На следующее утро Ширяй раскопал где-то чертеж Новгорода, взятый у Вернигоры, на котором были расставлены красные и черные кресты.
– Смотри, Мстиславич! – сквозь зубы процедил он. – Они воплощают то, что нарисовано на их бумаге! Пять церквей поставлено там, где стоят красные крестики! Вот я их сейчас обведу… Только шестая не на месте. Говорят, они хотели убрать капище Хорса, но Совет господ не позволил. Вот и поставили шестую рядом…
Он макнул перо в чернильницу с киноварью, но посадил на бумагу две кляксы и выругался.
– Ничего, я научусь… – проворчал он злобно, – я всему научусь…
– Поставь подсвечник с другой стороны, – посоветовал Млад, – иначе тень от руки заслоняет тебе то, что ты пытаешься написать.
Ширяй опустил перо и переставил свечи на другую сторону.
– На самом деле лучше. Мстиславич, ты придумал что-нибудь?
Млад придумал. Он не мог уснуть всю ночь, и в голове у него созрело кое-что – столь же невероятное, как и предположения Ширяя о Ящере и Перуне. Но посвящать в это своего ученика он не собирался.
– У меня есть предложение, – ответил он Ширяю. – Давай надеяться на чудо. Если за три дня чуда не произойдет, тогда мы предпримем что-нибудь сами.
– Крещение назначено на послезавтра, – Ширяй посмотрел на Млада исподлобья.
– Оно ничего не изменит. Три дня. Пообещай мне, что ты сам без меня ничего не станешь делать.
– Хорошо. Но и ты пообещай мне, что без меня ничего не предпримешь, а?
Млад пожал плечами – лгать ему всегда было трудно, но на этот раз ложь того стоила.
– Я обещаю, – выговорил он, едва не подавившись этими словами.
Он уповал только на лед Волхова. Никто бы не решился выехать на лед сейчас, когда он еще столь тонок. Никто, кроме волхва – предсказателя погоды. Ему достаточно было посмотреть на Волхов, чтобы понять: лед выдержит коня. А если он выдержит одного коня, то выдержит и тройку, которой запряжены сани князя.
Это было безумием, настоящим безумием, и уповать стоило только на чудо, о котором так уверенно говорил Ширяй. А впрочем… почему именно чудо? Удача! Удача – то, что боги дают тому, кто не стоит на месте! И еще затемно в день крещения князя Млад пошел на университетское капище, пожертвовав Перуну петуха, а Дажьбогу – пшеничных колосьев.
Перед выходом из дома он долго всматривался в лицо Даны и младенца. Девочку назвали Мстиславой, в честь деда. Она выросла за этот месяц, кожа ее побелела, щеки зарумянились и стали пухлыми – она перестала так сильно напоминать Млада, в ней проступили черты Даны, но все вокруг говорили, что это, несомненно, дочь своего отца. Млад вспоминал день ее рождения и не мог понять: как сразу не почувствовал того, что начал чувствовать теперь? Чудо. Вот настоящее чудо этого мира – переплетение двух людей в одном маленьком существе. И если он не вернется, если не сможет осуществить задуманного, рано или поздно эта девочка продолжит род Рыси.
Млад ощущал такое же возбуждение, как перед боем, – ни страха, ни сомнений он не испытывал. Священный трепет идущего на смерть… Он улыбнулся сам себе. Жребий, от которого не уйти, или будущее, которое можно творить своими руками? Судьба или Удача?
Дорога от Городища к Новгороду шла вдоль берега и только на подходе к торговой стороне приближалась к Волхову вплотную. Млад взял шапку Ширяя – пожалуй, отсутствие рыжего треуха сделало его неузнаваемым надежней, чем надетая личина. Он вошел в Новгород не таясь, никто не смотрел ему вслед, никто не вглядывался в его лицо. Людей было много, толпа собиралась по обеим сторонам дороги – взглянуть на князя. Млад прислушался к разговорам: новгородцы спорили о крещении – в чем польза этого шага, в чем вред. Многие соглашались с князем, многие возмущались, кто-то жалел Волота, особенно женщины, кто-то, наоборот, ругал его, как это делал Ширяй.
Млад прошел мимо торга и добрался до того места, где дорога спускалась к берегу. Там толпы не было, все держались ближе к Великому мосту.
Ждать пришлось недолго: санный поезд показался издали, впереди него пешими шагали два жреца чужого бога – их одеяния золотом блестели на солнце и слепили глаза. В руках один из них нес огромный крест, приподнимая его над головой, а другой прижимал к груди изображение богини с младенцем на руках, оправленное в толстую золотую раму. За ними ехали сани Волота, запряженные тройкой белых лошадей, за ними – множество боярских саней, рядом с которыми тоже двигались разодетые христианские проповедники, и замыкала шествие дружина, числом не менее сорока человек. Млад, всмотревшись, впереди них увидел Градяту – в долгополой шубе, отделанной светлым мехом, поверх доспехов, в яркой шапке и с мечом в дорогих ножнах. Под ним был тяжелый черный конь, взятый в Изборске, и Млад посчитал это добрым знаком – на таком коне выехать на лед будет еще страшней.
Правил санями князя его дядька – весь Новгород знал пестуна Волота. На глазах старика блестели слезы, словно он вез своего воспитанника в последний путь.
Сила идущего на смерть шевельнулась в груди – как когда-то на вече. Млад вскинул руку и шагнул навстречу поезду.
– Остановитесь, – сказал он и увидел, как поднял голову Градята. Но до него было не меньше сотни саженей. Два жреца замерли, раскрыв рты, дядька князя потянул на себя вожжи. Волот, приподнявшись, с удивлением посмотрел на Млада, но тут же рухнул обратно в мягкие шубы, устилавшие сани.
– Слезай, дедушка, – сказал Млад старику, – теперь я повезу твоего мальчика.
Дядька не посмел не послушать – слезы вдруг высохли на его глазах, в них появилась угасшая было надежда. Он кивнул, впившись глазами в Млада, и поспешно сошел на дорогу, протягивая Младу кнут и вожжи. А Градята тем временем уже рванулся вперед, погоняя тяжелого коня, – только дружинники не торопились следовать за ним. Млад вскочил на передок и пронзительно свистнул, лошади сорвались с места, и жрецы едва успели отпрыгнуть в стороны, когда сани, перевалившись через сугроб, выкатились на тонкий лед Волхова, присыпанный снегом. Млад свистнул еще раз и взмахнул кнутом: теперь его могла спасти только быстрота!
Градята не посмел выбраться на лед и мчался вдоль берега, дружина догоняла его. Люди бежали с их пути, никто не разобрался, что произошло, кто-то из новгородцев выскочил на Волхов, пытаясь нагнать Млада, но не сумел.
Сани неслись по тонкому льду, и тот прогибался под мерными ударами копыт – тройка, звеня бубенцами, неслась вперед. Млад стоял, широко поставив ноги, свистел и размахивал кнутом.
Безнадежно… Еще немного, и дорога начнет подниматься вверх, на крутой берег, и тогда Градята догадается выйти на лед… Ему больше ничего не останется. И лед выдержит – никто, кроме Млада, не знал этого наверняка.
Он расстегнул полушубок: нечем было дышать. Ветер ударил в грудь, северный ветер, полы полушубка отбросило назад, и шапка Ширяя слетела с головы в сани.
– Быстрей, милые! – кричал Млад коням. – Быстрей!
Всего восемь верст… До университета – всего восемь верст. А там… А там – посмотрим! Новгород остался позади, крики неслись вслед саням, летящим как птица.
Ровно год назад он вез этой дорогой мальчика и сзади его догоняли сани жрецов. Теперь не сани – верховые преследовали его. Его изрубят на куски, а мальчик умрет. Жребий или будущее? Судьба или Удача?
– Быстрее! – кричал он лошадям.
Ветер крепчал, трещал и гнулся лед, копыта лошадей отбрасывали снег Младу в лицо.
– Куда ты меня везешь? – тихо спросил Волот.
– В университет.
– Зачем? Зачем ты это делаешь?
– Тебя зовут родные боги. Тебе надо лишь ответить на их зов, и ты будешь жить.
– Ты лжешь.
– Волхвы не лгут, – крикнул Млад, не оглядываясь. – Это не падучая, это шаманская болезнь. Я видел ее сотни раз. Я не меньше двадцати шаманят подвел к пересотворению.
Сизая туча показалась на небосклоне, Млад не ждал ничего подобного. Он и ветра не предвидел – ясная морозная погода должна была держаться недели две. А туча катилась навстречу быстро, клубилась и чернела на глазах. Далекая зарница вспыхнула на ее темно-синем боку – Млад думал, ему привиделось: слепящее солнце светило сбоку, и от снежного сияния болели глаза.
Градята побоялся выехать на лед и повел дружину по высокому берегу, в объезд. Удача!
– Это не может быть шаманской болезнью. Сам доктор Велезар лечит меня. Он меня спасет. Он и христианский бог. Они обещали, – всхлипнул князь.
– Они обманули тебя, мальчик, – зло ответил Млад, нахлестывая лошадей, – они обманули тебя. Христианский бог хочет получить твою душу, я видел его посланника, пришедшего за тобой. Он хочет царствовать на нашей земле вместо тебя.
– Почему я должен верить тебе?
Когда-то Млад не раз слышал этот вопрос – от Миши.
– Потому что я никогда тебя не обманывал.
– Но доктор Велезар тоже никогда меня не обманывал.
– Доктор обманул тебя всего однажды, и этого достаточно! Он знает, как выглядит шаманская болезнь, он не мог перепутать ее с падучей! А это значит, он хочет твоей смерти!
«Здоровье князя уже не в моей власти», – видение всплыло перед глазами так отчетливо, будто Млад видел его вчера, а не год назад.
– Доктор Велезар отравил твоего отца! Я видел это, я видел это еще в прошлом году! И не поверил! – Млад задыхался.
– Ты лжешь!
– Я лучше солгу, чем позволю ему убить и тебя тоже!
– Ты лжешь…
– Белояр догадался! Они убили его не потому, что он мог сказать о мороке на Городище, – он догадался, кто подносил князю кубок каждый день!
– Ты лжешь, – князь разрыдался, – доктор мой друг!
Ветер взвихрил снег, поднимая его все выше. Кони храпели и роняли пену с губ. Туча катилась навстречу, словно бесчисленная рать, закованная в темно-серую сталь, – тусклый блеск просверкивал на ее тяжелых боках.
– Ты лжешь… лжешь, – шептал князь сквозь слезы.
– Пусть я лгу… – кивнул Млад, – пусть. Пусть я сейчас обвиняю самого честного человека в Новгороде, пусть он только ошибался, но ты останешься жить, слышишь? Ты пойдешь на зов богов.
– Отпусти меня! Я не хочу! Я ничего не хочу! Слышишь? Отпусти меня! – князь рванул на груди узкий кафтан.
– Я тебя не держу.
Туча накрыла солнце, и сумеречный серый свет опустился на заснеженную землю: тревога и дрожь охватили Млада. Предгрозовая дрожь. На этот раз зарница сверкнула меж темных клубов отчетливо – ее ни с чем нельзя было перепутать. Чудо? Неужели Ширяй знал об этом заранее? Или в тот миг его устами говорили боги?
– Ты чувствуешь? – спросил Млад.
– Да! – отчаянно выкрикнул князь. – Да! Я чувствую!
И в ответ на его слова далекий раскат грома прокатился над зимним Волховом.
– Ты слышишь? Это громовержец идет тебе на помощь! Он спустился из Ирия зимой! К тебе!
В сумеречном свете, на снегу Млад не сразу разглядел одинокого человека посреди Волхова, а между тем человек этот преграждал ему дорогу. Человек в белых одеждах…
– Это Белояр? – Волот приподнялся на локтях. – Это Белояр! Я узнал его.
– Мертвые не возвращаются, князь… – усмехнулся Млад, не стараясь замедлить бег. – Белые одежды, запятнанные кровью и облитые ядом… Ты видишь? Видишь пятна на его армяке? Иессей! Они называли его Иессей. Избранный среди избранных.
Человек поднял руку, и в тот же миг кони захрапели, споткнулся коренной, увлекая за собой пристяжных, треснули оглобли, сани накренились, врезались в лошадиные крупы, и Млада выбросило на лед. Он не сразу опомнился от удара: дыхание оборвалось, и по правой стороне груди разлилась тупая, давящая боль.