Азирафель редко испытывал настоящее чувство сообщества.
Небеса были приспособлены не столько для духа коллективизма, сколько для эффективности и исполнения долга. Разумеется, там присутствовало единство, так же как оно присутствовало в соединении пружин и шестеренок в часах или между отдельными солдатами в армии, но это было скорее единение по необходимости, чем по собственному выбору.
Когда Азирафель был на Земле, он старался не сближаться чересчур с какими-то отдельными людьми или группами, не в последнюю очередь потому, что их относительно маленькая продолжительность жизни вела в итоге лишь к разочарованию. Ему хуже удавалось не привязываться к конкретным местам – Александрия и Лондон были главными тому примерами – но Азирафель не был уверен, что это можно назвать чувством сообщества как таковым – скорее любовью к месту как скоплению зданий, определенной еде и разнообразным книгам в магазинах.
Азирафель впервые почувствовал себя частью сообщества, когда жил в Мидфартинге. Возможно, это случилось потому, что он впервые смог стать ближе к людям, жившим там, так как знал, что их продолжительность жизни равна его собственной. Или, может быть, причина была в том, что он прилагал дополнительные усилия к общению, чтобы Кроули не было так неловко покинуть его, если бы он думал, что у Азирафеля появились новые друзья.
Но глядя в зеркало теперь, Азирафель почувствовал, как что-то вроде гордости за сообщество росло у него в груди впервые за всю его долгую жизнь. Он возблагодарил того, кто мог слушать, за взаимопонимание, возникшее у него с жителями деревни, потому что сейчас они делали для Кроули то, что Азирафель не мог сделать сам.
Харпер появился в зеркале два дня назад, он разговаривал с Кроули и дошёл даже до того, что приготовил бывшему демону завтрак. Надо признать, что Кроули большую часть времени находился в ступоре, но он как будто приходил в себя время от времени, и Азирафель был благодарен, что Кроули, по крайней мере, не сидел там один.
Всякий раз, когда Кроули был один, он пугающе часто сворачивался клубочком на диване или просто укрывался с головой одеялом в постели, с таким видом, будто надеялся заснуть и никогда больше не проснуться. В какой-то степени он выглядел так же, и когда кто-нибудь был рядом, но, по крайней мере, он казался чуть более живым, и изредка мог поклевать еду, которую люди ему готовили.
Сегодня с ним сидел Берт, и Кроули чуть меньше напоминал пустую оболочку себя прежнего, поэтому Азирафель решил, что сегодня был достаточно подходящий день, чтобы начать заново знакомиться с точным устройством небес.
В частности, это означало покинуть его личные небеса и отважиться проникнуть в те, что прилегали к ним, пока он не найдёт место, где располагается ближайший караульный пост.
Когда он сможет определить своё местоположение относительно ближайших ворот, он сможет начать составлять карту своего окружения и наблюдать поближе за движением на постах. Даже просто покидая свои небеса, он явно шёл против воли Азраил, и это означало, что у его действий могли быть серьёзные последствия, если его поймают, но, учитывая само огромное число небес и относительно небольшое в сравнении с ним число караульных постов, это была ставка, которую Азирафель был готов сделать.
Бросив на Берта и Кроули последний долгий взгляд, Азирафель убрал зеркало в сумку, которую нашёл в одной из пыльных неиспользующихся спален над книжным магазином. Азирафель перекинул сумку через плечо и переложил свой блокнот и карандаш в левую руку, оставив правую свободной, и немного нервно похлопал ею по сумке. Он пошёл в коттедж и начал свои поиски.
Он прошёлся по всем комнатам, тщательно ощупывая воздух, на случай если это вдруг поможет, и методично бродя взад-вперёд. Закончив обыскивать коттедж, он переключился на книжный магазин, пройдясь туда-сюда по проходам между книжными шкафами, ища что-нибудь неправильное или необычное.
Он свернул в узкий проход между краями книжных шкафов и стеклянной витриной магазина, и вот тогда-то он и почувствовал это.
Ощущение было едва уловимым – настолько, что Азирафель мог легко представить, как его проглядел бы любой, кто специально не искал. Это было некое слабое покалывание в воздухе, сопровождаемое неотчетливой мыслью, что Азирафелю нужно вернуться в коттедж и заварить чай.
Это был самый большой намек – это непонятное желание покинуть место, где он был сейчас и пойти заняться чем-то другим. Очень вероятно, что Азирафель вовсе не нашел бы эту мысль подозрительной, если бы когда-то он не был ангелом. Но дело в том, что он им был и, похоже, это дало ему некую сопротивляемость чарам, пытающимся изменить его действия.
Азирафель протянул руку и стал водить ею по кругу, пока не почувствовал нечто не-совсем-твердое перед собой параллельно витрине. Его рука определенно встретила препятствие, но какого-то смутного, бесформенного сорта, как будто он держал рядом однонаправленные полюса магнитов.
Азирафель провел рукой вниз и взад-вперед, пока не нащупал чуть ниже уровня пояса нечто гладкое и твердое, но при этом совершенно невидимое – дверную ручку.
Ободряюще кивнув себе, Азирафель покрепче сжал бумагу и карандаш и повернул ручку.
Невидимая дверь распахнулась легко и беззвучно от его прикосновения, открыв нечто напоминавшее внутреннее убранство маленькой сводчатой палатки. Азирафель просунул голову в дверной проем.
Это была очень маленькая палатка – вигвам, понял он, – и она была пустой. Солнечный свет струился через входное отверстие, и остатки чьего-то обеда лежали на подстилке на полу рядом с остывшим пеплом костра. На земле была растянута шкура буйвола.
– Э-э, привет? – окликнул Азирафель. – Дома есть кто?
Похоже, никого не было, поэтому в последний раз взглянув через плечо на свой книжный магазинчик в Сохо, Азирафель ступил в дом и осторожно закрыл за собой дверь.
Здесь было слегка прохладнее, и он слышал шум ветра, шуршащий травой снаружи. Пригибаясь, чтобы не стукнуться головой о стенку вигвама, Азирафель нарисовал кружок на верху страницы, обозначив его «Сохо», и добавил второй кружок прямо под ним, который назвал «Вигвам».
Азирафель прощупал воздух по периметру вигвама, но не почувствовал никакого заметного сопротивления или особенного желания быть где-то ещё.
Прижав к себе блокнот, он пригнулся и осторожно вышел из вигвама.
Он тут же понял, что находится в своего рода деревне: дюжина других вигвамов выстроилась в круг, и ряд звериных шкур был привязан к деревянной конструкции неподалёку, совсем как белье, сушащееся на верёвке.
Стараясь не слишком чувствовать себя незваным гостем, Азирафель начал осторожно прохаживаться вокруг в ожидании какого-нибудь сопротивления или странных мыслей.
Он наполовину обошёл маленькую поляну, когда послышался шелест веток, и женщина с бронзовой кожей в платье из оленьей шкуры с бахромой выскочила из леса и ошеломлённо остановилась.
– Э-э… привет, – сказал Азирафель немного извиняющимся тоном. – Не обращайте на меня внимания.
Женщина некоторое время хлопала на него глазами.
– Ты кто? – спросила она после долгой паузы, храбро шагнув вперёд. – Почему птицы перестали петь?
– Э-э, – пробормотал Азирафель, продолжая медленно бродить по полянке и пытаясь не казаться полным идиотом, ощупывающим пустое место. – Боюсь, что я не знаю, простите.
Женщина сделала ещё пару шагов ему навстречу, оглядывая поселение. Она была опечалена.
– Кёхкахикумест исчез прямо передо мной, – взволнованно сказала она. – И лесная жизнь замерла. Что за знамение ты принёс мне, великий бледный дух?
– Э-э, – снова сказал Азирафель. У себя в голове он услышал сразу и Кёхкахикумест и «Белая Ворона» и понял, что говорит и слышит на двух языках одновременно. – Добрый знак, – сказал он через секунду и продолжил свой обход поляны.
Женщина последовала за ним.
– Великий дух, позволь услышать твой совет, и я повинуюсь ему.
– Все в полном порядке, – нервно пробормотал Азирафель и оставил полянку, чтобы зайти за вигвам и углубиться в другой клочок леса.
– У тебя есть послание к моему народу? – предположила она. – Охкумгаче будет очень рад услышать его, когда я очнусь от этого сна.
И вновь Азирафель услышал «Охкумгаче» с одновременным переводом – «Волчонок». Он продолжил идти вдоль линии деревьев, водя руками туда-сюда в надежде наткнуться на другую дверь, прежде чем женщина задаст ему новые вопросы.
Позади себя он услышал, как женщина остановилась, шаркнув ногами по траве.
Азирафель прошёл ещё пять шагов, прежде чем осознал это, и, неохотно остановившись, глянул через плечо.
Она прижала ладонь ко рту и казалась потрясённой.
– О, бледный дух, скажи, я умерла? Жизнь природы остановилась потому, что это не сон, а мир мертвых? – ее глаза наполнились слезами. – Сможет ли Кохкахикумест / Белая Ворона без меня?
Это было такое до боли знакомое чувство, что некоторое время Азирафель мог лишь смотреть на неё. Она, видимо, приняла это за утвердительный ответ на свой первый вопрос и, опустившись на траву, встала на колени.
– Прости меня, великий бледный дух, – проговорила она хрипло, не отрывая взгляда от травы перед собой. – Я никогда не встречала духов, бродящих по земле, и никогда не умирала.
Азирафель приблизился к ней и протянул руку. Она долго смотрела на неё, но потом позволила помочь себе подняться на ноги.
– Ну-ну, моя дорогая, все очень даже хорошо, – заверил ее Азирафель и нежно похлопал по плечу. – Твой… э-э… Кёхкахикумест… – имя легко слетело у него с языка, – Скоро вернётся, обещаю.
Азирафель помедлил. Он догадывался, что его присутствие мешало существованию воображаемых друзей и родных этой женщины – да и всех живых существ, на самом деле, включая птиц. А следовательно, если он уйдёт, они к ней вернутся.
Что же до того, чтобы рассказать несчастной женщине, что она на самом деле мертва уже, по крайней мере, несколько веков…
– Как тебя зовут, моя дорогая? – спросил Азирафель.
Она слегка шмыгнула носом.
– Инайят, – сказала она, и Азирафель услышал перевод: «Та, что добра».
– Инайят, – сказал Азирафель. – Позволь мне заверить тебя, что все так, как должно быть.
Она, похоже, не знала, как это понимать, но все равно кивнула.
– Спасибо тебе, великий бледный дух.
Азирафель еще раз немного неловко похлопал ее по плечу и снова стал прохаживаться вдоль кромки леса. Инайят тихо следовала за ним, видимо, на случай если он хотел передать еще какие-то загадочные послания ее народу.
Через несколько метров или около того Азирафель с удивлением остановился, потому что ему в голову пришла абсурдная мысль, что ему очень надо пойти в ту долину в лесу и полюбоваться оленями, гуляющими между деревьев, и возможно, взять с собой Кёхкахикуместа.
Азирафель улыбнулся и стал обыскивать это место и довольно скоро почувствовал, как его рука натолкнулась на невидимое препятствие. Он нашел дверную ручку и повернулся к Инайят.
– А теперь я пойду, – сказал он. – Прости за вторжение. Все непременно будет хорошо.
Она склонила голову.
– Благодарю, великий дух.
Азирафель натянуто улыбнулся ей и толкнул дверь.
~~***~~
Азирафель, пригнувшись, проскочил через мастерскую художника и от всего сердца извинился перед подражателем Микеланджело, расписывающим потолок церкви.
– Месье, вы мешаете моей концентрации! Как это охрана не остановила вас? Искусство требует гармонии в мыслях!
– Искусство требует работы мысли, – пробормотал Азирафель себе под нос и толкнул следующую дверь. – У вашего Адама обе руки левые.
На следующем небе он прошмыгнул мимо золоченого стола с краями из слоновой кости, где женщина в римском платье сосредоточенно изучала несколько манускриптов, изрисованных геометрическими фигурами.
– Подумать только, а вы кто еще такой? – спросила она, когда он проходил мимо.
– А, никто, простите, забудьте, что я здесь был, – сказал Азирафель, ощупывая воздух. Здесь было невыносимо жарко, но он чувствовал запах песка и моря, напоминавший ему о времени, проведенном в Александрии.
– Едва ли это возможно, когда вы скачете передо…
Азирафель протиснулся в следующую дверь, старательно закрыв ее за собой.
Он остановился, огляделся, нарисовал еще один круг на своем листе бумаги и написал: «Хижина с костяным слоном», – потому что становилось все сложнее и сложнее различать хижины, дома и другие примитивные жилища, которые преобладали в большей части человеческой истории.
Он мелкими шажками пересек кабинет мужчины с безразмерными усами, который читал книгу, а затем решительно пронесся через спальню аристократа одиннадцатого века – судя по виду, – намеренно отводя глаза, потому что вышеозначенный мужчина искал своих, вероятно, полуголых любовниц, которые исчезли при появлении Азирафеля.
– Простите-простите, без паники, просто, серьезно, не двигайтесь, пожалуйста.
На следующих небесах он приветливо помахал рукой человеку с большой белой бородой и правильной писательской шляпой, который сидел за компьютером и что-то печатал.
Дальше Азирафель пошлепал по дну мелкой реки, удивив мальчика, рыбачившего на берегу, а затем совершил короткую экскурсию по территории, напоминавшей доколониальную Африку к югу от Сахары.
Все это неприятно напоминало ему о том времени, когда ему пришлось метаться по Земле, ища подходящего человека, в которого можно было временно вселиться во время Апокалипсиса-Которого-Не-Было, но он попытался выбросить это из головы.
Азирафель прошел еще через семь небес, останавливаясь лишь для того, чтобы нацарапать заметку о том, что он видел, а затем резко замер, наткнувшись на спальню, которую нельзя было назвать иначе как роскошной.
Панели черного дерева с глубокой резьбой опоясывали стены, обрамляя прекрасные настенные росписи с героями и героинями трагедий. Изысканная золотая люстра свисала с потолка, а дорогие турецкие ковры покрывали пол, но заставило его остановиться то, что, как ни странно, он узнавал это место.
Это была комната в Замке Нойшванштайн, том самом сказочном дворце, построенном в Баварии в девятнадцатом веке, который Азирафель и Кроули однажды обсуждали в комнате над книжным магазином. Замок был построен не в качестве военной крепости, а как произведение искусства, что было настолько основополагающим фактором в его строительстве, что за советом обращались к архитекторам театров, дабы обеспечить комнатам хорошую акустику.
Это была спальня хозяина – одна из всего лишь дюжины комнат, которые были полностью закончены. И, если это в самом деле был Нойшванштайн, то это означало, что человек, отдергивающий золотисто-серебряный полог кровати с тонкой резьбой, был никем иным, как…
– Да чтоб мне провалиться, – выдохнул Азирафель. – Я был прав.
Людвиг Второй, король Баварии, не вставая с постели, на которой он растянулся, встретился с Азирафелем взглядом, и на его лице, обрамленном художественно растрепанными волосами, застыло что-то между возмущением и отчаянием.
– Что ты сделал с Рихардом? – потребовал он ответа.
Азирафель захлопал на него глазами, все еще потрясенный. Этот Людвиг был в самом расцвете лет, еще не обрюзг, как в его поздние годы, и не погряз в требованиях своего правительства – но, разумеется, с чего бы? Это ведь был его рай.
Людвиг, похоже, осознал, что он был лишь полуодет, но все равно вытащил себя из постели и накинул шелковую ночную рубашку с роскошной вышивкой, которую поднял с пола. Он начал застегивать ее.
– Говори. Я твой король. Что ты сделал с Рихардом?
Азирафель помнил его.
– А, – промямлил он. – Это ваш друг, я полагаю? Он вернется, как только…
– Он мне больше, чем друг, – перебил Людвиг, закончив с пуговицами на рубашке и сделав широкий жест. – Он мое всё, мой мир. Вагнер написал о нашей любви, такой чистой, такой достойной слов поэзии…
– Э-э, – сказал Азирафель.
– И все же, – продолжал Людвиг, не останавливаясь. – Только что, когда я ласкал полумесяц его щеки, он растворился прямо у меня на глазах! А потом ты вломился сюда, в святая святых, в мои частные покои, так что потрудись-ка объясниться, иначе я натравлю на тебя охрану.
Людвиг сложил на груди руки, очень напоминая капризного ребенка.
Азирафель поднес кончик карандаша к губам, открыл рот, снова закрыл и опустил глаза вниз, делая пометку на листе бумаги. Он покачал головой.
– Кроули ни за что в это не поверит.
– Кхм-кхм, – возразил Людвиг. – Отвечай мне.
Азирафель снова поднял на него глаза.
– О, да, простите. Ваш… э-э… друг вернется через минуточку. Не волнуйтесь об этом.
Он повернулся и стал ходить по комнате в поисках двери или каких-нибудь неуместных мыслей.
Людвиг уронил свои сложенные руки и неугомонно последовал за ним.
– Не волноваться об этом? – повторил он, не веря своим ушам. – Рихард – красивейший мужчина, которого я когда-либо встречал, и которому я отдал всего себя и половину королевства. Однажды нас разлучили, но недели в разлуке сильно потрясли меня. Как ты можешь просить меня не волноваться?
– Он вернется через минуту, – заверил его Азирафель, выходя из спальни и заглядывая в такую же впечатляющую гостиную за ней. Людвиг, казалось, за ним не последовал, поэтому он воспользовался моментом вытащить зеркало из сумки.
Кроули сидел рядом с Бертом, и его лицо было несчастным и осунувшимся.
– Ты ни за что не поверишь, где я сейчас, – сказал Азирафель зеркалу немного самодовольным тоном. И легонько провел пальцем по краю рамки.
– Цветная фотография! – раздался голос позади него, и Азирафель вздрогнул, осознав, что Людвиг все-таки последовал за ним, и теперь с любопытством заглядывает ему через плечо. В зеркале Берт почесал загривок.
– Mein Gott, – заикаясь пробормотал Людвиг. «Бог мой» – прозвучал в голове Азирафеля бесполезный перевод. – Движущаяся цветная фотография.
Азирафель торопливо убрал зеркало в сумку подальше от глаз.
– Это не… а, забудьте, – пробормотал он, жалея, что он вообще достал зеркало и возвращаясь к поискам еще одной двери.
Великолепие, окружавшее его было поистине поразительным, и не прошло много времени, прежде чем Азирафель остановился, потому что задумался над вопросом:
– Скажите… э-э… Людвиг, а замок полностью закончен?
Людвига, казалось, оскорбил этот вопрос.
– Серьезно? И это все, что ты имеешь мне сказать, чужак? – он повернулся, осматривая комнату, и, похоже, заметил, что они были одни. – И все-таки где стража?
– Там же, где и Рихард, полагаю, – сказал Азирафель, перейдя в столовую и остановившись полюбоваться золотой статуей Зигфрида, сражающегося с драконом, которая стояла на изящно инкрустированном столике неподалёку. – Но серьёзно, он закончен?
Людвиг обиженно фыркнул.
– Разумеется, закончен. Более двухсот комнат, каждая полностью отделана и обставлена работами лучших мастеров Баварии.
– Естественно, естественно, – согласился Азирафель, продолжая похлопывать руками по воздуху. – Очень мило.
– Но что ты все-таки делаешь? – спросил Людвиг.
– О, просто ищу невидимую дверь, – честно признался Азирафель, проходя через новый дверной проем в прекрасный кабинет, покрытый все теми же потрясающими фресками, резьбой и шпалерами.
– Невидимую дверь? – недоверчиво переспросил Людвиг, следуя за ним. – Ты ещё безумнее, чем я, по их словам, если ты думаешь…
Азирафель нашёл упомянутую невидимую дверь и толкнул ее.
– Mein Gott, – снова пробормотал Людвиг.
Азирафель снова повернулся к нему и протянул руку:
– Рад был с вами познакомиться, правда.
Людвиг осторожно пожал ее.
– Ты волшебник, – заключил он. – Или святой.
Азирафель слегка рассмеялся в ответ на это, и открыл дверь пошире.
– Уже нет.
Он вошёл в дверь, но, прежде чем он успел закрыть ее за собой, почувствовал, что Людвиг протиснулся следом.
– Эй, – запротестовал Азирафель, но Людвиг уже захлопнул дверь и таращился вокруг с открытым ртом.
– Mein Gott, ты правда необыкновенный волшебник, – проговорил он. – Совершенно новая комната, встроенная в мой замок самым чудеснейшим образом…
– Пожалуйста, скажите, что мне это просто привиделось.
Азирафель и Людвиг разом повернули головы и увидели человека, который смотрел на них, сидя за столом, доверху заваленном бумагами. На нем было тяжелое на вид светло-коричневое пальто и шелковый галстук, того стиля, который, насколько Азирафель помнил, вышел из моды в Англии приблизительно двести лет назад. Позади него находился немного странного вида американский флаг.
– Э-э, – сказал Азирафель, который так и не придумал ничего лучше.
– Ещё один волшебник? – удивился Людвиг, выходя из-за спины Азирафеля, прежде чем бывший ангел сумел его остановить, и устремляясь к столу. – Ассистент иллюзиониста, быть может? Как интригующе.
– Погодите минутку, – быстро сказал мужчина, вставая и показывая пальцем на Людвига с несколько угрожающим видом. – Не знаю, кто вы и как вы сюда попали, но вам лучше уйти сейчас же, – его палец переместился с Людвига на Азирафеля, что означало, что его это тоже касается.
Людвиг выпрямился в полный рост.
– Этот человек – волшебник, – твёрдо сказал он, показав за спину на Азирафеля. – И он развлекает меня своими фокусами и иллюзиями, пока я ожидаю возвращения моего дорогого друга.
Мужчина за столом лишь пристально глядел на них.
– Вы должны уйти.
Людвиг скрестил руки на груди. Азирафель все ещё таращился на американский флаг: он наконец-то понял, что тот выглядел странно, потому что на нем было только тринадцать звёзд.
– Я король, – сказал Людвиг запальчиво. – И я не потерплю, чтобы мне указывали, что делать.
Лицо человека потемнело.
– Лишь глупец может заявлять о таком, стоя в этом офисе. В этой стране никогда больше не будет монархии, и строго запрещено…
Людвиг отмахнулся.
– Ну, я и не из вашей страны, не так ли?
Мужчина нахмурился.
– Значит, вы посол? Ваш акцент совсем неразличим.
Теперь настала очередь Людвига нахмуриться.
– Я из Баварии, разумеется, вам о ней известно?
– Бавария? – переспросил мужчина ошеломленно. – В Священной Римской Империи?
Людвиг открыл было рот, явно обиженный даже самим предположением, но Азирафель торопливо выступил вперед.
– Господа, прошу вас. Людвиг, возвращайтесь обратно в свой замок. Э-э, прошу прощения за него, – эти последние слова Азирафель сказал мужчине за письменным столом, кивнув на Людвига. – Его здесь быть не должно.
Мужчина уставился на него.
– Готов побиться об заклад, и вас тоже, подданный Короны. Вы хоть знаете, где находитесь?
Азирафель быстро огляделся, но квадратное помещение выглядело точно так же, как любая комната того времени. На стенах были красивые картины. Он пожал плечами.
– Резиденция исполнительной власти, – сказал мужчина медленно, как будто думал, что Азирафелю будет сложно осознать его слова. – Белого Дома Соединенных Штатов Америки.
Азирафель сложил два и два.
– Ах, – сказал он. Он наклонил голову, разглядывая мужчину. – А вы, стало быть?..
Мужчина закатил глаза.
– Президент.
Азирафель нахмурился и задумался, пытаясь подыскать какой-то разумный ответ. Он смутно припоминал, что читал что-то о Войне за независимость Соединенных Штатов Америки, но он не особенно внимательно за этим следил тогда.
– Э-э, замечательно, – заключил он.
Мужчина пристально глядел на них.
– А вы кто?
– Не важно, – сказал Азирафель, сменив тактику и заговорив резко. Он отвернулся и начал искать дверь, решив, что, если он будет игнорировать их, возможно, он все-таки сможет сделать то, ради чего пришел.
– Он просто вломился в мою резиденцию, так же, как в вашу, – сообщил Людвиг американцу.
– Что он делает?
Людвиг поднял бровь и почти заговорщицки глянул туда, где Азирафель обследовал занавески.
– Ищет волшебную дверь, – признался он.
Мужчина сделал глубокий вдох и вышел из-за стола, уронив бумагу, которую держал в перепачканных чернилами пальцах.
– Ну, здесь он ее не найдет, уверяю вас, я велел проверить это место очень тщательно на наличие волшебных дверей, когда я…
Как по команде, Азирафель открыл следующую дверь.
– Это… невозможно.
– Говорю вам, – ответил Людвиг. – Он волшебник.
Азирафель распахнул дверь и прошел через нее в маленькую комнату, выложенную плиткой.
Он услышал, как позади него Людвиг протиснулся следом.
– Так, ну-ка, нельзя говорить про волшебные двери, а потом убегать, – воскликнул американец и поспешил за ними.
Азирафель остановился и повернулся к ним, чтобы сказать им обоим не ходить за ним, но они уже прорвались мимо него и замерли на месте, когда дверь за ними захлопнулась. В тот же самый момент раздался оглушительный женский вопль.
Трое мужчин обернулись и увидели женщину, лежащую в очень пенной ванне, в каком-то метре от них, набрасывающую на себя новые горы пены и готовящуюся опять заорать. Она метнула на них гневный взгляд, и все трое торопливо отвернулись.
– Простите-извините, – бросил Азирафель и поспешил мимо нее, отчаянно ища другую дверь.
– Миледи, – сказал Людвиг, догоняя Азирафеля.
– Мои глубочайшие извинения, – пробормотал американец.
– Убирайтесь вон!
Азирафель нашел следующую дверь, и они трое почти ввалились в нее.
Они неровными шагами выбрались на освещенную сцену, чуть не свалившись с ее края, и на этот раз у американца хватило здравомыслия закрыть за ними дверь.
– Ну и ну, – произнес голос у них за спиной раньше, чем они даже успели перевести дух. – Вот это фокус, и я не каждый день такое говорю.
Три головы повернулись и увидели довольно невысокого мужчину в темном фраке с белой бабочкой, который смотрел на них, вздернув брови. Позади него был большой красный занавес, простиравшийся через всю сцену и скрывавший все, что было за ним. По-видимому, мужчина начинал представление.
– Скажите, зрители вообще здесь были, или же вы просто имитировали шум толпы, а потом ослепили меня софитами?
– Э-э, – сказал Азирафель, который очень часто говорил это в последнее время.
– Он волшебник, – с готовностью сообщил Людвиг, показывая пальцем на бывшего ангела. – Он сделал так, что мой Рихард исчез прямо из моих объятий, и он проходит сквозь невидимые двери в другие миры!
Американец просто казался растерянным и удивленно оглядывался вокруг.
– Нам с Лоуренсом лучше завязывать с выпивкой, – пробормотал он себе под нос.
– Что он волшебник – это ясно, – согласился мужчина на сцене, шагнув вперёд и протянув Азирафелю руку. – Просто я с ним пока что не знаком.
Азирафель неловко пожал ему руку.
– Гарри Гудини, – сообщил мужчина. – Великий.
– О, боже, – сказал Азирафель. Ни Людвиг, ни американец, похоже, ни капли не впечатлились, хотя последний все равно сделал шаг вперёд и протянул руку.
– Александр Гамильтон, – представился он. – Вы, возможно, обо мне слышали, – он улыбнулся.
Гарри наморщил нос.
– Знаете, а вроде слышал, – сказал он. – Вы из Нью-Йорка, да? От акцента так просто не избавишься.
Александр ухмыльнулся.
– Вот уж точно. Величайший город в мире, я прав?
– Совершенно верно, нельзя позволять Сан-Франциско его обойти.
Улыбка Александра померкла.
– Прошу прощения, но я не знаю…
Азирафель перестал их слушать и пошёл к красному бархатному занавесу, нащупывая дверь. Людвиг последовал за ним.
– Эй-эй, не трогайте там ничего! – крикнул Гарри им вслед, прерывая свой разговор с Александром, чтобы побежать за Азирафелем, который раздвинул занавес и вошёл внутрь.
За ним, занимая центр сцены, находился большой сверкающий стеклянный ящик выше человеческого роста, до краев наполненный водой. Кое-какой реквизит размещался вокруг него, включая большую ширму и метровые часы, расписанные под секундомер.
– Вы тоже волшебник? – спросил Людвиг, поворачиваясь к Гарри.
Гарри этот вопрос, похоже, удивил.
– Я Великий Гудини, – снова сказал он, как будто думал, что в первый раз Людвиг не расслышал. Когда Людвигу, судя по всему, это ничего нового не дало, Гарри вздохнул. – Да, я маг. Многие говорят, что лучший во всем мире.
Людвига это не впечатлило.
– Я о вас никогда не слышал.
Гарри нахмурился.
– Откуда вы?
Людвиг приосанился, явно стараясь вернуть себе часть своего величия, что было немного сложновато, учитывая, что он все ещё был в своей ночной сорочке.
– Бавария, – сказал он гордо.
Гарри слегка просиял:
– Немец?
Людвига это оскорбило.
– Нет, баварец.
– Он запутался, – по секрету сообщил Александр Гарри.
– Я гастролировал в Европе, – сказал Гарри, который, похоже, и сам немного запутался. – Провел два месяца в Берлине, выступал в Париже, Вене, Москве – повсюду.
Людвиг пожал плечами, по-прежнему не впечатлившись.
– Я правда никогда о вас не слышал.
Азирафель испытал облегчение, когда нашел следующую дверь, спрятанную за большими бутафорскими часами. Он повернулся к своим трем спутникам.
– Не могли бы вы все просто вернуться на свои небеса… – начал он.
– Небеса? – повторил Александр, и Азирафель запоздало осознал, что, вероятно, ему следовало использовать другое слово.
– Погодите, – сказал Гарри и похлопал Людвига по плечу. – Какой сейчас год?
Людвиг посмотрел на него с подобающе оскорбленным видом, хотя Азирафель не мог сказать, обидел ли его вопрос или тот факт, что Гарри посмел коснуться его.
– 1874, – заявил Людвиг.
Александр, похоже, тоже осознавал сказанное, и Азирафель быстро толкнул дверь.
– В последний раз, когда я проверял, был 1803, – сказал Александр и поглядел на Гарри.
– 1921, – сказал Гарри. – Вот, почему вы обо мне не слышали, и почему ты не слышал о Сан-Франциско – его еще не основали!
Азирафель потихоньку прокрался через дверь, надеясь найти там немного покоя, но Людвиг заметил, что он делает и бросился за ним, схватив край двери, прежде чем он успел закрыть ее за собой.
– Погоди, волшебник, а ты из какого времени? – спросил Людвиг, протискиваясь в дверь вместе с ним. Александр и Гарри последовали за ними.
– Ну же, серьезно, вам всем нужно вернуться, – сказал Азирафель, останавливаясь с тяжелым вздохом. – Вам нельзя просто так шататься повсюду…
– Стража!
Головы всех четверых повернулись, и они увидели человека в доспехах и тоге, указывающего на них весьма театральным жестом.
– Схватить их!
Последовал немного неловкий момент, когда никакой стражи не появилось, и человек в тоге слегка наклонил голову.
– Это еще что за колдовство?
– Волшебник, – с готовностью подсказал Людвиг, показывая на Азирафеля, который измученно вздохнул и поднял глаза к потолку с изысканной лепниной.
– Я тоже, – Гарри невысоко поднял руку. – Но он лучше.
Человек в тоге переводил сердитый взгляд с одного на другого.
– И кто вы такие, что так бесстыдно стоите в присутствии кесаря?
– Людвиг, – сообщил Людвиг. – Второй, Король Баварии.
– Александр Гамильтон, президент Соединенных Штатов.
– Великий Гарри Гудини… Постой, ты ж не был президентом!
Александр с жаром повернулся к нему.
– Конечно, был! Есть!
Гарри нахмурился.
– 1803, говоришь? И кто был твоим предшественником?
Александр скрестил на груди руки.
– Джон Адамс, ублюдок-федералист.
– Джефферсон был после Адамса, – сообщил ему Гарри. – Томас Джефферсон. Все это знают.
– Джефферсон? – Александра, похоже, возмутила сама мысль об этом. – Распутный обожатель лягушатников? Да никогда.
– Да, – настаивал Гарри, не обращая внимания на цветистый оборот в речи Александра. – Джефферсон, а потом Мэдисон, Монро… Я забыл, кто еще.
– И Мэдисон тоже? Ты явно неправильно все запомнил…
– Кхм, – сказал человек в тоге, которого, очевидно, раздражало, что его игнорируют. – Если вы сейчас же не объясните, что делаете в моем дворце, я применю силу, чтобы выставить вас вон.
– Эй, вы же римлянин, верно? – сказал Гарри заинтригованно. – Но вы говорите по-английски!
Тут же послышалось возражение Людвига:
– Он говорит по-немецки, как и мы все.
Теперь настала очередь Александра удивленно уставиться на него.
– Это совершенно точно английский.
– Или же мы все говорим на латыни? – предположил Гарри, взявшись за подбородок. – Я бы хотел говорить на латыни.
– Стража! – снова громко крикнул человек в тоге, но опять никто не явился на его зов.
– Они наверняка все исчезли, – сказал ему Людвиг и махнул рукой, как бы изображая это. – Это волшебник делает. И создает двери, и еще у него движущаяся цветная фотография!
– Движущаяся что? – спросил Александр. – Совершенно невозможно!
– Есть-есть! – возразил Людвиг. – Она у него в сумке!
Гарри сделал шаг вперед, будто хотел посмотреть сам, и Азирафель поспешно отступил назад, впервые осознав, что ситуация уже вышла из-под контроля.
– Серьезно, так, давайте-ка мы все просто на секундочку…
Гарри обошел его, и рука Азирафеля машинально дернулась к сумке, но каким-то образом зеркало все равно оказалось у Гарри.
– Эй! – резко сказал Азирафель, паника охватила его, и он потянулся, чтобы выхватить зеркало из рук Гарри, но маг вывернулся и понес его к остальным.
– Видите, как я и говорил! – самодовольно сказал Людвиг.
Азирафель направился к ним, собираясь вызволить зеркало любой ценой, но понял, что его удерживает человек в тоге, который преодолел разделяющее их расстояние и схватил Азирафеля за плечо.
– Ты, волшебник, объяснись.
Азирафель высвободил руку и вздохнул, примиряясь с тем, что зеркало еще несколько мгновений побудет не у него.
– Правда, я прошу прощения за все это… э-э… я отведу их назад…
– Тебе известно, кто я такой? – спросил человек в тоге, явно оскорбленный такой манерой обращения.
Азирафель оглядел его с ног до головы, но он действительно был знаком лишь с несколькими римскими императорами, да и то в основном потому, что Кроули проникся к ним симпатией.
– Без понятия, – признал он.
Человек выпрямился в полный рост.
– Я Марк Сальвий Отон Цезарь Август, и то, что вы делаете равносильно измене.
– Я уверяю вас, правда, все в порядке… – сказал Азирафель и замолк, услышав, как Александр что-то громко сказал о Нью-Йорке.
Он повернулся и увидел, что все трое склонились над зеркалом.
– Видите, – сказал Александр, тыча пальцем во что-то на поверхности зеркала. – Это мое имя рядом со звездой. В отличие от некоторых, – он сердито глянул на Гарри. – Нью-Йорк меня помнит.
– Это не тот Нью-Йорк, что я знаю, – сказал Гарри, наклоняясь поближе. – Кто такой Лин-Мануэль Миранда? Твой приятель?
– Извините меня, – сказал Азирафель Отону, а потом повернулся и подошел к кучке душ, увязавшихся за ним, раздвинул их и выхватил зеркало из рук Александра. Картинка изменилась, показывая вместо Кроули предположительно улицу Нью-Йорка. Одно из зданий было освещено, и на нем красовался исключительно большой рекламный плакат с золотым фоном и черной звездой. Азирафель нахмурился, глядя на него, а потом поднял глаза на всех троих.
– Что вы сделали? – резко сказал он.
– Я просто попросил его показать мне Нью-Йорк, – сказал Гарри. – Это же волшебное зеркало и все такое.
Азирафель с укором посмотрел на него.
– Уж кому как не вам знать…
– Эй, я не думал, что это сработает, – запротестовал Гарри. – Я знаю, что это все какой-то фокус. Он, однако же, очень хорош.
– Это не… это не… трюк, – сказал Азирафель, со вздохом убирая зеркало обратно в сумку. – И не фокус и не магическое представление. Могу вас в этом уверить. Но серьезно, вам всем надо вернуться, пока вы не натворили еще больше бед.
Слова Азраил звучали у него в голове.
– Ты что-то говорил о «небесах», – заметил Людвиг. – Что это значит?
Гарри нахмурился.
– Да, ты же не утверждаешь, что имеешь власть над духами, правда? Терпеть не могу этот народ.
Азирафель снова вздохнул, но все четверо теперь выжидательно смотрели на него. Он неуверенно помялся, вцепившись рукой в край зеркала через ткань сумки.
– Вы правда хотите знать?
– Посмею предположить, что мы зашли уже слишком далеко, чтобы не узнать, – сказал Александр.
– Объяснись, – коротко добавил Отон.
Азирафель побарабанил пальцами по верху сумки и ненадолго задержал взгляд на блокноте в своих руках. Потом он снова посмотрел на них: на Людвига, с растрепанными волосами и в ночной сорочке; на Александра, с по-прежнему безукоризненно уложенными напудренными волосами; на Гарри, который выглядел так, будто только что пришел с приятного официального ужина; и на Отона в сияющих доспехах и тоге, наброшенной по моде на одной плечо.
– Ну ладно, – сдался он. – Вы все мертвы.
Последовала короткая пауза.
– Прошу прощения? – спросил Гарри одновременно с Отоном, который прорычал:
– Это угроза?
– Это правда, – сказал Азирафель. – Если вас это хоть немного утешит, я тоже мертв. Сейчас время в «реальном мире» перевалило уже за 2000 год – Отон, для вас это целые две тысячи лет. Вы все, видимо, жили в какой-то степени достойно, потому что вы попали в рай. Поздравляю.
Они все некоторое время это осознавали.
– Вы все получили в награду свой собственный рай, – серьезно продолжал Азирафель. – Где вы окружены людьми и обстоятельствами, которые делают вас счастливыми, – он повернулся к Александру и показал на Гарри. – Если Гудини говорит, что вы никогда не были президентом, он, вероятно, прав: вы президент лишь на своих небесах, потому что хотите им быть. Людвиг, тебе так и не удалось разделить свое королевство с Рихардом на Земле, поэтому ты смог сделать это на Небесах. Но каждый из вас – единственный реальный человек на ваших небесах: поэтому все остальные исчезали, когда я входил. Когда на одном небе две души, систему замыкает, наверное, потому, что она не может решить, чьё подсознание слушать, – Азирафель грустно улыбнулся им. – Мне жаль, но это действительно так.
Повисла долгая пауза.
– Рихард был… ненастоящим? – спросил, наконец, Людвиг.
– Я уверен, он был вполне реален, – сказал Азирафель, пытаясь вложить в свой тон побольше сочувствия. – Но тот, с кем вы были только что – не он. Если он на Небесах, то он находится в своём собственном маленьком отсеке, таком же, как этот отсек, принадлежащий Отону.
– Я… не президент? – спросил Гамильтон, поникнув. – Им правда стал Джефферсон?
– Не повезло, – пробормотал Гарри ему в ответ.
– Ну же, теперь пойдёмте, давайте вернём вас туда, где вы должны быть, – сказал Азирафель, жестами подгоняя их к двери, в которую они вошли. Она все ещё была распахнута, открывая странную бесплотную полоску сцены и красный занавес. К его облегчению, три неприкаянных духа подчинились и вошли в дверь один за другим.
– Будь я проклят… Дойль был прав, – сказал сам себе Гарри, когда Азирафель направил его к двери. – Мне ни за что этого не пережить.
Когда остались только Азирафель и Отон, бывший ангел повернулся к нему.
– Простите за неудобства, – сказал он.
– И в самом деле, прошло два тысячелетия? – спросил Отон. Казалось, его очень огорчила эта мысль. – Скажи мне, что стало с Римом? С его народом?
Азирафель слабо улыбнулся ему.
– Империя распалась, – признал он. – Но это происходило постепенно. И она была у всех Небес на устах, пока существовала.
Отон кивнул смиренно.
– Я полагаю, это все, о чем можно просить. Ступай с миром.
Азирафель вошёл в дверь и закрыл ее за собой. На сцене Гарри вытащил из кармана что-то напоминающее банкноту в один фунт и протянул ее Александру.
– Я так и знал, что я где-то о тебе слышал, – сказал он, подмигнув.
Александр, казалось, был слегка озадачен, но все равно убрал в карман то, что Гарри ему дал, когда увидел, что Азирафель приближается.
– Мы просто снова откроем другую дверь, и она приведёт нас в ваш… э-э… Белый Дом, – сказал Азирафель, махнув Александру.
Александр шмыгнул носом, но тем не менее последовал за ним.
– В мой несуществующий Белый Дом, вы хотите сказать. Аарон вдоволь над этим посмеется.
– Я уверен, все будет хорошо, – сказал Азирафель, обнаружив предыдущую дверь и рывком открыв ее. Он подтолкнул Александра и Людвига к выходу.
– Эй, волшебник, – окликнул их Гарри. – Расскажи мне когда-нибудь, как ты проделываешь этот фокус.
Азирафель пробормотал что-то о том, что он не волшебник, и закрыл за собой дверь.
Последовала такая же процедура с Александром, а потом Азирафель и Людвиг остались одни в Нойшванштайне.
– Ну вот, а теперь просто оставайся здесь, – сказал Азирафель и поднял руку, чтобы потереть лоб. Он был измотан и так и не приблизился к тому, чтобы обнаружить ближайший к своим небесам наблюдательный пост. Ему следовало вернуться назад и начать двигаться по более упорядоченной схеме, какой бы она ни была.
– Приношу извинения, если я стал причиной непредвиденных трудностей, – сказал Людвиг, очевидно заметив усталость Азирафеля. – И я не хотел, чтобы парень из будущего украл твою движущуюся фотографию.
Азирафель снова машинально опустил руку к сумке, чтобы убедиться, что он все ещё мог нащупать твёрдый край рамки через ткань.
– Не переживай об этом, – сказал он с тяжелым вздохом.
Азирафель прошёл мимо Людвига, снова ступил в его спальню и похлопал ближайшие занавески, откуда появился.
– Он тоже мертв? – спросил Людвиг у него за спиной.
Азирафель продолжал исследовать занавески.
– Кто?
– Твой друг. Тот, что на фотографии. Ему, кажется, было плохо.
Руки Азирафеля замерли, в горле встал ком.
– Нет-нет, он не… – он сделал глубокий вдох и продолжил ощупывать воздух. – Он не мертв.
Людвиг молчал, пока Азирафель, наконец, не обнаружил смутное сопротивление двери.
Он собирался открыть ее, когда Людвиг снова заговорил.
– Ты его любишь, не так ли?
Азирафель виновато вздрогнул и обернулся на Людвига, который стоял, сцепив руки в замок перед собой.
Азирафель снова перевел взгляд на невидимую дверь, что означало, что он смотрел на очень красивую занавеску.
– Это так очевидно, а?
– Я чувствовал то же самое к Рихарду, – сказал Людвиг. – Когда нас разлучили. Я узнаю это чувство.
Азирафель коротко усмехнулся, но смех получился более сдавленным, чем он рассчитывал.
– Ты пытаешься к нему вернуться, да? – спросил Людвиг. – Поэтому ты здесь.
Азирафель выдохнул, чувствуя, как его плечи поникли.
– Да, – признал он. – Это глупо, я знаю, шанс так ничтожен…
Он почувствовал, как рука Людвига опустилась ему на локоть.
– Я желаю тебе удачи, – сказал он. – И предлагаю свою помощь, если есть что-то, что я могу сделать.
Улыбка тронула уголок губ Азирафеля.
– Спасибо, – сказал он, и это было искренне.
– А теперь иди ищи его, – сказал Людвиг, отступая назад.
Азирафель сдержанно улыбнулся ему и вошёл в дверь.