Рай, по сути, был прекрасным местом, где мы с Шерлоком Холмсом и достопочтенной миссис Хадсон стали совладельцами небольшого двухэтажного коттеджа: практически точной копии лондонской квартиры по адресу Бейкер-стрит 221В.
Пожилая леди пришла в неописуемый восторг, когда перед строем бравых ангелов, больших почитателей сыскного таланта моего друга, нам торжественно вручили три связки новеньких блестящих ключей от нашего (теперь уже окончательно и бесповоротно) постоянного жилища.
Пернатые поклонники постарались на славу: среди привычных вещей то тут, то там мы неожиданно наталкивались на приятные сюрпризы в виде внушительной коллекции великолепных трубок или шкафчика с ячейками, содержащими сто сорок сортов благоухающего табака. На кухне появились столовые приборы из стерлингового серебра и изысканный ворчестерский фарфор. Милые декоративные фигурки, выпущенные мануфактурой «Дерби», и роскошные обюссонские ковры украсили женскую половину дома. Однако подобные находки радовали лишь меня и миссис Хадсон. Холмс, конечно, был признателен, но, в отличие от нас, совершенно несчастен. Никакие материальные блага не могли компенсировать существенный недостаток новой жизни: к великой досаде моего друга расследовать в Раю было нечего. Ангелы не совершали преступлений. Даже самых будничных и заурядных. Совершенно никаких. С точки зрения любого здравомыслящего человека это было замечательно. Но с точки зрения сыщика, когда-то направившего все свои недюжинные умственные способности на поиски разгадок мрачных тайн столетия, такая безоблачная идиллия представлялась сущим адом.
Написав несколько десятков монографий по прикладным наукам, связанным с криминалистикой, и пару статей о татуировках и зубных гравировках, свойственных ангелам, он, в конце концов, не выдержал убаюкивающего ритма местной жизни, поддался скуке и захандрил, впав в состояние меланхоличного созерцания мира, граничащее с депрессией.. Холмс и раньше поднимался с постели поздно, но теперь мог сутками лежать на незаправленной кровати, кутаясь в мятый красный халат, задумчиво изучая сложный рисунок трещин, испещрявших штукатурку потолка, или часами извлекать из скрипки Страдивари душераздирающие звуки, доводившие миссис Хадсон до нервного тика.
Самая совершенная мыслящая «машина» — сломалась.
Единственным развлечением, способным его ненадолго взбодрить, стали регулярные визиты добрейшего ангела Азирафаэля, ценившего не только детективный талант моего друга, но и писательские труды вашего покорного слуги. Иногда, в нарушение правил, запрещавших бывшим смертным покидать границы Рая, он, каким-то образом обнаружив лазейку в охранной системе, забирал нас вниз, безоговорочно поверив честному слову двух джентльменов, что про посещения букинистической лавки в Сохо мы будем молчать как рыбы.
Вероятно, упоминание о данном факте никогда не появилось бы на страницах моих «Записок», над которыми, как вы уже догадались, я продолжил работать, даже пребывая на небесах, если бы не приключившаяся с нами история, некоторым образом связанная с необычным знакомством, состоявшимся именно в этом уютном местечке.
***
Время, проведенное на Земле, пролетало незаметно: мой друг с головою погружался в изучение старинных фолиантов, десятилетиями пылившихся на полках магазина, или запоем читал современные справочники и энциклопедии по естественным наукам. Думаю, ангел, мало интересовавшийся химией, анатомией, логикой и криминалистикой, намеренно пополнял свои обширные книжные запасы этой весьма специфической литературой, проявляя таким образом своеобразную заботу о Холмсе.
Столкнуться с покупателями мы не боялись. Они уходили прочь, увидев на дверях табличку: «Закрыто на учет. Приношу глубокие извинения».
Поэтому представьте мое потрясение и смятение, когда однажды посреди холла букинистической лавки вдруг беззвучно возникла худосочная фигура демона. От неожиданности я потерял дар речи. А когда этот странный медноволосый субъект, затянутый в вызывающе узкие черные джинсы и не менее облегающий черный пиджак, вульгарной походкой подошел к потертому креслу и, бесцеремонно развалившись на нем, с апломбом заявил: «У тебя гос-с-сти? Мог бы и предупредить…» — я автоматически попытался нашарить за отворотом сюртука свой армейский револьвер, с ужасом осознав, что оружие осталось в Раю, и мы совершенно беззащитны перед угрозой, внезапно возникшей на нашем пороге.
— Успокойтесь, Уотсон! — Хрипловатый голос Холмса вывел меня из ступора. — Думаю, ваш револьвер был бы здесь бессилен. Тем более, по моим скромным наблюдениям, перед нами, по-видимому, старинный друг господина Азирафаэля? — заметил он.
— Друг? Да это же демон, Холмс! Вы разве не обратили внимания на его змеиные глаза и татуировку на виске? — воскликнул я, рассматривая адское создание, спокойно крутящее в изящных пальцах дужку очков с темными, практически чернильно-черными стеклами.
— Конечно обратил, — хладнокровно ответил Холмс. — Но еще я обратил внимание, что он совершенно свободно ориентируется в помещении, а значит, приходит сюда не впервые. И самое главное: наш гостеприимный хозяин хоть и удивлен, но абсолютно не обеспокоен его неожиданным вторжением, — закончил он, бросив быстрый взгляд в сторону пухленькой фигуры, вынырнувшей из-за книжных полок.
Как всегда потрясенный дедуктивными способностями Холмса, я, ожидая подтверждения его слов, весьма невежливо уставился на ангела.
— Вы абсолютно правы, сэр, — кивнул мистер Азирафаэль Холмсу и почему-то покраснел. — И я в полном пролете от ваших логических выводов.
Я попытался расшифровать смысл последней фразы, произнесенной ангелом. Он уже не единожды приводил меня в замешательство своими витиеватыми лексическими конструкциями.
— Нужно говорить «в улете», — сверкнул белозубой улыбкой демон. — И почему тебя тянет использовать эти новомодные словечки?
— Мой дорогой, меня поправляешь только ты! — Мистер Азирафаэль обиженно посмотрел на гостя и сложил холеные руки на животе. — Остальным нравится.
— Я — не все, — нагло заявил незваный посетитель. — Остальные просто не хотят тебя расстраивать. — Он легко вскочил с кресла. — И, может, ты нас все же представишь друг другу?
— Ах, господи, конечно! — засуетился, еще больше смущаясь и покрываясь пунцовым румянцем, наш добродушный хозяин. — Это — Энтони Кроули. — Он нервно взмахнул рукою, указывая на вертлявого гостя, нетерпеливо пританцовывающего у кресла. — А это — знаменитый сыщик мистер Шерлок Холмс и его близкий друг и помощник — доктор Джон Уотсон. Я тебе о них много рассказывал. Ты ведь помнишь?
— Ну еще бы. Значит, друг и помощник? Любопытно. — Немигающие золотые глаза впились в Холмса, как будто могли проникнуть в глубь его души. — Действительно, друг. — Демон усмехнулся, поймав ответный пристальный взгляд, затем сделал рукой небрежный жест, словно приподнимая невидимую шляпу, и опять вальяжно растекся по креслу. — Где-то я уже слышал подобную историю, — загадочно закончил он. — А теперь, когда условности соблюдены, предлагаю слегка поднять градус у этой унылой вечеринки и выпить за знакомство. — Он, щелкнув пальцами, материализовал на журнальном столике целую батарею пыльных бутылок односолодового виски и сортового вина «Шатонёф-дю-Пап».
Смысл переглядываний между Холмсом и мистером Кроули ускользнул от меня, а еще немного погодя этот поединок взглядов вообще вылетел из моей головы, так как последующее употребление алкогольных напитков в смертельных для живых людей дозах стерло не только многие границы, но и частично память. У меня, во всяком случае, точно.
— Над’юсь, вас не смущает моя сомнит’льная компания? — спустя несколько часов заплетающимся языком поинтересовался демон.
— Абс’лютно нет, сэр, — любезно ответил уже изрядно захмелевший Холмс. — Предр’ссудки несовместимы с логикой. Особенно, если выпал шанс поговорить с в’сьма интересным оккультным существом.
И, действительно, к моему глубокому удивлению они быстро нашли темы для общения. Ехидный и острый на язык демон оказался достойным оппонентом в жарких спорах, а наличие добрых ностальгических воспоминаний «о той пр’красной эпохе» и многочисленных общих знакомых моментально сблизило их еще больше.
Я с наслаждением наблюдал, как величайший ум викторианской Англии, долгое время находившийся в спячке, буквально расцветал на глазах, столкнувшись с прекрасным собеседником, способным оценить его интеллект и поддержать научные изыскания. А уж в мастерстве подмечать мелкие детали — мистер Кроули ненамного уступал моему другу.
Они живо обменивались мнениями о людях и событиях прошедших лет, описанных мною в небезызвестных читателям рассказах: «Голубой карбункул», «Камень Мазарини», «Скандал в Богемии». И где-то ближе к утру даже выяснили, что с Ирэн Адлер, особой весьма шатких моральных устоев, мистер Кроули многократно пересекался по каким-то своим адским делам. Демон очаровал Холмса (если слово «очаровал» вообще применимо к описанию эмоций, испытываемых такой прагматичной натурой).
Со своей стороны я, безмерно радуясь приподнятому настроению друга, легко простил мистеру Кроули некоторую заносчивость и беспринципные, хотя и меткие, высказывания в адрес некогда знакомых мне дам и джентльменов.
На смену увлекательному вечеру пришла ночь, а затем промозглое лондонское утро.
Когда настало время прощаться, весь выпитый алкоголь — по щелчку пальцев демона — мгновенно выветрился из наших организмов. Домой мы поднимались абсолютно трезвыми, успокоенные его напутственной речью: «Без паники. Уважаемая миссис Хадсон носа не подточит».
Знакомство с мистером Кроули волшебным образом избавило Холмса от продолжительных приступов апатии, к нему вернулся здоровый сон и аппетит. Не будь я уверен, что молитва может навредить адскому созданию, я бы на него помолился.
Прошло несколько лет.
Мы регулярно совершали дерзкие вылазки на Землю. Магазинчик ангела, шуточно прозванный Холмсом клубом «Загробный Диоген», стал нашим вторым домом.
Выпивка и разговоры чередовались с ожесточенными сражениями в шахматы или покер.
Мягкий уживчивый характер мистера Азирафаэля был мне гораздо ближе, чем горячий порывистый нрав его лучшего друга, поэтому мы с ангелом частенько просто наблюдали со стороны, неспешно потягивая марочные вина, как сходились не на жизнь, а на смерть за шахматной доской или игральным столом два близких нам существа.
Если шахматные партии проходили в атмосфере напряженной умственной деятельности с переменным успехом, то покер был непредсказуем. Холмс и мистер Кроули блефовали вдохновенно и виртуозно, да и шулерством не брезговали, периодически «ловя» друг друга за руку. Настоящие чудеса безусловно были под запретом: приветствовалась и поощрялась лишь ловкость рук. За этим строго следил милейший Азирафаэль. Иногда мы присоединялись к карточной партии, чтобы немного остудить пыл разошедшихся игроков.
Как-то само собой получилось, что в задней комнате магазинчика постепенно возникла целая химическая лаборатория, где Холмс часами с упоением занимался какими-то жутко вонючими опытами, привлекая к своим экспериментам демона. Мистер Кроули оказался просто кладезем информации о всевозможных органических и синтетических ядах. Единственно, что, несмотря на все старания и хитрости, не сумел вытянуть из него Холмс — ядовит ли укус самого слуги ада, когда он принимает свое истинное обличье. Мистер Кроули избегал прямого ответа с лукавством и изворотливостью настоящего змея.
Зато он охотно делился изобилующими отвратительными подробностями историями о тысячах жестоких способов лишения жизни людей, свидетелем коих ему и ангелу довелось стать за шесть тысяч лет существования Земли. После таких экскурсов в прошлое Холмс, возвращаясь домой, едва успевал записывать и каталогизировать эти затерянные во мраке веков трагические случаи. Монографии по криминалистике текли из-под его пера нескончаемым потоком.
— Мой дорогой Уотсон, — периодически сетовал он, любовно поглаживая корешки тетрадей, полных странных знаков, формул и символов, нацарапанных совершенно нечитаемым почерком, — вы даже не представляете, какой находкой для детектива или полицейского может стать каждая глава этих бесценных трудов. Это был бы величайший прорыв эпохи. Величайший! — И Холмс с фанатичным рвением вновь углублялся в свои записи.
Такие пламенные речи заставляли меня мысленно возвращаться к волнующим сердце воспоминаниям и искренне скучать по временам, когда наши расследования будоражили умы тысяч обывателей Лондона, а иногда и целой Англии. И если тоска о прошлом охватывала даже мою, самую посредственную душу, то каково приходилось гениальному детективу, чей мозг генерировал идеи без отдыха днем и ночью?
Я с печалью осознавал, что Шерлоку было жизненно необходимо поучаствовать в каком-нибудь расследовании. В любом. Хоть в самом маленьком и захудалом. На полтрубки…
И в одно прекрасное утро чудо произошло.