Один и тот же сон мне повторяться стал:
Мне снится, будто я от поезда отстал.
Один, в пути, зимой, на станцию ушел,
А скорый поезд мой пошел, пошел, пошел,
И я хочу бежать за ним — и не могу,
И чувствую сквозь сон, что все-таки бегу.
И в замкнутом кругу сплетающихся трасс
Вращение Земли перемещает нас —
Вращение Земли, вращение полей,
Вращение вдали берез и тополей,
Столбов и проводов, разъездов и мостов,
Попутных поездов и встречных поездов.
Но в том еще беда, и, видно, неспроста,
Что не годятся мне другие поезда.
Мне нужен только тот, что мною был обжит.
Там мой настольный свет от скорости дрожит.
Там любят лечь — так лечь, а рубят — так сплеча.
Там речь гудит, как печь, красна и горяча.
Мне нужен только он, азарт его и пыл.
Я знаю тот вагон, я номер не забыл.
Он снегом занесен, он в угле и в дыму,
И я приговорен пожизненно к нему.
Мне нужен этот снег. Мне сладок этот дым,
Встающий высоко над всем пережитым!
И я хочу бежать за ним — и не могу,
И чувствую сквозь сон, что все-таки бегу,
И в замкнутом кругу сплетающихся трасс
Вращение Земли перемещает нас. (с) Ю. Левитанский
***
— Петухов, ты меня без ножа режешь! – надрывно простонал суетливый пухлощекий человечек с голоэкрана, стремительно багровея. — Ты себе вообще представляешь, в какую сумму мне обойдется переоформление документов?! Да даже если я всю партию этой хрени по себестоимости отдам, и то уйду в минуса!
Стас сдвинул брови, принимая облик сурового космодесантника, способного расколоть об голову кирпич и завязать ботинки стальной арматурой вместо шнурков.
— А нечего было мухлевать с таможенными декларациями! Роман, я конечно всегда подозревал, что среди твоих предков затесались авшуры, но тут ты просто сам себя переплюнул.
Физиономия на экране приобрела вид оскорбленной невинности.
— Да за кого ты меня принимаешь?! Меня самого ввели в заблуждение! Ну ты посуди – мы везли пыльцу нуреадов, накладные у нас на пыльцу нуреадов, кто ж знал?! Мы имели полное право на беспошлинный провоз!
Стас невольно поморщился, потирая пальцами переносицу – от высокого с визгливыми нотками голоса и длившегося уже около получаса диалога легкая головная боль нарастала по синусоиде, грозя перерасти в нешуточный приступ мигрени. Собеседник почуял слабину, его тон сделался вкрадчиво-умоляющим, а щекастая рожа приобрела на редкость умильное выражение.
— Слуушай, ну будь другом! Я же знаю, у тебя корешок на таможне. Замолви за меня словечко!
Стас открыл было рот, хотя отвечать совершенно не хотелось, но тут ему пришли на помощь. Дэн всегда умел бесшумно передвигаться – нынче он незаметно проскользнул в кабинет и внезапно материализовался у Стаса за плечом.
— Господин Авербах, позволю себе заметить, что ваши попытки оправдаться не выдерживают никакой критики, – Дэн умел придать своему голосу монотонность еще с тех времен, когда изображал правильного киборга, а неумолимые, как налоговая инспекция, канцелярские обороты речи практически всегда отбивали охоту у оппонентов продолжать спор. – Вы не первый год в этом бизнесе, и вам должно быть прекрасно известно, что лишь тот вид пыльцы нуреадов, которые они вырабатывают для внутреннего рынка и с большой неохотой соглашаются экспортировать, подпадает под статью 1178, литера В Таможенного кодекса. Эта пыльца является основным компонентом для некоторых редких и дорогостоящих медикаментов, способных спасать жизни. А тот вид пыльцы, что привезли вы, используется, в основном, в косметологии. Так что потрудитесь переоформить документы как полагается и заплатить все пошлины, а также штрафы. А мы, со своей стороны, из уважения к вам, как к постоянному клиенту, не станем выставлять вам счет за простой нашего транспортника.
Собеседник состроил кислую физиономию и наградил Дэна довольно злобным взглядом.
— Понял вас, господин Воронцов. Премного благодарен.
И отключился, вызвав у Стаса шумный вздох облегчения. Голоэкран мигнул и высветил взамен проблемного клиента фигуристую девицу в полный рост, одетую во что-то отдаленно напоминающее деловой костюм, только вот юбка едва-едва прикрывала трусики, а фасон блузки больше выставлял напоказ, чем скрывал.
— Пууупсик, — промурлыкала Маша, поправляя на носу очки и томно похлопывая ресницами размером с крылья бабочек, — ты только скажи, и я этого мерзззкого типа соединять с тобой больше не буду!
Стас покачал головой.
— Если мы будем иметь дело только с безупречными клиентами, то довольно быстро вылетим в трубу. Роман еще не самый худший вариант.
Со вздохом откинувшись на спинку кресла, он прикрыл глаза.
— Опять головные боли?
В спокойном голосе Дэна проскользнуло едва заметное напряжение; улыбнувшись уголками губ, Стас, сперва промычал в ответ нечто нечленораздельное, потом все же решил ответить.
— Этот тип у кого угодно вызовет головную боль. Ерунда.
Ощутил, как прохладные пальцы помассировали виски, очертили на лбу и скулах причудливый рисунок, уводя боль куда-то вниз и наружу; потом твердые ладони легли на плечи и основание шеи, надавливая то там, то здесь, в самых нужных местах и с нужной силой.
Еще тогда, после Каллакса, когда Стас с совершенно нерациональным упорством не хотел подпускать к себе чужих, а для полного восстановления операции и лекарств было недостаточно, Дэн закачал себе программу мануальной терапии и упражнений для людей с ограниченными возможностями. Потом он сам все освоил, уже без процессора, да так, что Венька, у которого тоже иногда прихватывало спину, цокал языком и говорил, что хоть сейчас взял бы Дэна в свою клинику, только вот без медицинского диплома не получится. Не получилось бы даже с медицинским дипломом – никуда бы Дэн от Стаса не делся. Жаль, что Стас осознал это далеко не сразу.
Тогда, двенадцать с лишним лет назад, осознания не было и в помине. Была капитанская каюта, чуть мигающее тусклое освещение из-за ремонта генератора, распахнутые глаза рыжего, похожие на глаза солдата, идущего в лобовую атаку, почти не рассчитывая выжить. Было скомканное признание и побелевшие пальцы с содранными костяшками, сцепленные в замок так, что кости хрустели. У капитана внутри тревожно шевелились досада и страх, природу которого он сперва не вычислил, а когда вычислил, то стало еще муторнее — страх дать слабину и просто взять то, что ему так доверчиво предлагалось. Он тогда напустил на себя вид то ли мудрого учителя, то ли строгого папаши и прочел Дэну длинную нотацию, клятвенно заверяя, что он, капитан Петухов, скорее съест свою фуражку, нежели поступит неблагородно с тем, кто находится в полной его власти. И что Дэн слишком юн, чтобы понимать чего он от жизни хочет, и, разумеется, это здорово, когда подобные желания просыпаются у подростков, это признак взросления, но лучше с такими поползновениями обращаться к ровесникам, а не к тому, кто ему в отцы годится. Дэн тогда выслушал его очень внимательно. А когда заговорил то сперва, отметил нецелесообразность потребления в пищу головного убора ввиду его нулевой калорийности, потом напомнил капитану о том, что он теперь не бесправный и бессловесный киборг, а вполне себе доношенный алькуявец с официальными документами, так что капитан ему не хозяин и о нецелевом использовании речи не идет. Но если капитан хочет, чтобы он подождал и подумал, то он подождет и подумает.
После разговора у Стаса внутри засело ощущение, что подождать и подумать предложили как раз ему, а Дэн уже все давно для себя решил. И еще неприятно резанула фраза Дэна о том, что он на что-то там постоянное и глубокое не претендует и ничего от капитана не требует. Неужто в глупую рыжую башку закралась мысль, что капитан его как Irien’а попользует и забудет? Или это дурной пример Теодора, регулярно снимающего девиц на одну ночь, сыграл свою роль?
В любом случае взаимные раздумья тогда затянулись на два с половиной года.
— Ты спишь?
Голос Дэна словно бы выдернул Стаса из зыбкой дремоты. Он с хрустом потянулся, ощущая себя куда бодрее, чем пять минут назад.
— Почти уснул. Умеешь ты… расслабить.
— Мааальчики, прошу вас, продолжайте!
Маша на экране уместила пышные формы в небольшое кожаное кресло, закинула ногу на ногу и кокетливо сунула в рот леденец, но её демонстративно проигнорировали.
— Хочешь, иди вздремни, а я закончу с документами.
— У тебя и своей работы хватает, — проворчал Стас, — надо бы кого-то еще нанять в офис, а то вечно аврал…
Дэн пожал плечами.
— Пока не вижу необходимости. Можно попытаться более рационально использовать уже имеющиеся у нас человеческие ресурсы, а то я как не зайду к операторам, так кто-нибудь обязательно в игры играет.
Стас усмехнулся.
— Умеешь ты застать их врасплох, у меня так не выходит. Вот ведь, мозгоеды…
Когда Тед высветил на голопроекторе свеженькое свидетельство о регистрации их фирмы, Стас сперва не поверил своим глазам. Вернее, он им не поверил, когда взгляд уперся в третью строчку сверху, как раз под наименованием организационно-правовой формы и видом собственности. Пару секунд он погипнотизировал слова «Транспортно-логистическая компания «Космические мозгоеды», словно ожидая, что они вот-вот исчезнут, потом поднял потяжелевший взгляд на стоявших рядом друзей. Теодор, судя по его довольной физиономии, кажется, был уверен, что капитан придет от идеи в восторг, взгляд Дэна был исполнен совершенно младенческой невинности, Михалыч едва заметно ухмылялся в бороду, а Венька усиленно делал вид, что за окном происходит нечто чертовски интересное, однако именно на нем взгляд капитана в итоге остановился.
— Бобков, у тебя совесть есть? Ладно, этим балбесам лишь бы шуточки, но от тебя я не ожидал. Еще друг называется. Мы вроде серьезное дело затеяли, а тут опять…
— Ну, Станислав Федотыыыч, — обижено проныл Теодор, — ну вы чего?! Столько лет мы с этим названием летали, оно нам удачу приносило! И сейчас принесет, вот помяните мое слово!
— Тед, надо было сперва спросить Вениамина Игнатьевича, не желает ли он назвать так свою собственную, недавно открытую клинику. А то неудобно как-то.
Голос капитана буквально сочился ядом, так что Теодор мигом втянул голову в плечи и замолк. Тогда Венька обратил все в шутку, заявив, что слово «мозгоеды» на вывеске медицинского учреждения вызовет нездоровую реакцию у пациентов, так что он, Вениамин Бобков, находясь в здравом уме и трезвой памяти, добровольно и безвозмездно передает свои права на франшизу своим друзьям. Поскольку переоформление свидетельства требовало сил, затрат, а главное борьбы с бюрократией, Стас со вздохом поставил на документе электронную подпись со своим личным кодом.
— Не хочешь вздремнуть – твое дело. Но вот пропускать обед не стоило.
С этими словами Дэн сноровисто убрал с директорского стола лишние бумаги и предметы и выложил перед Стасом пластиковый ланч-бокс, приборы и салфетки. Тот осторожно приоткрыл крышку и заглянул внутрь. Углядев бледные комочки округлой формы в окружении разноцветной россыпи мелких кубиков, поморщился.
— Это что вообще такое?
— Куриные котлеты с овощами, приготовленные на пару. Идеально сбалансированное сочетание белков, жиров и углеводов, пищевая ценность…
— Ладно, достаточно, я понял. Если мне нельзя есть человеческую еду, давай уж переводи меня на кормосмесь для киборгов, чего уж.
Дэн, однако, и бровью не повел.
— Состав кормосмеси не соответствует предписанной тебе диете, а Вениамин Игнатьевич сказал…
— Нечего доктором прикрываться! Я уже понял, что ты хочешь уморить меня голодом! — В голосе бывшего космодесантника, бывшего капитана корабля и нынешнего президента крупной межгалактической транспортной компании явственно прозвучали страдальческие нотки. – И насчет врачебных предписаний – чья бы корова мычала, а твоя бы помолчала. Тебе Вениамин когда велел на осмотр явиться?
Дэн заметно сник.
— На прошлой неделе.
— Вот то-то же. Будешь тянуть – отстраню от работы и отправлю под конвоем.
Нелепая случайность годичной давности изрядно выбила их обоих из колеи. Уже никто не помнил какая нелегкая понесла Дэна в ремонтный блок, но тогда его присутствие спасло жизнь непутевому практиканту – Дэн в последнюю секунду дернул парня в сторону, не позволив выскочившему из разъема извивающемуся кабелю под высоким напряжением войти в контакт с человеком. Его самого зацепило совсем чуть-чуть, даже человек бы выжил, хотя и с возможными серьезными последствиями, так сказал Вениамин, а киборг уже спустя пару часов не проявлял ни малейших признаков плохого самочувствия; поверхностный ожог на левом предплечье исчезал практически на глазах под воздействием как лекарств, так и имплантов.
Спустя неделю Дэн со Стасом обсуждали в директорском кабинете дату ближайшего совещания. На середине фразы Дэн попытался сделать вдох, но не смог. Он с трудом протолкнул застрявший в горле воздух в грудную клетку, ощущая, как сердце то неистово колотится, то замирает и будто проваливается куда-то вниз, как система посылает тревожные сигналы, просчитывая варианты устранения неполадок, но не находит подходящий. Мир вокруг на какое-то время превратился в колонки цифр и алые сполохи диаграмм, потом мелькнуло сообщение об отключении части имплантов, а в следующий момент Дэн понял, что он лежит на гравиносилках с кислородной маской на лице, над ним движется потолок, усеянный похожими на искры крошечными светильниками, а рядом звучат голоса, по большей части незнакомые, лишь голос капитана… Стаса узнаваем, хотя с трудом. Потому что Дэну ни разу не доводилось слышать в этом голосе настолько неприкрытый страх. Со Стасом явно было что-то сильно не в порядке, нужно было встать, проверить, помочь. Но тело не слушалось. Потом он ощутил укол иглы, и мир начал стремительно исчезать, по очереди отключая цвета, запахи и звуки.
Вениамин тогда продержал его в клинике пять дней, накачивая лекарствами и замучив обследованиями. Попутно он устроил виртуальный консилиум с еще тремя докторами, двое из которых раньше работали в «DEX-компани». В итоге отпустил домой, вручив пузырек с желтыми таблетками, инструкцию по применению и строго-настрого запретив пользоваться имплантами. Из длинного врачебного заключения Дэн понял лишь то, что импланты дают дополнительный износ на организм, вызывая со временем побочные эффекты, например, сердечную недостаточность, а многочисленные травмы в прошлом ситуацию не улучшают. И тот несчастный случай в ремонтном блоке был лишь спусковым механизмом, выявившим проблему. Разработчики «DEX-компани» изначально и не рассчитывали, что киборги будут служить долго, тем более боевые DEX-ы, максимальный срок гарантийных обязательств на продукцию составлял десять лет. По истечении этого срока компания обязалась предоставить клиенту новую модель взамен старой со значительной скидкой. Дэн отнесся к собственной ограниченной функциональности философски – в конце концов, «DEX-компани» давно прекратила свое существование, утилизация ему не грозила, да и разумные киборги какое-то время назад получили равные с людьми права. Он и так прожил куда дольше, чем мог рассчитывать даже при самом благоприятном стечении обстоятельств.
— Ну и отстраняй, – сообщил Дэн вредным голосом, — а я зато Вениамину Игнатьевичу нажалуюсь, что ты вчера опять обедал в «Бетти бургерс». А там сплошные вредные углеводы и канцерогены.
Стас закатил глаза, откидывая крышку ланч-бокса, пробурчал себе под нос:
— Ох, недаром я рыжих терпеть не могу и киборгов не перевариваю!
Стоило ему поднести вилку ко рту, как дверь в кабинет с шорохом отъехала и в поле зрения появилась Василиса. Задрав хвост трубой, вальяжно прошествовала к директорскому столу; требовательно муркнув, обтерлась о ноги Стаса, украсив его темно-серые брюки от сшитого на заказ костюма белыми шерстинками.
— Мне кажется, — произнес Стас задумчиво, — что способность открывать запертые двери передалась всем потомкам Котьки генетически.
— Вполне возможно. — Дэн нагнулся, почесал кошку между ушей. – Надо у Ланса уточнить. Он регулярно списывался с хозяевами всех её котят.
В этот момент Маша приняла входящий звонок, который Дэн перевел на свой комм, чтобы дать президенту возможность спокойно поесть, а Стас, пользуясь случаем, украдкой скормил Василисе половину котлеты. Та не оценила его щедрость – отведав угощение, подцепила оставшееся лапой и принялась валять по полу, будто мячик. Дэн, успевший закончить разговор, обернулся, с укоризной рассматривая беззаботную кошку и бывшего космодесантника и бывшего капитана корабля, что прятал глаза с крайне смущенным видом.
— Никто не ценит моих усилий, – прокомментировал он, искусственно сгущая оттенок грусти в голосе.
Стас, решивший, что лучшая защита это нападение, негодующе фыркнул.
— Не в том направлении ты прилагаешь усилия, Денис. Ты мне не нянька, не повар, и не секретарша, ты мой зам. У тебя работы выше головы, а ты на ерунду отвлекаешься.
Дэн дернул уголком рта, сузил потемневшие вдруг глаза.
— Только зам? Всего лишь? – И тут же выдал легко узнаваемым писклявым женским голосом с хихикающими нотками – «Что-то Стас Федотыыч наш с лица спал, хоть бы этот его… сожитель ему обед нормальный приготовил, как полагается заботливой женушке!».
Стас задохнулся от возмущения, борясь со жгучим желанием немедленно вскочить на ноги и устроить офисным сплетницам суровую головомойку. Но бежать устраивать разборки с клушами было мало того что несолидно, так еще и совершенно бесполезно.
— Дэн, я тебя очень прошу – не обращай внимания на этих дур. Ты мне не женушка и ты не обязан…
— А кто я тебе?
Вопрос был серьезный, хоть и прозвучал с легкой ноткой небрежности. И ответа он требовал серьезного и предельно честного, учитывая, что предназначался этот ответ ходячему детектору лжи.
— Ты мой партнер, Дэн.
Произнося эту фразу, Стас не отводил глаз и был уверен, что процент правдивости составит около сотни, не меньше. Дэн, спокойно кивнув, усмехнулся.
— Конечно. Партнер. Двадцать пять процентов акций компании.
Стас поморщился.
— Слушай, ты уже вышел из возраста, когда можно изображать из себя тупого киборга. Ты прекрасно знаешь, что слово «партнер» употребляется не только в отношении бизнеса.
Детектор показывал, что человек не лжет, но вот откуда взялись нотки стыда и раскаяния в его голосе, Дэну было пока непонятно.
Стас доел свой обед, хоть аппетит совсем пропал, попутно решая для себя очередную моральную дилемму, коих с самого начала их с Дэном отношений набирался уже вагон и пара немаленьких тележек. Прежде чем кому-то отвечать на вопрос — кем для него стал рыжий киборг, неплохо было для начала ответить на него себе самому.
В памяти всплыл длинный коридор реабилитационного центра на Новом Иерусалиме с идеально гладкими стенами, потолком и широким панорамным окном за спиной, из которого лился дневной свет. Стас двигался тяжело, рывками передвигая ходунки, сипло дышал сквозь зубы и обливался потом, будто полосу препятствий повышенной сложности преодолевал. Пять шагов, шесть, восемь… Еще чуть-чуть… Дэн был совсем близко; свет падал прямо на него, золотя рыжую макушку, высвечивая мелкие детали вроде яркой россыпи веснушек на скуле или бурого пятнышка от пролитого кофе на майке и отбрасывая на пол и часть стены неестественно вытянутую угольную тень. Он стоял напряженно, словно спринтер перед стартом, его пальцы непроизвольно шевелились, глаза следили за каждым движением человека. И в этих глазах ожидание, страх и готовность кинуться вперед и подхватить при необходимости смешивались с надеждой и верой такой силы, что Стас никак не мог его подвести.
Он тогда дошел оставшиеся метры на чистом упрямстве. Выпустил ходунки, обхватил растертыми до крови ладонями лицо Дэна и накрыл его губы своими.
Для чего такому жена –
Он играет шелковой плетью;
Где-то всадник, привстав в стременах,
Летит в погоне за смертью.
Ой, да на что?! На что сдалась я ему?
Словно нож, он остёр и резок;
Вышивают небесную тьму
Пальцы тонких ветреных лезвий…
(Мельница. Текст песни «Ветер»)
Пока ехали днём — было очень весело и интересно. Альк меньше глумился над Рыскиными манерами, невежеством и происхождением, больше не называл её «глупой весчанской девкой».
Как выяснилось, он мог быть прекрасным и многословным собеседником, завораживая, как манерой рассказа, так и своим удивительным волшебным голосом. Белокосый поведал ей много разных моментов из истории Саврии, упоминал различные курьёзы времён обучения в пристани, а ещё успел научить девушку десятку простых и жизненно важных фраз на саврянском, чтобы она могла общаться в кормильне или поздороваться с его родителями.
Но, как только приблизился вечер, окрасив небо всеми оттенками охры, непринуждённость беседы куда-то девалась. Рыска несколько раз поймала себя на том, что хочет обратиться к Жару, будто он едет сзади; его ехидных фраз и ценных советов всё-таки не хватало. А остановившись на привал, Рыска поняла ещё и то, что отправиться невинной девушке брачного возраста с одиноким, да к тому же симпатичным, мужчиной, было совсем не прилично!
Крепенькие рябые коровы не относились к своей почётной должности путешественниц с восторгом, и очень быстро вымотались, к вечеру еле переставляя копыта. Привал «компания» организовала на берегу еле заметной речушки. Если бы друзей было трое, то Рыска бы готовила, Жар ходил за водой, занимался костром, а Альк принёс бы лапника, или… Взвалил бы эту не пыльную работу на вора и сам бы «радовал» всех своими вескими комментариями, или с мечами разминался… Готовить что-либо, не зная пикантных традиций саврянского народа, Рыска ему точно не разрешила бы. А теперь, когда их было только двое, девушка пыталась сделать всю работу сама: хваталась то за одно, то за другое — и всё валилось из рук.
Мысли были о том, что им предстоит провести ночь вдвоём, вдали от всех на свете… Это пугало даже не просто самим фактом — заснули же они в обнимку в пещере, и вообще, не раз были наедине. Но что-то неуловимо изменилось: после того, как Рыска чуть не потеряла Алька во время сражения, ей постоянно хотелось его коснуться. Она поверить не могла, что он рядом, что всё обошлось. Где-то в груди было такое сладкое томление, которое часто сменялось какой-то дикой бешеной тягой, как из печной трубы — её прямо подмывало подойти к нему и обнять или взять за руку… Это было так необычно и запретно… Даже стыдно. Будто голышом через всю веску пробежать!
Когда Альк смотрел на неё, Рыска чувствовала себя человеком, подставившим голову под порывистый ветер — воздуха много, а вдохнуть никак. «Зато гуся он сейчас точно не найдет!» — подумала девушка, нервно захихикав, и сама себя устыдилась. Чтобы отвлечься, Рыска, не особо торопясь, пошла с котелком за водой.
Речка была студёная, подпитываемая множеством подземных ключей. Вода казалась чёрным, чуть волнистым зеркалом, отражая гостью в свете полной луны. Растрёпанные косицы; зелёно-коричневый синяк на пол-лица, уже проходящий, но всё такой же неприглядный; потная мятая рубашка; пыль тонким слоем на лице и руках и красные глаза… Это было бы терпимо — во время путешествия редко удаётся выглядеть хорошо, — но почему-то именно сейчас Рыске хотелось быть самой-самой красивой… Она бухнула котелком в своё отражение, наполняя его водой, потом злыми, резкими движениями умылась. И вернулась к стоянке.
Альк принёс лапника для сна, соорудив один большой лежак, не спросив её согласия, и, не особо переживая о неприличности. «Да у него даже мыслей нет о том, что я привлекательная девушка! — с грустью подумала Рыска. — Я сама себе напридумывала, теперь смотреть на него стыдно».
На расстеленном «столе» красовался хлеб, сыр, луковые перья, тонко и аккуратно порезанная ветчина. Саврянин сидел у разведенного костра, (когда только успел?). В его руках было несколько прутиков, с грустного вида, сине-голубыми грибами. Крыс сидел рядом и уплетал свой вкусный кусочек.
— Гдже хлеп, там ще зэмбы знайдо, — встретил её саврянской фразой мужчина, поглядывая на мохнатого.
— Что-что?
— Где хлеб, там и зубы найдутся, говорю! Пословица. На бутерброд, пока каша будет вариться — перекусим.
Видя, что цветом Рыска перестала отличаться от маков, Альк сам немного смутился, засунул себе в рот сразу половину готового бутерброда и буркнул:
— Ну и жаш шошещь. Эшо к швоему шведению не щитаетща.
— Еще одна пословица?
— Как хочешь, говорю. Это, к твоему сведению, не считается. — Ухмыльнулся ехидно и даже немного похабно саврянин. Рыска обиделась, хотя не могла понять, на что именно. Получалось, что опять она сама подумала о постыдном, а ещё, будто очень напрашивалась… Хитрый зверь — риторика! Альку палец в рот не клади — простой фразой всё желание разговаривать отбил…
Кашу варили в молчании. В конце концов, чтобы хоть как-то «развлечь честную компанию», Альк взял в руки гитару. Рыска притихла, внимательно и усердно изучая порхание его пальцев по ладам, и, будто совсем небрежные, но быстрые переборы и защипы струн… Ей так никогда не научиться! Но намного приятнее сидеть рядом с красивым, притягательным мужчиной и слушать, чем мозолить пальцы самой. Хотя… Ведь повод же пообщаться.
Тут саврянин проникновенно и негромко запел, будто заползая каждым словом в самую глубину её души, словно рассказывая своё самое тайное и сокровенное:
Ветер, шепни ей о том, что люблю,
Трава, поцелуй её ноги,
Ведь я был слишком горд,
Чтобы просто обнять и опять
Не добавить тревоги…
Когда она тихо вошла в мою жизнь,
Когда напоила водой,
Я долго представить не мог и понять,
Что она стала моею судьбой.
Что вдруг теплотою в своём очаге
Зажгла в моём сердце любовь.
Подарила мне смысл, не оставив в беде,
Не боялась моих колких слов.
Ты меня забрала у злодейки-судьбы,
Спасла!.. Хоть другим не понять…
Так, неужто, теперь ты оставишь меня,
Не дав тебя просто обнять?
Когда я стремился окончить свой путь,
Когда шёл по кромке дорог,
Когда меня грыз изнутри серый зверь,
И смерть звала через порог…
Только ты помогала, забыв о себе,
Только ты не пыталась пленить.
И теперь я за то благодарен судьбе,
Что тебя могу просто… Любить…
Песня закончилась неожиданно, последняя струна ещё издавала тонкий и угасающий звук, не озарившийся новым перебором. Мужчина, неестественно выпрямившись, будто меч проглотив, застыл с немым вопросом в жёлто-зелёных глазах.
Такой прекрасный: волосы заплетены в две небрежные, но удивительные косички; бледная кожа светится под луной, словно жемчужная; гитара в руках отражает пламя костра, а взгляд… Таким взглядом можно охмурить толпы поклонниц…
Рыска залюбовалась, чуть-чуть упустив из внимания смысл песни… А когда сообразила, то чуть не ахнула от изумления! Таких песен-признаний саврянин ещё не пел. Было так волнительно, в груди приятно и тоскливо заныло: ну почему она просто сидит и глядит, а не обнимает его — самого желанного и притягательного мужчину в своей жизни? Сердце пропустило удар, потом забилось с удвоенной силой. Но Рыска вдруг вспомнила: «Все девки — одинаковые», и приманивать их гитарой очень легко и скучно. Девушка опустила глаза, не ответив на откровенный взгляд саврянина.
— А кто придумал эту песню? Опять тот философ на полях начеркал? — Спросила девушка, как можно более спокойным голоском.
— Нет. Это я написал. Как и «Закатное солнце», — в голосе Алька тоже засквозила обида. Почти неприкрытая злость — то ли на себя, то ли на неблагодарную слушательницу.
Мда, если он хотел избежать серьёзного и открытого разговора одной песней — у него не получилось. Но, что если ей такой, наполовину сумасшедший и абсолютно не домашний, мужчина просто не нужен?! «Что ж, тогда я просто отдам ей деньги и провожу в обратный путь!», — решил саврянин.
— А песню, что пел царевне, тоже сам написал? — поинтересовалась Рыска, хоть как-то пытаясь сгладить момент.
— Тоже, — буркнул Альк и чуть ссутулился.
Спать легли молча и отвернувшись. Хотя касаться друг друга спиной было очень тепло и уютно — будто дома у родной печки, будто кот-мурлыка ткнулся в бок, будто обнимает кто-то родной и близкий, как дедушка в далёком детстве.
Рыска хотела что-нибудь сказать Альку перед сном, но у неё не хватило смелости. «Что говорить? Если он ко мне неравнодушен, то мог сам начать разговор и предложить замуж, а если «понимай, как хочешь» или «любовь на одну ночь для благородного господина», то такого мне и не следовало понимать! Какая любовь с таким синяком на лице?! Что я себе напридумывала? Он просто чувствует себя обязанным мне за спасённую жизнь, потому и хочет заплатить…» — вот о чём думала Рыска, да так и заснула.
***
Крысы, чудом избежавшие смерти,
плохо спят: дергают во сне лапками,
издают жалобные звуки и просыпаются от кошмаров.
(Трактат о тварях земных, водных и небесных)
Далеко за полночь, когда рассвет уже наметил то место, откуда через пару лучин всплывёт солнце, Альк проснулся в холодном поту от дикого вскрика рядом с собой. Рыска кричала во сне. После щепки сонного полуосознания, саврянин сам схватил её за плечи и приподнял.
Ей снился очередной кошмар. Волны и мёртвые люди вперемешку, а она пытается и пытается выплыть, и не может кого-то найти. И даже не может вспомнить, кого такого родного и нужного она потеряла…
Встряхнутая девушка вздрогнула в его руках и открыла глаза. Не всем же, как в героических книгах, совершать подвиги, а потом жить спокойно и счастливо до глубокой старости… Кошмары в книгах обычно опускаются. Как и седина… В его руках была абсолютно седая, белая как снег, (словно саврянка), его и не его, но очень любимая, Рыска.
Ларри все еще был в лечебнице.
А вот Влада сообщение настигло в очень пикантной ситуации. Он стоял над трупом хозяина киборга, а киборг с проворством ящерицы карабкался по стене из натурального камня, высотой около пятидесяти метров, являющейся восстановленной крепостной стеной вокруг такого же восстановленного старинного замка. Только длинные белые волосы развевались за спиной. Никакой возможности подобраться, махнуть перед ним жетоном и приказать остановиться не было.
Вокруг, перебивая друг друга, собрались оставшиеся в живых участники сорванного мероприятия.
Заводила и идейный вдохновитель их компании купил киборга, чтобы реконструировать сцену из фентезийного мира темных эльфов. Им хотелось почувствовать себя древними легендарными воинами-следопытами, сражающимися с врагом мечом или копьем, преследующих лазутчика из вражеского народа. На роль врага киборга и купили.
Влад дальше почти не слушал, что произошло — понял уже сам.
Киборга обрядили в какие-то непонятные полоски кожи, скрепленные множеством ремней, зачем-то заставили вымазать кожу в темно-серый цвет и надеть белый парик. Ныне мертвый хозяин киборга и его приятели-затейники были одеты в псевдоисторические костюмы, на взгляд ликвидатора еще более несуразные. На лица нанесен грим, на кончики ушей приклеены накладки, вооружены аналогами древнего холодного оружия.
Сам Влад никогда не увлекался древней фентези, поэтому догадаться, какой именно вражеский народ это все было призвано изображать, не смог. Если слово «эльф» еще какие-то ассоциации у него вызывало, то кого мог изображать киборг, он понятия не имел.
Зато киборг успешно справился со своей ролью, как бы она в фентези не называлась. DEX совершенно не хотел быть проткнутым ни копьем, ни мечом, а идея, что его отрубленная голова должна быть за волосы поднята с земли и насажена на пику, ему, похоже, и вовсе не понравилась.
Так что он честно отыграл свою роль, сразил врагов их же оружием и собирался следовать сценарию дальше. То есть бежать, но тут сказочную атмосферу разрушил флайер “DEX-Company”, стремительно опустившийся на стоянку и преградивший путь к другим флайерам.
Если быть честным, Владу убитых было совершенно не жалко. Одежда (если можно было так назвать переплетение ремней, надетое на киборга) совершенно не защищала. Ликвидатор видел на теле DEX’а много свежих и глубоких порезов. Прежде чем пошел срыв, его успели серьезно ранить и, вполне возможно, ткнули и копьем. Или, по крайней мере, попытались.
Ему не нравилась эта история с первого же момента, как он приехал сюда. Казалось бы, испуганные срывом люди должны были звонить в полицию, а они первым делом дозвонились в “DEX-Company”. И ведь звонок-то был больше часа назад. Тела еще теплые, получается — убийства произошли уже после. То есть эти типы знали, что будут играть с бракованным? Планировали развлечься, пока едет ликвидатор? Тогда они дважды идиоты. Мало того что прокололись со временем, еще и головы лишились. И компенсация им не светит. Такие несостыковки юрист компании мигом вычислял. Кстати, в свете неподтвержденных данных о гибели владельца их фирмы, все обмены и тесты были остановлены. Но на вызов по сорванному киборгу поехать все же пришлось.
Сообщение Майкла застало его в тот момент, когда он выбрался из флайера. Бывший киллер (а теперь, оказывается, уже и ликвидатор бывший) пытался решить, должен ли он ловить киборга или, раз он уволен, это больше не его работа. За этого сорванного, конечно, уже никто не заплатит, но не оставлять же свихнувшуюся машину на свободе?
Поэтому он возглавил оставшихся в живых «героических» воинов, придав их движению какое-то подобие организованности.
Убежать киборгу некуда. Замок стоял на краю обрыва, спуститься по нему без альпинистского снаряжения возможности не было. Его поверхность специально так отшлифовали. По краю утеса громоздилась стена со смотровыми башнями. К замку вела одна дорога, причудливо извивающаяся между аккуратно высаженными деревьями. Выход из комплекса тоже был один, через ворота. То есть киборгу было два пути: спрыгнуть вниз и разбиться или бежать по краю стены к воротам, попробовать незаметно спуститься и пытаться бежать вниз. Лесом или по дороге.
Этого быть не могло. Не на Земле. Не в этих карамельно-декоративных условиях.
Какой идиот вообще догадался продавать боевых киборгов на гражданку, не снося боевую программу под ноль?!
Следующее о чем он подумал, что как хорошо, что он больше не сотрудник DEX Company. Как они будут маскировать разгром вокруг исторического памятника, отчитываться за поваленные деревья и раскуроченную дорогу?
Реконструкторы совсем недавно отслужили срочную службу в космодесанте. Выйдя на гражданку, влились в ряды криминального мира, который составлял вторую половину общества Земли. Влад увидел, как из багажников флайеров были извлечены бластеры, станеры и биты.
— Мужики, послушайте совета, не связывайтесь.
Но его никто не слушал. Им бросили вызов. И самое главное — кто? Даже не кто, а что! Убить, догнать, порвать на части!
Влад мрачно прикидывал, сколько людей доберется хотя бы до подножья. Киборг ранен, у него нет оружия, но это киборг. Даже профессиональный космодесантник не всегда может справиться один на один с таким противником. А эти ошалевшие от крови и безнаказанности типы идут в зачет один к трем. Преследование закончилось через час со счетом семь ноль в пользу киборга. Пользы от Влада было немного, он был городским бойцом, а не десантником.
Как раз в этот момент подоспела полиция и с ходу обвинила в случившемся Влада.
— Вы не понимаете, — рычал он, пытаясь вывернуться, — там сорванный киборг. Я должен его нейтрализовать! Идиоты, он же уходит!
— Вы стояли и ничего до этого не предпринимали?
— Потому что его хозяева устроили тут гребанное сафари по лесу!
Его отпустили. Один из полицейских покрутил в руке жетон сотрудника “DEX-Company”.
— Ты в курсе, что твоя контора вчера закрылась и теперь это никакой силы не имеет?
Влад одернул куртку.
— Эта штука никак не привязана к закону, она считывает данные процессора и назначает меня хозяином киборга, чтобы я мог его обезвредить.
К месту боя уже подтянулись не меньше десятка патрульных флаеров. Медики собирали тела, полиция — разбросанное оружие. На капоте разложили уже больше двенадцати единиц.
— Что тут случилось? – последовал первый нормальный вопрос.
— Киборга купили и решили поиграть с ним в «Полицейские и воры», — буркнул Влад. – Вор выиграл.
— И где он? – полицейские стали оглядываться, кое-кто потянулся за оружием.
— Где-то тут.
Старший полицейский медленно обвел взглядом зеленые насаждения.
— Территория прилегающего парка небольшая. Ему негде там спрятаться.
— Замаскируется, -— неуверенно предположил один из его коллег.
— Подлеска нет, одни деревья.
— А если он закопается, оставив небольшую трубку снаружи, чтобы дышать и будет ждать когда все тут успокоиться? – подал кто-то новую идею.
— Ерунда, — отмахнулся старший, — меньше блокбастеры смотреть надо. Прочесать территорию со сканерами дело трех-четырех часов. Мы его засечем. Если бы тут настоящий лес был, или река глубже полуметра, тогда он так и поступил бы. Но тут не Шеба или что-то в этом роде. Это ж почти парк.
— Датчик он выдернет первым делом, — покачал головой Влад, уже сталкивавшийся с разумными киборгами, пытающимися уйти от погони. Правда, в его практике их всего два было, успевших выскочить из-под обстрела, Один догадался сразу выкинуть чип, второй нет. И первого он догнал только потому, что DEX ориентировался по плану территории, а тот реальности не соответствовал. Киборг забежал в тупик, и тут его Влад догнал. Второго по чипу вел часа три, дожидался, пока из зоны скопления людей выйдет. Был еще третий. Не у Влада, это их шеф рассказывал, как ловил такого бракованного. DEX догадался, что в толпе он в большей безопасности. В круглосуточном гипермаркете около полок с повседневными продуктами народу было полно. Кибер виртуозно переходил от группы к группе, засекая ликвидатора и не давая приблизиться на расстояние действия блокиратора. Джонсон дождался, когда киборг будет проходить между полками напротив входа для персонала, и выстрелил. DEX’а отбросило к двери, ликвидатор этим воспользовался и смог его отключить.
— То есть он может остаться тут, а может рвануть в город? – все разом обернулись к дороге. До города было чуть меньше десяти километров.
— Киберы обычно из города стараются удрать.
— Много ты киберов знаешь, — оборвал его старший.
Влад просмотрел на комме данные по киборгу. Четыре года. Партия с оранжевой маркировкой. То есть зарегистрирован только один бракованный, но с достаточным уровнем брака. Продан на гражданку полгода назад. С тех пор сменил пять хозяев. Мда.
— Надо проверить все возможности.
Полиция всегда без вопросов помогала ликвидаторам. Речь ведь идет о безопасности людей. Поэтому три десятка полицейских выстроились цепью и пошли от подножья холма вверх.
***
Киборг в самом деле пытался переждать облаву. Может быть, смотрел тот же блокбастер рядом с бывшим хозяином. Когда его обнаружили, в бой он вступать не стал, а бросился бежать, рассчитывая за то время, пока люди вернутся к флайерам и начнут преследование, он успеет скрыться в городе. Расчет его оправдался. Расстояние между ним и погоней сократилась до двухсот метров, когда он вбежал в город, тут же резко свернув за дом. Жилые высотки стояли близко, гнаться всем кортежем за ним через дворы и площадки возможным не представлялось.
По городу объявили тревогу и план перехват, поднимая дополнительные патрули.
С пути бегущего с невероятной скоростью киборга едва успевали отшатываться люди. DEX бежал, не разбирая дороги, петлял между домами, перепрыгивал длинные озеленительные полосы, менял направление как настоящий заяц. За ним планомерно на улицах воцарялся хаос из столкнувшихся каров и флайеров, опрокинутых утилизаторов и сдвинутых скамеек, упавших людей, пытающихся воззвать к полиции. Киборг максимально затруднял задачу преследователям.
Пробежав с километр, он нырнул в подземку. Соскользнул с края платформы прямо перед выезжающим на станцию составом.
Десяток патрульных, с трудом переводя дыхание, оперлись на колонны. Но задержались лишь на несколько мгновений. В то, что киборг решил кинуться под поезд, никто не поверил и теперь все бежали к другому концу платформы, расталкивая людей.
Кто-то нашел дежурного по станции, потребовал, чтобы объявили, что произошел несчастный случай.
— Почему столько полиции?!
— Преступника ловим, — полицейский вынужден был соврать. Сообщать, что они пятью десятками полицейских во главе с ликвидатором гонятся за сорванным киборгом, который уже убил семь человек, было неразумно. Кибер слишком уж сообразительный. Как бы не додумался до взятия заложников. Хотя, может быть, было бы и лучше. Заложник привяжет его к человеку, и кибер станет не таким мобильным. И тогда дело будет уже за снайпером. Но киборг полез в подземку. В пустые полностью автоматизированные тоннели, где преследующим его полицейским не развернуться. Конечно, есть план, есть блокирующие створки, но гонять его там можно не один день, ведь не перекроешь же подземку в многомиллионном городе! Даже на час и то город встанет в транспортном коллапсе.
– Он убил человека и пытается скрыться.
***
Это дурной сон. Я сплю. Мне снится кошмар, не очень убедительно уговаривал себя Влад спустя три часа. Движение остановили, двери и шахты по пути от станции к станции заблокировали. Со стороны соседних двинулись навстречу вооруженные станнерами и бластерами отряды. А DEX выскочил из кольца. На середине пути нашли выломанную решетку, перекрывавшую раньше один из тоннелей вентиляции. Диаметр трубы всего-то полметра, но киборг ухитрился втиснуться. Его тело наверняка полностью перекрывало ток воздуха, но для боевого DEX’а, способного не дышать почти двадцать минут, это было не смертельно.
К этому моменту все не только устали, но и здорово разозлились. Беглеца искала треть города. Второпях полиция не успела поговорить со всеми сотрудниками станции, а слух о бегущем от полиции убийце распространился по всей сети подземки как пожар. Кто-то срочно позвонил семье, мол, живо домой, по метро маньяка ловят. Чья-то перепуганная жена помчалась в школу, оттуда в детский сад.
Ни о какой секретности речь уже не шла. Влад понимал, что теперь-то беглеца поймают. Разумный или нет, он неопытен и плохо ориентируется в обычном мире, среди людей. Майкл предупредил, что ордера выданы в том числе и на всех сотрудников их отдела. То есть вот-вот кто-то из полицейских сообразит, что нужно не только ловить киборга, а и арестовать его ликвидатора. И вот-вот ему придется бежать от полиции рядом с DEX’ом.
планета Чула, 5214 г.
Экран видеосвязи не засветился, как обычно: наоборот, почернел. Это означало, что вызывает конкретный человек. Акционер Агентства. Самое важное лицо, о роли которого знали только единицы. Роналд У.Д. Форбс положил сигару на край пепельницы и нажал кнопку.
— Слушаю, мистер Риддл, — профессионально сдержанным голосом проговорил он.
— О, мистер Форбс, как же я рад слышать вас, — послышалось с матово-черного экрана. — Общаться с вами и по делу, и без него — одно удовольствие, надо сказать… Но, боюсь, вы — вы рады не будете. У меня есть для вас пренеприятнейшая, не побоюсь этого слова, новость.
Форбс равнодушно пожал плечами и медленно моргнул. Чего такого может сообщить ему Акционер? Он привык к любым неожиданностям. Ему давно уже было все равно. За это его и держали на этой работе. Никто и ничто не могло удивить, разозлить или обрадовать Форбса, а сам он с удовольствием поддерживал эту легенду. Говорили, что им, Форбсом, пугают молодых агентов времени. Это льстило.
— Да? — ровным голосом спросил Форбс.
— Вы уволены.
Форбс открыл рот, потом закрыл. Подобрав сигару, он затянулся ей, как вульгарной сигаретой, закашлялся и осторожно положил на место.
— Что вы сказали? — переспросил он.
— Я продал свой пай, дорогой мой Форбс, продал кое-каким давним друзьям. Боюсь, у них совершенно иные планы на существование этой организации.
Форбс прочистил горло и осторожно спросил:
— Почему вы не поставили меня в известность раньше, мистер Риддл?
— А! — радостно воскликнул тот, и у Форбса рот свело оскомой от его счастливого тона. — Вот правильный вопрос! Почему? Потому что вы, Форбс, единственный, — Риддл выделил это слово, — кому я вообще сообщил об этом. Теперь ответьте на вопрос сами. Будьте так любезны.
Чертова уйма вариантов, и многие неприятны. Но были и лестные.
— Вы хотите, чтобы я начал работать на новых владельцев, сэр? — предположил Форбс. И до этого он никогда не называл Риддла сэром. Само вырвалось.
— Вы потрясающе умны… — Риддл осекся, будто хотел что-то добавить, но передумал. — Потому я до сих пор продолжаю с удовольствием взаимодействовать с вами, невзирая на мелочи. И планирую это делать впоследствии. До свидания, мой друг. До скорого свидания.
Форбс сунул сигару в рот и откинулся на спинку кресла. Экран, теперь уже мутный, погашенный, а не непроницаемо черный, отражал его бледное лицо, слишком рыхлое для здорового человека. Новые владельцы. Что ж. Раз так, они должны связаться с ним незамедлительно.
Дверь его кабинета с шипением скользнула в сторону. Форбс покосился на человека, который стоял на пороге. А потом медленно повернул к нему голову.
Человек, одетый в обычный, разве что чуть более нарядный, чем принято, комбинезон, вошел и сел в кресло для посетителей. В нем была какая-то легкая неправильность, но Форбс не мог узнать планету. Ему казалось, что он знаком со всеми гуманоидными формами: и людей, и близких к людям видов. Нет, это все-таки был человек. Кажется. Но в нем было что-то… не такое. Форбс напрягся: ощущение, словно на краю поля зрения кто-то зашевелился в пустой комнате, накатило и прошло. Человек спокойно и молча смотрел на него, не отводя взгляда.
То ли слишком серая кожа, то ли что-то с глазами. Или чересчур крупная голова. Волосы обычные, хотя какие-то бесцветные. Кто это? И откуда он взялся? Чула — закрытая планета, на которую трудно попасть и людям, и гуманоидам вообще. Обитатели планеты скрывались еще тщательнее, чем Риддл, и Форбс даже никогда их не видел. А уж сама штаб-квартира… Крепость.
Молчание подзатянулось.
— Итак? — не выдержал первым Форбс.
— Мы уже работали с вами, — произнес человек хрипловатым голосом, отрывисто, необычно четко артикулируя. — Проектировали для вас корабли. Хотя вы об этом не знаете. Контракт напрямую с вашим акционером. Теперь будем сотрудничать более тесно. И по другим делам.
Он протянул руку, и Форбс осторожно ее пожал.
— Меня зовут Омега, — сказал человек.
;Активация систем.
<Штатный режим функционирования.
Незнакомое помещение. Или слишком знакомое? Все военные объекты похожи один на другой. Рядом с погрузочным контейнером трое человек.
< Производится идентификация объектов.
Два рядовых и один офицер, судя по нашивкам, в чине подполковника, с высоким уровнем командного допуска. Видимо, прописали во время сканирования. Личность не идентифицируется, только звание. Все трое вооружены.
< Производится осмотр помещения.
Похоже на склад, вдоль стен расставлены ящики и пять десантных экзоскелетов, у входа — терминал. Все, как обычно.
— Ожидаю ваших инструкций.
— Инструкций… — пробубнил подполковник, — Сразу видно, у гражданских побывал. Приказов! Переходи на военную лексику.
— Так точно.
— Так-то лучше. Следуй за мной.
Очень знакомое расположение коридоров, только лица другие. В прошлый раз здесь были в основном, сотрудники в белых спецкомбезах и полумасках. Теперь только военные. И ни одного «Джета». А вон за тем поворотом будет дверь с табличкой «49-Т», выкрашенная светло-серой краской и слегка облупленная по левому краю. Да, вот она, ничуть не изменилась, даже не перекрашена.
Спокойно. Сознание в точку, блок контроля на полную мощность.
«Представь, что тебя нет — только программа».
Подполковник, идущий впереди группы, остановился, надавил пальцем сенсор, дверь отъехала в сторону. Этого помещения Джей не помнил, видимо, никогда здесь не бывал. Зато сразу узнал человека, который в нем находился, не смотря на синяки и свежий шрам на половину лба. Лицо незнакомое, но глаза… те же самые, что были над белой полумаской в самых мутных воспоминаниях. Сейчас они глубоко запали, морщинка между бровей стала глубже. Увидев вошедших, человек вздрогнул и побледнел еще сильнее. Хотел вскочить, но наручники, накрепко пристегнувшие руки к тяжелому креслу, удержали.
«Это все не важно. Ничто не имеет значения. Все поступающие данные — просто информация».
— Узнаешь? Сам вижу, что узнаешь. А ты? Это тот человек, что закладывал в тебя файлы?
— Информация отсутствует.
— Ну да, тебя же форматировали.
Рядовые, подчиняясь кивку командующего, вышли, «Джет» занял оптимальное положение в пространстве, чтобы видеть все наблюдаемые объекты. Подполковник сел в другое кресло. Он даже не смотрел на пленного.
— Скоро пришлют псионика, вот тогда посмотрим, как ты заговоришь. Расскажешь нам и про Центавру, и про политическое убежище, и про дружка своего, программиста. При псионике ты тоже повторишь, что он был инициатором, да?
— Я же вам уже сто раз говорил, что да! — человек, пристегнутый наручниками, находился на грани нервного срыва, — Вы вообще люди, а? Может, киборги? Да нет, намного хуже!
— Поговори еще, — лениво отмахнулся подполковник, — Сколько будет надо, столько и повторишь. На мертвых вообще сваливать удобно. Скажи ему спасибо, что траванулся раньше, чем до него добрались. Сдал бы тебя с потрохами. Все-таки мы склоняемся к тому, что идея сбежать на Центавру вместе с разработкой была твоя. У тебя же там девочка. Даяна Шим, 32 года, уроженка колонии Терра-Аникс — 87. Вот только ее техники против скана и твой новый пси-индекс уже не помогут. Сюда летит военный псионик экстра-класса, и расколет она тебя, как орешек, так, что мозги через жопу вытекут!
Подполковник все повышал и повышал голос:
— Как тебе вообще пришло такое в голову, чем ты думал, когда подбивал Лакруза запрограммировать кибера? Думал, его в ячейке не найдут, ты вернешься, эта штука откроет тебе дверь, заходи, дорогой, располагайся? И вы вместе с сообщником отчалите на Центавру, где вас примут с распростертыми объятьями? А вот хрен тебе, а не Центавра! Нет у «Проксима-5» антидота! И не будет!!
Подполковник уже стоял напротив допрашиваемого и практически орал ему в лицо. Явно давил на психику, и хорошо умел это делать.
— Да отвалите вы от меня! Не моя это была идея с программой! Я просто показал Виктору свои наработки — и все!!
— И кто ж тебя надоумил на эти наработки? Куда бы ты их дел потом?
— Да-не-зна-ю-я! Если есть замок — должен быть ключ, понимаете? Вы же почти все население вытравили! Хоть кто-то здесь, хоть немного понимает что-то кроме устава? А, впрочем, куда вам, солдафонам… Агх!
Договорить ученый не успел, помешал прилетевший под дых тяжелый кулак в защитной перчатке.
— Значит, так, — военный резко сменил тон на официальный, — Ваш антидот, теоретически, тоже может пригодится. Трибунал возьмет во внимание ваши заслуги перед наукой. Обвинение с вас вряд ли снимут, все-таки предательство — есть предательство. Вполне возможно заменить высшую меру наказания на заключение, а в случае сотрудничества со следствием, может даже и не пожизненное. Думаю, вы понимаете разницу?
Арестованный молчал, все еще пытался отдышаться. Подполковник продолжил:
— Как только прибудет псионик, мы возобновим разговор. В ее присутствии введете ключ к файлу, мы скопируем данные и передадим вашим коллегам. Что будет с вами в дальнейшем, будет зависеть от степени вашей честности.
— Так чего вы… кх… ждете-то? Давайте я прямо сейчас его… — в голосе Эйса звенела истерика, — Киборга вы нашли, сейчас введу пароль, получите вы мои файлы и…
— Значит, файлов несколько? Что в остальных? Лучше расскажите, Алекс, мы ведь все равно узнаем.
Пауза.
— …Местоположение законсервированной базы. Там должен быть корабль. И программа пилотажа. Не на крыльях же мы…
— Тоже ценные данные. Если крысы завладеют кораблем, проблем не оберешься. Это тоже вам зачтется во время рассмотрения дела. Но дождаться псионика необходимо, это мера предосторожности. Никто не гарантирует, что вы введете правильный пароль и не сотрете данные. У нас есть информация, что введение неправильного ключа активирует четвертый протокол. «Джет» самоуничтожится, оба блока памяти будут необратимо отформатированы. Мы не можем так рисковать. Мало ли что придет вам в голову… вы же об этом знали, так?
Арестованный совсем сник.
— Знали. Согласно нашим данным, Виктор Лакруз до того, как прибыть на эту планету, повышал квалификацию в корпорации «Интек». И обладал навыками хакерства. Интересно, сколько «Джетов» он взломал до того, как спланировал побег на Центавру? Теперь не узнаем… Мы же здесь не дураки, Алекс. И даже не киборги. Мы намного умнее. В том числе — умнее вас. Не знаю, о чем вы думали, когда за спиной у командования занимались несанкционированными исследованиями. Допустим, о науке, ладно. Возможно, даже о повышении, что тоже вполне понятно.
— Не о повышении…
— Тогда о чем? Хорошо, давайте без протокола. Мне просто интересно, что может заставить перспективного сотрудника, талантливого ученого, совершать такие глупости. Опасные для жизни глупости. За такую карьеру и оклад, как был у вас, любой душу бы продал! А вы решили передать ценную информацию противнику. Чтобы этот противник начал шантажировать Землю нашим же оружием?
— Да вы все равно не поймете. Для вас убивать — это работа. А для нормального человека ставить эксперименты на других людях… да даже если и не совсем на людях, — Эйс покосился на «Джета», — Зная, что подопытный все чувствует, видеть все эти язвы, химические ожоги… Я же не просто так из «десятки» перевелся. Вот вам бы там понравилось, подполковник! Там даже не на «Джетах» тесты проводили, на местных, которых вы крысами называете. Не мог я так больше… Просто не мог… Алекс надрывно всхлипнул, — Вы бы все равно никого отсюда не выпустили. Отсюда сами не уходят, только «грузом-двести». По объекту за год в среднем восемь-десять суицидов, вы об этом знали?!
Его голова упала на грудь, плечи затряслись.
— Это секретный военный объект! — отчеканил подполковник, его словами можно было бы нарезать тонкими ломтиками кусок корабельной обшивки, — Здесь остаются только самые морально устойчивые. Вы к ним, видимо, не относитесь. Очень жаль. «Джет», остаешься здесь. Следи за ним.
— Так точно.
Подполковник молча вышел. Оставшись один, арестованный завыл практически в голос:
— Твари! Сволочи!!
Истерика продолжалась двадцать две минуты сорок секунд, потом Алекс притих.
Джею тоже было о чем подумать.
Снова все сложилось одно к одному. Секретный объект, зашифрованный файл, Алекс с сообщником, разработки, «десятка», «крысы»… и отключенный блок контроля. Все те же размытые «файлы» из биогенной памяти. Исследователям нужно было замерить интенсивность нейронного потока, чтобы понять, что почувствует человек при воздействии того или иного вещества. Теперь понятно, почему Джей полуосознанно недолюбливал «лабу». Даже когда приносил очередной «объект мышь», без прямого приказа внутрь старался не заходить. «Десятка», она же лаборатория номер десять, где проводились опыты с мутагенами и антимутагенами. В ней «Джеты» работали только анализаторами ДНК, поскольку обладали немутагенным геномом. Им повезло больше.
Виктор Лакруз тоже маячил где-то на грани сознания. Высокий, коротко стриженный блондин с цепкими светлыми глазами. Такое же смутное воспоминание, каким чуть раньше был Алекс. Если бы объект числился в базе, ему был бы присужден статус «мертв». Уже не существенно. Больше всего Джея волновало прибытие псионика экстра-класса. О псиониках у него было мало данных. Можно сказать, они практически отсутствовали. Одна из причин, почему их надо опасаться даже больше, чем военных.
А еще где-то есть законсервированная база и корабль. Джею не было дела до антидота, а вот программа пилотажа действительно ценна. Но между этой ценной информацией и возможностью ее применить — четвертый протокол.
— Эх, Джесси, будь ты человеком, тоже меня сдал бы, да? За все эти… эксперименты.
«Джесси». Сокращение от «Джет Скаут» («Боссов» здесь почему-то называли «Бесами»). В какой-то момент Алекс начал так называть свой «подопытный объект», а Виктор всегда смеялся, когда слышал. Говорил, что это «собачья кличка», уверял, что много лет работал с киберами и ничего живого в них не нашел.
«Интересно, что он сказал бы сейчас? Не важно. Просто информация».
— Думаешь, мне нравилось? — продолжал распинаться Алекс, — Да нифига! У меня был приказ, понимаешь? Ты же знаешь, что такое приказ.
Киборг знал. Очень хорошо знал. Есть приказ, есть необходимость, например, прямая угроза для жизни. Все остальное — не повод для применения насильственных мер. Так он для себя решил. Эта мысль впервые возникла в ячейке на складе «Дискавера». Теперь она оформилась окончательно.
Этот Алекс мог бы быть ценным источником данных. Расспросить бы, что именно произошло в «квадрате», что за история с псиониками… Нет, нельзя себя выдавать. Из человеческой головы псионик достанет любую информацию, как опытный программист с блока памяти.
Игнорировать.
«Теперь у этого объекта нет командного допуска».
Алекс продолжал бормотать что-то бессвязное и малоинформативное, Джей какое-то время прислушивался, потом перестал. Прямого приказа «охранять объект» не поступало, «следить» — это не охранять. Сохранять постоянную бдительность не требовалось, система бездействовала, а энергию стоило экономить. Скорее всего, их обоих ликвидируют, как только получат файлы. Один слишком много знает, другой небоеспособен, в данной ситуации это приговор. В армии с небоеспособными не церемонятся, даже толком не зарядили, всего 30% от нормы.
Действовать по обстановке и покинуть объект при первой возможности. Принять, как предварительный план действий.
Согласно программе, «Джет» сложился у той же стены, у которой стоял, в позу дезактивации, и ушел в спящий режим. Датчики сработали через семнадцать часов и сорок девять минут – пискнул сенсор на двери. Сознание в точку, блок контроля на полную мощность. Мониторинг обстановки показал, что Алекс все так же сидит в кресле, пристегнутый наручниками. Он долго ерзал, пытаясь уснуть, тяжелое кресло сдвинулось приблизительно на пять сантиметров. Больше не изменилось ничего.
Дверь отъехала, в помещение зашли двое, уже знакомый подполковник, сжимающий подмышкой электронный планшет, и невысокая брюнетка в оранжево-синем спецкомбезе. Судя по нашивкам на рукавах, тоже в чине подполковника. На воротнике поблескивал черный металлический глаз, вписанный в вертикальный ромб. Знак военного псионика. И не просто военного – боевого. Наверняка неоднократно принимала участие в планетарных боях. Женщина мазнула взглядом по «Джету», как по предмету мебели.
Алекс вздрогнул, захлопал сонными глазами. Тревожный сон не пошел ему на пользу, глаза еще больше запали, круги вокруг них стали еще темнее. Ученого тут же взяли в оборот, посыпались вопросы. «Сыворотку правды» вкалывать не стали, все сотрудники любого секретного объекта всегда проходили стандартную процедуру усиления сопротивляемости этому препарату, на случай захвата противником. Пронять их могла только псионика. Хорошие псионики — редкость, все лучшие рано или поздно оказываются в военных подразделениях.
«Джет», согласно программе, снова включил запись.
— Ваше имя?
— Алекс Эйс.
— Возраст?
— Сорок семь лет…
Допрос многое прояснил. Операция в «квадрате Центавра» была заранее обречена на провал. В ходе военных действий планировалось создать прецедент для расторжения контракта между армией Земной Конфедерации и «Интек». Корпорация заключила с армией контракт на сто лет, и всячески стремилась поставить ее в зависимость от своей продукции. Земное министерство обороны сообразило, что происходит, только когда киборги, требующие регулярного техосмотра и вложения средств, начали вытеснять людей. «Живая сила» обходилась армии намного дешевле, и нужен был весомый предлог для срочного расторжения контракта, до его истечения оставалось еще тридцать восемь лет. Ждать было уже нельзя, все начало заходить слишком уж далеко. Поводом могли бы послужить киберпсихозы, но «Интек» выкрутилась, запросив ряд расследований по факту происшествий, где и выяснилось, что штабные «Джеты» психуют намного чаще остальных из-за нарушения техники безопасности и нечетких приказов.
После разбирательств и нескольких трибуналов над офицерами, «Интек» еще больше укрепила свои позиции, разработав модель «Скаут» с более надежным блоком контроля и сниженным энергопотреблением. Земле ничего не оставалось, кроме как усыпить бдительность корпоратов под предлогом эксперимента по замене людей киборгами. Пусть думают, что цель достигнута. Система Центавра подвернулась очень вовремя — там «Интек» еще не успела ни открыть филиалов, ни заключить крупных контрактов. Корпорация на эксперимент согласилась, но с условием, что обучит новых операторов по своей, специально разработанной программе. Будущих джетоводов отбирали долго. Сплошные новички, вчерашние лейтенанты, чтобы исключить возможность саботажа. Некому было пригрозить понижением в звании или лишением боевых заслуг, потому что ни того, ни другого у них попросту не было.
Армию «выручили» псионики. Но только поначалу, поскольку им, в отличие от свеженьких операторов, как раз было, что терять. Получив приказ от командования втихаря атаковать своих же джетоводов, они быстро смекнули — в случае чего, они и будут назначены виноватыми. Девушка Алекса, Даяна Шим, состояла в «первой бригаде», которой удалось выкрасть корабль, улететь на Терру-Центавра-81, и попросить политического убежища. Убежище им незамедлительно предоставили. Центавра не была богата сильными и хорошо обученными псиониками, как многие «новые цивилизации». Второй бригаде уйти не удалось, на них быстренько натравили киберов и спецназ.
Всё будет прекрасно, потому что сказки, в которые мы верим, ещё живут на земле…
В. Каверин.
— Нам очень сложно это читать, — входя в кают-компанию, сказал Р’Лан, по обыкновению окруженный голограммами.
Денис взглянул на ллеу и на мгновение прикрыл глаза. В самих ллеу — теплокровных прямоходящих ящерообразных чуть выше человеческого роста — не было ничего особо неприятного человеческому восприятию. Однако эти призрачные двойники/тройники/четверники-голограммы, создаваемые небольшим прибором на поясе, который всегда носил каждый ллеу, по какой-либо причине оказывавшийся единственным представителем своего рода в радиусе хотя бы пары сотен метров… они… как бы это правильно сказать… нервировали…
— Мы не можем выключить аппарат, — поняв причину гримасы, извинился Р’Лан.
— Нет-нет-нет, всё в порядке, — искренне запротестовал Денис. — Все в порядке. Я же рассказывал, что это просто… ммм…чуть непривычно для нас — и всё.
— Да, мы помним, — кивнул ллеу. Голограммы так же синхронно закивали. Денис еле удержался, чтобы снова не зажмуриться.
Ллеу были весьма непривычными для человеческого понимания существами. Нет-нет, не в физическом смысле, к внешнему облику всегда можно привыкнуть, что и происходило достаточно быстро — спасибо, правда, тому, что и сами ллеу были более-менее антропоморфны. Гораздо сложнее дело обстояло с образом мышления ящеров и их социальной структурой. Учёные называли это достаточно мудрёными словами и приводили в пример то пчёл, то муравьев — но суть была примерно одна: ллеу не мыслили себя вне коллектива. У них не существовало индивидуума, индивидуальности — и, как следствие, всего того, что эти моменты влекли за собой — то есть именно того, что и свойственно каждому человеку, от ребёнка до старика.
На внешнем уровне это выражалось в том, что ллеу всегда говорили о себе во множественном числе и там, где не могли появиться кучкой, использовали суррогат в виде немых и абстрактных голограмм. А что было на более глубинном уровне…с этим не смогла бы разобраться и целая армия психологов, даже с клонированным доктором Фрейдом во главе.
Но, в общем-то, это всё не мешало людям и ллеу работать вместе — пусть и не в очень тесном контакте. Или вот даже, как сейчас, лететь вместе до пункта назначения на одном челноке-беспилотнике.
— Так почему сложно? — поинтересовался человек. — Плохой перевод?
— Не думаем, — покачал головой Р’Лан. Голограммы повторили его движение. Денис отметил для себя, что они чуть запаздывали. Наверное, необходимо время для того, чтобы считать действие носителя и затем отзеркалить его с некоторыми вариациями в трёх лицах…то есть мордах…то есть…ну да ладно, в общем.
— А тогда почему? — они летели уже три дня и от скуки стали обмениваться литературными текстами — они сошлись на этой формулировке — своих цивилизаций. Что-то нашлось на планшетнике Дениса, что-то оказалось на комкопе Р’Лана — в общем, было как убить собственно и не сопротивляющееся этому убийству время.
— Нам очень сложно… — ллеу задумался, подбирая слова. — Нам очень сложно, когда думает один.
— Да, но это наше мышление, — кивнул Денис. — Точно так же думают люди. Так думает каждый человек. «Я» — а не «мы».
— И никогда-никогда не бывает «мы»?
Теперь настала очередь Дениса задуматься.
— Нет, ну почему же… Такие прецеденты бывали, и не раз… и до сих пор бывают.
— Например? — спросил Р’Лан, поудобнее усаживаясь в кресле. Кстати, а почему у ллеу нет хвостов? Ведь тогда бы их образ ящеров был бы целиком укомплектован… — мелькнуло в голове у Дениса.
— Нуууу… — протянул Денис, отмахнувшись от попытки мысленно приладить Р’Лану хвост. — Например… например… Вот, например, цари нередко писали в указах что-то вроде «Мы, Николай Второй»…
— И? — заинтересованно наклонился вперед ллеу. Вкупе с голограммами над Денисом нависло сразу четыре ящера.
— И ничего, — развел руками тот. — Это просто… это… это так было принято. Этикет, в общем.
— Хм… — задумался ллеу. — Но это немного не то, что у нас.
— Я знаю, — кивнул Денис. — Я рассказал это для того, чтобы пояснить, что у нас тоже есть «мы».
— Ваше «мы» не «тоже есть», — покачал головой Р’Лан. — Это совершенно иное «мы». Поэтому нельзя сказать, что оно «тоже есть». Можно, наверное, сформулировать, как «есть» — но «тоже» не совсем корректно, так как…
— Хорошо, хорошо, хорошо… — миролюбиво поднял руки вверх Денис. — Сдаюсь. Я не мастер в лингвистике, ты же знаешь.
— «Вы», — поправил ллеу. — Знаем.
— Да, да, да, извини…те… — смутился Денис. — Никак не могу привыкнуть.
— Всё в порядке, — беззлобно кивнул ллеу. — Даже ваши дипломаты долго не могли сориентироваться, что ваше «Вы» уважительное и наше «мы» обычное — совершенно разные вещи.
— Ну а вообще, как книга? — спросил Денис, чтобы сменить и одновременно поддержать тему.
— Книга? — удивленно поднял планшет ллеу.
— Книгой мы называем не только материальный предмет, — пояснил Денис, — но и текст, сюжет…историю, в общем. Такой…несколько архаический момент.
— Ааааа… — протянул Р’Лан и тут же хитро прищурился: — «Мы»?
— Да, «мы», — усмехнулся Денис. — Ну так как?
— Сложно.
— Ну да, да, да… я помню…речь от первого лица, да.
— Не только, — ллеу постучал когтями друг о друга — жест, аналогичный человеческому пощелкиванию пальцами. — Не только…Ваш индивидуализм, конечно, является краеугольным камнем невозможности абсолютного понимания текста…
Денис тихонько вздохнул — ллеу были прирождёнными лингвистами, только вот то и дело сбивались на сухую терминологию. Видимо, ещё одно следствие их психологии — невозможно обезличенному существу говорить лично.
— …однако мы можем абстрагироваться от него и принять как данность, — невозмутимо продолжил Р’Лан. — Но кроме этого существует и некоторое количество других вещей, которые затрудняют…
— Мммм? — отозвался Денис, так и не сориентировавшись — то ли ему это интересно, то ли он продолжает слушать из вежливости — хех, «краеугольного камня» любой дипломатии.
— Например, банальное незнание фактов вашей истории…
— А, Великая Отечественная, — кивнул Денис.
— Это что?
— Это война…ну, про которую там рассказывается…
— Если мы не ошиблись, там упоминается две войны, — задумчиво повернулся к голограммам ллеу.
— А, точно, — сделал неопределённый жест Денис. — Но та, так… как бы это сказать… менее известна у нас, что ли…
— А у вас войны делятся на более известные и менее известные? — удивился ллеу.
— Ну разумеется, — не меньшим удивлением парировал человек. — Само собой. Во-первых, это зависит от того, в твоей стране она была — или нет. Это раз. Во-вторых…
— Хммм… — задумчиво и протяжно произнес Р’Лан. — Но для нас нет разницы, в какой из точек планеты произошла катастрофа. Это является общим для всех ллеу.
— Не забывай… — предупредил Денис, и, увидев, как непроизвольно поморщился ящер, спохватился: — Не забывайте, у нас разное восприятие.
— Да понятно, понятно, — махнул лапой ллеу. — Точнее, нет, не понятно — а известно. Понять я этого всё равно не могу. Но вот смотрите…
— Смотри, — улыбнулся Денис.
— Да, смотри, — ллеу неуклюже растянул тонкие губы, подражая человеческой улыбке, а потом часто-часто заморгал тяжёлыми веками — собственно, улыбаясь по-своему. — Такая мелочь — и в то же время такая важная…
— Да нет, — махнул рукой Денис. — Не настолько важная, как для вас. Если вы говорите мне «смотрите» — это очень вежливо, официально, а если «смотри», то это более дружески, что ли.
— Дружески?
— Так… — опешил Денис. — У вас, что, нет такого понятия как «дружба»?
Ллеу пожевал нижнюю губу — типично человеческий жест. Интересно, он их, исконный — или же Р’Лан подхватил его на какой-то из человеческих баз?
— Не думаю, — наконец покачал головой ящер. — Сам принцип слитых индивидуальностей исключает возможность рассматривать некое единение индивидуальностей как особую категорию, которую вы именуете дружбой.
Денис развёл руками.
— Ну тогда ясно, почему вам непонятна эта книга. Но может хотя бы…любовь?
Ллеу снова покачал головой.
— Тоже проблема в индивидуальностях? — догадался Денис.
Р’Лан кивнул.
Денис вздохнул.
— Но тогда я никак не смогу объяснить. Это слишком… слишком человеческая книга.
— Но нам нужно научиться понимать людей, — возразил Р’Лан. — И не только дипломатам — но и простым ллеу, тем, кто будет работать вместе с вами. Или хотя бы рядом.
— Я не смогу, понимаете, не смогу, — покачал головой Денис. — Я всего лишь капитан облегчённых разведчиков — не психолог, не учёный… я даже изъясняться красиво не умею.
— А мы — капитан буровых истребителей, — прикрыл глаза в своей улыбке ллеу. — Так что, возможно, это даже к лучшему, что тут нет психологов и учёных. Давайте, попробуйте.
Денис снова вздохнул.
— Но как?
— Ну хотя бы… хотя бы… — ллеу поднял планшетник. — Хотя бы на этой книге?
***
Еще через три дня они добрались до покрытого льдами и снегом астероида ДГ-16, на котором находились их базы.
Там они достаточно сухо простились — ибо так и не успели — а может, и не очень хотели? — а может, просто не смогли? — или не сумели? — или это было просто невозможно по причине их такого разного мышления? — подружиться и достаточно легко расстались, каждый окружённый своими сородичами.
Денис ещё несколько раз оглядывался и видел, как исчезли голограммы, когда ллеу оказался среди своих.
И долго-долго потом, на пути к базе, пытался представить — как это, когда ты никогда не бываешь один?
***
Спустя сутки на базе ллеу в шатре старейшины надрывался передатчик.
Ещё полчаса назад майор базы землян был корректен и даже вежлив — но сейчас вежливость и дипломатия полетели ко всем чертям, и он не выбирал слова, выражения и интонации, наговорив уже на пару-тройку хорошеньких галактических войн.
Ллеу же были вежливы — но непреклонны.
— Вы должны нас понять, — медленно сказал старейшина. — Мы не хотели бы быть причиной межпланетного конфликта.
— Какой конфликт? — прохрипел уже сорвавший голос человек.
— Обыкновенный, — пожал угловатыми плечами ящер, словно собеседник мог его увидеть. — Мы не найдём вашего человека, что послужит предлогом для мыслей о том, что мы его и не хотели-то искать, что в свою очередь послужит основой для…
— Но вы его и так не хотите искать! — взревел майор.
— Да, — кивнул ллеу. — И честно вам говорим об этом, а также выдвигаем разумные доводы, чтобы вы поняли, что это не исключительно личностные элементы, а всего лишь здравое и логическое рассуждение.
— Чёртовы ящерицы, — прошипел передатчик.
— Мы не обратим внимание и на данную попытку оскорбить нас, — спокойно ответил ллеу. — Принимая во внимание вашу родовую специфику взаимоотношений в коллективе, мы понимаем, насколько наш отказ вам неприятен. Но мы бы попросили вас учесть, что наша специфика отличается от вашей. И, обращаясь за помощью к нам, вам необходимо учитывать, что вы начинаете играть на нашем этико-моральном поле.
Рация промолчала.
— Надеюсь, вы войдёте в наше положение, — сказал старейшина.
— Кто бы вошёл в наше… — пробурчал майор, но его тут же перебил женский голос: — Прошу прощения, с кем я имею честь беседовать?
— Третий ингердард пятой кальзы P’Лоо, — отчеканил ящер.
— Третий ингер… — растерянно протянула женщина, но ей тут же зашептали невидимые помощники: «Полковник, полковник». — Полковник P’Лоо, с вами теперь разговаривает майор Ольховская.
— Нам очень приятно, — туманно ответил ллеу.
— Мне бы хотелось попробовать переубедить вас…
— Попробуйте, — покорно согласился старейшина.
***
Денис мрачно смотрел на огромную тушу, с хрипом выталкивающую воздух из лёгких. Надо же было такому случиться, что тарлан умудрился поскользнуться — или попасть в какую-то яму под снегом — и сломать — или же сильно вывихнуть себе лапу. Денис плохо знал, как в таких случаях поступают с тарланами — а точнее, не знал вообще — но старая фраза «загнанных лошадей пристреливают» и сцена из «Анны Карениной» неумолимо всплывали в его памяти. Всё осложнялось ещё и тем, что было более чем полсотни градусов ниже нуля по Цельсию — а до ближайшей базы полсотни же километров. К тому же наступала ночь, температура грозила упасть ещё градусов на тридцать, и не было и мысли о том, чтобы самостоятельно добираться до ближайшего жилья.
Денис ещё раз обошел тарлана кругом. Нечто вроде бегемота на мосластых тонких ногах, покрытого длинной грубой шерстью — как вообще можно было подумать о том, чтобы такое животное использовать в качестве средства передвижения? Понятно, конечно, что это автохтон, но они же явно не предполагали того, что на них сверху ещё кто-то будет сидеть. А уж тем более, что этот кто-то будет гнать их куда-то против воли.
— Чёрт, — попытался сплюнуть Денис, но плевок превратился в льдинку и, упав, пробил червоточинку в рыхлом снегу. На ум пришли рассказы Джека Лондона. Пилот поежился — как он помнил, в тех рассказах подобная ситуация обычно заканчивалась плачевно.
В общем-то, ничьей вины в происходящем не было.
Обычная стандартная ситуация — «тревога, тревога, гипс снимают, клиент уезжает!». Кто-то не успел что-то сделать — и кому-то поручили срочно успеть разрулить. Учитывая, что первым «кто-то» Денис никогда не был — ему выпала роль «кого-то» второго. Собственно и требовалось-то всего — добраться до соседней базы, что в паре сотен километров, и сообщить о том, что тамошний радист уже три дня как несёт несусветную чушь, и надо бы проверить код-процессор, пока не приехало начальство и все десять земных баз не облажались единым и стройным махом.
Снегоходы все были заняты — собственно, их и так было немного — так что к его услугам предоставили ленивого и вечно что-то жующего — что тут можно было достать жевательного под вечной же мерзлотой?! — тарлана. И вот надо бы Денису ещё тогда, когда он скептически разглядывал эту слоноподобную тушу, к которой словно по какой-то дурацкой ошибке — или по не менее дурацкой шутке — приделали оленьи ноги — надо бы ему ещё тогда было отказаться и подождать глайдер. Так ведь нет!
Тарлан дёрнулся и попытался встать.
Надо рассуждать логично.
Итак, животное сейчас недееспособно. Это раз.
Надвигается ночь. Это два.
На ледяном щите при ночной температуре животное станет окончательно и бесповоротно недееспособным. Это три.
И как четыре — так же унедееспособится и сам Денис. Если, конечно, не позаботится о себе. И причём, прямо сейчас.
Ну что ж…
Денис глубоко вздохнул, приставил пистолет чуть повыше левого уха тарлана и спустил курок.
Животное мелко задёргалось и стихло.
***
Через час майор Ольховская в полной мере прониклась пословицей «Скорее ветерок подвинет скалу, чем изменится мнение ллеу». Старейшина был непреклонен — и, что самое неприятное, находил совершенно чёткие и логические доводы в свою пользу.
— Хорошо… хорошо…хорошо… — наконец сдалась она. — Я поняла…мы поняли… Извините, что побеспокоили… извините… Мы просто думали, что хотя бы во имя дружбы…возможной дружбы…извините.
Послышалось что-то, очень похожее на сдавленные рыдания, и передача прервалась.
— Людей так сложно понять… — сказал старейшина. — И при этом они так и не могут понять, что нас понять не легче. Не понимаем такого непонимания простейших понятий.
Все остальные ллеу базы, присутствующие при этом, застыли внимательным кругом.
— Они не могут понять… — P’Лоо задумался, подбирая слова. Он не был хорошим — по меркам не только ллеу, но и людей — лингвистом, но чуял, что совершил некоторый перебор со словами, однокоренными к «пониманию». — Они не могут проникнуться… — это слово было более близким по смыслу тому, что хотел сказать ллеу. — …не могут проникнуться тем, что их ценности не только отличны от наших ценностей, но и совершенно не коррелируют с нашим образом мыслей.
— Разве ценности могут быть отличны? — раздался задумчивый голос из круга.
Старейшина задумался в ответ.
— Это сложный философский вопрос… Мне кажется, что его стоит обсуждать дольше, глубже и в несколько иной обстановке, чем здесь и сейчас.
— Да, — согласился тот же голос. — Но дело в том, что этот вопрос был одним из основных в их доводах. Они пытались сказать нам, что если бы мы обратились к ним с такой же просьбой, то они бы нам помогли.
— Это голая теория, — покачал головой Р’Лоо. — Более того, теория, направленная на то, чтобы нас переубедить.
— Тем не менее, в ней, как и в любой теории, существует скрытая возможность стать аксиомой, — возразил голос.
Старейшина прикрыл глаза тяжёлыми веками, покачался несколько секунд туда-обратно и медленно открыл глаза.
— Нам кажется… нам кажется… дело тут не в желании обсудить определённый вопрос, — хитро сказал он.
— Да, — признался голос.
— Тогда…?
— Мы знаем его, — сказал высокий молодой ллеу, делая шаг вперёд.
Окружающие прислушались к чему-то внутри них и согласно закивали головами.
— Да, да, да, мы летели с ним на «Ван Дер Граафе»…
— Он хороший человек, — продолжил Р’Лан. — Может быть, он мог бы быть и неплохим ллеу.
Окружающие вгляделись во что-то внутри них и снова согласно закивали головами.
— Мы пойдём, — сказал Р’Лан.
Старейшина долго молчал. Все доводы молодого ллеу он прочувствовал в себе и колебался, стоит ли с ними соглашаться.
— Р’Лан, — наконец произнес он. — Вы же работали с людьми не больше любого из нас… но в чём же дело?
Ллеу рассеянно постучал когтями.
— Это сложно объяснить… — задумчиво сказал он. — Очень сложно… очень… это так просто… и в то же время очень сложно…
— Но это… путь для понимания людей? — подсказал Р’Лоо.
— О да! — с жаром воскликнул ллеу. — О да! Это краеугольный камень в человеческих ценностях.
— Хм… — задумался старейшина. — Тогда вы очень важны для нас — и мы не можем отпустить вас.
Р’Лан замер.
— Л-логично, — выдавил он.
— Только вы смогли хотя бы немного приблизиться к пониманию человеческих ценностей, — продолжил Р’Лоо. — В любом случае для нашей базы это лучше, чем ничего.
Р’Лан кивнул.
— Таким образом, — логично закончил старейшина. — Мы не можем вами рисковать. Во всяком случае, пока вы не передали свои знания нам.
— Но… — попытался запротестовать Р’Лан. — Если я сейчас не пойду, то таким образом всё мое знание человеческих ценностей будет абсолютно ненужно — ведь я совершу поступок, противоречащий им.
— Хм… — снова задумался полковник. — Логично.
Наступила тишина.
— Мы не считаем, что этот поступок верен, — наконец сказал старший ллеу.
Р’Лан кивнул.
— Мы думаем, что это может лишить нас вас, — продолжил тот.
Р’Лан снова кивнул.
— Но мы уважаем ваше решение так, как если бы оно было наше, — вздохнул старейшина.
***
И привилегия европейских дворян греть ноги в вспоротом животе вассала, и даже та старая сказка про звездные войны, когда героя прячут от холода в брюхе животного… Да, конечно, старый приём — очень неприятный и дюже вонючий — но позвольте, жить-то как-то надо. И очень, надо сказать, хочется жить…
Он ещё раз скептически окинул взглядом тушу тарлана. В общем, из неё бы получилась неплохая палатка… вот только…
Следующие полчаса он занимался тем самым «вот только». Анатомию тарланов он не знал совершенно — но в данном случае она была ему совершенно ни к чему. Вырезать всё, что вырезается — и закопать в снег неподалеку. Хищников здесь не водилось — по одной простой причине, что здесь также не водилось ничего из того, что могли бы жрать эти самые хищники. Изредка появлявшиеся в данных краях путники наподобие Дениса в расчёт не принимались, так как даже в таких критических случаях мяса с них было мало — и это мясо ещё надо было выгрызть из термокостюма, который, между прочим, весьма сильно сопротивлялся любой попытке извлечь из него человека — даже если это извлечение было, собственно, инициировано самим человеком.
Да, надо сказать, воняло… Он, конечно, постарался максимально аккуратно вырезать всю требуху, чтобы ничего не лопнуло и не разлилось — но всё равно, внутри воняло. Хотя в принципе, да, да, да, как там говорилось у классика — «ко всему привыкает человек». Вспомнить бы ещё, у какого классика…
Какое-то время Денис размышлял над вопросом — если бы тарлан не сломал ногу, то смог бы он пристрелить того ради… хм… крыши над головой? Скорее всего, долго бы пытался изобразить из себя древнего монгольского кочевника и спрятаться под брюхом, в шерсти — что он, собственно, и пытался сделать некоторое время назад с трупом — но рано или поздно всё-таки ему бы пришлось цинично выбирать — или он или тарлан. И выбор был бы очевиден. Да, конечно, он любит животных и всё прочее — но не ценой же собственной жизни. Только вот… кто гарантирует, что за время этого выбора он бы не получил фатальных простуды или обморожений?
Старательно выскребя брюшину от всего, что могло ещё сильнее испортить ему пребывание в ней, он залез внутрь и аккуратно прикрыл разрез лоскутом шкуры.
Мда.
Капитан облегчённых разведчиков… восемь удачных вылетов… три медали… и прячется в брюхе дохлого животного. Какой позор… какой пассаж… какая ирония…
Но жить хочется.
Как же хочется жить!
Снаружи стало холодать.
***
Р’Лан уже выбрался на основную траекторию, на которой затерялся его бывший коллега по кораблю, когда что-то тихонько хрупнуло в районе пояса.
Ллеу замер и, боясь даже подумать о том, что произошло, опустил глаза вниз.
Из развороченной коробочки торчали маленькие платы и разноцветные провода. Словно выпотрошенное живое существо.. — мелькнуло в голове у Р’Лана.
Хрупкий прибор не выдержал низкой температуры, его попросту разорвало.
Ллеу коротко пискнул.
Руль вырвался из внезапно дернувшихся лап, машину занесло, перевернуло, седока выкинуло в снег — и к счастью, потому что ещё долгих полминуты снегоход кувыркался по жёсткому насту, постепенно превращаясь во что-то малоузнаваемое.
Но Р’Лана судьба машины уже совершенно не волновала.
Лежа на снегу, он сворачивался во всё более и более тугой клубок, подобный тому, какими юные ллеу появляются на свет — и тихо пищал — как пищат те же юные ллеу.
И вовсе не боль была тому причиной.
Точнее, не физическая боль.
Ллеу не могут быть одни.
Ллеу никогда, ни единого мгновения своей жизни не бывает один.
И даже потом, в смерти, его прах смешивается в Хранилище с прахом всех тех тысяч ллеу, что жили до него — а потом и с теми тысячами, что жили после — но никогда, никогда, никогда, ни один ллеу не бывает один.
В их народе ходят истории о том, как ллеу терялись, пропадали, оказывались вдруг в оглушающем, ослепляющем, убивающем одиночестве. Если их успевали найти — то это были потерявшие рассудок жалкие существа. Если же приходили слишком поздно — то к праху сотен предков добавлялась ещё одна горсточка.
Ллеу не может быть один.
***
— Будет большой песик, — ухмыльнулся Дин.
Большой… ага. Сэм оторопело рассматривал «подарочек». Тот жарко дышал и все норовил взгромоздить на хозяина лохматые лапы. Ого… С ног свалит и не заметит. Ой!
— Это порода «командор». Они вырастают в настоящих монстров, старик. По размеру.
— Ага, и ты решил подарить мне монстра…
— А ты против? Старик, ты только подумай – свой ручной монстр! Самое то!
— И кто кого будет водить на поводке?
— Тут еще вот в чем дело, Сэмми, — разом посерьезнев, Дин подошел поближе, — Эти собаки – классные защитники. Попадись такому вендиго – так еще неизвестно, кто кем пообедает. Так что пусть лучше будет рядом.
О… Сэм посмотрел на подарочек по-иному. С этой точки зрения серый кандидат в монстры выглядел очень привлекательно.
Подарочку тем временем надоело ждать, пока хозяева договорятся. К тому же ему давно хотелось есть. «Щеночек» открыл розовую пасть и гавкнул.
Сэм уронил бутылку с водой, Дин замолк на полуслове и расхохотался – голос у песика был уже не по-щенячьи гулкий…
Сообразив, что хозяева попались нерасторопные и собачьего языка не понимают, песик решил позаботиться о своем пропитании сам: нырнув под кровать, будущий монстр отыскал там добычу, о которую можно было всласть почесать зубки. Добыча была небольшой, водилась под кроватью в количестве двух штук, и для его собачьего носа пахла очень привлекательно.
Ботинки Дина.
Будущий защитник Винчестера-младшего покосился в сторону занятых хозяев… и втихомолку запустил в добычу зубы, пока не отобрали. Люди иногда бывают такими жадными. Ругают почем зря. Сами-то они эти штуки не едят. Почему ж тогда отбирают и ругаются?
Над головой шкодного подарочка продолжалась увлекательная беседа о всяких недорослых монстрах в качестве охранников и защитников. А также о неподходящей кличке для будущего защитничка… Прозвище явно надо было сменить, но на что?
Поразмыслив, братья решили не называть свое приобретение Сникерсом. Не стоит напоминать о грустном (Сэм этого не помнил, но, по словам Дина, малыш, носивший это имя, погиб под колесами машины в каком-то мотеле). Да и непохож был этот громадный клубок шерсти на кроху-щеночка…
— Может, Бетховен?
— А это кто?
— Проехали. Ты что предлагаешь?
— М-м… не знаю. Супермен?
— Супермен тут я, — гордо заявил Дин, — Не пойдет.
Сэм рассмеялся, чувствуя, как стремительно поднимается его настроение, и братья погрузились в увлекательный мир собачьих прозвищ, подходящих, не очень подходящих и вовсе неподходящих, но чертовски забавных.
Дин сгоряча предложил такой вариант, что миссис Хиггинс, случись она тут, прописала б ему успокоительного (после нагоняя, конечно). Сэм не остался в долгу и в шутку предложил назвать мохнатое чудовище Призраком… Дин пришел в ужас (шуточный) и предложил представить, что скажут случайные прохожие, коим повезет увидеть, как юноша стоит посреди улицы и кричит «Призрак-призрак!»
Увлекшийся подбором подходящего имени Сэм начисто забыл и о драке, и о Динго, о своем папе с его вопросами, и о выматывающем разговоре с психологом, которому выболтал то, о чем в жизни больше никому не скажет (ну… кроме Дина разве что).
Но ему напомнили…
Тихий стук в дверь заставил их умолкнуть, а подарочек – отвлечься от процесса загрызания кого-то под кроватью и невнятно заворчать…
— Заходите! – повысил голос Дин и спешно сунул поводок под кровать, бормоча что-то типа «надо-придержать-это-в-секрете-пока-я-не-договорился-с-отцом-настоятелем»…
Дверь открылась. На пороге стоял понурый Люк.
— Ух, — выдохнул Дин, — Я-то подумал… Входи, чего стоишь?
Бывший Хорек тихо прикрыл дверь.
— Привет, — неловко начал он и замолк, переводя взгляд с одного Винчестера на другого.
— Привет-привет!, — жизнерадостно отозвался Дин, — Ты Майкла не видел?
— Нет. Пока нет… Дин… слушай… можно с тобой поговорить?
Сэм мысленно ахнул, понимая, что сейчас Люк запросто выложит историю про драку. И что будет? Говорить про драку? Но тогда надо рассказать и причину. А причина брата точно не обрадует… И врать тоже нельзя. Дин нахмурился…
— Слушай, парень, если ты опять с извинениями, то кончай уже с этим, ты меня достал, честное слово!
— Дин… пожалуйста…
— Парень, кончай строить из себя кающегося грешника – нет, монастырская обстановка определенно действовала и на старшего брата, — И забудь наконец про это. Можно подумать, они б кого другого не нашли.
— Но…
— Еще раз придешь с этой ерундой, заставлю пойти к миссис Хиггинс! И заявить ей, что ты не согласен с ее методами лечения!
Люк дернул плечом, явно не обрадованный обещанием…
— Но…
— Огребешь по полной, предупреждаю! Эй… ты что?
Вопрос был в тему – взгляд Люка, и без того, как в воду опущенного, стал совершенно затравленным…
— Эй… Приятель, завязывай с… дьявол, Сэмми, да что с ним такое?
— Ну…
— Так, — глаза Дина становятся очччччень пристальными. Взгляд окидывает понурого Люка и цепляет плечо Сэма так, словно у него рентгеновское зрение и ссадины на животе и этом самом плече просвечивают через клетчатую рубашку… – Похоже, вопрос стоит поставить по-другому? Что с ВАМИ? А ну, выкладывайте.
О… ну если вопрос стоит так… и задается таким тоном… Сэм выложил про драку, Динго и его шантаж раньше, чем смог отфильтровать информацию. Верней успел, но… по минимуму. Про Динго и его пакостные штучки напоминать не хотелось в абсолюте, но имя никак не опустишь. Разве что мелкие подробности типа реальной причины.
— Ага, — кивает Дин, — Значит, ты дал добро на то, чтобы спустить этого вашего Динго с поводка, потому что боялся, что Майкл узнает про твои «задания»? Так, что ли? Приятель, он давно про это знает!
— Что?
— Ваш Наставник с удовольствием выложил на допросах, какую змею мы пригрели на своей груди! В смысле тебя, Люк. И кого ты сдал, и где, и кому он тебя… э… проехали. Майкл ему чуть морду не набил.
Сэм представил, как Крошка Майкл собирается набить морду бывшему Наставнику и невольно улыбнулся – хотелось бы посмотреть.
— Просто наш вежливый проф не хотел тебя доставать всякими там прошлыми гнусностями. Прошло и все. Забудь и живи дальше. – голос Дина зазвучал вдруг очень мягко… и не только для Люка – зеленые глаза на миг остановились на Сэме… — Просто живи дальше… И перестань наконец грызть кровать, ты, клубок шерсти!
Ошалевший от подобного обращения Люк изумлено приоткрыл рот, но Дин уже метнулся к постели и сдернул покрывало, открыв взорам «подарочек», упоенно обгрызающий чей-то ботинок.
— О нет… – простонал Дин, горестно воззрившись на непредвиденный обед шкодливого «подарочка», — Первоклассные ботинки, чтоб тебя, прожорливая ты скотина!
— Это кто? – ошеломленно спросил Люк, разом забывший о собственных бедах.
— Злодей, — шепнул в ответ Сэм, рассматривая дивную картину: «Охотник на нечисть пытается отобрать у щенка кожаные лохмотья, еще недавно бывшие ботинками», а лохматый будущий защитничек накрывает их лапой и ворчит…
— Кто?!
— Обжора! – кипит Дин, — Проглот! Паршивая псина!
Щеночек недовольно рыкнул. Видимо, с диагнозом насчет обжоры он был согласен, а вот оскорбления типа «паршивой псины» слушать не нанимался!
— Дин…
— Подожди, Сэмми… — Дин рассерженно взирал на прожору-щеночка, — Я ж тебе скормил целую кучу бургеров! Ты пакет корма умял! Ты даже в мусорнике что-то выискал!
— Дин!
— И что тебе теперь нужно? Десерт в виде моих ботинок?
— Аррррр, — согласился щенок. И снова запустил зубы в «десерт».
— Дин… – Сэм еле удерживал хохот… — По-моему, прозвище Злодей все-таки ему подходит.
— В тему, старик! – брат смерил пожирателя своих ботинок негодующим взором, — Бывшие хозяева знали, как назвать этого …
— Дин Винчестер! Такие слова в стенах монастыря! – послышался с порога голос, от которого Дин сморщил нос и нацепил на лицо лучезарную улыбку…
Явилась миссис Хиггинс с вопросом, отчего это один из Винчестеров не явился на перевязку…
Лечь у Сэма так и не получилось. В смысле получилось, но не там и не так – после небольшой проповеди о здоровом образе жизни и влиянии правильного лечения на продолжительность этой самой жизни миссис Хиггинс уволокла в перевязочную обоихВинчестеров.
Дин только и успел шепнуть Люку, чтобы тот остался в комнате и присмотрел за… (быстрый взгляд на грозного врача) за… за его ботинками под кроватью, ладно? Пусть только не нервничает, он… то есть они вообще-то смирные.
Оторопевший от перспективы приглядывания за «ботинками» Люк тем не менее остался в комнате, а почему-то примолкшая миссис Хиггинс только ускорила шаги…
По дороге они все оглядывались, опасаясь услышать лай «ботинок», но к счастью, обошлось.
— Сэм?
— Что?
— Так что там с дракой, старик? Выкладывай.
— Здесь?
— Да брось, чувак, нам тут еще долго валяться. А из аппаратуры только камера имеется, да и та выключена сейчас. Так что колись.
Сэм подумал… Ну… вообще-то наверное, можно. Им еще тут как минимум с четверть часа лежать.
Замечание насчет ботинок дорого обошлось Дину. Миссис Хиггинс притащила их в свой кабинет (по совместительству смотровую-перевязочную) и параллельно с осмотром-прощупыванием-исследованием замучила вопросами, что Дин курил, что пил, чем надышался и (или) где ударился головой.
После десятого клятвенного уверения в полном отсутствии всяких галлюциногенов (а также алкоголя, ушибов головы и прочего) и признания, что это была просто неудачная шутка, миссис Твердая Рука мстительно напоила обоих братцев какой-то гадостью под туманным названием «общеукрепляющий тоник». А потом намазала шею Сэма и бок Дина желтоватой мазью (у которой тоже запах был далек от аромата роз и фиалок) и велела лежать тут двадцать минут в полной неподвижности. И если она, врач, только услышит сегодня слово «футбол» или «разминка», то оба окажутся изоляторе!
Вввввинчестеррррры!
Винчестеры переглянулись… вздохнули… хихикнули и покорились судьбе. Хотя, скорей всего, ненадолго. Правда, Сэм с интересом прислушивался к ощущениям и помалкивал (после сегодняшних сюрпризов переполненному впечатлениями юноше было совсем нетрудно помолчать). Но, насколько он знал Дина, тому вынужденная неподвижность (если речь шла не об охоте и не об отдыхе после нее) и молчание давались так же просто, как зверю кенгуру — строевой шаг. То есть никак.
Так что Сэм заключил сам с собой пари, насколько хватит молчания у братика… По его подсчетам – не больше четырех минут.
Так и вышло.
— А почему ты решил, что я не все выложил?
— Ну-у… старик, то, что ты темнишь, поймет даже Злодей, если выучится говорить, — довольно усмехнулся старший брат, — Дырок в этой истории как в ломте сыра! А я все-таки тебя знаю.
Хм… И где это, интересно, он прокололся?
— В причинах, — охотно отозвался его невозможный братец.
В ответ на незаданный вопрос, кстати…
— А точнее?
— Точней… Мне вот показалось странным, что мой тихий сдержанный брат, который изо всех сил старается быть пай-мальчиком, вдруг срывается с нарезки так, что бьет морду бывшему приятелю прямо в монастырском коридоре. И при этом еще и молчит, из-за чего все это.
— Я не молчу.
— Ах да, тебя взбесил шантаж. Сэм, ну не ври.
Сэм покусал губу.
Ну вот…
Ведь знал же, что глупостей наделал. И вот, изволь расхлебывать последствия… Как сказать Дину, что про них сплетничает и Динго, и его чертовы дружки? А если они еще поделились с кем-нибудь… ****!
— Так в чем дело, Сэм? – уже без улыбки спросило «последствие», — О чем ты умолчал?
В серьезном голосе было что-то… нет, не упрек. Что-то похожее на… пожалуй, на просьбу. «Не ври мне, Сэм… Только не ты».
Юноша опустил голову. Дин прав. Они не должны врать друг дугу. Только не они.
— Ладно.
Выложить про намеки рыжего придурка оказалось легче, чем он думал – главное, при этом на Дина не смотреть. И не вспоминать… Сволочные намеки Динго снова вытащили из памяти то, что стоило б похоронить, как охотники — кости всяких там призраков.
Мерзкую ухмылку Наставника… глаза Дина… тот миг, когда Сэм едва не переступил последнее, что оставалось в нем тогда от человека… Нет, он знал, знал, что все прощено, разом и навсегда, он понимал. Только… нескоро все это забудется.
— Ага, — как-то без эмоций проговорил Дин, когда краткий пересказ (всего-то в четыре фразы уместился) был закончен. – Ага… ясно
…
В зеленых глазах тенью метнулось смятение и злость… потом он пристально сощурился… и вдруг рассмеялся:
— Сэмми, так ты, значит, вступился за мою честь? Очешуеть!
— За нашу, — поправил в тон Сэм.
— А, ну да…
— И это не смешно.
— Ты прав, Сэмми. Это не смешно. Это чертовски смешно. Черт, хотел бы я это видеть!
— Ха-ха! – пробурчал Сэм, не понимая, что здесь может быть забавного.
— Как скажешь, старик, – Дин старательно удерживал на месте губы, так и норовившие разъехаться в улыбке. Вспышка растерянности и злости погасла, и сейчас у старшего братца был вид вызванного к директору школьника, который прячет за пазухой тройку шустрых хомячков.
— Дин!
— Я серьезен, как отец Модильяни! – заверил негодный братец, для наглядности широко раскрыв глаза и старательно демонстрируя эту самую серьезность.
— Дин…
— Нет проблем, старик. Мне как, ощущать себя принцессой?
Ну вот что на такое можно было сказать, а? Тем более сам юноша по-прежнему не видел в этой ситуации ничего, напоминающего юмор. Может быть, потому что в чем-то, пусть частично, но все-таки ощущал горечь вины…Нет, он понимал, что иного пути не было — и Дин это говорил, и психолог объяснял. Разумом понимал, но вот в душе… Поганая-таки иногда штука – память.
Занятый своими мыслями Сэм не сразу заметил, что смешливые искорки в глазах старшего погасли…
— Прости.
— Что?
— Ну… прости, в общем. Ты прав, нельзя, чтоб про нас трепали такое… Но в следующий раз будь поосторожней. Слыхал историю про даму, которая слишком горячо протестовала?
Ох Преисподняя… И правда. Сэм вздохнул.
— Э… понял.
— Здорово. В следующий раз морды будем бить вместе, — заключил Дин, — Но только в крайнем случае. А сначала…
— Что?
— Ну, как же, старик! То, что ты так здорово умеешь – морочить голову, пудрить мозги и вешать лапшу на уши.
Что-что? О чем он… о! Здорово умею, значит… Наслушался…
— Вспомнил? – Дин усмехнулся, — Помню-помню, как сидел тогда в этом твоем жутком домике и слушал, как вы, парни, общаетесь… Как на ножах деретесь – прием на приеме.
— Значит, не драться?
— Без меня — ни в какую. А вместо этого…- он сделал паузу и Сэм охотно договорил:
— Пудрить мозги.
— Вот-вот.
— Кому пудрить мозги? – громыхнул с порога голос миссис Хиггинс, — Это мне, что ли?
О… попали.
— Интересно, как там Люк поладил с… ботинками? – вспомнил Дин, когда они наконец выбрались из негостеприимного кабинета миссис Хиггинс. Нет, на гостеприимство грех жаловаться, грозная врач была, судя по всему, не против, оставить там семейку Винчестеров чуть ли не навсегда, но пора и честь знать! Тем более, в комнате их ждал Люк с бо… то есть со Злодеем.
Не сговариваясь, братцы ускорили шаги, справедливо опасаясь за Люка, за мебель в комнате, за желудок проглота-щенка и вообще…
Опасения оказались напрасными.
Нет, в смысле, кое в чем они были справедливы: например, покрывало на постели Сэма и впрямь хранило следы пребывания в собачьих зубах. Сумка лежала посреди комнаты и имела такой вид, точно по ней хорошо потоптались и попробовали на вкус ремни… Обувь с чего-то сменила место пребывания и громоздилась на верхних полках (обычно предназначенных для молитвенника или документов), жалко свесив шнурки…
А посреди всего этого беспорядка на постели Дина сладко дрыхли Люк в обнимку с «подарочком».
— Неслабо тут повеселились…
— Сэм?
— А? – юноша подхватился, автоматически оценивая обстановку. Не услышал как подошли, черт…
А-а…
— Ты что, спишь? – у Джона Винчестера был откровенно удивленный вид.
Мда, и впрямь… Место нашел. Тренировочный зал… А что делать?! Глаза откровенно слипались, и сейчас бы он, наверное, уснул даже в кабинете психолога… Если б Люк еще не показал щенку, как удобна хозяйская постель, может, еще удалось бы выспаться. А так…
— Я Дина жду…
— А он где? А-а…
Вот-вот…
Выехали часов в пять. Найти церковь оказалось нетрудно, и к храму подъехали рано, когда никого из прихожан еще не было, лишь по церковному двору сновали туда-сюда две женщины в длинных темных платьях. Ника огляделась и решительно направилась к ним.
Расспросив пожилую, с кротким лицом, Ника выяснила, что по личным вопросам к отцу Артемию следует обращаться после службы, сейчас он занят в алтаре, и пройти к нему нельзя. Женщина отвечала тихо, но толково, смотрела ласково и все время улыбалась чуть виноватой улыбкой. Вторая, лет ближе к сорока, была некрасива, неопрятна, один глаз ее косил вверх, и впечатление она производила странное. Женщина не переставая что-то бурчала себе под нос, но Вероника не прислушивалась. Лишь закончив беседу и повернувшись, чтобы уйти, она услышала, как та неожиданно внятно выкрикнула ей в спину:
— Волоса-то прикрой, как в храм пойдешь, срамота!
Ника вздрогнула и резко обернулась.
— Да, уж вы платочком голову-то повяжите, не забудьте, и девочкам тоже. Нельзя, матушка, в храм с непокрытой головой, права Наталья, — пояснила та, что постарше, и обратилась с увещеванием к своей слабоумной напарнице: — А ты не груби людям, не знал человек, так скажи спокойно.
«Действительно, не подумала», — упрекнула себя Ника. Она вспомнила, что когда-то и вправду повязывала голову платком, когда появлялась в Лавре, но сейчас совсем забыла об этом. Хорошо хоть вовремя вспомнила, что в церковь нельзя заходить в брюках. Но грубое замечание от незнакомой и не в своем уме женщины по такому ничтожному поводу показалось ей незаслуженным и больно зацепило. Определенно, церковь — это не для нее, она никогда не согласится выполнять эти дурацкие правила, задевающие ее женское достоинство.
Времени до начала службы было достаточно, и, съездив в местный универмаг, Ника успела купить себе и девчонкам шелковые косынки симпатичной расцветки. Майя с Мартой повязали их друг дружке тут же у прилавка — обновка им понравилась. Настроение у Ники слегка улучшилось: хоть детям радость от этого неприятного обычая.
С некоторой робостью переступив порог храма и оглядевшись по сторонам, она неожиданно успокоилась, и ей подумалось, что, может, не так все плохо, как ей казалось. Скромная, но торжественная обстановка старинной деревянной церкви настраивала на возвышенный лад. Началась служба, и вел ее нестарый еще священник, густым хорошим голосом вычитывавший из большой старинной в сафьяновом переплете Библии диковинные церковнославянские слова, сплетавшиеся в затейливое кружево. Но минут через десять Ника почувствовала, что устала стоять. Аромат ладана и горящих свечей обволакивал ее терпким облаком, навевая полудремотное состояние, пока она не поняла, что ей нечем дышать. За последний месяц она привыкла жить на свежем воздухе, вдыхать запах леса и реки, и духота угнетала ее: мучительно хотелось выйти во двор и присесть на крыльцо.
Благостное пение хора, чередовавшееся с монотонным речитативом молитв и евангельских текстов, хоть и выглядело красиво, но не произвело на нее впечатления. Ноги наливались тяжестью, и начало ломить спину — Ника не любила долго стоять. Не надо было оставаться здесь на всю службу, стоило зайти в церковь, когда все закончится. Ника не хотела, чтобы на нее показывали пальцем, и не решилась выйти — неизвестно, что начнут шипеть старухи, может быть, этого тоже нельзя делать, так же как приходить сюда с непокрытой головой.
Девочки же, похоже, бывали на службах, потому что чувствовали себя вполне комфортно и раскованно, крестились, когда надо, и кланялись вместе со всеми. Ника еще раз порадовалась тому, какую хорошую школу им подобрала. Сама она попробовала перекреститься, но смутилась и убрала руку за спину — вдруг она сделает что-нибудь не так, и на нее начнут шипеть. Лучше стоять в уголке, не привлекая к себе внимания.
Полтора часа тянулись медленно, Ника разглядывала потолок, расписанный библейскими сюжетами, осмотрела иконы, находившиеся поблизости, изучила в подробностях лицо священника. Очень симпатичный оказался мужчина, примерно лет сорока. Если одеть его в нормальную одежду, выглядел бы куда приличней, чем в этом смешном блестящем сарафане. И голос у него был красивый, низкий, не вязавшийся с внешностью. Наверное, человеку с таким добрым и открытым лицом можно довериться. Неужели сами священники верят в бога? Или для них это способ заработать деньги? Наверное, по-разному. Этот, вроде, верит. Вон какая благодать в глазах застыла. А может, умело прикидывается благочестивым, как плотник валенком?
Ника надеялась, что свое дело он знает хорошо, а нужна для этого вера или нет, она не особенно задумывалась.
После краткой проповеди священник благословил и отпустил немногочисленных прихожан, а потом еще несколько минут беседовал вполголоса с какой-то женщиной, беспрестанно утиравшей платочком глаза. Ника нетерпеливо дожидалась в стороне, размышляя над тем, как бы точнее выразить то, за чем она сюда явилась, чтобы снова, как давеча с платком, не попасть в неловкое положение. Что сказать батюшке, а о чем лучше умолчать? Она так и не решила, когда подошла ее очередь обратиться к священнику. Он выжидающе уставился на Нику, и под внимательным взглядом его карих глаз ею овладела неуверенность и нервозность. Но все оказалось неожиданно просто.
Она едва начала свой сбивчивый монолог, как он мягко прервал ее:
— Вы, матушка, жилище освятить желаете?
— Да, да, именно, я хочу освятить дом, — поспешно согласилась Вероника, обрадовавшись, что батюшка понял все с полуслова и ей не придется вдаваться в неприятные подробности.
Договорились на послезавтра. Священник записал адрес и сказал, что днем, окончив литургию, приедет с помощником — это будет сразу после двух часов. Вопрос об оплате он деликатно обошел, сказав, что примет «посильное пожертвование на нужды храма», когда дело будет сделано. Нике это не понравилось — она бы предпочла, чтобы батюшка сам назначил цену. Откуда ей знать, что такое посильное пожертвование? Она не хотела обидеть этого мягкого, понимающего человека, но и платить ему в пять раз больше, чем того требовало приличие, она не собиралась. Как будто о взятке просил, честное слово. В последний раз с такой ситуацией она столкнулась в больнице, где врач тоже намекал на посильную помощь, а всего-то надо было перевести Майку из муниципальной больницы в платную.
Теперь придется выяснять у кого-то, сколько примерно составляет это «посильное пожертвование». Интересно, можно ли заплатить ему «за срочность»? До послезавтра еще две ночи, и неизвестно, что за эти ночи может произойти. Нет, нормальные люди так не делают. Скажи, сколько это стоит, и не будет никаких вопросов, а уж Ника потом могла бы решить, сколько добавить сверху установленной цены «на чай».
Однако, когда они выбрались наконец из церкви и уселись в машину, Ника почувствовала облегчение. Не от того, что оказалась в привычной обстановке, а потому что неожиданно поверила в помощь молодого батюшки. Было в его глазах нечто такое, что заставило ее почувствовать себя под защитой. Как выяснилось, остаться без надежного плеча ей не по силам. А Алексей струсил, бросил ее и девочек на произвол судьбы!
Вот с чего надо было начинать, еще в апреле, — позвать священника, а не приглашать в усадьбу Люську с котом. Обратись она сразу в церковь, глядишь, никаких неприятностей бы не случилось. И на бога надеяться иногда полезно, когда своих сил не хватает. Впрочем, Ника надеялась не столько на бога, сколько на батюшку и его умение бороться с нечистой силой.
Ночью их никто не потревожил, и Ника ненароком подумала, что, посетив церковь, уже заручилась поддержкой, которую почувствовала в ней нечисть. Она впервые за последний месяц спала крепко и без сновидений. Неожиданный успех окрылил ее, она поднялась в прекрасном расположении духа, полная сил и энергии. Днем ладилось все, к чему бы она ни прикасалась, и Ника переделала массу дел: с утра наскоро прибрала в доме, не забыв приставить к делу девчонок, а потом вместе с ними запекла курицу по люськиному рецепту, до которого раньше не доходили руки. Вышло превосходно. Во второй половине дня она села за перевод и бодро подогнала все, что накопилось за последнюю неделю.
Чем больше Ника думала о визите в церковь, тем легче ей становилось: она под защитой, она не одна, скоро все кончится! Эта мысль воодушевляла ее и вселяла уверенность.
К вечеру она до того осмелела, что решила на ночь искупаться. В течение недели после того, как она чуть было не утонула, Ника так и не решилась появиться на пляже, но страх перед водой понемногу отпустил. Плавала она мастерски, что ни говори, и долго испытывать водобоязнь не могла. Но, тем не менее, дала себе слово далеко не заплывать, а слегка освежиться у самого берега, там, где неглубоко.
Однако на берегу Ника опять обнаружила плотника с сыном. Мальчик уже стоял на песке и вытирался большим пушистым полотенцем, а его отец не спеша выходил из воды, тряся кудлатой башкой и отфыркиваясь. Лицо его цвело синяками, на руках и ногах до сих пор оставались ссадины и кровоподтеки. Неэстетичное зрелище.
Здороваться желания не было, выговаривать ему снова за то, что он пробрался на частный пляж, — тоже. Наверное, лучше всего оставить его в покое, пока она не разобралась, кто он такой и что ему надо. Тем более, они все равно собирались уходить. Ника прошествовала мимо обоих, демонстративно отвернув голову, и остановилась на таком расстоянии, чтобы спокойно раздеться, не обращая внимания на их присутствие. Не тут-то было!
Плотник встал, как будто о чем-то раздумывая, а потом нерешительно направился в ее сторону.
— Добрый вечер, — начал он смущенно и натянуто. — Вам, наверное, не стоит лезть в воду…
— Я как-нибудь без вас разберусь, — ответила она, поджав губы.
— Тогда я мог бы побыть здесь, пока вы купаетесь, — он пожал плечами.
— Спасибо, но я вас в персональные спасатели не нанимала. И вы сделаете мне одолжение, если поскорее уйдете отсюда.
Грубить не хотелось, но взять верный тон в беседе не удавалось.
Плотник снова пожал ободранными плечами, но уходить и не собирался.
— Вы хотите мне сказать, что я рискую? Но вы рискуете ничуть не меньше, — заметила Ника. — Вам что, мало? Посмотрите на себя, неужели вас это ничему не научило?
— А вас? — плотник резко вскинул злые глаза.
Ника испугалась и еле-еле справилась с собой. Он знает о том, что произошло позавчера у них в столовой, он знает! Это страшный, опасный человек, ей не стоит обострять с ним отношений, по крайней мере, она должна вести себя корректно. Завтра приедет батюшка, вот тогда он поплатится за ее унижения и страх!
— Меня? — наигранно улыбнулась она. — А меня это должно было чему-то научить? Послезавтра сюда приедет очень влиятельный человек. Если вы попробуете сорвать и эту сделку, вам это с рук не сойдет.
Он кивнул:
— Да, меня уже предупредили, спасибо.
— Жаль, что вы не вняли предупреждению. И вообще: хватит прикидываться невинной овечкой! Я давно поняла, кто вы такой! Вы не только наглец, пройдоха и жулик, вы бандит и убийца! И разговаривать мы с вами будем как с бандитом и убийцей, у вас не получится нас запугать! Убирайтесь отсюда, вы не имеете права здесь находиться, сколько можно повторять одно и то же!
Купаться расхотелось. Но Ника все равно полезла в воду, только чтобы доказать плотнику, что и вправду его не боится. И даже поплыла на глубину, хотя обещала себе не делать этого. Вечерняя вода охладила пыл, и, сделав заплыв на середину реки, она вышла на берег совсем в другом настроении.
Мальчика она не увидела — наверное, отец успел отослать его домой. Сам же плотник поджидал ее, сцепив руки за спиной. Взгляд из-под лохматой челки был колюч и упрям. Ника победно улыбнулась и дерзко посмотрела ему в глаза:
— Вы все еще здесь? Делаете вид, что блюдете мою безопасность?
Закатные лучи играли на коже цвета густых сливок, никак не желавшей поддаваться загару. Ника распустила тяжелый пук золотистых волос и задорно тряхнула головой. Плотник смотрел на нее сверху вниз, сложив брови домиком.
— И не думайте, что я не найду способа справиться с вашими… нечистыми друзьями! Или слугами? Кто они вам на самом деле? Найду, и очень скоро!
— Будьте осторожны, — сказал плотник, вздохнув, и поплелся в сторону своей одежды, раскиданной на песке.
Ночь перед приездом батюшки снова была спокойной и безмятежной, и Ника окончательно уверилась в том, что выбрала единственно правильный путь борьбы с нечистью. Чем ближе время подходило к двум часам, тем сильней ее охватывало радостное волнение. Скоро с ее страхами будет покончено навсегда! Кто знает, может быть, надо освятить всю Долину? И тогда покупатели перестанут отказываться от участков? Может быть, на это место наложено проклятье и батюшка сможет это проклятье снять? Надо поговорить с ним об этом, объяснить, хотя бы намеками, что здесь происходит. Он должен понять и помочь.
Ближе к часу Ника задумалась, как одеться для такого ответственного мероприятия. Наверное, спортивный костюм будет не очень хорош. Но не одеваться же в мрачный темный балахон? Даже самая высокая цель не стоит того, чтобы так себя уродовать. Ника гордилась своим телом, сильным и красивым, и прятать его в футляр не собиралась. В конце концов, она у себя дома, а не в храме, надо выглядеть лишь чуть скромней, чем она одевается обычно.
В результате Ника отыскала длинную шелковую юбку-солнце, специально сшитую для отдыха в жару, и скромную, по ее мнению, блузку с рукавами-фонариками и сразу стала похожа на скромную девушку пятидесятых годов, какими их показывали в черно-белых фильмах. Наверное, такая внешность не вызовет у священнослужителя нареканий. Девочек она, на всякий случай, тоже переодела в платьица. Конечно, они еще совсем маленькие, но джинсовые шорты и футболки с изображением Микки-Мауса могут батюшке не понравиться.
Обед Ника решила отложить, как вдруг ей в голову пришло, что после освящения жилища следует накрыть на стол и угостить батюшку, чем, что называется, бог послал. А бог послал ей только замороженные обеды и гору продуктов в кладовке, из которых за пятнадцать минут она ничего не сможет приготовить!
Хорошо, что она регулярно покупала девочкам фрукты, можно сделать красивый стол: яблоки, груши, виноград, бананы и бутылка отличного сухого вина. Накрыть пришлось в кухне, бригада, которую вызвал Алексей, ремонтировать столовую, еще не приезжала. Но кухня оказалась для этого случая очень удачным вариантом — светлая, солнечная, уютная. Очень по-домашнему, скромно и со вкусом. Ника осталась довольна собой.
Пока она хлопотала, время бежало быстро, когда же дела закончились, поползло черепашьим шагом. Ника поднялась в кабинет, чтобы издали увидеть появление батюшки и выйти ему навстречу. Девочки, в отличие от нее, не скучали — она посадила их в гостиной перед телевизором, чтобы за оставшееся время они не успели перепачкаться.
Ника встала у окна. Вот сейчас появится машина! Священник не говорил, что приедет ровно к двум часам, он сказал «сразу после двух». Интересно, что значит «сразу»? Было уже двадцать минут третьего, и Ника начинала нервничать. А вдруг он забыл, что должен приехать? Или у него появились какие-нибудь неотложные дела? Разве можно заставлять ее ждать так долго? Это бестактно, наконец!
Ника вспомнила, что так и не успела выяснить размер «посильного пожертвования», но отмахнулась от этой мысли. За свое спокойствие не страшно и переплатить! Только бы он приехал, только бы не забыл! Надо было оставить ему номер мобильного, чтобы он мог предупредить ее в случае задержки. Возможно, она плохо объяснила, куда нужно ехать? И сейчас он безуспешно ищет ее дом и не может найти?
Ее надежда таяла с каждой минутой — он не приедет. Она опять останется одна, одна против всей Долины, против плотника, против отвратительных чудовищ и призраков! Что ей делать?
Ника попробовала успокоить накатывающее холодными волнами отчаянье. Не надо нервничать и считать, что все пропало. Стоит подождать до трех, а потом снова ехать в церковь, чтобы выяснить, почему с ней так поступили. Возможно, она сама что-то неправильно поняла или плохо объяснила.
Трех часов она не дождалась, вывела машину из гаража и решила на этот раз не брать с собой детей — пусть смотрят мультики.
Расположение помещений на имперских военных кораблях более-менее стандартное, и спортзал я нашел без труда. Киано шел следом, глазея по сторонам. На него оглядывались. На меня – нет. Я был в форме с капитанскими нашивками. Не такой уж крупный зверь, чтобы смотреть, мало ли кто я. А вот Ки, даже если переодеть, все равно бы выделялся. Улыбался во весь рот, башкой вертел.
По дороге я спросил его:
– Из разговора что-то запомнил?
– Все запомнил.
Значит, мастер действовал с ним так же, как я с Лесом. Забавно.
В спортзале двое боролись в правом углу, один возился с тренажерами.
Мне нужно было снять «доспехи», и я пошел в раздевалку. Киано – за мной. Разглядывал он меня с интересом.
– И от какого оружия это помогает? – он коснулся сетки защиты.
– Смотря какое напряжение. Этот легкий. От случайного чего-нибудь.
– От ножа?
– Ну, от ножа-то на все сто.
– А это не считается у вас… Ну… – он сильно смутился.
– Трусостью, что ли? – рассмеялся я. – Нет. Мы работаем с тяжелым оружием. Без доспеха тут не трусость, а тупость.
Киано хмыкнул недоверчиво и мы отправились в зал.
– Ну, давай, – сказал я, улыбаясь.
Парнишка был раза в два легче меня – верткий, тоненький. Рассчитывать он мог только на скорость. Но и тут его ждал сюрприз – у меня предельная для человека реакция.
Однако Киано ничего просчитывать и не собирался, выбрав удобную для меня стратегию – нападение. Раз восемь я уклонился, изображая неуклюжую случайность. У него тоже была неплохая реакция, может быть даже «тройка», как у меня, но драться его учили плохо. Я не хотел делать парню больно, потому только уходил, дожидаясь, пока смогу плотно взять в захват. Его вес позволял это сделать из самой неудобной позиции. Что я ему и продемонстрировал несколько раз подряд. Он оказался даже легче Вланы.
– Наигрался?
– Конечно, нет. Жаль, что ты не умеешь хотя бы на ножах!
Я умел, но не признался – уже видел, что до добра это не доведет. Однако за нами наблюдали. Местные бойцы, количество их уже выросло вдвое.
– Я умею, – не очень громко предложил один.
Но Киано услышал.
И они сошлись, взяв учебные полудлинные ножи.
Противник грантсу попался хладнокровный, не допускающий ни одного неверного движения, но ему приходилось все время отступать, потому что Киано постоянно лез на рожон. Он совершенно не боялся совсем не безобидных, хоть и учебных клинков, и бросался прямо на острие. Боец с «Факела» не хотел проверять, блеф это или ошибка, и предпочитал уклоняться.
Я вспомнил, что лорд Джастин велел не заигрываться, чем Киано сейчас и занимался, улучил момент, поймал его поперек туловища, перехватив руку с оружием, и унес в душ, сопровождаемый хохотом наблюдавших.
Это меня учили сражаться. Его… самовыражаться, что ли?
Киано обижался на меня, пока я не остудил его холодным душем прямо в одежде. Еще по Лесу я знал, что с грантсами надо действовать быстро и решительно. Уговаривать – бесполезно.
– У тебя, при такой манере боя, шрамов, наверно, куча, – сказал я ему.
– Больше, – уверенно откликнулся Киано и, ежась, стал стаскивать мокрый джемпер.
Я только рот открыл. Особенно много разновозрастных шрамов украшало его руки.
– Не бережешь ты себя…
– Это наставник, когда злится, вроде как наказывает, – засмеялся Киано. – Очень трудно увернуться, если он начинает по рукам лупить…
– А остановиться тебе в голову не приходило?
Киано уставился на меня непонимающе.
– Ну, наставник же не может тебя сгрести, как я, и утащить в раздевалку.
– И что?
– Может, он остановить тебя пытается?
– Зачем?
– Устал, например.
– Так я и поверил, что он устал! – развеселился Киано. – Я бы ему тросточку подарил, чтобы не захромал. Но он же меня убьет!
Парень даже не предположил для порядка, что я могу быть прав. И что утомить он может не только старого грантса, а вообще кого угодно.
Жизнерадостность Киано была больше него самого. И это еще не чистокровный грантс…
Да, хлебнем мы горя на Гране, подумал я. Грантсов демонстрацией силы не испугать. Чем больше вооруженных людей мы высадим, тем больше у них будет интереса проверить нас на прочность.
Но если приказывают высаживаться – высаживаться как-то надо…
Днем в районе столицы сейчас плюс сорок, ночью – около нуля. И ледяной ветер. И чумное население. Надо следить, чтобы мои бойцы с местными не передрались – раз, но и чтобы грантсы не посчитали нас за трусов – два. Иначе…
Команда «Каменного ворона» была очень жестко проинструктирована. Но все непредвиденные факторы учесть нельзя никогда.
– Млад Мстиславич, проснись! Ну проснись же! – Ширяй тряс его за правое плечо, ушибленное копытом. Млад и рад был проснуться, ему снился нехороший сон, от которого он хотел избавиться и никак не мог.
– Млад Мстиславич! – канючил под ухом Ширяй. – Это очень важно! Проснись!
Млад долго и мучительно открывал глаза – Ширяй стоял над ним со свечой в руках, чуть не подпрыгивая от нетерпения.
– Что-то случилось? – Млад сел и опустил ноги на пол.
– Нет. Иди посмотри. Я кое-что понял!
– Ширяй, – Млад зевнул и потянулся, – это не могло подождать до утра?
– Конечно нет! И потом – уже почти утро. В Сычёвке коровы мычат и бабы просыпаются.
– Очень хорошо… – проворчал Млад. До рассвета часа три, не меньше…
Весь стол был завален свитками списков с тех бумаг, которые люди Родомила нашли в ямском дворе, – начертанных непонятной тайнописью, похожей на арабскую вязь. Человек двадцать писцов делали эти списки больше суток напролет. Конечно, в университете нашлись бы наставники, знавшие арабский не хуже Млада, но Вернигора вручил сундучок с бумагами и ему – на всякий случай. Свечи Ширяй расставил по всему столу, как будто читал все бумаги одновременно.
Млад, зевая, сел на край лавки.
– Ты что, их прочитал? – спросил он у Ширяя, все еще мечтая отправиться обратно в постель.
– Нет. Еще не прочитал. Но прочитаю. Я кое-что понял. Здесь три вида бумаг. Вот тот ворох – самый большой, это письма, там мы ничего не разберем. А вот здесь – совсем другое, – Ширяй кивнул на узкие полоски бумаги, свернутые свитками, – это что-то вроде записанных заговоров.
– С чего ты взял?
– А они начинаются с одних и тех же слов и похожими словами заканчиваются. И внутри много слов повторяется. Похоже на заклинание, заговор. Но и это еще не все. Вот здесь – одни сплошные числа. Только не арабские, – Ширяй развернул свиток и прижал его к столу чернильницей, придерживая локтем снизу. – Смотри. Это точно числа. И я знаю, какой знак какое число обозначает! Тут не трудно было…
– Молодец, – кивнул Млад. – Ты уверен?
– Да точно, Млад Мстиславич! Все сошлось! Тут цепочки чисел сложенные. И бумаг таких очень много. Они как будто рассчитывают что-то.
– Что они могут рассчитывать, по-твоему?
– Ты мне не поверишь… Я так думаю, но ты мне не поверишь, потому что мне нечем это доказать.
– Ты скажи, даже если я тебе не поверю.
– Это колдовство… Это настоящее колдовство, большое, – Ширяй испытующе глянул на учителя.
– Почему ты так думаешь?
– Мне кажется.
Млад почесал в затылке: Ширяй много читал, даже слишком много, пожалуй. А Млад, как никто другой, знал, что на самом деле означают слова «мне кажется» или «я чувствую».
– Поподробней, – ответил он ученику, взяв в руки свиток и каракули шаманенка на отдельном листе бумаги.
– Это было, как вспышка… Как будто кто-то ударил меня ладонями по ушам с двух сторон. Я не увидел, понимаешь, я вдруг стал это знать. Тогда я уже посчитал, какой знак какому числу соответствует. Посмотри, вот этот знак стоит в начале и в конце каждого заговора, соответствует числу двадцать два или четыре и означает смерть.
– Почему смерть? И почему двадцать два и четыре?
– Почему двадцать два – я не знаю, но вот это знак равенства, рядом две двойки. А два и два будет четыре. Это знак начала и конца. Он открывает заговор и закрывает его. Это знак перехода в другое состояние, а другое состояние – это смерть.
– Это ты мне говоришь? – улыбнулся Млад.
– Для тех, кто не может подниматься наверх, как мы, – это смерть, разве нет?
– Ну, может быть, назвать это именно переходом в другое состояние? Смерть – это крайность.
– Да? Посмотри. Здесь есть три заговора, – Ширяй выбрал из вороха один маленький свиток. – В начале стоит этот символ, а в конце – не стоит. Я думаю, это заговоры на смерть. Войти в другое состояние и не выйти.
– Знаешь, если бы эти люди могли составлять заговоры на смерть, им бы не пришлось стрелять из самострелов и метать ножи. Да и меня бы они давно уничтожили.
– Ты узко мыслишь, Млад Мстиславич, – Ширяй посмотрел на него сверху вниз. – Темный шаман, отправляясь вниз, вовсе не уверен, что вытащит на свет украденную душу. Но все равно ныряет за ней. Наши предки рисовали на стенах пещер убитых туров, но все равно отправлялись на охоту. Я думаю, колдовство не может убить человека, оно может только помочь в его убийстве. И человек – не козел на заклание, он будет сопротивляться. В каждом человеке есть сила, только у кого-то ее больше, а у кого-то – меньше. Тебя вообще колдовством убить нельзя. Я думаю, у всех шаманов очень велика воля к жизни.
– У Бориса воля к жизни была не меньше, уверяю тебя… – пробормотал Млад. – Наша с тобой воля к жизни проверена испытанием, только и всего. Она не сильней и не слабей, чем у других.
– Мы под защитой богов. Мы – избранные.
Млад вздохнул и улыбнулся:
– Мы проклятые, а не избранные. И богам нет до нас никакого дела. Нас защищают наши предки, как и всех остальных.
Родомил хотел поехать на вече. Он даже оделся и велел подогнать сани поближе к крыльцу. Млад не отговаривал его – бесполезно. Но до саней главный дознаватель не дошел: на ступенях открылась рана на бедре, кровь хлынула ручьем, заливая сапог и промочив не только кафтан, но и шубу. Млад перехватил ему ногу ремнем, стягивая рану, и послал за врачами.
– Они будут говорить об ополчении. Они обязательно начнут говорить об ополчении, – бормотал главный дознаватель, которого вернули в постель. – Бояре знают, что князь колеблется, они захотят, чтобы это стало вечевым решением, чтобы князь не смог передумать. Скажи им. Ты умеешь говорить, тебя послушают. Обратись к посаднице, она сделает так, что тебе дадут слово.
На этот раз на вече Млад ехал в санях под охраной четверых конных судебных приставов и всю дорогу испытывал неловкость. Волхвы не прибывают в Новгород с сопровождением, они приходят пешком. Впрочем, Млад и пешком никогда не приходил – обычно приезжал на лошади. Ну какой из него преемник Белояра? Если он и появиться на людях не умеет?
А между тем новгородцы его узнавали, показывали пальцами вслед, – наверное, ни у кого в окрестностях не было такого рыжего треуха – и замечали Млада издалека. Декан был прав, давно пора обзавестись шубой и сменить треух на хорошую шапку, приличествующую если не волхву, то наставнику университета.
Вечный колокол ударил ровно в полдень, когда Млад подъезжал к Великому мосту. День этот удивительно напоминал день прошлого веча, когда был убит Белояр: такой же сухой мороз, такое же яркое солнце, только снега побольше. Млад вспоминал Белояра с самого утра, словно дух его витал где-то рядом, и мысли возвращались и возвращались к смерти великого волхва.
Сани посадницы перехватили судебные приставы – Млад никогда бы не решился остановить эту женщину: удивительную, внушавшую уважение и даже трепет. Спина ее была прямой, а глаза сухими, когда она поднялась из саней навстречу Младу.
– Здравствуй, Млад Ветров, – сказала она первой, и Млад удивился тому, что она помнит его имя.
– И тебе здоровья, – кивнул Млад почтительно.
– Ты хочешь говорить на вече? – как Марибора догадалась об этом, Млад не понял. А он-то долго подбирал слова, с которых начать.
– Да. Я хочу говорить об ополчении. О том, что оно не должно уйти из Новгорода.
– Хорошо. Если ты скажешь об этом так же, как говорил со степени в прошлый раз, лучшего я и пожелать не могу. Я дам тебе знак, стой рядом со степенью так, чтобы видеть меня.
Уверенность Млада в том, что говорить он должен как в прошлый раз, несколько поколебалась за два прошедших дня, чувства притупились, и здравый смысл постепенно брал над ними верх: он не имеет права. Даже если его враги пользуются силой для достижения своих целей, это вовсе не означает, что он должен уподобиться им. Он снова вспомнил Белояра и его сомнения перед вечем – великий волхв не собирался использовать силу и все равно не знал, имеет ли право говорить как простой новгородец, пользуясь своим именем, своим положением в глазах Новгорода.
У Млада такого положения в Новгороде не было, никто бы не стал его слушать, начни он говорить от своего имени. А вече – не место для откровений волхвов.
И все же… Ополчение не должно уйти из Новгорода…
Он пристроился рядом со степенью, а судебные приставы окружили его с трех сторон: наверное, Родомил велел им не отходить от Млада ни на шаг. На вечевой площади он появился одним из первых и не сразу понял, что место, выбранное им, обычно занимают бояре. А когда оказался в окружении драгоценных шуб, высоких шапок и тяжелых посохов, отделанных золотом и самоцветными камнями, было поздно что-то менять. «Большие» люди смотрели на него с удивлением, презрением, осуждением и даже с угрозой. Но судебные приставы оставались равнодушными и уверенно кивали Младу: так и должно быть, волхвы выше бояр, что бы бояре об этом ни думали. Млад так не считал и проклинал себя за волчий полушубок, в котором впору ездить в лес за дровами.