Идти было тяжело, девочка часто оступалась и падала, но зло шептала себе приказ и снова вставала. И шла, осторожно переступая ногами по скользкому снегу и думала о том, что может и хорошо, что она ничего не видит, иначе было бы втройне тяжелее идти по красному от пролитой крови насту и видеть разрубленные мощными ударами тела градчан, которых знала с младых ногтей. А так… пусть будет темнота — так легче. И даже падать проще, когда не знаешь на что падаешь — то ли на смерзшуюся гурду снега, то ли на окоченевшего мертвеца.
Пожалуй, в направлении она сбилась, потому что рука наткнулась на заледеневшее дерево, гладкое — будто ошкуренное. И округлое на ощупь. Эльга провела ладонью вверх, вниз — и двинулась вправо. Даже если она и наткнулась на ограду, то все равно можно обойти частокол и найти врата. Шагать, опираясь рукой на стенку, проще: даже спотыкаться меньше стала.
…Когда град запылал со всех сторон — всадники умело плевались огненными шарами и дома вспыхивали ярчайшими факелам один за другим, начиная с тех, которые ближе всего стояли к ограде. Всадники с грозным рыком мчались по кругу, рискуя напоказ тем, что спускались как можно ниже, почти попадая в зону выстрелов обороняющихся. Вот только стрелы с высоты падали точнее и ранили сильнее. Тем более что и стрелы были не в пример градчанским тяжелее, и с утолщенным наконечником — таким удобнее бить сверху, а с высоты полета всадников — такие наконечники легко пробивали даже кольчуги тройного плетения. Где уж людям устоять против двойной силы: огня и дождя из бронебойных стрел?
Когда огненное колесо сомкнулось и запылал кнессов двор, кнессинка отдала приказ бежать. Разумеется в поле укрытия не найдешь, но может хоть кому-нибудь повезет миновать открытое пространство и добраться до леса, а там посчастливиться спрятаться под какой-нибудь корягой. В городе все равно не выжить. Хорошо еще, дома горели с крыши и, закрывая лицо рукавом, можно было попробовать достичь ворот. Главное, не бояться огня и не слышать криков ужаса заживо сгорающих людей, кому не повезло попасть под огненный шар.
Воины отца ее прикрывали — и хотя это было не по правилам, и кнесс или его потомок должен вести людей за собой, но первым шел Мстир — названный брат Мирогарда, закрывая своим щитом кнессинку… девочку с мечом кнесса. Она держала меч отца и когда бежала по горящему городу, и когда приходилось перепрыгивать на бегу через умирающих людей — потому что все равно нельзя остановиться помочь. Воины на бегу еще как-то ухитрились подобрать двух парнишек, что были легко оцарапаны стрелами всадников, но могли держать арбалеты. А еще по слову Мстира успевали стрелять в живые факелы, облегчая смертникам страдания.
Они смогли добраться до ворот и даже отбежать от погибающего града на полсотни шагов, когда прямо перед ними на бросок копья опустились три всадника. Видеть так близко перед собой небесных гостей было одновременно жутко и восхитительно. Дети ветра и огня были действительно прекрасны — по черной чешуе струились золотисто-алые змейки, в огромных бесконечно черных зрачках вспыхивали ограненные серебрянной каймой изумруды. Гордо расправленные могущественные крылья, казалось, закрывали полнеба. Впрочем, в небо и не хотелось вглядываться, прежде серое по зимнему времени, сейчас оно было черным, будто закоптилось от поднимающегося ввысь дыма. А вот всадники притягивали взгляд — наверное, так же хочется вглядываться в глаза своей смерти. Смотреть не отрываясь и видеть, как дети огня распахивают свои пасти, выдыхая огненный сгусток, который закручивается улиткой, принимая форму пылающего шара. Разрастается и устремляется вперед, захватывая и опаляя жгучим пламенем все пространство… Последнее, что запомнилось Эльге, пока она не погрузилась в темноту, были Мстир снова закрывшего ее, теперь уже своим телом, и насмешливый блеск в небесных глазах всадника, который, это было даже заметно сквозь расплескавшуюся стену огня, уничтожевшей весь свет и опалившей невыносимым жаром…
Бревна частокола хорошо прогорели — даже через боль в обожженной руке Эльга чувствовала, что прикасается не к мертвому дереву, а к головешкам. Они еще были теплыми — и это казалось странно, ведь такие толстенные бревна должны были гореть несколько дней и ночей. Но они всего лишь теплые, словно пожар случился седмицу назад. И отчего они тогда потухли? Огонь ведь должен был слизать все подчистую, но почему-то пощадил ограду. Эльга мотнула головой — сейчас не следовало думать про такие загадки, надо собраться с силами и пройтись по городу: может, остался кто живой.
Страшно было убрать руку с тына, пусть и погоревшего, и отдающего духом нави из-за окропившей его крови, но он казался единственной поддержкой и опорой, с которой даже темнота не чувствовалась такой ужасной. Эльга сжала зубы посильнее – она справится, она дочь кнесса… она последняя из рода… и пусть нет больше самого города, только руины и кое-где дотлевающие кучки углей и угасающие кострища на месте домов, и пусть нет больше жителей, которые приносили ей обет верности и с которыми она пила медовый вар на белой воде в знак принятия их обета, и пусть нет ее прежней жизни и нет отца, но она осталась и сделает все, чтобы город жил.
Эльга медленно шла вперед, прежде чем шагнуть, осторожно прощупывала мыском, куда поставить ногу. Будь на месте пепелища прежние улочки и дома, она бы, даже слепой, смогла бы обойти все намного быстрее. Свой град она знала и даже с закрытыми глазами могла сказать, где кто живет. Теперь она даже не видела кто где умер, и хотя несколько раз натыкаясь на неподвижные заледеневшие тела, присыпанные снегом, то все равно из-за ран и ожогов не могла опознать никого, хотя и водила рукой, тщательно ощупывая одежду и головы.
0
0