Крик ангела не материален, но Азирафаэлю казалось, что он его видит: как легкую дрожь воздуха, почти незаметную. но повсеместную и даже чуть-чуть вроде бы отливающую янтарем. Еле ощутимые все пронизывающие вибрации, словно воздух превратился в желе из бледной айвы, и если присмотреться краем глаза. то можно увидеть, как вздрагивают полупрозрачные блики на упругих ломтиках. Золотистые искорки, словно в глубине желтых глаз с вертикальным змеиным зрачком…
Крик не требовал от Азирафаэля приложения дополнительных сил, он просто был, и все. Он ничуть не мешал думать или говорить. Или делать что-то полезное.
Например — поменять пластиковые кассеты на капельнице.
Анальгетик, антибиотик, плазма, все тот же геополиглюкин и физраствор. Все как вчера. И руки у Кроули холодные — тоже как вчера. Холодные — это хорошо, это значит, что воспаления очаговые и общей лихорадки нет. Жаль, что ожоги обнаружил только сегодня. Хорошо, что обнаружил, и сегодня, а не завтра. Два самых больших — грудь с плечом и бедро, много мелких, на спине тоже есть. Не святая вода и не дьявольский огонь, обычные термические ожоги, мелкие вроде бы от сигарет. Солкосерил толстым слоем на все, лучше пока гель, чтобы пленкой схватилось. Хорошо, что с самого начала положил Кроули не прямо на простыню, а на почти воздушную упругую прослойку, сплетенную из силовых жгутиков, благодати и перьев. Удачно. Не смажется. И лишней боли не причиняет, что тоже немаловажно.
С глазами сложнее.
Пока была благодать — заливал ею, только вот кончилась она опять слишком быстро. Впитывалась, словно вода в промокашку или пересушенный песок самого центра пустыни, миг — и нет ее, снова сухо и воспаленно. И в целом, и в черно-красных провалах между заломленными бровями и скулами, о которые можно порезаться. Благодать кончилась. А боль и воспаление так никуда и не делись. Что ж, значит, и их тоже следует убирать человеческими методами. Несовершенными и малоэффективными, но лучше такие, чем вообще ничего. И даже мазь подходящую Азирафаэль уже нашел. И нанес — пока что тонким слоем, отслеживая реакции человеческого тела Кроули и скорость впитывания.
Потому что оставалась все та же проблема с “не навреди”.
Азирафаэль сел в стоящее у дивана кресла и осторожно взял Кроули за руку под довольно убедительным предлогом: надо же было проверить, как срастаются выправленные и закрепленные благодатью и эфирными слойками пястные кости. Насчет фаланг он почти не волновался, их сцепил по горячему еще в Том Самом Коридоре и бухнул с избытком, а вот при вправлении пястных благодать уже пришлось экономить по жесткому, не заливать. а буквально обмазываться, словно рачительная хозяйка — блинную сковородку перышком, которое макнула в масло.
Вроде бы нормально. Сдвигов нет, неверных сращений нет. Впрочем, даже если и были бы, Кроули сможет с ними справиться потом, когда придет в себя, сейчас важнее другое…
Мазь была человеческой, а глаза у Кроули змеиными. И вот тут возникал вопрос: а не логичнее ли использовать мазь, предназначенную для змей? Не эффективнее ли?
Азирафаэль вздохнул. Подумал. Прислушался. И решил, что. пожалуй, все-таки нет.
Да, глаза у Кроули были змеиными, но как раз этих змеиных глаз у него сейчас и не было. А тело-то его было вполне человеческим, стандартной модификации, такие выдавали ангелам если и не от начала времен, то уж от создания Адама точно. Так что, наверное, Азирафаэль все-таки все сделал правильно. Впрочем, он на всякий случай прошерстил ветеринарный дайджест в разделе оказания срочной помощи экзотическим питомцам и теперь знал, что по составу человеческая мазь от предназначенных для рептилий отличалась не сильно, разве что по концентрации. Ну что ж, никто ведь не запрещал ему слегка увеличить эту самую концентрацию невинным маленьким чудом? Еще клочок перьев из подмышки архангела. Ничего. Гавриил переживет.
Он чувствовал себя вымотанным и опустошенным, второй день подряд. Очень хотелось лечь. Закрыть глаза. Необязательно заснуть, хотя это было бы великолепно (как говорится: то, что ангел прописал), но хотя бы просто лечь. Однако пока что лечь ему не светило: были еще дела, и срочные
Следовало заняться гнездом.
Гнездо есть у каждого ангела. Оно не обязано выглядеть как настоящее птичье гнездо (хотя некоторые ортодоксы до сих пор используют для их создания исключительно пальмовые и оливковые ветви и собственные перья), это просто место, в которое тебе приятно возвращаться, в котором ты чувствуешь себя защищенным, в котором у тебя всегда хорошее настроение, все проблемы решаются словно сами собой и даже чудесить выходит намного проще (та же истраченная благодать, например, в гнезде восстанавливается куда быстрее).
Последние полтора с лишним века гнездом Азирафаэля был книжный магазин — весь целиком, от выщербленных ступенек перед входной дверью и до потертого ковра на полу задней комнаты, именно потому и защиту он наложил на весь магазин, даже не задумываясь о том, что сфера меньшего диаметра потребует и меньше усилий. И дело тут было вовсе не в том, что усилия подразумевались не его собственные. Ну, почти не его. Будь у него необходимость тратить на защиту собственную благодать — ничего бы не изменилось, он точно так же накрыл бы весь магазин целиком. Даже если бы пришлось выгрести все до последней крупицы и вообще наизнанку вывернуться. Гнездо есть гнездо, его нельзя рвать на куски, считая какой-то более ценным.
Диван в задней комнате, на котором сейчас лежал Кроули, был хороший: широкий, удобный, мягкий. И Кроули он всегда нравился, еще один плюс. При своих участившихся визитах тот предпочитал сидеть именно на нем, а не в одном из кресел. Элемент узнавания задействован. Отлично. Азирафаэль уложил Кроули именно на этот диван неосознанно, но очень правильно уложил.
Только вот для гнезда был этот диван слишком открытым с передней стороны, слишком… незакольцованным. Даже с придвинутым креслом он все равно оставался таким, недоделанным, незакрытым. Но если выстроить перед ним загородку (например, придвинув вплотную невысокий книжный шкафчик или комод) — до Кроули станет сложно добираться.
Подумав, Азирафаэль подтащил к дивану еще одно кресло, с другого бока, развернув его лицом к первому — буквой П, чтобы между ними можно было пройти. Подушки, пледики… По кругу, еще один барьер закольцовки. Кроули против них обычно не возражал, ехидничал только, пихая под бок или голову, а значит — пусть будут. Ну и перья, пусть даже и белые. Какое-никакое, а гнездо.
Азирафаэль иногда задумывался: каким может быть гнездо Кроули, если оно у него вообще есть? Наверное, есть, ангелу без гнезда неуютно, даже падшему. Но никогда не спрашивал: о таком не принято спрашивать, гнездо — дело личное, почти интимное. Его каждый ангел делает сам для себя и так, как хочет сам. Уже одно то, что Азирафаэль сделал нечто подобное для Кроули, было вопиющим нарушением традиций, и оставалось только надеяться, что тот потом поймет, учтет сложившиеся обстоятельства и… и простит. Может быть.
Впрочем, даже если и нет, сейчас это было неважно. А важным было то, что эфирное тело в гнезде восстанавливается намного быстрее, даже в чужом гнезде. Конечно, в личном кроулевском гнезде восстановление пошло бы в разы быстрее, но где его взять, то личное? Кроули не скажет, больше спрашивать некого. А здесь хоть и не свое, но вроде как бы не совсем и чужое: привычный диван, привычные подушки… Вроде как частично уже почти и свое, все лучше, чем совершенно чужое или вообще никакого. И значит — пусть будет. С остальным можно разобраться и потом.
Например, с черной бентли, что припаркована напротив закрытого входа в книжный с таким видом, будто стояла тут от начала времен. Хотя на самом деле еще вчера ее тут и в помине не было..
0
0