунды в часы. Не на того напал: Зимин хорошо считал в уме.
— Я не люблю шутников, Зимин, — сказал директор, через минуту-другую забирая исправленные отчеты. Наверное, это было угрозой.
— А я не шутил. Я выразил свое отношение к введению хронометража.
— Я учту ваше мнение, — директор пристально посмотрел Зимину в глаза — видимо, тоже угрожающе.
С этого дня началось: что бы ни делалось в отделе, во всем оказывался виноватым Зимин: он писал объяснительные, из-за пустяковых ошибок выслушивал длиннющие нотации, обедал в самое неудобное время, выходил на работу в выходные, а когда потребовал заплатить сверхурочные, директор исхитрился и за опоздания снизил ему премию ровно на размер сверхурочных — Зимин нашел это остроумным.
Последней каплей стало письмо субподрядчикам. Зимин принес документы на подпись, директор долго их разглядывал (как будто понимал в них хоть слово), а потом велел приложить к ним письмо с извинениями за задержку документации на два дня, за его подписью. Никому эти извинения были не нужны, по телефону давно обо всем договорились, о чем Зимин и не преминул сообщить, а также напомнил, что секретарь директора сидит в приемной, а у конструкторов секретарей нет.
— Знаете, Зимин, это вы не успели подготовить документы к сроку, так что не надо так морщиться: пойдите и напишите. И не забудьте взять бланк у секретаря.
Зимин, ругаясь, пнул стул в приемной.
— Да ладно тебе, Саш… — пожалела его секретарша. — Наплюй на него. Хочешь, я тебе письмо напечатаю? Ты только продиктуй, что написать.
— Не надо. Долго мне, что ли?
Минут через десять Зимин принес требуемое письмо, директор пробежал по нему взглядом, кивнул удовлетворенно и сказал:
— В кои веки вы хоть что-то сделали правильно, Зимин. Только вот тут «с уважением» надо напечатать большими буквами и оставить пропуск между ними и подписью.
Он протянул листок обратно Зимину. Зимин ничего не сказал — просто онемел от негодования, — забрал письмо и вышел вон, нарочно аккуратно прикрыв за собой дверь. И через пять минут вместо письма принес директору на подпись заявление об уходе. До Нового года оставалось десять дней, и он не сомневался, что положенные две недели его заставят отработать. Но директор давно ждал этого момента, подписал заявление сразу и поставил резолюцию: «уволить по собственному желанию с 22 декабря сего года». Признаться, Зимин только обрадовался, что в понедельник ему не надо будет снова тащиться на работу.
Метель мела все сильней. В темноте он не заметил дыры в асфальте, «девятку» тряхнуло, и перестал играть диск, сколько Зимин ни стучал по магнитоле кулаком, — пришлось включить приемник.
— …самая длинная ночь в году! — вместо музыки звонко и оптимистично вещала ведущая какой-то программы.
— Когда силы зла властвуют безраздельно, — добавил ее напарник.
— Толик, а ты веришь в силы зла?
— Наши предки называли эту ночь «Карачун», Маша. Карачун — таинственная сила, укорачивающая день.
«И называется эта таинственная сила гравитацией», — подумал Зимин.
Ведущий понизил голос, завывая в микрофон:
— А еще это слово означает погибель, безвременную смерть. Силы зла стремятся уничтожить добро и свет.
— Давай послушаем песню о борьбе добра со злом! — предложила ведущая — снова звонко и оптимистично.
Зимин повертел ручку приемника, остановился на приятной джазовой композиции и закурил, чуть опустив стекло, — в лицо тут же понеслись колючие снежинки, словно давно ждали, когда окно откроется и можно будет влететь в тепло.
Он смотрит на черное небо. Темень, будто солнце ослепло. Хороший эффект. Не подвели станции. Никто не подвел. Вампиры вычистили кого надо, мимикры хорошо проредили военных шишек… маги утащили отравляющие газы — пригодилось потом. А русалки со своими лесами вообще сказка — военные до последнего не ждали гадостей от кленов-березок, а те возьми да оживи. Да и сильфов при награждении не стоит забывать — их ураганы и снежные бури как следует перетряхнули мир и неплохо сбили с толку людишек. Скоро вернутся из рейда драконы. Они должны были разнести ко всем демонам саммит недобитых правительств. И разнесли, тут и сомневаться нечего.
И все это — по его воле. По его!
Еще несколько минут… и мир узнает, чей он теперь.
Рядом топчется свита. Ишь, как глаза горят — хоть вместо светильников применяй. Рады… и черное небо их не напрягает, им темень над головой в привычку.
А вот самому Диму на миг становится как-то неуютно. Черное небо…
Сейчас так везде.
И Лешка увидит в своей больнице…
Стррраж, мать. Настроение испортилось совсем.
— Готово, ваше величество, — маг-инженер последний раз касается клавиш установки-ретранслятора. И отступает, открывая черноту экрана.
Сейчас его увидят все.
К ноге жмется живое тепло. Тигр. Единственное яркое пятно в этой тьме. Спасенный зверь так и остался Тигром — никакое имя к нему не липло… Что ж, вперед, Тигр. Мы им покажем.
Он делает шаг вперед. И смотрит в черноту, которая сейчас для всех — небо.
— Я — ваш король.
На первых пробоях в новые миры он присутствует. Хоть подданные и возражают. Мол, хоть и торжественный момент, а побереглись бы вы, ваше величество…
Он им показал — поберечься. Накрыл куполом всю станцию. Подданные восхитились… к сожалению, не до онемения.
Мир за первой гранью был так себе. Тот же лес, те же облака в небе. Только люди — вот смех — поголовно хвостаты. Мир Тшерта. Не отсюда ли люди взяли своих чертей для сказок?
Портал мигает — вернувшаяся команда проходит сквозь синее сияние, на ходу сдирая маскировочные хвосты.
— Ваше величество!
К ногам кладут «подарки»- образцы. Один образец верещит и пытается влезть на колени.
— Это что? — договорились же не тащить живое. Хлопот с микробами потом выше крыши.
— Это вам, ваше величество. Подарок…
Подарок жалобно блестит огромными глазами. И упорно карабкается на колени.
Люди…
Еще противнее, чем думалось. Льстивые морды, подхалимские речи, подарки идиотские. Натащили зверья… с чего они решили, что стоит приволочь какого-нибудь жирафа-фламинго-псину — и он тут же растает и на все согласится? Про зверинец прослышали? Тьфу. Тоже верноподданные удружили. Как притащила исследовательская команда из соседнего мира первое животное, так и понеслось. Теперь каждая группа, возвращаясь из командировки за Грань, считала своим долгом преподнести в дар Повелителю пополнение для зверинца. Чего только там теперь не водится…
А куда конь с копытом, туда и рак с клешней. Вот этот, например — Вадим брезгливо покосился на представительного типа в роскошном костюме. Тип претендовал на имущество покойного дяди, бывшего губернатора, убитого при попытке сопротивления. На имущество и на должность.
Обещает верно служить. Тигрицу притащил в подарок. Подхалим. И — Дим глянул на телепата — и дурак к тому же, если телепат не ошибся.
Хорошо, что есть телепаты.
С их помощью Вадим кое-как отобрал в управление реально верных и более-менее толковых. А то от всех этих забот с выстраиванием властных структур, финансами-бюджетами, дрязгами Служб, переселением демонов с Уровней на поверхность, ехала крыша. И порой хотелось уничтожить всех подряд и просто наслаждаться покоем.
А Лешку после затмения так и не нашли…
Дим раздраженно гасит кристалл. Преисподняя побери, что за дурь? Проект концлагерей. Проект о наилучшей организации массовых казней! Проект о реформе образования через систему Отбора! Причем среди специальностей будущих отобранных есть такие… серые подданные совсем охренели. Они всерьез внесли в список категорию «М»? В юмор докладной не верится, и вообще, с юмором у серых неважно… Но они, мать их так, реально думают, что он, Вадим, позволит выделить кого-то из своих подданных на мясо? Пусть приговоренных и все такое, но — на мясо?
Твари.
Серым нельзя давать ни воли, ни спуску. У них какие-то совсем уж дикие представления о порядке. Людоедские просто. Даже у местных демонов порой волосы дыбом встают, когда серые советники начинают излагать поправки к очередному закону.
Нет, поприжать их надо, поприжать. А то они мне тут навоюют.
В воздухе густо висит пыль. На зубах что-то хрустит. Болит рука.
Солнца временно не видно — пыль. Пола тоже нет — обломки. Некоторые зависли над головой — успел остановить.
Так.
А серые правы. Люди без пинков наглеют. Как демоны.
За месяц три покушения. Журналист прямо на пресс-конференции. Группа спецназа. Теперь вот ракеты…
Дворец попортили. Уроды.
— Ссии-ма?
— Слушаю Повелителя.
— Ты вызывался проучить людишек?
— Я, Повелитель.
— Бери полномочия. Можешь делать что хочешь, но чтоб покушений больше не было.
Первая массовая казнь проходит с успехом…
Покушений больше нет. Серые правы? Придави подданных по максимуму, создай систему привилегий для более-менее заслуженных, и живи спокойно… Что, так просто?
Люди рвутся к привилегиям, работают, магорасы тоже… демоны и вампиры за ними присматривают. Преступность постепенно искореняется. Все, что ли? Можно успокоиться?
Конечно, еще надо приглядывать за протекторами и Службами. Конечно, время от времени стоит давать по носу тем, кто зарится на трон (идиотов в мире много). Конечно…
Но основное вроде сделано — доступ на Землю перекрыт, а люди узнали, где их место, и теперь тихо на этом самом месте сидят…
Так что, получается, серые правы. Жестокость — лучшее оружие.
Все равно я их ненавижу.
Паршиво как.
Что не так? Подданные тихие, бунтов нет, покушений тоже. Энергии под завязку — все вошедшие «под руку» вольно или невольно, а отдают Владыке часть своих сил, — со здоровьем порядок. Зойка дурит, но она подросток, все наладится.
Что не так, почему неспокойно…
Отчего так хочется иногда разнести все по кирпичику…
И поговорить не с кем. С подданными не пообщаешься, сам же потом первый дурак получишься. Подданные у нас шустрые, с ними по откровенности нельзя. С Зойкой — рано. Да и не стоит. Фаворитку, что ли снова завести? Да ну их. Куклы безмозглые, он и имена-то сразу забывает. Пару раз встречались поумней, но холодок и этим не верил.
Некому верить. Не с кем говорить. Не с кем расслабиться просто так.
Паршиво.
— Ваше величество… милорд Вадим…
Так. Вадим оторвался от проекта Службы слежения — механического диска-шпиона — и повернул голову к своему шефу службы дознания. Что горит? Юрий Змеев по прозвищу Змей лез с «милордом», когда что-то шло не так.
Так он все норовил по имени назвать, как бы подчеркивая свое особенное положение.
— Милорд, опять нападение.
А-а. Опять упустил подполье, Юрочка? Ну, посмотрим, как теперь оправдываться будешь.
Подполье появилось почти сразу после захвата. Сначала так, по мелочи. Продукты воровали, на патрули нападали. Обычно безрезультатно — что огнестрельное оружие не действует, до людей доходило долго. Многих нарушителей быстро выловили. Но несколько группировок остались и теперь действовали более успешно. Даже слишком успешно. Юрий перестал хвастаться и обхаживать Зайку и принялся гоняться за подпольщиками. И к лучшему, пожалуй, а то у Зайки мозги скоро совсем перемкнет от своего нового могущества. Пусть пока побудет без своего «кавалера».
Так что там вытворили в этот раз? И где? Почему-то севастопольские подпольщики действовали поумней и поуспешней остальных. К чему бы?
— Заложников похитили, ваше величество…
— Что?!
Семь магических кланов из «неприсоединившихся» сидели тихо и не мешали именно потому, что их драгоценные родичи были в заложниках. А теперь… Нет, всерьез они не помешают, не тот уровень, но дьявол, Юрий! Неужели нельзя наладить толковую охрану? Тебя спрашиваю!
Юрий поднимается с пола. Черт, не сдержался…
— Милорд…
— Что?
— Милорд, мы найдем их. Есть запись…
А запись интересная. Вадим готов поклясться, что атакующие по меньшей мере имеют в консультантах мага… Слишком уж уверенно действуют. Кто ж это у нас в ренегатах? Дим развернул изображение… и примерз к месту, прикипел взглядом. Вот этот, в повязке по самые глаза, в низко надвинутой бейсболке… это же…
Лешка?!
Живой… живой, братишка!
И помогает ломать мои планы. Ах ты стражий сын!
Ты об этом пожалеешь, Леш.
Отвергнуть мое предложение можно только раз, два раза я не предлагаю. И когда ты встанешь передо мной (а ты встанешь, я уверен!), я припомню тебе это молчание.
— Юрий, подключай своих охотников за головами. Включи его в наградной список по высшему приоритету. И чтоб живым и не особо помятым.
А этот сброд уже называет себя Лигой. Лига, тоже мне. Мелочь. Если собрать всех вместе, наберется не больше десяти тысяч, и это по всему миру. Зато программа, как у армии. Свергнуть, дать свободу и так далее. Свободы им захотелось.
Ладно.
Ладно…
Вы у меня получите свободу!
Змей погиб. Лешку хотел живьем взять. Дурак…
Провальная, кстати, операция получилась. Больше чем половине «свободников» удалось удрать. Среди демонов потери. А глава службы дознания убит.
Хреново.
Некоторое время придется быть пожестче. Иначе подданным может придти в головы засомневаться…
И за это ты мне тоже заплатишь, брат.
Почему он не сдается?
Ни в первый раз, ни сейчас?
Упрямый, как…
Я тебя достану. Достану. Ты должен понять, что я прав. Я, а не ты.
И ты должен быть со мной. Не против, а со мной.
Как же ты меня бесишь.
Брат.
Ты сам вынуждаешь меня так обойтись с тобой, Леш.
Почему ты никак не поймешь, что все дело в силе?
Почему так цепляешься за эти миражи… за друзей… за любовь…
Друзей нет. Есть хозяева и слуги. Тот, кто повелевает, и те, кто подчиняется. Дружба — это самообман. Притворство перед собой и другими. Глупо, глупо цепляться за людей. Даже если они не террористы и не преступники, все равно. Все слабые. Не помогут. Предадут, рано или поздно.
Все. Понимаешь, все. Думаешь, все твои соратники так уж готовы пожертвовать собой? А как мы тогда вышли на ваше убежище? Никому нельзя верить. Дружба, ха! Ложь, ложь и притворство..
Любовь…
Вспомни Литу. Предала и не задумалась. Да и твоя первая любовь, насколько помнится, выбрала не тебя. Любовь… Миф.
Все миф. Только семья чего-то стоит.
А ты отказываешься быть моим братом. Ты пренебрегаешь мной! Снова и снова выбираешь людей.
И это бесит.