Война закончилась, хотя бои еще продолжались. И город еще держался, пусть и большинство защитников либо бежало, либо встречало захватчиков. Наступило безвластие: президент и кабинет министров уехали во Францию. Снабжение прекратилось, союзники признали новое правительство, забыв о республиканском. Поддержка кончилась, и последние интербригады сейчас спешно уходили на север, через перевалы, покидая истекшую кровью страну. Неохотно но и с видимым облегчением. Подчиняясь приказу Коминтерна и постановлению Лиги Наций. На границе бросая оружие в беспрерывно растущую гору, еженощно ее убирали, превращая винтовки в щепу, давя пулеметы и автоматы, разбивая пистолеты, а к вечеру она нарастала снова. Людские потоки перемешивались, и уже непонятно было, где беженцы, а где воевавшие добровольцы – одинаково поникшие, уставшие, они оставляли республику, чтоб никогда не вернуться.
В ней, в Леванте, растянувшимся узкой полоской вдоль западного побережья, еще оставались защитники. Много. Но продолжали бои только те, кто сдав Таррагону, а еще раньше, проиграв битву на Эбро, оставив Бильбао, Теруэль… начав потери три года назад в Севилье и Сарагосе, сошлись теперь мелкими безнадежными группками в мятежной Барселоне, уже признавшей власть фаланги, но еще продолжавшей сопротивление. Разрозненные отряды республиканцев сражались с многократно превосходящими силами противника, не ожидая ни пощады, ни снисхождения. Зная, когда падет Барселона, путь на Валенсию, бывшую временную столицу республики, а затем и на Мадрид станет свободным. Уже никто и ничто не сможет, да и не будет останавливать хунту. Бросок до самого крупного города станет прогулкой – когда фалангисты устремятся на юг, им откроют ворота всех оставшихся крепостей. Их корпуса готовились к сдаче, ждали только одних, последних сражавшихся. Надеясь, одновременно и на то, что те продержаться еще чуть подольше, и на то, что их неизбежное падение облегчит участь остальных сдающихся. Не будет публичных казней, авианалетов и артобстрелов. Ничего не будет.
Республика пала. Просто не все хотели в это верить.
Отряд Фернандо Бругейры за последние три дня потерял пятнадцать человек и больше не мог удерживать позиции на площади Испании. Отходить решили в район северного порта, катакомбами. Там продолжала сражаться бригада Альваро Контадора, день назад, когда прошел последний сеанс связи, сам командир согласился принять отряд под свое крыло, уверив Бругейру, что его люди готовы держать порт, сколько потребуется, несмотря на беспрерывные налеты с Мальорки итальянской авиации. После недолгих споров о способе и смысле отхода, потеряв еще двоих, отряд заминировал подходы и спустился в полуразрушенные подземные залы, коридорами разбегавшиеся в разные стороны. Большая часть катакомб значительно пострадала от налетов, но Нандо упорно вел людей вперед, прекрасно зная ходы и выходы. Ведь он родился здесь, в «Квартале раздора», некогда знаменитым своими строениями в стиле модерн. Сейчас едва ли можно найти хоть одно целое здание на всем участке между улицами Консель де Сент и Араго.
Бойцов разбитого отряда оставалось лишь шестеро, включая самого Бругейру. Забрав все самое ценное – медикаменты, пулемет, патроны и винтовки – они медленно брели, перебираясь через груды камней, негромко переговариваясь между собой. Не обращая внимания на то, слышат ли их и кто слышит – свои или чужие: голоса гулко расходились под сводами, терялись эхом в бесконечных коридорах. Возвращались, неузнаваемые, из тупиков и завалов.
Их осталось шестеро, хотя сегодня утром было восемь. Француз Алекс, Алексис Моресмо, узнав об окончательном решении отряда, молча покрутил пальцем у виска и предпочел отправиться в одиночку через перевал на родину. Он присоединился к отряду в начале ноября, после расформирования интербригад, после начала закулисных переговоров о мире, к которому премьера Негрина откровенно подталкивала Франция, после нового выступления каталонцев в Барселоне. Но теперь и Алекс последовал за товарищами, торопливо, будто пытаясь их нагнать. Еще один, сражавшийся под командованием Бругейры уже два года, Хавьер Морено, отходил последним, минируя галерею дома, в подвале которого отряд начал спуск в катакомбы, и нарвался на пулю снайпера. Кажется, снайпера. Выстрела они не слышали, увидели только как Хави медленно осаживается на кирпичную плитку у стены, раненый в шею. Он пытался что-то сказать, тщетно. Из руки вывалился детонатор, его спешно перехватил командир. Он и взорвал проход и полдома, что успел заминировать Морено. После того как пыль с потолка перестала оседать, отряд медленно стал продвигаться к батальону Контадора.
В отряде Бругейры перебывало много бойцов, из разных уголков Испании. Сейчас оставались четверо: каталонец, галисиец, баск и марокканец – странный, непостижимый набор, несмешивающийся коктейль – и на редкость взрывоопасный. Сам Нандо хоть и родился в Барселоне, но происходил из валенсийцев, да и большую часть жизни, пятнадцать лет, провел именно там, перебиваясь с одной работы на другую, пока, шесть лет назад, не пошел добровольцем в республиканскую армию. Тогда еще царил мир, еще на начались мятежи, быстро переросшие в бойню, прокатившуюся по всей стране и теперь только, спустя почти три года, начавшую угасать. Он стал хорошим бойцом, дослужился до звания капитана и уже больше года командовал собственным формированием, в былые времена насчитывавшем сто пять человек. Как в былые, совсем недавно, месяц назад, во время битвы за Таррагону. Они с ротным комиссаром Серхио Арройо сумели вывести из окружения больше половины личного состава, прорвались к окрестностям Барселоны, где должны были получить подкрепление и вернуться в бой – уже на окраинах города.