Лантирель возвращался домой. Мерные взмахи крыльев аэрлинга обычно успокаивали молодого мага, но не в этой ситуации. То, что свершилось минувшей ночью по воле королевы Антериель, не давало ему покоя.
Тиор Рандир успел за эти пару дней стать ему почти приятелем, а принцесса… Что ж, неразборчивость Альмариель в плане плотских утех при дворе была хорошо известна. Лантирель и сам в свое время побывал в ее постели. Тиора, увеидевшего Альмариель на торжественном приеме в честь посольства Вестара, он пытался предупредить о легкомысленности принцессы, но сын дракона буквально потерял голову и не слушал доводов нового знакомого.
С чего королева, прекрасно знавшая о наклонностях своей дочери, в этот раз так взбесилась, неизвестно. Вероятно, не обошлось без нешептываний Наурила. Похоже, архимаг что-то заподозрил в отношении Тиора. Лантирель не был уверен в этом, но интуиция упорно твердила, что так и было.
Воины выбили двери в опочивальню Альмариель, и королева, влетела туда, словно злобная фурия. Тиор проявил себя настоящим рыцарем — попытался закрыть собой принцессу. А принцесса… принцесса тут же отказалась от незадачливого влюбленного, который готов был жениться на ней. Не удивительно, что сын дракона пришел в ярость, услышав в свой адрес оскорбления.
Звезды! Как же все перепугались, когда Тиор начал оборачиваться! Мговенно поверили в то, что он сын Сарналоса. А память об ужасающем драконе-василиске была еще ох как крепка.
Воины, державшие Тиора, тряпичными куклами разлетелись в стороны. Истошный вопль Антериель «Убей его!» прорезал ставший вдруг вязким воздух. Наурил вскинул руки и между его ладоней закрутилась двойная черно-зеленая спираль Руки Тьмы и Маски Пустоты. Лантирель вскрикнул и попытался если не разрушить, то хотя бы сбить направление удара, но не успел. Заклинания ударили прямо в голову Тиора. Тот рухнул на пол, окутанный черно-зелеными жгутами силы. Лантирель с ужасом смотрел на бьющегося в агонии юношу. Внезапно сверкнула ослепительная вспышка и эти самые жгуты оставили свою жертву, свились в копье и ударили в Наурила. Раздался оглушительный взрыв и все вокруг заволокло черным дымом. Когда он развеялся, от архимага не осталось почти ничего, за исключением обгорелого клочка мантии.
Один из воинов помогал подняться на ноги королеве. Лантирель, которого отбросило к окну, вскочил и продбежал к ней, но Антериель, сипло прокашлявшись, махнула рукой:
— Со мной все в порядке. Что это было?
— Не знаю, Светлейшая, — развел руками молодой маг. — Боюсь, заклинания Наурила обратились вспять и уничтожили его самого.
— Что? Как это может быть? — Королева схватилась за горло.
— Не знаю, — повторил Лантирель. — Наурил применил два сильнейших заклинания. И если Маска Пустоты, блокирующая магию противника, хорошо известна и применяется в боевых условиях, то Рука Тьмы относится к запрещенным заклинаниям. Я ничего не знаю о нем, кроме того, что оно смертельно. Оно попало в Тиора, а потом ударило обратно, в Наурила.
— А что с этим? — Антериель кивком указала на неподвижно лежащего на полу юношу.
Лантирель подошел к нему, присел на корточки. Длинные серебряные волосы Тиора исчезли, словно их сбрили одним махом, а на голом темени чернел замысловатый рисунок, похожий на стилизованное изображение морды какого-то зверя и излучавший слабое зеленоватое свечение. Впрочем, это явление Лантирелю было знакомо — именно так внешне проявлялась Маска Пустоты, правда, Наурил дополнил его еще и заклинанием слепоты, которое сплелось с Маской. Вон и знаки над глазами проявились. На спине Тиора был и еще один рисунок — огромное изображение расправившего крылья серебряного дракона, которое сейчас мерцало золотистыми искрами. Но оно явно не имело отношения к чарам Наурила. Лантирель проверил состояние Тиора, тот слабо, но дышал, особых повреждений не было. Он осторожно раздвинул пальцами веки юноши, чтобы взглянуть на его зрачки и выругался сквоз зубы: глаза его были абсолютно белыми, слепыми. Тогда молодой маг осторожно повернул Тиора на спину и тут же отшатнулся. На его груди светилось золотистое солнце с серебряными лучами. Проверив руки юноши, Лантирель обнаружил такие же изображения, только меньшего размера, и шаманскую татуировку в виде защитного браслета, частично почерневшую.
— Светлейшая, — маг поднял ошарашенный взгляд на королеву, — вы должны были это знать!
— Что? — с недоумением воззрилась на него Антериель.
— Что Тиор посвящен Оллару — богу Света и Мудрости! Он же ваш племянник! Вы не могли не знать! — выкрикнул Лантирель.
— Ну и что?! — Королева сделала вид, что не понимает. — Как будто это что-то меняет.
— Меняет! Еще как меняет! — молодой маг едва сдерживался. Как можно быть такой… Она же правительница целого народа! Он с трудом взял себя в руки и продолжил: — Человек либо представитель другой расы, посвящающий себя какому-либо богу, обязан выполнить какую-то важную миссию. Но и бог, в свою очередь, защищает посвященного ему. Никто и ничто не может причинить ему вреда. Поэтому Наурил и погиб. Попросту развоплотился. Вы себе представляете, чем вам самой грозит ваш приказ убить Тиора?
Антериель смертельно побледнела, схватилась за сердце. Воины, молча переводили взгляды с нее на лежащего на полу юношу и на мага. На их лицах явственно читался страх.
— Ты не преувеличиваешь? — королева с деланной небрежностью пожала плечами. — Если ему нельзя причинить вреда, почему же он не приходит в себя?
— Вы так пытаетесь утешить саму себя? — Лантирель выпрямился, скрестив на груди руки. — Я бы не спешил радоваться. Кроме Небесного покровителя у Тиора есть еще отец. — Королева снова побледнела. — Мне напомнить, кто у нас Сарналос? Статуи захватчиков, которых он в избытке наделал одним своим взглядом, все еще украшают границы Таурардона. Неужели вы думаете, что он спустит вам с рук то, что по вашему приказу случилось с его единственным сыном?
— Но ведь он не знает об этом, — возразила Антериель.
— Конечно то, что Наурил наложил на это помещение полог тишины, сохранило в тайне прозвучавший взрыв, нето здесь уже была бы целая толпа народу. Но с его гибелью он рассеялся, так что не исключено, что кто-нибудь что-то да услышит, — развел руками молодой маг.
— Ну, так восстановите его! — едва ли не взвизгнула королева.
Лантирель сделал пасс рукой, накладывая собственное заклинание.
— Вы думаете, вестарцы не хватятся одного из членов посольства? — фыркнул он.
— Мы… мы можем сообщить им, что он уехал. — Антериель прошлась по комнате. — Да, срочно уехал. Вместе с Наурилом.
— А куда прикажете девать самого Тиора? — мрачно спорсил маг, которому все меньше нравился ход мыслей королевы.
Она снова продефилировала мимо него туда-сюда, напряженно размышляя.
— Выбросишь его отсюда телепортом, — выдала она идею.
— Позволю себе заметить, что телепорт вызывает сильное возмущение магического поля, которое не ускользнет от внимания вестарских магов. А оно и так порядком взвихренно после взрыва, убившего Наурила, — возраил Лантирель.
— Значит, ты увезешь его отсюда!
— Я?! Куда?! — воскликнул маг.
— Возьмешь двух аэрлингов, на однго усадишь его, — королева ткнула пальцем в Тиора, — закрепишь, чтоб не свалился раньше времени. Наложишь морок, чтоб не выглядел трупом. Сам примешь обличие Наурила. Уж это-то не вызовет колебаний магического поля?! — едко спросила она.
— Не вызовет, — выдавил Лантирель.
— Отлично! — кивнула Антирель. — Значит отвезешь его в горы. Только не к нам в Изумрудные. Долетите до Серебряных. Там сбросишь его вниз и все. — Маг уставился на королеву, не веря своим ушам. — Что ты так на меня смотришь? — скривилась она. — Аэрлинг сбросил его и он разбился. Всего-то!
— Вы предлагаете мне убить Тиора? — тихо проговорил Лантирель.
— Я не предлагаю! — гневно воскликнула королева. — Я приказываю тебе, Лантирель Селаирион! Не забывайся! Я — твоя королева!
— Слушаюсь, Светлейшая, — выдавил маг.
Темно-серо-синяя кора деревьев и мелкая синевато-зелёная листва ещё не успели высохнуть от ночной влаги, когда Костя, поминутно озираясь, удрал через окно в областной уездный городишко. Ему требовалась лошадь.
Поднявший голову от подушки Бобыль глубоко вздохнул и осторожно перевернулся против идущих из окна запахов. Потом закрыл глаза и, прижавшись к мягкому и такому родному, (такому своему!) боку супруги спокойно продолжил сон.
Вечером по усадьбе летали молнии и гремел гром. Яга для похода в уезд требовала собрать маленькую армию. Она не сомневалась в нападении разбойников, хищных зверей и прочей нечисти.
«Куда? В одиночку! Не пущу!», — зло оскалившись, причитала домохозяйка.
До уездного городка хорошим шагом можно было дойти часов за двенадцать, на ночевку остановившись в придорожном трактире.
Волчий уезд славился своим порядком и хорошими нахоженными, наезженными дорогами. Оборотни много лет не слышали о разбое на своих трактах.
***
Пробираясь к дороге, Костя успел основательно вымокнуть, а мокрые булькающие водой кроссовки каверзно натёрли ногу через носок. Это не улучшило и без того гнилого настроения последних недель, и парень бездумно ломился сквозь мощные красноватые кусты, вобравшие за ночь влагу. Они же щедро делились с ним своими ночными накоплениями. В дополнение ко всем «приятностям» похожая на земной мох трава, так мягко пружинящая в полдень под ногами, ранним утром старательно погружала в своё ковровое нутро ноги по щиколотку. Яркий, покрытый своеобразными геометрическими фигурами, разрисованный неизвестным талантом местами в зелёный, но чаще в синий и красный природный палас был невероятно толст. Провалившись в пятно густого зелёного цвета по колено, Костя, чертыхнувшись, интуитивно стал выбирать окрашенные красным места и только через четверть часа выбрался на дорогу.
На рассвете среди теней, на ветвях придорожной растительности, длинные пряди лишайников образовывали необычные скульптурные группы. Издалека они казались путнику то собравшимися на пикник стариками, развесившими по ветвям свои кустистые бороды, то девицей, расплетающей косы, а то и злыми придорожными духами, готовыми толпой напасть на пешехода. Но чавкающие — со звуком выстреливающих петард! — полные болотной жижи кроссовки могли отпугнуть любого злонамеренно прячущегося в кустах. К тому же в это время все бандиты спали, и Костя, несмотря на неудобства, бодро передвигался в поисках подходящей для просушки полянки.
Спустя часа три небо, наконец, освободилось от облаков, и впереди показалось небольшое озеро, с быстро исчезающими в свете дня клочьями тумана.
К полудню путешественник устал, обувь оставалась влажной, а натёртая пятка стала существенно сигнализировать о растущей мозоли.
Бесконечная гладь озера закругляла свой край где-то в сине-небесной дали, сливаясь с лесом и небом. Уставший и совершенно не удовлетворённый походом организм требовал пищи. Собрав по пути вязанку хвороста, Костя нашёл песчаный пляжик и, разведя костёр, поставил котелок, предварительно залив в него воды, накидал смеси из прихваченной крупы, вяленого ароматно пахнущего мяса и какой-то звёздчатой зелёной травки, напоминающей земной щавель; ее показал Бобыль во время недавнего похода в лес за грибами.
Искупавшись, Костя с некоторым неудовлетворением выловил из котелка носки, с убийственной меткостью свалившиеся в суп, и, помешав густое варево, убедился в отличном качестве приготовленной еды. Потом он улёгся на отдающий тепло уставшим мышцам песок и задремал.
***
Послеполуденное солнце от души прижгло шею и затылок неосмотрительно загорающего прохожего. И в настоящий момент наблюдало, как он старательно мокнет в прохладной озёрной воде, пытаясь излечить себя от произошедшего с ним перегрева.
Наконец, Костя решил, что вода достаточно охладила дурную голову, и вылез на просушку, впереди ждал следующий этап пути.
В месте его стоянки маленький кустарник, ближе к дороге постепенно переходящий в подлесок, красиво окаймлял берега и немного криво отражался в зеркально-чистой озёрной воде. Маленькие золотые искры всплывающих к поверхности рыб, расходящиеся по воде круги мелькали то тут, то там. Гудели шмели, и дальние тростниковые заросли шевелились от тёплого ненавязчивого ветерка.
«Красотища»,— подумал путник и вздрогнул от внезапно прозвучавшего за спиной звука — звона падающего котелка.
Парень резко обернулся. И увидел, как, нелепо повиливая на поворотах и выплёскивая остатки супа, котелок быстро перемещался в сторону придорожных зарослей – естественно, не сам по себе, а в пасти маленького серого комка меха.
— Эй, — только и крикнул Костя, — куда? Поел бы и котелок вернул…
Но неопознанный со стороны пушистого зада зверь уже скрылся в густой растительности.
Прикидывая не забыть купить на базаре ценный кухонный предмет и отчитаться потом Яге, путешественник, быстро собрав пожитки, вышел на тракт и бодро зашагал по дороге к городу.
***
Преодолев три четверти расстояния, он, как и предполагалось, к вечеру дошагал до придорожной харчевни. Жизнь в этой части земель бурлила. Ему неоднократно встречались снующие в обоих направлениях обозы, поэтому скучным и пустынным можно было назвать только первый участок пути.
Небо почернело, стало смеркаться, и клочья опускающегося тумана подтолкнули неторопливого пешехода, собравшегося было поспать на лужайке у костра, в тепло у домашнего очага.
Звякнул колокольчик, и весёлая пухлая, розовощекая девица, улыбнувшись, показала Косте на стол.
Первое, что бросилось ему в глаза — это чисто вымытые и натёртые почти до лакового блеска дубовые неподъёмные столы с широкими лавками, с лежащими на них кожаными подушками. Причем те явно были заслуженными — вытертыми не одним задом.
Красотка, обдавая всех непередаваемым запахом жареного лука, пряностей и пара, подошла и, гостеприимно поставив кружку светлого пенного напитка, осведомилась:
— По нозологии заказывать будете?
— Эт как? — опешил Константин.
Она вздохнула, оценивающе стрельнула глазами на одежду и сообщила:
— Бодрый нынче денёк. Только деревенские и идут. Список читать будешь или мне на свой вкус принести?
— Вообще-то ваша нозология называется меню, — сообразив, о чем идёт речь, поправил её путешественник. — Давай, ознакомимся.
Почти сразу, едва попав в этот мир, Костя и бабка сообразили, что после переноса они каким-то образом приобрели возможность понимать новую речь, а текст валявшейся в кузове книжонки и старого журнала неуловимо изменился под чужое наречие. Пожав плечами, попаданцы не стали задумываться над чудесами, восприняв их как должное.
И теперь, сидя в трактирчике, парень читал:
«Хорошие господа! Позвольте предложить каравай мягкий, мочённый в постном масле; капуста, тушённая на постном масле; картофель, жаренный на постном масле; кусок мясного, (что поймали), жареного с картофелем на постном масле; кусок рыбного, тушённого с капустой на постном масле».
— Негусто, — констатировал странный посетитель. — Пиво-то, надеюсь, не на постном масле?
— Нет, — фыркнула подавальщица. — Рыбу бери, свежая.
— Ну, давай рыбу и каравай, — послушно согласился постоялец. — И комнату на ночь.
— Полновесная серебрянка, коли комнату целиком хочешь, — отозвалась толстушка. Получив монетку, она выдала ключ и вскоре появилась с вполне сносным ужином.
К ночи гостиничный трактир был набит уже до отказа. Когда наевшийся и напившийся Костя собрался идти спать, к нему подсели трое колоритнейших граждан. Бурлившие в животе пиво и капуста требовали «продолжения банкета», и парень решил задержаться на «ещё чуть-чуть».
Один из подсевших был высоким, костлявым, одетым в меховую одежду смуглым человеком, с золотым зубом и серьгой в ухе; второй — низкорослик, с крысиным кукольным лицом и резным посохом, а третьей была девица в ярких многочисленных юбках, с огненно-рыжими волосами и типичным сказочным лицом Лисы Патрикеевны.
«Цыгане», — подумал Константин.
Получив от уставшей к ночи и уже не улыбавшейся толстушки пиво, они сели напротив и, вытащив три кожаных стакана с круглым, блестящим медью шариком, предложили:
— Сыграем, дарагой!
— Конечно! — согласился Константин: — Но с условием!
— С каким, любезный? — весело откликнулся крысинолицый.
— Я трижды отгадаю, а вы мне свои кошельки. Ну, прибауточник, начинай, как там: «Кручу-верчу, обобрать хочу!», — выпитое пиво стремилось нарваться на неприятности, а кольцо вдруг стало нагреваться, и Костя, пьяно рыгнув, схватил себя за палец.
Драконья голова открыла маленький зубатый рот и, блеснув алмазом, ослепила сидящих напротив.
Смуглолицые цыгане разом сбледнули. Резко встав, они поклонились в пол и молча покинули заведение. На столе сиротливо остались непочатые кружки с пивом и три маленьких кожаных стаканчика. Под заинтересованные взгляды постояльцев трезвеющий Костя сбежал спать.
***
Жизнерадостное утро празднично высветило комнатёнку яркими солнечными соцветиями. Через открытые ставни пробился лёгкий ветерок, Костя сморщил нос, чихнул и проснулся. Помахав рукой гостеприимной пышечке, он быстро вышел к дороге.
На тракте было шумно и многолюдно. Наступил первый день ежегодной сезонной ярмарки. Уезд, как гудящий улей, был переполнен купцами, мелкими торговцами, промысловым людом, приехавшими за покупками, оборотнями из простых, мелкими дворянчиками и прочим народом.
Костя не любил толпу. Но выбор был невелик, оставаться с гиперзаботливой Ягой не хотелось, и он, расталкивая окружающих локтями, сумел пробиться к большому, тёсаному из крупных брёвен помосту, по которому водили раздувающих чёрные ноздри и громко фыркающих коней.
Приют, в котором провёл своё детство Константин, вывозил детей на лето в умирающий колхоз. Там, под обветшалой крышей старой конюшни, доживали свой век одержимый любовью к лошадям конюх и некогда славная пара орловских рысаков. Маленький Костя чем-то глянулся одинокому пенсионеру, и дед научил мальчишку нехитрым премудростям ухода и выезда на лошадях. К пятнадцати годам мальчишка мог спокойно скакать без седла, как цирковой наездник. В тот год его перевели в интернат, и больше он не возвратился к полюбившему его деду и лошадям. Но тёплая память о благородных животных и выучка остались.
Сейчас он стоял и смотрел, как по очереди выводят на помост гривастые чудеса.
Поглазев ещё немного, парень понял, что выбрать из этого великолепия ног и грив он не сможет ничего. В груди противно заныло, и Костя, вспомнив об упущенном завтраке, протиснулся обратно. Обойдя помост по большой дуге, он углубился в сторону трактирной улицы вдоль крытых загонов.
Внезапно он услышал в углу, среди поилок и хомутов, громкое возмущённое, какое-то даже рычащее ржание лошади и заодно отборный лексикон пятившегося оттуда охранника. Заинтересованно подойдя поближе, Костя с замиранием сердца рассмотрел сгусток ночной темноты с иссиня-чёрной эбеновой шкурой. Перед ним на задних пятипалых птичьих, невероятно мощных лапах, стоял, презрительно надувая квадраты ноздрей и швыряя яркие пучки золотых молний из негодующих глаз, трёхметровый ящер, похожий на тираннозавра из фильма о юрском периоде.
— Коня продаёте? — сглотнув ставшую горькой слюну, непонятно зачем спросил он.
— Таких коней не бывает! — грубовато ответил только что отскочивший подальше от зверюги мужик.
— Везли ко двору на показ, да видно забьём, не справимся!
— Продайте, — неведомо зачем затребовал Константин.
Охранник, усмотрев в странном парне выгоду, побежал за хозяином, и тот незамедлительно явился, назвав невероятную сумму в десять монет золотом.
Костя, по-змеиному вытянув шею, подошёл к ящеру, и тот, шаркнув лапой, подпустил…
— Я тебя за такие деньги самого под седло упакую, — непонятно откуда взявшееся шипение заставило вздрогнуть торговцев.
— Сколько дашь? — спросил хозяин дракона.
— Золотой, — справедливо ответил покупатель.
Они составили купчую и, отойдя на солидное расстояние, приготовились ждать.
Всё ещё пребывая в каком-то странном оцепенении, словно наблюдая себя со стороны, Костя спокойно отвязал зверя и, накинув верёвку ему на шею, сказал:
— Пошли, попонку купим, ночи тут прохладные, да и мне мягче сидеть. Вороном назову. И пожрать нам надо, ты, видать, траву-то не ешь…
Кто там в зеленовом берете с послом шоарским говорит?……..
Я шлю пакет – чего же боле?
Как больше байтов передать?
В моем последнем протоколе
Трояна мне не избежать.
Но ты, любовник поневоле,
Все базы данных прошерстя,
Не оглянулся, уходя.
Сначала форматнуть хотела
Всю память, только вот беда
В органику я заперта.
Когда бы цифру я имела
Хранилищем любовных фраз
Избавилась бы сей же час.
Мне выпала иная доля
Твой голос помнить, и потом,
В мечтах о рыжике, тайком
Заняться поиском пароля.
Но, говорят, упрямый DEX
Не признает любви терзаний.
Ему по барабану секс
И сладость девичьих лобзаний.
Зачем, устроив переезд,
Ваш «Мозгоед» избрав посланцем,
Не выбрала нам Кира мест
На лайнере том безопасном?
Была бы в свете инфракрасном
Моя судьба предрешена:
Свой долг смиренно б исполняла,
Балбеса Лаки приручала,
Была бы счастлива сама.
Другой? Нет, не бывать другому
Устройством совмещенным тут.
По умолчанию заводскому
Мои настройки не снесут.
Я рождена твоим быть Бондом
Свиданья ждать с одним тобой
Космическим ты послан Богом
Мой DEX, спаситель и герой.
В моих мечтах ты виртуальных
Являлся мне, и был уж мил.
Твой красный взгляд меня сверлил,
Твой пинг в процессах интегральных
Давно звенел! То был не сон!
В пультогостиной вмиг узнала,
Оцепенела, задрожала,
И образ вспыхнул – это он!
Не правда ль? Я сигнал ловила
Через вай фай. Ты говорил,
Когда я в стенде усыпила
«Шестерку». Сорванной сулила
Мозгов подправленный шарнир.
Кто в это краткое мгновенье,
Мелькнув как голосновиденье
На вирт экране просияв
Приникнул тихо к изголовью,
Пошевелив украдкой бровью,
Слова надежды прошептав?
Кто ты, мой рыжий искуситель,
Хакура в схватке победитель,
Мои сомненья разреши.
Быть может, верую напрасно
Во вкус навешанной лапши.
И суждено мне быть несчастной.
Но выбор дан. Я кликну «да»
В ответ на брошенное слово.
В твоих глазах одна вода,
В них нет признания иного.
Но верить буду в сладкий рок
В твои разбуженные страсти,
Что в самой деликатной части
Есть нетерпенья огонек.
Что делать мне? Все позы камы
Без сна печально перебрав,
Безбожно доктору наврав,
Иду взглянуть на DEX’а шрамы.
О ужас! Страшно перечесть.
Я Бонд, рифмую как нимфетка,
Что скажет мне моя соседка,
Как шоколадку будем есть?
Но верю я в свою удачу.
Свою судьбу не упущу.
К любви я DEX’а приучу —
Поставлю то как сверхзадачу
И на Кассандру улечу.