– Стресс, переохлаждение, неумеренные физические нагрузки, кофе и никотин, – важно перечислял молоденький интерн. – Возможно, алкоголь… Вы принимаете какие-нибудь медикаменты?
Исли молча поднял на него взгляд, и мальчик, стушевавшись, исчез. Только тогда Ригальдо наконец заговорил:
– Почему я первый раз слышу, что у тебя больное сердце?
Они ждали своей очереди в приемном городского отделения скорой помощи. За рулем было не до разговоров. Ригальдо всю дорогу прислушивался, как Исли дышит – то редко, то очень часто. Ригальдо время от времени поглядывал на него, чтобы убедиться, что он в сознании. Исли был в сознании и, кажется, очень зол.
– Потому что раньше оно меня настолько не беспокоило? – сухо отозвался Исли. – Или потому, что это не то, чем хвастаются… новому бойфренду?
Пока Ригальдо придумывал ответ без мата, рядом возникли медсестра и санитар.
– Сэр, вы сможете сами пересесть в кресло?
Исли покорно пересел. В своем дорогом пиджаке, рослый и широкоплечий, в инвалидном кресле он смотрелся пугающе неуместно. Санитар взялся за ручки и покатил его в коридор, за пластиковые двери, открывающиеся в обе стороны, как в салуне. Ригальдо двинулся следом, как на привязи.
– Сэр, простите, вы родственник? – кто-то взял его за руку. Медсестра.
– Я… – он замялся. – Я его друг. Мы работаем вместе.
– Простите, – она улыбнулась заученно и устало. – Если вы не член семьи, вам лучше остаться здесь.
Двери «салуна» закрылись, чуть не щелкнув его по носу. Ригальдо испытал острейшее желание их пнуть. Вместо этого сел на пластиковый стул и закрыл глаза. Ему нужно было о многом подумать. Очень, очень серьезно.
Исли вышел через полчаса, прямо на ходу застегивая рубашку и распространяя резкий лекарственный дух. Он так торопился, словно за ним гнались. На его груди Ригальдо успел увидеть красные кружочки – следы датчиков кардиограммы.
– Что сказал доктор? – спросил он уже Исли в спину.
– Что инфаркта нет, – отрывисто бросил Исли. – Велел обследоваться. И гулять пешком по три мили в день. Например, подольше идти ногами от ресторана до парковки.
Ригальдо фыркнул – он знал о советах такого рода от Маргарет. И тут же насторожился:
– Даже не думай, что ты сейчас сядешь за руль!
Исли бросил на него косой взгляд, но Ригальдо успел разглядеть, что его зрачки расширены. Он приготовился услышать совет идти на хуй и сжал руки в карманах пальто. Отдавать Исли ключи от машины он все равно не собирался. Но вместо этого Исли сказал:
– Поехали домой.
***
В квартире у Исли, едва разувшись, Ригальдо направился в ванную и включил на полную мощность душ. Потом вернулся в коридор и, не спрашивая согласия Исли, аккуратно снял с его плеч пальто и убрал в стенной шкаф.
У Исли были очень холодные руки, медленные движения и удивленные глаза.
– Не надо всего этого дерьма, я не инвалид, – насмешливо сказал он, когда Ригальдо заталкивал его в ванную.
– Угу, – кивнул Ригальдо, оставив его раздеваться, и ушел на кухню, прислушиваясь к плеску воды. Потом беззвучно возвратился и постоял у неплотно прикрытой двери. В щель было хорошо видно длинное голое тело Исли, и как тот морщится, растирая себя губкой и подставляя шею и плечи под горячие струи. Ванная комната тонула в клубах пара, мокрые белые волосы липли к спине – так было и в тот раз, когда они мылись вместе, избитые. Ригальдо видел это так ясно, словно снова стоял рядом с ним, но мысль о Рождестве не вызывала в нем ярости или злости, как во все дни после похорон – только печаль. Убедившись, что Исли не грозит потерять в душе сознание и он не свалится на кафельный пол, Ригальдо на цыпочках ушел на кухню и полез в чужой холодильник. Ужасно хотелось выпить, но он решил на всякий случай оставаться трезвым. Вдруг придется вести машину, если полиция обнаружит Присциллу.
На самом деле он не верил, что это произойдет быстро.
Исли появился, когда Ригальдо уже доедал омлет. На нем было только полотенце, обернутое вокруг бедер. Едва выйдя из душа, он полез в бар и достал бурбон.
Ригальдо насторожился и перестал жевать.
– Ты пил лекарства, – на всякий случай сказал он. – Лучше не надо. Садись вот… я приготовил поесть.
Рука Исли замерла над стаканом. Он отставил бутылку и молча ушел в спальню, закрыв за собой дверь.
Да ебись оно все конем, подумал Ригальдо, тупо глядя в тарелку перед собой. Он поспит на диване в гостиной, делов-то. Даже если Исли выселит его на коврик у двери, он все равно будет делать и говорить то, что считает нужным.
Даже если уже слишком поздно что-то делать и говорить.
Настроение было хуже некуда, и он нашел на диване пульт и включил домашний кинотеатр. Уменьшил звук, потом вообще его вырубил. «Нападение трехголовой акулы» он когда-то смотрел, и в нем было много по-своему задорных шуток, но сейчас он не был настроен на богатый аудиоряд. То ли дело смотреть, как зубастые челюсти делают «клац-клац».
Сзади скрипнула дверь.
– Подвинься, – скомандовал Исли. Он бросил на диван две подушки и сложенное одеяло и направился за тарелкой. Ригальдо повернул голову, проводил взглядом его спину и подумал, что Исли и в мягких пижамных штанах смотрится не хуже, чем в смокинге, и тут же осознал, что сам так и сидит в мятой офисной рубашке. Он раздраженно стащил через голову галстук и расстегнул верхнюю пуговицу. Исли встал у него за спиной с тарелкой омлета, как на фуршете.
– Охуенное говно, – сказал через пять минут Исли про фильм. – Идеальное. Уморительно смешные спецэффекты.
Он перелез вперед и уселся на диван, очень аккуратно подобрав под себя ноги. Ригальдо смотрел на акульи проделки и думал, что все-таки на коврике у двери он бы чувствовал себя легче. Наконец он решился заговорить.
– Исли, – начал он и замолчал. Ах, черт, ну что за аутизм, почему он не может говорить ртом!
Самое странное, что Исли его понял.
– Ты хочешь сказать, что все будет хорошо, – негромко произнес Исли, глядя в экран. – Или что я не виноват. Но я виноват, Лаки прав. Я приучил Присс балансировать на краю срыва, поддерживать иллюзию нормальности в том, что врач называл «игрой в семью». Если теперь с ней или из-за нее случится несчастье… ничего уже не будет хорошо. Понимаешь?
Ригальдо молча кивнул. Чего не понять-то. Все будет плохо. Ригальдо было насрать на эту самую Присциллу, но прямо сейчас он больше всего в жизни жаждал, чтобы эта дура как можно скорее нашлась. Почему-то он чувствовал себя так, словно сидит на бомбе с часовым механизмом. И, как в хуевом кино, красные циферки знаменуют обратный отсчет.
У него мелькнула мысль, не накапать ли все-таки Исли выпить, в гомеопатической дозе, не больше, но тут Исли, ни слова не говоря, развернул большое одеяло и набросил его на колени им обоим. И Ригальдо передумал вставать. Он ощупью отыскал чужую руку и крепко ее сжал. Пальцы Исли едва заметно пожали его ладонь в ответ. Так, рука к руке, они и сидели в молчании, следя за бесчинствами акулы на атолле, и все это время Ригальдо думал, что в жизни не видел фильма приятнее.
***
В три часа ночи он проснулся от вибрации телефона и обнаружил, что телевизор все так же беззвучно работает, транслируя каких-то зомби, и что они с Исли лежат в обнимку на боку, сплетясь руками и ногами. Нос Ригальдо упирался Исли в грудь. Одетым под одеялом было жарко, он отлежал себе левое плечо, его рабочая одежда наверняка теперь выглядела, как будто в заднице побывала, но, сука, он предпочел бы лежать так еще целую неделю.
Вместо этого он с трудом высвободился, перелез через спящего Исли и сгреб его телефон, разоряющийся на журнальном столике.
– Да? – прошептал он в трубку, потирая левую руку, чтобы вернуть ей кровообращение.
– Ригальдо, это ты, что ли? – озадачилась трубка голосом Лаки. – Исли там? Он что, теперь и правда не будет со мной разговаривать?.. Он так сильно обиделся?..
– Не дури, – Ригальдо понизил голос еще больше. – Мы дома. То есть, я хотел сказать… Мы сейчас оба дома у Исли.
– Она здесь, со мной, я нашел ее! – ликующе проорал Лаки. – Ты был прав, я подумал и стал искать в местах, которые были ей дороги!
Сквозь боль в плече его слова доходили до Ригальдо с огромным опозданием, как будто шли старинной телефонограммой через океан.
Господи, подумал Ригальдо, не верю. Неужели. Он – что сделал? Он – нашел?..
– Ты шутишь?!
– Нет, я не шучу!
– С ней все хорошо?..
– Хорошо, только мы очень замерзшие! – безмятежно ответил Лаки. – Холодно было на улице! Сейчас выпьем глинтвейна и согреемся. Скорей бы уже лечь спать!
– Вот, – прошептал Ригальдо, чувствуя, как где-то останавливается запущенный часовой механизм. – Можешь же, когда хочешь. Мужик!
В трубке слышалось шуршание, плеск воды и дребезжание. И нежный, как колокольчик, голос, зовущий Лаки по имени.
– Где вы? – он бросился к письменному столу Исли, нашаривая ручку. – Назови адрес, мы сейчас приедем и вас подберем… или нет, вызови такси и вези ее к Исли – я все оплачу…
– Ну нет, – твердо сказал Лаки. – Не знаю, как вы, а я жутко хочу спать. Присцилла тоже зевает. Я позвоню утром и скажу адрес.
– Лаки! – рявкнул Ригальдо. – Какого хуя! Так нельзя! Скажи, куда ехать!
Звонок оборвался короткими гудками.
– Вот пиздюк! – Ригальдо растерянно обернулся и встретился взглядом с Исли.
Тот не спал. Сидел на диване, взъерошенный и совсем не гламурный. На его щеке отпечатался глубокий след от угла подушки. И он ничего не говорил. Не радовался и не ругался.
Телефон в руке Ригальдо снова ожил.
– Скажи Исли, что я люблю его, – быстро и неловко сказал Лаки.
Ригальдо снова покосился в сторону дивана. И выпалил:
– Что? Я не слышу!
– Скажи Исли, что я люблю его! – снова проорал Лаки на всю комнату.
– Я тебя тоже люблю, дуралей, – ответил Исли в прижатую к его уху трубку прежде, чем Лаки отключился.
– Твой племянник какой-то невероятный пиздюк, – заключил Ригальдо в полной тишине.