Сколько она прошла – Эльга не знала, только ей показалось, что стало холоднее. Или это просто мороз сильнее щипал обожженную кожу. Эльга сделала шаг в сторону – может удастся отыскать какой-нибудь несгоревший дом, чтобы хоть ненадолго спрятаться от холода и подумать, что делать дальше. Слепой в мертвой городе зимой ей не выжить. Скоро дотлеют угли, и в поисках поживы из леса к разрушенному городу потянутся волки. А она для них более желанная добыча, чем мертвечина. Эльга споткнулась о какую-то корягу или бревно, упала, крепко ударившись, но боли даже не заметила, осененная страшной догадкой – она может ползать по останкам города лишь столько, сколько ей позволит стянувшееся на пиршество зверье. Вряд ли она сможет отбиться от оголодавших хищников. Да и найти припасы, если уцелели, без помощи она не сумеет. Разве только попробовать выбраться на тракт и попытаться дойти до соседнего города и там попроситься на пожитье.
Ближе всего стоит Белград – прозванный так за то, что строили его из белого дерева, с избытком растущего вдоль берега Черемицы – стремительной реки, к воде которой опасно было подходить из-за развевшихся там русалов. Зато и нападений на Белград почти не было – кому охота переплавляться треть версты по вирующей воде, из которой стаями выныривают утопленники, чтобы схватить себе живого человека и выпить его живу. От всадников река, конечно, не спасет, но от наземной армии защищала град долгие годы.
Эльга присела немного передохнуть – боль хоть и стала уже привычной, но все равно зло вгрызалась в тело. До Белграда пути было два дня. Но это по дороге или саннику, да при том, если идти зрячему. А как двигаться ей? Сейчас и дорога заметена и, не видя куда идешь, с пути легко сбиться да заплутать. Но все равно другого ничего на ум не приходило – значит, следует выбраться за врата и двигаться в Белград. Эльга пошарила руками вокруг себя – интересно на чем она сидит? И возле какого дома? Вроде бы от ворот она только прямо шагала… Может это матица от избы Светлозара или лавка у жилища Белояра – они как раз недалеко от главных ворот жили. Да чего гадать – все равно уже никогда не узнает. Но все же странно – как же так вышло, что город так быстро сгорел, только дымки местами курятся слабые и деревяшки валяются не в пепел сгоревшие. А ведь если пожар не заливать водой, то он гулять будет пока все в угли не превратит. По слухам те города да селища, где всадники резвились, пеплом стали да и горели подолгу – не было кому их тушить. А здесь как будто огонь лишь слегка разгулялся… хотя может она просто не видит остального города, а только эта часть разрушенная да полусожженная и осталась…
Эльга зло закусила губы и, резко оттолкнувшись от обгоревшего бревна, вскочила на ноги. Она должна дойти до Белграда, может сумеет отыскать кудесника или травницу и ей полечат глаза отваром каким-нибудь, и тогда она обязательно найдет гнездовище самих всадников, а потом… Эльга горько вздохнула – разве выйдет сжечь дома тех, кто сам дышит огнем и способен плескаться в жарких, сжигающих заживо волнах, словно в прозрачной прогретой солнцем воде неглубокой речушки? Нет, ничего не получится… Тогда что, сидеть и ждать своей смерти? Эльга отчаянно всхлипнула, но слез не было. Если она так бездарно погибнет, смерть Мстира будет напрасной, и получится, что зря он ее собой закрыл от смертельного огня и заплатил за ее жизнь своей. И зря тогда умер отец и другие жители града… Эльга опустилась на колени и поползла, ощупывая руками все перед собой и по сторонам сколько дотягивалась – надо найти подходящую палку, вроде той, с которой слепцы да странники по дорогам бродят. Такой можно и путь перед шагом проверять, и от волков попытаться отбиться, если пристанут. Хорошо бы попробовать вернуться на то место, где их небольшой отряд всадники испепелили, чтобы подобрать меч Мирогарда — негоже оружию кнесса ржаветь среди мертвых. И отчего она сразу сделать так не подумала…
Подходящая палка нашлась быстро – вернее, это оказалась не палка, а древко копья, с шероховатым острием. Разбираться, что примерзло к железу Эльга не стала, да и не для битвы ей теперь копье нужно. Через несколько саженей девочка даже приноровилась бодро шоргать палкой, проверяя, что лежит впереди. Идти так получалось намного быстрее. Вскоре клюка — так она прозвала древко копья, — стукнулась обо что-то деревянное. Если она не сбилась и запуталась — то значит, это ограда. Или остатки дома. Эльга снова вытянула вперед руку и двинулась вдоль деревянной стены… Больше похоже на тын — никто в самом городе не ставил заборы из таких толстых бревен. Так что теперь бы только сообразить в какую сторону ворота… Когда вместо дерева пальцы дотронулись до грубой холстины, Эльга едва не вскрикнула, но смолчала. Да и чем тут еще можно ее напугать после того, как она ползала по сожженному городу и его мертвым защитникам? Рубаха, пропитанная кровью, на морозе превратилась в надежную броню. Торчащие древка стрел — Эльга тронула одно — не вытащить, видно били с большой силой. Вот только угол входа не такой, как если бы стреляли сверху. Пояс с засапожником — нож точно пригодится, и Эльга аккуратно вытащила его и перепрятала себе в рукав, шепотом испрашивая прощения у убитого воина, что забирает его оружие. Свесившаяся на грудь голова с застывшей кровавой коркой — Эльга прижала ладонь ко лбу мертвеца, прощаясь, а затем торопливо ощупала саму себя — но ничего подходящего не было, тогда она просто сняла свой пояс и повязала на руку умершего — чтобы задобрить пусть и малым даром богов Нави, может они будут милостивы и к ее отцу, и к прочим жителям мертвого города.
Больше здесь делать было нечего, и Эльга побрела вдоль ограды — раньше или позже, но до ворот она доковыляет, а там будет видно… Девочка горько рассмеялась — сколько она не терла снегом глаза, но видно лучше не стало. Та же непроглядная темнота и тоскливая бесконечная боль, когда даже плакать невозможно… Она так и пошла дальше по кругу, громко смеясь. А когда споткнулась в очередной раз и упала на раскинувшегося возле частокола мертвеца, то даже обрадовалась — только бы его одежда не заледенела от крови, чтобы удалось хоть телогрею стащить, а то мороз такой, что она скорее замерзнет в ледышку, чем оголодавшие волки до нее доберутся. Помогая себе руками и ножом, Эльга стянула стеганку, примерила — что большая так даже лучше, можно закутаться в два оборота, а поясом подвязаться. Вот теперь можно и в Белград…
Она так и не поняла: ворота то были или широкий пролом в стене от дыхания всадника, но по ту сторону снег был под свежим пластом утоптанный. Только и оставалось верить, что все же выбралась на дорогу. Эльга повернулась лицом к городу… Горло сдавило, а в груди полоснуло болью, словно прямо в сердце вонзился короткий меч. Может, будет лучше вернуться за ограду и остаться с мертвым городом, как и прочие жители? Может, незачем ей никуда ходить, пусть пепелище станет и ее погребальным костром? Ведь она даже не понимает в какую сторону идти, потому что не чувствует и солнечных лучей. Да и если бы чувствовала, то как узнать день или вечер уже? Только если ждать, чтобы узнать поднимается ли ясноокое или, наоборот, опускается…
— Прощай, — громко произнесла Эльга. И закричала-повторила во весь голос, срывая горло: — про-о-о-оа-а-а-а-ща-а-а-ай!!! — резко развернулась и побрела прочь, шаркая копьем по снегу.
… Когда силы оставили ее, она не помнила, но очнулась от того, что мир вокруг качался из стороны в сторону и дергался вверх-вниз как-то рывками. Первое, о чем она подумала: ее нашел зверь и тащит в свое логово, решив поделиться добычей с выводком, потому что боли от укусов она не испытала. Да и волокли как то непонятно — снега под собой она не чувствовала, только смертельно холодный ветер, который охватывал все тело… и что-то крепко сдавливало поперек живота, словно стальные кольца… Эльга потянулась пощупать, куда она угодила — может это капкан какой на зверя: есть ведь такие к верхушкам деревьев привязанные, а как попадется в него дичь, то срабатывает кольцо и капкан вместе с пленником взмывает вверх. Надежная штука — и до добычи зверье не доберется. Но вместо железных обручей, Эльга нащупала здоровенные лапы и когти размером с ее ладонь. Долго гадать не пришлось — всадники! Тут же на память пришло обезображенное лицо сброшенной с неба девушки и ее коса. Эльга кричать не стала — разве можно разжалобить всадника, только потянулась к поясу, зажала в руке рукоять засапожника. Вдохнула и выдохнула, успокаиваясь, а то сердце колотится так, что из груди готово выскочить, а затем со всей силой, на какую была способна, вонзила острие в лапу всадника.