В квартире пахло лекарствами. Мама сидела в комнате Дениса на диване и молча раскачивалась. Она смотрела в одну точку и никак не реагировала на то, что Денис пришёл домой, и на его вопрос «А что на ужин?» тоже не отреагировала. Не было реакции и когда притихший Денис сел рядом. И только когда он взял маму за руку, она повернулась к нему и посмотрела. И было в её взгляде нечто такое, отчего Денису стало стыдно, и он опустил глаза.
– Мам, что с тобой? – спросил он потихоньку только для того, чтобы разорвать невыносимое молчание.
Мама покачала головой и ничего не ответила. Она снова опустила голову и продолжила раскачиваться.
Денис тоже замолчал. Он не пошёл на кухню, хотя есть хотелось сильно. Он остался сидеть рядом с мамой. Но если раньше они с мамой были вместе… они всегда были вместе после развода – мама постоянно повторяла, что только Денис у неё и есть, и у Дениса есть только она.
То теперь они сидели рядом на диване, Денис держал маму за руку, но был бесконечно далеко от неё – между ними была стена, холодная и непреодолимая.
Денис молчал. Объяснять что-то ему не хотелось. Он боялся истерики.
И не потому что не знал, как справляться с мамиными слезами – за девятнадцать своих лет он прекрасно выучил, что нужно делать и как реагировать.
Денис боялся снова почувствовать себя маленьким мальчиком. Голос внутри повторял снова и снова: «Мне уже девятнадцать лет! Я уже взрослый! Я сам отвечаю за свою жизнь!», но этот внутренний голос был настолько тихим, что и сам Денис его сейчас еле слышал. К тому же в нём звучали истеричные нотки, и это злило Дениса больше всего.
Он не хотел чувствовать себя маленьким мальчиком, но мамино молчание делало его таким. И он не мог встать и уйти, оборвать эту тяжёлую для него сейчас связь. Потому что она мама. Потому что, если он сейчас уйдёт, пусть даже на кухню, она останется совсем одна.
Оставить маму одну он не мог.
Но ведь если его посадят, она останется одна! На целых шесть лет!
По спине пробежали мурашки.
Денис оглядел свою комнату, зацепился взглядом за пустоту вместо системника. Они ещё вчера разговаривали с мамой о том, что надо бы купить Денису компьютер, чтобы он мог обрабатывать фотографии – вроде бы у него снова появились заказы, людей привлекла реклама. А может сыграло роль то внимание, которым сейчас был окружён Денис – он вообще стал интересен людям. Или они захотели сфотографироваться у него, чтобы потом говорить, что эти фотки сделал экстремист, типа это же круто!
Как бы ещё один профит на чашку весов…
Вот только всё это было вчера, до митинга. Вчера цена профиту была другая. Сегодня ценник изменился. Сегодня Денис не знал, что делать. Теперь он вынужден будет оставить маму одну надолго – на целых шесть лет!
Мир разделился на до митинга и после.
Денис почувствовал себя беспомощным. Маленьким мальчиком, не способным изменить мир. Это было ужасное чувство беспомощности, как тогда, в тот день после развода, когда они с мамой встретили отца. Как отец стоял перед своей женой и сыном и молчал.
И вдруг Денис понял, что отец тогда тоже упёрся в стену. И вполне возможно, он хотел что-то сказать, хотел взять Дениса на руки и как всегда подкинуть его к небу, но взгляд женщины лишил его силы, а голос – права.
Денис мотнул головой. Он – не отец, он не предаст маму! Никогда не предаст! Мама одна. И мама всегда на его стороне.
А на чьей стороне он сам?
Эта мысль такая очевидная поставила Дениса в тупик. И словно издалека он услышал свой голос – свой внутренний голос. «Мне уже девятнадцать лет! – сказал он себе. – Я уже взрослый! Я смогу ответить за свои поступки!»
И тут же усмехнулся своим мыслям: «А куда ты денешься с подводной лодки? Ты сегодня на митинге подписал себе приговор по максимуму!»
Плечи Дениса было опустились, но тут же в душе вспыхнул протест: «Но если молчать, если покорно сносить весь этот дурдом, то будет только хуже! Правительство совсем берега потеряет!»
Хотя, если честно, оно уже потеряло. Прокурор защищает дочку, чтобы не дай бог не сказать ей, что она дура, что так нельзя с людьми.
А может, всё ещё хуже? Может, прокурор сам считает, что только так и нужно?.. Может, он уже нас за людей не считает?..
«В таком случае тем более нужно было идти на митинг! Чтобы напомнить, что мы не бессловесные твари! Что с нами нельзя так!»
Вспомнились слова адвоката: «Незнание закона не освобождает от ответственности».
Если бы она сказала это по поводу закона, вопросов бы не возникло, но ведь эти слова были произнесены по поводу дочки прокурора!.. Дочка прокурора приравнялась к закону! Все равны, но некоторые равнее…
И из-за этой дряни теперь мама останется одна на целых шесть лет!
Всё-таки, мало ей прилетело! Надо бы больше! А заодно и папочке, чтобы правильно дочку свою воспитывал! Эх, надо было на митинге сказать об этом… Жаль упустил шанс. А то бы люди заставили его задуматься…
Денис тяжело вздохнул и мама, отозвавшись на вздох, пожала его руку.
– Что же теперь делать, сынок? Что же ты наделал? – прошептала она и всхлипнула.
– Пётр Сильвестров, который блогер, обещал, что это привлечёт внимание общественности, и это свяжет руки прокурору, – попытался оправдаться Денис. – Он сказал, что это поможет затянуть процесс, а там, глядишь, и развалим его.
Голос Дениса звучал тихо. В нём сейчас не было ни уверенности, ни силы.
Денис усмехнулся – зато сколько силы и в голосе, и в действиях было там, на площади! Сколько веры в то, что он поступает правильно! Что он борется не только за свою свободу, но и за свободу всех жителей России!
А вот теперь, рядом с мамой, вместе с пониманием того, что его решение причинило ей боль… Теперь силы-то поубавилось.
Но ведь это несправедливо! Да, наши решения могут причинять боль близким. Но, если мы уверены в своей правоте…
Перед внутренним взором Дениса поплыли улыбающиеся лица, плакаты… Снова лёгкий ветерок нёс свежесть, снова в руках ощущалась тяжесть громкоговорителя…
Внутреннему голосу Дениса сейчас не помешал бы громкоговоритель. Хотя бы для того, чтобы Денис сейчас мог сам себя слышать. Это очень важно – слышать себя.
И отозвавшись на эту мысль, Денис сказал себе: «Да, я домашний мальчик! Но жизнь заставила меня выйти из дома. Я смогу…»
Сказал, и плечи сами собой расправились.
Мама встрепенулась, видимо, почувствовав изменение состояния сына и посмотрела на него – уже иначе. Она материнским чутьём считала появившуюся решимость и сказала так, как умеют говорить только мамы:
– Не смей! Ты меня слышишь? Не смей! Поклянись, что ты будешь беспрекословно выполнять всё, что скажет Татьяна Ивановна! Поклянись! Слышишь! Ты у меня один и я не хочу тебя терять! Я не переживу, если с тобой что-то случиться. Поклянись!
– Как ты не понимаешь, – попробовал возразить Денис. – Если поднять шумиху вокруг дела… Другие люди…
Но мама отрезала:
– Меня не интересуют другие люди! Меня интересуешь ты и только ты! Толку, если ты поможешь кому-то, а тебя посадят?! Оно того не стоит!
– Но как я буду жить дальше, если буду знать, что мог что-то сделать и не сделал?
– Нормально будешь жить! Нормально! Свободным человеком, не заключённым! Поклянись!
И Денис поклялся.
0
0