Снова отчёт не удалось закончить, каких-то двух часов не хватило. Анюта обычно за мной рано не приходит, других взрослых разбирают, а мы с Тамарой Фёдоровной остаёмся. Ценнейшие сотрудники, блин! Ладно, Тамаре Фёдоровне под шестьдесят, можно и о силе подумать, а мне до подъёма ещё пахать и пахать…
В первый раз сегодня доча пораньше объявилась. Радовалась я, пока в календарь не заглянула: ну конечно, чётный вторник! Она ж меня в секцию акробатики записала, как будто мало мне кондитерской и актёрской секций.
Я принялась быстро набирать текст на клавиатуре, сосредоточенно глядя в монитор. На Анюту имитация бурной деятельности ни малейшего впечатления не произвела:
– Ма! Быстро собирайся и идём, на это у тебя ещё завтра есть, а работы максимум на два часа.
До стоянки мыслелётов я иду, прихрамывая (может, заметит и передумает или опоздаем, и нас не пустят), но Анька резко дёргает меня за руку:
– Мам, хватит придуриваться! У тебя нога не болит.
Проклинаю знаменитую детскую телепатию и пытаюсь объяснить:
– Анечка, я не хочу заниматься акробатикой.
Дочь, уже открывшая дверцу кабины, недовольно обернулась:
– Ты должна. Посмотри на себя: за год семь килограмм набрала, не то что на шпагат сесть, лужу перепрыгнуть не можешь. В тридцать пять другие мамы всё умеют: и тортики печь, и через голову кувыркаться, и сказки на ночь читать с выражением. Ты видела, как Олина мама на шпагат садится? А как она ногу за голову закидывает? Тебе должно быть стыдно.
– Но она фитнесс-тренер, а я бухгалтер! И… и мне тридцать четыре!
– Ну и что, вот научишься на шпагат садиться, и мне не придётся за тебя краснеть.
Не церемонясь, она зашвырнула меня на заднее сидение и, устроившись впереди, скомандовала:
– На акробатику.
Ужасно захотелось огрызнуться: «посмотрим, какой ты будешь через двадцать пять лет». Но, я уверена – к моим годам она станет настоящей красавицей. Она и сейчас тоненькая, быстрая, с тёмными лукавыми глазищами и роскошными иссиня-чёрными волосами. Вся в бабушку (маму мою) пошла, только ушки оттопыренные в отца, из-за них её в школе дразнили, так она приучилась волосами закрывать. А моего в ней будто и вовсе нет ничего.
Мыслелёт плавно набрал высоту, и Тамара Фёдоровна, курившая у входа в офис, проводила нас печальным взглядом. На секунду я прониклась к ней сочувствием: ни детей, ни мужа, родители после подъёма в столицу перебрались, а потом вспомнила, что меня ждёт:
– Аня! У мамы много работы, мама не высыпается, понимаешь?
– Хорошо, сериалы вечером больше смотреть не будешь. И никаких кухонных посиделок с тётей Таней.
– Ну и пожалуйста, – обиделась я, – полетели домой и сразу спать ляжем.
– Полетели. А завтра я тебя к дяде Вове на свидание не отпущу.
– Но… но… Ты же обещала!
– Обещала, если ты будешь меня слушаться и вести себя как примерная мама.
Она строго посмотрела мне в глаза:
– Ну что, я звоню сыну дяди Вовы и отменяю ваше свидание?
– Нет!
– А раз нет, летим на акробатику.
Решительным «хочу» Аня подправила сбившийся курс, и через пятнадцать минут мы приземлились на крыше стадиона. Занятие уже началось. Десяток несчастных мамаш бегали по кругу, а щуплый подросток, то ли китаец, то ли кореец, задавал им темп хлопками. Увидев нас, он указал на раздевалку и прошипел сквозь зубы: «бысто!»
Я облачилась в выбранный Аней розовенький костюм с пчёлками, напоминающими обожравшихся вампиров, и побежала. Теперь надо правильно рассчитать силы, настроить дыхание (обязательно носом) и ритм. Впереди как раз спокойно и ритмично бежала тётка в ядовито-зелёном трико. Осталось сосредоточиться на сокращениях её поджарой задницы. И раз-два, раз-два… Ничего, скоро и я себе такую накачаю. Раз-два, раз-два… Скоро. Раздвараздва… Эээ куда так быстро?! Раздвараздвараз… Скоро-скоро. Только не накачаю, а сдохну, если мы сейчас же не остановимся.
Через полчаса разминки я без сил рухнула на коврик. Женщины вокруг меня гнулись и раскачивались под команды мальчишки. Анюта громким шёпотом уговаривала: «мама поднимайся, ну давай же, дети смотрят», но подойти стеснялась.
Наконец тренер добрался до меня: «Встаём на голову. Бысто!»
Я, согнувшись пополам, упёрлась головой и руками в пол, а китайчонок резко поднял мои ноги вверх. Ой, как же страшно, господи! Только бы не отпустил. Последний раз, было так страшно, когда Анька прокалывала мне пупок «как у Олиной мамы». Получилось, к счастью, криво, и Анюта с досады разрешила не носить кольцо. А заживает на мне как на собаке.
«Шпагат» – скомандовал тренер. Я попыталась развести ноги в стороны и чуть не шлёпнулась, потеряв равновесие. Этот придурок тоже хорош – отвлёкся на девочек-зрительниц и еле успел меня подхватить: вот тут-то ему пришлось напрячься, даже вспотел от натуги. Похоже, ему все пятнадцать, а то и шестнадцать – детские силы на исходе. Ха! Добро пожаловать в мой мир.
Китайчонок сердито забурчал и опустил меня на ковёр. Смотри-ка: телепатия ещё не отключилась.
Всю дорогу домой Анюта молчала, сердито поджав губки.
– Ну чего ты дуешься? – не выдержала я, – всё хорошо, были на акробатике.
– Были?! – взорвалась Анюта, – Да я чуть со стыда за тебя не сгорела перед остальными детьми. Мало того, что ты не старалась, так ещё и о тренере плохо думала!
– Разве правду нельзя думать? Куда ему в шестнадцать лет на такую работу?
Дочь яростно вцепилась в подлокотники, так что обшивка затрещала:
– Там, где к чужим взрослым нужно силу применять, нарочно старшеклассники тренируют. Вас же, тюфяков, покалечить боятся, как… как я… как я…
Анюта разревелась не договорив. Мыслелёт завис в небе, жалобно мигая аварийкой. Пока мы ждали эвакуатор, я перелезла утешать дочь на переднее сидение:
– Ты не виновата, каждый знает: нельзя подходить к младенцу без защитного комбинезона. И детская сила у тебя втрое больше стандартной. Таких как ты – одна на пятьдесят тысяч новорождённых. Редкая наследственная аномалия.
– Но папа… папа меня любил, он же только хотел поцеловать, а я…
– Ты не виновата, не виновата…
Я твержу как заведённая то, во что сама не могу поверить. Хочу, но не могу. Девять лет я живу с убийцей мужа. Девять лет не могу заставить себя к ней прикоснуться. Девять лет не могу забыть.
Анюта постепенно затихает и едва не укладывается мне на колени. Я в последнюю секунду перелетаю на заднее сидение (видел бы китайчонок!), а она смотрит на меня обиженно и выдаёт:
– У Оли скоро будет сестричка. Я тоже хочу!
– У Оли мама и папа есть, а моего здоровья еле-еле на тебя хватает.
Не хотела этого говорить, само вырвалось. А она ничего, спокойно перенесла, видать сегодня дневную норму выплакала. Знаю, каково ей, сама без отца выросла. Он попал в аварию, когда мне ещё и года не было. В детстве я так часто разглядывала папины фотографии и столько слышала от мамы, что порой верила в реальность собственных воспоминаний. Во всяком случае, одного, короткого, но ослепительно яркого: папа улыбается мне, склонившись над кроваткой, а я тяну к нему руки, тяну и никак не могу достать. Меня это страшно злит, но тут он наклоняется сам и… всё. Минута, выдернутая из небытия.
– Давай дядю Вову сделаем нашим папой. – Просит Анюта.
И смотрит с надеждой. Гипнотизирует. Без толку. Не буду я снова рисковать жизнью близкого человека, хватит.
***
У моего мужчины достоинств огромное количество, но пунктуальность к ним не относится. Что поделаешь – творческая личность, с талантом влипать в неприятности.
В этот раз в баре я ждала два часа, и даже не предупредил! Успела бы хоть раз в салон красоты заскочить, а то на голове кое-как залаченный бардак паскудно желтоватого оттенка. Никак не удаётся дома оттенок «платиновый блондин» получить! А уж как моей бледной морде в бесполезных нашлёпках тональника не хватает солярия…
Вова появился спустя пять бокалов мартини, когда я уже готова была уйти или выпить шестой с кем угодно из алкашей за барной стойкой.
Плюхнувшись в кресло напротив, он подмигнул мне левым глазом, правый же, украшенный свежим фингалом, скрывался нарастающим отёком.
Я выловила из бокала лёд и приложила к его лицу:
– Что, опять сын?
– Кто ж ещё.
– Ты не должен это терпеть! Позвони, наконец, в службу доверия!
– И что я скажу? – начал оправдываться Володя, – Дети собрались поесть мороженого. Им не хватило, послали меня за тортом, опять не хватило. Я сказал: «вам достаточно» и схлопотал по морде.
– Ну, да, так и скажешь.
– Разве из-за такой ерунды на горячую линию звонят?
– Злоупотребление сладким и нанесение телесных повреждений – чем не повод?
Володя задумался:
– Всего три года до совершеннолетия потерпеть осталось, а там…
Володя широко улыбнулся. Знаю я эту его улыбочку, когда в глазах (а сегодня в глазу) пляшут озорные чертенята и вот-вот мне откроется страшная тайна. Опять вляпался куда-то. Прошлый раз речь шла о новой работе: преподавать биологию в универе. Первокурсникам! Нет у человека инстинкта самосохранения, и ничего с ним не поделаешь.
– А теперь самое главное…
Он помолчал, дав мне возможность прокрутить в голове все доступные любимому способы членовредительства и самоубийства, и продолжил:
– Тошка в военное училище поступает на будущий год! А сегодня утром в лагерь поехал. На всё лето! Гуляем, Катёнок!
– Гуляем!
Я хлопнула залпом остатки мартини и подозвала официанта. Мы выпили за будущее, за скорое освобождение, а когда незаметно перешли с мартини на водку, я предложила выпить за мир без детей.
– Ты сама не понимаешь, что несёшь! – всплеснул руками Вова, – Они нас любят! Они о нас заботятся!
– Ага, то-то и видно, как о тебе позаботились.
Я указала на его фингал, и Володя сжался, будто ожидая удара, но тут же взял себя в руки:
– С силой не всегда удаётся совладать, а они стараются! Вспомни себя в их возрасте.
– Я прекрасно себя помню, мы были другими.
– А вот и не помнишь!
На губах Володи снова заиграла «таинственная» улыбочка и он потащил меня к выходу из бара. Я слабо сопротивлялась, выпитый алкоголь определённо был на его стороне.
– Куда ты меня тащишь?
– Сюрприз. Обещаю, тебе понравится.
Мы проскочили автобусную остановку и стоянку такси. Не к нему. А потом трамвайную. Не ко мне. Позади остались: драматический театр и картинная галерея с только вчера открывшейся выставкой, наш любимый ресторан и клуб караоке. С каждым отброшенным вариантом становилось всё страшней и интереснее. Куда же он меня тащит? Володя сбавил темп на подходе к шикарному отелю «Все Звёзды». Неужели забронировал номер с джакузи и огромной кроватью, усыпанной розовыми лепестками? Ах! Тут же так дорого… но так круто! Володя приветствовал важного швейцара на входе, шепнув мне на ухо: «Петька Салимов, учились вместе, смотри, как изменился» … а потом мы вдруг свернули за угол!
Я почувствовала себя обманутой. Чтобы он сейчас не предложил, оно всё равно не будет так круто, как ночь в «звёздах». И тут Вова открыл передо мной дверь кондитерской!
– С ума сошёл! Нам туда нельзя! – я затормозила на входе, моментально протрезвев, и потянула его обратно.
– Можно-можно, у меня там продавщица знакомая. Так часто к ней ходил с записками от Тошки, что она уже пирожные и так продаёт.
– А если нас поймают!
– Не поймают, я сто раз покупал, а тут ещё и с фингалом для достоверности.
Я нерешительно шагнула внутрь. В кондитерской не было ни души. За стойкой миловидная девушка, скучая, разгадывала кроссворд. Увидев Вову, она тут же забросила журнал и полным сочувствия голосом спросила:
– Вам как обычно?
– Нет, сегодня четыре шоколадных пломбира и торт Прага.
– Ааа, понимаю. Растёт ваш мальчик, ну да ничего – скоро вырастет.
Отдав перетянутые бечёвкой коробочки с заказом, она участливо похлопала Вову по руке. На мой взгляд, чересчур участливо. Оказавшись на улице, Володя жестом фокусника выхватил из кармана штанов подозрительно объёмистый пакет с логотипом гипермаркета бытовой техники и быстро переложил в него сладости.
– Ну вот! А ты боялась.
– Я до сих пор боюсь! Едем скорее домой, надо же съесть мороженое, пока оно не растаяло и нас не обнаружили!
– Нееет, это только половина сюрприза. Есть мороженое мы с тобой будем в кино… на мультике!
– Что?!
Мне захотелось прямо сейчас убежать от этого психа-самоубийцы.
– На каком мультике? Ты с ума сошёл, нам нельзя, слишком опасно для взрослой психики.
– Да ладно! Ещё скажи, что не хочешь увидеть «Приключения быстрой Конфетки и её друзей Какаду и Унитаза» со всеми спецэффектами.
Конечно, я хочу! Весь город пестреет рекламными плакатами, саундтреки звучат на каждой радиоволне, Анюта любимую куклу назвала Конфеткой, в честь главной героини. Даже у нас на работе второй месяц шёпотом в курилке обсуждают. Кто-то тайком у ребёнка на компьютере трейлер посмотрел, кто-то разговор детей возле кино подслушал. Практикантка из отдела логистики рассказывает, как прикинулась школьницей и пробралась на премьеру. Голову на отсечение даю – врёт! Но как послушаю её, прям, сердце замирает. А уж чтобы самой попасть на детский мультфильм в кинотеатре – неееееее, это за гранью возможного, тут у меня целый список доводов против, осталось донести их до Володьки:
– Ты понимаешь, что двоих взрослых с пакетом размороженного мороженого туда и близко не подпустят!
– Спокуха, Катёна! Мороженое самое что ни на есть мороженное: у меня внутри пакета – сумка холодильник. И я знаю место, куда нас точно пустят.
– Что, опять жалостливая девушка?
Продавщица сладостей не шла у меня из головы.
– Неа, совершенно безжалостный и абсолютно беспринципный мальчик, которому очень нужна тройка по биологии за семестр.
Объяснение меня, как ни странно, успокоило. И страх быть пойманной уступил место предвкушению триумфа в офисе. Как жаль, что я не хожу в курилку! Ну да ничего, ради такого дела, один раз можно. Дождусь, когда практикантка Люся заноет своё любимое: «почему сила только у детей и стариков, вот я бы…» После каждого выговора или штрафа — обидки. Я её не раз урезонить пыталась и истины прописные разжёвывала: сама виновата, берись за ум, а то останешься без подъёма. У детей есть свежий взгляд и храбрость, поскольку им не причиняли боли, а старики знают вкус жизни и её цену. Только вместе они могут управлять миром справедливо. Люся обычно в спор лезет и трусихой меня называет, а потом хвастается, как школьницей прикидывалась. Вот я после сегодняшних приключений ей нос-то утру!
Володькин студент работал в стареньком, давно не ремонтированном кинотеатре, стоящем в окружении продуктовых и хозяйственных магазинов. Даже в выходной здесь почти не было людей. Только четверо поддатых юнцов самозабвенно рулили на игровых автоматах, да у кассы сиротливо переминалась с ноги на ногу пожилая пара. Вова убежал договариваться, а я присела на диванчик в холле. Попыталась сосредоточиться на трейлере безобидного порно-ужастика, раз за разом прокручивающимся на экране перед расписанием показов. Как назло прямо над моей головой висел красочный постер «Конфетки» с жёстким ограничением в углу: семнадцать минус \ шестьдесят плюс. Невозможно взгляд оторвать!
Сбоку послышалось одобрительное кряхтение, и дедок зычно потребовал у кассирши два билета на «Конфетку» в первый ряд. Девушка заговорила, отрицательно качая головой. С ним-то что не так? Я возраст на глаз определяю плохо, но тут даже по осанке и голосу понятно — лет двадцать как на подъёме. Жаль далеко, не слышно.
– Чтооооооо?! – гаркнул дед так, что даже парни в другом конце зала на секунду отвлеклись от игры. – Что вы сказали??
Если бы на меня так орали, я бы и рта открыть не смогла. Однако эта девчонка, в белой форменной кофточке и с гладкой причёской похожая на студентку-отличницу (интересно, не она ли учится у Вовы?) не испугалась:
– Не положено, вашей даме меньше пятидесяти пяти.
– Как вам не стыдно, – возмутился дед, – подумаешь, забыла дома подъёмное удостоверение, с кем не бывает.
– С теми, кому до подъёма ещё лет десять! – отпарировала девушка, саркастически глядя на прячущую лицо в платке «бабушку».
– Вань, пойдём, ну её… – пробормотала женщина молодым обиженным голосом и потянула дедка за рукав.
– Нет уж, постой, – дед явно не хотел сдаваться, – могу я видеть директора?
– Можете, а вот ответственность за здоровье женщины он на себя не возьмёт и правила для вас менять не будет. – Отрезала кассирша.
– Лицам предподъёмного возраста разрешено посещать детские мультфильмы под присмотром лиц подъёмного или школьного возраста.
Дед, торжествуя, вслух прочёл сноску на постере. Радость оказалась недолгой. Пошуршав бумагами, девушка протянула ему документ. Парочка склонилась над подчёркнутым кассиршей предложением, и женщина, дочитав первой, обернулась к спутнику:
– Воооооот, а я тебе говорила: даже в сопровождении можно только на последний ряд, без спецэффектов. Пошли отсюда.
Она, не оборачиваясь, быстро направилась к выходу, и дед поспешил за ней, на ходу бормоча утешения. Мне вдруг захотелось, чтобы Вова никогда не возвращался, или чтобы его студент сегодня не работал, или чтобы он передумал… или… что угодно, только бы вернуться сейчас домой, запереться в спальне и есть мороженое. «Отличница» на кассе не обращала на меня внимания, но всё равно в пустом зале я ощущала себя деревцем в поле, которое вот-вот поразит молния.
Когда вернулся сияющий Вова, я поняла – надеяться не на что. Но попытка не пытка:
– Ты знаешь девчонку на кассе? От неё, похоже, взяткой не отделаешься…
– Ага, знаю. Колина дочка. Ну, ты помнишь, мы в прошлом году вместе за грибами ходили.
Он приветствовал девицу кивком и очередной мерзкой улыбочкой из своего арсенала. И что они все в нём находят? Худющий – рубашка как на вешалке висит, нос ломанный в двух местах, как у боксёра, а глаза голубые с длиннющими пушистыми ресницами – девчоночьи, не должно быть у мужчины таких глаз, слишком многое за них прощают. И зарплату копеечную, и пьянки-гулянки, и неприятности, в которые он влипает постоянно… добрый потому что слишком и верит всем подряд. Его по морде бьют – а он в положение входит, сочувствует. Придурок редкий! Единственный даже…. Никому его не отдам.
– Значит, никакого студента нет? Это она тебя пропускает?
Вова крайне правдоподобно скорчил удивлённую рожицу. И только я собралась в наступление, как между нами втиснулся парнишка. Запах перегара заставил сделать шаг назад. Очень своевременно, поскольку Вовин знакомый едва не прошёл ужасающе грязными ботинками по моим новым туфелькам.
Он протянул Вове свёрток и зашептал, воровато оглядываясь:
– Седьмой зал. Войдёте через пять минут после начала, плащи наденете у двери, сядете в задний ряд. Уйдёте на финальной песне, до титров. Буду ждать у выхода.
Последний ряд. Без спецэффектов. Странно, но вместо облегчения нахлынуло разочарование.
Мы присели в кресла ровно посередине между седьмым и шестым залами. Сеансы в них начинались одновременно, и я предложила купить билеты на «кровавую резню в бане» и если поймают – сослаться на ошибку. Вова отказался, назвав меня трусихой. Сам он прям-таки источал спокойствие и уверенность. Интересно, скольких женщин он уже водил на мультики? Нет, сейчас я не буду выяснять, а вот когда мы вернёмся домой… если вернёмся. Ну конечно, вернёмся! В худшем случае впаяют административное правонарушение, денег снимут, на работу бумагу пришлют и домой. Ох, и разозлится же Анька! Начало сеанса приближалось, и мне всё сильней хотелось убежать.
Проходящие в зал дети не обращали на нас внимания, пока одна жалостливая малышка не заинтересовалась Вовиным фингалом. И почему этот болван не умеет держать язык за зубами? Слушая о его вчерашних злоключениях, девочка приговаривала: «кашмаррр, кашмарррр» и возмущённо крутила головой. На середине истории подошла её подружка, затем ещё две, потом старшеклассник, компания мальчишек – в результате перед началом сеанса вокруг нас столпились и оживлённо дискутировали человек десять. Одни предлагали отнести Вову в больничку, другие вызвать врача в кино, третьи разобраться с Тошкой. В конечном итоге от медицинской помощи нам удалось отказаться, а вот личные данные для встречи с семейным консультантом сказать пришлось.
Когда дети ушли, я обрушилась на Вову:
– Идиот! Вот как мы теперь незаметно проскочим? Они все нас теперь знают и помнят!
– Не волнуйся, Котя. – Вова накинул мне на плечи плащ из гладкого серебристого материала, и я едва устояла на ногах под его тяжестью.
– Что это?
– Стереокостюм, позволяет испытывать все происходящее с героями.
Вова тоже надел плащ, демонстрируя мне, как натянуть капюшон на голову, чтобы выпадающая маска с очками и выемкой для носа прилегали не плотно.
– Нам, в последнем ряду, всё это понадобится только для маскировки. Когда войдёшь, представь, что ты бабка – иди уверенно, с высоко поднятой головой.
Изобразить бабку не вышло: под плащом я едва переставляла ноги, а маска пригибала голову вниз. Дети в передних рядах то радостно визжали, то испуганно ойкали, то заливались смехом. Убедившись, что до нас им нет никакого дела, я скинула плащ. Без стереоочков изображение на экране казалось несколько размазанным, но надевать проклятый капюшон, сидя в заднем ряду, не хотелось. Мы пропустили начало, и теперь предстояло вникнуть в происходящее.
А происходило нечто совершенно невообразимое. Конфетка выкатывалась из коробки, чтобы тут же быть подхваченной летучей мышью, которую ловил котёнок, за ним гналась стая волков, преследуемых охотниками на джипах. Летучие мыши собирались в клин под предводительством какаду и метали в волков ананасы…
Силясь найти в мультфильме толику здравого смысла, я без конца задавала вопросы.
– Не пытайся понять, – вкрадчиво отвечал Вова, – здесь нет логики, нет достоверности. Ничего, к чему мы привыкли. Представь, что видишь сон.
Ну конечно, сон. В психушке, за пять минут до укола. Я закрыла глаза и чуть не вскрикнула, когда моих губ коснулось что-то холодное и твёрдое. Мороженое! Вова ел один из рожков, а другим тыкал мне в рот. Я осторожно лизнула шоколадную корку. Да! Тот самый, давно забытый сладкий холод. Как же мне его не хватало все эти годы! Я жадно сгрызла первое мороженое, потом второе и лишь проглотив отобранный у Вовы последний кусочек вафли ощутила блаженную сытость. Мельтешение на экране уже не напрягало. По-прежнему бессмысленный сон, но весёлый и яркий. Экшен сменился романтикой. Я даже начала сопереживать унитазу со второго этажа, влюбленному в бидэ на третьем. В звуках «трубной серенады» было столько чувства!
Что, если добавить реальности? В сцене платонической любви спецэффекты должны быть совершенно безобидными! Я натянула плащ, закрепила маску и решительно двинулась вниз по ступенькам. Вова, заметив, попытался ухватить меня за рукав, но слишком поздно. Пока он выпутывался из своего плаща, я уже подходила к четвёртому ряду. Дети были так близко, что я унюхала пущенные кем-то из них, под шумок, газы. Отвратительные существа! К счастью они не замечают ничего вокруг себя, когда увлечены мультфильмом или вкусняшкой. Я обернулась на громкое «ёб!», сопровождавшее грохот падения. Даже распластавшись на ступеньках, Вова тянул ко мне руки, но я увернулась и села в ближайшее кресло. Моё тело немедленно было атаковано десятком острых игл, я в ужасе посмотрела на экран и у меня закружилась голова. Я была Конфеткой, а летучие мыши несли меня по небу, то и дело пытаясь содрать зубами и когтями обёртку, а иногда и вовсе перебрасывали друг другу, как мяч. После очередного рывка у меня потемнело в глазах и я отчётливо услышала голос дочери: «пора возвращаться домой».
Очнувшись, я увидела испуганное лицо Вовы. Моя голова лежала у него на коленях, а всё остальное на твёрдой ребристой поверхности. «О господи! Нас поймали!» – вспышкой сверкнувшая мысль заставила меня вскочить и… едва не упасть со скамейки. Когда мушки перед глазами растаяли, меня окутал настоящий майский вечер, невероятный своей реальностью. В крошечном скверике у запасного выхода из кинотеатра цвела черёмуха, пел соловей и не было ни души.
– Никогда. Никогда больше ты меня не заманишь в этот детский ад! – набросилась я на Вову.
– Катёна, ты сама вперёд полезла.
– Ну и что! А в кино ты меня притащил.
Вова спорить не стал: он знал, что прав, и я знала, что он прав, и знала, что он знает. И молчит. Обычно я в таких случаях не выдерживаю и начинаю извиняться. Но сегодня не хотелось никаких выяснений, и я лишь попросила отвезти меня домой.
Открыв дверь ключом, я прислушалась и с наслаждением отметила: тихо. Анютка обещала к подруге уйти на время моего свидания и держит слово. На кухонном столе, накрытом белой скатертью, ещё пахнущей лавандовой отдушкой против моли, стояла ваза с фруктами и два бокала из подаренного на восьмое марта набора. Под одним из них лежала записка: «Шампанское в холодильнике. Презервативы и антипохмелин в тумбочке. Ушла до завтра к Оле. Её мама печёт шарлотку. Целую, Аня» Ну конечно, она ещё и шарлотку печёт. Тоже мне достижение! Если бы не эта Миссис Совершенство, Аньке бы и в голову не пришло меня в кулинарную секцию отдать! Скомкав записку, я швырнула её в мусор. Не вовремя заглянувший мне через плечо Вова, получил по физиономии локтём. Может и правда, если всё время бьют по морде, то дело в морде?
== Сафонова Ольга === Детский ад-2 ===
– Что Анюта пишет? – спросил Вова, будто не заметив удар.
– Неважно. Главное, мы остались одни.
Я обняла Вову и принялась легонько целовать в шею. Он сжал меня крепко, как ребёнок и крикнул в ухо:
– Ура! У нас каникулы!
– Да! – закричала я в ответ и подпрыгнула, схватив его за руки.
– Будем валяться в кровати и есть торт! – орал Вова, прыгая вместе со мной.
– Дааа! И гулять по ночам!
– О–б–я–з–а–т–е–л–ь–н–о! – Вова опять стиснул меня в объятьях и закружил, снося стулья, – Дети в лагерь – родители в загул!
– Даааа! – крикнула я, и тут же осеклась. В лагерь? Какой лагерь?
– А у тебя дочка на одну смену или на всё лето уехала?
Я ответила затяжным французским поцелуем, в процессе лихорадочно соображая: «что сказать? Что сказать??? Он так обрадовался, надо что-то придумать, надо… »
– Мммм ты вкуснее мороженого, – Володя, продолжая целовать, полез мне под блузку.
Пару минут выиграно. А дальше? Что сказать? Что? Что угодно, только не правду. В прихожей заверещал мобильник. Я отпихнула Вову и ринулась к сумочке. Ещё одна возможность потянуть время.
– Кать, приветик!
Господи, до чего же омерзительный голос у Миссис Совершенство!
– Привет, что случилось? – буркнула я в трубку.
– Пока ничего, – она гаденько хихикнула, – Скажи, у Анечки нет аллергии на орехи? Я пробую новый рецепт, и мне…
– Нет. Никакой аллергии. Анечка здорова как слон. Это всё?
– Да, – в её голосе промелькнуло удивление (ах-ах-ах, надо же, не все обожают Миссис Совершенство), тут же сменившееся тревогой:
– Катюш, у тебя всё в порядке? Ты какая-то расстроенная, может, случилось чего?
– Может, и случилось… – в моей голове мелькнула идея, стремительно обретающая формы, – Ленчик, на тебя ведь можно положиться?
Миссис Совершенство проглотила наживку и тут же обрушила на меня поток искренних заверений в дружбе.
– Мне нужно срочно уехать, рассказать не могу, иначе Анька из тебя вытянет подробности, а есть вещи, о которых ей пока знать не надо… – Я выдержала драматическую паузу, в течение которой Лена могла представить «вещи», и продолжила самым жалостливым голосом:
– Скажи ей: мама уехала к бабушке по делам. И всё. Она так любит у вас оставаться, – я добавила восторженных ноток, – только о тебе и говорит! Ничего ведь страшного, если Анька с вами поживёт несколько деньков?
– Да… конечно, – растерянно согласилась Миссис Совершенство. Она попыталась расспросить, но я отделалась парой общих фраз, произнесённых со значением. По-счастью, Анюта с Олей играли в другой комнате и нашего разговора не слышали. Убедив Мисс Совершенство пока не беспокоить ребёнка, я попрощалась. Обещание позвонить сразу же, как «появится ясность», ни к чему меня не обязывало. «Появится ясность» – до чего же удачная формулировка! Внезапно ясность появилась в моей голове: ложь можно сделать правдой. Собрать чемоданы, позвать Володю – и к маме.