Валентин Скуратов пересек вестибюль отеля «Mercury» и нажал кнопу вызова одного из четырех скоростных лифтов. Когда одна из четырех зеркальных створок ушла в сторону, он шагнул в каплевидную кабину и коснулся сенсора с цифрой «49». Именно там, в двухкомнатном люксе, с видом на залив Беринга его ждала женщина по имени Камилла Войчинская, его неожиданный работодатель.
Когда состоялась их первая встреча в баре «Кантина», бывший начальник службы безопасности «DEX-company», пользуясь старыми связями, как среди преступного элемента, так и среди сотрудников спецслужб, навел кое-какие справки.
Эффектная блондика, присвоившая себе родство с династией Трастамара, неожиданно таковой и оказалась. Внешнее сходство с Корделией подтвердилось документально. Особа, назвавшаяся Камиллой, действительно приходилась законной дочерью Карлосу-Фредерику Трастамара, имела гражданство Геральдики, но была изгнана оттуда вместе с матерью по требованию отца, уличившего жену в неверности. Произошло это почти пятнадцать лет назад, как раз тогда, когда пассажирский лайнер «Посейдон» уже истек кислородной кровью, а Корделия начала свои гонки со смертью.
Бракоразводный процесс тянулся около года. Адвокаты с обоих сторон рвали друг друга в клочья, но муж, в конце концов, выиграл и выдворил жену с Герльдики. Единственное, что удалось выторговать опозоренной супруге, так это скромную недвижимость на Земле в старом Лондоне, городе, давно утратившем былую привлекательность. Судебное разбирательство состоялось в Лютеции и в общегалактическом медиапространстве освещалось скупо. Да и власти планеты, ставшей заповедником аристократов, всячески препятствовали распространению слухов. Но и тех сведений, что просочились в земную светскую хронику бывшему особисту хватило, чтобы нарисовать детальную картину.
И согласно этой картине, старшая дочь Карлоса-Фредерика Трастамара пострадала незаслуженно, так как измену матери подтвердил только ДНК-тест сына. Была ли средняя дочь так же зачата от любовника осталось невыясненным.
Решение отца изгнать неверную супругу вместе с детьми Скуратов в глубине души не одобрял. Не по-мужски. Жена – да, согласен, прощения не заслуживала. Скуратов, вероятно, поступил бы точно так же, если не жестче, но дети-то в чем виноваты? Дети отцов не выбирают. И почему наследником должен быть обязательно мальчик? Как мужчина Скуратов его понимал. Если бы его жизнь сложилась несколько иначе, если бы он выбрал другую профессию, учителя в школе или бухгалтера в торговой конторе, он бы, вероятно, сейчас был женат и воспитывал бы детей. И как всякий мужчина, желал бы видеть свое продолжение в родном сыне. Желание вполне объяснимое. Сын для отца – гарантия бессмертия, его наследник, воплощение, тот, кто подхватит упавшее знамя и понесет его дальше, даже если это знамя скромного счетовода в пыльной конторе. Однако, это не означает, что он вычеркнул бы из своей жизни дочерей, лишил бы их своего отеческого покровительства. А уж выгнать из дома… Неудивительно, что леди Камилла так ожесточилась. Главным врагом, главным виновником, назначила Корделию, невзирая на то, что сводная сестра даже и не знает о ее существовании. Или знает? Вот еще один вопрос, требующий внятного ответа. Интересовалась ли Корделия судьбой своих сводных сестер и братьев? То, что таковые существуют, она несомненно в курсе. Ей известно, по какой причине Карлос-Фредерик признал ее дочерью и оставил наследство. Следовательно, ей известна и судьба родственников. Пыталась ли она им помочь? Или не пыталась? Или ей все равно? Да и почему должна пытаться? Сами родственники вряд ли признали бы ее за свою, случись Корделии к ним обратиться. Кто она им, знатным и законнорожденным? Всего лишь плод отцовского легкомыслия и наивной влюбленности простолюдинки. Но в ситуации зеркально противоположной считают себя неправомерно обиженными. Вот эта девица по имени Камилла одна из них. Корделия ее обокрала и Корделии предстоит за это ответить.
Бывшего особиста, по большому счет, судьба Корделии не волновала. Для него она враг. И так же виновна в воровстве – в воровстве его обеспеченной старости, его будущего. Хотя украла их вовсе не она. Корделия всего лишь оказалась в нужном месте в нужное время и воспользовалась удачно сложившимися обстоятельствами. Это вызвало у Скуратова тайное восхищение. А виноваты в крушении «DEX-company» скорее всего сама «DEX-company» и безрассудство ее владельца – Ржавого Волка,чересчур увлекшегося ролью императора Палпатина. Так же и с этой несостоявшейся Трастамара. Сама Корделия ничего у нее не воровала. Всему виной патриархальное высокомерие отца, его слепая преданность традиции. Да и мать хороша. Но признать виновниками родителей означает выйти из удобной и всеоправдывающей роли жертвы. А если Камилла не жертва, то на каком основании требует возмездия?
Но если Корделия вызывала у Скуратова скорее уважение и даже восхищение своим неукратимым, точно рассчитанным авантюризмом, то объявившаяся сводная сестра откровенно его пугала. Ему, бывшему офицеру спецслужб, сотруднику особого отдела, контрразведчику и наемному убийце, она представлялась затаившейся в траве змеей. Эта змея очень красива. У нее яркие, светящиеся глаза, стройное, грациозное, почти невесомое в броске тело. Эта змея никогда открыто не нападает и, кажется, лишена ядовитого зуба. А если и кусает, то укус ее приводит не к летальному исходу, а дает эффект легкого, блаженного опьянения, приятного транса. Она смотрит в глаза, эта прекрасная змея, и усыпляет, дурманит, завораживает. Укушенный становится ее покорным и даже радостным рабом. А это опасно, очень опасно. Это опасней смертельного отравления.
Он опасался таких женщин. Умных, озлобленных. После них остаются не разрушения, а вызженная земля. Он мог бы отказаться. Сделанное в баре «Кантина» предложение не было ультимативным. У него был выбор. Выбор, как у любого безработного отставника, прозябать на пенсию в безвестности или попытаться обрести былую значимость. Ну и заработать. Накопленных за прошедшие годы, богатые приключениями, боевыми операциями, работой в «DEX-company», денег ему бы хватило на скромное, но вполне достойное существование. Он заслужил несколько лет покоя. Возможно, еще не поздно подумать и о семье. Он еще не стар, мог бы найти подходящую женщину. Но ему заранее было скучно. Тоскливо. Он представлял это свое упорядоченное, законопослушное существование и скрипел от ненависти зубами. Да, вот так прозаично объяснялось его согласие.
Его было скучно. Он не хотел на пенсию. Даже на достойную с легким гарниром из роскоши. Он снова хотел работать, хотел чувствовать себя живым, чувствовать себя нужным, незаменимым, хотел идти по краю, по лезвию, чувствовать запах крови и тяжесть оружия. Месть опять же. Жажда реванша. Сергей Волков был его другом, его сослуживцем, его товарищем по оружию. Он не мог оставить ни его гибель, ни гибель его дела безнаказанными. Месть – его долг. А если нашелся тот, кто согласен взять на себя сам грех этой мести, стать ее вдохновителем и движителем, то почему бы не поучаствовать в качестве наемника, прикрываясь чужим решением? Если боевую группу мстителей не возглавит он, Скуратов, то это сделает Макс Уайтер. И таких дров наломает.
Скуратов постучал и вошел. Его ждали. Камилла была не одна. За столиком в гостиной уже сидел Казак. Перед ним стояла бутылка марочного коньяка. Судя по причудливой форме это был продукт коньячного дома «Харди». В углу у мини бара расположился Рудольф. На этот раз без гелевой маски, что привлекательности и узнаваемости ему не прибавило. И еще один, незнакомый Скуратову мужчина сидел на диване. Незнакомцу было лет 35, может быть, 40. Высок, хорош собой. Каштановые, ухоженные волосы, темные глаза, волевой подбородок. «Бабам такие нравятся», мысленно охарактеризовал его особист, немедленно проникаясь к гостю неприязнью. Слишком самоуверенный, слишком холеный. Не допускает даже тени сомнения в своем коренном отличии от всего прочего, воняющего потом, человечества. Сама хозяйка номера Камилла в облегающем темно-синем брючном костюме сидела с ним рядом. В руке – пузатый коньячный бокал. На дне янтарно светилась недешевая жидкость. Скуратов мысленно усмехнулся. Картинка как из светского журнала, точно рассчитанная и насквозь фальшивая, как 90% алкоголя, поставляемого в «Кантину».
— Валентин! – почти радостно воскликнула Камилла, протягивая руку то ли для дружеского рукопожатия, то ли для галантного поцелуя. – Мы вас ждем.
Скуратов, пользуясь тем, что он «старый солдат и не знает слов любви», руку пожал и сел рядом с Уайтером. Незнакомец поздоровался с ним вежливым кивком. Рудольф, приподнявшись, изобразил поклон. Скуратов продолжал смотреть на новоприбывшего, нисколько не пытаясь смягчить свое злое, проницательное любопытство. Незнакомец тоже не отводил от него глаз и не выказывал смущения. Он, несомненно, знал, кто перед ним, с каким послужным списком и с какими выдающимися способностями. Камилла, заметив это противостояние, слегка занервничала.
— Это мой друг, — поспешила пояснить она, — его зовут Александр.
— Я так понимаю, уже не посредник, а представитель нашего работодателя, — сухо выдвинул предположение «Лаврентий».
Этот молодчик был слишком хорошо и дорого одет, чтобы быть одного поля ягодой с Рудольфом. Рудольф – обслуга, улучшенный аналог Падлы, которого Джонсон мимолетно ликвидировал на Карнавале, а этот, вальяжный, крупная птица. Если не сам заказчик, то особа приближенная. В ответ на слова особиста Александр чуть заметно улыбнулся и кивнул.
— Вы проницательны, — произнес он.
Голос у него был соответствующий – уверенный, мелодичный баритон. И блондиночку обладатель баритона явно давно очаровал и держит на коротком поводке. Это вам не замордованный семейной жизнью редактор журнала. Тут у него «любовь с интересом, тут у него лежбище».
— Я о вас много слышал, — продолжал гость, — много лестного и убедительного. Вы же понимаете, мы не могли действовать вслепую. Нам необходимы были точные сведения.
— Да, понимаю. Вам нужен был компромат.
— Ну зачем же сразу компромат? – поправил его Александр. – Нам нужны были рекомендации.
— Да ладно тебе, Лаврентий, — бесцеремонно вмешался Казак, — чего ты в бутылку лезешь? Тут все свои, все друг друга знают.
— Далеко не все, — возразил Скуратов. – Мне вот, например, имя Александр ни о чем не говорит. Я бы хотел подробностей. Должность, звание.
Александр усмехнулся.
— Я управляющий инвестиционным фондом своего дедушки. Здесь представляю интересы заказчика, а так же его деньги. Я готов предоставить в ваше распоряжение сумму, которую вы сочтете необходимой для реализации нашего плана. Разве этого мало? Какая вам разница под какой фамилией ходят эти деньги?
— Любую? – недоверчиво переспросил Скуратов.
— В том-то и штука, Лаврентий, — хохтнул Казак. – Нам дают карт-бланш.
Скуратов бросил на него предостерегающий взгляд. Казак, успевший закинуться марочным коньяком, был неестественно весел. Глаза налились кровью. Губы искривились.
— Не называй меня Лаврентий, — произнес особист.
— Ладно, не звать, так не звать.
— В каких пределах сумма?
— В галактических, — повторил Александр.
Скуратов воспринял это как шутку. Презрительную шутку. Он предпочитал конкретику.
— А если миллион?
— Значит миллион.
— Если вы не ограничены в средствах, то почему бы вам у нее этого киборга попросту не купить? Эта жестянка обошлась Корделии в пятьсот тысяч галактов. Дайте ей в трое больше. Или вчетверо. Она женщина деловая, своего не упустит. Дайте ей два миллиона, если такие суммы для вас карманная мелочь.
— Пробовали уже, — мягко ответил Александр, — делали предложение через наших юристов.
— Что ответила?
— Послала! – заржал Казак. – По хорошему известному эротическому адресу. Нет, ну ты представь, Лаврентий, за какую-то жестянку два лимона! Два лимона! За жестянку! Да я бы за такие деньги…
— Да, знаю, — перебил его Скуратов, едва сдерживаясь, чтобы не ткнуть в Уайтера кулаком, — ты бы за такие деньги мать продал.
— Ну мать бы, наверно, не продал. Хотя… два миллиона. А мамаша у меня была еще та сука. Но за жестянку… Вот бы мне за ту рыжую тварь деньжищи такие кто отвалил! Вот где справедливость? Моего за бесплатно отжали. Старшина этот… Петухов. Не слыхали, нет? Дернул же меня черт с ним связаться. Он этого рыжаего дебила и прибрал. А меня на нары.
— Макс, — остановил его Скуратов, — попридержи язык.
— Я вам очень сочувствую, мистер Уайтер, — заговорил Александр. – Надеюсь, что после завершения проекта вы сможете поправить свои дела и начать все сначала. Стать честным и удачливым предпринимателем.
Казак криво усмехнулся.
— Честным предпринимателем? Почему бы и нет? Если гонорар будет соответствующим.
— Будет, — весомо произнес Александр. – Итак, как было сказано выше, получить необходимый нам в научных целях объект посредством заключения взаимовыгодной сделки не удалось.
— Слушай, ты, как тебя… Алекс, — снова встрял Казак, — а может вы моего возьмете? Он же тоже того… из этих. – Уайтер покрутил пальцем у виска. – Так в чем разница? Тот или этот. Я дорого не возьму. Миллиона полтора. Даже миллион!
— Согласно проведенному через парламентскую ассамблею закону, разумных киборгов нельзя продавать. – Это подала голос Камилла. – Сестрица подсуетилась.
— А мы договор задним числом оформим, — не растерялся Казак. – В первый раз что ли?
— Твой не подходит, Макс, — сказал Скуратов. – Твой рыжий обыкновенная «шестерка» из 43-й партии. Его срыв и так называемая разумность – результат заводского брака. А киборг Корделии изначально разумный. Полноценный симбиоз с процессором. Гибульский создал его, чтобы подтвердить свою теорию.
— Если бы для нашего проекта годился любой другой сорванный, то есть, разумный киборг, — сказал Александр, — мы бы здесь с вами не сидели и не строили бы этих довольно затратных планов. Мы бы давно решили свои проблемы.
— А что за проект? – как бы невзначай задал вопрос Уайтер, подливая себе коньяку.
«Наивный Макс», подумал Скуратов, «прикидывается, что пьян, и уверен, что всех обманул».
— К сожалению, мне нечего вам ответить. Да я и сам еще не вполне в курсе. Я всего лишь один из исполнителем. Мне поручено конкретное задание, а что на выходе – я не знаю.
— Хорошо, я понял, — вернулся к основному предмету особист. – Продавать киборга Корделия отказалась. Категоричность ее решения обсуждать не будем. А также его причины. Я уже однажды пытался это сделать и потерпел неудачу. Как, впрочем, и в своей попытке изъять киборга.
— Нам это известно, — подтвердил представитель заказчика.
— Таким образом, это вторая попытка. И учитывая печальный опыт, действовать следует продуманно и осторожно, тщательно проработав детали. Вопрос первый. Где и когда. Требуется установить, где в настоящий момент находится объект. Вопрос второй. После установления местонахождения следует определиться со средствами захвата, передвижения и путями отхода. И третье. Кто будет заниматься сбором информации и планированием операции?
— Где находится киборг, уже известно, — заговорила Камилла. – Вам не придется его искать. Всю необходимую информацию вы получите. Ваша задача сугубо практическая, боевая. Два дня назад на орбительную станцию «Карл Саган» отправилась группа специалистов. Вы, вероятно, слышали, что там строится квантовый телескоп, который может служить как приемник, так и ретранслятор на основе фрисской технологии передачи данных. Так вот. Моя сводная сестра с самого начала вписалась в этот проект и вложила в него огромные деньги. Теперь холдинг спонсирует строительство телескопа, рассчитывая использовать часть его мощностей для своих медийных потребностей. Эта группа техников полностью состоит из сотрудников ходинга, и среди них есть стажер по имени Мартин Каленберг.
— Мартин Каленберг? – недоверчиво переспросил Скуратов. – Он так и носит это имя?
— Да, — подтвердила Камилла. – Это имя стоит в его паспортной карточке. Он же теперь гражданин Федерации и резидент Геральдики.
— Это жестянка что ли? – вмешался Казак. – Ну ни хрена себе! Как эти куклы жить стали. Резидент Геральдики! Это за какие такие заслуги?
— Так он сейчас на этой станции? Это точно?
— Да, — подтвердила Камилла, — сведения точные. И пробудет он там по меньшей мере недели две. Или дольше.
— И что с того? – Казак снова взял бутылку. – Мы эту станцию на абортаж брать будем? Для этого целый флот нужен.
— Зачем целый флот? – возразил Скуратов. – Хватит и одного хорошо оснащенного транспортника, который на законных основаниях, со всеми необходимыми документами и легальным грузом пристыкуется к станции. Насколько я понимаю, к ней ежедневно стыкуется по меньшей мере дюжина кораблей. Там ведутся монтажные работы. Монтируют большое зеркало. Сварка идет в открытом космосе. В работе участвует множество специалистов. Идеальным вариантом было бы затерятся в этом людском и транспортном потоке, как можно более незаметно, без шума, без выстрелов, изъять киборга и так же незаметно покинуть станцию. Полагаю, что необходимое оборудование наличествует? Но на это потребуется время. Найти подходящий транспортник, оснастить его, обеспечить ему легальность. Со стороны туда вряд ли кого пустят. И ролкер без четких опозновательных знаков не получит разрешение на стыковку. Меры безопасности на подобном объекте должны быть соответствующими. Вот почему я и говорю о времени. Никто же не может гарантировать, что киборг пробудет на этой станции достаточно долго. Если он вернется на планету, то брать его станет гораздо сложнее. Это уже наземная операция. Столкновение с планетарной полицией. Понадобится корабль, ожидающий на космодроме, транспорт, чтобы добраться до космодрома. Это все непросто. Тем более, что с некоторых пор (Скуратов не стал уточнять с каких) холдинг усилил меры безопасности.
— Да, наземная операция привлечет слишком много внимания, — согласился Александр. – Сейчас, когда объект покинул планету, момент наиболее подходящий. И вовсе необязательно начинать с поиска и оснастки транспортника. Вполне реализуемо воспользоваться уже оснащенным и зафрахтованным, с известной публикой на борту.
— К тому же, киборг пробудет на станции не меньше месяца, если не больше, — добавила Камилла.
— Откуда это известно?
— Потому что Корделия покинула Новую Москву и отправилась на Асцеллу. Говорят, ей понадобилось обледование в каком-то крупном медицинском центре.
— У нее проблемы со здоровьем?
Камилла пожала плечами, но по ее лицу было заметно, что она очень надеется на эти проблемы.
— Сведения точные?
— Что ее не будет? Точные. Она уже оттуда прислала сообщение. Известила, что вынуждена задержаться. Так что эта авантюра с заслуживающим доверие транспортником вполне осуществима.
— Но попасть на станцию это еще полдела, — охладил ее пыл Скуратов. – Где искать киборга на станции? Она огромна.
— Зачем искать? – улыбнулась Камилла. – Он сам придет. Например, если передать ему привет от друзей, которые находятся на этом самом транспортнике.
Живописная дорога не способствовала унынию. Несмотря на пропущенный поворот, путники сильно не расстроились, скорее долго спорили и беззлобно огрызались друг на друга. Рачительно «прихватизированные на дорожку» слоёные вкусные булочки с сыром, также способствовали приятному времяпрепровождению в пути. Несколько пушистых перистых облачков на синем-синем небе самого холодного месяца вначале погнались за путешествующими, но, затем, быстро отстали. Старый, почти заброшенный тракт радовался путникам и чудесному солнечному дню. По обочинам живой изгородью частоколом стояли голые коричневые ветви, но воздух дразнил и дышал запахами стылой влажной земли, которые смешивались с бегущим внутри стволов соком, готовым по весне разбудить к жизни маленькие чёрные почки.
Чтобы слегка размяться, Костя, опасно балансируя, попытался приподняться на спине Ворона.
В умных приключенческих книжках опытные люди писали, что если залезть на высокое дерево, можно легко сориентироваться. Но деревья, что стояли вокруг, мало напоминали лестницу: рукой ухватить не удобно, ногу поставить не надежно, да ещё, то сучки топорщатся, то иголки во все стороны щетинятся — куда тут лезть? Только зад обдирать, да одежду рвать, но если вдруг и получится взобраться, то куда смотреть? Вокруг те же лапы, ветки и стволы. Впрочем, со спины ездового Ворона видно всё то же самое — так, какой смысл царапаться, колоться и страдать?
— Вон туда будем двигаться, тракт через каких-то двадцать километров с гаком воссоединиться с новой дорогой — решил Костя, и, прикинув, что слева лес выглядит так же агрессивно, как и чащоба справа, наклонился и с Ворона дёрнул поводья у всё время отклонявшейся к чёрным ветвям Девгри, поставив лошадку на самою середину старого шоссе.
Еще через час они упёрлись в развилку. Эми грустно проследила за указательным пальцем своего спутника — тот показывал вдаль как-то неубедительно, — и печально вздохнула: «Вот почему нельзя сделать прямую колею в одном чётко выверенном направлении, чтобы не вводить путников в ненужное заблуждение?!».
За целый день она устала, изрядно отбила пятую точку — потому, что только успевала приноровиться к шагу и подскокам своей Девгри, как вредная лошадка тут же меняла темп и ритм, а бедная девушка снова вынуждена была страдать. А ещё скрипела на губах дорожная пыль, одежда как-то подозрительно попахивала потом. Эми искренне надеялась, что только лошадиным. В глотке першило, ноги немели и дрожали от напряжения, а в животе горестно урчало. Да и просто уже хотелось приехать хоть куда-нибудь, чтобы там было ведро с водой, пушистая перина с тёплым одеялом, и кружка молока с мягким белым сыром. Даже трёхжильный динозавр всё чаще косился плотоядным взглядом на её подружку и недвусмысленно облизывал зубастую пасть. Он переставлял ноги как-то печально — видно тоже хотелось избавиться от поднадоевших всадников, и получить возможность поохотится, или приобрести взамен седла хотя бы кусок славного идущего рядом лошадиного мяса…
— Согласна, туда тоже можно, — кивнула Эми.
Если раньше девушка ещё пыталась следить за дорогой и припоминать указания, что им дали на постоялом дворе, то теперь, лишь уныло клевала носом, разглядывая гриву Девгри. Она даже не заметила, как лошадка взбодрилась.
— Во! — наконец, Костя радостно присвистнул, — говорил же, приедем. Еще даже и темнеть толком не начало.
Эми представила себе дорогу по темноте, блуждания наугад — и содрогнулась. По сравнению с лесными перспективами, выглядывающий из-за деревьев хутор смотрелся очень милым и гостеприимным. Да и судя по тому, как обрадованно водили носами Ворон и Девгри, запахи из поселения доносились весьма приятные и многообещающие.
— Трактир, пожалуй, — Костя задумчиво почесал нос. Да и сложно подобрать иное определение одиноко стоящему посреди леса дому — солидному, с высокой крышей и ромбовидным чердачным окном.
К воротам вела приличная мощёная камнем дорога, на которой запросто могли разъехаться всадники, и даже две телеги: ни колдобин, ни рытвин.
Ворота были украшены резными живописными петухами, которые азартно топорщили большие красно-синие гребни.
— Не наша Раша, — констатировал он философски. — Не пуганая страна.
Забор на взгляд Кости, стоило бы сделать намного выше. Явно несерьёзная преграда для одинокого постоялого двора на лесной полянке.
***
Не успели измученные долгой дорогой путники подъехать к воротам, как те приветливо распахнулись, и навстречу неторопливо вышел высокий мужик, про которых обычно говорят верста с гаком, что в вышину, что в плечах.
— Гостейки дорогие, вечер вам хороший да монет золотых в мошну, — распахивая руки, громко сообщил он подъезжающим, собираясь захватить в богатырские объятия не только самих путников, но и лошадь заодно с динозавром. — Проходите на двор, найдётся тут для вас и постелька мягкая, и молочко свеженькое, и кашка с маслицем горяченькая.
— Это… да, отлично было бы, — Костя практично припомнил, что чем обильнее сервис, тем выше финальная стоимость услуг. Но сил отказаться от всего предложенного просто не было. Так что оставалось надеяться, что с них тут не сдерут три шкуры.
— Так чего ж вы медлите-то? — обиженно пробасил мужик и резво подхватил Костю, снимая его прямо с седла отнюдь не мелкого Ворона. — Давайте-ка в дом, мы там, чем богаты… сеймиг… Олаф там стол накроет.
Костя хотел, было, намекнуть, что и сам может ходить — так что тащить его через порог, словно невесту в первую брачную ночь, не слишком вежливо, но из-за медвежьей хватки, так и не смог что-то путное из себя выдавить. Сзади тихо рыкал, смеясь, мерзкий чёрный тираннозавр…
А мужик оказался на редкость проворным — мгновенно Костю отволок в горницу и тут же вернулся с Эми — та, кстати, против такого способа транспортировки ни капельки не возражала.
— А-а, гостейки наши, родные да долгожданные! — в чисто прибранную горницу со стороны второй комнаты, видимо, кухни, — вплыл круглолицый пухлощёкий мужик, тоже богатырских размеров.
Костя клаустрофобией не страдал, но в присутствии обоих хозяев двора почувствовал себя как-то неуютно. — Вы же того… в моечную пройдите, я там вам ручники белёные приготовил. И водичкой оболью, рученьки да ноженьки ополоснёте, да личики освежите.
Отмыться хоть немного хотелось, поэтому Костя, не споря, пошёл в моечную — большую каморку, что размерами могла посоревноваться с современной кухней. На стене висел большой ведёрный рукомойник — так что непонятно, зачем следом за ним поскакал один из хозяев хутора — водичкой облиться можно было бы и самостоятельно. А в центре каморки была выкопана приличных размеров ванная — то есть углубление, в котором запросто мог бы поплескаться любой из хозяев хутора, а уж Костя даже короткий заплыв проделать.
— Вот, давай лапочки, сейчас чистенький станешь, да свеженький, — ласково щебетал Олаф, ненавязчиво, но целенаправленно, приобнимая Костю то за плечи, то за талию.
— Да я сам, как бы, могу… — отнекивался Костя, стесняясь и смущаясь — как-то не привык он бить в рожу за сервис, пусть и назойливый, и непонятный. — Вы того… этого… не беспокойтесь.
Кое-как ополоснувшись, он категорически отказался от предприимчивого: «погоди малёк, я тут водицы нахлюпаю, да помяться целиком подсоблю… спинку потру… а то и баньку можно, Рогар дров ещё днём наколол», и, словно ошпаренный, выскочил обратно в горницу.
Эми уже сидела за шикарно накрытым столом, сплошь уставленным овощными салатами, да творогами — одних только сыров Костя насчитал четыре вида. А чего-то отдалённого напоминающего йогурт, вообще было мисок семь, и даже с разными начинками — в одной чашке ягоды чёрненькие плавали, в другой — красненькие.
— Просто рай для поклонников правильного питания и экологических продуктов, — проворчал он.
Ему, как и любому нормальному мужику, после трудовых подвигов, хотелось мяса. Да хоть курицу или пусть и шаурму, даже с перспективой долговременно посещения клозета. Но не травку же с молоком жевать?! Зато Эми, казалось, всем была довольна, бодро жевала салаты, точно коза на выпасе и смотрела на хозяев хутора без опаски, почти влюблёнными глазами. А от слов «омовение» вообще чуть от оргазма не пищала. «Курица, она курица и есть!», — с грустью прихлебывая овсяный кисель с малиной, думал путешественник.
Хотя хозяева вели себя предупредительно и добропорядочно, стараясь обслужить нежданных гостей так, словно те были ближайшими и самими дорогими родственниками — Косте было неспокойно. Слишком подозрительными казались сами мужики — сюсюкают, как будто с несмышленышами; и двор их — ну куда годится с таким заборчиком в лесу? Правда в сенях висел знак волков-оборотней… но есть же и дикие звери в таком глухом уголке мира, или звери тоже знали, с кем тут придется дело иметь…
Да, выглядели хозяева как-то необычно — и только случайно, при тускло мерцающих свечках, Костя понял, что ему так категорически не понравилось — у обоих мужиков были подведены чем-то сине-чёрным глаза, а ресницы пушились похлеще, чем у гологрудых красоток из популярных мужских изданий. «Вот же попа-а-ал! — подумал парень и решительно начал. — Мы тут спатки бы… — Костя сначала сказал, а потом поперхнулся — вот же привязчивая манера разговора! Сам не заметил, как начал сюсюкать подобно хозяевам хутора.
— Конечно-конечно, мои вы птенчики, — пухлощёкий всплеснул ладонями. — Я уже вам постелил. Давайте, до комнаток провожу, одеялком укрою, да колыбельную пропою.
— Это, пожалуй, лишнее, — нахмурился Костя, подозревая, что теперь и с колыбельной уснуть не сможет. Да и Эми ещё как-то странно лоб морщит и припоминает про кого-то шёпотом: «голубой олуша, голубой олуша», песня, что ли, такая, тогда зачем неопознаваемые рожи корчить?
Где уж тут уснуть нормально?
Но вида парень не подал, гордо прошествовал в свои покои, и даже собрался решительно укладываться спать. Вид видом, но кровать оказалась настолько мягкой, что буквально тащила бренное тело в свои тёплые пушистые объятия. Правда, решив, что безопасность превыше всего, Костя мужественно скатился на пол и, так не вставая, на четвереньках пополз к печке — хоть кочергу какую нащупать, для самообороны.
На стене, прямо над кроватью, было вырублено небольшое вентиляционное отверстие, а рядом на красивом, чеканной ковки, крючке висела кожаная плеть.
Парень огляделся: деревянный дом тихо хранил тайны. Вот плетёные стулья, кровать, застеленная пуховой периной, комод и сквозное отверстие со шнурком… все убранство живо напоминало что-то давно прочитанное и известное. Волосы встали дыбом, наподобие петушиного гребня на воротах. «Пёстрая лента!», — молнией пронеслась мысль в голове. Зачитанный в детстве до дыр Конан Дойль, быстро подсказал выход, и кровать, с громким скрипом, отъехала от подозрительной стены.
Решив не спать и прислушиваться ко всем сомнительным звукам, следопыт решительно уселся на полу, обнял снятую подушку и через некоторое время задремал…
— Ай!
Как заскрипела дверь, парень не слышал, зато явственно почувствовал, как на него кто-то тяжёленький уселся сверху, ухватившись за волосы ладошкой. Прежде чем сообразить, что хозяева хутора весят раза в три-четыре больше, и если бы хоть один из них шмякнулся на него, то запросто бы придавил, — Костя покатился по полу, пытаясь стряхнуть с себя наездника и подмять под себя.
— Ауй!!!
Противник, с трудом, но подмялся, зато не переставал сопротивляться, расцарапывая в кровь Костино лицо и руки.
— Эми?! Ты, что ли? — Костя, наконец-то, перехватил противника и чуть наклонился, чтобы разобрать в темноте, с кем имеет дело.
— Я! — отозвалась девушка, не переставая бороться. — А ты чего тут ползал? Я думала, ты в кровати дрыхнешь! — Костя приподнялся — да, сбитое на сторону одеяло от сочившегося из окна убогого лунного света выглядело, как лежащий на боку человек. — А к тебе кто-то ползет, и я решила тебя защищать! — вдруг разрыдалась девушка, больше от волнений, чем впечатлений от короткой, но яростной схватки.
— Да я тут… случайно… мимо проползал, — замялся Костя. Тем более, что кочерга непонятно куда отлетела. Да и хорошо, что отлетела, а то бы приложил спутницу, и чтобы потом делать?
— Давай, ложись тогда тут на кровати, а я покараулю.
Эми на джентльменский порыв кивнула, коротко чмокнула Костю в щёчку и бодренько полезла под подобранное с пола одеяло. Там, в пустой комнате одной, было очень страшно. Костя честно бдел рядом пару минут, слушая попискивание мышей под крышей и посапывание Эми.
Утром ребята проснулись одновременно.
Красный как рак, Константин открыв глаза обнаружил, что лежит на кровати в одних подштанниках и тесных объятиях Эми, мало напоминающих дружеские.
Двери комнатки были напрочь закупорены телами хозяев хутора, которые утирали скупые мужские слезинки с подведённых глаз и громогласно шептали: «Аааххх, какие же голубки!».