«… таким образом, из-за совершенно другой гравитации и иного атмосферного давления на Земле долгое время существовала раса великанов. После Всемирного потопа с нами осталась лишь седьмая часть озонового слоя. Животный и растительный мир стал страдать от солнечной радиации, и все измельчали», — Хенрик заканчивал лекцию.
С памятной экспедиции прошло два года, и обещанное Ирен постепенно испарилось. «Как озоновый слой! — хмыкнул он про себя. — Невозможно бояться неизвестно чего и не проводить исследований. Отпуск на носу».
Уже собираясь уходить, Хенрик Рихтенгден неодобрительно посмотрел, как, весело тыча пальцем в экран, его ассистентка, полненькая хохотушка, показывала фотографии лаборантке. Сегодня ассистентке предстояла встреча с подругами и приятный ужин в одном из маленьких ресторанчиков, где-то в районе Альтштадт-Леэль.
Видимо, мыслями ещё пребывая в отпуске, она явилась на работу в синих джинсовых шортах и футболке с выразительной надписью «I’m not fat — I’m pregnant!». Но в изнуряюще жаркие июльские дни только такой наряд предоставлял относительный комфорт разгоряченным телам.
На последнем кадре, живописно подставив солнцу несколько словно прорисованных складок жира, помощница позировала на фоне водопровода, тащившего свою цементную трубу высоко в горы. Проигнорировав восторженное «Ух ты!», громко прозвучавшее в пустом помещении аудитории, он сумел среагировать на ответ путешественницы: «И представь себе, дорогая, этому сооружению не меньше двух тысяч лет!».
Хенрик притормозил и, обернувшись, пристально посмотрел на экран.
— А где вы отдыхали? — как бы невзначай поинтересовался он.
Толстушка просто расцвела от начальственного внимания:
— О, не поверите, херр профессор, в Турции. Там отличный отельный отдых и столько исторических артефактов. Мы с мужем взяли машину и смотрели всё сами. Это гораздо комфортнее, а главное — на 30% дешевле. Мы вложили в смету стоимость франшизы, бензин и даже остановки на перекус и, представляете…
— Где это место? — немного грубо перебил её Хенрик, по опыту зная, как долго и умело она будет раскрывать свои финансовые секреты организации отдыха.
— Патар, недалеко от Фетхие, — фыркнула та, возмущённая таким пренебрежением к тонкостям планирования. — Но вам будет интересен осмотр подводного дворца эпохи Урарту на озере Ван. Его стены идентичны кладке инков в Куско и на острове Пасхи…
Хенрик вздрогнул, а толстуха, будто не замечая реакции, продолжила.
— Кроме того, в турецкой Джизре можно осмотреть могилу ветхозаветного Ноя!
***
Ирен, увидев загадочно поблескивающего линзами очков мужа, подсознательно уже была готова выслушивать любые доводы «за» и «против» планируемых изощрённым мозгом бесстрашного супруга приключений. Но одно дело, когда отвечаешь только за себя, а совсем другое — наличие в семье двух подростков.
Прошлый, так долго планированный и, к счастью, закончившийся вояж внёс в мысли хаос. Её дети рисковали остаться сиротами, или, что ещё хуже, мама и папа имели огромную вероятность надолго застрять в тюрьме одной не сильно демократичной державы.
Практичный ум Ирен внёс эту информацию прямо в подкорковые структуры, и женщина раз и навсегда решила осматривать мир только через глянцевую поверхность иллюстрированных фолиантов. Безопаснее.
— Одного живого родителя дети должны иметь всегда, — безапелляционно заявила она, выслушав робкую попытку супруга пригласить её в Перу.
— Жди, когда сыну исполнится двадцать!
Ждать Хенрику предстояло ещё пять лет.
Она заподозрила неладное, когда благоверный гибким аквалангистом вплыл в дом и, продемонстрировав бутылку новозеландского «Совиньен блан», громко возвестил:
— А у меня для Вас подарок!
Ирен не стала поворачиваться, но, улыбнувшись, представила себе сильно худого Марка Руффало, который был немного менее симпатичным, нежели приблизившийся и наклонившийся к шее супруг.
— Сейчас будем ужинать, и ты расскажешь, — сообщила она, решительно уняв разыгравшееся воображение.
Заглянувшая на кухню семнадцатилетняя Катрина хихикнула и, своровав со стола кусочек морковки, проворковала:
— Папа оказывает на меня дурное влияние. Мало того, что вместо полезного ячменного напитка, принятого к употреблению в нашей стране, он неизменно приносит к ужину сухое вино, но кроме этого, мы, дети, вынуждены регулярно наблюдать процесс совращения нашей матери на фоне варочной панели…
— Придётся сообщить ювеналам, — решил вставить своё слово Марк, любимое чадо еврейской матери…
Оценив обстановку, Хенрик вздохнул, и, поборов дрожь в слабеющих ногах, поинтересовался:
— Что у нас сегодня в программе?
— Рыбный суп и зелёный салат с тунцом, — сообщила жена, выдав штопор, и, отправляя семейку в столовую.
***
Они мирно поужинали. Перед подачей сладкого внимательно выслушали два среднестатистических анекдота про взаимоотношения в ортодоксальных еврейских семьях в исполнении Марка.
Затем последовала пятиминутная лекция Катрины на тему вредной углеводной пищи и, наконец, из микроволновой печи появился апельсиновый кекс от «Доктора Эткера».
Брат строил сестре рожи, а потом, отобрав её порцию, наслаждался произведённым эффектом.
Наблюдая за исчезающей сдобой, сестра в ответ тихо вынашивала планы мести. Катрин не имела ни грамма лишнего веса, но пыталась худеть. А посему дразнить ее было так же безопасно и полезно для здоровья, как донимать змею.
И моргнуть в случае чего не успеешь…
Наконец Ирен встала собирать тарелки, но Хенрик, дотронувшись до её руки, сообщил:
— А у меня для вас подарок.
Ирен неуловимо напряглась:
— Какого рода?
Муж достал большой яркий конверт и, положив на край стола, вопросительно осмотрел присутствовавших:
— Ваши предположения? — громко, словно читая поэму, спросил он.
— Что это, па? — первым поинтересовался Марк.
— Это конверт, — констатировала дочь. — Уверена, что добровольцы его вскрыть найдутся.
Многозначительный взгляд на Марка уверенно подсказывал, кто именно назначен добровольцем на такое дело. Катрин продолжала дуться из-за съеденного братом десерта. Но искуплению вины помешала Ирен – она сама решительно взяла послание в руки. Аккуратный жест, шуршание бумаги… и тоненькая стопка ярких листков. Упаковка скрывала путёвки на всю семью.
— Мы едем в Турцию. Пять звёзд. Все включено. Море. Солнце. Теннисные корты. Дайвинг для желающих, — продолжая оглушать присутствовавших, сообщил Хенрик.
— Неужели? — на лице жены было написано недоумение, и смутные сомнения пролегли горизонтальными морщинами на лбу.
— Точно так! — завершил речь благоверный.
***
Среди ночи Ирен встала и, включив компьютер, до пяти утра читала статьи по артефакторике Юго-Западной Азии…
Нелишнее дело при таком беспокойном супруге…
***
…Ещё полчаса изматывающей работы, и тело стало отказываться служить. Процессор диктовал немедленно удвоить усилия, а мышцы и связки молили о пощаде. Любой выносливости есть предел, плоть умирала. DEX в отчаянии попытался облегчить нагрузку, перемещая тяжесть то на одну, то на другую ногу, но выбитые колени уже зияли вывороченными менисками. Сердце гнало кровь из последних сил. Дышать было больно…
— Опять стонет, — услышал он краем ускользающего сознания. — Что эта сволочь с ребёнком сделала… Димочка, просыпайся, всё хорошо.
Киборг открыл глаза. Над ним склонились две взволнованные дамы.
Стало стыдно.
— К работе готов, — пробормотал он. После чего вздрогнул и уже чётче произнёс. — Мне опять сны снятся. Я не болен. Всё хорошо. Извините.
— Да видим мы, видим, как хорошо, — возмущению Ба не было предела. — Это всё учеба твоя неуемная. Что ты его боишься-то? Думаешь, если он в погонах ходит, то я управу на эту курву прокурорскую не найду?!
— Мама, прекрати!
— А ты не мамкай! Загнали ребенка, беспредельщики. Что было бы плохого, если он не в этом году, а в следующем в институт пошёл? Совсем психику сломали парню. Всё ты с муженьком своим. Мало вам Ваньки. Ещё один эксперимент затеяли. Короче, либо ему отдых устраиваете, либо выметаетесь из моей квартиры в своё Отрадное! Ишь, удумали, из ребёнка таёжного киборга сделали, а сами две квартиры имеют и сдают! — закончила речь разгневанная Ба и, грозно стукнув дверью, удалилась в свои апартаменты — маленькую уютную комнатку с окнами во двор.
Все прекрасно понимали, что это не конец бури.
Скорее, начало.
Дима тихо встал и, стараясь не касаться ногами пола, юркнул в ванную. Через минуту туда же проник Иван, а следом ним и сам прокурор Западного округа. Мужики переглянулись и, судорожно схватив зубные щётки, принялись наводить порядок в полости рта. Иногда это помогало – ну не будешь же добиваться ответа от человека, если у него рот занят?!
Увы, прикрытие сработало ненадолго.
В дверь ванной комнаты постучали.
После минутной паузы отец семейства осознал, что положение является абсолютно проигрышным и снял осаду, капитулировав. На пороге стояла бледная мать:
— Вчера объявили, что вас теперь выпускают в Турцию. Всё! Покупаем путёвки и едем. Дети отдохнут на море, я у бассейна…
— А я в баре, — завершил монолог отец.
Видит бог, это лекарство ему совершенно необходимо!
При такой-то жизни…
***
Несмотря на раннее утро, солнце уже порядком нагрело асфальт своими лучами, смело прожигающими густую приотельную живую изгородь. Редкие тени делали ковровое покрытие, расстеленное перед входом, похожим на грязное одеяло.
Днём температура собиралась достичь сорока, и находилось мало желающих загорать в каменном колодце многоэтажных зданий. Все стремились укрыть разгорячённые тела под крышами сияющих мрамором и зеркалами отелей-дворцов.
За каких-то двадцать с небольшим лет Турция вырвалась в лидеры, и мировая индустрия туризма с удивлением наблюдала взлёт и завидное постоянство интереса, испытываемое восточными славянами к своему соседу. Никогда ещё Великая Порта не строила ничего, даже отдалённо напоминающего эти сооружения, с уникальным, совершенно европейским дизайном, ловко смешанным с восточным налётом гостеприимства, изящества и варварского великолепия.
***
Из явившегося у подъезда минивэна вышел поджарый мужчина в серых летних брюках и рубашке-поло. Он неторопливо надел солнечные очки, огляделся и, дождавшись протянутого ему водителем багажа, двинулся к стойке регистрации прибывающих туристов.
Вскоре, несмотря на неурочный час, его пригласили в выделенный номер, и он пошёл за провожающим его портье по длинной галерее, украшенной резным греческим орнаментом и нишами, в которых стояли ониксовые полупрозрачные вазоны с живыми, рано утром срезанными цветами.
Наконец, он достиг номера. Неторопливо принял душ, переоделся, открыл ноутбук и принялся читать:
«Летом 2017 года группа московских студентов совершала поход в районе Печоро-Илычского заповедника Троицко-Печорского района республики Коми России. Поход пролегал по маршруту через известный перевал Дятлова, в сопровождении местного жителя Макарова В.Д. Из похода группа вернулась в полном составе и в согласованный с МЧС срок, выведя из тайги трёх людей. Двое из них условно оказались пропавшими за одиннадцать месяцев до этого гражданами США и ещё один — местным жителем из далёкого скита.
Совместно со спасёнными группа доехала до Москвы. В столице России гражданам США были приобретены по карте «Мир», принадлежащей работнику Прокуратуры, два авиабилета в Мюнхен. Вылетев из аэропорта «Шереметьево», проведшие около года в суровом климате
граждане США (не обратившиеся за медицинской помощью) не прибыли в аэропорт назначения.
В то же время в столицу Баварии из отпуска вернулись граждане Германии, совершавшие экскурсионный тур по маршруту: Рио-Де-Жанейро — Ушуайя — остров Пасхи. Их лица идентифицированы по камерам слежения в аэропорту «Шереметьево, терминал В, Москва». Они же десятью днями ранее были объявлены на Рапа Нуи в розыск, как пропавшие в лабиринтах. Поиски были прекращены, так как граждане сами вышли на связь с полицейским управлением, указав в качестве своего местонахождения Москву. Паспорта были высланы им в Россию через систему DHL.
Через полтора месяца от момента возвращения московских туристов в район Мань-Пупу-Нера вышел историк-любитель, уфолог Ермаков А.А., в сопровождении вышеуказанного Макарова В.Д. По возвращении оба были обнаружены в доме Макарова В.Д. Судебно-медицинская экспертиза пришла к однозначному выводу — исследователь и следопыт отравились метиловым спиртом, среди местного населения именуемым «палёной водкой». В вещах Ермакова А.А. были найдены многочисленные полупрозрачные пластиковые размерами от 16х22 см до 45х67 см и весом от 0,6 до 3,4 кг. После длительного изучения артефактных предметов комиссия (The European Chemicals Agency, ECHA) признала невозможность создания данного соединения на планете.
В настоящее время установлено: семья Рихтенгтен (Германия) и семья Андронниковых (Россия) одновременно, не выходя на общение друг с другом, приобрела путёвки в данный отель. Дополнительно сообщаем: с момента прибытия в Москву и по настоящее время в семье Андронниковых проживает в качестве родственника вышедший из тайги человек. Подлинность его документов сомнения у экспертов не вызвала.
Просим Вас установить наблюдение. В контакт не вступать».
Поселок Рейиккен. Славка.
— Ну вот. Когда драконы вдруг сошли с ума, то сошли не все. Сначала это были только молодые. Старшие вроде как ловили их и пытались вылечить — так они говорили. Потом что-то у них тоже случилось. Огонь был долгий, гром и пепел. Пропали, мол, они на какое-то время. Потом вернулись, стали разносить по городам и поселкам цветы да семена. Растут вроде как в любое время года, запах их в разум драконов приводит… на краткое время, однако дракон, вдохнув, какой бы безумный ни был, успеет от людей отлететь и буйствовать станет уже в месте безлюдном. А потом, мол, все наладится. Только как — не понять. Армо рассказывал, что по их Книге драконы тогда уже плохо говорили, тяжко понять было. А вскорости и вовсе онемели.
— Армо — это…
— Ну тот парень-личинка, с которым мы в одном Приюте жили, помнишь, я рассказывал? Он из драконоловов был. У них, мол, хранятся предания о старых временах. Если он не врал…
Растормошенный напарниками Терхо сначала впал в панику, оказавшись в камере. Причем кого именно он больше боится видеть в роли похитителей путников: драконоловов, вельхо или драконоверов — напарникам добиться не удалось. По версии Терхо, все были хороши. Ловчие шкуру спустят, добиваясь, где драконы, драконоверы прибьют по-тихому и скажут, что знать ничего не знают, ну а вельхо запихнут в подвалы до конца жизни.
Про драконоверов ему тактично не поверили. И он пустился снова пересказывать о них все, что знает. И что не знает, тоже. Дошло и до историй, рассказанных похищенным у сектантов магом-личинкой. Так сказать, версия «сотворения мира» по-драконоверьи. Подозрительно совпадающая с историей этих дней в изложении Крылатых.
— Не-а, — вступил в разговор наш эксперт по вранью — Макс. — Если бы он врал, цветов бы не было вообще. К тому же они реально успокаивают. Что-то у твоих наставников-вельхо концы с концами не сходятся. Ведь если тут так боятся драконов, то почему тогда не сажали их везде, где можно и нельзя? Да я бы на их месте сеял снежники даже на крыше, что сейчас, что тогда!
Что есть то есть. Нелогично получается. Хотя в предубеждениях логика вообще-то наблюдается редко, но все же. Маг наш уже и в Гнезде был, и с Крылатыми лично разговаривал, убеждался, что те не кровавые твари, неужели не задумывался, почему такое расхождение между реальностью и официальными данными? А если думал, то как объяснил? Хотя если тебе десять лет внушали, что за неподходящие мысли тебя может реально убить на месте, то, наверное, со временем просто привыкаешь не думать ничего опасного.
Терхо Этку и сейчас прежде чем ответить, аккуратно, словно проверяя, коснулся рукой молчащей печати Зароков. Въелась же в него эта привычка…
— А тогда за людей вступились боги. И сажать драконьи цветы стало не надо.
— Это тоже твой приятель сказал?
— Он не приятель. Мы были… я думал, мы дружили. А он сбежал.
— Сбежал? — Славка подобрался. Что-то в этой истории было… — Разве из вельхо можно сбежать? Ты не говорил.
— Ну вообще-то нельзя… но ему почему-то не дали подорожника – то есть направления на место, и он обиделся. Расстроился. Ушел ночью. И даже не сказал ничего, не попрощался. Странно…
Вот именно.
— Как интересно! Сначала не дали должности… – нарочито медленно проговорил Макс. — А что, всем дают?
— На церемонии? Ну да.
— Понятно. Всем дают, но вот не дали… а потом он пропал. А скажи-ка мне, друг Терхо… а из кого состоят эти ваши Подвалы? И есть ли список, кто там сидит и за что? Вы вообще в курсе про это?
В желтом свете чешуйки лицо Терхо медленно стало белым.
— Я никогда… я не знаю… вы думаете?
— Лично я — думаю, — Макс снова откинулся на солому. — Очень удобно иметь место, куда ты можешь сплавить тех, кто опасен власть имущим. Место, про которое никто не спросит – ваши Зароки ведь нацелены на воспитание послушания-подчинения? — и куда никто по доброй воле не полезет.
— А мне вот интересно другое. Что за боги вступились за людей? И как это проявилось? Терхо, не спи.
Вельхо с усилием отвлекся от исказившейся картины мира.
— А? А-а… ну… в разных концах мира появились посланцы богов. И стали убивать драконов и ловить.
— То есть сами боги явиться не соизволили? Я почему-то так и думал. Макс, тебе эти божьи посланники никого не напоминают? Из нашей истории? Кортес и ацтеки, которые посчитали его богом. Святые отцы…
— Сказал бы я тебе, кого мне это еще напоминает, — скривился Воробей. – Желающих урвать себе кусочек на чьих-то проблемах. И для этого не обязательно так далеко лезть в историю, такое и в современности сплошь и рядом! Прям плюнуть некуда — обязательно кто-то стоит и с благостным видом провозглашает, как сильно он желает тебе помочь. Только отдай ему все что имеешь и залезь в долги до конца жизни. Всего лишь!
Слав, вот просто интересно, кто же тут так хорошо наварился, а? Ты глянь, как все ловко вышло. Ап! И у драконов проблемы. Ап! Проблемы у людей! Ап! И как по волшебству являются посланники богов — все в белом — и все это решают. И наверняка до конца жизни в шоколаде! Чем же им драконы помешали? Или, наоборот, очень уж понадобились?
Он перевернулся на живот и уставился в стенку. Так, словно росший на стенке мох — самое интересное на свете зрелище.
— Макс… Слав… вы что такое говорите? — голос у мага был тихий-тихий. — Разве так может быть?
Воробей задумчиво пробормотал:
— И пришли они, и спросили: кто из нас истинный посланник бога? И услышали в ответ: а я никого не посылал…
Терхо непонимающе переводил взгляд с одного на другого.
— Это из ваших божьих заповедей?
— Это анекдот, — вздохнул Макс. — Блин, мы-то, мы-то как нарвались… прямо в этот кипящий котел, да всеми лапами разом. Где сейчас эти ваши божьи посланцы?
— Ушли.
— Просто так ушли? – уточнил я. — Или оставили после себя что-то?
— Законы…
Мы с напарником скривились, как от зубной боли.
— Ну конечно… а заодно некие загадочные приборы, которые при срабатывании перебрасывают сюда.
— К нам, между прочим, тоже. Слав, а оцени юмор, а? Похоже, мы от одних «желающих помочь» попали сюда, где они тоже неслабо порезвились. Интересно, сколько таких миров всего?! И сколько они уже подмяли?
Утешать напарника было нечем:
— Кнопок было девять основных и пять вспомогательных. Комбинаций море.
— Супер! — Макс подбил рукой солому и снова с размаху рухнул на это колкое ложе. – Эх, магов не хватает.
Терхо, кажется, перестал понимать нас совершенно:
— Где не хватает? — кротко спросил он.
— Тут! — рявкнул Воробей. – Подумать только! Люди! Драконы! Бандиты! И у всех одно общее: все они нас ловят и запихивают в подвал. Тебе не смешно?
— Ну…
— Драконы? — донеслось от двери. — Вы с ними… Вы? Ну здравствуйте, остай покупатель… Сберегли монеты от разбойников?
Макс приподнялся на локте.
— И вам доброго дня, почтенный… — медленно проговорил он. — Вы вроде говорили, что все решаете миром?
Сейчас я тоже усну, но еще немного подумаю. И побуду незримым стражем у порога тишины. Буду слушать его дыхание. И буду тянуть эту ночь, потому что она одна их тех, бесценных, что быстро кончаются и могут больше не повторится.
Я не откажусь от этих минут. Я хочу пережить все заново, хочу выследить врага. Если его дыхание собьется и участится, я изгоню кошмар.
Все правильно. Следует отыскать эту женщину – Наннет. И Перл говорил о том же. Он упоминал служанку, которая открыла дверь, он произнес то же имя.
Ее следует расспросить. Она знает. И я чувствую, что произошло нечто странное, все случилось слишком быстро, скомкано, как плохо поставленная пьеса. Исполнителей застали врасплох, они импровизировали на ходу. За всем этим скрывается какая-то тайна, неведомая подоплека или… преступление.
Перл спит на той же скамье у очага, где провел все предшествующие ночи.
Он по-сиротски подтянул ноги, а голову пристроил на кожаном дорожном бурдюке. Спит он крепко, блаженно посвистывая и причмокивая во сне. Я трясу его за плечо.
— Перл!
Он бормочет спросонья, отмахивает:
— Трактирщик, скряга, черт… Да заплачу я! Заплачу!
— Перл, это я, Жанет. Да проснись же!
— А?.. что?..
Сразу садится и смотрит на меня круглыми, совиными глазами. Ни дать, ни взять – вспугнутый филин с редкими перьями торчком.
— Пожар? Испанцы?
Потом узнает меня и глупо подхихикивает. Скребет всей пятерней круглое, выпирающее из-под рубашки пузо.
У меня вид, мягко говоря, непривычный. Прежде чем спуститься, я набросила на плечи стеганое покрывало, которое теперь волочится за мной, как содранная шкура. Босые ноги торчат как два бледных рыбьих плавника.
Ужасно хочется спать, я бы прикорнула прямо на ступеньках, но решение, принятое мной пару часов назад, бьется и кувыркается, как зверек в силке.
— Перл — строго говорю я, а он в это время смотрит на мои вздыбленные от холода пальцы на ногах – Перл, утром ты пойдешь на улицу Сен-Дени и найдешь Наннет.
— Кого? Имя сей почтенной дамы мне неизвестно. Или не почтенной? И как, позвольте вас спросить, мне ее искать? Встать посреди улицы и орать? «Наннет! Кто здесь Наннет? Пол царства за Наннет!»
— Не валяй дурака!
— Как это не валяй дурака? Я кто, по-твоему? Дурак. А если дурак, то имею право.
— Можешь помолчать?
— Могу. Но это трудно. Обещай, что не долго.
— Тогда молчи. Молчи и слушай. Ты пойдешь на улицу Сен-Дени.
— Я уже догадался.
— Наннет это служанка в доме Аджани. Она была кормилицей их дочери, а затем нянькой девочки. Ты ее найдешь в их доме и приведешь ко мне. Но приведешь тайно, об этом никто не должен знать.
— Черт возьми! Неужели заговор?
— Да какой там заговор! Ты же сам говорил, что дело там нечисто. Что быстро все произошло, без объяснений. Как на сцене в греческом театре. С одних подмостков перепрыгнули на другие. Вот я и хочу знать, что же там на самом деле произошло. Эта женщина Наннет присматривала за девочкой и должна знать, как все это случилось, когда началось, по какой причине, и где… где девочку похоронили.
— А ему… что? Тоже не говорить? Дочь ведь его…
Перл уже хмур и серьезен.
— А сам не понимаешь? Для начала я хочу сама ее выслушать. Там могло произойти что-то… что-то ужасное, что Геро лучше не знать. Умерла и умерла. Он переживет ее смерть, оплачет, похоронит, и со временем… со временем сможет жить дальше. Время хороший лекарь. А если узнает, что малышка, его дочь, его девочка, его плоть и кровь, его жизнь, умерла не сразу, а страдала перед смертью, сможет ли он жить! Он же себе не простит! Мы же не знаем, как она умерла. Бабка, к счастью, ничего не сказала. Да, да, к счастью! Я поразмыслила и пришла к выводу, что так и следовало поступить. Ему нельзя знать правду. Девочка могла упасть с лестницы, могла разбиться, могла умирать в муках. Или кухарка могла опрокинуть на нее кипящий суп. Каково отцу вообразить такое! Нет, я не допущу этой встречи, пока сама все не разузнаю.
Перл скребет затылок.
— А если и в самом деле того… суп? Что тогда?
— Тогда — я понижаю голос до шепота — мы уговорим ее солгать.
— Вот до чего дошло! И тебе не стыдно?
— Нисколько. Это святая ложь. Да и какая собственно разница? Бедная девочка мертва. И как она умерла, значения не имеет.
— Это я понял. От меня что требуется?
— Я уже сказала. Найдешь Наннет и приведешь ко мне. И сделаешь это так, чтобы никто не знал, ни Лючия, ни Липпо. Они, конечно, будут молчать, друзья и союзники надежные, но зачем отягчать их жизнь ложью? Им тоже придется притворяться. А Геро окажется в окружении невольных лжецов. Я потому и спустилась к тебе среди ночи, не дожидаясь рассвета. Пока Лючия спит.
— Она не понимает по-французски.
— По большей части делает вид, что не понимает. Пусть даже не понимает! Мне так спокойней. Я хочу быть уверена, что никто, намеренно или по неосторожности, не станет причиной его страданий. Я хочу избавить его хотя бы от этого, если уж не смогла избавить от всего прочего.
— Да понял я, понял. Ты же знаешь, принцесса, я дурак, но дурак…
— … по должности, а не по сути. Я знаю, господин шут. А еще я знаю, что вы мой самый верный и преданный друг и я всегда могу на вас рассчитывать.
Перл смущенно отводит глаза и неловко приглаживает торчащие над ушами волосы.
— Ладно уж, друг… Ты того… этого… иди наверх, холодно здесь, простудишься.
Я ловко целую подвернувшуюся лысину и бегу к лестнице.
— Девчонка — дрогнувшим голосом бросает вслед Перл – Выпороть бы тебя…
Поднявшись в спальню, я с тревогой прислушиваюсь. Не явился ли сюда в мое отсутствие черный призрак печали, не запустил ли в сны свои длинные бескостные пальцы?
Геро дышит ровно, спокойно. Я все же смотрю вокруг, будто ранящие образы могут красться по стенам, как пауки. В сумраке я ничего не вижу, но мысленно приказываю: «Прочь! Убирайтесь!» Гоню их, как тщедушных, трусливых крыс. Чтобы они рассеялись и сгинули, поглощенные ночным мраком.
Рядом с Геро тепло, щемяще привычно и бестрепетно. Но я не решаюсь к нему прикоснуться. Мои ноги застыли и обратились в ледышки. Если ненароком задену, обожгу ледяной ступней.
Сначала дождусь, пока кровь, пробежав через пылающее сердце, неуемную мышцу, не вернется и не оживит застывшие ткани. Приходится сдерживать дрожь.
Но Геро будто беспокоится во сне. Нет, он не просыпается, но его сон подтаивает, как весенний ледок на озере, и вот-вот готов пойти трещинами. Пелена между сознанием и забытьем истончается, и он из своего сонного зазеркалья различает здешние события.
Я здесь? Или я вновь исчезла? Он находит меня и утыкается лицом в мои волосы. Дыхание вновь сонное, ровное. Тепло его тела смешивается с моим, перетекает в мою кровь и дарит ту же блаженную сонную одурь. Я засыпаю.
В крошечной часовне на улице Шерш-Миди у самого алтаря сидит женщина. Поношенное платье. Согбенная спина. Руки сложены на коленях. Я вижу выбившуюся из-под чепца жидкую прядь. Женщине на первый взгляд лет пятьдесят.
Но впечатление обманчивое. Она гораздо моложе. Ей нет сорока, это горести и потери удвоили ее возраст. Такие, как она, увядают на заре юности. Чужая воля и нищета сцеживают их жизнь, как нетопырь кровь ребенка.
Женщину зовут Наннет. Перл долго, энергично шевелил бровями, прежде чем я заметила его присутствие. Он так усердно подавал мне знаки, так отчаянно жестикулировал, что едва не скатился кубарем с порога, где балансировал, приподнявшись на цыпочки.
Мы с Геро спустились в садик, чтобы позавтракать за накрытым Лючией столом. Геро сидел к двери спиной и не видел Перла. А я, уже несколько часов отравленная нетерпением, поминутно прислушивалась.
Я ждала посланца. Геро был тих, все так же молчалив, но пепельная туча, затемнившая его взгляд, стала как будто прозрачней, разбавленная пробившимся светом. И круги вокруг глаз, прежде чернильные, густые, тоже утратили прежнюю насыщенность.
На рассвете он долго и недоверчиво смотрел на меня. Не верил, что я не исчезла, не растворилась, что наступивший день не ранил его очередной утратой.
Геро принял меня за отголосок ночных видений. И долго не решался ко мне прикоснуться. Все смотрел и смотрел. Потом зажмурился и даже закрыл лицо руками. Отрицая самого себя, свое знание, покачал головой.
— Так не бывает — прошептал он – Не бывает.
Потом, будто ныряя в омут, снова открыл глаза, ожидая узреть пустоту. Но я не исчезла. С лицом, немного пылающим от холодной воды с запахом вербены, я сидела на краю постели и ждала его пробуждения.
Нет, сегодня он еще не проснется счастливым. Но когда-нибудь это случится. И сегодня я верю в это, как никогда прежде. Сегодня эта пепельная завеса, которая так долго висела над горизонтом, начала спадать, ветер надежды смел могильные песчинки.
Когда Геро сможет проститься со своим прошлым, прийти к тем, кого любил, и преклонить колени, когда слова несбывшейся любви зазвенят в предутреннем тумане, тогда вина его получит искупительную жертву. Он замкнет круг боли, перевернет последнюю страницу и сможет жить дальше.
Геро тоже замечает Перла, но шут корчит умильную рожу.
— А вот и я, дети мои. Пришел навестить своего крестника. А как поживает моя крестная дочь? Поди-ка сюда, несносная девчонка. Поди и поцелуй своего дядюшку Перла.
— Вы позволяете себе непростительную бестактность, господин шут. За подобное поведение вас бы следовало высечь.
— Ой, боюсь, боюсь. Так пойдем, сейчас за дело и примешься. Дай волю своей природе деспота, яви истинную природу. Кровь Генриетты д’Антраг вопиет о возмездии.
— Ах ты…
Я срываюсь с места в благородном, яростном негодовании. Перл ловко уворачивается.
Оказавшись в полутемной прихожей, я нетерпеливо спрашиваю:
— Нашел?
Перл важно покачивается из стороны в сторону.
— Ты плащик-то одень, дщерь королевская. Нам пройтись надо.
— Далеко?
Я отыскиваю в углу широкий плащ с капюшоном, принадлежащий Лючие.
— Рукой подать. До часовни св. Себастьяна на улице Шерш-Миди. Часовенка маленькая, жалкая, ее мало кто знает. Я нашу свидетельницу там оставил.
— Быстро нашел?
— Да почти сразу. Она перед домом как потерянная бродила. Но меня узнала. Это же она тогда дверь нам открыла. Я ее заприметил. И она меня, как видно, тоже.
— А что она делала на улице? Искала кого-то?
— Вот сама у нее и спросишь. Я её в часовне оставил, а сам за тобой побежал. Слово с неё взял, что она шага из церквушки не сделает. Будет ждать некую благородную даму, которая может ей помочь.
Женщина слегка покачивается. Вероятно, молится. Губы шевелятся. Взгляд устремлен вверх, на массивный крест, зависший над алтарем. Она смотрит, не моргая, подается, тянется к равнодушно взирающему богу и шепчет, шепчет…
Я подхожу ближе. Она судорожно стиснула руки, переплела пальцы. Я вижу опухшие, ревматические суставы. Кожа сухая, потрескавшаяся.
— Наннет?
Я окликаю ее, не то спрашивая, не то утверждая. Она вздрагивает, пробужденная внезапным вторжением, видит меня, смутную, размытую в свете замызганных витражей. Испуганно моргает.
— Наннет? – повторяю я.
Женщина встает, растерянно мнет передник. Наннет очень худа, глаза выцветшие, с редкими белесыми ресницами.
— Вы… Наннет? – произношу я в третий раз.
— Да, это я — сипло отвечает она. И тут же делает шаг ко мне. Голос прорывается, с хрипом и плачем – Помогите, мадам, помогите. Господом заклинаю, Христом Спасителем и Пресвятой Девой! Умоляю вас, помогите.
Она вдруг падает колени и охватывает голову руками.
— Господи, господи, горе-то какое! Горе! Господь Вседержитель, Господь Заступник, смилуйся над нами. Согрешила, не уберегла. Потеряла девочку нашу, господню милость, ангела нашего. Старая я гусыня, развалина.
Я взираю на неё с тревожным, болезненным недоумением. Понимаю, что она оплакивает девочку, винит себя за недосмотр, но чем же я могу помочь? О какой помощи она просит? Я не умею воскрешать мертвых.
— Наннет, Боги ради, успокойтесь. Встаньте. Да что же вы на коленях стоите?
— Нет, нет, не встану. Я знаю, вы можете! Вы найдете ее!
Она тянет за полу моего плаща.
— Умоляю вас. Умоляю. Сынок мой от лихорадки помер. Муж во Фландрии сгинул. Одна я осталась, никого нет. Молила Господа, и Он послал мне Мадлен, послал мне ребенка… Да, не я ее родила. Но я любила ее! Разве мать любила ее? Ее мать не знает, что такое любовь! Выносить ребенка, родить еще не значит быть матерью… Мать это другое… Мать — это вечная тревога, это прощение, это смирение и жертва. Пресвятая Дева молилась у креста, на котором был распят ее Сын. Она приняла его Смерть со смирением. Но кто ведает, как она страдала… Она потеряла сына. А я не уберегла Мадлен. Не защитила. Я дала обет, что ее крошку, Марию, от всех бед буду хранить, жизни не пожалею. Я и господину Геро обещала. Как же не обещать? Мадлен любила его… как же она его любила… Это же он мне девочку доверил, жизнь свою, душу… А я… я не уберегла.
Я в полной растерянности. Даже испугана.
— Прошу вас, помогите, — повторяет она.
— Да чем же я могу помочь? Как помочь?
— Господин Перл сказал, что вы поможете найти ее! Найти мою крошку! Найти мою девочку!
— К… какую девочку?
У меня голова кругом. Я ничего не понимаю.
— Какую девочку? – почти кричу я.
Приключения в новом мире начинались невесело. Просидевшая весь остаток дня и всю ночь в туалете девушка уже отчаялась. Послушница металась туда-сюда, принося какие-то чаи, травки и сухие корешки, но это все воспринималось телом Милы все хуже, а признаки обезвоживания проступали все ярче. Ситуацию ухудшала удушливая жара, от которой тело девушки постоянно потело и еще больше теряло влагу.
«Хоть бы дезик какой завалящий дали» — думала Мила, в очередной раз восседая на «белом троне». Настроения и так не было, а благодаря боли в животе оно исчезло и подавно. Зато появилось море времени, чтобы подумать и осознать всю катастрофичность ее ситуации.
Во-первых, это был действительно другой мир. Не глюк, не сон, не видения размочаленного автомобилем мозга. Живот вполне реалистично болел, крутил и четко давал понять — все это настоящее.
Во-вторых, этот мир радикально отличался от привычной Земли, как павлин отличается от курицы. Краски здесь были ярче (возможно всему виной немного иной состав атмосферы и световой спектр), запахи — острее, мебель и предметы быта — больше, поскольку обитатели этого мира на рост не жаловались. Чтобы дотянуться до чего-то на полке в санузле, нужно подняться на цыпочки. Чтобы увидеть себя в зеркале на боковой стене — подпрыгнуть, и так далее. Низенькой девушке это доставляло определенные неудобства. Будучи среднего человеческого роста, здесь она себя чувствовала просто гномом.
В-третьих, в этом мире царила магия. Все, до последнего полотенца было зачаровано. Но, увы, понять это Мила смогла, только лишь пользуясь чудесами иномирной сантехники. Вода лилась сама собой из вычурного крана, стилизованного под голову монстрика, стоило поднести руки. Полотенце сползало с полки именно тогда, когда вода отключалась, и падало на краешек ослепительно белой раковины. Свет, идущий откуда-то прямо из стен, гас, стоило ей выйти из туалета.
В-четвертых, и это было самое ужасное — этой магии Мила не ощущала вообще до тех пор, пока она не проявлялась. При чем выглядело все так, словно предметы перемещаются сами собой, без посторонней помощи. Никаких внешних эффектов типа молний, силовых полей и голосовых заклинаний она не наблюдала абсолютно. И вот тут назревала главная проблема — жить в таком случае здесь было очень проблематично.
Девушка в очередной раз вымыла руки, понаблюдала уже без страха, как очищается ее «белый трон» и обреченно вышла в основную комнату. Похоже спасать ее здесь от жары, диареи и возможной гибели никто не собирается. А родные наверняка и не подумают искать, удостоверившись в смерти своей кровиночки и культурно поплакав над свеженьким гробиком.
В том, что она никому не нужна дома, Мила была абсолютно уверена. Мать, вечно занятая на работе, постоянно шпыняла дочку ее абсолютной ненужностью, частенько говорила, что надо было тогда сделать аборт и не портить себе жизнь. Отец предпочитал мотаться по командировкам, обычно забывая о нагулянной в молодости дочери и подкидывая порой какую-то мелочевку, чтобы откупиться от неугодного ребенка. Мила сама поражалась, зачем ее родители поженились. Не иначе, как по залету. Другой причины совместного существования двух равнодушных друг к другу людей она не видела.
Так что с этой стороны ждать помощи бесполезно. Друзей же и подруг у нее не было. В школе общение не задалось с самого начала, скромную нелюдимую девушку предпочитали задирать все, кому не лень. Порой все складывалось так ужасно, что Мила сбегала и из дому, и из школы, проводя полдня где-нибудь в парке и кормя голубей хлебом из мамкиных бутербродов. Колбаса традиционно съедалась ею самой или отдавалась каким-то бродячим барбосам.
В универе тоже с друзьями не сложилось. Не травили и не издевались — и то хлеб. Каждый там был сам по себе. А потому забитая девушка не смогла сдружиться ни с ботанами, поставившими себя выше всех, ни с гуляками, которым учеба была до одного места. А все прочие и не подумали завязывать общение с зашуганной серой мышью, все равно проку с такой дружбы ноль. Списать можно и у ботанов — у них лучше получалось делать домашки, поболтать со всеми остальными вполне можно, а больших денег у домашней девочки не было сроду. Только на самые насущные нужды.
Мила скрутилась комочком на постели, уткнулась носом в пахнущее персиком легкое одеяло и тихонько заплакала. Она не знала, для чего понадобилась этим странным высоким существам, почему они не пытаются заговорить с нею, предпочитая бормотать и причитать на своем заковыристом языке. Почему ее запроторили в этот странный дом, почему к ней приходит только одна русоволосая девушка в песочно-желтом платье, больше всего похожем на древнегреческие наряды, а именно — простыню, намотанную на плечи и туловище. Почему никто не хочет ей помочь, объяснить, рассказать? Даже самого паршивого амулета-переводчика не дадут?
Обида залила душу. Не так, ох не так она себе представляла жизнь в другом мире… Слезы капали и впитывались в одеяло, тонкие руки комкали нежную ткань. Жизнь становилась все невыносимее.
Глава 1. Братство двери.
— Куда ведет эта Дверь?.. Она ведет в другой мир… А кто научил наших предков открывать ее?.. Те, кто находится за Дверью научили их… Это те, кому мы приносим жертвоприношения?.. Да, мы приносим жертвы тем, кто за Дверью… И Дверь откроется, когда они придут забрать жертвы?.. Да, Дверь откроется!
Пол Эннис тяжело вздохнул, на его усталом лице было написано непонимание, но в этот раз он все же прервал говорившего:
— Что это значит, инспектор? Почему вы все это мне повторяете?
— Вы слышали, чтобы кто-нибудь говорил слова, вроде этих? — поинтересовался инспектор Пирс Кэмпбелл, внимательно изучая усталого человека, которому задавал вопросы.
— Конечно, нет… Это звучит словно бессвязное бормотание, — отмахнулся Эннис. — Какое отношение эта белиберда может иметь к моей жене?
Он встал — высокий блондин, американец, чье симпатичное лицо кривилось от усталости и печали, а прямые желтые волосы зачесаны назад со лба, но сейчас они были в полном беспорядке. Во взгляде синих глаз читался страх.
Пинком Эннис отшвырнул стул и принялся широким шагом мерить сумрачный маленький офис, единственное окно которого выходило на затянутую туманом улицу Лондона. Потом он наклонился над грязным столом и обратился к человеку, сидевшему у него за спиной:
— Почему мы тратим время на бессмысленные разговоры? Сидим тут и болтаем, в то время как с Рут может что-то случиться! С тех пор как ее украли, прошло несколько часов. Они могли увезти ее куда-то, даже вывезти из Лондона. И вместо того, чтобы отправиться на поиски, вы сидите тут и несете тарабарщину о каких-то дверях!
Инспектор Кэмпбелл не двигался, не обращая внимания на чувства, переполнявшие Энниса. Огромный, почти лысый, с бесцветным, печальным лицом человек уставился на Энниса блестящими глазами, напоминавшими два кусочка яркого коричневого стекла.
— Вы ничем не поможете делу, выплеснув на меня свои эмоции, господин Эннис, — совершенно спокойно заметил он.
— Помочь делу?.. Кто здесь говорит о деле?! — выдохнул тот. — Вы не понимаете: похитили Рут, мою жену! Мы поженились всего неделю назад в Нью-Йорке. И мы всего второй день здесь, в Лондоне, а ее затащили в лимузин и увезли куда-то прямо у меня на глазах! Я думал ваши люди из Скотланд-Ярда смогут что-то сделать. А вместо этого вы твердите какую-то чепуху!
— Эти слова отнюдь не чепуха, — спокойно объявил Пирс Кэмпбелл. — И они связаны с похищением вашей жены.
— Что вы имеете в виду? Как они могут быть связаны с похищением.
Карие глаза инспектора остановились на Эннисе.
— Вы слышали об организации, которая называется Братство Двери?
Эннис отрицательно покачал головой, и Кэмпблелл продолжал.
— Скажем так: я уверен, что ваша жена украдена кем-то из Братства.
— И что это за криминальной организация??— требовательно спросил молодой американец. — Какая-то преступная банда?
— Нет. Это не обычная преступная организация, — вздохнул детектив. — Если я не ошибаюсь, Братство Двери самая гнусная и злобная организация из всех, ныне существующих на Земле. О них почти ничего не известно. Я сам за двадцать лет выяснил только то, что они существуют, и узнал название. Да, я слышал только название. Оно соскользнуло с губ умирающего члена Братства, да и то лишь потому, что он бредил.
Кэмпбелл потянулся.
— Но я знаю, что каждый год Братство заявляет о себе. Они собираются в каком-то секретном месте здесь, в сердце Англии. И каждый год, перед этим собранием пропадает дюжина людей. Больше о пропавших никто никогда и ничего не слышит… Я считаю, что все эти люди похищены именно Братством.
— И что происходит с похищенными? — побледнел молодой американец. — Что они с ними делают?
В глазах инспектора Кэмпбелла вспыхнули огоньки страха, и он покачал головой.
— Знаю не больше вашего. Что они делают с жертвами, я не знаю. О них просто больше никто ничего не слышит. Никого найти не удалось.
— Но вы должны знать больше! — запротестовал Эннис. — Что такое эта Дверь?
Кэмпбелл снова покачал головой.
— Я этого тоже не знаю, но чем бы она ни была, члены Братства обожествляют ее и тех, кого они называют «Те, кто находятся за Дверью». Относятся к ним с почтением и благоговением.
— Куда ведет эта дверь?.. Она ведет из нашего мира… — повторил Эннис. — Что это может означать?
— Эти слова могут иметь символическое значение, ссылаясь на кое-какие детали, просочившиеся во внешний мир, — объяснил инспектор. — Или это может…
Он остановился.
— Или это может… что? — настаивал Эннис, подавшись вперед.
— Это может означать в буквальном смысле, что Дверь ведет куда-то в другой мир или в другую вселенную, — закончил инспектор.
Молодой американец испуганно посмотрел на него.
— Вы хотите сказать, что эта дверь может вести в другую вселенную? Но ведь это невозможно!
— Звучит фантастично, но не невозможно, — спокойно возразил Кэмпбелл. — Современные ученые считают, что есть и другие вселенные, наподобие нашей. Они совершенно точно совпадают с нашим пространством и временем, однако отделены непреодолимым барьером иных измерений. Но, возможно, неземная наука, более могущественная чем наша, может найти способ преодолеть барьер между вселенными, и тогда Дверь приведет нас в иную вселенную.
— Дверь в иную вселенную, — задумчиво повторил Эннис, снова взглянув на инспектора, потом равнодушно взмахнул рукой, в его глазах вновь появился ужас.
— И как, черт побери, все эти разговоры о Дверях и иных вселенных помогут нам в розыске Рут? Я хочу что-то делать! Если вы считаете, что ее похитило таинственное Братство, у вас должна быть какая-то идея относительно того, как вырвать мою супругу из их рук? Вы должны знать больше, чем говорите!
— Больше я ничего не знаю, но кое-какие подозрения у меня есть, — сцепив пальцы, проговорил инспектор Кэмпбелл. — Я охотился на Братство много лет, квартал за кварталом сужая район поисков, и, мне кажется, выяснил, где находится лондонская штаб-квартира Братства Двери.
— И где же? — с напряжением в голосе поинтересовался Эннис.
— Это кафе на набережной. Принадлежит Чандру Дасс Хинду, находится — вниз по течению у Восточных Индийских доков, — объяснил детектив. — Переодевшись, я побывал там несколько раз, наблюдая. Этого Чандра Дасс, как я обнаружил, боится весь квартал. Узнав это, я уверился, что он один из высших сановников Братства. Слишком необычный человек, чтобы просто так жить в таком месте.
— Но ведь если Братство забрало Рут, она все еще может быть там! — возбужденно выдохнул молодой американец.
Кэмпбелл кивнул.
— Возможно. Вечером я собираюсь снова переодеться и отправиться туда, и взять с собой людей, чтобы в случае чего сразу провести рейд. Если Чандра Дасс причастен к похищению вашей жены, мы освободим ее до того, как он сумеет вывести ее из Лондона. А если уже куда-то увез, попытаемся узнать, куда именно.
— Черт вас побери! — воскликнул бледный молодой Эннис. — Думаете я собираюсь спокойно сидеть и болтать ногами в то время, как вы туда отправитесь? Я пойду с вами. И если вы откажитесь взять меня с собой, я сам отправлюсь туда!
Инспектор Пирс Кэмпбелл внимательно посмотрел на усталое, перекошенное лицо американца и немного смягчился.
— Хорошо, — спокойно согласился он. — Но прошу учесть, что я смогу изменить свой облик, так что меня не узнают… А вот вам придется остаться самим собой, и вы должны будете точно исполнять мои приказы, иначе мы оба можем погибнуть.
Странные, поволока затянула глаза инспектора, словно он смотрел сквозь туман.
— Возможно, кое-что много худшее, чем смерть ожидает тех, кто пытается выступить против Братства Двери — нечто вызывающее неземной, нечеловеческий страх, который связан с высшими тайнами бытия. Нам придется рискнуть больше, чем просто нашими жизнями. Однако я надеюсь раскрыть тайну Братства и вернуть вашу жену. Поэтому нужно действовать быстро. Мы должны найти ее до того, как соберутся все члены Братства, иначе мы никогда ее не найдем.
За два часа до полуночи Кэмпбелл и Эннис вышагивали по мощеной набережной к северу от огромных Восточных Индийских доков. Большие склады темными и безмолвными башнями возвышались с одной стороны, а с другой протянулись старые, гнилые доки, за которыми видна была темная вода реки.
Бредя в тусклом болезненном свете, они выглядели совершенно иначе, чем в офисе в Скотланд-Ярде. Инспектор Кэмпбелл был в поношенном костюме и потертом котелке. Грязная белая рубашка и замызганный, мятый галстук делали его совсем другим человеком, с красным, потным лицом и высоким, визгливым голосом. Эннис надел грубую синюю робу моряка и натянул бескозырку на самый нос. Его небритое лицо полностью соответствовало образу подгулявшего матроса. Кроме того американец шел прихрамывающей походкой. Кэмпбелл поддерживал его на манер сухопутной акулы, взяв под ручку и нашептывая на ухо что-то льстивое.
Вскоре они оказались в более заселенной части старой набережной, прошли мимо магазинов, торгующих мелкой рыбешкой, которые наполняли воздух сильным запахом прогорклого жира, окунулись в тусклый свет, льющийся из окон полдюжины салунов у самой воды, прислушались к громкой ругани и пьяному смеху.
Кэмпбелл вел их вперед, пока спутники не достигли здания напротив заброшенного, полуразвалившегося пирса. Этот дом выглядел совсем ветхим, окна были завешены занавесями, за окошком в двери мерцал тускло-красный огонь.
Несколько неряшливо одетых мужчин толпились у двери, но Кэмпбелл, казалось, не обратил на них внимание, лишь покрепче взял Энниса за руку.
— Заглянем-ка сюда! — резким голосом объявил он. — Ночь еще не закончилась… А вот нам нужно сделать остановочку.
— Не хочу я больше, — пьяным голосом пробормотал Эннис, загребая ботинками при каждом шаге. — Убирайся, проклятая старая акула.
Однако позволил Кэмпбеллу затащить себя внутрь и усадить за стол — он тяжело рухнул на стул. Взгляд американца равнодушно бродил из стороны в сторону.
Кафе Чандра Дасса было залито красным светом?— наполненная дымом пещера с черными занавесками на стенах и окнах. Эти занавеси скрывали заднюю часть помещения от любопытных взглядов. Тускло освещенная зала была заставлена столами, за которыми сгрудились люди, постоянно требующие джин. Где-то за дальним столиком звенела гитара, ей вторило несколько пьяных голосов.
Официантами были темнокожие, ступающие словно тигры малайцы, в то время как посетители принадлежали ко всем нациям как востока, так и запада.
Эннис крем глаза заметил щеголя китайца и темного маленького левантийца из Сохо. Тут были грубые на вид кокни в неряшливых шляпах и безумно хохочущие черномазые. Все эти потные белые, смуглые и черные люди говорили на дюжине различных языков. Воздух казался густым от запаха странной пищи и ядовитого дыма.
Кэмпбелл выбрал стол, ближайший к черным занавескам, и тут же скрипучим голосом приказал одному из официантов–малазийцев принести джин. А потом он наклонился к Эннису со слащавой улыбкой и заговорил льстивым тоном:
— Минутку не поворачивайтесь. Там за углом Чандра Дасс. Он нас изучает.
Эннис отбросил в сторону руку инспектора.
— Проклятая старая акула, — снова пробормотал он.
А потом медленно повернул голову. Взгляд его остановился на старике, сидящем в углу, который и в самом деле разглядывал американца.
Чандра Дасс был высок и носил белые одежды без единого пятнышка от тапочек до тюрбана. Они делали темнее его смуглое, бесстрастное точеное лицо с орлиным профилем. Его глаза напоминали большие черные угли, а взгляд был ледяным.
Эннис почувствовал странных холод, встретившись с ним взглядом. Что-то чужеродное, нечеловеческое, необъяснимо сверхъестественное и тревожащее было во взгляде индуса. Американец какое-то время изучал Чандру Дасса, а потом перевел взгляд на черные занавески и снова на своего спутника.
Официант принес выпивку, и Кэмпбелл протянул стакан своему спутнику.
— Бери-ка свою пайку.
— Не хочу! — фыркнул Эннис, отодвигая стакан. А потом тем же самым тоном добавил. — Если Рут здесь, то она где-то в задней части здания. Пойду-ка я, поищу ее.
— Ради Бога, даже не пытайтесь! — пробормотал Кэмпбелл едва слышно. — Чандра Дасс наблюдает, и нескольких секунд не пройдет, как все эти малайцы набросятся на вас. Подождите, когда настанет подходящий момент, я сам вам скажу…
Он поднял стакан с джином и стукнул им по столу, глядя на своего «пьяного» спутника более чем негодующе.
— Разве я пытался обмануть вас? — прибавил он. — Мы ведь, кажется, договорились! — а потом прибавил вкрадчивым голосом. — С другой стороны, ты прав. Нужно попытаться. Будь готов к действию. Как только я зажгу сигарету.
Он вытащил из кармана грязную пачку «Золотого Флавка» и сунул сигарету в уголок рта. Эннис ждал, каждый его мускул был напряжен.
Инспектор все еще кривясь, поднес спичку к сигарете. В тот же миг громко завопил один из оборванцев, а потом послышались разъяренные крики и грохот ударов.
Слуги Чандра Дасса посмотрели на дверь, и один из малайских официантов поспешил успокоить дерущихся. Но звуки становились все громче, словно начался настоящий бунт. Треск… Кто-то влетел в зал через разлетевшееся в куски окно. Взволнованные официанты бросились к дверям. Чандра Дасс стал пробираться вперед, отдавая короткие и четкие приказы своим людям.
В этот миг задняя часть кафе осталась пустой, ее никто не охранял. Кэмпбелл вскочил на ноги, Эллис последовал за ним. Вместе они нырнули за черные занавески и оказались в черном коридоре, в конце которого горела тусклая красная лампа. Где-то за спиной у них ревела толпа.
Кэмпебелл выхватил пистолет, американец последовал его примеру.
— Мы сможем оставаться здесь всего несколько минут, — негромко произнес инспектор. — Загляни в те комнаты, дальше по коридору.
Эннис яростно рванул дверь и шагнул в темную комнату, пропитанную запахом лекарств.
— Рут! — осторожно позвал он. — Рут.
Глава 2. Смертоносная ловушка
Никто не ответил. Свет в коридоре за спиной Энниса внезапно потух, но он решительно отступил в темноту. А выскочив назад, в коридор, услышал поспешные шаркающие шаги.
— Кэмпбелл! — позвал он, сделав шаг вперед по темноту коридору. И вновь не было никакого ответа.
Он сделал несколько неуверенных шагов вперед во тьме, вытянув руки в надежде отыскать инспектора. Что-то пронеслось в воздухе и петлей захлестнуло его горло, крепкое и тонкое, словно щупальце.
Эннис яростно вцепился в эту вещь, оказавшуюся всего-навсего тонким шелковым шнурком, но не смог освободиться от удавки. Шнур душил. Американец попытался закричать, чтобы позвать Кэмпбелла, но из его горла не вырвалось ни единого звука. Он бился, беспомощно извивался, а потом начал терять сознание.
Едва различимо, словно во сне Эннис почувствовал, что его опускают на пол, а потом его то ли тащат, то ли несут куда-то. Удавка вокруг горла исчезла, и в голове быстро прояснилось. Эннис открыл глаза.
Он обнаружил себя лежащим на полу в комнате, освещенной огромной медной лампой с восточным орнаментом, подвешенной к потолку. Стены комнаты оказались драпированные красным шелком с гротескно выглядевшими индийскими узорами. Его руки и ноги были связаны, так же как и у инспектора Кэмпбелла, который лежал на полу рядом. А над ними стояли Чандра Дасс и два малайца. Лица слуг были перекошены от ярости, лицо их хозяина осталось спокойным.
— Итак, вы, безрассудные глупцы, решили, что вам так просто удастся справиться со мной? — спросил индус громким, чуть вибрирующим голосом. — Почему-то вышло так, что еще несколько часов назад мы знали, что вы, инспектор Кэмпбелл, и ты, мистер Эннис, ночью придете сюда. Мы позволили вам зайти так далеко лишь потому, что хотели узнать насколько много вам известно о нас. К тому же это означало, что вы сами придете сюда и встретите вашу смерть.
— Чандра Дасс, ты забыл, что я полицейский, — проревел Кэмпбелл. — И если я отсюда не выйду, они придут за мной.
Гордое лицо индуса напоминало собой каменную маску.
— Они не успеют спасти вас, инспектор. К тому времени, как они явятся сюда, вы будете мертвы, а мы избавимся от пленников. Да, мистер Эннис, твоя жена одна из них, — прибавил он, обращаясь к связанному американцу. — Жаль, что ни ты, ни инспектор не сможете разделить уготованной ей судьбы, так как место в транспорте у нас ограничено.
— Рут здесь?! — лицо Энниса зарделось при этих словах, он приподнялся, опираясь на локти. — Позвольте ей уйти, и тогда я сделаю все, что вы скажете. Только отпустите ее!
— Никакие деньги не помогут ей откупиться от Братства Двери, — равнодушно ответил Чандра Дасс. — Ее готовят сейчас, но не для нас, а для Тех, кто ожидает за Дверью. Через несколько часов она вместе с остальными окажется перед Дверью, и Те, кто ожидает за Дверью, заберут их.
— Что вы собираетесь сделать с ней? — забился на полу американец. — Что это за проклятая Дверь? Кто такие Те, кто ожидают за Дверью?
— Даже если я скажу тебе, не думаю, что твой крошечный разум сможет воспринять истину, — печально произнес Чандра Дасс. Его черные, словно угли, глаза неожиданно безумно за сверкнули. — Как может твой убогий, порожденный землей разум осознать природу Дверей и тех, кто обитает за ними? Твой убогий ум впадет в ступор, если только ты попытаешься представить их себе — тех, кто могущественнее и мудрее всех жителей земли вместе взятых.
Американцу показалось, что холодный ветер пронесся по комнате, залитой светом ламп, когда индус произнес эти слова. Вспышка ярости прошла, и Чандра Дасс снова заговорил равнодушным тоном.
— Я достаточно общался с этими земляными червями. Принесите груз, — последние слова он адресовал малайцам, которые тут же направились к кладовке в дальнем конце комнаты.
И тут вновь заговорил инспектор Кэмпбелл:
— Если мои люди найдут нас мертвыми, когда придут сюда, вас всех перебьют.
Чандра Дасс не обратил внимания на его слова, вместо этого приказав слугам:
— Привяжите груз!
Малазийцы вытащили из кладовки два пятидесятифунтовых чугунных шара и быстро привязали их к ногам пленников. Один из них быстро завернул ярко красный индийский ковер, открыв грубый сосновый пол. Потом, повинуясь приказу Чандра Дасса, открыл люк, до того скрытый под ковром.
Из тьмы донесся шорох волн, бьющихся о сваи старого пирса, комнату наполнил запах соленой воды и гнилого дерева.
— Под этим пирсом глубина двадцать футов, — сообщил Чандра Дасс. — Я решил подарить вам легкую смерть, поскольку у меня нет ни времени, ни возможности воздать вам по заслугам.
Эннис у которого мурашки поползли по коже, быстро заговорил, словно желая переубедить индуса:
— Послушайте, я же не просил вас отпустить меня. Можете убить меня так, как пожелаете, если вы позволите Рут…
Но страх запечатал его уста, и американец замолчал. Слуги-малайцы подтащили Кэмпбелла к люку в полу и скинули туда. Эннис едва успел бросить косой прощальный взгляд на инспектора. Где-то внизу раздался громкий всплеск и наступила тишина.
Эннис почувствовал, как сильные руки подхватили его и потащили по полу. Он боролся, безумно, но был совершенно беспомощен, будучи крепко связан по рукам и ногам.
Американец видел темное, неподвижное лицо Чандра Дасса, красную лампу под потолком. Потом его голова свесилась через край люка. Толчок послал Энниса через край, и он полетел вниз во влажную тьму. Со шлепком он ударился о холодную воду и пошел ко дну. Инстинктивно американец задержал дыхание, когда вода сомкнулась над его головой. Тяжелый груз на его щиколотках тянул на глубину.
Ноги ударились об илистое дно. Тело качнулось, но груз крепко держал его. Легкие готовы были взорваться от нехватки воздуха. Казалось, грудь вот-вот лопнет.
Эннис понимал, что еще секунда или две и он захлебнется и умрет. Образ Рут пронесся перед глазами, наполнив сердце сожалением. Больше он не мог сдерживать дыхание, как мышцы расслабились, и холодная соленая вода хлынула в нос и рот.
Потом американец ощутил, как она наполняет желудок и шумит в ушах. Словно вихрь пламени пронесся мозгу, ему показалось, что раздался чей-то голос:
— Ты умираешь!
Эннис смутно почувствовал, как кто-то коснулся его лодыжек и куда-то потянул. Внезапно его голова поднялась над водной гладью, и американец закашлялся, задыхаясь и отплевываясь, с трудом глотая влажный и тяжелый воздух. Он открыл глаза, стараясь встряхнуть воду с ресниц.
Он покачивался на воде в полной темноте. Кто-то плыл рядом с ним, помогая ему держаться на плаву. Подбородок Энниса покоился на чьем-то плече. Вскоре он услышал знакомый голос:
— А теперь полегче, — проговорил инспектор Кэмпбелл. — Подожди, я разрежу веревку на твоих руках.
— Кэмпбелл! — задохнулся Эннис. — Как вы освободились?
— Сейчас не время думать об этом, — отозвался инспектор. — Не шуми, лучше будет, если те, кто над нами, ничего не услышат.
Эннис ощутил, как лезвие ножа разрезает шнур, стянувший его запястья. Потом американец вместе с инспектором, все еще поддерживающим его, принялся пробираться через лабиринт свай полусгнившей пристани, то и дело стукаясь о сгнившие столбы, которые угрожали рухнуть на них, обрушив всю пристань. Волны то и дело накатывались, грозя утопить, но Кэмпбелл уверенно вел их вперед.
Наконец они выбрались из-под старого пирса, над головой вновь засверкали звезды. Обернувшись, Эннис увидел длинную, темную массу дома Чандра Дасса, возведенного прямо на темном пирсе. Рубиновые огни сверкали за треснутыми окнами. Он натолкнулся на что-то и понял, что это — Кэмпбелл. Инспектор потащил его дальше к маленькому плавучему доку, возле которого было пришвартовано несколько яликов. Они забрались в один и некоторое время лежали на его дне, переводя дыхание.
Только сейчас Эннис заметил, что в руке Кэмпбелла тонкий, острый как бритва стальной клинок в несколько дюймов длиной. Его рукоять была из кожи — такие ножи обычно носят за голенищем.
— С помощью этого ножа вы, оказавшись в воде, освободились? — поинтересовался Эннис. Инспектор едва заметно кивнул.
— Этот трюк уже не раз сослужил мне хорошую службу. Даже если руки связаны за спиной, можно извернуться и достать нож. Так что я успел достать его и освободиться, только пришлось поспешить, чтобы успеть освободить вас, не дать захлебнуться.
Эннис сжал руку инспектору.
— Кэмпбелл, Рут у них! Мы должны найти ее спасти!
— Точно! — мрачно подтвердил тот. — Пойдем к парадному входу, и через две минуты ворвемся внутрь вместе с моими людьми.
Вскочив на ноги они через маленький плавающий док поспешно перебрались на берег и вскоре оказались на мостовой. Никого из переодетых лохмотья людей инспектора Кэмпебелла перед домом, где располагалось кафе Чандра Дасса, не было. Полицейские затаились в тени на противоположной стороне улицы. Увидев инспектора, один из полицейских подбежал к Кэмпебеллу и Эннису.
— Все в порядке, — объявил инспектор стальным тоном. — Пора схватить эту сволочь вместе с приспешниками, только постарайтесь сделать так, чтобы пленники не пострадали.
Он отдал несколько приказов, и переодетые полицейские вручили им с Эннисом пистолеты. После этого все вместе направились к дверям кафе, за которыми горели огни. Из залы доносилось множество голосов.
От удара инспектора дверь распахнулась настежь, и полицейские выставив пистолеты, вошли в зал, залитый рубиновым светом. Лицо Энниса превратилось в маску отчаянной решимости.
Разношерстные посетители повскакивали со своих мест. Один из малийцев выхватил нож, пытаясь преградить дорогу незваным гостям, но пистолет в руке Кэмпбелла коротко гавкнул, малаец замер, а потом рухнул на пол. Инспектор с Эннисом бросились к черным занавесям и сорвали их.
Когда они расправились с занавесями, то оказались перед стальной дверью, преградившей путь в заднюю часть здания. Эннис принялся яростно колотить рукоятью пистолета по стальной поверхности, но это не принесло никаких результатов.
— Бесполезно… Мы не сможем вышибить ее! — взревел Кэмпбелл во все горло. — Наружу! Обойдем дом с другой стороны!
Выскочив, они обошли здание, свернув на темную узкую боковую улицу. Пробежали до места, где пирс обрывался в воду, над которой протянулся узкий настил в несколько дюймов шириной. Когда они добрались до задней части здания, Эннис закричал, показав на две темные фигуры в конце пирса — низкие, бесформенные фигуры.
— Это они! — выпалил американец. — Но там нет никаких пленников.
Кэмпбелл прицелился, но Эннис ударил его по руке.
— Нет, а если одна из этих фигур Рут?!
После чего они вместе с инспектором бросились бежать по причалу. Огонь ударил откуда-то из темноты, и пули впились в гнилые доски у них под ногами.
Впереди взревел мотор, набирающий обороты. Кэмпбелл с Эннисом достигли края причала как раз вовремя, чтобы увидеть, как длинная моторка понеслась по черной воде реки, направляясь на восток и набирая скорость.
— Они уходят… Они сбегут! — в ярости закричал молодой американец.
Инспектор Кэмпбелл приложил руки ко рту и, словно в рупор, прокричал:
— Речная полиция! Речная полиция, сюда!
Потом он повернулся к Эннису.
— Речная полиция была предупреждена заранее. Есть шанс, что этой ночью мы их все-таки поймаем.
С ревом надрывающихся от натуги моторов из темноты вылетел большой катер. Его прожектора залили светом старый причал, ослепив полицейского и его спутника.
— Сюда! — позвал голос, перекрывая рев мотора. — Это инспектор Кэмпбелл?
— Да. Подплывайте поближе, — отозвался тот, и когда катер подошел к причалу, вспенивая воду, Эннис и Кэмпбелл перепрыгнули на его палубу, оказавшись среди людей в прорезиненных плащах.
— Следуйте за лодкой, отправившейся вниз по течению! — приказал инспектор поднимаясь на ноги. — И ни в коем случае не стрелять!
Планета свалилась на него, как снег на голову. Гигантский зеленовато-сине-белый снежок, который сначала угрожающе нависал над кораблем, потом превратился в огромную стену, и эта стена падала на Тталейва с неотвратимостью маятника.
Он безуспешно попытался выдернуть катер из колодца. Слишком глубоко! Если бы знать, что здесь планета… Но в системе не было таких планет. Или дело в том, что он включил искривляющий двигатель так близко к звезде, что корабль швырнуло невесть куда?
Навигатор бортового компьютера показывал, что система та же. И кто-то врал. Или компьютер, или глаза.
Тталейв сумел вывести катер на более пологую дугу, чтобы не сгореть в плотной, земного типа атмосфере, и теперь стена приближалась не так неотвратимо, да и трясло поменьше. Мимо корабля с неторопливым изяществом проплыл океан, сменился континентом — огромным, в половину планеты. Металлически поблескивала вода в озерах.
Кофе. Если катер разобьется — плакала поставка. Все пропадет, а сейчас, во время войны, любое кофейное зернышко стоило на вес золота. Рассудком Тталейв понимал, что это мелочи, и что главное — выжить, но невозможно было не думать о грузе. Мысли сами сворачивали на эту тему.
А он всего-то решил срезать путь! Вот ведь черт.
Под катером — теперь уже под, стена сменилась горизонтом, — снова проплывал океан. Дотянуть бы до земли! Тталейв как мог корректировал градус, но катер уже с трудом отзывался на команды, как будто что-то глушило бортовой компьютер.
Сердце дрожало, как далекий объект на экране радара. Тталейв отстраненно фиксировал, что происходит: вот мелькнула тонкая полоса пляжа, потом деревья, деревья, деревья…
Земля бросилась под катер, и тут наконец тряхнуло по-настоящему. Но компенсатор, на который Тталейв даже не полагался — новый и неопробованный, — все-таки сработал, его даже не вышибло из кресла. В глазах потемнело от перегрузки. Панель с громким треском погасла.
Он пробирался к люку ползком. Ладони то и дело натыкались на кофейные зерна. Приятный запах, но Тталейва уже тошнило от него. Мутило. Дрянь дело. Компьютер сгорел, и если запасных плат не хватит, придется сидеть тут и ждать, пока кто-то прилетит на сигнал аварийного маяка — и хорошо, если это окажутся люди, а не…
Люк, печально выдохнув, поддался. Тталейв вывалился из него, покатившись по мягкому, остро пахнущему грунту. Взгляд зацепился за что-то яркое, и Тталейв замер, прижавшись к земле.
Дети. Много детей. Около двадцати. Они окружили катер — каждый на небольшом пневмоскутере.
Тталейв вытер мокрое лицо, поднялся на четвереньки, потом рывком встал. Колония. Здесь есть колония! Его спасут. И он сможет продать кофе, не на Амарисе, так здесь.
Дети молча смотрели на него, и у Тталейва по спине вдруг пробежал холодок.
— Каппа! — громко сказала одна из девочек. — Я рассчитала точку его падения точнее всех остальных. И тебя. Я теперь лучший баллистик! Значок!
Она, не сводя глаз с Тталейва, протянула в сторону руку — даже не протянула, требовательно выбросила.
Им же всем лет по двенадцать, догадался Тталейв. Не младше, не старше. Ровесники. И комбинезоны у них были одинакового покроя, хоть и разных цветов. Значки, символы… маленькая победоносная армия детей.
Боги, он же еще до войны видел постановку о чем-то таком… как же она называлась? Королева пчел? Властелин стрекоз?
Другая девочка, насупившись, начала ковырять рукав.
— Рано радуешься! — пробормотала она. — И трех циклов не пройдет, как он снова будет у меня.
— Сначала забери, потом хвастайся, — ответила первая девочка и пошевелила пальцами.
Вторая, подлетев к ней, вложила что-то в раскрытую ладонь.
— Лучший баллистик! — хором выкрикнули остальные и коротко, быстро хлопнули пару раз в ладоши.
— Эй! — вставил Тталейв. — Привет!
Дети так же внезапно замолчали.
— Привет, — ответил кудрявый мальчик. — Ты человек?
О. Непредвиденный вопрос. Хотя да, он ведь может быть кем угодно. Гуманоидная форма ничего не значит.
— Да, я человек, — сказал Тталейв и, поддавшись нежданному порыву, спросил: — А вы?
Они не похожи на талов, нет. Волосы темнее. И лица слишком бледные.
— Его ответ подтверждается, — произнес кто-то из детей, которого Тталейв не мог видеть из-за носа катера. — Сканер фиксирует человеческую анатомию.
— Мы — люди, — уверенно ответила девочка-баллистик.
— Ага, люди.
— Почти люди.
— Есть еще слово на букву «К», которое нельзя называть.
Они засмеялись — хором, словно искусственные, как будто кто-то нажал на общую кнопку управления смехом.
— Какое еще слово? — с трудом ворочая языком, спросил Тталейв.
— Колонисты! — выкрикнул кудрявый мальчик.
Они взлетели, закружились вокруг катера, и Тталейв съежился, не в силах побороть этот дикий, глупый, неуместный страх.
— Он нас боится! — выкрикнул кто-то из детей, Тталейв уже не разбирал их лиц, они складывались в одно размытое, пугающее пятно — и в этом голосе, к его ужасу, было куда больше восторга, чем удивления.
— Стоп!
Дети остановились. Тталейв был готов бежать сквозь джунгли, сломя голову, или ползти обратно в катер — где-то там лежал бластер, а эти чудовищные дети…
— Мы должны выполнить протокол одиннадцать-альфа, — сказала девочка-баллистик.
Какой еще протокол? О, нет. Надо бежать!
— Это на случай вторжения.
— Интервенции!
— Проникновения чужаков.
Тталейв понял, что произнес это вслух, и попятился к катеру. Но тут к нему вплотную подлетел кудрявый мальчик — он улыбался, и совсем не зло. Обычный паренек, каких много. Каждый из них выглядел обычно, как все. Но вместе…
— Не надо бежать. Садись. Мы отвезем тебя к нашим родителям, — сказал мальчик и сдул с носа почти белую спиральную прядь.
— У вас есть родители?
— Конечно, есть, — высокомерно заявила девочка, у которой отобрали значок. — Они тебе помогут.
Осторожно, неуверенно Тталейв забрался на заднее сиденье скутера. Мальчик тут же рванул с места, и его скутер понесся через лес. Рядом летели остальные. Воздух пах прелью и кофейными зернами. Ветер упруго бился в лицо.
Потом из-за деревьев показалась крепость. Серая. Огромная. С высокой башней. Страшная. Она росла из земли, как чудовищное растение. Нет, в самих строениях не было ничего страшного.
Но Тталейв узнал эти очертания с первого взгляда. Не мог не узнать. Столько лет. Столько чертовых лет! Не вязались с крепостью только цветы — или что там росло яркими пятнами у подножья? Все равно!
— Стойте! Стойте! — закричал он, цепляясь за мальчика.
Мысли смешались в кучу. Не нужно было с ними ехать. Он знал, что этим все кончится. Планеты просто так не возникают из ниоткуда.
— Ты чего? — спросил мальчик.
Они остановились метрах в ста от… этого места. Тталейв сдвинулся, упал на землю, но не смог встать. Не держали ноги.
Ужас стоял в горле ледяным комом.
— Это же… Это же… — начинал он и никак не мог закончить.
— Это наш дом.
— Нет, нет! Это… база далеков.
— Чья база? — с неподдельным удивлением спросила девочка-баллистик. — Это наш город! Мы в нем живем. Омега встретит нас и поможет тебе, он сказал по комм-линку.
— Далеки… это чудовища, — проговорил Тталейв. — Нет! Они хуже чудовищ… чудовища бегут от них…
— Ты говоришь какую-то ерунду. Чудовищ не бывает. Любое чудовище можно уничтожить, — ответил один из мальчиков, даже не пытаясь смягчить снисходительный тон.
Нет, им ничего не докажешь. Надо обмануть их. Вернуться к катеру, запереться там. Припасов хватит. Проверить компьютер, починить… улететь отсюда к чертям.
Но к ним уже шагал кто-то взрослый. Мужчина. Русые волосы. Проседь. Четкие, резкие черты лица. Голова… крупная. Вырос при низкой гравитации.
Это был не далек. Человек. А может, робочеловек. Чипа все равно не разглядеть сквозь череп.
Тталейв бежал на другой конец галактики, бросив все, бросив должность в генштабе, а теперь то, чего он боялся, само пришло к нему. Широко раскрыв объятия.
— Омега! — радостно выкрикнула одна из девочек. — Что такое «далеки»? Чужак говорит, мы живем в их городе. Мы должны все про них знать!
— Да!
— Расскажи!
— Нам про них не говорили!
Тталейв медленно встал, отряхнул комбинезон. Кажется, он мог почувствовать сейчас даже вращение планеты. Взрослый — Омега — непроницаемо изучал его.
— Всему свое время. Эта информация не соответствует вашему уровню знаний, — сказал он хорошо артикулированным, «профессорским» голосом. — Сведения об этом вы получите позже, но получите обязательно.
— Я — лучший баллистик! — выкрикнула девочка. — Зафиксируй это в отчете дня!
— Конечно, Фортен. А теперь возвращайтесь к выполнению задания, — сказал Омега. — Я отведу гостя внутрь.
Дети с криками и смехом оседлали скутеры и полетели прочь. Минута — и их голоса затихли в лесу.
— Ты сказал моим… нашим детям о далеках.
«Профессорский» голос Омеги звучал теперь холодно, металлически и очень по-военному. По-командирски. Но страх прошел. Это всего лишь беглецы от войны, как и он. Хорошо обученные беглецы. И они понятия не имеют, какой сюрприз может преподнести им планета, которую они выбрали. Или имеют, и так даже хуже.
— Да, сказал, — твердо отозвался Тталейв. — Вы ведь сами должны были им о них рассказать… коммодор?
— Как ты попал сюда? Отвечай!
— А то что? — Тталейв наклонился вперед, глядя «коммодору» в лицо. — Убьешь меня, своего брата? Человек — человека? Вы спрятались здесь. Решили отсидеться — пусть! Никто не без греха. Я сам… но дети! Они должны знать, кто и что им угрожает! Война и до вас доберется, вот увидите…
— Мы проверим твой корабль, — холодно ответил Омега. — Чтобы никто не смог больше попасть сюда так, как ты. Смотри на меня!
Потом перед глазами что-то ослепительно сверкнуло, и…
***
Катер медленно поднимался — выше, и выше, горизонт сужался, небо становилось сначала розовым, а потом темно-синим.
Он моргнул. Протер глаза.
Пульт весело мигал разноцветными огнями.
— Прощай, Тталейв!
Он зажмурился еще раз. Дети. Они махали ему руками, бросали в сторону взлетающего катера цветы.
— Прощай, Тталейв!
Тталейв… Он всмотрелся в блестящий пластик монитора. Смутное, едва заметное отражение. Ошарашенное, но почему-то кажущееся знакомым лицо.
Он поднес ладонь к щеке, и отражение сделало то же самое. Остро и вкусно пахло чем-то… приятным. Он не знал, что это такое.
— Прощай, Тталейв!
Кто это — Тталейв? И кто эти дети? Чем это пахнет? Как он сюда попал?
Он всмотрелся в отражение и, медленно шевеля губами, проговорил.
— О боги! Кто же… кто же я такой?
После использования некоторых своих сил Велене думалось плохо. И то потому, что она прикладывала для этого все усилия. И это было… Ну, в общем, помочь ведьме она не могла вообще никак. Ей бы самой помощь не помешала. Но увы. Не повезло. Потому она уставилась на плошки отупевшим взглядом и, переведя его на ведьму, тяжко вздохнула.
— Марья, я даже не знаю, какое зелье ты хочешь приготовить!
— Так ты же хотела замораживающие, разрывные… — чуть удивлённо повернулась к ней ведьма и посмотрела на уставшую следовательницу. Потом оценила ее состояние и только махнула рукой. — Ладно, полезай на печь, натирайся мазью хорошенько, чистую одежду я тебе принесу… Ну, а с зельями попытаюсь сама разобраться. Только тогда будем учитывать эффект неожиданности… Хрен его знает, что получится.
Велена, с трудом соображая, моргнула, кивнула и, забравшись на печку, принялась снимать с себя амуницию, чтобы можно было растереться мазью.
Марья вышла на улицу и поснимала с веревок высохшую за день одежду. Внимательно всмотрелась в разгорающийся закат, отнесла тряпье в дом и пошла ловить блудного кота. Сегодняшний концерт от вольного некроманта мог быть сильнее предыдущего, значит стоит собрать зверьё дома до начала представления… Поморщившись от перспективы очередного ночного ужаса, ведьма сняла Тишку с забора и вернулась в дом.
Потом смешала заготовленные ингредиенты и отставила настояться, перед этим проверив точность рецепта по книге. Пока будет длиться час настаивания, она вполне может прибраться в доме.
— Замораживающее зелье нужно готовить в полнолуние. Сейчас не оно, — сказала это Велена неожиданно, и выглядело это так, словно все то время, что она молчала, пошло именно на обдумывание этой краткой фразы. — Для разрывного нужно первым делом положить толченную разрыв-траву… Она не опасна вдали от огня, — это, кажется, было самым большим, что она вообще могла сказать и, в конце концов, следовательница укрылась одеялом и скрутилась в комочек на печке, спрятав голову под покрывало. Тишка с тихим мрявом запрыгнул к ней, устроившись под боком.
— До полнолуния нас схарчат, — буркнула Марья, прикидывая их невесёлые перспективы. — Значит, сделаю хотя бы разрывное, не могу же я тупо сидеть и ждать, пока к дому подкатят эти уроды? — она злобно шаркнула метлой по дощатому полу. — И вообще, чего наваяю, тем их и оболью, а уж какой эффект будет, меня не волнует. Главное, чтобы он был!
— Да. Согласна. Это в любом случае им не понравится, — пробурчала сквозь покрывало Велена, подгребая к себе кота. Который, на удивление спокойно, притиснулся боком к ее груди и даже пару раз лениво мурлыкнул. — Простите, Марья… Мне нужно немного поспать… Мысли путаются…
— Да спи, сколько нужно, — согласилась ведьма и продолжила наводить порядки. — Ужин носом учуешь, зелья, боюсь, тоже…
Но уже когда Велена забылась в мутной и тяжкой дремоте, в калитку громко застучали.
Стучавшим оказался рослый, потасканного вида мужик, лет сорока, вооруженный мотыгой в одной руке и ревущей бабой в другой.
— Марья! Наша зараза не у тебя часом? Нигде найти не можем! — звучно гаркнул отец той самой малолетней дурехи, которая совсем недавно бегала к ведьме за приворотным зельем. Выглядели супруги встревоженно.
— Нет, — Марья удивлённо посмотрела на взволнованного мужчину. — У меня была позавчера, с тех пор я ее не видела.
Ведьма шаркнула метелкой и запоздало принюхалась — начали пригорать грибы… Метнулась в дом, быстро вытащила горшок и убрала на стол.
Зашевелилась Велена. Из-под одеяла выглянула растрёпанная белокурая голова. Осоловелые жёлтые глаза озадаченно заморгали. Тем временем неожиданные посетители принялись нарочито громко переругиваться.
— Почему мне кажется, что сейчас случится то, что очень нам не понравится? — устало, зло, но вполне осмысленно вопросила девушка, озираясь в окно на ворота. Даже внутрь дома доносились вопли о пропавшей внезапно хивре.
— Ну не может же девочка пропасть незнамо куда?! — всхлипнула мать и повисла на руке у мужа, вызывая у того закономерное раздражение.
Марья зыркнула на очередную истеричку и пожалела, что не может просто захлопнуть дверь. Ей, как бы, плевать. Действительно плевать. Подумаешь, какая-то девчонка пятнадцати годков с ветром в голове. Искать ее ночью в лесу, в то время, как неведомый некромант и его помощники бродят где-то рядом… Да и вообще, искать девочку в лесу ночью, рискуя просто свернуть себе шею в ближайшем овраге, зацепившись за ветку? Этим не будет заниматься ни один здравомыслящий человек. Но, увы, родители Яры в данный момент меньше всего были похожи на здравомыслящих людей.
Пригласить их в дом и оставить на ночь, чтобы некромант не получил свои двенадцатую и тринадцатую жертвы так просто? Тоже проблема. Людишки заскучают и от скуки и безысходности начнут лезть куда не надо, совать свои любопытные носы во все щели и могут сделать что-то, что самой Марье капитально так не понравится. Да и вообще, не рассчитывала она на два дополнительных голодных рта.
Поэтому Марья молча вынесла из дому колышек, расписанный своей кровью, и подала отцу, как относительно вменяемому.
— Я не могу помочь найти вашу дочь, — четко, почти по слогам проговорила она, уповая на остатки разума в голове у мужчины. — Я не могу отпустить вас в лес ее искать. Сами понимаете, люди пропадают, зачем гибнуть еще и вам…
— Мне без доченьки жизни нет! — взвыла мать. Ведьма опустила взгляд. Говорить женщине о том, что ее дочь, возможно, сегодня будет использована в каком-то гнусном ритуале, не хотелось. Но и обнадеживать тоже не стоило.
— …потому даю вам амулет, как защиту от темных сил. А вам самим решать, как поступить дальше. Губить ли свои жизни ночью в лесу или дождаться утра.
Мужчина взял протянутый ею колышек, и Марья поспешно захлопнула калитку. На душе было мерзко так, будто она самолично выпотрошила Ярку. Или подарила некроманту. Впрочем… сейчас все равно уже ничего не сделать.
По спине прошелся противный холодок — предвестник наступающего кошмара. Ведьма взглянула через щель в заборе на две удаляющиеся сгорбленные фигуры, подсвеченные отблесками заходящего солнца. Люди шли в сторону деревни, и женщина обреченно выдохнула, пытаясь заглушить панический стук сердца. Неужели все обойдется, и они действительно останутся на ночь дома? Это было бы просто замечательно…
Закашлялась еле пришедшая в себя Велена. В открывшемся сознании билась одна мерзкая мысль: если бы она не взбесилась тогда и не использовала свою силу на Марфе, сейчас можно было бы что-то сделать. Впрочем… Кое-что сделать было можно. На самом деле, много чего. Но…
— Марья, у тебя нет вещей той мелкой хиври? — тихо прохрипела девушка, озираясь в поисках чего-либо съедобного. Да, безусловно с кровью дурехи или ее родителей это было бы легко даже в таком состоянии. А сейчас… Оставалось уповать на то, что можно ещё найти здесь либо девчачий платок, либо волос.
— Навряд ли, — буркнула ведьма и расставила на столе тарелки. — Раз не спишь, давай поужинаем, а то наш любимый некро уже начинает концерт. Боюсь, аппетит отобьет потом надолго.
Марья насыпала густую утушенную картошку с грибами в миски, нарезала хлеба. Подумала, что завтра придется печь новый. И сунула под нос подошедшему Вовчику гриб на пробу — будет есть или нет? Зверь спокойно проглотил подношение и приоткрыл пасть. Мол, давай еще.
Велена, угрюмо кивнув, принялась уплетать горячую еду, ожесточенно орудуя ложкой и вилкой. Ей меньше всего хотелось, чтобы у некроманта была ещё одна гребаная жертва. И меньше всего хотелось, чтобы этой жертвой стала малолетняя девка, ещё жизни не знавшая.
Даже пока она ела, стремясь подкрепить свое тело, ее глаза метались вокруг, пытаясь вычленить хотя бы гребаный черный волос.
Велена не считала себя героиней, и пока не случился приговор… работала в свое удовольствие. Но сейчас, если позволить этому случиться, может статься, что скоро станет слишком поздно.
— А плошка пойдет, из которой девчонка порошок брала? — неожиданно вспомнила об инциденте с Яркой Марья. Ну, платок она вроде бы не завязывала, слюни на лавку не роняла точно. И из кружек марьиных ничего не пила. Вот досада!
— Лучше, чем ничего, — проговорила девушка, в считанные секунды доедая содержимое своей тарелки. А затем перебралась на лавку, положив голову туда, где ещё день назад спала та девчонка. Даже легла в похожую позу, и после протянула руку. — Давай плошку, если Яра сейчас под чарами внушения, у нас будет шанс, — проговорила следовательница, стискивая пальцы на глиняной посудине и жмурясь. Уже призванная сегодня сила отозвалась неохотно, подобно ленивому избалованности коту. Сила посмотрела на свою хозяйку и повернулась к ней откормленной метафизической жопой. И тогда Велена, не открывая глаз, запустила себе пальцы в запекшуюся рану на ладони.
Сначала в голову полез всякий бред: в ушах зазвучала приятная жалобная музычка в исполнении струнного инструмента, потом перед глазами возникло улыбающееся лицо белобрысого парня. Задорные синие глаза на округлом, слишком юном лице. И до воительницы дошло — это оно, воспоминания и фантазии влюбленной дурочки. Делать это было все равно, что лезть голышом через болото. Велена едва знала, как и что нужно делать. И когда она, наконец, ощутила идущую по лесу девку, ежегодное представление начинало набирать обороты. Согласно легендам, феи могли подчинять себе чужие души. А ночные феи были всесильны ночью. Но… Сама Велена в это не шибко верила. Пока она перехватывала контроль над идущим вдалеке телом, ее саму начинало трясти и выгибать. Причем так, что она чудом не падала с лавки.
Зов, управлявший девчонкой, был ослаблен, наверняка там, в лесу, неподалеку от знакомой Велене поляны, уже были вкопаны амулеты Марьи.
Даже просто заставить девчонку развернуться и идти в поисках известной тропки было сложно настолько, что она едва не закричала. Но сдаться и опустить руки было бы уже попросту обидно. Нездоровое самолюбие.
Оборвать чужой зов оказалось легко. Намного сложнее было заставить Яру побежать к опушке.
А потом Велена, согнувшись пополам, тяжело закашлялась, держась за грудь.
— Марья… Я скоро. Ты не против приготовить крепкое снотворное? — тихо проговорила девушка, одним движением забрасывая на плечо арбалет, застёгивая нагрудник и подхватывая меч. Если у нее получится… Придется хорошенько выспаться.
Офигев от всего происходящего, ведьма только кивнула. Снотворное у нее есть. Но, кажется, оно будет не сильно нужным, если Велену сожрут в лесу. Или приманят к себе.
— Держи, — она, поддавшись порыву, сгребла не совсем готовое разрывное зелье и сунула горшочек следовательнице в руку. — Не знаю, сработает или нет, но лучше пусть будет, чем не будет. А я еще сделаю, ночь длинная…
Как добиралась до леса — не вспомнить. Велена соображала с трудом, передвигая свое тело и подстёгивая зовом чужое… Это все равно, что тянуть к себе канат и не знать, с какой силой его потянут обратно в ответ. Уже когда сама она была на опушке, случилось то, чего она боялась. Плюнув на попытки накинуть на девку аркан зова, он послал за ней ученика. Это не мог быть сам некромант. Даже ночью от него силой практически и не веяло.
Мужчина схватил рвущуюся сквозь лес, как лось, Яру за косу и… Велена рванула вперёд, бросая разрывное зелье, щедро сдобрив пузырек кровью из своей раненной ладони. Бросала она не глядя, не боясь задеть Яру; в сторону, расстояние было шагов в двадцать. Адепт шарахнул, не разжимая рук, но время было выиграно. Впрочем, уже когда воительница была рядом, он приложил к шее завороженной девчонки светящуюся зеленым ладонь.
— Не двигайся, тварь, иначе девке конец! — истерично рявкнул он, пятясь вместе со схваченной практически в охапку Яркой.
— Отлично, убивай, если ты ее принесешь на жертвенник — ей точно конец. А так…
— Тупая баба! Ты хоть можешь представить, кому я служу? — заорал парень и стало ясно, что он едва ли на три года старше самой Ярки. А ещё он тянет время. Зов усилился. И был направлен уже не на девочку. Похоже, гад решил, что неплохо бы проучить горе-воровку, крадущую уже захваченный контроль.
— Служишь ты больному извращенцу, который считает, что он смертный бог, и все должны перед ним преклоняться, — вздохнула женщина, двигаясь вперёд. Да… Как же ей повезло со своими дорогими, почти бесценными амулетами!
Адепт попятился, натолкнулся на дерево… Которого, кажется, минуту назад за спиной не было. Уже виденная Веленой кикимора громко захохотала над его ухом, и… началась чертовщина.
Адепт разжал руки, бросил заклятие не глядя, от чего древесная баба стала похожа на подпаленную корягу, а Велена метнулась вперёд, безжалостно пронзая адепту груднину давно обнаженным мечом. Все ещё зачарованная девка стояла рядом с отсутствующим видом, а на земле дымилась кикимора. Её плечо превратилось в труху… И было отрублено одним махом вместе с рукой. Ничего, кикимора живучая. Ярку эта дрянь убила бы в единый момент…
О том, что было дальше, Велена едва ли могла соображать. Лес начал трястись, магия смерти едва не заставляла дыхание замирать, и это еще были пока только густые сумерки, не полночь.
Марья успела съесть только половину своей миски с картошкой, как началось что-то несусветное. Лесная магия боролась с магией смерти, беспокойно бегал кот, то и дело замирая и глядя в пустоту круглыми желтыми глазами. Будто видел что-то такое, что недоступно человеческому глазу. Ведьма отложила ложку и проверила новую порцию разрывного зелья — оно настаивалось меньше часа, но и такое должно было сгодиться.
Завыл волкодлак, когда к воротам доползла Велена, ведя за собой потерявшую сознание девчонку. Впрочем, она и сама была не далеко от обморока. Если бы послушников было трое, или приди за Яркой сам некромант… Скорее всего жертв сегодня стало бы двенадцать.
— Ну вашу ж… — только и выдала Марья, всплеснув руками, когда услышала гвалт на улице. Побросав все, она выскочила во двор и помогла следовательнице довести девочку до дома.
— Я так понимаю, родителям ее такой лучше не видеть, — прошептала Велена, и сама похожая на не особо свежего зомби. Ярку уложили на той самой лавке в доме, сама же невольная спасительница еле уселась на табуретке рядышком, понимая, что на печку заползти ей уже точно сил не хватит.
А ещё… Было интересно, что они скажут родителям этой мелкой хиври…
— Ну что, тунеядцы, идиоты, полуночники… Давайте чаевничать, — предложила ведьма, разливая кипяток по кружкам и бросая в них по щепотке травяного сбора. — Да уж… Предлагаю родителям ничего не говорить. Пришла ночью сама, заблудилась в лесу, кое-как нашла дом ведьмы… Меньше знают — лучше спят. И вообще, пьем чай и на боковую, хватит на сегодня.
Велена в ответ на это молча кивнула, крупными глотками выпивая горячий отвар и крупно дрожа. Ей и для себя-то сил едва хватало, а тут такое… Как бы опять на кровь не потянуло, это будет полнейшая катастрофа.
А безумие на улице набирало обороты. Испуганно квохтали куры, даже бесстрашная Машка забилась в хлеву. Да… Некромант был в бурном восторге от ушедших жертв. Марья плюнула на это все и погасила свечи — к чертям этого некроманта и его бешенство, поздно уже, все приличные люди спят.
Анималфарм. Дежурное помещение.
Эрик Блэр плачется в жилетку двум сидящим навытяжку и настороженно поедающим его глазами моро-доберманам. Излагает им свои политические взгляды, доказывает, что настоящий социализм несовместим с тоталитаризмом и должен защищать свободу личности, а не требовать ее порабощения в угоду большинства. Заглянувший на шум доктор Сальваторе хмыкает и советует ему заняться написанием сублимационных терапевтических текстов, полезнее будет.
***
смена кадра
***
Дом-музей на Бейкер-стрит. Гостиная первого этажа. Ночь или очень раннее утро.
Ватсон обнаруживает Холмса в гостиной, на столе ворох газет. Подошел бесшумно, Холмс сидел с закрытыми глазами, но узнал и попросил огоньку.
Ватсон:
— Мне надоело об этом спрашивать, Холмс, но как вы узнали о моем приближении?
Холмс:
— Слишком резкие благовония, слишком сильный одеколон. Не волнуйтесь, пока вы не начали душиться чесноком — меня это не раздражает.
Ватсон:
— Вы уже встали?
Холмс:
— Я не ложился. Мориарти вернулся. Об этом буквально кричат все газеты.
Ватсон просматривает газеты, но не находит там ничего. Не верит.
Ватсон:
— Вы ошибаетесь, просто подросло новое поколение амбициозных преступников и нашелся новый гений.
Разговор про Эру Мориарти, жестокий век, жестокие сердца, Холмс фыркает.
Холмс:
— Кто бы говорил!
В запале упоминает про заваленную обрубками тел Хиросиму и бригады Z — оружие массового поражения, запрещенное Версальским договором. Ватсон вскидывает голову и замолкает с каменным лицом. Холмс смущается, заминает разговор, поглядывая на Ватсона виновато.
***
смена кадра
***
Дом-музей на Бейкер стрит.
Гостиная. Утро.
За завтраком мисс Хадсон говорит Холмсу, что детективы как профессия устарели, вчера они с Дороти отлично справились и сами, метод дедукции — прошлый век, и если будет новое дело — она докажет свою правоту. Холмс подсмеивается — дело у них уже есть, только что получена телетайпограмма от Майкрофта, через полчаса подадут экипаж, а пока мисс Хадсон может попробовать угадать в чем суть этого дела — вся нужная информация есть в сегодняшних газетах.
Мисс Хадсон азартно принимает вызов, скармливают газеты Дороти. Ватсон просматривает, комментирует вслух (информация о падении нового цилиндра с Марса, вечере Берроуза, любимого писателя Королевы Марии, волна беспорядков в алиенских резервациях, в желтой прессе — Джек Поджигатель и свежий труп тридцатилетней давности в заброшенном доме — соседи опознали безумного изобретателя, пропавшего чуть ли не полвека назад, на эту заметку странно реагирует мисс Хадсон, долго ее рассматривает, не хочет скармливать Дороти, пока Ватсон сам это не сделал). Холмс говорит, что Ватсон как всегда вычленил самое главное — но так ничего и не понял. Его интересует — угадает ли Дороти, сам же он дело уже разгадал, и именно по газетам, которые прочел рано утром, пока все спали, и написал ключевые этапы расследования (дает Ватсону восемь маленьких пронумерованных конвертов — (треножник, игуана, Георг Пятый, Мария, Бейкер-стрит 221-Б, Мориарти, Вторая Мировая война, Второе вторжение с Марса). Конверты запечатаны, их содержимое станет известно по ходу действия.
Телетайпограмма Майкрофта:
«Мой мальчик! Будем рады видеть вас сегодня в 11-30, форма одежды повседневная. М.»
Вердикт Дороти — недостаточно данных.
Спор Холмса и Хадсон о врачебной этике и безнравственности использования в расчетах интимных сведений о королевской семье (гинекология как еще один способ унизить женщину). Ватсон поддерживает Холмса — информация важна любая. В том числе и стоимость только что полученной телетайпограммы.
Мальчишка-слуга докладывает о появлении парокэба.
***
смена кадра
***
Паромобиль под окнами, Холмс с Ватсоном спускаются, Хадсон спешит за ними с видом «только попробуйте не взять!», но против ее присутствия никто не возражает. Майкрофт в салоне.
Холмс, садясь:
— Убитый был послом?
Шофер вздрагивает и рвет с места, Майкрофт поднимает брови.
Майкрофт:
— Только не начинай опять про свою идею фикс, ты даже в германской Митель-Еуропе способен усмотреть профессорскую символику!
***
смена кадра
***
Оцепление, треножник в парке, (прикрыт брезентом, в газетах информация о скором открытии гигантской скульптуры), из треножника капает кровавая слизь, труп марсианина (ускоренное разложение). Первая записка.
Ватсон (Холмсу):
— Вы полагаете, это дело рук рипперов? То есть щупалец, конечно.
Холмс:
— Да нет. Тут поработал наш сопланетник. Хотя вы и правы — поработал не руками.
Полиция обнаруживает при марсианине термос с человеческой спермой, а на границе парка разрушенный террариум. Токсикологический анализ марсианина показывает, что тот был отравлен. Мисс Хадсон видит красивую разноцветную игуану, умиляется, пытается ее поймать. Та в нее плюет, мисс Хадсон теряет сознание. Доктор приводит ее в себя.
Холмс:
— Вам повезло, марсианина убила именно эта тварь и потому у нее не хватило яда, чтобы убить и вас. Я же говорил вам всем быть осторожнее.
Открывают вторую записку. (Игуана)
Холмс отправляет мисс Хадсон на встречу с Берроузом — подписать у автора «Дочь тысячи джедакков» обязательно вот этой фразой, которую пишет ей на листке.
Ватсон:
— А мы куда?
Холмс:
— А нас ожидают. Откройте третью записку, Ватсон.
Ватсон (прочтя записку, шокированно):
— Как, неужели сам?!
***
смена кадра
***
Букингемский дворец.
Королевская аудиенция.
Георг Пятый (иронично):
— Чем скромный король может помочь столь знаменитым подданным?
Холмс ставит на стол термос.
Холмс:
— Это ваше?
***
смена кадра
***
Автограф-пати в Королевском литературном клубе.
Мисс Хадсон подписывает у Берроуза книгу словами — «Дорогая Мэри, не забывайте, что это всего лишь моя фантазия!»
***
смена кадра
***
Букингемский дворец.
Георг пятый не испуган и не смущен. Королевская сперма — попытка морганатического брака с марсианской наследницей, символическое объединение геноматериала. Марс не един, разные фракции, попытка заключить союз с сильным государством. Король согласен пойти на многоженство на благо Британии, но не готов к огласке. Научная фантастика как манипуляция общественным сознанием и настраивание его на нужный — ксенотерпимый — лад.
Георг:
— Мы сознательно доплачиваем некоторым авторам и издаем их книги огромными тиражами без расчета на прибыль, только чтобы как можно больше наших подданных читали и проникались изложенными там идеями. И надеемся, что брак таки будет заключен. Только не говорите Мэри.
***
смена кадра
***
Перебивкой — Германия.
Открытие Вагнеровского фестиваля. Фразу Георга Пятого практически дословно повторяет Гебельс с трибуны.
Гебельс:
— Мы щедро оплачиваем доблестный труд наших авторов, чтобы все больше и больше людей по всему миру читали нужные книги и проникались нужными нам идеями! Пусть за прибылью гонятся другие, мы работаем на будущее!
Довольные улыбающиеся лица, восторженная толпа. Красиво, чистенько, нарядно. Флаги со свастикообразной М.
Тэвлин взглянул на рассыпавшееся в прах кольцо на своей правой руке и закаменел произошло самое страшное, о чем он боялся даже помыслить…
Демиург резко свернул урок в Академии, предоставив юных творцов самим себе в комнате трансмутации, и рывком переместился туда, куда обещал себе уже никогда не возвращаться…
***
Я удивленно наблюдала в экране, как наш ранее абсолютно спокойный и самый уравновешенный в этом бедламе Тэвлин громит лабораторию демиургов. Эта милая лапонька, добрый нежный, тихий мальчик, запойный трудоголик (ага-ага, работяга еще тот!), это пепельноволосое чудо сейчас выглядело не хуже какого-нибудь киношного мегазлодея. Черный плащ за спиной, светло-серая рубашка в каких-то подозрительных пятнах, лучевая винтовка в руках и за спиной котики-клоны-демиурги…
Он просто сменил коды доступа к клонам и заполучил себе готовую армию из разрушителей обеих полов. Клоны из демиургов получились на славу, сильные, бесстрашные и неимоверно послушные. С такой армией он разбомбил уже ту лабораторию, где собственно и создавали клонов. А сейчас злобно громил то самое заведение, производящее чипы для бедных и сирот. Что ж, занятие похвальное, но причина сего действа мне открылась несколько позже.
Я проследила за ним до конца, порой накидывала через экран щиты, когда Тэвлин уж слишком увлекался и забывал о защите, но совершил свою месть он самостоятельно. Пока демиург громил лаборатории и портил жизнь советникам, у меня шел занимательный разговор с одним из них.
Красноволосый демиург пришел сам, по предварительной договоренности и в данный момент с интересом заглядывал в мой экран.
— Неплохо гуляет, — протянул он, закидывая ногу на ногу и напуская на себя чертовски таинственный вид. – Но разговор не о том. Как вы понимаете, я представитель Совета и мое посещение вашего… ммм… корабля предпочел бы оставить в тайне. Но разговор у нас серьезный.
— Давайте ближе к делу, — чашка с чаем опустилась на столик рядом с советником. – Чего вы хотите от нас и почему?
— Люблю деловую хватку, — ухмыльнулся он во все зубы. – Кажется, вы должны понимать, что нынешний глава Совета не справляется и не руководит ситуацией. На вашей стороне гуманность, целеустремленность, возможности и средства, а также бедняки, сироты и прочий сброд. На его стороне – законы, сила и могущественные кланы, с достаточным количеством миров и собственных воинов. Но тем не менее война не нужна ни нам, ни вам.
— Вы правы, — я пыталась понять или узнать, как его зовут, но как обычно вышибло. – Война нам не нужна. Мы просто хотим спокойно жить, работать и отдыхать в свое удовольствие без тотального контроля и придирок с вашей стороны.
— Главу Совета сместить трудно, но если вы это сделаете, то сможете сами поставить своего представителя и тоже присоединиться к управлению мирами, — вкрадчиво подходил к своей цели красненький.
— Вы знаете, я так далеко не загадывала, — задумчиво кручу чашку в руках, не забывая поглядывать на Тэвлина. – Во-первых, если даже и ничего не делать, он сам, своими руками и мерзкими поступками пригонит к нам свой народ. Думаю, для вас не секрет, что большинство ваших выпускников этого года в данный момент находятся у нас и активно переучиваются после вашей системы образования.
Он хмыкнул, ярко-синие глаза посмотрели на меня в упор.
— А во-вторых, даже если нам удастся прямо сейчас сместить главу Совета малой кровью, то что вы предлагаете?
— Предлагаю вам другого главу, который будет лоялен вам и не станет вас терроризировать. Плюс неприкосновенность вашим мирам и их жителям.
— Думается, этим главой хотите стать персонально вы? – моя догадка попала в цель – демиург скривился и отставил свой чай.
— А разве у вас есть кто-то еще на примете?
— Хм… Дайте подумать… — я наморщила лоб. – Вы конечно, долго варились в этой кухне, все и всех знаете и все такое… Но увы, где гарантия, что вы не продолжите дело нынешнего главы? Ведь с его точки зрения идеальный мир с послушными рабами уже не за горами. Да, у меня есть кандидат на примете, но пока что пусть отдувается за все этот глава.
— То есть, вы против силовых акций для нынешнего главы? – красноволосый приподнял бровь.
— Простите, я слишком занята для всего этого. У меня на шее шесть миров, за которыми нужно следить, куча мелких демиургов, которым нужен присмотр, дружеская рука и много энергии. Помимо всего этого есть сотни отчаявшихся существ, не видящих для себя иного выхода, кроме как уйти из своего мира. Их всех нужно распределить по нашим мирам, раненых и больных исцелить, дать им жилье, пищу и работу, чтобы в дальнейшем они обеспечивали себя сами. Кроме всего этого я тоже не робот, я хочу есть, спать и хоть немножко отдыхать со своими друзьями. Вы серьезно считаете, что я захочу заниматься идиотским терроризмом? Тем более вашего главу травят, ранят и взрывают почти ежедневно, но никакого особого результата я что-то не наблюдаю. А вот невинные страдают после этих акций и до них никому нет дела. Вы думаете вот он просто так там бомбит?
Я ткнула пальцем в экран, где совсем уж разбушевался Тэвлин.
— Насколько верная моя информация, Тэвлину снесло крышу после смерти его заместительницы, которая, возможно, была его любимой или просто близкой женщиной. И как вы думаете, кто ее убил и показал это вот все?
На втором экране разворачивается недавняя запись подробного убиения этой самой тощенькой девушки. М-да, силен глава, ничего не скажешь. Только и хватает сил девчонок бить да мучить. Герой хренов. А к Тэвлину даже и не подойдет, знает, падла, что к нему слетимся мы все и ему будет очень несладко, тронь он сейчас своего лучшего дознавателя…
— Извините, — развел руками красный. – Я хотел, как лучше.
— Не волнуйтесь, ваш глава сам себе копает могилу. Еще пара таких актов устрашения и ваши подчиненные сбегут сами, спасая свои шкурки и своих детей. Если хотите, можете остаться, жить и трудиться у нас. В Академии много работы, юные дарования слишком активны…
Я выдернула из экрана Тэвлина, едва не пропустившего подлый удар какого-то гражданина с помесью плазмомета и пушки в руках.
— На сегодня хватит, дорогой.
Парень затих на моем плече. Сильная душевная боль передалась даже мне. Да, это чертовски больно терять своих друзей, близких, родных. Мне страшно представить, что было бы, потеряй я кого-то из них. И тогда уж действительно не миновать главе жесточайшей расправы. А поскольку он тварь живучая, то будет ему несладко. Быстро умереть не получится.
— Если хочешь – поплачь, — шепчу в слегка заостренное ушко, крепко обнимая Тэвлина за плечи.
— Пожалуй я пойду, всего вам хорошего, — красноволосый открыл портал.
— Приходите, если вам надоест этот цирк в Совете. Для вас всегда найдется дело, — кивнула я, тут же забывая про него.
Тэвлину сейчас нужна поддержка, а все эти интриги крыс в банке меня не волнуют. Именно для этого существуют женщины. Не любовницы, не жены, а боевые подруги. Такие, у кого не стыдно плакать на плече. Те, кто не разнесет весть о мужской душевной слабости и отчаянии. Те, кому не все равно. И дай боги вам всем иметь рядом того, кому можно просто поплакаться.
Из открытого мною портала медленно выходили клоны, выстраиваясь в ровные ряды. Одинаковые черноволосые мужчины и рыжеволосые женщины сами распределились по местам и замерли смирно, смотря прямо перед собой. Чертовы киборги, иначе не скажешь…
Придется и этих отправлять учиться в Академию, ведь все, что они умеют – это убивать. Я окинула взглядом четыре сотни плотно набившихся в зал и при этом стоящих совершенно ровно бойцов, и тихонько вздохнула. Эти ребята пошли за своим командиром даже сюда, что уж теперь…
Все ближе пламенные стены. Ближе направляющие группы. Все тесней мятущиеся толпы. Оскаленные серые лица. Расчет правильный — смыкающиеся стены постепенно оттесняют всех на площадь. Ближе. Ближе… Крики, давка, чье-то тело под ногами бегущих… Да что ж вам не сиделось на месте, люди!
Живой щит. Щит, который надо спасти.
— Передайте по цепочке: срочно нужно сонное.
— Милорд?
— Зелье, газ, чары — все равно. Чтобы подействовало на людей.
Надо вывести их из-под удара…
У-онннннн…Все ближе гудение огня. Ближе огненные вихри.
Вот растаяла в пламени церковь… какая-то статуя, вроде ангел, но в этом свете сойдет разве что за карающего… Окуталась дождем искр и пропала группа высоких пальм… Теперь — только площадь. Ад на земле…
— Стоять! — рявкнул он на молоденького Стража, когда тот не выдержал и попытался перенестись туда, на помощь. — Держать барьер!
Нельзя нам туда, нельзя, как ни рвет душу, нельзя.
Запомнился мужчина в длинном одеянии до пят (рясе?), что выбежал из собора и поднял руки к небесам. Он молился, глядя в бушующее пламя, а потом на него из темноты выскочила группка из трех женщин и ребенка, за которыми гнался серый, скорей всего ссои-ша… Священник пропустил женщин в храм и загородил дорогу дай-имону.
Они разные, люди. Очень разные.
Парень, бросивший упавшую подругу, и незнакомый человек, метнувшийся ей на помощь.
Крупная женщина в цветастом платье, выхватывающая из толпы детей и по одному передававшая их куда-то в разбитую витрину с зычным воплем: «Вася, держи-и!»
Пьяный парень, швыряющий в серых убийц какие-то дымные бомбочки. Фейерверки.
Старик, дрожащими руками нащупывающий на земле очки и книги.
Молодая женщина с ребенком на руках в кольце дай-имонов. Она отчаянно озирается, напрасно ища выход. Но выхода нет. И она отчаянно прижимает к себе малыша, закрывает ему глаза рукой… и бросается в огонь.
Качок в татуировках, падающий на колени перед ссои-ша… Безумные глаза женщины в блестящем платье… Перекошенное лицо мужчины в прорезиненном переднике… Невозмутимо застывшая старуха с Библией в руках…
Мужчина в деловом костюме — даже галстук уцелел, — с хладнокровной методичностью расстреливающий головы серых из самого обычного спортивного лука… Или необычного? Ведь те и правда падают.
Люди, люди…
Восемнадцать минут. Виски ломит все сильней. Энергия иссякает. Ничего, продержимся. Еще группа рвется сквозь кольцо! Н-н-на!
Милорд… вот… — Трое запыхавшихся парней держат какие-то баллоны. Хм, знакомая маркировка.
Годится. Запускаем.
А теперь держитесь, ребята.
Газ и правда был убойный. Когда люди стали падать, это было понятно (и знакомо, дьявол, так знакомо — до шевеления волос на затылке), но когда замедлились движения серых!… Впрочем, они быстро пришли в себя.
Это стало понятно, когда они перестали огрызаться файерами и один из серых, невысокий, в изодранной где-то форме, вдруг вышел вперед. Встал почти перед Димом, чуть левее, будто чуял, кто командует. А может, и правда чуял — с чутьем у серых убийц всегда был порядок…
На опустевшей площади они смотрели друг на друга. Когда-то, возможно, соратники, теперь — непримиримые враги. Поредевший отряд Дима (от первоначальных пятисот осталась едва ли половина) и сгрудившиеся, сбившиеся в стаю дай-имоны. Чуть меньше двух сотен…
Затем серый что-то скомандовал своим, отрывисто, не поворачивая головы, и к нему подтащили одного из спящих людей. Того самого мужчину в фартуке. Резкий лающий выкрик на полузнакомом-полузабытом языке — и мужчину уронили обратно. А на руки серому поспешно передали… ребенка. Малыша в легкой пижамке. Ах, вы…
Вот этого даже не думайте. Зря вы так, серые. Совсем напрасно.
Соои-ша медленно, напоказ провел когтем по нежной коже, слизнул проступившую кровь и повелительно махнул рукой. Ясно без слов. Пропустите, или…
Рядом сдавленно простонал мальчишка Страж, а справа прилетело крепкое словцо на дей-бра. Демонам ситуация нравилась ничуть не больше.
— Милорд, мы…
— Спокойно. Разберемся.
Серый начал терять терпение. Угрожающий жест, нетерпеливый рык, умолкший, как только Дим поднял руку.
— Самгар, чои.
Дай-имон замер. Меньше всего серые ожидали услышать слова на своем родном языке.
Самгар, чои… Зря ты это, воин…
Красные глаза изумленно сверкнули: «Откуда…»
Дим ударил. На краткий миг, когда ослабли от удивления руки, когда рассеялось внимание. Ударил. В глазах потемнело, виски отозвались яростной болью, и он пошатнулся, чувствуя, как по губам течет кровь…
— Милорд! Милорд, как вы?..
— В порядке, — чужим голосом отозвался он, изо всех сил пытаясь устоять на ногах.
«Когда ты уже отвыкнешь ломить силой, Дим?» — всплыл голос Лёшки.
Вот теперь и отвыкну. Когда мощи — одна десятая прежней…
Перенапрягся. После всего…
Но дело сделано. Сквозь алую пелену (сосуды в глазах тоже, кажется…) он увидел, что стало с серыми.
Резко сжавшийся купол переместился рывком, оставив позади неподвижный людской «ковер». Энергии у Дима осталось на донышке, иллюзия пламени с купола пропала, и он отчетливо видел, как черно-фиолетовые стены обступили уцелевших серых. Больше они никого не могли схватить — на аккуратной мостовой не было ни одного человека.
Точно попал… Только не закончил.
— Сано! ( Стой… стой…)
Серый в форме еще стоял. Еще н деялся на ссои-шa, на то, что они смогут сконтактировать магией барьера? Или просто пытался тянуть время?
— Сано… Нан симэ-сим брибэ: Нан инэр тар чои! ( Стой… Дай мне… нам… поединок. Дай умереть как воины!)
— Чего они хотят, милорд?
— Хотят умереть с честью, — разомкнул губы Вадим. — Требуют поединка…
По рядам проходит понимающий шепоток. Ну да, воинская честь.
— Так, может, того… подеремся? Милорд?
Последние почести побежденным… Горящие глаза, легенды у костров… юношеская вера в правила чести.
Мы все равно добьем их. Но при этом я положу как минимум треть моего отряда из тех, кто еще на ногах. А ссои-ша обескровят или выпьют из юнцов магию и сломают жизнь не меньше чем десятку человек. А время, которое можно потратить на помощь раненым…