Второго числа мне позвонила Тая. После взаимных поздравлений и пожеланий я перевёл диалог на очень важную для меня тему — про Безвременье, о котором Пашка ничего не помнил. Тая, подумав, высказала свою версию: Ургорд поставил блок на нашу память, когда мы выходили оттуда. Кристаллики сняли эту блокировку, но, видимо, он — этот блок — каким-то образом опять сработал в Пашкиной голове, и теперь снять его будет гораздо сложнее.
— А вы приезжайте ко мне. Во-первых, я очень по вам соскучилась, а во-вторых — посмотрю Пашу ещё раз, ну и поговорим об этом. У вас есть какие-то планы на сегодня?
— Тай, спасибо за приглашение! Я с радостью, тоже давно тебя не видел. Поговорю с Пашкой и перезвоню, хорошо?
— Да, конечно! А что с картой? Что ты ему сказал?
— Да ничего не сказал. Он её отложил сразу, а потом больше и не спрашивал. Я её убрал пока потихоньку.
— Тимур, если ничего не поможет, ты собираешься ему сам рассказать?
— Я думал об этом. Но как? Это же из области фантастики! И потом, как ему рассказать про настоящую причину? Я к этому не готов, не хочу пугать его и подставлять тебя. Даже боюсь себе представить, как он этовоспримет. Может, ты придумаешь свою версию, как мы к вам попали?
— Мы уже достаточно насочиняли, Тимур. Извини, но нет. Мне и за прошлый раз стыдно, тем более что он вспомнил своё детство, в котором меня нет и быть не могло. Удивляюсь, как он тебя ещё об этом не спросил.
— Да мы ещё ничего толком не обсуждали, не до того было.
— Ладно! Говори с Пашей, а там видно будет. Думаю, что я сама ему всё расскажу, так что не придумывай больше ничего, Паша должен знать правду.
— Хорошо, Тая! Я тоже — за. Перезвоню через полчаса. До связи!
— Давай, жду!
Пашки дома не было, он уехал покупать вторую машинку. Погоняв вчера по гостиной свой подарок, он объявил, что так ему неинтересно, ему, видите ли, нужны настоящие гонки, чтобы были соревнования. Как говорится — чем бы дитя ни тешилось… Но вчера было первое, выходить из дома, понятное дело, никуда не хотелось, да и не только из дома — из спальни… «Гонками» Пашка занимался в небольшие перерывы, когда я чего-нибудь готовил поесть: после «разносолов», привезённых им от мамы, хотелось простой свежеприготовленной еды — чего-то диетического, типа супчика или каши.
Я набрал Пашку, но он, сказав, что уже на подъезде к дому, тут же отключился. Через десять минут я услышал звук открываемой ключом двери и поспешил в прихожую.
— Фух! Дома! — произнёс мой суслан, закрывая дверь ногой. Руки его были заняты большой картонной коробкой, которую он держал перед собой.
— Это что? Ты решил скупить весь запас машинок в «Детском мире»?
— Ага, типа того! — весело, но с придыханием от тяжёлой ноши ответило моё неугомонное чудо.
Я перехватил у него коробку и отнёс в гостиную. Пашка разделся и зашёл следом.
— Чё, обедать будем или сначала посмотрим?
— Паш, наверное, давай перекусим по-быстрому, и нас пригласили в гости. А твой арсенал автомобильный распакуем вечером.
— Кто пригласил? Куда?
— Тая звонила, она нас ждёт в гости, ты как? Не против?
— Чё, опять медосмотр мне устроите? Рассказывай, чего вы там придумали? — настороженно спросил Пашка.
— Паш, Новый год, вообще-то! У Таи, кроме нас с тобой, никого здесь нет, вот она и позвала, чтобы вместе отметить, — не очень вразумительно объяснил я, хотя, в принципе, так оно и было.
— Чё, прям вообще никого? А где этот, отец её, или с кем она в деревне жила? Я вот её, кстати, почему-то не помню. Только то, что вы мне с ней рассказывали.
Я подошёл к Пашке, притянул к себе и поворошил пушистую шевелюру.
— Вот давай съездим, с Новым годом поздравим и поговорим обо всём. У меня для неё есть подарок от нас.
— Чё за подарок?
— Пойдём наверх, покажу. Но сначала давай поедим, у меня уже всё готово.
Я чмокнул его в светлую макушку, приподнял за подбородок и прикоснулся лёгким поцелуем к подсохшим от мороза губам.
— Пошли на кухню, буду кормить тебя.
— Ещё раз! Бог троицу любит! — хитро сощурился Пашка и подставил вытянутые трубочкой губы. Я тут же накрыл их коротким поцелуем.
— Идём, вымогатель! Если продолжим, боюсь, поход в гости придётся отложить, а нас ждут.
Пашка хмыкнул, ткнул меня в бок, сверкнув озорным глазом, и мы пошли в кухню перекусить перед дорогой.
Через полтора часа мы подъезжали к знакомому особняку. Тая в короткой песцовой шубейке и белой вязаной шапочке с большим пушистым помпоном поджидала нас у открытых настежь ворот. Площадка перед домом была очищена от снега, а с правого края, метрах в двух от забора, росли три небольшие ёлочки. Сейчас они были наряжены самодельными игрушками из разноцветной глянцевой бумаги и фольги и увешаны гирляндами-цепочками, тоже из бумаги. От ёлочек к дому тянулся провод, видимо, вечером зажигали иллюминацию.
Мы заехали во двор и вышли из машины. Пашка приветственно махнул хозяйке и побежал закрывать ворота, а я подошёл к улыбающейся Тае и слегка приобнял.
— С Новым годом, лесная царевна!
— С Новым счастьем, Тимур! — засмущавшись моим объятьям, ответила Тая. — Я так рада вам, сказать не могу! Паш, ты, по-моему, ещё красивее стал, светишься весь! — улыбнулась она подошедшему Пашке.
— Ага, как китайский фонарик! — хмыкнул Пашка, протягивая Тае упакованный в золотистую фольгу букет белых фаленопсисов. — Привет, Тая! Это тебе! С Новым годом! — и, оглядев Таю, добавил с улыбкой: — Вот ты действительно выглядишь потрясно! На снегурочку похожа!
— Спасибо, Паш, Тимур! Совсем меня засмущали! И тебя, Пашенька, с Новым годом!
Было видно, что ей приятен Пашкин неуклюжий комплимент: она раскраснелась от похвалы. А уж цветы, как особое внимание, любят все женщины, невзирая на возраст.
— Мальчики, идёмте в дом! У меня уже готов стол!
Я, пока Тая с Пашкой направлялись к дому, быстро достал с заднего сиденья коробку с тортом и бутылку вина, одну из тех, что нам подарили Пашкины отцы, а также пакет с подарками, и побежал догонять Таю и суслика в ярко-красном пуховике и длинном белом шарфе с пушистыми шариками на концах, напоминающего Санту.
Да-аа! Стол, застеленный ярко-синей скатертью с окантовкой по краям с рисунком снежной изморози действительно «был готов» — просто ломился от разнообразных блюд, закусок, ваз-горок с фруктами и сладостями, а в центре возвышалась бутылка шампанского.
Пашка дурашливо потёр руки и сделал страшные глаза:
— Вот эт-то мы удачно зашли!
Мы с Таей переглянулись и невольно рассмеялись. Сразу пропала скованность и некоторая напряжённость, до этого витавшая в воздухе. Тая уже поставила цветы в вазу, водрузив её на круглую, наподобие бочонка, тумбу из белого пластика, стоявшую в углу рядом с прихожей, и я передал ей торт и вино, чем ещё больше смутил без того смущённую девушку.
«Странно, — подумалось мне, — у них там что, цветов женщинам вообще не дарят и в гости с пустыми руками ходят? Хотя… они же с пакетиков какую-то хрень едят! Точно. Представляю себе внутри пакета с надписью: торт «Мечта» — масса неопределённого цвета».
Я чуть было не хрюкнул, представив себе чаепитие с таким лакомством, но вовремя себя остановил и прикрыл рот кулаком, делая вид, что откашливаюсь.
«Тимур, держи себя в руках! Что за циничные мысли!»
Гостиная была украшена самодельными снежинками и ниточками «дождя», свисавшими с потолка, на окнах тоже были наклеены снежинки. Возле дивана у окна стояла ёлка, сверкающая от ярких золотистых и серебристых шаров, пушистой сине-зелёной мишуры, перевитой наискосок. Верхушку украшала хрустальная сосулька, вспыхивающая изнутри попеременно разными цветовыми искринками, наполняя комнату сказочными волшебными бликами.
— Мальчики, давайте за стол!
— Тай, а твоя… подруга, Галия, кажется? Она с нами не будет праздновать? — замявшись, спросил я.
— Галию я отпустила на несколько дней к её семье. У неё недавно родилась внучка, а она её ещё не видела. Они с проводником должны прийти завтра. Ну, садитесь, будем праздновать! Кто умеет открывать шампанское?
При слове «проводник» Пашка напрягся и недоуменно посмотрел на нас, но промолчал. Мы с Таей оба это заметили, но ни она, ни тем более я объяснять ничего не стали. За столом была непринуждённая дружеская атмосфера: мы повеселились, поорали «ура!» Новому году, понажелали друг другу всего, что только приходило на ум, объелись и слегка захмелели от выпитого шампанского и вина, хотя выпито было совсем немного, а Пашка к вину даже не притронулся, сказав, что ему не наливать — пьяный он буйный.
Наступила очередь подарков. От нас с Пашкой я преподнёс Тае — шарфик в сине-голубых тонах с картинками земного шара, как его изображали на картах лет триста назад, и Павловопосадский платок. Я опять выбрал синие тона, которые очень шли Тае.
Патиме я купил в отделе сувениров большую матрёшку со множеством матрёшек внутри. Матрёшка стоила около восьмидесяти тысяч рублей, и когда я её покупал, и молоденькая продавщица демонстрировала «товар лицом», вытащив и расставив на прилавке штук двадцать разнокалиберных матрёшек, собрал рядом небольшую группку зевак из покупателей, смотревших на меня, как на ненормального, пустившего кучу денег «на ветер». Я про себя посмеялся: знали бы они, для кого подарок и на чьи деньги куплен, «удивились» бы ещё больше!
Тая была в восторге от подарков, сразу накинула на плечи платок и повязала шарфик на косичку вместо ленты, став похожей на русскую красавицу безо всякого преувеличения.
Матрёшку мы разглядывали все вместе. Конечно, игрушка, придуманная ещё в старину, всем была хорошо знакома, но при виде каждой новой матрёшки, появляющейся из предыдущей, мы вскрикивали и смеялись, как придурки… эээ… как дети. Придурки — это мы с Пашкой, к Тае такое определение не имеет никакого отношения. Она сама их доставала и ахала каждый раз точно, как маленькая девочка. От Пашки же я получил тычок в бок и сморщенную сопящую мордаху. Он таким образом, пока Тая доставала очередную матрёшку, показал мне своё неудовольствие тем, что подарки покупал я один. Но я всё это купил ещё когда мы с Пашкой не стали «близкими друзьями».
— Мальчики, спасибо вам за чудесные подарки! У меня просто нет слов, правда! — разглядывая матрёшек и беря в руку то одну, то другую, дрогнувшим голосом сказала Тая, посмотрев на нас повлажневшими глазами. — Я даже представить себе не могу, как обрадуется Патима такой игрушке. Наверное, будет визжать на весь дом!
Пашка хмыкнул на слова Таи, но промолчал. Я тоже сидел и лыбился, как дурак, вспомнив Патиму на экране с её ромашками и смешными хвостиками, и представив, как она будет визжать.
После застолья мы с Пашкой помогли Тае убрать со стола и разместились на диване у небольшого столика. Тая принесла поднос с бутылочкой шоколадного ликёра, кофе, сливки в керамическом молочнике и хрустальные рюмочки величиной чуть ли не с напёрсток. Мы же ещё раньше захватили с собой вазу с фруктами и торт на круглой подставке. Тая принесла из соседней комнаты лёгкое плетёное кресло и села напротив нас.
— Ну, давайте «кофейничать»! — улыбнувшись сказала она. — Тимур, поухаживай за нами, разлей всем ликёр. Он, правда, крепковат, но очень вкусный. Думаю, пара рюмок нам не повредит.
Мы попивали действительно очень вкусный ликёр, напоминающий жидкий сладкий шоколад, пили кофе, ели торт и разговаривали. Пашка задавал вполне резонные вопросы: почему дочка Таи живёт не с ней; а с кем тогда она живёт; с кем Тая жила в детстве в деревне; а почему сейчас одна, и ещё кучу уточняющих вопросов. Наконец Тая обратилась к Пашке, предупредив следующий, не менее щекотливый вопрос:
— Паш, я тебя очень хорошо понимаю и понимаю твоё любопытство. Но не на все твои вопросы могу ответить. Не потому, что не хочу. Напротив, я очень хочу, чтобы ты знал обо мне столько же, сколько знает Тимур. Ты раньше и знал, но потом забыл.
— И что ты предлагаешь?
— Я хочу попробовать один способ. Правда, ни в чём не уверена… Но если ты нам с Тимуром доверяешь, особенно Тимуру, то мы можем попытаться вернуть тебе твои воспоминания о Безвременье и обо мне.
Пашка поставил на столик чашку с кофе и, откинувшись на диване, внимательно посмотрел сначала на меня, а потом опять на Таю:
— И что для этого нужно?
Тая слегка улыбнулась, но тут же опять посерьёзнела:
— Что нужно? Для начала, Паша, тебе нужно довериться мне. И ещё… можешь ответить? Насколько ты доверяешь Тимуру? Если у тебя есть сомнения, может ничего не получиться. Здесь всё зависит от степени доверия.
Пашка повернулся ко мне, и мы с минуту смотрели друг другу в глаза. Я тоже пока ничего не понимал, да Тая, собственно, ничего и не объяснила. А вот про доверие… я не знал, что скажет Пашка. И тоже ждал.
Пашка сказал, глядя мне в глаза:
— Тём, я тебе доверяю! Даже больше, чем себе.
Я молча нашёл его руку и тихонько сжал, проглотив подступивший к горлу комок.
— Хорошо! — прервала молчание Тая, посмотрев на нас долгим взглядом. — Тогда остался ещё один вопрос. Вы оба готовы мне довериться?
Пашка перевёл взгляд на Таю:
— Если Тимур тебе доверяет, то и я тоже.
— Тая, для меня вопрос излишен, ты знаешь, что мой ответ: «Да!»
— Тогда идёмте со мной… в Безвременье. Готовы?
— Я готов. Паш, — я продолжал сжимать Пашкину руку, — мы там уже были, но ты про это забыл. Не спрашивай ни о чём, просто идём, и ничего не бойся. Тая — наш друг. Она, как и я, желает тебе добра. Идём! — и, посмотрев на Таю, кивком подтвердил наше согласие. — Мы готовы!
Тая провела нас из гостиной в небольшой коридорчик, откуда вела лестница в подвал. Она нажала на выключатель, и лестница, а так же помещение внизу озарились ярким зеленоватым светом. Мы спустились вниз. Там был коридор побольше с двумя дверями в противоположных стенах. Тая кивнула на одну из дверей:
— Здесь у меня сауна с бассейном, потом, если захотите, можете с Пашей сходить. А нам сюда.
Она подошла ко второй двери и открыла её небольшим плоским ключом. За дверью клубился плотный сероватый туман, похожий на густой дым. Но в коридор он не просачивался.
Пашка, испуганно охнув, отпрянул от двери, но, посмотрев на нас, остановился.
— Паш, — успокаивающе сказала Тая, — это вход в Безвременье. И это обычный туман, он не причинит нам никакого вреда. Только держитесь за меня и друг за друга. Тимур, ну ты помнишь — нужно идти цепочкой.
— И куда мы придём? Там кто-то живёт? — настороженно задал вопрос Пашка, не отрывая глаз от сероватой плотной завесы.
— Мы сейчас пойдём по лесу. Он особенный — там нет зимы. Это и есть Безвременье, и недалеко отсюда есть домик. В нём вы уже были однажды, — Тая на мгновенье замолчала, а потом продолжила дрогнувшим голосом. — И даже жили некоторое время. Паш, держись за мой пояс, а ты, Тимур, держись за Пашу, — и, взглянув на меня, улыбнулась: — Будешь замыкающим.
Мы зашли в туман и сразу попали на аллею, над которой густой аркой сомкнулись ветви в причудливом переплетении. Дальше трёх-четырёх метров уже ничего не было видно, лишь по обе стороны тёмные стволы деревьев да голые, без листьев, ветки. Было тепло и очень тихо, лишь слышалось шуршание опавшей сухой листвы под ногами. Через некоторое время аллея закончилась, и мы вышли на обширную поляну, где на другой её стороне едва просматривался небольшой домик с двумя светящимися окнами. Мне всё это было знакомо, но Пашка всё время пути постоянно вздрагивал и оглядывался по сторонам, силясь хоть что-то разглядеть в плотной пелене туманной завесы.
Мы пересекли поляну и поднялись на крыльцо дома, где с правой стороны были сложены невысокой стопкой дрова. Я посмотрел на них как на старых знакомых: это ведя я их принёс, а Пашка складывал. Я даже невольно улыбнулся этим воспоминаниям и тому далёкому Пашке. Тая открыла дверь в ярко освещённую комнату и пропустила нас вперёд. Пашка, мгновенье помедлив, оглянувшись в растерянности на меня, неуверенно шагнул за порог, я придержал его за локоть и шагнул следом. Мы вошли и встали у порога. Как будто время остановилось — ничего не изменилось: всё тот же диван, накрытый зелёным плюшем, стол, печурка в углу, столешницы, шкафчики, на противоположной стене между дверями всё та же картинка с непонятными иероглифами — всё по-старому. Возле печки на полу стоит большая кастрюля. И я готов был поклясться, что это я её туда поставил. Хотя… столько времени прошло, но… здесь же времени не было?
— Мальчики, ну, что замерли? Проходите, садитесь, а я сейчас.
Тая прошла в свою комнату, не закрывая дверь, и скрылась в кладовой. Мы с Пашкой сели на диван. Он по-прежнему молчал, замерев и затаив дыхание, весь подавшись вперёд, только белёсые ресницы подрагивали вокруг расширенных глаз. Потом дёрнул плечами, как будто снимая напряжение, посмотрел на меня и спросил полушёпотом:
— Тая сказала, мы здесь уже были? И… жили?
— Были, Паш, — я хмыкнул, но как-то не слишком весело. — И даже оладьи пекли. Давай дождёмся Таю. Ты обязательно всё узнаешь, то есть вспомнишь. Потерпи немножко, ладно?
Я приобнял его за плечи и притянул к себе, прижавшись губами к макушке.
— Малыш, я с тобой! Всё в порядке, успокойся.
Из комнаты вышла Тая с небольшим продолговатым футляром в руках, похожим на готовальню, обтянутую чёрной замшей. Я отпустил Пашку, и он слегка отстранился. Тая это заметила и усмехнулась, но тут же приняла обычное выражение лица.
«Интересно! — подумал я. — Она о нас догадывается, что ли? А может, она мысли умеет читать на расстоянии? И как они в своём мире к этому относятся? Консервируют мозги лет на сто? Или у них там без разницы — кто с кем?»
Она взяла стул и подсела к нам, открыв футляр. Внутри лежал на такой же чёрной замше продолговатый полупрозрачный предмет ярко-синего цвета — то ли камень, то ли пластик.
— Это синий циозид. Очень редкий драгоценный минерал. У нас он используется только в лабораторных условиях в центре Возрождения как мощный источник энергии и как проводник. Этому эксперименту меня научил мой дед, он же подарил мне этот камень.
Она вытащила его из футляра и протянула нам:
— Можете подержать и почувствовать его энергетику.
Камушек как будто пульсировал и светился изнутри, сразу почувствовалось покалывание в ладони и разливающаяся по телу теплота.
— Паш, ты хочешь всё вспомнить? — обратилась Тая к Пашке.
— Конечно, надоело болваном ходить. Вы знаете, а я нет. Что мне нужно делать?
— Тебе нужно очень захотеть всё вспомнить, это, пожалуй, всё. Да, ещё важно доверие: ты должен полностью доверять Тимуру, каждому его слову, тогда, может, у нас и получится, — она посмотрела на нас задумчиво. — Но обещать ничего не могу. Давайте попробуем.
Оказалось, нам ничего особенного делать было не нужно. Пашка лёг на диван головой ко мне на колени. И Тая, приложив ему руку ко лбу, сразу же его усыпила, ещё раз перед этим повторив, что он должен стараться всё вспомнить и доверять мне. А я должен был закрыть глаза и начать вспоминать всё, что произошло с нами с момента, когда мы впервые подошли к горелому дому — последовательно, не упуская ни одной подробности, и до самого нашего выхода из Безвременья. Я положил камень себе на ладонь и накрыл его Пашкиной ладошкой, сверху положив свою. Мои воспоминания через камень должны перетекать к нему и пробудить его воспоминания — убрать блокировку. Если же убрать не получится, то он просто должен поверить всему тому, что «услышит» от меня.
Я откинулся на спинку дивана, закрыл глаза и углубился в воспоминания.